Самаркандцы видели Тимура редко. Но вести о его делах ежедневно доставлялись в город либо гонцами, либо погонщиками верблюдов из пограничных районов, либо с караванами, груженными данью города, который открыл перед Тимуром свои ворота. В Мавераннахре утвердилось полное спокойствие. Ежегодно Тимур совершал походы на запад, двигаясь по большой хорасанской дороге мимо Нишапура и куполов мечетей Мешхеда к Каспийскому морю. Он покончил со странствующими дервишами, себзеварами, слишком долго занимавшимися разбоем.
Меньше знали самаркандцы о походах Тамерлана на север. Но на сей раз он добрался до самого города пограничных монголов и даже дальше. В караван‑сараях пересказывали невероятные истории о массивах передвигавшихся песков в пустыне Гоби. Последний монгольский хан Камареддин, который посмел оказать Тимуру сопротивление, был разбит. Даже захватили его коня, а хан бежал пешим и в одиночестве.
«Раньше мы гасили искры большого пожара, – писал Тимур своему сыну Джехангиру, не участвовавшему в походе на север. – Теперь мы погасили очаг пожара».
По возвращении Тимура из тысячемильного похода по дороге в Китай несколько воинов Самарканда, одетых в траурные цвета, встречали его перед загородными садами.
Старший из военачальников, Сайфеддин, подвел к Тимуру группу военных. Они посыпали свои черные накидки пылью. Увидев их, Тимур натянул поводья. Сайфеддин спешился, подошел к стремени эмира и схватил его рукой, не глядя на всадника.
– Ты боишься? – спросил Тимур. – Говори!
– В моей душе нет страха, – ответил Сайфеддин. – Твой сын умер. Умер в молодом возрасте, прежде чем развились его силы. Он ушел от тебя, как цветок розы, унесенный ветром.
О болезни Джехангира не стали сообщать эмиру. Джехангир умер за несколько дней до возвращения Тимура. Только Сайфеддин, наставник наследника, осмелился доложить об этом Тимуру.
– Садись на коня и займи свое место, – наконец вымолвил Тимур.
Когда старый военачальник оседлал коня, подали сигнал двигаться дальше. Войско вступило в Самарканд со скоростью пешехода – весть о смерти сына эмира немедленно распространилась в его рядах.
Тем же вечером литавры Джехангира, возвещавшие о его прибытии, с тех пор как он занял свое место в военной иерархии, доставили к Тимуру. Он сломал их, чтобы они больше не могли звучать в чужих руках. На мгновение губы отца сжались от боли. Он любил Джехангира больше всех на свете.
ЗОЛОТАЯ ОРДА
Чтобы понять дальнейший ход событий, необходимо вернуться на сто лет назад и познакомиться с Хубилай‑ханом, точнее, с державой монголов времен Хубилай‑хана.
Завоевания Чингисхана были слишком велики, чтобы огромная покоренная территория управлялась долгое время одним правителем. Хотя его внук Хубилай все еще считался великим ханом, старшим над своими братьями, по существу, он владел лишь Китаем. Из своего города Камбалу он управлял территорией, в которую входили пустыня Гоби, собственно Китай и Корея. На большей части державы враждовали другие внуки Чингисхана, ведя междоусобные войны – свирепые, бесконечные и безрезультатные. Различные ханства, на которые делилась завоеванная монголами территория, оставались взаимосвязанными. Между ними в обоих направлениях сновали гонцы. Караванные дороги по‑прежнему служили торговле. Длинный северный путь из Рима в Москву, через степи к Алмалыку и через пустыню в Камбалу не запустел. То же можно сказать о дороге из Багдада в Камбалу. Поколение спустя после смерти Хубилая отважный араб Ибн Батута совершал путешествия, гораздо более протяженные и многочисленные, чем Марко Поло. В 1340 году нунции папы Бенуа XII проделали долгий путь ко двору великого хана Китая. В Алмалыке, резиденции правителя пограничных монголов, процветала всеми забытая христианская миссия.
И все же из этой династии ханов Монгольской империи одно звено выпало. На юго‑западе от Иерусалима до Индии правили Ильханы. Не позже чем с 1305 года к Ильханам направляют послов английский король Эдвард I, король Арагона Хайме II, греческий император и армянский царь, чтобы установить дружеские отношения с «великим и славным монгольским повелителем».
В это время, о котором идет речь, режим Ильханов, ослабленный роскошью и войнами с арабами и персами, пал. Последовала анархия. Тем временем из своей страны великого хана изгнали китайцы. Постепенно монголы откатились в свои родные степи и пустыню Гоби. Их воинственность была подорвана благами китайской цивилизации, они утратили вкус к победам. Еще не поверивших в реальность происходившего монголов отбросили за Великую Китайскую стену. Временами к ним возвращалась воинственность, но больше никогда им не удавалось совершать завоевательных походов.
Самой малой частью Монгольской империи владели пограничные монголы, как стали называть потомков Чагатая, сына Чингисхана. Созидатель эмиров отобрал у них южную половину земель вокруг Самарканда. Теперь же, в 1375 году, эмир Тимур изгнал их из горной местности вокруг Алмалыка.
В своем наступлении на север Тимур преодолел не только горы, но также великий путь переселения народов Азии. Не осознавая этого или, по всей видимости, не придавая этому значения, он покончил с набегами варварских племен с севера. Скифы, аланы, гунны, тюрки и монголы – все они вышли из степей. Они были предками Тимура, превзошедшего своих молочных братьев. Этот повелитель загонял варваров назад, в пустыню.
За десятилетие – с 1370‑го по 1380 год – три четверти прежней Монгольской империи исчезли с географической карты. Пути миграции закрылись. Однако наиболее могущественная ее часть, находившаяся к северу и востоку от державы Тимура, оставалась нетронутой и называлась Золотая Орда.
Основателем ее стал Джучи, старший сын Чингисхана. А получила она свое название потому, что Батый, сын Джучи, покрыл просторный купол своей юрты золотистой тканью. Золотая Орда процветала, поскольку степи Средней Азии и Южной России как нельзя лучше отвечали потребностям этих кочевников. Орда разрасталась, увеличивались стада ее крупного и мелкого скота, табуны лошадей. Сто пятьдесят лет она внушала страх Европе.
Во время появления Тимура на свет Золотая Орда была в зените своего могущества. Степная жизнь и постоянные набеги в чужие земли поддерживали боевую форму кочевых племен, их воинственность и агрессивность. Они передвигались по заснеженным территориям, подгоняемые северными ветрами из тундры. Женщины и дети находились в фургонах, запряженных быками, рядом с ними скакали воины. Таким способом передвигались массы людей, способные составить население средневекового города. В фургонах дымили кухни. Передвижные мечети представляли собой юрты из серого войлока, украшенные стягами. Порой ордынцы укрывались за стенами крепостей, воздвигнутыми из сосновых бревен и имеющими несколько сторожевых башен. Чаще всего это случалось на севере, где окутанный синей дымкой лес обозначает границу степи.
Ордынцы были наполовину язычниками. Длинноволосые шаманы, опоясанные подвесками железных идолов, сидели на корточках рядом с передвижными мечетями. Сменные пастбища заполняли бесчисленные табуны лошадей, а о числе овечьих отар можно было судить по количеству собак, стороживших их.
Правящие кланы состояли только из монголов. Остальные происходили из племен севера, называемого нашими предками территорией тьмы. Вот эти племена: кыпчаки (люди пустыни), капкалы (высокие фургоны), казахи, киргизы, мордва, булгары, аланы. Были среди них цыгане и генуэзцы – торговцы из Европы, немного армян и много русских. В большинстве своем эти люди имели татарское или тюркское происхождение, но все‑таки проще называть их ордынцами.
Это были племена, родственные соплеменникам Тимура. Среди их представителей, легковозбудимых и алчных, преобладали лица с раскосыми глазами и редкими бородками. Одевались эти люди в соболиные меха и платья из набивного шелка, были великолепно вооружены. Эти люди находились на менее варварской стадии развития, чем русские того времени, – они чеканили для русских монеты, чтобы те выплачивали им их в качестве дани, снабжали русских примитивными счетными устройствами для точного определения суммы этой дани, а также бумагой, на которой писали грамоты на владение титулом великого князя русских.
Монголы правили Россией на расстоянии, из города Сарай‑Берке на Волге и Астрахани. Русские князья приходили в Орду с подарками и данью. Лишь в том случае, когда дань не уплачивалась, ордынцы совершали набеги на Россию, подвергая ее земли разорению и грабежам.
В Восточной Европе соотношение сил было в пользу Золотой Орды. Один из ее ханов, взявший в жены дочь византийского императора, совершил неожиданный набег на Польшу. В Сарай‑Берке устремлялись агенты предприимчивых венецианцев и генуэзцев, создававших на территории Золотой Орды торговые фактории.
Единственный вызов власти ордынцев бросил московский князь Дмитрий, собравший стопятидесятитысячное войско. Под своими штандартами у реки Дон он сразился с ордынским ханом Мамаем и разгромил его. Это было время славы и торжества для русских, продлившееся, однако, недолго. Потом они не без основания говорили: «Мы, кто взялся за оружие, пострадали больше, чем те, которые покорились завоевателям».
Именно в это время крымский хан Тохтамыш, спасаясь бегством от своих соплеменников из Золотой Орды, укрылся у Тимура. Вслед за ним прибыл один из предводителей Орды на белом коне в качестве посла.
– О Тамерлан![5]– воскликнул посол. – Урусхан, господин Востока и Запада, господин Сарай‑Берке и Астрахани, повелитель Голубой и Белой Орды, а также ханов Сибири, говорит так: «Тохтамыш убил моего сына и укрылся у тебя. Выдай мне его, или я пойду на тебя войной, и мы сойдемся на поле битвы».
Ничто более не соответствовало лучше планам Тимура. Завоеванные им земли уже примыкали к территории Золотой Орды. Борьба за преобладание была неизбежной. Привлечь на свою сторону кровного родственника Чингисхана – большая удача, и, кроме того, Тимур никогда бы не выдал человека, ищущего его покровительства.
– Тохтамыш, – ответил Тимур, – доверился мне. И я буду защищать его от вас. Отправляйся к Урус‑хану и скажи, что я выслушал его слова и готов к битве.
Тимур оказал Тохтамышу щедрое гостеприимство, назвал его своим сыном и отдал под его командование две крепости, отнятые у Орды, на северной границе, также выделив ему в помощь своих воинов. Ко всему этому эмир прибавил с царской щедростью оружие, золото, экипировку, верблюдов, шатры, барабаны и стяги.
Со всем этим Тохтамыш сделал вылазку на территорию Орды, но был изрядно побит. Тимур снова оснастил его всем необходимым, и снова беглого золотоордынского хана побили. Он переплыл в одиночку Сырдарью на скакуне Тимура, Гнедом Парне, и прятался, будучи раненным, в кустах до тех пор, пока его не обнаружил один воин‑барлас и не помог ему добраться до дворца Тимура. Затем колесо фортуны качнулось в благоприятную сторону.
Урус‑хан умер, и Тохтамыш остался главным претендентом на трон Золотой Орды. Получив поддержку половины северных племен, а также со стороны Тимура, он почувствовал вкус победы. Безрассудный, жестокий и беспринципный, Тохтамыш пронесся по степям как черный вихрь. Он сверг Мамая и занял его покои в резиденции правителя Золотой Орды в Сарай‑Берке на Волге.
Тохтамыш потребовал дани от русских князей, находившихся под впечатлением своей победы два года назад на Дону и не склонных к покорности. Огнем и мечом хан восстановил свою власть над ними, совершив поход на Москву, которую он подверг осаде, взял обманом, разграбил, оставив великого князя в большой печали. Затем в Сарай‑Берке к Тохтамышу прибыли в качестве заложников сыновья русских князей, а сановники из Венеции и Генуи в качестве просителей торговых привилегий.
И снова поворот колеса судьбы. Тохтамыш, повелитель Золотой Орды, больше не был изгнанником. Он, которому оказали щедрое гостеприимство в величественном Самарканде и юртах местных племен, отвернулся от Тимура без всяких объяснений и беспокойства по поводу такой абстрактной вещи, как благодарность.
Некоторые из приближенных Тохтамыша предостерегали хана против такого поведения: «Дружба с Тимуром помогла тебе. Один аллах знает, как повернется в дальнейшем судьба и не потребуется ли тебе снова дружба Тимура».
Но Тохтамыш был уверен в правильности своего поведения – ведь Тимур захватил Ургенч, когда‑то принадлежавший Золотой Орде. Хан готовился к войне с Тимуром с предусмотрительностью, присущей монголам искони. Часть войск ордынцев появилась у Каспийского моря, где в это время воевал Тимур. И вот в лагерь эмира прискакал галопом гонец, измученный долгой дорогой и едва державшийся в седле от усталости. Он сообщил, что Тохтамыш во главе основных сил Орды переправился через Сырдарью и вторгся в родные места Тимура. Войскам хана требовалось несколько переходов, чтобы достичь Самарканда. Тимур возвращался по большой хорасанской дороге так быстро, оставляя по пути загнанных лошадей, что оказался у Самарканда раньше Тохтамыша.
Несколько пограничных крепостей выдержали осаду войск хана. Омар Шейх, теперь старший из сыновей Тимура, оказывал сопротивление вторгнувшемуся противнику с редким мужеством, хотя и был разбит, а его люди рассеяны. Весть о прибытии Тимура застала тюмены Тохтамыша рассредоточенными в разных местах. Они выполнили свою задачу лишь наполовину. Тем не менее ордынцы ушли обратно за Сырдарью, предварительно предав огню дворец в окрестностях Бухары.
Как бы то ни было, родина Тимура подверглась нападению и частично разорению – урожай на полях был потравлен, уведены в качестве трофеев табуны лошадей и пленники. И когда снова появились рогатые штандарты ордынцев, подняли свои стяги мятежники. Слева от войск Тимура заняли позиции сторонники Суфи из Ургенча, родственники вдовы Джехангира. Справа, на высокогорье, пограничные монголы седлали коней и спускались вниз с намерением пограбить.
Предстояла настоящая проба сил. Тохтамыш, потомок Чингисхана по крови, защитник Яссы, кумир кочевников, выстроил на поле битвы все силы монголов. Тимур, сын предводителя небольшого племени, привел с собой племена, сохранявшие лояльность к нему. Однако Тохтамыш удалился в свои степи так же быстро, как лиса прячется в нору. Где он нанесет новый удар, предположить было трудно.
Тимур призвал к себе всех, кто командовал его войсками, побитыми ордынцами. Он наградил тех, кто проявил храбрость, а тех, кто бежал с поля боя, велел наказать принятым им способом. Виновному делали женскую прическу, его мазали красной и белой красками и посылали босым, в женском платье бродить по улицам Самарканда.
Затем в одну из самых суровых зим к Сырдарье подошло многочисленное войско Тохтамыша. В такой ситуации европейский монарх на месте Тимура отступил бы в Самарканд и оставил бы другие свои земли на волю судьбы. Однако эмир никогда не позволял – даже когда защищал Карши – загонять себя в стены крепости.
С ним находилась лишь часть армии. Другая часть очищала подходы с востока от пограничных монголов. Укрыться в Самарканде и вынудить ордынцев переносить тяготы суровой зимы в открытом поле, конечно, было безопаснее всего. Но допустить, чтобы такой хан, как Тохтамыш, передвигался по стране, означало бы навлечь на себя большую беду. Северяне привыкли к зимним походам, а суфии и пограничные монголы присоединились бы к ним. Военачальники Тимура советовали ему отступить на юг и подождать, когда соберутся в единый кулак все его разбросанные по стране войска.
– Ждать! – возражал эмир. – Для чего? Подходящее ли сейчас время для ожидания?
Он выдвинул свой план, согласно которому его войско делилось на две ударные группы. Эмир приказал им двигаться к Сырдарье. Войска двигались сквозь дождь и снег, кони по брюхо увязали в сугробах. Они атаковали передовые отряды ордынцев, просочились сквозь силы Тохтамыша в тыл и рассеяли его фуражиров. Благодаря искусному маневрированию Тимура у противника возникло впечатление, что в тыл прорвался авангард более крупных сил.
Когда Тохтамыш обнаружил войска противника, зашедшие ему в тыл, он решил, что их поддерживает более мощная армия. Не желая быть отрезанным от северной дороги в такое время года, он быстро отступил. Тимур отрядил войска преследовать хана и постоянно навязывать ему бои.
Когда весной подсохли дороги, Тимур выступил во главе войска сам, но направился на запад. Он нанес удар по силам сторонников Суфи и осадил Ургенч. Несмотря на большие потери, город был взят приступом и предан огню и мечу. На этот раз не принималось никаких поединков! Стены города взорвали, дворцы и больницы сожгли. На месте Ургенча остались дымящиеся развалины и обугленные тела. Оставшихся в живых жителей города угнали в Самарканд.
Вернувшись в столицу, Тимур двинулся на восток, отгоняя к Алмалыку пограничных монголов.
Он отбросил их так далеко, что несколько лет они не осмеливались беспокоить его границы.
Только обезопасив свои фланги, Тимур полностью отдался борьбе с Тохтамышем. И вместо того чтобы ожидать очередного нашествия ордынцев, он собрал свои войска на большой равнине близ Самарканда. Здесь эмир разъяснил им свои планы. Он решил двинуться на север, во владения Золотой Орды, и там настигнуть Тохтамыша.
ПУТЬ ЧЕРЕЗ СТЕПИ
Это решение таило в себе большой риск. Более четырех веков спустя Наполеон, отважившийся на такое предприятие, загубил великую армию Франции в снегах России и Польши, хотя и взял Москву.
До сих пор Тимур не мерился силами с ордынцами в открытом поле. Тохтамыш располагал более многочисленными силами, чем Тимур, и имел преимущество в мобильности благодаря бесчисленному количеству своих коней. Воины Тимура могли освоиться в стране, где есть вода и пастбища. Но ведь ордынцы осваивали эту страну при жизни нескольких поколений.
Чтобы войти в эту страну, необходимо было пробираться через пески пустыни, голые степи и горы. Снабдить в этих условиях войска Тимура можно не более чем на два‑три месяца. И если бы он столкнулся с армией Тохтамыша, то был бы вынужден вступить в сражение, имея позади себя крайне неблагоприятную местность. Поражение означало бы потерю большей части его войск и, более чем вероятно, гибель самого Тимура.
В 1716 году Петр I послал русские войска на захват Хивы и Туркестана. Русский генерал князь Бекович‑Черкасский погиб вместе с большей частью своих войск в пустыне, остальных захватили в рабство. Столетие спустя другая армия под командованием графа Перовского попыталась совершить такой же поход зимой, когда можно было не опасаться дефицита воды. Во время перехода через обледенелые равнины погибла значительная часть солдат и офицеров, пали десять тысяч верблюдов. Те, кто выжил, добрались домой лишь через год.
Эти азиатские пустоши остаются до сих пор проклятой землей для экспедиционных сил любой численности. А Тимур не мог их обойти. Двигаясь на запад вокруг Каспийского моря, он рассчитывал выйти к основным городам Золотой Орды. Но тогда было бы более вероятно, что Тохтамыш овладеет Самаркандом раньше, чем Тимур проникнет в долины Кавказа. Эмир же не имел определенного представления о том, где он встретит Тохтамыша – на краю пустыни или у Черного моря за полторы тысячи миль от Самарканда, неподалеку от Балтики или даже в пустыне Гоби. Фактически Тохтамыш мог дать сражение в любом другом месте и совершенно неожиданно. Разведка не помогла Тимуру. Его войска почти исчерпали запасы продовольствия и, казалось, сбились с пути, когда перед ними выросли рогатые штандарты ордынцев.
По всем канонам военной стратегии Тимур должен был проиграть битву, но он ее выиграл, руководствуясь своим знанием человеческой природы, а не бравадой. Как мы помним, Тохтамыш несколько лет жил при дворе Тимура и дважды бежал с поля битвы. Тимур досконально знал сильные и слабые стороны монголов, их тактику и стратегию.
Должно быть, он понимал, что никогда не сможет успешно обороняться от такой кавалерии, какая была у хана. Понимал также, что Самарканду будет постоянно грозить опасность, пока на севере находились крупные силы ордынцев во главе с Тохтамышем. Тимур просто решил рискнуть, перенеся борьбу на территорию Золотой Орды, где Тохтамыш его меньше всего ждал.
Совершенно очевидно, что Тимур следовал в жизни трем принципам: никогда не превращать свою страну в арену сражений, не уходить в оборону, всегда атаковать так стремительно, как позволяет состояние коней.
– Лучше быть в нужном месте с десятью воинами, – сказал он однажды, – чем отсутствовать там с десятью тысячами. – И еще: – Лучше всего действовать быстро и разгромить противника раньше, чем тот соберет свои силы. Нельзя иметь армию больше той, которую можно содержать.
Пока войска Тимура не оставили за собой мутные воды Сырдарьи, они находились на своей земле. Его воины передвигались от одной крепости к другой, медленно преодолевали горный хребет Каратау. Здесь в конце февраля их задержал в лагере обильный снегопад с дождем. Лагерь навестили гонцы Тохтамыша и подарили Тимуру от имени хана девять великолепных коней и сокола в бриллиантовом ожерелье.
Тимур посадил сокола на запястье и молча слушал речи послов. Судя по их словам, Тохтамыш осознал, что имеет обязательство перед эмиром Самарканда, а также ошибочность своего воинственного поведения по отношению к Тимуру. Послы сообщили, что хан хотел бы жить с Тимуром в мире и дружбе. Эмир счел это не более чем дипломатической уловкой.
– Когда ваш повелитель был ранен и преследовался врагами, – сказал послам Тимур, – я, как известно, оказал ему помощь и назвал его сыном. Я поддержал его борьбу с Урус‑ханом, и из‑за этого погибло много моих воинов. Хан забыл обо всем этом, когда почувствовал себя сильным. Во время моего похода в Персию он нанес мне предательский удар и разорил мои города. После этого он еще раз посылал большую армию в нашу страну. Теперь же, когда мы выступили против него в поход, он хочет избежать наказания. Хан слишком часто нарушал клятвы. Если он искренне желает мира, то пусть пришлет Али‑бея на переговоры с моими военачальниками.
Али‑бей, главный советник хана Золотой Орды, не приехал, и поход на север продолжился. В Самарканд отослали придворных женщин и военачальников, которым поручили защищать город. Войско же Тимура вышло из‑под защиты гор в Белые Пески.
Три недели оно двигалось по песчаным дюнам, все еще лишенным после ухода зимы растительности. В холодный рассвет зазвучали трубы, оповещающие о подъеме. Воины оседлали лошадей и продолжили путь в горах. Шатры установили на тяжелых арбах с колесами выше человеческого роста. Рядом с ними двигались вереницы груженых верблюдов, чихающих и фыркающих под своими тяжелыми ношами. В передвижном шатре перевозились по десять воинов вместе с оснащением этой боевой единицы, соответствующей нынешнему взводу, – две лопаты, пила и киркомотыга, серп и топор, виток толстой веревки, котел для приготовления пищи и воловья шкура. Продовольственное обеспечение составляли: мука, ячмень, сухофрукты и т. п. С выходом в Белые Пески потребление каждого воина ограничилось примерно шестнадцатью фунтами муки в месяц.
Каждому солдату полагался дополнительный конь. Все передвигались верхом и были одеты в кольчуги и шлемы. При себе каждый воин имел два лука – один для поражения дальних целей, другой для скоростной стрельбы. У каждого в колчане тридцать стрел, кривая сабля или обоюдоострый меч, а также любое другое оружие за поясом по усмотрению. Большинство конников имели у плеча длинные копья. У некоторых были тяжелые дротики или пики для метания.
Войско двигалось установленным строем, разбивать который не полагалось. На привале этот строй сохранялся. Каждый командир должен был находиться в определенном месте и на определенном расстоянии от штандарта эмира. Поэтому беспорядка не возникало даже в темноте. Хотя конный строй двигался свободно, командующие тюменами, нынешними дивизиями, поддерживали постоянную боевую готовность всадников. Развернутый строй всадников позволял лошадям пощипать траву, даже если она имелась на песках в небольшом количестве.
Приблизительно за час до полудня снова зазвучала труба, оповещающая на этот раз о привале для отдыха лошадей. Ослабевшие животные изнемогали от жажды.
Незадолго до наступления сумерек стали лагерем в районе, который заранее подобрали разведывательные дозоры. Вокруг штандарта Тимура с конским хвостом и золотым полумесяцем, установленным наверху перед его юртой, расположились шатры военачальников.
Затем последовало довольно впечатляющее действо – отбой. Прибытие в лагерь командующего тюменом сопровождалось грохотом барабанов. Сев на коня и собрав своих подчиненных командиров, он скакал к штандарту эмира вслед за своими музыкантами, играющими на флейтах, трубах и рожках.
Из‑за оглушающих пронзительных звуков музыки лошади вставали на дыбы, и их приходилось сдерживать, до предела натягивая поводья. Звенели литавры, и группа отобранных певчих с запрокинутыми головами и зажмурившимися глазами начинала петь монотонными завывающими голосами песни о героизме и доблести воинов.
В пламени заката военачальники, скачущие галопом по темным кручам песка, дико вращая над гривами коней головами, покрытыми меховыми шапками, мчались к штандарту эмира. Они проносились перед Тимуром под резкое завывание певчих, перекликавшееся с топотом копыт, поблескивая сталью доспехов из‑под темно‑красных и соболиных накидок. Позвякивая серебряными поводьями, они приветствовали эмира резкими гортанными голосами.
Когда последний командующий тюменом проносился с просветленным выражением худощавого смуглого лица, выражавшего гордость собственной лихостью и великолепием эмира, Тимур спешивался и уходил со своим окружением ужинать. Даже в пустыне он носил облачение из роскошного набивного шелка и самой лучшей парчи.
С наступлением темноты в юрту Тимура стали приходить надзиратели за походным строем. При свете фонарей они передавали эмиру сообщения дозорных, возвратившихся из рейдов далеко на флангах и впереди войска. Тимур выслушивал также доклады о состоянии лошадей и численности больных.
Армия под его командованием стремительно двигалась через пески. Эмир решительно пресекал проволочки и беспорядок. Отставшему насыпали в сапоги песок, привязывали их к шее провинившегося и заставляли весь следующий переход двигаться босыми. Если он снова отставал, то умерщвлялся.
Через три недели войска вошли в зону сплошного массива колышущихся трав, где в оврагах бродили облака тумана. Здесь на берегу полноводной реки сделали привал, чтобы накормить лошадей. Реку преодолевали тюменами. Ее назвали Сары‑Су, Желтая Вода[6].
Воины поражались беспредельностью степей, напоминавших монотонно колыхавшееся море. Подойдя к двум горам, названным Большая и Малая, армия снова сделала привал. Тимур с военачальниками взобрался вверх по крутой горе и оттуда стал обозревать зеленую степь, тянувшуюся до горизонта за фиолетовой тенью горы. Стоял апрель, в траве повсюду виднелись голубые васильки. Шныряли куропатки, над которыми кружили орлы. Сквозь дымку тумана золотились в отдалении пресные озера. И все это время, свидетельствует летопись, участники похода не видели ни одного человека или участка возделанной земли.
Местами на сырой почве виднелись верблюжьи тропы, пепелища от костров, помет от лошадиных табунов. Порой они проезжали над человечьими костями, обнажившимися во время зимних бурь из неглубоких могил.
Теперь перед продвигавшейся армией ежедневно велась охота. Охотники били диких кабанов, волков и антилоп. Мяса не хватало – овца продавалась за сто динаров. Тимур велел прекратить жарить мясо и печь хлеб. Готовилось жаркое из муки и мяса, представлявшее собой густой суп, приправленный разной зеленью.
Для подбадривания воинов, начинавших испытывать муки голода, военачальники ели с ними из общего котла. Запасы продовольствия приходилось пополнять добычей охотников: яйцами птиц, кладки которых удавалось обнаружить, зеленью, использовавшейся в возрастающем количестве в суповой смеси. Ее выдача вскоре ограничилась разом в день. Поход сопровождался постоянным сбором кореньев и ловлей куропаток. Мука почти закончилась.
Лошади благодаря обильным пастбищам находились в относительно неплохом состоянии, однако ими нельзя было жертвовать ради утоления голода. Без лошади трудно обходиться, тем более воевать, а потерять значительное число лошадей означало для армии катастрофу. С ухудшением ситуации воины стали беспокоиться о том, что их ждет впереди. Поворачивать назад было опасно. Ослабленные люди могли не выдержать нового перехода через пустыни. Без сомнения, ордынцы в этом случае перестали бы скрываться и постарались бы превратить отступление армии Тимура в кошмар. В подобной обстановке эмир приказал командующим развернуться флангами в большой охотничий круг.
До сих пор охоту за дичью и другими животными в целях заготовки продовольствия вели высланные вперед всадники. Теперь сто тысяч человек выстроились в тридцатимильную линию. В то время как центр линии оставался неподвижным, ее края двигались галопом, образуя полукруг, внутри которого оказалось значительное количество степной живности. Фланги продолжали двигаться в направлении друг друга, чтобы замкнуться в круг с северной стороны.
Когда круг замкнулся, его постепенно стали стягивать. Мимо полуголодных воинов не мог проскочить ни один заяц. Почувствовав себя в западне, дикие животные затеяли безумную гонку. В сужающемся пространстве круга бешено носились, спасаясь от охотников, вепри, волки, медведи, олени и антилопы.