ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 17 глава




Сет видел все. Картины под запыленными полотнищами висели по красным стенам в тусклом багровом свете, который просачивался сквозь узорчатое стекло абажуров. В точности так он и оставил все в прошлый раз. Как ни странно, миссис Рот будто не замечала картин. Она по-прежнему жаловалась на темноту и прижималась к Сету. Голова старухи доходила портье всего лишь до нижних ребер. Искорка сочувствия зажглась в груди Сета, но он затоптал ее, прекрасно сознавая, что между ними нет и не может быть ни дружбы, ни уважения. Старуха презирает его, просто сейчас он ей нужен. Утром она нажалуется Стивену, и тогда всякая связь между Сетом и сокровищами этого священного места будет разрушена.

– Вы что-нибудь видите?

Голос у миссис Рот дрожал, в нем звучала мольба.

– Кто здесь? – спросила она темноту, и этот глупый крик словно бы поглотили стены коридора.

– Миссис Рот, а кто здесь жил?

– Один ужасный человек.

Она говорила смущенно и испуганно. Страх и боль кляпом заткнули ей рот, заставили наклонить голову, как будто вынуждая вспоминать что-то по-настоящему болезненное. Старуха ссутулилась еще сильнее, чем прежде.

– Мы не хотим, чтобы он вернулся.

Сет довел миссис Рот до середины коридора. Она дышала так тяжело, будто испытывала невыносимое напряжение и преодолевала невиданное сопротивление, всего-навсего шаркая тапочками по коридору между красными стенами. Стенами, которых не замечала. Сет слышал, как она постанывает.

– Здесь ведь жил художник?

Старуха ничего не ответила, глядя на закрытые двери.

– Вы его не любили. Наверное, просто не понимали. Так расскажите же, кто он был, миссис Рот, этот ужасный человек? И что вы с ним сделали?

– Я не хочу о нем вспоминать, не спрашивайте меня больше. Только не здесь. Я купила эту квартиру, чтобы избавиться от него. – И тут ее голос упал почти до шепота. – После того, как он ушел.

– Что он сделал, миссис Рот?

– Заткнитесь! – неожиданно взвизгнула она и указала на дверь комнаты с зеркалами. – Там! Неужели вы не слышите? Я слышу, он там, он смеется. Не может быть! Мы ведь избавились от него!

Сет вздрогнул от страха, который она излучала. Старуху трясло. Она побелела и настолько ослабла, что Сет практически держал ее на руках – куклу из папье-маше с бамбуковыми конечностями.

– Он не мог вернуться! Это не он, кто-то просто разыгрывает нас. Мы же избавились от него, мы не позволили ему остаться здесь. Откройте дверь. Откройте эту дверь и зажгите свет. Я хочу видеть. Я не верю.

Сет колебался: он знал, какая сила заключена в комнате. Даже стоя по эту сторону двери, он весь напрягся от неприятного предчувствия, миссис Рот же вовсе обезумела от страха. Она тряслась, прижимаясь к нему. Старуха сказала, что кто-то смеется. Но Сет не слышал никакого смеха… Только ветер. Ну да, вой ветра вдалеке. Казалось, на них идет нечто ужасно холодное, словно неведомое черное море наползает гигантской приливной волной, которая проходит прямо над ними, но почему-то и под ними тоже.

– Нет, здесь опасно. Надо уходить, – в отчаянии прошептал он старухе.

– Откройте! Откройте дверь. Я хочу посмотреть! Этого не может быть. Он не мог вернуться!

Она впадала в истерику. Идеально уложенный купол седых волос растрепался, жалкие остатки крови в ее венах как будто отхлынули от поверхности кожи. Казалось, она сейчас упадет: все ее тело приобрело серый оттенок, глаза закатились.

Нельзя стоять столбом, пока она вопит во весь голос. Она разбудит соседей. Возможно, уже сейчас кто-нибудь из жильцов колотит в дверь Стивена или звонит на стойку портье. Или, хуже того, в полицию. Сет снова теряет контроль над ситуацией, контроль над этой тупой, ударившейся в панику старой мымрой. Гнев пришел на смену страху и неловкости. Гнев поможет ему, он справится.

– Ладно, ладно, – проговорил Сет, стискивая зубы.

Он протянул руку и схватился за холодную латунную ручку двери. Но когда он уже собирался одним решительным движением повернуть ее, она вырвалась из пальцев. Дверь распахнуло изнутри с такой силой, что они со старухой хором вскрикнули.

 

Сет неподвижно сидел за своей конторкой, глядя на стеклянные входные двери и на сине-черное светлеющее небо за ними. Его била дрожь. Она зарождалась где-то глубоко внутри, затем расходилась и охватывала все тело. Раскаленные лампы под потолком потрескивали. Где-то на улице взревела мотором мощная машина и затихла вдалеке.

Сету хотелось, чтобы в голове прояснилось, но он был не в силах даже следить за действием на телеэкране. Там мелькала бессмысленная мозаика из огоньков и красок, доносились далекие голоса Картины в его в голове были куда интереснее. Образы не желали исчезать или замирать, они так и сменяли друг друга, восстанавливая события, которые так стремительно развернулись вокруг него в шестнадцатой квартире.

Сет помнил, как, подчиняясь инстинкту, отпрыгнул назад, подальше от темного, пустого прямоугольного пространства за средней дверью. Во всяком случае, так это запечатлелось в памяти. Комната не успела материализоваться, когда дверь вырвало у него из рук исходящим изнутри нетерпением.

Затем Сет увидел, как падает миссис Рот: медленно заваливается на бок, сползает на мраморные плитки у его ног. Молча, ни разу не позвав на помощь. Она даже не выставила перед собой руки, чтобы смягчить удар, – просто с громким шлепком рухнула на твердый пол и замерла лицом к двери. Она казалась потрясенной. Губы ее шевелились, но старуха не издавала ни звука.

Сет заглянул в комнату. Тусклый красноватый свет из прихожей едва проникал сквозь дверной проем, за которым угадывалось мерцание далекого зеркала и очертания длинных, темных прямоугольников на противоположной стене. Как будто прочная, осязаемая материя внезапно возникла внутри того пространства, что недавно казалось черным и пустым. На короткий миг Сет поверил, что видит, как нечто быстро проносится между косяками, перемещается справа налево, нависает над ним. Нечто плохо различимое издавало шорох, почти неуловимый за шумом приближающегося ветра.

– Быстрее, Сет! Быстрее! У нас с ней договор, я же тебе говорил. Так что поспеши, приятель. Давай ее туда, затаскивай внутрь. Времени мало, – наставлял за спиной мальчик в капюшоне.

Миссис Рот тоже что-то увидела. Лицо ее так побелело, что стало похоже на гипсовую посмертную маску. Глаза старухи, казалось, вылезают из орбит, пока она, не мигая, смотрела в открытый дверной проем. Длинная нитка слюны свешивалась из угла рта и почти касалась пола. Теперь она издавала утробные стоны, похожие на крики животного. Перепуганного раненого животного, которое силится сделать вдох поврежденными легкими и в то же время зарычать на охотника.

Сет почувствовал к ней отвращение. Ему было мерзко подобное проявление бессилия, захотелось отодвинуться от изломанной на полу фигуры.

Она его не слушала, ни словечка – сама напросилась. Глупой суке здесь не место. Он пытался ее остановить.

– Сет, Сет! – проговорил мальчик торопливым свистящим шепотом. – Давай быстрее, тащи ее туда. Избавься от старухи. Надо торопиться: Вихрь недолго простоит открытым, а она здорово расшиблась, у тебя будут неприятности. На тебя повесят обвинение. Вперед, пошевеливайся.

Последние слова прозвучали убедительно. Сет опустился на колени рядом со старухой и протянул руки к узким, угловатым плечам. Он действовал, подчиняясь инстинктивной уверенности, что, как только затащит ее в комнату, проблема будет решена. Раз и навсегда.

Миссис Рот застонала, когда он попытался ее сдвинуть, но так; и не отвела взгляда от дверного проема. Под тканью ночной рубашки она оказалась такой худой и жесткой. Полы халата распахнулись, было трудно ее ухватить.

– Быстрее, Сет, еще быстрее! Занеси ее внутрь и закрой дверь. Ты должен это сделать. Вперед! Скинь туда эту суку!

В отчаянном желании положить конец своему смятению, страху, этой бесконечной борьбе рассудка с обманом, Сет сунул ладони ей под мышки, вздернул на ноги перед собой и развернул лицом к комнате. Обмякшая, неподвижная, а теперь еще и удивительно молчаливая, миссис Рот висела у него на руках с открытыми глазами, а он готов был отдать ее темноте за порогом.

«Если пожилой человек упал, ни при каких обстоятельствах его не перекладывайте». Сет помнил инструктажи по оказанию первой помощи, какие проводили для портье внизу. «Он может быть в шоковом состоянии». Что, если миссис Рот сломала шейку бедра? Нет, теперь все это не имеет значения. Все это далеко в прошлом.

– Вот так, запихивай эту суку внутрь, – приговаривал мальчик в капюшоне, задыхаясь от возбуждения и заходясь невеселым смехом. – Но только не поднимай глаза, Сет. Только не смотри.

Сет повиновался. Понимая, что может разом покончить с досадной помехой, какую представляет старуха, Сет шагнул вперед. Не останавливаясь, не глядя ни влево, ни вправо, ни вверх, он промаршировал на середину комнаты и там положил миссис Рот на пол.

Казалось, он движется во сне. Тело Сета сделалось невесомым, воздух странным образом сгустился вокруг, такой невыносимо холодный, что замораживал даже дыхание.

Все это было лишено смысла, но понимать ничего не требовалось, потому что Сет немедленно стал повиноваться правилам этого пространства и делать то, что должно. Делать то, о чем его просили. Делать то, что было необходимо сделать в комнате, потолок которой – это он знал наверняка, даже не глядя, – исчез и сменился жутким вращением воздуха и невнятных голосов. Обрушиваясь вниз со многих миль, холодный бездонный вихрь у него над головой закручивался внутрь на путающей скорости, подбираясь все ближе, опускаясь. Сет уже слышал этот звук, но тогда принял его за работающее вдалеке радио. Теперь он знает наверняка, что это такое – бесконечность, которую он видел на картинах, развешанных по красным стенам коридора. В вихре заключались такие сила и энергия, перед которыми Сет ощутил себя еще меньше и ничтожнее, чем перед любым другим чудом природы.

Сет резко развернулся и бросился обратно в коридор. Он проскочил в дверной проем. Ноги подкашивались, он понимал, что выбрался наружу только потому, что его выпустили из комнаты. Сет упорно смотрел в пол, поэтому, когда дверь дернулась, отрезая темное пространство, он так и не разглядел толком, что же внезапно пронеслось через комнату и заслонило миссис Рот, а затем увлекло наверх.

Ее крик звучал недолго. Он начался с низкой ноты, сделался выше, завибрировал, после чего резко оборвался. Вслед за тем раздался громкий щелчок, а потом сухой хруст, и Сету представился свежий стебель сельдерея, разломанный сильными руками. И еще хворост, который мельчат, чтобы положить в миниатюрный камин.

А потом взревел ураган, этот невообразимый вихрь. Оглушительно затрещали статические разряды, и возникло ощущение, что какие-то силуэты утаскивают прочь – их голоса ударом хлыста распороли воздух на таком внезапном крещендо, что Сет нисколько не сомневался: все жильцы Баррингтон-хаус подскочили в кроватях. Финальный вопль достиг ошеломляющей силы, и Сет съежился в ожидании, когда из окон посыплются стекла.

Но ничего не посыпалось. Не успел шум так же неожиданно смолкнуть, как Сет услышал топот множества копыт, спешащих к тому месту, где он оставил миссис Рот.

Вытерпеть тишину, опустившуюся следом, было еще сложнее, чем все прежние шумы, из-за которых у Сета совершенно онемели конечности. Это была не спокойная тишина. Наоборот, она полнилась ожиданием. И пока она длилась, Сет мучился вопросом, когда же наконец закончится та мерзость – в чем бы она ни состояла, – какая вершится по другую сторону двери.

Мальчик в капюшоне сдвинулся с того места, где застыл, отдавая приказания. Теперь он стоял рядом с Сетом, который поморщился от резкого запаха пороха и жженого картона.

– Ты все правильно сделал, приятель.

Мальчик захихикал, и капюшон задрожал от какого-то шевеления внутри. Сет был рад, что ему не надо туда смотреть.

– Эта тварь схлопотала по заслугам. Скотина. Старая скотина. Он будет нами доволен, дружище. Он давно хотел заполучить старую суку. Но теперь зайди и все там прибери. Ты еще не закончил, приятель.

Придется снова войти в комнату. И все вычистить. Сета била чудовищная дрожь, он закусил нижнюю губу, чтобы не разразиться рыданиями, готовыми сотрясти его от головы до пят.

– Давай, Сет. Пошевеливайся, пока тебя не застукали, приятель.

Прижав ухо к двери зеркальной комнаты, Сет напряженно пытался уловить сквозь толстую древесину хоть какой-нибудь звук, выдающий незримое присутствие. Он нисколько не сомневался, что если услышит что-нибудь, то бросится бежать и не успокоится, пока не оставит дом далеко позади. Но – ничего. Только постепенно оправившись от потрясения и пережитого страха, Сет вспомнил о миссис Рот. Старухе, лежащей на полу квартиры, в которую он не имел права заходить. Женщине, теперь ужасно искалеченной или даже хуже. Сет открыл дверь.

Он увидел миссис Рот на полу. Она лежала, съежившись, примерно в той же позе, в какой он оставил ее: на боку, лицом к зеркалу. Зеркалу, в котором ее лицо искажала гримаса такого страха, что Сет снова едва не услышал жуткий крик. А выше отражения миссис Рот – неподвижной кучи тряпья и похожих на палочки конечностей – он уловил какой-то неясный промельк.

Внутри прямоугольного серебристого тоннеля, созданного противолежащими зеркалами, что-то мельтешило, словно кадры со старой кинопленки. Но то, что, как ему показалось, он видит, исчезло, не успел Сет сделать пару шагов по комнате. Даже после всего, что ему довелось услышать и увидеть в этом месте, Сета мутило от ужаса перед кем-то длинным и бледным, с развевающимся красным полотнищем вместо головы, кто уходил в недра зеркального коридора. Он волок за ногу обмякшее тело в светло-голубом, уносил его в глубины иного мира.

Сет развернулся и быстро огляделся по сторонам, окинул взглядом все восемь открытых картин по бокам от зеркал, висевших в центре каждой стены. Внутри его все замерло, прихлопнутое силой, какой веяло от образов на картинах.

На полотнах было изображено одно и то же лицо, но на разных стадиях распада в чудовищном вздыбленном вихре, кружащем так быстро, что мясо слетало с костей вернее, чем в ацетиленовой горелке. Казалось, полное разрушение плоти над сидящим телом произошло мгновенно. На восьми портретах было последовательно запечатлено, как голова разваливается на части, разрывается и всасывается в вихрь, тогда как тело остается привязанным к стулу. Сет узнал отдельные фрагменты расчлененной головы. Это была миссис Рот.

Сет закрыл глаза и встряхнулся, затем потер лицо.

«Не смотри туда».

Он опустился на колени, потряс и позвал старуху, однако не добился ответа от остывшего тела, спеленатого голубым халатом. Глаза миссис Рот были открыты, но Сет решил не смотреть в них, ни в отраженные, ни в реальные. Ужас растягивал лицо старухи в гримасу крика, не успевшего вылететь из безгубого рта.

Не тратя времени даром, Сет подхватил этот мешок костей с болтающейся головой и быстро вышел из шестнадцатой квартиры, затем поднялся на лестничный пролет, вошел в распахнутую дверь восемнадцатой и дотащился по коридору до спальни хозяйки. Он положил труп в ногах кровати так, будто старуха тяжело упала, потеряв равновесие, и ткнулась головой в пол. Даже маленькая Айми не услышала шума, пока он проделывал все это. Наверное, замученная медсестра могла реагировать только на звон колокольчика.

Сет отступил назад и полюбовался своей работой. Довольный положением иссохшего, изломанного тела, запутавшегося одной ногой в простынях, он развернулся и быстро вышел из квартиры. Сет аккуратно затворил за собой входную дверь, после чего снова спустился вниз, в шестнадцатую, чтобы скрыть следы своего пребывания в ней и занавесить картины в зеркальной комнате. Сет пообещал себе, что не откроет глаза, приближаясь вплотную к этому перекошенному ужасом лицу, на котором еще не просохли краски.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

 

– Они убили его, Майлз. Они его прикончили!

Майлз застыл, не успев снять пиджак.

– Кто? О ком ты?

Эйприл задыхалась, говорила бессвязно – и сама это понимала, – но не могла остановиться с того момента, когда Майлз вошел в гостиничный номер.

– Муж моей бабушки, Реджинальд, муж миссис Рот и Том Шейфер. Люди, которые жили в доме, в Баррингтон-хаус. Они его убили! Пришли, чтобы поговорить с ним об этих кошмарных снах, о тенях. Они считали, что это он напустил в дом привидения. В точности, как бабушка описывает в своих дневниках. Все у них изменилось, когда приехал он. Потом с ним произошел некий несчастный случай, после чего все стало еще хуже. Разве ты не понимаешь, о чем я говорю?

– Нет, не понимаю.

– Соседи убили его. Они видели картины у него в квартире. Они, должно быть, уничтожили их, сожгли, а затем расправились с ним самим. Никуда он не исчезал, они просто его убили!

– Милая моя, прошу тебя. Дорогая, присядь – вот сюда. Успокойся, помедленнее. В твоих словах нет смысла, это какой-то бред сумасшедшей.

Но Эйприл металась из стороны в сторону.

– Она не собиралась рассказывать, но ей очень хотелось. Какая-то часть ее существа мечтала исповедаться. Она такая старая, Майлз. Но она вовсе не в маразме. О нет! Ум у нее острее бритвы. Она прекрасно сознает, что делает. Боже мой, как она контролирует всех и вся, но не может держать под контролем свою совесть. У нее нечистая совесть. Она хотела кому-нибудь сознаться, кому угодно, а я застала ее в момент слабости. Каждый раз, просыпаясь, она оказывается уязвимой. Реакции замедляются – ну, ты знаешь, как это бывает, – и ей просто необходимо снять камень с души.

Она избалована, прямо как ребенок. Осталось уже недолго, и она это понимает. Груз долго накапливался в душе. Она совершила что-то ужасное много лет назад. И Лилиан тоже. Они сделали это все вместе и молчали. И вот теперь разум играет с миссис Рот: она уверена, что Феликс Хессен вернулся в дом, чтобы отомстить, или по какой другой причине, я не знаю. Она утверждает, будто снова слышит грохот в его квартире. Он двигает что-то у нее под ногами, как раньше. Она живет прямо над его прежней квартирой. На лестницах снова полно теней. Тех теней, что он притащил с собой много лет назад. Она снова слышит голоса, видит что-то, прямо как Лилиан. Это заразно. Там так жутко! Честное слово, господи… Мне кажется, я сама что-то замечала, и не раз. Но это просто ее совесть. Да, конечно, от всей истории так и разит готическими ужасами, но теперь ясно… Ясно, что случилось с Хессеном. И с его картинами.

– Ты помешалась?

– Послушай, выслушай меня. – Эйприл присела рядом с ним и крепко взяла за запястье обеими руками.

– Но…

– Просто послушай. Прошу тебя. Окажи мне любезность, Майлз. Просто выслушай меня.

 

Когда Эйприл завершила более-менее связный отчет о встрече с миссис Рот, Майлз откинулся на кровати, опершись на локти. Он смотрел на Эйприл, лицо его было непроницаемо.

– Теперь понимаешь? – спросила она, руки у нее до сих пор подрагивали от волнения.

– Господи, какая кошмарная история.

– Да. Это рассказ о жизни Хессена в затворничестве, который доказывает существование картин.

– Возможность существования. Всего лишь возможность.

– Но, Майлз!

– Утихомирься, дорогая. Просто остынь. Мне бы хотелось поговорить с этой миссис Рот самому, прежде чем делать какие-то выводы.

– Она не станет с тобой разговаривать, я уверена. И со мной тоже.

Майлз поднял брови:

– Но что ты обо всем этом думаешь? О тенях, голосах покойников из стен. По мне, так просто жуть какая-то. И ровно об этом же пишет Лилиан.

Эйприл улыбнулась, она была так взволнована, что ей хотелось кричать.

– Вот именно! Ты прочитал дневники? Скажи, что прочитал!

Майлз наморщил лоб.

– Прочитал. Сегодня на работе дочитал последнюю тетрадь с разборчивым почерком. Если честно, некоторые места я прочитал дважды. Но, милая, миссис Рот, наверное, сумасшедшая. Как и эта Алиса из числа «Друзей», заявляющая, будто знала художника. И как твоя двоюродная бабушка…

– Лилиан нисколько не похожа на Алису. – Тут Эйприл замолчала и обхватила щеки ладонями. – Господи, Алиса! Она говорила то же самое о несчастном случае. Алиса сказала, что с Хессеном произошла какая-то беда. Она точно знала его. Наверное, они обе встречали его после войны. Мне кажется, он сам себя покалечил.

– Ну что ты, дорогая!

– Почему бы и нет? Ты же профессионал! Разве Ван Гог не отрезал себе ухо? Хессен жил один, мучимый своими видениями, работал как ненормальный. Его разум разрушался. Разум, который с самого начала не был похож на разум обычных людей – ты сам говорил. Процесс шел. Он разговаривал сам с собой, кричал, проводил всякие там ритуалы, перемещаясь в иные места. Господи, должно быть, он перестал понимать, где он и что, и изуродовал себе лицо. Свое прекрасное лицо.

– Эйприл, давай не будем фантазировать. Прошу тебя, немного сбавь обороты. У тебя нет доказательств, просто парочка не вполне нормальных старух поделились своими воспоминаниями. Кстати, несколько минут назад ты рассказывала, как обитатели Баррингтон-хаус совершили загадочное убийство в духе Агаты Кристи. И миссис Рот при этом стояла посреди гостиной со свечой в руке.

– Если будешь надо мной потешаться, Майлз, тебе придется уйти.

– Да что ты!

– Я серьезно. Я шла по следу Лилиан, и вот он привел сюда. Этот человек был убит у себя в квартире. Кто знает, по какой причине? Кто знает, в чем он на самом деле провинился перед соседями? Миссис Рот сказала, что в доме жило много евреев, и они знали о его политических пристрастиях. Роты тоже евреи. Фамилия, кажется, еврейская? В общем, мотивов достаточно.

– Вероятно, но этот последний совершенно неубедителен. У Освальда и Дианы Мосли были друзья-евреи и до, и после войны. Они не отрекались от них. Верхушка жила по другим правилам. Они прощали друг другу слабости, дорогая. Но…

Эйприл развернулась к Майлзу, на лице было написано явное нежелание выслушивать его сомнения.

–…если ты действительно считаешь, что его убили, тогда этим делом должна заниматься полиция.

Эйприл кивнула.

– Но мне необходимо узнать больше. Выяснить остальное.

– Каким образом?

– Надо вернуться и поговорить с Шейферами, получить подтверждение. Они оба еще живы. Я даже буду приставать к ним на улице, если не найду другого способа встретиться. Мне до сих пор неизвестно, как умер Реджинальд. Но я знаю, просто знаю, что его смерть как-то связана с этим делом. – Эйприл развернулась и поглядела на Майлза. – Мне необходимо выяснить все до конца. Ради Лилиан.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

 

Черные круги под глазами от тревоги и бессонницы, от постоянного созерцания того, чему он не в силах противостоять, – Сет не узнавал человека, чьи испуганные глаза уставились на него из мутного зеркала на каминной полке. Он отвернулся. В голове будто пихалась локтями перепуганная толпа.

Он пытался вдохнуть. Сердце билось слишком быстро, а из пор выступал холодный пот. Он не мог усидеть на месте и метался по комнате, переводя взгляд со стен на окна. Вероятно, он сильно болен.

Что же он натворил?

Дрожа рядом с раскаленной батареей, Сет свернул и закурил очередную самокрутку, шестую за последние минуты. Он выкурил половину, остальное смял на блюдце, из которого торчала уже добрая сотня окурков, утопающих в толстом слое пепла. От этого зрелища его едва не затошнило.

Он не мог вспомнить, когда в последний раз ел. Он уже несколько дней живет на чае и сигаретах. Слишком много никотина, кофеина и спертого воздуха. Точно так же он не помнил, когда в последний раз открывал окно.

Водянисто-серое предвечернее солнце, которое скоро умрет в сумерках, выбелило оранжевую ткань занавесок в тех местах, где они были протерты сильнее всего.

В грязном полусвете вырисовывались две стены в черно-красных тонах. От их созерцания у него что-то дернулось в животе. Как он дошел до такого, забрался так быстро и так далеко? Он что, сошел с ума? Или же его новое сознание изрисовало стены фрагментами лиц и частями тел, прежде чем убить старую женщину?

Господи, неужели он это сделал?

Сет не знал, что он сделал. В его памяти события предыдущей ночи сохранились какими-то обрывками. Если бы ему хоть на миг удалось остановить поток мыслей, возможно, он и вспомнил бы, что натворил, что видел в той квартире. Решил бы, возможно ли в действительности нечто подобное. Но руки до сих пор как будто ощущали вес костлявого тела, и он никак не мог избавиться от образа миссис. Рот, лежащей на полу, с лицом, пораженным ужасом, но не способным отвернуться. Он не мог забыть, как проворная тень накрыла старуху, метнувшись по полу зеркальной комнаты. Той комнаты, в которую он сам внес ее, как жрец вносит жертву в сердце храма. Но еще Сет помнил это же тело на полу спальни миссис Рот, там, где положил ее, в ногах кровати, – неподвижную и изломанную. Сегодня ее должны найти. Сиделка миссис Рот, верно, уже заглянула в комнату хозяйки. Значит, кого-то уже позвали – может, Стивена, может, полицию.

Зеркало… Что же он видел в зеркале? Что-то похожее на птицу со сломанным крылом проскакало от угла к углу. Лицо закрывала красная тряпка, это казалось неправильным. Нечто утащило тело прочь, глубоко в зеркальный коридор.

Сет не мог доверять своим воспоминаниям. Он даже не мог понять, что случилось на самом деле, а что привиделось в кошмаре. Нет, этого не может быть. Он уже несколько недель страдает галлюцинациями. Сначала сны, потом этот мальчик. Все – лишь игра больного разума. Вот что происходит, когда слишком долго живешь один. Не спишь, питаешься как попало, плюс депрессия, тревога – и сознание уходит вглубь. Сет так давно сошел с торной тропы, что теперь не мог ее отыскать. Уже слишком поздно.

Сет снова присел. Он закрыл глаза, стиснул зубы и съежился – ему внезапно представилось заострившееся мертвое лицо миссис Рот и вспомнился жуткий намек на существование той, другой, головы в рамах картин зеркальной комнаты. Головы, которая разрывалась на куски, которую обдирали до кости. И краска на полотнах была еще сырая.

Необходимо уехать из Лондона. Выбраться из этой оскверненной, грязной комнаты. Убраться подальше от шестнадцатой квартиры и того, что она с ним сотворила. Прорвать это кольцо блокады из несчастий, агрессии и безразличия, какое постоянно возводит вокруг него город.

Смену Сет отработал, и теперь впереди несколько выходных. Если спросят, он скажет, что просто едет домой навестить мать. Тогда его отсутствие не будет воспринято как доказательство причастности к смерти миссис Рот.

Решив, что в этих рассуждениях есть логика, Сет поднялся на ноги. Неуверенно покачиваясь, видя, как предметы едва ли не распадаются на глазах от недосыпа, Сет выудил из кучи тряпья в углу рюкзак. Он затолкнул в него какую-то грязную одежду, затем схватил пальто, ключи и бумажник, вышел и запер дверь комнаты – свидетеля наваждения, мании, тщеты. Комнаты, в которую он больше никогда не войдет.

Движение на Нью-Норд-роуд никогда не замирает. Сет ждал у края тротуара, часто моргая от тусклого света, из-за которого до сих пор болели глаза. Холодный ветер налетал на него с трех сторон сразу. Пыльный, насыщенный выхлопами воздух клубился у лица.

Наконец-то светофор загорелся зеленым. Сет двинулся дальше по Эссекс-роуд на Ислингтон. Его цель – станция метро «Эйнджел». Затем Кингс-кросс – и домой. Шагая, Сет разом потел и дрожал. Как он и опасался, лихорадка вернулась. Он просто нездоров. Сет еле-еле переставлял ноги, чтобы не сталкиваться с многочисленными прохожими, и ему казалось, будто он стоит на одном месте или даже движется назад.

Небо висело совсем низко. Безутешно серое, оно начиналось всего в нескольких ярдах над крышами самых высоких домов. Напитанное грязными водами, оно отбрасывало коричневый мутный свет на уродливые кирпичные строения и замаранный бетон, поэтому было трудно разглядеть что-либо в нескольких сотнях футов впереди.

А люди! Они походили на последних представителей какой-то пораженной болезнями расы. Пошатывались под чудовищной тяжестью жирных тел, раздраженно проталкивались вперед, пихая друг друга плечами и локтями, чтобы расчистить себе путь на запруженном народом тротуаре. Сет старался не глядеть на окружавшие его лица. Что этот город сделал с ними? От вида здешних обитателей Сета тошнило.

Все они были вымотаны до предела. Некоторые, как и он сам, просто зашли по этой дороге дальше остальных. Не стоило слишком долго задерживать взгляд на тех, кто пострадал сильнее других, чтобы не ускорить собственное падение в затхлые, позабытые углы: нечистые постели, сырые комнаты, похожие на лабиринт бетонные здания, между которыми не растут деревья, где в воздухе стоит неумолчный рев стремительных злобных автомобилей.

Прочь отсюда. Боже мой, хотя бы просто убраться из этого непригодною для жизни места. Из города, нескончаемо распространяющего заразу через страдания обитателей. Именно так мегаполис добывает себе пропитание – вселяя надежду и возбуждая умы. А потом провоцирует срывы и нервные потрясения. Через унижение бедности и тиранию богатства. Через неизбывное ощущение, что ты безнадежно опоздал. Через удушающие навязчивые идеи и сковывающие по рукам и ногам неврозы. Через постоянное чередование отчаяния и эйфории, через убийственные приступы гнева на ближнего. Через мертвые взгляды людей в автобусе; через безмолвное слияние с толпой и тихое унижение метрополитена; через преступления и алкоголь; через тысячи языков, болтающих, чтобы перекричать друг друга. И все это – под белесым солнцем на вечно сером небе. Чтобы обреченные все проглотили и позабыли, кто они такие. Город проклятых. Такой уродливый, такой безумный. Сет ненавидел этот город.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-08-20 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: