Объявленное перемирие соблюдалось весьма относительно. В ночь с 19-го на 20-е конвейером работали суды. Всем, задержанным 18 февраля, избирали меру пресечения — арест на два месяца Такое решение суда в ту ночь было принято в отношении двух с половиной десятков человек.
«Титушки», от нечего делать, разбрелись по спальным районам и там нападали на людей, громили машины, били витрины магазинов. Киевляне самоорганизовались (в который уже раз за эту зиму) — патрулировали улицы и дворы.
На самом Майдане периодически происходили короткие стычки. «Беркут» обстреливал протестующих. Те отвечали брусчаткой и «коктейлями Молотова». На мостовой там и сям зияли проплешины: за две ночи запасы булыжников существенно сократились.
«Девятнадцатого нам скомандовали срочно ехать на Киев, — вспоминает командир днепропетровского «Беркута» Андрей Ткаченко, которого удалось разыскать специально для интервью к этой книге. — По иронии судьбы, автобусы выделили какие-то совершенно непригодные — они несколько раз в дороге ломались. Из-за этого мы прибыли на Майдан уже только поздно вечером. Автобусы запарковали у верхнего выхода из станции метро «Крещатик» — на Ольгинской. Площадь вся была в огне. Нас поставили дежурить с пяти до восьми утра на Институтской, за Стелой независимости.
Когда закончилось дежурство, нас сменили, и мы поднялись выше на пару метров, не слишком значительно. В начале седьмого утра по нам начали стрелять из консерватории. У меня было несколько раненых. Я точно уверен, что огонь был именно из консерватории. При этом стреляли в ноги, в руки, то есть профессионально. Ранения в основном были сквозные.
Я набрал Андрея Шевченко и сообщил о происходящем. Он сказал, что рассказал Парубию, и тот отправил туда ребят с Майдана — разобраться. Я также позвонил в министерство — доложил обстановку, попросил дать команду отойти. Пока перезванивались, у меня появились новые раненые. Всего в то утро ранения получили шестеро моих ребят».
|
|
Говорит Андрей Шевченко:
«Двадцатого февраля меня разбудил звонок Андрея Ткаченко, командира днепропетровского «Беркута»: «У меня раненые. Кто-то из ваших стреляет в нас со второго этажа консерватории».
Тут нужно рассказать предысторию. Я познакомился с Ткаченко за пару недель до этого. Заступал на дежурство на Майдане и решил сходить на разведку в «Мордор» — на милицейскую сторону Грушевского. Там я нашел старшего и предложил обменяться телефонами — на случай провокаций. Этим старшим оказался Ткаченко. В то время на Грушевского было перемирие, и ни нам, ни милиции совсем не хотелось его нарушать из-за какой-то провокации или недоразумения. Ни в ту ночь, ни в последующие дни этот телефон не понадобился — до утра двадцатого февраля.
И вот звонит мне Ткаченко и говорит: мол, ваши стреляют; если сейчас же не прекратите, будет беда. На Майдане было категорически запрещено использование оружия: его применение стопроцентно было бы использовано властями как предлог для полноценного вооруженного штурма. Тем более что мы знали: восемнадцатого февраля у милиции на Институтской появились автоматы Калашникова и винтовки».
Что же произошло на Институтской утром 20-го?
То, что бойня 20 февраля началась с выстрелов из консерватории, сегодня сомнений практически ни у кого не вызывает. Тем более «Беркут» настаивает, что видел агрессоров — расстояние от консерватории до Институтской не так уж велико. Следствием это не доказано по единственной причине: не осталось следов. Стрелки довольно оперативно покинули здание — когда в консерваторию подоспели люди Парубия, там уже никого не было. После отыскать их тем более не удалось.
|
|
Ключевой вопрос: это были майдановцы или провокаторы власти, намеревавшиеся столкнуть обе стороны?
Говорит Андрей Шевченко:
«Исключить то, что стрелял кто-то из майдановцев, нельзя: после смертей восемнадцатого и двадцатого февраля вполне мог появиться какой-нибудь мститель-стрелок. Среди тех, кто уцелел в Мариинском парке, на Крепостном или Шелковичной, были такие, у которых уже просто сдавали нервы. Восемнадцатого числа это был вменяемый, адекватный человек, а девятнадцатого — стеклянные глаза, и говорил он только одно: «Дайте мне автомат, и я буду косить «берку-товцев» столько, сколько смогу». Я вполне допускаю, что в консерватории мог «работать» кто-то из майдановцев — какой-нибудь неустановленный «народный мститель». Теоретически это вполне могло быть. Но у меня такое ощущение, что это была сознательная провокация — людей заманивали на Институтскую, в ловушку».
Фраза «заманивали в ловушку» указывает на вмешательство третьей стороны. В пользу этой версии — слова Ткаченко о том, что целились в руки-ноги. То есть намереваясь не убить, а ранить. Ведь чем больше таких ранений — тем отчаяннее злость. Однако «третья сторона» — лишь версия. Без доказательств. Не слишком правдоподобная, на мой взгляд.
|
|
«Это не наши», — прочитал Ткаченко смс от Шевченко, который уже успел поднять на ноги всех, кого только можно.
Вспоминает Арсен Аваков:
«После ночи на Майдане я пришел к себе в гостиницу «Киев». Только переоделся, лег подремать полчасика, как вдруг звонок. Звонил Ратушняк (зам. Захарченко. — С. К.): «Немедленно прекратите! Ваши стреляют из консерватории». Пашинский поехал на Майдан, чтобы на месте разобраться в происходящем. Я вызвал переговорщиков. Встречу мы организовали в гостинице «Киев», на втором этаже.
Кто был переговорщиком в тот раз?
Заместитель одного из силовых министров. Большего я даже сейчас сказать не могу. Да, не первого уровня фигура, но достаточно влиятельная. Он был растерян. «Прекратите стрелять», — говорит мне. Я: «Мы не стреляем, нашим просто не из чего стрелять». Хотя, как мы сейчас знаем, стрельба действительно была обоюдной. Скорее всего, «Беркут» стрелял оо нашим пневматикой. Наши отвечали всем, что было под рукой, — без разбора. Только мы с этим замминистра закончили говорить, как ему кто-то звонит и сообщает, что началось отступление силовиков. И он, наскоро попрощавшись, убегает.
О чем вы договорились?
Да ни о чем. Я ведь просто хотел понять ситуацию. И вот он исчез, а я вижу, что на улице какое-то странное движение начинается. Администрация отеля в панике, никто вообще не понимает, что происходит. Я же постоянно поддерживаю связь с нашими, и вышло так, что наш штаб как бы территориально разделился: один на Майдане, а второй здесь, в отеле. При том, что отель находился в глубоком тылу у власти. В «Киеве» собрались несколько нардепов: Головко, Апостол, Княжицкий, Фаермарк. Советуемся, что делать. Поднялись на семнадцатый этаж: там обзор хороший. Смотрим: силовики отступают, часть вообще в автобусы грузится — уезжает, над Институтской клубы дыма, из Мариинки бегут «титушки».
Пальба из консерватории длилась около часа (точные отрезки времени очевидцы тогда, разумеется, не засекали). Пострадали бойцы не только днепропетровского, но и других подразделений «Беркута». В стане силовиков началась сумятица. Командиры пытались связаться с начальством для получения инструкций. Начальство не отвечало.
В итоге командиры со своими бойцами поднялись по Институт-США на несколько десятков метров выше. Стоять напротив Стелы независимости было опасно: живые мишени.
Неожиданно из-за их спин на митингующих пошли водометы (собственность МВД) — вроде как приказ дал кто-то из руководства ВВ, находившийся на месте. Ледяной душ водометов ожесточил людей. Увидев, что «Беркут» пятится вверх по Институтской, люди подумали, что силовики отступают, и сами, без всякой команды, ринулись в атаку: поскорее занять освобождающуюся территорию.
«Я еще подумал: зачем эти водометы? Они же только все усугубят. А тут вижу: начальство ВВ тоже вверх по Институтской драпает, — продолжает Ткаченко. — Началось что-то странное: силовики, кто где был, разбегаются в разные стороны. Из консерватории по-прежнему стреляют. Недолго думая, я даю своим команду — по автобусам. Думал, заедем во двор Кабмина. Но куда там — на перекрестке настоящая пробка. Снизу еще водометы ползут, пальба, не поймешь, что происходит. Делать нечего: двинули вперед, доехали до Лавры, а дальше что? Оружия у нас с собой не было, ни одного ствола — нам не выдавали, я честно вам говорю. Что делать — совершенно непонятно. Я набираю начальство: по-прежнему трубку никто не берет. Появилась мысль: ехать домой. Но на Бориспольской трассе уже стояли блок-посты, нас бы просто не выпустили. А у тебя — сто пятьдесят человек личного состава, ты ответственность за них несешь».
Эвакуацию предприняли не только днепропетровцы. В начале девятого практически все силовики, стоявшие на Институтской, снялись и рассыпались по своим автобусам, припаркованным во всю длину улицы — аж до площадки перед клубом Кабинета Министров. Это четко видно на многочисленных кадрах видеосъемки. При этом централизованного приказа «отступить» никто не подучал.
Согласно действовавшим нормативам, в случае возникновения чрезвычайной ситуации (каковой была пальба из консерватории), командиры могли самостоятельно принять решение подняться выше на пару метров, что они вначале и сделали. Но подняться выше и покинуть место событий — не одно и то же.
Впоследствии на допросах те из командиров «Беркута», кто находился тогда на Институтской, а позже не сбежал из страны (хотя бы в тот же Крым), говорили, что об отступлении докладывали Петру Федчуку. Он единственный из начальства отвечал на телефонные звонки.
С персонажем по фамилии Федчук стоит познакомиться поближе. На момент описываемых событий он был замначальника, начальник управления общественной безопасности ГУ МВД Украины в городе Киеве. Лично принимал участие в большинстве силовых акций против Майдана.
Вот выдержка из допроса Валерия Коряка. Допрос проводился в Генпрокуратуре вскоре после разгона студентов в ночь с 29 на 30 ноября:
«По требованию Сивковича я дал команду своему заместителю Федчуку, чтобы он личным составом милиции особого назначения «Беркут» оттеснил митингующих с Майдана в направлении Крещатика».
Мы помним, что перед разгоном студентов на Майдан заехала фура коммунальщиков, которые — не пойми для чего — приволокли туда среди ночи заградительные конструкции. Рассказывавший об этом эпизоде Андрей Шевченко предположил, что фура появилась на площади как раз для того, чтобы вокруг нее возникла стычка. Так оно и получилось. И хотя стычка — стараниями того же Шевченко — не переросла в полноценную драку, власть все равно использовала это как предлог для применения силы. Непосредственно на месте силовой сценарий реализовывал господин Федчук.
22 января 2014 года на Грушевского (в то утро были убиты Нигоян, Жизневский и Сеник) Федчук лично командовал атаками «Беркута». На видео хорошо видно: когда волна атаки зашла слишком далеко — силовики гнали протестующих до самого Украинского дома, — Федчук с рацией выскочил из-за спин «Беркута» на середину Грушевского и принялся — каждое слово через мат — орать: «Назад! Назад, я сказал!». Так он и стоял там с рацией, пока «беркутовцы» возвращались с передовой, волоча по снегу избитых пленных.
По роду своих служебных обязанностей Федчук курировал всю многотысячную армию иногородних силовиков, прибывших в столицу. Как начальник общественной безопасности в городе Киеве, именно он ежедневно проводил «летучки» с командирами «Беркута» из регионов — раздавал им задачи, которые доводились до него свыше. Политических решений Федчук, разумеется, не принимал — был всего лишь исполнителем, — но, как исполнитель, он знал очень много.
Расстрел Майдана
Вернемся на Институтскую. Итак, силовики начинают отступление. При этом группа «вэвэшников» оказывается заблокированной в Октябрьском дворце. Для того чтобы их оттуда вызволить, на склонах у Октябрьского появляется спецрота «Беркута». Те самые, с желтыми повязками, под командованием Дмитрия Садовника. Всего 21 человек. Лица у всех были закрыты, поэтому идентифицировать удалось только троих. В том числе самого Садовника, имеющего отличительные физические особенности.
Начался расстрел Майдана. Он происходил в три этапа.
Первый. С целью обеспечения отхода «вэвэшников» бойцы с желтыми повязками выдвинулись на площадку перед Октябрьским дворцом, откуда открыли пальбу по Майдану. Стреляли из помповых ружей и автоматов. Эти кадры видел весь мир.
Когда «вэвэшники» отошли все вверх по Институтской, бойцы спецроты также стали отходить в том направлении, но продолжали при этом вести огонь. Это опять-таки видно на многочисленных видеозаписях: большинство иностранных журналистов жили в гостинице «Украина», откуда — в то утро — все поле боя было как на ладони. Так, оператор спутникового белорусского телеканала «Белсат» зафиксировал, как в ходе отступления от Октябрьского один из бойцов в черной форме и с желтой повязкой ведет огонь из автомата Калашникова. При этом автомат он держит левой рукой, упирая его в культю правой. Именно по этим кадрам был опознан командир спецроты Дмитрий Садовник.
Также запомнился силовик, который лег — для удобства — на землю и, уперев «ствол» в специальную подставку следил в прицел за митингующими (на видео он не сделал ни единого выстрела, но постоянно держал Майдан на «мушке»). Личность его точно не установлена, но по предположению следствия, это — боец «Омеги», временно прикрепленный к спецроте «Беркута».
В 9.05 возле Октябрьского погиб боец ВВ Симисюк — спецрота как раз находилась на площадке перед Октябрьским. Кто в него попал — снайпер или кто-то из своих, до сих пор не выяснено. На том этапе это уже априори не могли быть майдановцы, даже отпетые «народные мстители» из консерватории.
Впрочем, о снайперах — чуть позже.
Второй. Отойдя от Октябрьского вместе с ВВ, спецрота остановилась возле верхнего выхода из станции метро «Крещатик», где залегла за баррикадой, ранее сложенной протестующими из мешков со снегом и других подручных предметов. Тут «желтые повязки» вели стрельбу по наступавшим майдановцам еще минут двадцать.
И, наконец, третья точка — за бетонными блоками — чуть выше перекрестка с Олъгинской. Оттуда, пользуясь защитой блоков и стоящего перед ними грузового автомобиля, вели особо ожесточенный огонь.
Со сцены неслись тревожные предупреждения: ни в коем случае не выходить за периметр баррикад, шагу не делать в направлении Институтской. Но люди не слушали. Как только «Беркут» начал отступление, майдановцы ринулись за ними. Пули скашивали их одного за другим. Падающих подхватывали санитары, второй ряд становился первым, а люди все равно продвигались вверх.
«После первых убитых на Институтской все наши лидеры занимались только тем, что звонили сотникам Самообороны, ко всем подряд, и говорили: «Где бы вы ни находились, оставайтесь там; ни шагу вперед, на Институтскую, — там бойня; вы должны сохранить жизни свои и своих ребят. К этому же призывали со сцены. Пытались погасить это спонтанное наступление, но получалось, увы, не очень», — говорит Андрей Шевченко.
Мраморный пол холла гостиницы «Украина» был липким от крови: тут наспех оборудовали полевой госпиталь.
Вы знаете, что такое п-о-с-к-а-л-ь-з-ы-в-а-т-ь-с-я на крови?
Здесь умерли 13 человек. Здесь же их отпели.
С другой стороны Майдана, у отеля «Казацкий», тоже складывали трупы. Три. Пять. Уже восемь.
Почти все они были убиты прицельным попаданием в шею, грудь, сердце. Так стрелять мог только профессионал. Неподалеку от «Казацкого» на минутку остановилась молоденькая медсестра Олеся Жуковская. Поверх куртки была надета белая футболка с красным крестом. Снайпер попал ей точно в шею. «Я умираю», — успела написать девушка в соцсети, пока ее везли в «скорой». Олесю спасли чудом — вовремя доставили в клинику.
«Когда я добежал до Майдана, там уже были десятки убитых, — продолжает рассказ Шевченко. — Люди повели меня от сцены к отелю «Казацкий»: туда начали сносить тела, и нужно было срочно что-то делать с телами. Я связался с Макеенко — договорились, что убитых будет забирать в морг «скорая помощь» в обход процедуры (по правилам, смерть должна оформлять милиция. — С. К.). Возле «Казацкого» накопилось одиннадцать тел. Пришел священник, началось отпевание, вокруг собрались люди. А снайперы продолжали работать: где-то в это время совсем рядом в шею ранили медсестру (Жуковскую. — С. К.). Я понял, что все мы являемся отличной мишенью и если срочно что-то не предпринять, трупов будет еще больше. Выбежав на Михайловскую, я перехватил первый попавшийся бус, погрузили туда тела убитых и повез их в Михайловский собор. Собор — первое, что пришло в голову, ведь там уже был расположен полевой госпиталь. У арки монастыря нас встретил один из священников. Он меня узнал. Я говорю: «Плохие новости. Тут погибшие, их надо отпеть». Я очень боялся, что он меня развернет, все-таки монастырь — это не полевой морг. Поэтому я и сказал про отпевание. Но священник согласился, и мы въехали на территорию. На монастырском дворе, в самом дальнем уголке, я отыскал пятачок под сенью большого старого дерева. Там мы и положили тела. Со временем их будет становиться все больше и больше. На дворе монастыря — множество людей, в Трапезной — госпиталь. Все суетятся, волонтеры подвозят еду, лекарства, а ты пробираешься между ними на бусике, и люди вокруг не знают, что в салоне у тебя одиннадцать трупов».
В двенадцать часов Александр Турчинов со сцены Майдана призвал всех народных депутатов, независимо от фракционной принадлежности, собраться в три часа дня в ВР. Надо было любой ценой остановить кровопролитие. И парламент — единственный орган власти, который мог это сделать. Более того, дать сигнал другим органам власти.
Кто стрелял по Майдану?