В понедельник утром, когда Алан лежал в постели только проснувшись, он думал:
«Боже, боже! Я не могу дождаться наступления дня. Моя жизнь так переменилась. Я заметил определенную закономерность: с каждым новым днем у нас дома, одежда окружающих меня женщин становится всё провокационней.
В последние несколько дней уже было несчетное количество раз, когда Сюзанна, Эми, Кэтрин и даже моя мама были голые или почти обнаженными. Сколько должно пройти времени, чтобы все закончилось тем, что они будут сверкать голыми задницами постоянно?!
Обычно Сьюзен рано вставала, так что пока Алан спускался вниз к завтраку, она уже успевала принять душ и одеться. Но в этот день она всё еще оставалась в халате после душа, когда он уже вошел на кухню.
Она плотно завернулась в него, но во время завтрака халат начал ослабевать на теле, поэтому видимая часть декольте ощутимо увеличилась.
Когда Сьюзен накрывала на стол, она часто наклонялась, так что один или два раза обе ее белоснежные сиськи чуть ли полностью не выпадали из ее одежды. Но тем не менее ей удавалось ухитряться прятать соски почти все время.
Когда Кэтрин спустилась вниз, это, казалось, не отразилось на поведение Сьюзен.
Сосков не было видно почти, но не все время. Она знала, что Алану очень приятно видеть её в тако виде, и ей это тоже нравилось. Но даже когда показывались её сиськи, на её лице отражалось волнение и сомнение.
Она думала:
«Что это я делаю? Мы должны помогать Тигренку в сексуальном плане, но не переусердствую ли я с ним? Почему мне так нравится выставлять себя на показ перед ним? В этот раз я даже не могу найти оправдания, почему я это одела, ведь Сюзанна не заставляла одевать это.
Проблема в том, что кроме этого халатика — на мне больше ничего НЕТ! Я чувствую себя такой возбужденной, и он наверняка тоже… что ж это так хорошо! И развратно!
Вдруг на этих мыслях, она словила себя и добавила:
«Должно быть, со мной что-то не так. Я впадаю в зло и грех, но я не могу ничего с этим поделать!»
Она была в ужасе от моральных сомнений и вины, но она все равно выставляла свое тело перед Аланом. Она просто старалась изо всех сил не думать о том, что она делает или почему именно это делает.
Одним из главных её оправданий, которое поддерживало её, это было то что она повторяла себе: «Доктор сказал, что это именно то, что и нужно Тигренку» Она также повторяла, как заученную мантру про себя:
«Не думай о его пенисе, как о его пенисе. Представляй, что это вообще не пенис.»
Алан с большим трудом прожевывал свой завтрак состоявший из французского тоста, яичницы и фруктов.
Сьюзен почти не разговаривала с ним, продолжая словно просто откровенно флиртовать с ним своим телом — она казалось, постоянно порхала вокруг него, постоянно спрашивая, что ему ещё подать. Передняя часть ее халатика раскрылась до ее милого пупочка, а это означало, что он мог видеть её декольте и даже рассмотреть большую часть её огромных округлых глобусов. Чудо, что ей удавалось остальное скрыть так, чтобы не показывать её соски, словно они были и не показывались её соски, что выглядело как-будто сам халат не выпускает их наружу.
В придачу ко всему, Кэтрин сидела напротив него, с расстегнутым большинством пуговиц спереди блузки. Алан мог видеть почти так же многое в её ложбинке, как и у его мамы.
На протяжении всей трапезы его сестра неоднократно наклонялась вперед к столу, демонстрируя, как можно больше своей большой груди.
Тем временем Сьюзен часто поглядывала на его промежность. Она даже не потрудились скрывать это. Всякий раз, когда она бросала взгляд, она видела, как у Алана увеличивается эрекция в его шортах. Постепенно она так увеличилась, что раз за разом, как она смотрела в то место, она становилась всё огромнее и огромнее.
Сьюзен подумала:
«О, боже мой! Какой злой рок дал мне сына с таким большим достоинством? Я не удивлюсь, если его член в десять дюймов в длину, и если не по самое колено! Вся эта стимуляция очень хорошо влияет на него. Вот почему я не упрекаю Ангелочка за то, что она ведет себя, как разнузданная девчонка. Вот только не знаю, поможет ли это ему в решении проблемы, если он не освободит свои яйца. Как бы мне хотелось, чтобы я могла ему помочь сделать это, прямо сейчас!
Посмотрим правде в глаза: под одеждой я голая, и мои груди всё чаще показываются из-под халатика. Все так возбуждающе! Я чувствую, что горю! Неужели было бы неправильно, если бы я позволила своему халатику соскользнуть с моих плеч? А потом… я могла бы… упасть перед ним на колени, расстегнуть его шорты и…
О нет! Такие грешные мысли! Я не могу этого делать! Но ему нужна именно такая помощь; в этом нет никаких сомнений. Сюзанна может помочь в этом нелегком деле. Но вот к сожалению, ее здесь нет! Разве тогда это не моя обязанность, как любящей матери? О, но я не могу! Но почему я так себя чувствую?! Даже мои соски как-то странно ощущаются. А что если он учует запах, что я там такая внизу мокрая? Это было бы совершенно унизительно. Я должна взять себя в руки!»
Она не осознавала этого, но она раз за разом облизывала губы, глядя с нескрываемой похотью не отводя глаз от выпуклости его промежности. Сьюзен ради интереса даже на мгновение притронулась к одному из возбужденных сосков, прежде чем наконец, отправиться после завтрака на кухню.
Проблема у Алана заключалась в том, что возбуждающие взгляды, такие как очевидная похоть его матери, держали член Алана в постоянном напряжении, но он при этом ничего не мог поделать, чтобы снять напряжение. Так же он не мог подняться из-за стола, так как Кэтрин сидела напротив, так ему потребовалось много времени, чтобы вернуться в свою комнату и помастурбировать, а потом пойти в душ, где он кончил снова, перед тем как пойти в школу.
В результате он пошел в школу здорово расклеившись.
После того, как Алан и Кэтрин ушли, Сьюзен отправилась собирать стирку по комнатам детей. Она не могла ничего поделать с собой, когда она увидела влажные пятна на полотенцах и простынях, которые были в комнате Алана. Запах спермы ее сына вызывал головокружение, и она ощутила, как у неё кружится голова.
Таким образом, как только она загрузила стирку в машинку, она была «вынуждена» выполнить в душе ее ежедневное «обследование груди».
Когда ее кульминации закончились, ей стало еще хуже, что она явно вела себя не пристойно, не говоря уже о том, что почувствовала вину за её столь частые сеансы мастурбации. «Обследование груди» теперь больше не могло служить оправданием, так как теперь она уделяла больше внимания своей киске, чем ее сиськам. Она поклялась себе, что сейчас же перестанет одеваться, как распутница.
«Тигренку нужно просто получать визуальную стимуляцию в другом месте.»
Но затем Сюзанна явилась на обычную ежедневную разминку.
Сюзанна едва прошла через дверь, как уже Сьюзен напала на неё с расспросами о том, что она делала с Аланом в его комнате, когда оставалась с ним накануне.
Они вдвоём устроились за кухонной стойкой, и выпили зеленого чаю, Сюзанна принялась описывать оба минета, которые она делала Алану с такими мельчайшими подробностями, что казалось, она описала каждый из моментов, как она лизала и сосала ему член.
Единственное, что, что она существенно сократила описание эмоциональных разговоров с Аланом, потому что прекрасно понимала, что Сьюзен будет очень завидовать.
Сьюзан и Сюзанна все еще часто обсуждали свои сексуальные сны. Но эти разговоры становились день ото дня все реже, поскольку реальные события с Аланом были на много интереснее и волнующими для каждой из них.
Сьюзен решила не рассказывать Сюзанне, как она только что за завтраком показывала своё тело Алану.
Излишне говорить, что этот разговор заставил Сьюзен почувствовать настолько возбужденно, что она словно вскипела.
Так что к тому времени, когда Сюзанна ушла после их дружеских разговоров, после их утренней разминки, Сьюзен, по крайней мере, была готова «помочь с визуальной стимуляцией» Алану, как и раньше.