б) правила, по которым решают, должна ли быть отброшена или оставлена данная теория в случае ее несогласованности с такими данными, и если - да, то какие изменения в ней должны быть сделаны; назовем их оправдательными установлениями.
5. Установления, определяющие общие характеристики теории (такие как простота, высокая степень фальсифицируемости, наглядность, соответствие определенным каузальным принципам или эмпирическим критериям значения, а также другие подобные характеристики); это может быть названо нормативными установлениями.
Этот список, разумеется, не претендует на полноту. Названными типами описываются правила, по которым формируются, исследуются и оцениваются естественнонаучные теории (или теории, связанные с измерениями), в то время как конкретное содержание таких правил остается за рамками этого описания. Какова бы ни была естественнонаучная теория, мы должны решать, какую конкретную форму и какие именно аксиомы она будет иметь (т.е. руководствоваться нормативными и аксиоматическими установлениями); мы должны установить механизм перехода от данных экспериментов и наблюдений к теоретическим высказываниям (т.е. мы должны вводить инструментальные, функциональные и оправдательные правила). Но мы не можем располагать универсальными рецептами, как именно это сделать.
Условие возможности физической теории состоит в том, что правила ее возникновения и функционирования должны соответствовать указанным типам и ни один из них не должен быть пустым. По этой причине такие правила или установления можно назвать категориями теории науки. Разумеется, не следует смешивать эти категории с кантовскими, равным образом как предложения, обсуждавшиеся во 2 и 3 главах, не следует смешивать с кантовскими синтетическими суждениями a priori. Теоретико-научные категории отличаются от трансцендентальных категорий во многих отношениях, но главным образом тем, что не являются необходимо общезначимыми. Они применимы только к научному знанию, но не к знанию вообще; более того, некоторые из них применимы только к научному знанию, достигшему высокой степени развития, когда основой его функционирования и роста становятся измерительные приборы. Поэтому можно сказать, что эти категории исторически обусловлены, если даже они не изменяют своего содержания достаточно долгое время. Например, если с этой точки зрения рассматривать аристотелевскую физику, то эти категории пришлось бы модифицировать. Вместо того, чтобы говорить о приборах, мы говорили бы о чувственных органах и установлениях, позволяющих оценивать и определять значимость чувственных данных; правило индукции заняло бы место функциональных установлений (поскольку даже понятие функции в то время не было еще явно сформулировано), другие категории также были бы соответственным образом переработаны, их значения были бы в той или иной мере изменены.
|
|
Как уже было отмечено в 3 главе, физическая картина мира зависит от того, какие конкретные правила определяют ее построение, хотя, безусловно, она зависит также и от своих эмпирических характеристик. Проиллюстрируем каждую из пяти категорий конкретными примерами.
Инструментальное установление: поведение твердых тел подчинено законам евклидовой геометрии.
|
|
Функциональное установление: из серии измерительных данных может быть построена математическая функция с помощью интерполяционной формулы Ньютона.
Аксиоматическое установление: все инерциальные системы эквивалентны.
Оправдательное установление: если результат, предсказанный теорией, не достигнут в эксперименте, теория должна быть отброшена (радикальный принцип фальсификации).
Нормативное установление: все теории должны соответствовать детерминистическому, то есть неограниченному принципу причинности.
Каждое из таких правил определяет, каким должно быть решение исследователя, интерпретирующего природу. Как только решение уже принято, его следствия становятся эмпирическими. Если решение изменено, а история физики показывает, что это случается со всеми пятью типами, то изменятся и следствия или результаты, и это также эмпирический факт. Установления задают концептуальный каркас, без которого нет физики. Но какой предстанет природа в рамках этого каркаса, в каких явлениях - это вопрос эмпирического исследования.
Значение введенных категорий для истории физики
Названные здесь категории (или соответствующие им исторически обусловленные модификации) позволяют нам систематически исследовать историю физики с точки зрения тех многообразных основоположений, какие были в ней задействованы. Мы уже знаем об исключительной важности истории для вопроса физического обоснования; категории определяют те основные линии, по которым эта история может быть написана.
|
|
Рассматривая проблему в этом свете, мы уже не найдем те сверхисторические инварианты, какие допускались Дюгемом. Напротив, теперь мы можем утверждать, что большая часть того, что могло бы быть подведено под эти категории, да и сами они подвержены изменениям, определяемы конкретной исторической ситуацией. И не только в рамках истории физики.
Фундаментальное значение истории физики для теории науки состоит в том, что она освобождает от стереотипов наше понимание основных отношений, характерных для научного исследования, и предоставляет примеры, выясняющие эти отношения. В этом смысле история науки выступает в роли пропедевтики.
Краткий экскурс в исторический период, завершением которого стала физика Ньютона, уже показал, что названные установления могут брать начало вне сферы физики - в теологии, метафизике, в культурном контексте как таковом, не исключая политики, экономики и техники.
Разумеется, может быть так, что какие-то правила просто выводятся из других правил. Установления, относящиеся к различным категориям, обычно не возникают независимо друг от друга, а скорее образуют некую иерархию, внутри которой отдельные категории могут изменять свою относительную значимость. Иногда, особенно в тех ситуациях, когда происходит серьезный сдвиг в научном знании, на первый план выдвигаются аксиоматические, нормативные и оправдательные правила, которыми определяются и остальные. Бывает иначе, когда главная роль переходит к инструментальным и функциональным установлениям, которые ведут за собой аксиоматические. Как раз в этом случае часто создается впечатление, что этим и определяется природа физического познания. Когда дело выглядит так, что отдельный эксперимент может решить проблему, предпосылки отходят на второй план. Но почему же главная роль переходит от одних установлений к другим? Как показывают исторические примеры, прослеживая пути, по которым такие правила входят в научную практику, мы постоянно выходим в сферы лежащие вне самой физики.
Формулировка закона излучения Планка и введение понятия кванта действия (постоянная Планка) - это, на мой взгляд, пример того, как инструментальные, функциональные и оправдательные установления удерживают приоритет по сравнению с другими. Совершенно иное соотношение (как было показано во 2 главе) имеет место в более поздний период развития квантовой механики, когда аксиомы ее были подвергнуты ревизии физиками школы де Бройля с явной целью вернуться к детерминистической трактовке квантовой физики.
Далее, вспомним аргументацию в пользу такого нормативного установления, согласно которому всегда следует предпочесть более простую теорию, какие бы более точные интенции за этим ни стояли. Эта аргументация сводится к следующему: природа является отражением божественной мудрости и потому должна быть простой; или - простота необходима, ибо она позволяет кратчайшим путем достичь цели, которой служит физика, господства над природой; или - самая простая физическая теория одновременно и самая красивая и т.п. Эти расхожие примеры также показывают, что постановка общих целей, понимаемых опять-таки исторически, имеет решающее значение в выборе той роли, какую призваны играть те или иные установления.
В настоящее время имеет место широко распространившаяся тенденция рассматривать условия возникновения теории как нечто относящееся к области психологии и поэтому не представляющие никакого интереса для теории науки. Она же должна иметь дело только с самими научными теориями и их следствиями.
Первое, что можно возразить против такого подхода, - здесь субъективный акт возникновения теории (нечто подобное условиям, при которых может появиться вдохновение) смешивается с установлением или объяснением его оснований; таким образом, психологический феномен смешивается с историческим. Во-вторых, мы должны понять, что те же самые мотивы или типы мотивов, которые играют определяющую роль при создании теории (например, мотивы выбора ее аксиом), играют ту же роль и при ее проверке. Это отчетливо видно из правил оправдания. Если кто-либо, как, например, Поппер, отмахивается от проблемы возникновения аксиом как не имеющей отношения к теории науки, поскольку эта проблема имеет якобы чисто психологический характер, а взамен ее настойчиво выдвигает критерий фальсификации[41], то при этом упускается из виду, что каждая фальсификация сопровождается: а) принятием определенных базисных предложений и б) вытекающим из этого решением принять или отвергнуть теорию. И эти решения вместе с мотивами их принятия аналогичны тем основаниям, по которым формулируются аксиомы, поскольку ни то, ни другое не является необходимым образом определенным. Всякий, кто не может довольствоваться бездумным принятием каких-либо критериев и правил фальсификации - да и кто, собственно, мог бы? - должен подвергнуть анализу стоящие за ними цели и стремления, за этими критериями и правилами; а ступая на этот путь, исследователь, как мы уже видели, выходит далеко за рамки того, что обычно относится к теории науки. Нельзя ограничиться тем, чтобы допустить определяющую роль исторически обусловленных мотивов, действующих на стадии формирования теории (при формулировании аксиом), а потом забыть о них при рассмотрении заключительных стадий (например, при проверочных процедурах). Этот момент мы еще обсудим в последующих главах, особенно в 10 главе.