Подошел Ходя и протянул Кузьме открытую бутылку с тоником. Ромашин благодарно кивнул, залпом выпил полбутылки и откинулся на спинку кресла, чувствуя облегчение. Текучий хаос геометрических конструкций перед глазами – отражение беседы с инком – стал бледнеть. Возбужденный мозг, оперирующий сложнейшими математическими преобразованиями, начинал успокаиваться.
– Он в порядке, – сказал Кузьма сиплым голосом. – Никаких сбоев, тесты прошел блестяще, состояние всех цепей в пределах допустимых отклонений. Но эксперимент действительно проводить было нельзя.
– Я понял это еще семьдесят лет назад, – проворчал Филипп. – Успел заблокировать и отстрелить инициатор реакции буквально за несколько мгновений до взрыва.
Кузьма озадаченно посмотрел на деда.
– Этого не может быть. То есть я хотел сказать, что инициатор на месте, я его тестировал…
– Это второй экземпляр, резервный, из благих намерений он был смонтирован на случай отказа первого.
– Где‑то я читал, – хмыкнул Кузьма, – что всякий раз, когда человек допускает глупость, он это делает из благородных побуждений. Итак, моя миссия закончена?
Директор УАСС покачал головой, с неопределенным сомнением глядя на внука, перевел взгляд на Ходю:
– Хасид, собирай экспертов у метро, мы подойдем чуть позже.
Безопасник ушел.
– Твоя миссия только начинается, – негромко проговорил Филипп, когда они остались одни в каверне управления с похожими на светящийся лед стенами. – Необходимо рассчитать параметры нового взрыва, который уничтожил бы «зеркала», не затрагивая метрику пространства. Ну, или почти не затрагивая.
– Вряд ли это возможно, – скептически усмехнулся Кузьма. – Параметры «зеркал» близки к параметрам «струн» метро, ты же знаешь. Изменяя одни, мы неизбежно изменим другие. Вся система метро полетит к чертовой матери!
– Вот и реши эту проблему, – обыденным тоном сказал Филипп. – Ты сможешь, я уверен. Если смотреть на «зеркала» как на хрономембраны, создающие тоннели перетекания энергии из прошлого в будущее и обратно, то поискав в этом направлении, можно выйти на эксперименты с локальным изменением мерности времени.
– Это опасная мысль, дед.
– Как сказал классик: мысль, которая не опасна, не достойна того, чтобы называться мыслью. Ты же проводил цикл расчетов по мнимым структурам, введи эти расчеты в аппарат ТФ‑теории с выходом на трехмерное тело времени.
Кузьма с любопытством и недоверием заглянул в прозрачно‑серые умные глаза Филиппа.
– Дед, да ты никак занимаешься теорией?
– Для поддержки тонуса, – усмехнулся директор Управления. – Чтобы не потерять форму. Ну что, согласен?
Кузьма вылез из кресла.
– Как я могу отказать, если ты просишь?
– Я так и думал. Работать будешь не у себя дома и даже не в институте, а здесь, на Тритоне. Мы смонтируем отдельный терминал для связи с Большим Умником Управления.
– Зачем? – удивился Кузьма. – В институте у меня тоже хорошая машина…
Филипп, шагнувший было к выходу, обернулся к внуку и приблизил лицо к его лицу:
– Мальчик, эта работа секретна! Никто не должен знать, чем ты занимаешься. Ни жена, ни друзья, ни родственники.
– А отец?
– Отец знает. Но главное, чтобы не узнал Наблюдатель. Прежде чем собраться здесь, на Тритоне, мы выявили все «зеркала», следящие за «Потрясателем», и заблокировали их. Наблюдатель явно что‑то готовит, и мы должны действовать быстро и тайно, чтобы если не упредить, то смягчить удар.
– Почему ты решил, что он готовит удар?
– Я передам тебе интенсионал по этой проблеме, сам все поймешь. Никому ни слова! Договорились? От этого будет зависеть не только успех операции, но и твоя жизнь. С этого момента ты будешь находиться под негласной опекой безопасников.
– Я сам могу за себя постоять.
– Это условие работы.
– Но я не работаю на Управление!
– Кто тебе сказал? – поднял бровь Филипп.
Кузьма невольно засмеялся.
– Ох и умеешь ты уговаривать, дед. Ладно, будь по‑твоему, но пусть меня опекает кто‑нибудь из знакомых, хотя бы Ходя.
– Хорошо, это будет полковник Хаджи‑Курбан.
Они выбрались из недр «Потрясателя», дождались капсулы доставки, и та перенесла их на балюстраду, откуда открывался вид на «каштан» взрывной установки. Оба, не сговариваясь, оглянулись на нее. У Кузьмы мелькнуло странное подозрение, что за ними наблюдают чьи‑то внимательные глаза, но проверить это ощущение он не успел. Филипп повернулся к шару «Потрясателя» спиной и направился по тоннелю к подъемнику, который около двух часов назад опустил их с поверхности Тритона сюда, на глубину ста километров. Кабину метро устанавливать здесь не стали, предполагалось, что полость в недрах Тритона вместе с шахтой просуществует недолго, то есть только до момента взрыва.
Под куполом, венчавшим шахту, Филипп выслушал доклады экспертов, дожидавшихся его вместе с Хасидом, напомнил об ответственности каждого за утечку информации, и все заняли места в галионе, который за полчаса домчал группу до поселка исследователей, имевшего собственную станцию метро. Здесь Кузьма и Филипп задержались, попрощавшись с немногословными парнями из технической бригады УАСС.
– Я все понял, – пробормотал Кузьма в ответ на вопросительный взгляд деда, – кроме одного. В институте меня наверняка спросят о причине моей самодеятельности, и я должен буду что‑то ответить.
– Отвечать ничего не придется. Твоему начальству позвонит зампред ВКС[30] и сообщит, что ты какое‑то время будешь работать на Правительство Земли. Что, в принципе, в какой‑то степени соответствует истине. Хотя конкретно работать ты будешь на сектор контрразведки. Еще вопросы?
– Разве у вас есть контрразведка?
– У вас, – передразнил Филипп. – Она неотделима от рода человеческого. Сектор контрразведки в Управлении существует уже десятки лет. Его первым начальником был мой друг Никита Богданов. – Ромашин‑старший нахмурился, пожевал губами. – К сожалению, он погиб десять лет назад.
Кузьма хотел сказать: «Я знаю», – но не решился отвлекать деда (стариком его называть не поворачивался язык), ушедшего в воспоминания. Филипп оценил его деликатность, очнулся, похлопал внука по плечу:
– Не обращай внимания на мое занудство, мальчик, возраст берет свое, как его не обманывай. Иди досыпай, я ведь, наверное, из постели тебя выдернул? Кстати, заскочил бы к нам на днях с Алькой, бабка Аларика вас заждалась.
Кузьма отвел глаза.
– Хорошо.
– Э‑э, – внимательно посмотрел на него Филипп. – Что‑то случилось?
– Ничего не случилось.
– Я же вижу, что ты мнешься. Лучше говори все, как есть.
– Да что говорить, – нехотя буркнул Кузьма. – Разошлись мы с Алевтиной.
– Ага. – Филипп помолчал, прислушиваясь к чему‑то, и снова повернулся к внуку (видимо, он получил сообщение по сети «спрута» и мысленно ответил на него). – Это окончательное решение или, так сказать, профилактическое?
– Окончательное.
– Понятно. Тем более забеги, поговорим.
– Хорошо, – кивнул Кузьма, – обязательно.
Филипп покачал головой, сжал ему локоть и скрылся за дверью метро вместе с мужчиной в черном комбинезоне. К задумавшемуся Кузьме подошел Хасид.
– Не возражаешь, если я тебя провожу?
Кузьма вспомнил наставления деда, криво усмехнулся.
– Ты же теперь мой телохранитель. Или тебе об этом еще не сказали?
– Разве ты возражаешь?
– Нет, – вздохнул Кузьма с унынием. – Черт знакомый лучше черта незнакомого. Надеюсь, ты не будешь вмешиваться в мою личную жизнь?
– Боже упаси! – осклабился Ходя.
– Ну и славно. А кто это с дедом? Странный какой‑то тип, глаза – что локаторы.
– А его глаза и в самом деле локаторы. Это витс охраны. Такие системы положены только официалам уровня директора УАСС. Ты пока не тянешь.
– Вон в чем дело… – протянул Кузьма. – То‑то я засомневался.
Они вошли в кабину метро, выдержали процедуру старта‑финиша и вышли уже в зале Строгинской станции. Сели в пинасс, принадлежащий аварийно‑спасательной службе, который вызвал по своему каналу Хасид, и аппарат поднялся над темно‑зеленой шкурой хвойного леса.
– Слушай, Ходя, – рассеянно проговорил Кузьма, – зачем тебя вызывали в Управление во время нашего похода? Ты же в отпуске.
– Был, – коротко ответил безопасник и добавил: – Есть причина.
– «Зеркала»?
– Не только. Служба контроля засекла у границ Системы чужой корабль.
Кузьма вспомнил заинтересовавший его репортаж по информсети, встрепенулся.
– Я слышал, было короткое сообщение о чужаке. При чем тут ты, сотрудник безопасности?
– Как же в таком деле обойтись без нашей службы? А я в обойме твоего отца, которому поручили расследование.
– Значит, ты видел корабль?
Хасид кивнул.
– Что за корабль? Чей?
– Не знаю. Откуда‑то издалека. Негуманы, похожи на огромных богомолов. Экипаж мертв. Остальное выяснится в ходе следствия. Там, между прочим, сейчас работает Гера.
– Вот как? – Кузьма присвистнул. – Мир тесен. Впрочем, чему удивляться, если он спец по внеземным формам жизни. Значит, и его вызвали по той же причине? Интересно было бы взглянуть на корабль поближе.
– Еще доведется. Туда сейчас никого не пускают, ни корреспондентов новостей, ни любителей острых ощущений, ни даже чиновников. История с гибелью экипажа выглядит довольно странно.
Пинасс аккуратно вписался в окно жилой сферозоны сто десятого яруса Строгинской грозди, без толчка сел на площадке общественного транспорта. Пассажиры спрыгнули на пол эллинга.
– Зайдешь? – посмотрел на браслет универсального инкома Кузьма: зеленые цифры показали среднесолнечное время – пять часов, что соответствовало семи часам утра по Москве.
– Если только на пару минут. Надо решить кое‑какие проблемы. Но к обеду я полностью в твоем распоряжении. Дождись меня, и мы вместе отправимся к месту твоей дислокации, на Тритон. Думаю, к тому времени терминал для работы с Умником уже смонтируют.
Друзья подошли к жилому модулю Ромашина, однако дверь, вопреки ожиданию Кузьмы, не открылась. Ходя вопросительно посмотрел на него, и Кузьма хладнокровно сказал:
– Она заблокировала вход.
– Кто, жена?
– Вчера у нас состоялось объяснение, и мы решили расстаться. Но не пускать друг друга не договаривались.
– Ты серьезно?
– А ты сомневаешься?
– Вот почему я до сих пор не женился. Один старый человек сказал: жениться – значит наполовину уменьшить свои права и вдвое увеличить свои обязанности.
– Это кто же такой шибко умный?
– Очень древний философ Шопенгауэр. Ты разве с ним не согласен?
– Согласен, только его сентенция запоздала лет на триста. Черт, как же мне домой‑то попасть? Не ломать же дверь.
– Позвони Але, пусть откроет.
– Не хочу. – Кузьма подумал и через инком связался со своим рабочим компьютером. – Гоша, ты сможешь сориентировать домового, чтобы он открыл дверь?
– Попробую, – отозвался инк голосом отца.
Через полминуты входная дверь в жилой модуль бесшумно разошлась лепестками диафрагмы, и друзья вошли в небольшой холл, носивший следы чьего‑то присутствия. Во всяком случае, покидая дом, Кузьма оставил его почти в полном порядке, теперь же интерьер холла был изменен, а на его «мраморном» полу валялись окурки сигарет и смятые обертки от жевательной резинки.
Кузьма заглянул в гостиную и понял, что, пока он отсутствовал, к Але успела присоединиться новая компания друзей. Видимо, она посчитала его ночной уход окончательным и перепрограммировала домового, чтобы он не пускал бывшего мужа.
Заходить в гостиную, превращенную в кусочек джунглей, а тем более в спальню, Кузьма не стал. Оглянулся на оставшегося в холле Хасида.
– Пойдем поднимемся ко мне в кабинет. Я соберу вещи, мы отправим их рапид‑почтой к отцу и позавтракаем где‑нибудь в кафе. Все равно спать уже не придется.
– Ты оставишь дом ей?
– У тебя есть другое предложение? Поживу пока у отца, он поймет, потом что‑нибудь придумаю.
Из туалетной комнаты в коридор вывалился осоловелый длинноволосый молодой человек, застегивая на ходу уник, вытаращился на друзей.
– А вы что здесь делаете?
Кузьма и Хасид переглянулись.
– Хочешь, я их отсюда аккуратно выставлю? – предложил безопасник.
– Я уже это делал, – усмехнулся Кузьма. – Как видишь, не помогло. Выгони черта в дверь, он влезет в окно. Пошли.
Они двинулись к лестнице на второй этаж. Приятель Алевтины попытался было их задержать, и Хасид, не останавливаясь, щелкнул его в нос снизу вверх, так что тот охнул и отступил, хватаясь рукой за нос. Из глаз парня потекли слезы.
Собрав кое‑какие личные вещи в сумку, Кузьма попрощался с Гошей, заблокировал дверь в кабинет, и они спустились вниз, где в холле наткнулись на четверых парней и трех девиц в ярких костюмах по моде «полный отпад». Из‑за их спин вышла раскрасневшаяся Алевтина в облегающем тело «змеином» платье, и по лихорадочному блеску ее глаз Кузьма понял, что она одурманена дымом кайфьяноса.
– Заходить без разрешения в мой дом невежливо, – сказала Алевтина.
– Это пока еще и мой дом, – кротко отозвался Ромашин. – Пожалуйста, не меняй код замка без предупреждения, в следующий раз я сломаю дверь.
– Эй, домовладелец, – подал голос крепкий молодой человек с бритым черепом и небольшим чубчиком на затылке, – повежливей с дамой!
– А вас, Штирлиц, я бы попросил не вмешиваться, – посмотрел на него Кузьма. – Иначе я вас просто выгоню отсюда вместе с вашими мускулами.
Парень сжал кулаки, крылья носа его побелели.
– Да я же из тебя омлет сделаю, невежа ученая! Уматывай отсюда и больше не возвращайся!
Кузьма посмотрел на Хасида.
– Кажется, этому крутому дебилу хочется пободаться. Как ты думаешь, он понимает свое положение или нет?
– Вряд ли. Чтобы мысль попала ему в голову, ему надо сделать трепанацию черепа.
– Ах ты обезьяна! – бросился вперед бритоголовый и… сунулся носом в пол, странным образом потеряв равновесие. Удар Хасида, точнее тычок указательным пальцем в энерготочку на шее, заметил только Кузьма, остальные зрители ничего не поняли.
– Не бейте моих друзей! – взвизгнула Аля. – Полицию вызову!
– Мы уже уходим, – шагнул вперед Кузьма. – Чао, мальчики и девочки, желаю хорошо развлечься. Впрочем, едва ли вы умеете делать что‑либо еще. Дорогая, не забудь мою просьбу.
Группа гостей Али расступилась, Кузьма и Хасид вышли из дома, сопровождаемые шепотком и недобрыми взглядами парней и восхищенными – девиц. Дверь закрылась, отрезая начавшийся шум.
– Ну? – сказал Кузьма, покосившись на друга.
– Да! – ответил Ходя.
Они засмеялись.
– Что ж, попробую начать холостую жизнь. – Взгляд Кузьмы стал задумчивым, он вспомнил знакомство с Катей. – Может быть, стану философом.
– Ты и так долго продержался, целых пять лет. Мы с Герой удивлялись, как ты терпишь ее выходки.
– Творческие поиски.
– Творческий блуд. Извини, если я резок. Любовь зла, как говорится. Но я рад, что ты наконец прозрел. Куда идем?
– В кафе. Хочу чего‑нибудь тонизирующего.
– Я тоже.
Они дошли до стоянки транспорта, бросили в кабину пинасса сумку с вещами Ромашина и отправились на эскалаторе в зону отдыха над сто десятым ярусом, где располагались кафе и рестораны, работавшие круглосуточно. Выбрали уютный ресторанчик под названием «Живописный» – с видом на панораму Москвы‑реки и лесных массивов, который обслуживался «живыми» официантами, а не витсами, и в золотоволосой посетительнице ресторана, сидевшей в одиночестве у прозрачной стены, Кузьма вдруг узнал Катю. Внучку Яна Лапарры.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга сквозь матовое стекло воспоминаний и решаемых каждым проблем. Потом Кузьма очнулся и быстро подошел, обрадованный и удивленный встречей.
– Вы? Вот уж никак не ожидал встретить. Доброе утро. Какими судьбами вас сюда занесло?
– Доброе утро, – улыбнулась Екатерина, обозначив трогательные ямочки на щеках. – Я здесь живу недалеко, на сто шестнадцатом ярусе, зона тысяча сто один.
– А у меня сто десятый угол, зона тысяча один. Надо же, жить так близко и ни разу не встретиться!
– Вот и встретились. Честно говоря, я бываю здесь редко, это родина бабушки, она уже умерла, а дом остался. Основное время я провожу в доме отца, в Риге. Вы позавтракать заскочили? Тогда присоединяйтесь.
Кузьма вспомнил о Хасиде.
– Я не один.
– Это ваш друг? – Екатерина перевела взгляд на безопасника. – Кажется, я его где‑то видела.
– На плоту, – отозвался Ходя, приблизившись. – Мы с этим типом и еще одним приятелем плыли по марсианскому озеру, когда вы…
– Да‑да, припоминаю.
– Его зовут Ходя, – сказал Кузьма. – Хасид Хаджи‑Курбан. Очень надежный товарищ.
– Спасибо, – заулыбался Ходя.
– Катя, – подала руку девушка. – Присаживайтесь, пожалуйста.
Хасид галантно поцеловал ей пальцы и отступил от столика.
– Прошу извинить, у меня дела и я уже опаздываю. Как‑нибудь в другой раз посидим. Кузьма, я тебе позвоню через пару часов.
Он ушел. Кузьма сел за столик, стараясь преодолеть внезапную робость. Девушка была одета в летнюю тунику, под которой почти ничего не было (во всяком случае, по ощущению Кузьмы), подчеркивающую формы тела, и вызывала восхищение не какой‑то особой красотой, а естественной грацией и женственностью. Распущенные волосы падали за плечи тяжелым, ощутимо «массивным» водопадом, зеленоватые глаза сияли, полные губы необычного рисунка притягивали взор, чуть вздернутый носик говорил о легкости характера, а в глазах удивительным образом сочетались ум, ирония, грусть и решимость.
Она поняла его чувства, улыбнулась, продолжая потягивать через соломинку какой‑то сок, протянула черный браслет с голубым камнем и мигающей внутри него красной искрой.
– Вот ваш тайф. Два дня ношу с собой на всякий случай, хотя могла бы отдать деду, а он уж нашел бы способ вас найти. Спасибо за помощь. Кстати, я у вас в долгу.
Кузьма, обрадованный скрытым смыслом сказанного, кивнул, принимая блок входа в систему метро.
– Всегда к вашим услугам. Может быть, перейдем на «ты»?
– Не рано? – прищурилась девушка.
– А мне кажется, в самый раз. Ведь это не первая наша встреча?
Катя засмеялась:
– Логично. Я согласна. Хотя штурм и натиск вам не к лицу, рыцарь.
– Я исправлюсь.
Подошел официант, принял несложные заказы у обоих и удалился. Разговор зашел о профессиональных пристрастиях Кузьмы, и он рассказал о своей работе, умолчав только о последнем предложении деда. В свою очередь Катя коротко сообщила о себе: закончила юридический факультет Рижского университета по специальности «Социальные конфликты и методы их разрешения», работала в отделе эфанализа службы безопасности Правительства, где и познакомилась с Оскаром Мехти, теперь работает в комиссии СЭКОНа по защите прав человека.
Однако завтрак быстро закончился, а вместе с ним и беседа. Катя торопилась по своим делам и не приняла предложение Кузьмы проводить ее до места назначения.
Они дошли до эскалатора.
– Но хоть вечером мы встретимся? – поинтересовался приунывший Ромашин, не решаясь взять собеседницу за руку.
– Не обещаю. – Катя мило сморщила носик. – Но ты позвони. – Она продиктовала номер личного инкома. – Если удастся вырваться, поужинаем где‑нибудь по моему выбору.
Помахав рукой, она прыгнула на эскалатор, взметнулась туника, мелькнули загорелые икры и бедра, и эскалатор унес девушку на высшие этажи зоны. А Кузьма остался стоять с ощущением сердечного приступа, не обращая внимания на увеличивающийся поток людей. Город проснулся, многие его жители работали в других районах Земли и спешили на работу. Если бы Кузьма не находился под впечатлением встречи с Катей, он, наверное, смог бы определить пару человек, проявлявших к нему скрытый интерес, но он был занят своими переживаниями и мыслями и ничего не заметил.
Глава 4
ЧУЖИЕ В СИСТЕМЕ
Корабль был огромен!
Длина его от носа до кормы достигала почти двенадцати километров, а поперечник самой толстой части корпуса равнялся полутора километрам! Даже в эпоху гигантизма, закончившуюся полстолетия назад, люди строили вдвое меньшие – пяти‑, семикилометровые космические корабли. Этот колосс поражал воображение, причем не только размерами, хотя термин «строить» к нему не подходил. Эксперты службы безопасности, прибывшие на борт чужака вместе с Германом, сделали вывод, что корабль выращен и представляет собой единый кристалл, а может быть, и живой организм.
Впрочем, особого удивления это открытие в среде специалистов не вызвало, люди тоже научились выращивать функционально зависимые квазиживые системы, в том числе – межзвездные корабли, хотя и гораздо меньших размеров. Зато материал, из которого был создан чужак, поверг экспертов в состояние шока: это был редкий, практически не встречавшийся в контролируемой землянами области Галактики, изотоп циркония ярко‑голубого цвета. Все‑таки выращивать такие гигантские «металлические кристаллы» люди еще не умели.
Кроме голубого циркония эксперты обнаружили еще целый ряд редкоземельных элементов, использующихся в различных системах корабля, а также удивительный трансурановый элемент под номером сто двадцать шесть,[31] самый стабильный из существующих, не считая свинца. Именно из барашения, создаваемого земными инженерами в мизерных количествах для нужд промышленности, на чужом корабле были смонтированы камеры с вакуумгенераторами, дающими космолету энергию для движения. Короче говоря, чужак оказался кладом драгоценнейших материалов, запасов которых земной промышленности хватило бы на многие годы, если бы люди решились использовать космолет таким образом.
Однако об утилизации гиганта речь не шла. Во всяком случае до тех пор, пока не выяснится тайна его появления из глубин космоса и тайна гибели экипажа. Когда земные корабли догнали чужака и проникли в рубку управления, обнаружилось, что существа, управляющие космолетом, погибли одновременно и совсем недавно. Их тела не были повреждены, никаких следов борьбы или насилия также найдено не было, и тем не менее эти существа, удивительно похожие на земных насекомых – богомолов, только в полсотни раз крупнее, были мертвы. Медики службы безопасности, обследовавшие разумных богомолов, пришли к выводу, что у всех пятерых астронавтов просто остановились сердца; каждый имел пару сердец, дублирующих энергоснабжение организма, и причина, по которой могли остановиться сразу оба сердца, земным биологам и врачам была неизвестна.
Еще одним открытием, смутившим умы исследователей корабля, оказался способ его движения в космосе. Если земные космолеты давно перешли на «струнную» технологию, то есть не ломились сквозь пространство, а преобразовывали его топологию, изменяли мерность и создавали квантовые тайфаговые «тоннели», позволявшие преодолевать огромные космические расстояния практически мгновенно, то цивилизация богомолов пошла другим путем.
Давно известно, что вакуум, заполняющий Метагалактику, – не пустота, а особое «виртуальное» состояние материи, океан рождающихся и тут же исчезающих частиц. Именно гиперчастотные осцилляции этих частиц и создают трение для любых энерговзаимодействий, когда сквозь пространство перемещается объект – будь то твердое тело, элементарная частица или фотон электромагнитного поля. Из‑за такого «вакуумного трения» скорость передачи энергии (и информации) в нашей части Вселенной ограничена так называемой скоростью света.[32] Земные ученые обошли этот закон созданием мгновенных «струн», богомолы же научились нейтрализовывать вакуумное трение! По сути форма их корабля отражала реализацию этого принципа, а сам он являлся преобразователем ТФ‑поля, создающим вокруг себя слой «анизотропного» вакуума. Точно так же земные летательные аппараты создают вокруг себя слой плазмы, позволяющий им летать в воздухе с любой скоростью.
Таким образом скорость, с какой чужак мог преодолевать межзвездные расстояния, в сотни и тысячи раз превосходила скорость света.
Все эти любопытные данные становились известны Герману по мере изучения корабля. Сам же он занимался другой проблемой, проблемой побуждений, заставивших этих интересных существ создавать такие огромные корабли, а также изучением особенностей их мышления и психологии, что в дальнейшем могло объяснить цель их путешествия и помочь отыскать их родину. Все специалисты сходились во мнении, что звезда, давшая жизнь богомолам, находится достаточно далеко от зоны космоса, контролируемой землянами. Не в рукаве Ориона, членом которого является Солнце, и даже не в рукаве Персея, располагавшегося от центра Галактики на два килопарсека дальше.
Чужак с мертвым экипажем был обнаружен за орбитой Плутона четырнадцатого марта по земному времяисчислению, и уже спустя несколько часов его догнали земные корабли – пылинки рядом с дредноутом. Разведчики проникли внутрь гиганта, определили, что он неуправляем, и приступили к операции торможения. «Дредноут», издали напоминавший суковатое полено, шел со скоростью около двухсот пятидесяти тысяч километров в секунду, имел массу в четыреста миллиардов тонн, и остановить его было нелегко.
Однако остановили, а потом и неторопливо повели обратно. К восемнадцатому марта он уже пересек орбиту Плутона, сопровождаемый свитой земных космических машин, и поплыл к Солнцу со скоростью всего в сто километров в секунду. Путь его должен был закончиться в поясе астероидов, где земляне выстроили целый исследовательский полигон, следуя глобальной стратегии СЭКОНа: выносить все опасные производства и экспериментальные центры за пределы обитаемых планет.
Поскольку исследованием ситуации с чужим кораблем с самого начала занялась служба безопасности Солнечной системы, доступ к нему был резко ограничен, и бригаде специалистов в количестве пятидесяти человек, в которую вошли пять представителей Института внеземных культур (ИВК), в том числе – ксенопсихолог Герман Алнис, пришлось разместиться на борту гиганта, чтобы не терять времени на дорогу домой и обратно и не допустить преждевременной утечки информации. В одном из километровых гротов внутри чужака был развернут жилой комплекс типа АРМ – «автономный разведмодуль», где эксперты отдыхали, жили, обрабатывали результаты поисков, строили гипотезы и делились новостями. Если, конечно, новости того стоили. Каждая группа имела свою задачу, свою область ответственности и свои обязанности, координировала же их работу глава сектора контрразведки службы безопасности УАСС китаянка Юэмей Синь.
Герман не задумывался над такими мелочами, как координация усилий исследовательской бригады, и ему в голову не приходило поинтересоваться у кого‑нибудь, почему ими руководит контрразведчик. Он с головой окунулся в привычную атмосферу творческого поиска и спустя три дня пришел к кое‑каким интересным предположениям.
Во‑первых, пятерка погибших астронавтов‑богомолов (начальник группы экспертов ИВКа Абрахам Кларк предложил называть их мантоптерами) принадлежала к разным этническим группам своей расы. Все они достаточно заметно отличались друг от друга: длиной конечностей, формой головы, размерами фасетчатых глаз, рудиментами крыльев – хотя несомненно принадлежали одному виду. Они и одежду носили разную – нечто вроде пластинчатых доспехов и кольчужных сеток с разной формы накладками и бляхами. Роскошнее других – его костюм был ярче и сложнее – одевался, очевидно, руководитель экспедиции, занимавший в момент смерти центральное – и более сложное – сооружение, которое люди с некоторой натяжкой назвали креслом. Вся же рубка управления больше всего походила на большое птичье гнездо, сложенное из металлических «прутьев» и разноцветных «камешков». Человеку было бы трудно чувствовать себя уютно в таком «гнезде», но мантоптеров оно вполне устраивало, а всего таких «гнезд» в корпусе исполина было обнаружено пять. Может быть, это были запасные центры управления, дублирующие или работающие в параллели, а возможно, некоторые из них несли другие функции, такие, например, как контроль за состоянием агрегатов и всего корабля или защита его в условиях нападения извне.
Во‑вторых, Герман с товарищами пришли к выводу, что пятерка мантоптеров представляла собой не обычную команду астронавтов, а специальный отряд, посланный в Солнечную систему с некоей секретной миссией. С какой именно – еще предстояло разобраться. Однако один тот факт, что экипаж такого исполина должен был состоять из команды в сто особей, как минимум, говорил сам за себя. Посылать в космические дали всего лишь пятерых специалистов, какими бы асами они ни были, сородичей мантоптеров могли заставить только какие‑то форсмажорные обстоятельства. Однако с ходу определить, что это были за обстоятельства, не удалось. Центральный компьютер корабля, работающий по принципу биомашины (такие компьютеры были когда‑то в моде и на Земле), использующий тонкие биохимические реакции, также оказался мертвым и вряд ли подлежал восстановлению, и тем не менее Герману удалось разобраться с этим гигантским – по человеческим меркам – искусственным интеллектом, занимавшим чуть ли не треть объема корабля. А помогли ему в этом сами мантоптеры, подключенные к компьютеру и, очевидно, жившие с ним в своеобразном симбиозе.