Я нервно хихикнула.
— Вы шутите со мной, ваша милость.
— Нет, я говорю совершенно серьезно. Мне кажется, я просто умру, если немедленно не получу тебя. Так ты согласна?
— Да, — выдохнула я.
— Хорошо, тогда завтра утром я приеду к тебе очень рано, и нас сразу же обвенчают в вашей маленькой часовне. Я привезу с собой полкового священника, а ты приведи свидетелей. Выбери тех, кому доверяешь. Наш брак некоторое время придется хранить в тайне. Ты хочешь этого?
— Да.
Эдуард впервые улыбнулся — словно теплый луч солнца осветил его красивые крупные черты.
— Боже мой, ведь я мог бы прямо сейчас заключить тебя в объятия, — заметил он.
— Завтра, — тихо пообещала я.
— В девять утра, — уточнил Эдуард и повернулся к моему отцу, который, поглядывая то на мое раскрасневшееся лицо, то на сияющего короля, тут же осведомился:
— Могу ли я предложить вашей милости немного освежиться и перекусить?
— Нет, спасибо, — отозвался Эдуард. — Но если позволите, я с удовольствием с вами завтра отужинаю. Я буду поблизости охотиться и надеюсь, что моя охота окажется удачной. — Он поклонился моей матери, мне, кивнул моим сестрам и кузинам, взлетел в седло и обратился к нашим новобранцам: — Стройтесь, ребята! Нам предстоит недолгий бросок и сражение во имя доброго дела. А на привале — славный обед. Храните мне верность, и я стану для вас добрым господином. Я не проиграл еще ни одного сражения, так что, надеюсь, со мною вы будете в безопасности. Ну а после битвы вас ожидает неплохая добыча и благополучное возвращение домой.
Это были именно те слова, которые новобранцы хотели услышать. Они сразу заметно повеселели и, шаркая ногами, встали в шеренгу. Мои сестры замахали букетами мелких, только что распустившихся белых цветов шиповника, запели трубы, и вся армия вновь пришла в движение. Эдуард без улыбки кивнул мне на прощание, а я подняла руку в приветственном жесте и прошептала ему вслед:
— До завтра.
Я все еще сомневалась в Эдуарде, хотя приказала пажу моей матери встать утром пораньше, отправиться в часовню и приготовиться петь псалом. Я сомневалась, даже когда явилась к матери и сообщила, что сам король Англии выразил желание жениться на мне, хотя и тайно. Я попросила мать взять с собой свою фрейлину Екатерину, прийти в часовню и стать свидетелями нашего бракосочетания. Я сомневалась, даже когда холодным утром стояла в своем лучшем голубом платье под сводами маленькой часовни. Я сомневалась в Эдуарде до тех пор, пока не услышала его быстрые шаги на дорожке перед часовней, пока не почувствовала его теплую руку у себя на талии, пока его губы не коснулись моих губ, пока он не обратился к священнику:
— Пожените нас, святой отец, я очень спешу.
Мальчик-паж спел свой псалом, священник произнес нужные слова. Мы с Эдуардом принесли брачные клятвы друг другу. Словно сквозь густой туман я видела радостное лицо матери и разноцветные стеклышки витража, через которые пробивалось солнце, отбрасывая радужные зайчики на каменный пол часовни.
— А обручальное кольцо? — спросил священник.
— Кольцо! — воскликнул король. — О, какой я дурак! Я же совсем позабыл, что у меня нет для тебя обручального кольца! — И он растерянно повернулся к моей матери. — Миледи, не могли бы вы одолжить мне какое-нибудь кольцо?
— Не надо! — вмешалась я, сама себе удивляясь. — У меня есть.
И я вытащила из кармана то самое кольцо, которое так долго и терпеливо выуживала из реки; то самое, которое напоминало крошечную английскую корону; то, которое магия воды подарила мне вместе с исполнением заветного желания. Король Англии собственноручно надел мне это кольцо на палец, и я стала его женой.
И королевой Англии — по крайней мере, королевой Англии из династии Йорков.
Пока мальчик-паж пел венчальную песню, Эдуард крепко обнимал меня за талию, затем повернулся к моей матери и задал вопрос:
— Скажите, миледи, куда я мог бы отвести свою жену?
Мать с улыбкой протянула Эдуарду ключ.
— У нас есть охотничий домик на берегу реки. Дочь моя, ступай с ним в Речной домик, я велела его для вас приготовить.
Эдуард поклонился ей, бегом вынес меня из часовни, усадил на своего огромного коня, сам сел позади и крепко меня обнял, прижимая к себе, когда взял в руки поводья. Впрочем, по берегу реки мы двинулись неспешным ходом; когда я чуть отклонялась назад, то чувствовала, как бешено стучит его сердце. Вскоре за деревьями показался маленький охотничий домик, над ним вился дымок из каминной трубы. Эдуард спрыгнул с коня, опустил меня на землю и отвел коня в стойло, а я тем временем открыла дверь. Обстановка внутри была самая простая, но в камине жарко горел огонь, а на деревянном столе стоял кувшин со свадебным элем и два бокала. У стола также находились два стула, чтобы можно было присесть и закусить хлебом, мясом и сыром; имелась там и просторная деревянная кровать, аккуратно застеленная великолепными льняными простынями. В комнате сразу потемнело, когда Эдуард появился в дверном проеме, почти полностью закрыв его собой. Он вошел, низко наклонив голову, чтобы не удариться о притолоку.
— Ваша милость… — начала я и тут же поправилась: — Милорд… супруг мой и повелитель…
— А ну-ка, жена, быстро в постель! — с огромным удовольствием приказал он.
Утреннее солнце, лучи которого так ярко играли на балках и свежевыбеленном потолке, когда мы с Эдуардом легли в постель, давно сменилось золотистым послеполуденным светом, и Эдуард, заметив это, сказал мне со смехом:
— Пресвятая Богородица! Как хорошо, что твой отец пригласил меня к ужину! Я просто умираю от голода. Я совершенно обессилел. А ну-ка выпусти меня из кровати, ведьма ты этакая!
— Я ведь еще два часа назад предлагала принести тебе в постель хлеба и сыру, — напомнила я, — но ты не дал мне и трех шагов до стола сделать.
— Другое было важнее, — заявил Эдуард и снова притянул меня к себе.
Я прижалась щекой к его обнаженному плечу, чувствуя аромат его тела, и меня вновь охватил жар страсти. Мы в очередной раз сплели свои тела в объятиях, а когда наконец расплели их и раскинулись на простынях, всю комнату заливал темно-розовый свет догоравшего заката. Эдуард вскочил.
— Мне надо вымыться, — сообщил он. — Хочешь, я и тебе принесу со двора кувшин воды?
Он стоял передо мной, головой касаясь потолка, и я с наслаждением изучала его безукоризненное тело — примерно так торговец лошадьми смотрит на красивого жеребца. Эдуард был высок, строен, с отлично развитой мускулатурой, с широкой грудью и сильными плечами. И он улыбался мне. От счастья у меня перехватило дыхание.
— Ты так глядишь на меня, словно хочешь съесть, — ухмыльнулся Эдуард.
— С удовольствием съела бы! — воскликнула я. — Иначе я просто не знаю, как мне удовлетворить свою ненасытную страсть. Может, мне взять тебя в плен и держать здесь, каждый день понемножку от тебя откусывая?
— А если бы я взял тебя в плен, то наверняка от жадности сразу бы тебя проглотил! — засмеялся он. — Впрочем, ты и так не выйдешь на свободу, пока не забеременеешь.
— О да! — И мне в голову приходила эта замечательная мысль. — Да, конечно! Я рожу тебе много-много сыновей! И все они будут принцами!
— А ты станешь королевой-матерью и основательницей английской династии Йорков, которая, хвала Всевышнему, будет вечно править этой страной!
— Аминь, — преданно глядя на Эдуарда, отозвалась я, не испытывая ни тени смущения, ни дрожи, ни малейшей неловкости. — Храни тебя Господь, мой любимый! И пусть Он вернет тебя ко мне невредимым!
— Я всегда выигрываю в сражениях, — с невероятной самоуверенностью повторил Эдуард, — так что будь спокойна и счастлива, дорогая моя Елизавета. Я не погибну на поле брани.
— И я буду королевой.
Впервые я по-настоящему поняла, что если Эдуард вернется домой, победив в этой битве, а законный король Генрих VI погибнет, то именно он, мой Эдуард, безоговорочно и по полному праву станет королем Англии, а я — его королевой.
После ужина Эдуард, испросив разрешения у моего отца, первым встал из-за стола, собираясь тут же скакать в Нортгемптон. Его паж заранее пришел к нам в конюшню, напоил и накормил коней, а затем подвел их к крыльцу.
— Я непременно буду завтра вечером, — пообещал Эдуард, прощаясь со мной. — Но сейчас мне необходимо повидать своих людей, проверить, как идет подготовка войска. Завтра я буду занят весь день, но к ночи обязательно появлюсь.
— Приходи прямо в охотничий домик, — шепнула я ему. — Как добрая жена, я буду ждать, приготовив тебе ужин.
— До встречи, — также шепнул он.
Затем, повернувшись к моим родителям, Эдуард поблагодарил их за гостеприимство, кивнул в ответ на их поклоны и умчался.
— Что-то его милость слишком внимателен к тебе, — заметил отец. — Не позволяй ему дурить тебе голову!
— Елизавета — самая красивая женщина в Англии, — тут же вмешалась мать. — А молодой король, как известно, очень любит хорошеньких женщин. Впрочем, наша дочь блюдет свою честь.
И мне опять пришлось ждать. Весь вечер, пока я играла с сыновьями в карты, пока слушала, как они читают на ночь молитвы, готовясь ко сну, и всю ночь. Я чувствовала себя страшно усталой после целого дня восхитительных, но весьма утомительных любовных игр и тем не менее так и не смогла уснуть. Весь следующий день я была точно во сне — ходила по дому, разговаривала с другими людьми, делала все, что полагается, и все время ждала. Ждала, когда наступит ночь, когда он, низко наклонив голову, войдет наконец в дверь охотничьего домика, заключит меня в объятия и скомандует: «А ну-ка, жена, быстро в постель!»
Три ночи прошли в этом тумане наслаждений, но потом ранним утром он сказал мне:
— Пора ехать, любовь моя. Теперь мы увидимся, только когда все будет кончено.
Я охнула, мне словно кто-то плеснул в лицо ледяной водой.
— Ты начинаешь войну? — спросила я.
— Да. Войско уже собрано. Мои шпионы сообщили, что Маргарита договорилась с Генрихом, он встретится с ней и ее армией на восточном побережье. Мы выходим немедленно, для начала завяжем бой с Генрихом, а затем быстрым маршем направимся навстречу Маргарите, едва она успеет высадиться на берег.
Эдуард одевался, а я все цеплялась за его рубаху.
— Но ведь ты же не отправишься туда прямо сейчас? — уточнила я.
— Сегодня и прямо сейчас, — ответил Эдуард, ласково убирая мои руки и продолжая торопливо натягивать вещи.
— Но мне невыносима разлука с тобой!
— Мне тоже. Но ничего. Ты постараешься ее выдержать. А теперь послушай меня внимательно.
И передо мной вдруг оказался совсем другой человек, очень отличавшийся от того шального молодого любовника, каким он был в течение этих трех ночей нашего «медового месяца». Сама-то я обо всем на свете позабыла, кроме чувственных наслаждений, а он, оказывается, строил серьезные планы. О да, это был настоящий король, защищающий свое королевство! И я покорно ждала его приказаний.
— Если я одержу победу, что, скорее всего, случится, то вернусь к тебе, и мы при первой же возможности объявим о своем браке. Разумеется, будет немало тех, кто выразит недовольство, но дело сделано, и им придется смириться с неизбежностью.
Я кивнула. Мне было известно, что вечный советник Эдуарда, лорд Уорик, привыкший им командовать, давно уже планировал его брак с французской принцессой.
— Если же удача вдруг от нас отвернется и я погибну, то ты никому не говори ни о нашем супружестве, ни об этих счастливых днях. — Эдуард поднял руку, желая остановить мои возражения, уже готовые сорваться с языка. — Никому ни слова. Ты ничего не выиграешь, оставшись вдовой погибшего самозванца, чья голова будет, разумеется, выставлена на воротах Йорка. Наоборот, это попросту тебя погубит. Ведь сейчас всем известно, что ты дочь семейства, издавна преданного Ланкастерам. Вот этого и следует придерживаться. Ну а меня ты, я надеюсь, не забудешь и помянешь в своих молитвах. Пусть этот брак останется только нашей тайной и о ней будет известно одному лишь Богу. И уж по крайней мере двое из нас троих будут хранить ее, потому что одним из них будет Господь, а другой погибнет.
— Но моя мать знает…
— Она знает, что самый лучший способ обеспечить твою безопасность — это заставить молчать и мальчика-пажа, и ту фрейлину. И твоя мать вполне к этому готова, она все понимает. Я уже дал ей денег.
Я с трудом подавила слезы.
— Что ж, хорошо, я все поняла.
— И еще… Если все сложится плохо, выйди снова замуж. Выбери себе хорошего человека, который будет любить тебя и заботиться о мальчиках, и будь с ним счастлива. Мне бы так хотелось, чтобы ты была счастлива!
Я низко склонила голову, поскольку от горя не могла вымолвить ни слова.
— А теперь вот что: если ты обнаружишь беременность, тебе придется покинуть Англию, — продолжал Эдуард повелительным тоном. — Сразу же откройся своей матери. Я уже общался с нею, и она знает, что делать. Герцог Бургундский повелевает также всей Фландрией, и во имя родства с твоей матерью, а также из любви ко мне он обещал предоставить тебе во владение дом. Если родится девочка, ты сможешь скрываться какое-то время и затем, получив от Генриха прощение, вернуться в Англию. Если ты выждешь еще год, в итоге тебя будет ждать невероятная популярность — мужчины будут с ума сходить, пытаясь добиться твоей руки. Ты станешь прекрасной вдовой погибшего в сражении претендента. Наслаждайся же своей славой — хотя бы ради меня, умоляю. Если же родится мальчик, действовать придется иначе. Мой сын будет наследником трона, наследником династии Йорков. И тебе придется серьезно заботиться о его безопасности. Возможно даже, возникнет необходимость где-то его спрятать, пока он не вырастет и не предъявит свои законные права. Какое-то время он может жить под вымышленным именем в небогатой семье. И на это время тебе придется усмирить ненужную гордыню. Мои братья, Ричард и Георг, станут его хранителями. Доверься им, они защитят любого из моих сыновей. Но может случиться и так, что умрут и Генрих, и его юный сын, и тогда именно твой сын станет единственным наследником английского трона. Разумеется, я сразу сбрасываю со счетов Маргариту Бофор из дома Ланкастеров. Трон должен получить только мой сын! Таково мое заветное желание. И он его получит, если сможет завоевать его или же если Ричард или Георг завоюют для него этот трон. Ты меня поняла? Ты должна будешь уехать с моим сыном во Фландрию и вырастить его в полной безопасности — ради меня! Чтобы он стал следующим королем из династии Йорков.
— Да, — только и смогла я сказать.
Я понимала, что моя тоска и страх — все это касается уже не только меня одной. Если за несколько дней безумной страсти мы и впрямь сумели зачать сына, это будет не просто дитя любви, а наследник королевского трона, очередной претендент, очередной участник долгого и смертельно опасного соперничества двух династий — Йорков и Ланкастеров.
— Конечно, тебе будет нелегко вынести все это, — добавил Эдуард, увидев, как сильно я побледнела. — И более всего на свете я хочу, чтобы ничего этого никогда не случилось. Но ты все-таки запомни: спастись и сохранить жизнь моему сыну ты сможешь только во Фландрии. Я оставил твоей матери достаточно денег, и она знает, куда тебе в таком случае направиться.
— Я буду это помнить, — заверила я. — Но пожалуйста, вернись ко мне!
Эдуард засмеялся. И это был не фальшивый смех, а смех человека действительно счастливого, уверенного в своей удаче и своих возможностях.
— Я обязательно к тебе вернусь, — пообещал он. — Верь мне. Ты вышла замуж за мужчину, который намерен умереть только в собственной постели и желательно после того, как займется любовью с прекраснейшей из женщин Англии!
Эдуард протянул ко мне руки, и я шагнула в его теплые объятия.
— Ты все-таки очень постарайся вернуться, — настаивала я. — А я очень постараюсь всегда оставаться для тебя самой прекрасной женщиной Англии.
Эдуард поцеловал меня, но как-то коротко, словно мыслями был уже где-то в другом месте, и решительно высвободился из моих сомкнутых рук. Я чувствовала, что он покинул меня еще до того, как, низко пригнувшись, шагнул за порог, возле которого уже стоял его паж, держа под уздцы оседланного коня.
Когда Эдуард уже вскочил в седло, я выбежала из дома помахать ему на прощание. Его огромный гнедой жеребец, невероятно сильный и мощный, нетерпеливо приплясывал на месте, выгибая шею и пытаясь подняться на дыбы. Король Англии, натягивающий поводья, был так великолепен на своем боевом коне в лучах солнца, что и мне на мгновение показался совершенно неуязвимым.
— Да хранит тебя Господь! Удачи в бою! — крикнула я, и Эдуард отсалютовал мне, пришпорил коня и помчался на битву с другим законным королем Англии — за жизнь и корону.
Я так и стояла, подняв руку, пока вдали не перестал мелькать его боевой флаг с белой розой Йорков, пока не смолк топот копыт. Я не помнила себя от горя — он уехал от меня, ускакал прочь, встретимся ли мы когда-нибудь?.. И тут, к своему ужасу, я увидела, как мой брат Энтони, явно давно за нами наблюдавший и наверняка видевший сцену прощания, вышел из густой тени и направился прямо ко мне.
— Ах ты шлюха! — бросил он.
Я непонимающе уставилась на брата.
— Что?
— Ты шлюха! Ты опозорила наш дом, свое имя и имя своего бедного покойного мужа, который погиб, сражаясь с этим узурпатором! Да простит тебя Господь, Елизавета, но я немедленно все рассказываю отцу. Надеюсь, он просто отправит тебя в монастырь, а не придушит в ту же минуту!
— Нет!
Я решительно шагнула к Энтони и схватила его за плечо, но брат стряхнул мою ладонь.
— Не трогай меня, паршивка! Я не желаю, чтобы ты прикасалась ко мне теми же руками, какими только что оглаживала этого Йорка!
— Энтони, ты все неправильно понял!
— Что ж мне, собственным глазам не верить? — разъяренно прошипел он. — Или ты меня околдовала? Ты у нас, часом, не фея Мелюзина? Не прекрасная богиня, которая так любит купаться в лесных источниках? Может, и тот, кто недавно с тобой расстался, всего лишь рыцарь, поклявшийся верно тебе служить? Или все мы вдруг попали в Камелот, где процветает прекрасная благородная любовь? Значит, здесь у нас царит чистая поэзия, а не вонь сточной канавы?
— Да, это прекрасная благородная любовь! — не выдержала я.
— Да ты даже значения этого слова не понимаешь! Ты самая настоящая шлюха! Вот увидишь, когда они в следующий раз будут проезжать мимо нас, этот Йорк передаст тебя сэру Уильяму Гастингсу; он всегда так поступает со своими девками.
— Он любит меня!
— Так он говорит всем и каждой.
— Но он действительно меня любит! И вернется ко мне…
— Он всем это обещает.
Я пришла в такую ярость, что даже попыталась ударить Энтони, но брат ловко уклонился, не желая получить кулаком в нос. И тут заметил, что у меня на левой руке блеснуло золотое кольцо. Впрочем, это не остановило его насмешки.
— Неужели он тебе колечко подарил? И ты надеешься, что на меня произведет впечатление этот залог любви?
— Никакой это не залог любви! Это обручальное кольцо! Настоящее обручальное кольцо, Эдуард надел мне его на палец во время настоящей брачной церемонии! Мы с ним обвенчались.
Едва это победоносное заявление сорвалось с моих уст, я сразу поняла: Энтони ничем не проймешь.
— Великий боже, да ведь он тебя обманул! — огорченно воскликнул брат. Он обнял меня и прижал к груди мою голову. — Бедная моя сестренка, бедная моя дурочка!
— Сейчас же отпусти! — Я вырвалась. — Никакая я не дурочка! Как ты смеешь так меня называть?
Энтони печально, с горькой усмешкой смотрел на меня.
— Дай-ка я попробую догадаться, — продолжал он. — Это ведь было тайное венчание в частной часовне, верно? И никто из его друзей или придворных при этом не присутствовал. Неужели он даже лорду Уорику ничего не сказал? И тебе он, наверное, велел пока помалкивать, так? И все отрицать, если кто-то спросит.
— Да. Но…
— Ты вовсе ему не жена, Елизавета. Он тебя обманул. Это бракосочетание было всего лишь притворством, он все подстроил, и ваш брак не имеет никакого веса ни в глазах Господа, ни в глазах людей. Он обвел тебя вокруг пальца с помощью какого-то дрянного колечка и подставного священника. Ему просто хотелось поскорее затащить тебя в постель!
— Неправда!
— Ты пойми, этот человек надеется остаться королем Англии. Стало быть, ему нужно жениться на принцессе! А вовсе не на какой-то вдове-попрошайке из вражеского лагеря, которая вышла на дорогу, чтобы молить его о возвращении вдовьей доли. Если уж Эдуард и сыграет свадьбу с англичанкой, то это наверняка будет одна из самых знатных особ, принадлежащая к дому Ланкастеров, возможно Изабелла, дочь лорда Уорика. Зачем ему связываться с женщиной, отец которой воевал против него? Впрочем, скорее всего, он женится на какой-нибудь богатой европейской принцессе — на испанской инфанте или французской дофине. В любом случае он должен заключить такой брак, чтобы чувствовать себя на английском троне в относительной безопасности и завести надежных союзников. Лорд Уорик никогда ему не позволит жениться по любви на какой-нибудь хорошенькой мордашке! Да он и сам отнюдь не дурак, так что вредить себе не станет.
— Он совершенно не обязан поступать так, как хочет лорд Уорик! Эдуард — король!
— Он — марионетка Уорика! — отрезал мой брат. — Лорд Уорик просто решил поддержать его — как когда-то отец Уорика поддержал отца Эдуарда. Без их помощи ни твой любовник, ни его отец никогда не сумели бы воплотить в жизнь свои планы по поводу трона. Лорд Уорик — известный «делатель королей», это он слепил из твоего любовника короля Англии. И можешь быть совершенно уверена: он найдет для него и соответствующую королеву. Уорик сам выберет для Эдуарда невесту, и Эдуард непременно на ней женится!
Я потрясенно молчала.
— Но Эдуард уже выбрал! — наконец пролепетала я. — Он не может больше ни на ком жениться! Он уже женился — на мне.
— Игра, шарада, маскарад — и ничего больше.
— Неправда! Там были свидетели.
— Кто?
— Во-первых, наша мать! — выложила я свой главный козырь.
— Наша мать?
— Да, наша мать и ее фрейлина.
— А отец знает? Он там был?
Я молча покачала головой.
— Я так и думал! И кто же там был еще? Кто они, эти твои многочисленные свидетели?
— Наша мать, Екатерина, священник и мальчик-певчий, — сообщила я.
— Что за священник?
— Я его не знаю. Ему король приказал явиться в часовню.
Брат пожал плечами.
— Если это вообще священник! Скорее всего, это просто кто-то из его шутов или приятелей, согласившийся оказать ему услугу и сыграть такую несложную роль. Даже во время ордалии Эдуард сможет легко все отрицать, поскольку этот брак не был заключен по всем правилам. И потом, что значит слово трех женщин и одного мальчика против слова короля Англии? Он запросто может приказать, и всех вас арестуют под каким-либо предлогом и продержат с годик в тюрьме, а он тем временем благополучно женится на любой принцессе. Да он вас с матерью просто вокруг пальца обвел!
— Клянусь тебе, он действительно меня любит!
— Не исключено, — согласился брат. — Возможно, он любил каждую из тех, с кем переспал, а их сотни. Подумай, что будет, когда это сражение закончится и Эдуард, окрыленный победой, поскачет домой. Что, если он снова увидит на обочине дороги какую-нибудь хорошенькую девушку? Да он через неделю о тебе и думать забудет!
Я коснулась своей щеки и обнаружила, что она мокрая от слез.
— Я непременно расскажу маме, какие гадости ты мне тут наговорил! — слабым голосом пригрозила я, точно в детстве; впрочем, эта фраза и тогда не особенно пугала Энтони.
— Давай сейчас вместе отправимся к ней, — предложил брат. — Уверяю тебя: наша мать совсем не обрадуется, когда поймет, что ее так обманули, что заставили подтолкнуть к позорной связи собственную дочь.
Мы молча прошли через рощу и по знакомому мостику перебрались через реку. Поравнявшись со старым ясенем, я мельком на него глянула, но не заметила на стволе никаких следов той нити. Нить, петли, клубок — все исчезло; не было ни малейших доказательств, что тут кто-то творил волшебство. Навсегда сомкнулись и воды реки, из которой я вытащила свое обручальное кольцо. И я уже не была уверена, что магия подействовала. Я уже сомневалась в том, что она вообще существует. У меня осталось только маленькое золотое колечко, напоминающее крошечную корону, но это, возможно, ровным счетом ничего не значило…
Мать возилась в аптечном огороде, который по ее приказу был разбит у боковой стены дома. Увидев, как мы с Энтони решительно приближаемся к ней на расстоянии шага друг от друга и упрямо молчим, она выпрямилась. Держа в руках корзинку с травами, мать ждала, когда мы подойдем ближе, и внутренне готовилась к неприятной беседе.
— Здравствуй, мой мальчик, — поздоровалась она с Энтони.
Брат опустился перед матерью на колени, а она с улыбкой благословила его, положив ладонь на его светловолосую голову. Затем он встал, взял ее руку в свои и заявил:
— По-моему, этот ваш король солгал и тебе, и моей сестре. Бракосочетание происходило в такой тайне, что, судя по всему, не найдется ни одного достойного человека, который сможет подтвердить его подлинность. Не сомневаюсь, Эдуард устроил весь этот маскарад, желая просто переспать с Елизаветой, и теперь, разумеется, станет отрицать, что женат на ней.
— Значит, ты так думаешь? — степенно уточнила мать.
— Именно. И кстати, он уже не впервые устраивает такое венчание, чтобы затащить девушку в постель. Он и раньше позволял себе подобное, и мне известна женщина, которая в итоге так и не дождалась от него обручального кольца, зато родила ему бастарда.
Мать по-прежнему держалась с великолепным спокойствием.
— Как он поступал прежде, это его личное дело, — заметила она, слегка пожав плечами. — Но я собственными глазами наблюдала за всем обрядом, Эдуард дал клятву перед алтарем, и я готова держать пари: вернувшись, он объявит Елизавету своей женой!
— Да никогда он этого не сделает! — горячился Энтони. — И моя сестра будет обесчещена. Да еще и опозорена в случае беременности.
Мать с улыбкой смотрела в сердитое лицо Энтони.
— Если ты прав и он действительно намерен отрицать свой брак с Елизаветой, тогда ее и впрямь ожидает весьма жалкое будущее, — согласилась она.
Я не выдержала и отвернулась. Всего несколько минут назад мой возлюбленный умолял меня во что бы то ни стало уберечь от опасности нашего сына и объяснял, как это сделать, а теперь мои близкие опасаются, что этот еще не родившийся ребенок станет причиной моего падения!
— Я ухожу. Пойду лучше повидаюсь со своими сыновьями, — холодно произнесла я. — Не желаю больше все это слушать. И обсуждать это более не хочу. Я была честна с Эдуардом, и он будет честен со мной, а вы еще пожалеете, что сомневались в нем!
— Дурочка ты, — упрекнул меня Энтони, которого мои слова, судя по всему, ничуть не впечатлили. — Вот чего мне действительно жаль. — Он повернулся к матери и добавил: — Ты пыталась играть по-крупному и сыграла блестяще, но на кон поставила жизнь и счастье дочери против честного слова всем известного лжеца.
— Возможно, — по-прежнему невозмутимо ответила мать. — Ты у нас, сынок, человек мудрый, философ. Но уверяю тебя: кое-что я знаю гораздо лучше. Даже сейчас.
Я медленно побрела прочь, и ни один из них меня не окликнул.
И снова мне пришлось ждать. Впрочем, ждать пришлось всему королевству. Все мы ждали, когда же станет известно, кого нам приветствовать как короля, кто отныне будет править страной. Мой брат Энтони даже послал своего человека на север — разведать что и как, и мы все предвкушали его приезд и рассказ о том, сумели ли объединиться войска Генриха и Маргариты, состоялась ли битва и осталась ли удача на стороне короля Эдуарда. Только в мае слуга брата вернулся домой; он побывал далеко на севере, близ Хексема, и там познакомился с человеком, который поведал ему о состоявшемся сражении, страшном и кровавом. Я слушала, стоя в дверях, и не решалась войти; мне хотелось знать, чем все закончилось, но только без подробностей — мне они давно уже не требовались, чтобы представить себе бой, в нашей стране все привыкли к бесконечным воспоминаниям о войнах. Каждый ее житель не раз слышал, что в данный момент армии выходят на боевые позиции, а может, и собственными глазами видел атаку, отступление или ту мучительную паузу, когда войска вынуждены перегруппировываться. У каждого были родственники или знакомые в тех городах и деревнях, что лежали на пути победившей армии, стремившейся теперь лишь мародерствовать и насиловать. У каждого имелась в запасе не одна история о несчастных женщинах, пытавшихся найти убежище в церкви и тщетно звавших на помощь. Каждый понимал: эти бесконечные войны разорвали на части нашу страну, разрушили благополучие и дружеские отношения с соседями, уничтожили не только доверие к иностранцам, но и любовь между родными братьями; мы забыли, что дороги бывают безопасными, а преданность своему королю — искренней. Однако ничто не могло положить конец этим сражениям.
Мы все продолжали бороться, стремясь к окончательной победе и надеясь, что некий победоносный король принесет нам мир, но окончательной победы не выходило, и мира не получалось, и ни один король никак не мог утвердиться на троне.
Наконец посланец Энтони перешел к главной части своего затянувшегося повествования. Армия короля Эдуарда одержала победу, причем решительную, обратив в бегство войско Ланкастеров. Король Генрих, бедный «странствующий король», не понимал толком, где он находится и что с ним происходит, даже пребывая в собственных покоях в Вестминстере. В итоге он бежал на пустоши Нортумберленда, и за его голову, как за голову преступника и изгоя, была назначена награда. Так Генрих и скитался, лишенный слуг, друзей и последователей, невольно пересекая границы и нарушая их, точно дикая птица клушица.