Васильев в восторге. Как гостеприимный хозяин, он занят угощением гостей, как подчиненный, он льстит начальнику.
Начальник Охранного Отделения уезжает от Министра обескураженным. Это хороший жандармский офицер, но не для боевого времени. Он не может захватить, увлечь министра, заставить его действовать, как то делал в первую революцию полковник Герасимов. Да, но тогда и министрами были Дурново и Столыпин. Они понимали все. А им помогал такой министр юстиции, как Акимов.
После ухода генерала Глобачева, Протопопов утвердил следующую телеграмму для отсылки генералу Воейкову:
- "Сегодня порядок в городе не нарушался до 4 часов дня, когда на Невском проспекте стала накапливаться толпа не подчинявшаяся требованиям разойтись. Ввиду сего возле Гор. Думы войсками были произведены три залпа холостыми патронами, после чего образовавшееся там сборище рассеялось. Одновременно значительные скопища образовались на Лиговской улице, Знаменской площади, также на пересечении Невского Владимирским проспектом и Садовой улицей, причем во всех этих пунктах толпа вела себя вызывающе бросая в войска каменьями, комьями сколотого на улицах льда.
Поэтому когда стрельба вверх не оказала действия на толпу, вызвав лишь насмешки над войсками, последние вынуждены были, для прекращения буйства, прибегнуть к стрельбе боевыми потронами по толпе, в результате чего оказались убитые и раненые, большую часть которых толпа, рассеиваясь, уносила с собою.
В начале пятого часа Невский был очищен, но отдельные-участники беспорядков укрываясь за угловыми домами продолжали обстреливать воинские разъезды. Войска действовали ревностно.
Исключение составляет самостоятельный выход четвертой эвакуационной роты Павловского полка. Охранным Отделением арестованы на запрещенном собрании 30 посторонних лиц в помещении Группы Ц. К. Военно Пр. Комитета и 136 партийных деятелей, а также и революционный руководящий коллектив из пяти лиц. По моему соглашению с командующим войсками контроль распределения выпеченного хлеба, также учета использования муки возложен на заведывающего продовольствием в Империи Ковалевского. Надеюсь, будет польза. Поступили сведения, что-27 февраля часть рабочих намеревается приступить к работе. В Москве спокойно. М. В. Д. Протопопов".
|
|
Про самое важное событие дня - бунт Павловцев, Протопопов не счел нужным сообщить.
Утвердив текст телеграммы в Ставку, Протопопов поехал на квартиру председателя Совета Министров Голицына, где было назначено заседание Совета.
***
Совет министров по предложению Голицына обсуждал как главный вопрос вопрос о прекращении сессий Гос. Совета и Гос. Думы. Теперь большинство министров стояло за роспуск их. В подтверждение правильности этой меры приводили мнение некоторых Думцев, в том числе Маклакова.
Премьер согласился с большинством и, взяв оставленный ему Государем подписанный уже бланк, проставил на нем дату 25 февраля, объявляя роспуск с 26, что было сообщено Родзянке в ночь на 27 число.
В 1 ч. 58 м. ночи на 27 февраля князь Голицын телеграфировал Государю: "Долгом поставляю всеподданнейше доложить Вашему И. В., что в силу предоставленной В. Вел. мне полномочий и согласно состоявшемуся сего числа заключению Сов. Министров занятия Гос. Совета и Гос Думы прерваны с сего числа, и срок возобновления таковых занятий предуказан не позднее апреля текущего года, в зависимости от чрезвычайных обстоятельств. Соответствующие указы, помеченные 25 февраля в Царской Ставке, будут распубликованы завтра 27 февраля Предс. С. М. кн. Голицын".
|
|
Совет министров совершенно не коснулся вопроса о мерах, которые должны быть приняты, дабы закрытие Думы не повело бы к каким-либо демонстрациям около Думы. Об этом никто не заботился. Все как бы были загипнотизированы, что все что надо сделает генерал Хабалов; он же, во-первых, не знал и не понимал, что в таких случаях надо делать, а главное он уже совершенно растерялся.
Хабалов, как и полковник Павленков донесли в Ставку о случившемся в тот день. Родзянко же, получив извещение о роспуске Думы, поторопился послать генералу Алексееву и некоторым главнокомандующим свою знаменитую телеграмму, текст которой, как и тексты телеграмм Хабалова и Павленкова, приводятся в главе о Ставке 27 числа.
Между тем, у большинства в рабочих кругах настроение было паническое. Стрельбу на улицах поняли, как доказательство решимости правительства подавить беспорядки во что бы то ни стало. Раздавались даже голоса за прекращение демонстраций и даже забастовок. Правда, более горячие большевики стояли за продолжение борьбы, но требовали оружия. Лидеры отвечали, что оружия нет, а что достать его надо от солдат; надо с ними брататься и перетянуть их на свою сторону.
Растерянность царила и среди социалистической интеллигенции. В тот вечер у Керенского было совещание разных фракций и царило преобладающее мнение, что революция еще не своевременна. Правительство берет верх. Надо еще подождать. Много позже, опираясь на это собрание, Керенский говорил: - "Что Русскую революцию сделали не революционные партии, а представители думской цензовой интеллигенции и генералы". Керенский безусловно прав. Но не только непригодность министра внутренних дел и высшего военного начальства в Петрограде помогли им сделать революцию.
|
|
Ночь на 27 февраля помогла им. Поздно той ночью я ехал домой из Охранного Отделения. Я был под впечатлением многого виденного и слышанного там.
Я видел как один из руководителей агентуры, очищал свой письменный стол и на всякий случай уничтожал всё, касающееся секретных сотрудников. Всё было понятно без слов.
На улицах было пустынно. Полиции нет. Изредка встречаются патрули или разъезды. Спокойно. Зловеще спокойно. Но не спокойно в казармах. Всюду разговоры о событиях за день. Обсуждают стрельбу по толпам. Обсуждают бунт Павловцев.
Смущены не только солдаты, но и офицеры. Офицеры видели за день на улицах полную бестолочь. Нет руководительства. Нет старшего начальника. Павленков, которому пытаются телефонировать, даже не подходит к телефону. Офицеры критикуют и бранят высшее начальство.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ.
- 27 февраля в Петрограде. - Бунт в Запасном батальоне Л.-Гв. Волынского полка. - Развитие солдатского бунта. - Разгром тюрем, поджог суда, баррикады. - Закрытие Гос. Думы. - Присоединение Г. Думы к движению. - Временный Комитет Гос. Думы. - Мероприятия генерала Хабалова. - Отряд полковника Кутепова и его судьба. - Планы офицеров Запасного батальона Л.-Гв. Преображенского полка. Сбор войск на площади Зимнего Дворца. - Действия Совета министров. - В квартире князя Голицына. - Военный миниигр ген. Беляев. - Генерал Хабалов. - В Градоначальстве. - В. К. Кирилл Владимирович. - Генерал Глобачев, его последний разговор с Протопоповым и конец Охранного Отделения. - Последнее собрание Совета министров в Мариинском дворце. - Устранение Протопопова Телеграмма Кн. Голицына Государю с просьбой уволить правительство и поручить сформирование новому лицу, пользующемуся доверием страны. - Совещание Голицына, Родзянко и В. К. Михаила Александровича и разговор последнего с Государем по проводу. - Ответ Государя. - Правительство перестает функционировать, министры разбегаются. - Работа отдельных министров.
В понедельник 27 февраля в беспорядках приняли участие солдаты, затем Государственная Дума и это обратило беспорядки сперва в военный бунт, а затем и в революцию. Так считают ученые.
Мы полагаем, что революция, которая в течение последних месяцев была у всех в умах, которую по-разному подготовляли очень многие, началась 23-го февраля.
27 числа она лишь приняла новую форму. Применение ружейного огня против толпы всегда производит сильное впечатление на солдат и на офицеров. Когда же стрелять приходится против невооруженной толпы, среди которой большинство просто зеваки, впечатление оказывается почти потрясающим. Вид безоружного противника, вид убитых и раненых из его рядов смущает солдата. Да правильно ли поступает начальство, приказывая стрелять? Да хорошо ли, что мы стреляем? Эти вопросы невольно приходят в голову солдата. Смущены бывают и офицеры, а отсюда и стрельба вверх и пальба холостыми залпами... И вот почему прекращение так называемых беспорядков не может быть подведено под один шаблон. Не может быть поручаемо лицу, не знакомому с общественными движениями, не знающему, что такое толпа с ее особой психологией. Это лицо должно быть специалистом в полицейско-административном деле в самом широком смысле слова. Только такой человек, имея за собою опыт службы и практики, может знать, когда и какой надо употреблять прием против демонстрантов, против толпы. Только он может решить правильно когда надо прибегнуть к крайнему средству, к огню. И он решает этот вопрос на месте, а не сидя в кабинете.
В Петрограде по чьей-то несчастной инициативе был выработан знаменитый план подавления беспорядков. Его и стали приводить в исполнение прямолинейно, по-военному, отстранив высшее полицейское начальство и ничего, кроме дурного, из этого не вышло. И самое решительное средство борьбы с толпой - стрельба, вследствие запоздалого (на целых два дня) его применения послужило не к прекращению беспорядков, а к обращению их в солдатский бунт, а затем и во всеобщую революцию.
Выше уже было указано, как стрельба учебной команды Павловцев повела к бунту четвертой роты. Быстрое вмешательство офицеров прекратило его. Много хуже произошло в учебной команде Запасного батальона Л.-Гв. Волынского полка. Накануне, 26 февраля, эта учебная команда энергично действовала в районе Знаменской площади и на Николаевской улице. В районе площади команда не раз стреляла по толпе. На Николаевской улице ст. унт. офицер Кирпичников задержал студента с бомбой и передал в распоряжение полиции. Вернувшись часам к одинадцати вечера в казармы, после целого дня столкновений с толпой, наслышавшись много агитационных фраз, словечек, просьб и увещеваний и со стороны рабочих и особенно со стороны женщин, которые просто прилипали к солдатам, упрашивая не прогонять и не стрелять, солдаты были смущены.
Особенно тревожно было во второй роте команды, где был Кирпичников. Не раз в последние дни он в разговорах возбуждал сомнение солдат - да правильно ли, что они идут против своих... Тихие разговоры велись ночью по кроватям, на нарах. Около кровати Кирпичникова собрались все взводные. Кирпичников уговаривал товарищей не выступать завтра против народа. Не стрелять. Довольно. Все согласились. Решили заявить завтра о том командиру 1-ой роты Дашкевичу. То был серьезный, суровый и энергичный офицер.
Что будет дальше - того не знал и сам Кирпичников.
27 февраля учебная команда поднялась раньше обыкновенного. Взводные веди агитацию по своим взводам. Солдаты соглашались слушаться во всем команду Кирпичникова. Он был фельдфебелем. Стали выстраиваться. Каптенармус притащил ящик с патронами.
Набили сумки, карманы. Кирпичников спросил: согласна ли команда слушать во всем его приказания. Отвечали - согласны. Стали приходить офицеры. Здоровались. Им отвечали, как всегда. Появился командир капитан Лашкевич. Поздоровался с Кирпичниковым. В ответ раздалось "ура" всей роты. Унтер-офицер Марков крикнул: мы не будем больше стрелять... Командир бросился к Маркову, тот взял угрожающе - "на руку". Рота замерла. Капитан выхватил из кармана копию телеграммы Государя о немедленном прекращении беспорядков и стал читать ее. Команда отвечала шумом. Кто-то кричал: - "Уходи от нас"... Все загудело, заорало... Били прикладами о пол... Кто-то выстрелил и убил капитана... Команда с шумом повалила во двор. Играли рожки горнистов... Гремело "ура"... Выбегали другие роты...
Офицеры батальона собрались у командира, полковника Висковского. Прапорщики Воронцов и Колоколов II доложили о случившемся. Командир растерялся. Не было принято никаких мер, не было отдано никаких распоряжений. К взбунтовавшимся даже никто не пошел. Вот как писал мне позже один из капитанов батальона, бывший тогда там:
"Командир батальона совещался некоторое время с адъютантом (капитаном Петрушевским). Несколько раз он выходил в комнату, где собрались гг. офицеры, но распоряжений не давал. Снова и снова он расспрашивал о случившемся. Были слышны голоса требовавших немедленных приказаний. На один из них он ответил вопросом: - что же делать?
- Вызвать пулеметную команду, вызвать Михайловское артиллерийское училище, - говорили офицеры.
"Одна деталь поражала: - все эти предложения исходили из уст младщих офицеров. Уже то, что они решились советовать командиру батальона было так неестественно и ненормально для нашей тогдашней военной жизни. Командир батальона не отвечал на все эти предложения. Помню, мне на предложение вызвать Пажеский корпус он сказал: - Голубчик, далеко.
"Между тем прибежавший уже в штатским костюме прапорщик Люба рассказал, что, после случившегося, команда была в беспорядке во дворе, не зная, что делать. - Это был наилучший момент для начала действий, но командир усмотрел в этом иную возможность. Он сказал, что не сомневается в верности своих солдат, что они одумаются и выдадут виновных. Время шло и ничего не предпринималось для подавления случившегося...
"Часов в 10 вбежавший в канцелярию батальона дневальный доложил, что Учебная команда выходит на улицу. Командир батальона предложил офицерам разойтись по домам. Сам он куда-то уехал.
"Офицеры собирались группами и расходились. Солдаты смотрели озадаченно. Всюду была необычайная предупредительность, но чувствовалось напряжение"... Так писал мне офицер очевидец. Опять свидетельство непригодности, растерянности старшего начальника.
Взбунтовавшиеся Волынцы, под командой Кирпичникова, направились снимать Преображенцев. Оттуда присоединилась часть 4 роты, под командой унтер-офицера Круглова. Из цейхгауза разобрали патроны, винтовки, четыре пулемета.
Подняли на штыки полковника, ведавшего нестроевыми частями полка, дослужившегося из солдат. Сняли часть Литовцев, часть 6-го Саперного батальона. Толпа росла, кричала, стреляла вверх.
К солдатам присоединялись случайные рабочие, всякий люд. Появилась музыка. Вооруженная толпа росла и становилась грозной. Кричали: "На Выборгскую, на Выборгскую, к Московцам!" И беспорядочный поток солдатской массы направился туда. Играла музыка, громыхали патронные двуколки, скакали впереди подростки. Не видно только было офицеров. Офицеры при начале бунта участия не принимали. Они должны были прятаться от разъяренной солдатской вольницы. Некоторые из них в тот первый день уже сделались жертвами "бескровной революции". Толпой уже командовал Круглов. С горящими глазами, похожий на Распутина, он импонировал толпе.
Около полудня толпа смяла наряд Московцев, что загораживал выход с моста на Выборгскую сторону. Здесь в цитадели большевиков, произошло окончательное соединение солдатчины с рабочими. Здесь на Выборгской с утра шли митинги и обсуждались вопросы как разнести полицейские учасгки, как привлечь на свою сторону солдат, а солдаты сами явились к ним!
Соединенные толпы солдаты и рабочих осадили казармы Московцев. Запасный батальон был выстроен во дворе. Часть солдат присоединилась к толпе. Офицеры отстреливались из пулеметов из военного собрания. Части удалось скрыться. Много убитых и раненых. Часть восставших атаковала бараки самокатчиков. Там велосипедисты, руководимые офицерами, блестяще и героически долго отстреливались. Толпа подожгла заборы, бараки. Погибло много там. Толпа разгромила полицейские участки. Подожгла их. Наконец, осадила знаменитую тюрьму "Кресты" и освободила всех арестованных. Преступники всех категорий увеличили революционную толпу.
С Выборгской стороны уже столь победоносная толпа направляется обратно к Литейному мосту. Освобождают арестованных из Дома Предварительного заключения, поджигают здание Окружного Суда на Литейном. Строят на всякий случай баррикаду на Литейном. Мешают прискакавшей пожарной команде тушить Окружной Суд. Но что же делать дальше? Кто-то кричит "В Думу, в Государственную Думу!". И революционный поток, бушующий уже несколько часов, беспрепятственно направляется к Таврическому Дворцу...
***
Указ о роспуске Гос. Думы был послан Родзянке поздно вечером 26 числа, а распубликован утром 27-го. Но правительство не приняло никаких мер к тому, дабы в Думу с утра никто не пропускался и чтобы не было допущено никаких около Думы манифестаций. Хабалов этого не понимал, градоначальник, по действиям, как бы не существовал, а старого и опытного полицейского генерала Вендорфа, знавшего какие принимались меры при роспуске первой и второй Думы видимо не считали нужным спросить.
Благодаря такой непредусмотрительности и бездействию Высших властей, с девяти часов утра в Г. Думу стали собираться депутаты. В комнате No 11 совершалось бюро Прогрессивного Блока. В кабинете Родзянки совещался Совет старейшин. Обсуждали, как отнестись к Государеву Указу. Было решено: Указу о роспуске подчиниться, считать Думу не функционирующей, но членам Думы не разъезжаться и немедленно собраться на частное совещание.
Такое иезуитское решение облетело Дворец и вышло за его пределы. Его и поняли так, что Дума Царского указа не признает, а потому и не расходится! Керенский дал электрический звонок для сбора депутатов в Большой зал заседаний. Крупенский, подбежав к Родзянке, советовал помешать затее Керенского. Родзянко приказал выключить звонок Большого зала. Депутаты приглашались на частное заседание в полуциркульный зал. Все взволнованы. Председательствует Родзянко. Произносили речи: Некрасов, Чхеидзе, Аджемов, Керенский, Милюков, Родичев и другие. Некоторые предлагали возглавить движение. Некрасов предлагал выбрать диктатором артиллерийского генерала Маниковского. Милюков рекомендовал осторожность и выжидать, что покажут события. Решили: выбрать пока Временный Комитет - "для водворения порядка в столице и для сношений с общественными организациями и учреждениями". То был второй революционный шаг Г. Думы. В Комитет выбрали весь состав бюро Прогрессивного Блока, усилив его Керенским и Чхеидзе. Ими социалисты накладывали руку на буржуазию.
Во время собрания узнали, что к Думе двигается вооруженная толпа. Началось смятение. Депутаты спешили скрыться; несколько человек выскочили в окна, в сад, и выбрались задними ходами за пределы Дворца. А толпа солдат, рабочих и всякого люда заполнила двор, смяла караул, убила его начальника и затопила лавой все помещения Государственной Думы...
Лишь некоторые депутаты, как Керенский, Чхеидзе и другие, казалось, были родственны этой нахлынувшей толпе.
По крайней мере, только у них нашелся общий язык с ней. Только они не боялись говорить с ней.
Государственная Дума сделалась одним из первых завоеваний революции. Подготовляя революцию уже много месяцев, Г. Дума стала ее первой жертвой. Теперь в Думу шел всякий, кто считал себя на стороне революции. Взбунтовавшийся солдат, солдат убивший своего начальника, распропагандированный партийный рабочий, интеллигент, мечтавший за рюмкой водки о революции, радикальный журналист, беспаспортный еврей, экзальтированные девицы, молодые люди всяких взглядов и возрастов, авантюристы разных марок и выпущенные из тюрем преступники - все стремились теперь в Государственную Думу. Дума стала штабом революции.
Знаменитый план охраны - Протопопова, Балка. Хабалова - провалился блестяще в то утро. Солдатский бунт не был предусмотрен планом. В нужную минуту у командующего войсками не оказалось под рукой ни войск, ни начальника для них. Уже к полудню два колоссальных городских района оказались полностью во власти революции. Кто-то подсказал Хабалову, что в Петроград приехал в отпуск энергичный полковник Преображенского полка Кутепов. Отыскав Кутепова, Хабалов поручил ему с отрядом из 2-х рот Преображенского полка, 2-х рот Кегсгольмского, 1-ой роты Стрелков, 1-го эскадрона 9-го Запасного Кавалерийского полка и 1-ой пулеметной роты, идти в район Гос. Думы, смирить бунтовщиков и восстановить порядок. (о Кутепове см. ldn-knigi)
После очень долгих сборов, отряд, наконец, сформировался и тронулся в путь. На углу Невского и Литейного проспектов некий полковник в Николаевской шинели дружески уговаривал Кутепова бросить это дело и вернуться с отрядом к Зимнему дворцу. Кутепов продолжал путь, дошел до казарм Литовского полка, пытался водворить там порядок, но успеха не имел. Пошли дальше. Сплошная толпа мешала движению отряда. Начались столкновения с толпой.
Пришлось стрелять. Из толпы отвечали выстрелами.
У Кутепова оказались убитые и раненые. У Кирочной и Спасской отряд окончательно потонул в толпе. Толпа засосала солдат. Подобрав раненых, Кутепов распорядился перенести их в ближайший госпиталь. Солдаты братались с толпой. Отряд рассеялся. Офицерам пришлось укрываться от разъяренной толпы. Сам Кутепов укрылся в одном из госпиталей. Его искали, но сестры не выдали. Отряд исчез бесследно. Хабалов много часов ждал донесений о действиях отряда. Они не приходили. Отправленный для розыска казачий разъезд сначала принес известие, что Кутепов просит подкрепления, а затем - что отряда нет, отряд исчез...
Хабалов растерялся окончательно. Отовсюду просили войск для охраны, а войск не было. Из стоявшего поблизости, на Миллионной улице, запасного батальона Преображенского полка шли нехорошие слухи. Молодые офицеры там были под большим влиянием Гос. Думы. Один офицер приходился племянником депутату Шидловскому, стороннику отречения Государя. Вести о волнениях в других батальонах, о волнениях в ротах, что стояли на Таврической улице, смущали молодежь.
Командир батальона, полк. князь Аргутинский-Долгорукий, не пользовался должным авторитетом у молодежи. По инициативе одного капитана офицеры решили вывести еще невзбунтовавшиеся роты на площадь Зимнего Дворца и уговорить придти на площадь батальоны остальных трех полков первой дивизии. Фантазерам рисовалось, что это будет отряд, который предложит правительству требования в духе пожеланий Г. Думы. Послали делегатов к Семеновцам, Измайловцам и Егерям. Миссия успеха не имела. Командир одного из запасных батальонов, выслушав делегата, протелефонировал в Штаб запасной гвардейской бригады и, узнав, что предложенный ему проект идет вразрез с приказаниями генерала Хабалова, категорически отказался от сделанного ему предложения.
Между тем Преображенцы, одна или две роты, вышли на площадь. Вскоре туда подошли две роты Гвардейского экипажа, которые были высланы В. К. Кириллом Владимировичем, думавшим, что войска собираются по приказанию генерала Хабалова. Подошел эскадрон жандармского дивизиона. Но старшего начальника не было. Никто не знал, что делать. Подъехал генерал-адъютант Безобразов. Поговорил с офицерами. Время шло. Было холодно. А какие-то темные личности в штатском шныряли между частями. Что-то разговаривали с солдатами. Замерзшие солдаты стали поворачивать. Приказаний нет. Начальства нет. Офицер-моряк, приведший роты Гвардейского экипажа, ушел. Скоро ушли и роты. Ушли в свои казармы и Преображенцы. Так кончился длившийся несколько часов этот странный эпизод фантастического плана, надуманного молодежью Запасного батальона Преображенского полка...
***
Правительство преступно бездействовало.
Около 11 часов утра, на квартиру кн. Голицына приехал возбужденный генерал Беляев и только, после его рассказа, что делается в городе, - премьер стал спешно созывать к себе Совет министров, но больше беспокоился о том, что к его квартире не присылают охраны. Собрались министры. Около 2 ч. приехал Хабалов. Он производил странное впечатление. Был перепуган. Голос дрожал. Руки тряслись. Жаловался, что войск нет. Все или бунтуют или колеблются.
Слух о приближении толпы заставил всех быстро разойтись. Решено было собраться после 3 часов в Мариинском дворце. Голицын просил Беляева помочь растерявшемуся Хабалову.
Беляев лишь теперь, благодаря военным бунтам, понявший, что происходит нечто серьезное, поехал в градоначальство, где был как бы штаб Хабалова. Там царили сутолока и растерянность. Командир всех запасных батальонов полковник Павленков объявился больным. Его должен был заменить Московского полка полковник Михайличенко. Беляев впервые увидел воочию, что нет начальника, который бы фактически командовал войсками. Только теперь военный министр увидел то, что уехавший в отпуск генерал Чебыкин не был заменен соответствующим старшим начальником!
Беляев вызвал начальника генерального штаба генерала Занкевича и объявил, что назначает его командиром всех действующих в столице войск. Ниже мы увидим его работу. Хабалов обиделся. В это время приехал В. К. Кирилл Владимирович. Он напал на Хабалова, что тот не дает никаких распоряжений, что делать с гвардейским экипажем? Хабалов оправдывался, что экипаж ему не подчинен. Великий Князь отозвал в сторону Беляева и стал убеждать его принять в Совете Министров меры - убрать Протопопова. Убеждал повлиять, чтобы Совет министров что-либо делал. В. Князь доказывал, что правительство бездействует, а революция разрастается. Беляев поехал в Мариинский дворец, куда должны были съехаться министры.
Великий же князь проехал в Гвардейский экипаж. По его приказу и были собраны две роты молодых солдат. Князь сказал патриотическую речь, разъяснил, что роты идут в отряд к Зимнему дворцу, пропустил их церемониальным маршем, поцеловал и перекрестил фельдфебеля Рыбалко и роты ушли. Мы уже знаем, как эти роты пришли на площадь, как мерзли там, не зная что делать, и как разошлись.
Охранное Отделение, по полному названию - "Отделение по охранению общественной безопасности и порядка в столице" - помещалось на Мытницкой набережной, на Петербургской стороне, в особняке принца Ольденбургского. Там же была и квартира его начальника Глобачева.
Утром стали поступать сведения о военных бунтах. Утром же появился взвод зап. б-на Л. Гв. 3-го Стрелкового полка под начальством офицера. Офицер представился генералу и доложил, что прислан для охраны учреждения. Генерал спросил: если придется охранять от наседающей толпы, если придется стрелять, будут ли люди исполнять команду. Офицер ответил смущенно, что поручиться за исполнение такой команды он не может. Разговорились. Генерал поблагодарил офицера и отпустил взвод в казармы.
Офицеры, чиновники, канцеляристы, весь наблюдательный состав, все были наготове. Телефон работал и с разных концов города поступали самые тревожные сведения. Всюду бунты, революция.
Прекратились телефонные сообщения с полицейскими участками. После долгих поисков, около 3 часов, удалось найти по телефону Министра Протопопова. Он был в Мариинском дворце, где собирался Совет министров. Глобачев сделал доклад, Просил указаний, приказаний. В ответ не получалось ничего.
Какие-то нечленораздельные звуки. Все кончено. Распрощались. В пятом часу сообщили о движении к Отделению толпы. Глобачев объявил личному составу, что все свободны.
Каждый может располагать собою по усмотрению. Через несколько минут особняк опустел. Глобачев с женой и со своим помощником вышел последним с парадного подъезда. Генерал замкнул выходную дверь и двое штатских с дамой удалились. Было около 5-ти часов вечера. С набережной Васильевского Острова было видно, как подошла толпа к особняку и начался разгром... Глобачев со спутниками прошел на Б. Морскую, где помещалась Охранная Команда Отделения, на обязанности которой лежала охрана министров. Решено было пробраться в Ц. Село. Там Государева семья, Наследник.
***
Около 4-х часов все министры, за исключением больного Григоровича и Риттиха, собрались в Мариинском Дворце. Все считали дело совершенно проигранным и лишь ожидали своего ареста.
Был там и умнейший из бюрократов статс-секретарь Гос. Совета С. Е. Крыжановский. Приехал возбужденный генерал Беляев и передал Голицыну мнение В. К. Кирилла Владимировича уволить для успокоения населения Протопопова. Голицын отвечал, что это не в его власти, но соглашался на его отстранение. Началось заседание. Голицын высказал Протопопову необходимость его ухода из состава правительства. Сконфуженный, убитый Протопопов сказал лишь: - ну что же, я подчиняюсь, и удалился.
Он сказал кому-то, что ему остается лишь застрелиться, но пока укрылся у кого-то из младших служащих дворца.
Но положение правительства в такой момент без Министра Внутренних дел было парадоксально. Кто-то предложил быть министром Крыжановскому, кто-то выдвинул судейского генерала Макаренко, но всё это было несерьёзно, и остановились на том, что министерство примет пока старший из товарищей министра. Составили приказ, но все понимали, что всё это ни к чему. Правительство уже знало, что оно ничем не управляет. В шесть часов, с общего согласия, Голицын послал Государю телеграмму о том, что Совет министров объявляет город на осадном положении, просит Государя назначить в Петроград для командования войсками популярного генерала, что Совет министров не может справиться с беспорядками и просит Государя его уволить и поручить лицу, пользующемуся общим доверием, составить новое правительство.
Так ликвидировало себя правительство князя Голицына, не обратив внимания, что в двух шагах от Мариинского дворца отряд верных Государю войск готов поддержать законное правительство и лишь ждет соответствующих распоряжений.
Около 8 часов вечера в Мариинский дворец приехали В. К. Михаил Александрович и Родзянко. Великий Князь находился в последнее время под большим влиянием Родзянки. Уже 25 числа Родзянко по телефону приглашал В. Князя немедленно приехать в Петроград. По приезде В. К. 27 числа с ним состоялось совещание, в составе: Родзянко, Некрасов, Савич и секретарь Думы Дмитрюков. Его убеждали принять на себя диктатуру над городом, уволить правительство и просить у Государя манифеста о даровании ответственного министерства. Великий Князь на такой шаг не согласился.