В противовес западным христианским обществам Святая Русь навсегда осталась верна Церкви. Дух вселенского православия преобразил ее до того, что она стала не этническим, а духовным понятием. Гласу духа, а не воплям плоти и крови внимала Русь. Назовет ли кто блаженного Прокопия Устюжского немцем или преп. Александра Свирского вепсом, а св. Петра Ордынского татарином? "Сколько народов Россия приняла, столько и соблюла" (И.А.Ильин). Нынешний многонациональный состав России есть прямое, неопровержимое доказательство могучей силы Православной Церкви, хранившей единство страны без физического уничтожения малых народов (как было на Западе) и их вер, относившейся к богозданной свободе совести с величайшим благоговением.
Что же лежит в основании духовного континента России?
История России невидимое начало имеет в призвании Божием. Все народы призваны к блаженной жизни с Богом. "Много званых" (Мф. 22:14)!
Святая Русь всеусердно откликнулись на зов Божией любви. С живой преданностью приняла она поручение Господа. Хранение веры православной, не искажаемой человеческим высокоумием, положила в основание жизни, начертав себе идеал святости, смиренного доверия Богу. Чувство призвания подвигло народ к поиску самостоятельного исторического бытия, превратив историю России в часть священной истории.
Смиренным послушанием призванию дивно преобразилась душа народа, а верный Господь дал ей, как когда-то малому племени Авраама, великие дары, тысячекратно умножил население, ради великого простора смиренной души раздвинул географические пределы.
Так слил себя народ с православием, служением истинной вере, как она предана нам от Господа через апостолов, что само понятие русский стало синонимом православного. Ни в чем нет у нас недостатка. Какие задатки, какие обетования в пророчествах! Сами тяжкие поражения и страдания нужно рассматривать как вразумления от Господа ко исправлению жизни. Как и написано: кого Бог любит, того наказывает (Притч. 3:12; Евр. 12:6; Откр.12:6). Не обделены мы в пророчествах надеждой и на восстановление после падения. Несомненное Божие смотрение открывает нам история земли Русской, полнящаяся чудом.
Упорство неведения, неблагодарное молчание о любви Божией — причина продолжения бедствий. Безродный "россиянин" не знает главного в своей истории — ее сути. Какое богатство фактов остается за чертой сознания русских по имени людей! Какие сокровища материалов к священной истории ждут истолкования!
"История России, полная дивных доказательств промышления Божиего о ней, есть история Божиего строительства, новая священная история"16. Так пишет прозорливый святой Иоанн Шанхайский (Максимовича), чудотворец, сворачивавший с пути тайфуны, прославленный нетлением мощей и великими от них исцелениями.
Основание православной исторической науки — вера в Промысл. Он включает в себя свободную человеческую волю, определяющую себя по отношению к Богу положительным или отрицательным образом. Наперед видя цепь своевольных или благочестивых самоопределений народов, Бог эти преслушания и послушания, безмолитвенность и труды молитвы не оставляет без комментариев. Они-то, эти свыше сходящие поучения, и составляют важнейшую сторону истории. "И знай в сердце твоем, что Господь, Бог твой, учит тебя, как человек учит сына своего" (Втор. 8:5) И пророк Амос говорит: "Господь Бог ничего не делает, не открыв Своей тайны рабам Своим, пророкам" (Амос 3:7).
Призвание — хранить драгоценный бисер веры — было услышано Православной Церковью, воспитавшей русский народ.
"Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам" (Мф. 6:33). Самоотвержением смирения и нищетой духовной выстроил русский народ себя и свою культуру. Определяющее свойство русской души — онтологизм жизнеощущения: реальность пребывания в духовном мире, живая связь земной и небесной Церкви.
"В России издревле относились к вере иначе, чем в западных странах. Там религия — часть земной цивилизации, для нас она — путь ко Граду Горнему". 17"Русские люди первую мысль, первую силу отдают Богу и мало думают о земном",— говорил св. преп. Силуан Афонский"18. Не гналась Святая Русь за прогрессом, безумием почитала стремление обогнать истину-Христа. Время оценивало не деньгами, но возможностью стяжать вечность.
Поражала дореволюционных путешественников способность русских крестьян шесть часов кряду говорить о Боге. Удивлял вид русских деревень: посреди покосившихся ветхих почерневших домов — неописуемой красоты Храм. Церковь и была истинным домом русского человека, с любовию им украшаемым. Онтологизм жизнеощущения хорошо передан в словах великого чудотворца прав. Иоанна Кронштадтского: "Божественная Литургия есть ОСЬ МИРА, как колеса могут двигаться только вокруг оси, так и наш мир может двигаться, имея Божественную Литургию <…> Не будет Литургии — солнце померкнет, и земля перестанет производить свой плод".19
Где кроме России могла появиться анонимная книга "Откровенные рассказы странника", потрясшая Америку? Ею зачитывался Селлинджер; родившийся в протестантской семье, известный ныне всему православному миру иеромонах Серафим Роуз обращен ею в православие… Сам жанр ее небывалый: герой странствует по земле русской… в поисках бесценного сокровища — умной святоотеческой молитвы. Да и то, что духоносный автор XIX века смиренно пожелал остаться неизвестным, — какой контраст духу саморекламы в гуманистической культуре, хватания за Copyright’ы!
Онтологизм жизни проявляется в жажде Бога, в безусловном предпочтении духовного материальному, в простоте и открытости души, в детской доверчивости Господу, в смирении пред Его превышающей ум красотой, в страхе оскорбить Его любовь непослушанием, в ясном слышании голоса совести…
Жаждущему Бога народу милость Божия открыла величайшее дарование: высшую способность души — к интенсивности духовного бытия в жизни с Богом и небожителями — ангелами и святыми. Прежде всего она проявляется в молитве. В ней обретает русский человек сыновнее дерзновение к Богу (по слову Божию: "верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими" — Ин. 1:12). Оттого чудом полнится русская земля. "Не стоит земля без праведника", говорят в народе. Нет местечка на земле нашей, которая не была бы освящена подвигом святых. Сыновнее дерзновение к Богу, даруемое за чистую и правую веру, мягкость сердца, далекого от жестоковыйной гордыни еретичества, за послушливую жизнь по заповедям, — переживается как чувство особой близости Богу, как уверенность в Его любви к кающемуся грешнику (каковыми и ощущали себя святые, ибо святость — синоним смирения) и готовности откликнуться на любую просьбу человека. А отсюда и исполнимость молитв по слову Божию. "Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы" (Мк. 16:17-18). "Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит" (Ин. 14:12-13). Эта заповеданная Господом преискреннейшая жизнь с Богом, небывалая, неслыханная, осуществляемая в Православии, — ненавистна еретическому миру, ибо обличительна для его умствований.
Глубина православной веры всей культуре задала установку на поиск великого смысла. "Во всем мне хочется дойти до самой сути", — как это по-русски сказалось у Пастернака! "Во всем ищите великого смысла", — наставлял преп. Нектарий Оптинский.
"Остальные страны граничат друг с другом, а Россия с Богом", — говорил Рильке. Свидетельствует немецкий писатель Стефан Цвейг: "Раскройте любую из пятидесяти тысяч книг, ежегодно производимых в Европе. О чем они говорят? О счастье. Женщина хочет мужа или некто хочет стать могущественным и уважаемым. У Диккенса целью всех стремлений будет миловидный коттедж на лоне природы с веселой толпой детей. У Бальзака — замок с титулом пэра и миллионами. И, если мы оглянемся вокруг, на улицах, в лавках, в низких комнатах и светлых залах — чего хотят там люди? — Быть счастливыми, довольными, богатыми, могущественными. Кто из героев Достоевского стремится к этому? Никто. Ни один".20
Вся литература России, по мысли Гоголя, имеет пророческий характер. Ибо движимы писатели и художники совестью, жаждой духовного возрождения, пробуждения человека к подлинности осмысленной жизни.