1-го марта, в среду вечером, Ольга, проснувшись, сказала:
- Вы услышите, что будет в двенадцатый день.
Бывшие тут сестры подумали, что это число месяца, и что в это число с Ольгой может произойти какая-нибудь перемена. На эти мысли Ольга ответила:
- В субботу.
Оказалось, что то был 12-й день ее сна. В этот день у нас в обители узнали об отречении Государя от Престола. Первою узнала об этом по телефону из Киева я. Когда вечером Ольга проснулась, я в страшном волнении сказала ей:
- Оля, Оля! что случилось-то: Государь оставил Престол!
Ольга спокойно на это ответила:
- Вы только сегодня об этом услышали, а у нас там давно об этом говорили. Царь уже там давно сидит с Небесным Царем.
Я спросила Ольгу:
- Какая же тому причина?
- Какая была причина Небесному Царю, что с Ним так поступили: изгнали, поносили и распяли? Такая же причина и этому Царю. Он - мученик.
- Что же, - спрашиваю, - будет?
Ольга вздохнула и ответила:
- Царя не будет, - отвечает, - теперь будет антихрист, а пока новое правление.
- А что, это к лучшему будет?
- Нет, - говорит, - новое правление справится со своими делами, тогда возьмется за монастыри. Готовьтесь, готовьтесь все в странствие.
- Какое странствие?
- Потом увидите.
- А что же брать с собою? - спрашиваю.
- Одни сумочки.
- А что в сумочках понесем?
Тут Ольга мне сказала одну старческую тайну и прибавила, что и все то же понесут.
- А что будет с монастырями? - продолжаю допытываться. - Что будет с кельями?
Ольга с живостью ответила:
- Вы спросите, что с церквами делать будут? Разве одни монастыри будут теснить? Будут гнать всех, кто будет стоять за имя Христово, и кто будет противиться новому правлению и жидам. Будут не только теснить и гнать, но будут по суставам резать. Только не бойтесь: боли не будет, как бы сухое дерево резать будут, зная за Кого страдают.
|
|
Я опять спросила Ольгу:
- Зачем же им разорять монастыри?
- Затем, что в монастырях люди живут ради Бога, а такие должны быть изгнаны.
- Но мы, - говорю, - и в монастыре одни других гоним.
- То, - отвечает, - не вменится, а вот это гонение вменится. При этом разговоре сестры пожалели Государя:
- Бедный, бедный, - говорили они, - несчастный Страдалец! Какое он терпит поношение!
На это Ольга весело улыбнулась и сказала:
- Наоборот: из счастливых счастливейший. Он - мученик. Тут пострадает, а там вечно с Небесным Царем будет.
На 19-й день своего сна - в субботу 11-го марта - Ольга, проснувшись, сказала мне:
- Услышите, что будет в 20-й день.
Я думала, что это - число месяца, а Ольга пояснила:
- В воскресенье.
В воскресенье 12-го марта был 20-й день ее сна. Затем Ольга весело сказала:
- Поедем, поедем к Батюшке!
«Батюшка» - это старец Голосеевской Пустыни иеросхимонах Алексий, мой духовный отец и руководитель.
Затем весь разговор, по этом пробуждении, Ольга вела только об этом батюшке. В конце разговора Ольга и сказала:
- Поедем к Батюшке в третий день Пасхи.
После этого она заснула... На следующий день, в воскресенье, она опять радостно начала разговор о батюшке. Я говорю ей:
- Оля, поедем же к батюшке!
Ольга вздохнула и сказала:
- Вы же написали Батюшке два письма.
|
|
Так это на самом деле было, хотя Ольга об этом знать не могла. Потом она продолжала:
- Ожидайте, ожидайте: скоро будет ответ.
Опять, немного погодя, говорила:
- Матушка, матушка! К нам батюшка скоро приедет.
Это она в радостном настроении повторяла несколько раз. Бывшие тут сестры подумали, что это она про нашего монастырского священника, отца Всеволода говорит, и слышу они между собой говорят:
- А, должно быть, Ольге и в самом деле открыты такие тайны, которых другие не знают.
Тут потянуло меня взять крест моего старца о. Алексия. Села я поодаль от сестер, сложила руки на груди и как бы ушла в себя, отрешившись от всего окружающего. Настала полная тишина. Это было в 11 часов вечера. Через несколько минут я пришла в себя. Ольга не спала. Я ей говорю:
- Скоро отец Всеволод приедет.
- Ну да, отец Всеволод!
Точно хотела мне сказать, что не в нем дело, и вслед уснула.
На другое утро я получила телеграмму, что накануне вечером о. Алексий скончался, Когда Ольга проснулась, то сказала, что накануне, около 11 часов вечера, она видела о. Алексия, как он вошел к нам в келлию, благословил всех и молча удалился. На 24 или 25-й день сна Ольги я, вернувшись от вечерни, застала Ольгу пробудившейся. Окружающие ее постель сестры встретили меня словами:
- Анюта, ожидай гостей: Ольга говорит, что гости будут.
Ольга повторила то же и просила позвать регентшу. Спрашиваю Ольгу:
- Какие ж то будут гости?
- Увидите, какие.
Я не поняла, что это за гости, и подумала, что надо в келье место освободить для них. Говорю, чтобы часть сестер вышла. Ольга, улыбнувшись, сказала:
|
|
- Будь хотя полна келья сестер, все равно они не помешают; гостям место будет.
Тут мы поняли, что будут к нам неземные гости, и стали спрашивать, увидим ли мы их? Ольга ответила:
- Не знаю. Когда придут, почувствуете.
Тут вид ее лица изменился: точно она увидела нечто таинственное - великое, молча обводила она келлию глазами. В таком состоянии она находилась минут двадцать. Я почувствовала в это время как бы толчок в сердце: меня охватил какой-то, еще никогда не испытанный, благоговейный страх, и я заплакала, чувствуя присутствие в келье кого-то не из здешнего мира. Сестры, бывшие в келье, шепотом творили молитву; некоторые плакали... Потом из слов их было видно, что они в то же время испытывали то же, что и я, когда плакали, но никто, как и я, ничего не видел и не слышал.
Минут через двадцать лицо Ольги приняло обычное выражение и она залилась слезами. Успокоившись немного, на расспросы сестер ответила:
- Как же это? Ведь я думала, что вы видите и слышите пение. А гости-то какие были: сам святый Архистратиг с Небесным своим воинством!
- Что же пели они? - спрашиваем.
Они пели «Тебе Бога хвалим», и как пели-то!.. С ними были и блаженные старцы и святые молитвенники, к которым мы прибегали с м. Анной и имена которых были у нас записаны на псалтырном чтении. Святый Архистратиг Михаил перекрестил всех присутствующих и окропил святой водой...
Пять минут спустя Ольга опять заснула.
В субботу на 1-й неделе Великого Поста Ольга причастилась, как и все сестры нашей обители. 21-го февраля она уснула. На другой день ее соборовали, но она этого почти не помнит; помнит только приготовление к таинству священников, но самого соборования не помнит, говоря, что ее в то время здесь не было, что она уходила со своим путеводителем.
На 4-й день, в пятницу, в 11 часов вечера, она просыпалась. После краткой исповеди ее причастили. Перед причащением я была в страхе, боясь, чтобы она не заснула, когда придет священник, но она сказала:
- Не бойтесь: я дождусь!
Потом, по пробуждении, Ольга говорила, что только этот раз она видела батюшку.
Уходя ночью после причащения, батюшка сказал, что в воскресенье ее надо будет снова причастить, это исполнит другой очередной священник. Когда в этот день пришел священник, Ольга спала, зубы ее были стиснуты, и священник причастить ее не решался. Я взмолилась Господу, и Ольга открыла рот. Батюшка ее причастил. Когда потом Ольга проснулась, и я об этом ей рассказала, то она мне сказала:
- Не бойтесь: я всегда буду открывать рот.
Я спросила ее:
- А слышала ли ты, как приходил и причащал тебя батюшка?
Она ответила, что его не видела и ничего не слышала, а видела Ангела, читавшего молитву пред причащением, и тот же Ангел причастил ее.
Когда об этом сообщили отцу Всеволоду, он решил причащать Ольгу и Преждеосвященными дарами. Так и сделали, и стали с тех пор причащать спящую по средам, пятницам, а также по субботам и воскресеньям весь Великий Пост до полного ее пробуждения. И всякий раз, как читали молитву «Верую, Господи, и исповедую», Ольга постепенно открывала рот и к концу молитвы открывала его вполне. Иногда и после причащения открывала его, чтобы из рук священника принять 2-3 лжицы воды.
В Великую Пятницу она проснулась на несколько минут и сказала:
- Завтра причастите меня в 6 часов утра. Я завтра в этот час должна придти.
Я передала об этом отцу Всеволоду и он согласился.
Проснувшись в Великую Субботу, чтобы идти к утрени, о. Всеволод внезапно увидел как бы молнию, блеснувшую и осветившую ему лицо, и услышал голос:
- Пойди, приобщи спящую Ольгу.
И когда батюшка стал раздумывать, что бы это значило, он вновь услышал тот же голос, повторивший те же слова.
После утрени, еще раньше 6-ти часов, о. Всеволод причастил Ольгу. Она все еще спала. Через час после того она проснулась, приподнялась на кровати, посидела на ней несколько минут в полузабытьи, потом сразу встала с постели и начала ходить по келье, хотя была слаба и, видимо, истощена. Во все время своего сна она, кроме Причастия и нескольких лжиц воды, ничего в рот не брала.
В Великую Субботу она целый день более уже не ложилась, а к половине двенадцатого ночи оделась и пошла к Светлой заутрени. Во все времена пасхального богослужения она не садилась, хотя сестры и уговаривали ее присесть, и так простояла всю заутреню и обедню.
После того она долго была в большой задумчивости и тоске и плакала. На расспросы сестер отвечала:
- Как мне не плакать, когда я уже больше не вижу ничего из того, что я видела, а все здешнее, даже и то, что прежде было мне приятно, все мне теперь противно, а тут еще эти расспросы... Господи, скорее бы опять туда!
Когда потом записывалось в Киеве бывшее с Ольгой, то она сказала:
- Пишите - не пишите: все одно - не поверят. Не то теперь время настало. Разве только тогда поверят, когда начнет исполняться что из моих слов. Таковы видения и чудесный сон Ольги» 3.
Игумен Серафим (Кузнецов) (1920): В мае 1917 года в Саровской Пустыни передавал мне один почтенный старец архимандрит замечательное видение:
В дни глубокой его скорби о царственных страдальцах, когда он молился о них со слезами - во время молитвы заснул. Видит он, что находится в Царском Селе, где над Александровским дворцом стоит светлый лучезарный столб, простирающийся до неба. Затем старец подходит к дворцу, где видит чудное видение: за письменным столом сидит Государь, занимаясь письменной работой; у другого небольшого столика сидит Цесаревич Алексей Николаевич за чтением книги; тут же вблизи Императрица с дочерьми сидит за рукодельем, а среди них находился светообразный старец преподобный Серафим, Саровский чудотворец, говоря свои духовные наставления и утешения. Когда старец Серафим увидал архимандрита, подошел к нему и сказал: «Сильно не скорби, отец, не унывай, Бог Своих избранных и любимых чад не оставит. Он силен все сделать, чтобы вырвать их от злодеев, но желает им счастья не земного, а небесного. Для Господа, легче чем нам, слово сказать и послать легионы ангелов уничтожить всех врагов их, но Он только отнимет от врагов их разум, дабы они погубили сами себя. Господь послал меня пока до времени утешать, ободрять и охранять царственных страдальцев, ибо дух бодр, а плоть немощна, нуждается в нашей небесной помощи в трудные минуты скорбей. Видишь лучезарный свет, исходящий от лиц царственных страдальцев, это знак того, что они находятся под особым попечением Божиим, как праведники. Как от начала мира всех праведников поносили, обижали, оклеветывали беззаконные люди, последователи первого лжеца и обманщика Диавола, так и этих праведных царственных страдальцев поносят, унижают, оклеветывают, обижают злые люди, наущенные тем же мировым злодеем, который наущал против праведников и против Самого Творца и Бога нашего Христа Жизнодавца. Посмотри на лицо Царицы и увидишь исходящий свет от него ярче других, это знак того, что она больше всех несет клевет и напраслин от последователей мирового клеветника». Это видение произвело весьма сильное впечатление на старца архимандрита, так что при рассказе его он не мог удержаться от слез» 4.
Сергей Сергеевич Бехтеев (07.04.1879-после 1934), поэт, состоял в переписке с Царской Семьей, находившейся в заточении, автор стихотворения «Молитва», найденного после цареубийства следствием: «Описанное мною <...> видение Дивеевской старицы было мне передано моим родственником <Петром Петровичем> Арцыбушевым <(† 28.04.1921)> в г. Ельце в декабре 1917 г., куда он приехал прямо из Сарова, где он служил 6-го декабря (т.е. на день Свят. Николая - Сост.) молебен о здравии Государя Императора и где он лично виделся и говорил со старицей».
ВИДЕНИЕ ДИВЕЕВСКОЙ СТАРИЦЫ
Зима лихолетия 1917 года
Зимняя ночь и трескучий мороз на дворе;
Ели и сосны безмолвно стоят в серебре.
Тихо, безлюдно; ни звука не слышно кругом;
Бор вековой позабылся таинственным сном.
В сизом тумане, над белой поляной, одна,
Робко, как призрак, скользит золотая луна;
Блещет огнями на рыхлых алмазных снегах,
Ярко играя на скитских червонных крестах.
Мирно обитель в сугробах навеянных спит;
Только вдали огонек одинокий блестит.
В келье сосновой, окутанной трепетной мглой,
Жарко лампадка горит пред Иконой Святой.
Пламя, мерцая, то гаснет, то, вспыхнув, дрожит;
Старица Ксенья 5 на образ с любовью глядит.
Катятся слезы из стареньких, слепеньких глаз;
Шепчут уста: «О, Господь, заступись Ты за нас!
Гибнет Россия; крамола по царству растет;
Мутит нечистый простой, православный народ.
Кровь обагрила родные поля и леса;
Плачет и стонет кормилица наша земля!
Сжалься, Спаситель, над темной, безумной страной;
Души смири, распаленные долгой войной.
Русь православная гибнет на радость врагам;
Сжалься, Господь, не карай нас по нашим грехам!
Боже Великий, создавший и твердь и моря,
К нам снизойди и верни нам родного Царя!»
Зимняя ночь и трескучий мороз на дворе;
Ели и сосны безмолвно стоят в серебре.
Тихо, безлюдно; ни звука не слышно кругом;
Бор вековой позабылся таинственным сном.
Жарко лампада горит пред Иконой Святой;
Старица смотрит - и видит Христа пред собой:
Скорбные очи с любовью глядят на нее,
Словно хотят успокоить, утешить ее,
Нежно сказав: «Не печалься, убогая дщерь,
Духом не падай, надейся, молися и верь».
Робко лампада, мерцая во мраке, горит;
Старица скорбно во мглу, в беспредельность глядит.
Смотрит и видит - молитву честную творя,
Рядом с Христом Самого Страстотерпца Царя!
Лик Его скорбен; печаль на державном лице;
Вместо короны стоит Он в терновом венце;
Капли кровавые тихо спадают с чела;
Дума глубокая в складках бровей залегла!
Смотрит отшельница, смотрит, и чудится ей
В облик единый сливаются в бездне теней -
Образ Господень и Образ Страдальца-Царя...
Молится Ксенья, смиренною верой горя:
«Боже Великий, единый, безгрешный, святой,
Сущность виденья рабе бесталанной открой;
Ум просвети, чтоб могла я душою понять
Воли Твоей недоступную мне благодать!»
Зимняя ночь и трескучий мороз на дворе;
Ели и сосны безмолвно стоят в серебре.
Тихо, безлюдно; ни звука не слышно кругом;
Бор вековой позабылся таинственным сном.
Жарко лампада пред Образом Спаса горит,
Старица Ксенья во мглу, в беспредельность глядит.
Видит она - лучезарный нездешний чертог;
В храмине стол установлен, стоит поперек:
Яства и чаши для званых стоят;
И со Иисусом Двенадцать за брашной сидят,
И за столом, ближе всех, одесную Его,
Видит она Николая, Царя своего!
Кроток и светел Его торжествующий Лик,
Будто Он счастье желанное сердцем постиг,
Будто открылись Его светозарным очам
Тайны, незримые нашим греховным глазам,
Блещет в алмазах Его драгоценный венец;
С плеч ниспадает порфиры червленный багрец;
Светел, как солнце, державный, ликующий взор;
Ясен, как неба лазурный простор.
Падают слезы из стареньких, слепеньких глаз:
«Батюшка Царь, помолись Ты, кормилец, за нас!»
Шепчет старушка, и тихо разверзлись уста;
Слышится слово, заветное слово Христа:
«Дщерь, не печалься; Царя твоего возлюбя,
Первым поставлю Я в Царстве Святых у Себя!»
Зимняя ночь и трескучий мороз на дворе;
Ели и сосны безмолвно стоят в серебре.
Тихо, безлюдно, ни звука не слышно кругом,
Бор вековой позабылся таинственным сном.
25 ноября 1922 года. 6
Дивеевская блаженная Мария Ивановна, сменившая в 1915 г. Пашу Саровскую, «в ночь с 4 на 5 июля 1918 года, т.е. в ночь мученической кончины Царской Семьи <...> страшно бушевала и кричала: «Царевен штыками! Проклятые жиды!» Неистовствовала страшно, и только потом выяснилось, о чем она кричала» 7.
М. К. Дитерихс свидетельствует (1922): «В числе документов, найденных в комнатах, занимавшихся Царской Семьей в доме Ипатьева, оказался между прочим, маленький, разорванный на кусочки листок разграфленной синими линиями бумаги, как бы вырванный из тетради, на котором имеется запись черными чернилами и карандашом. Почерк, коим сделана запись, как будто напоминает почерк покойного Бывшего Государя Императора Николая Александровича. Содержание записи, представившееся возможным разобрать, следующее:
«...расхищают казну и иноплеменники господствуют. - В бедах отчизны они думают о себе... Чтобы скоро водворилась тишина и благоденствие... насильственное пострижение, тяжелую смерть... Вот, что называется «нет ни праведному венца, ни грешному конца». Что за времена: всякий творит что хочет. Вот картина настоящего. В народе разврат, Царский Престол колеблется и своим падением грозит сокрушить надолго, может быть, навсегда могущество и славу русских. На стеклах не легкие узоры, а целые льдины...»
Размер пропуска между словами «благоденствие» и «насильственное» мог бы позволить вставить слова: «в России (или отчизне), Я готов принять». Если в записи были именно эти слова, или соответственные им, то, приняв во внимание сходство почерка, можно было бы сказать с уверенностью, что запись сделана бывшим Царем. Но кому бы они ни принадлежали, автор ее вполне соответственно текущему моменту определяет сущность импульсов, руководивших людьми, и с большой прозорливостью предуказывает последствия господства «иноплеменников» и сосредоточения помыслов только «о себе».
Запись, судя по отрывочному содержанию, сделана скорее в период непосредственно предшествовавший революции, т. е. в период последней напряженной борьбы между общественным политическим настроением, руководимым в то время, как казалось, Государственной думой, и Царским Селом» 8.
Вскоре после вынужденного отречения Николая II Императрица, указав на распятие Иисуса Христа, сказала: «Наши страдания - ничто. Смотрите на страдания Спасителя, как Он страдал за нас. Если только это нужно для России, Мы готовы жертвовать и жизнью, и всем» 9.
(Духовный смысл цареубийства)
«Если будете бояться Господа и служить Ему, и слушать гласа Его, и не станете противиться повелениям Господа, то будете и вы и царь ваш, который царствует над вами, ходить вслед Господа, Бога нашего. <...> Если же вы будете делать зло, то и вы и царь ваш погибнете» (1 Цар. 12:14, 25).
А. И. Введенский (1900): «В судьбе Царей воздаяние за жизнь подданных и наоборот» 1.
Смысл жертвы, о которой им было открыто, хорошо понимали сами Царственные Мученики.
Государь Николай II: «Быть может, необходима искупительная жертва для спасения России: я буду этой жертвой - да свершится воля Божия!» 2.
Л. А. Тихомиров (20.05 и 22.08.1905): «Ах как мне жаль этого несчастного Царя! Какая-то искупительная жертва за грехи поколений. Но Россия не может не желать жить, а ей грозит гибель, она прямо находится в гибели, и Царь бессилен ее спасти, бессилен сделать то, что могло бы спасти его и Россию! Что ни сделает, губит и ее и его самого. И что мы, простые русские, как я, например, можем сделать? Ничего ровно... Сиди и жди, пока погибнешь! <...> Впереди скопляется какой-то непроглядный мрак. Монархия идет к гибели, а без монархии у нас лет 10 неизбежна резня. Прямо ужасное положение. Вот она - Ходынка-то! 3 Наступает исполнение предвещания» («Красный архив». 1930. №2. С. 71, 73).
Государыня Александра Феодоровна (20.12.1917): «...не думай, что я не смирилась (внутренне со всем смирилась, знаю, что все это не надолго)...» 4.
(08/21 апреля 1918): «Атмосфера электрическая кругом, чувствуется гроза, на душе мирно - все по воле Божией. Он все к лучшему делает. Только на Него уповать...» 5.
«Господи, смилуйся над Россией! Спаси ее... О, как я молю, чтобы Господь ниспослал бы духа разума, духа страха Божия. Все потеряли головы, все врозь, царство зла губит и страдания невинных убивают... Очень согрешили мы все, что так Господь, Отец Небесный, наказывает детей своих. Но я твердо и непоколебимо верю, что Он все спасет. Он один это может. Надо перенести, терпеть, очиститься, переродиться!..» 6.
Великая Княжна Татьяна Николаевна особо отметила в одной из книг в предсмертные дни: «Верующие в Господа Иисуса Христа шли на смерть, как на праздник... становясь перед неизбежною смертью, сохраняли то же самое дивное спокойствие духа, которое не оставляло их ни на минуту... Они шли спокойно навстречу смерти потому, что надеялись вступить в иную, духовную жизнь, открывающуюся для человека за гробом» 7.
Наследник Цесаревич Алексей Николаевич: «Если будут убивать, то только бы не мучили...» 8.
Понимали, что делали, и изуверы-цареубийцы...
Расследовавший дело следователь Н. А. Соколов считал (1922): «За много лет до революции возник план убийства, имеющий целью разрушение идеи монархии. Вопрос о жизни или смерти членов Дома Романовых был, конечно, решен задолго до смерти тех, кто погиб на территории России» 9.
Одно из доказательств приведенных слов - распространявшаяся еще до Первой мировой войны в Западной России открытка - раввин с жертвенным петухом («капорес»). У петуха - голова Государя Николая II с императорской короной. Надпись гласила: «Да будет это моим выкупом, да будет это моей заменой, да будет это моим жертвоприношением», - т. е. ритуальные слова, произносимые перед закланием. Эта открытка (неоднократно описанная и воспроизведенная в литературе 10) - одно из материальных подтверждений заменного жертвоприношения в талмудическом иудаизме (т. е. инвольтирования). Не отрицают это, кстати, и нынешние иудеи. В опубликованной в 1990 г. (№ 2) в газете «Менора» притче «В гостях у цадика» рассказывается об обычае празднования Пурима среди евреев России. Через переодетого русским царем иудея путем каббалистических заклинаний оказывалось воздействие на настоящего Государя.
Соответствие цареубийства учению талмудического жидовства очевидно. «Лучшего из гоев (каковым, безусловно, прежде всего, был Русский Царь - Сост.) убей, самой красивой змее размозжи голову!» (Мельхита, 11, а, в главе Бешалях). В талмудическом трактате Соферим читаем: «Справедливейшего из акумов (христиан, букв «поклонников звезд и планет» - Сост.) лиши жизни». Возражения талмудистов, что в цитированных отрывках идет речь о дозволении убийств лишь во время войны, опровергаются другими не менее авторитетными для жидовства источниками. Так в Зогаре (1, 25, а) - второй части каббалы - книге, в определенном смысле более авторитетной, чем талмуд, нынешнее положение евреев после разрушения Храма характеризуется как «четвертое (идумейское, римское) пленение», время войны не на жизнь, а на смерть. Отсюда ясно: понятие «Москва - Третий Рим» для жидовства вовсе не пустое. «Все, что говорили пророки об уничтожении Эдома в последние дни - говорили о Риме, как я это изложил раньше, объясняя Исаию 34:1. «Приступите народы, слушайте; ибо когда будет разрушен Рим, тогда будет спасение Израиля» (Давид Кимхи, в начале комментария на пророка Авдия)». «По заслугам воздастся тому, - говорится в Зогаре (I, 160, а), - кто в силах освободиться от этой партии (еврейских противников), навеки прославится тот, кто сумеет избавиться от нее и сокрушит ее; и спросил р. Хецкия: а как сокрушить ее? И открыл уста свои р. Иегуда и рек: борись! Что это за борьба? - Конечно, борьба с тою нечестивою частью, с которой обязан бороться каждый человеческий сын (т. е., конечно, еврей); так ведь и Иаков относился к Исаву, а Исав принадлежал к этой же части; когда было нужно, он действовал против Исава лукавством. Да, воюй с нею, не покладая рук, пока не установится должный порядок (пока все земные народы не станут рабами нашими). Потому-то я и утверждаю: великая награда тому, кто сумеет освободиться от этой части, кто сумеет подчинить ее себе» 11.
Прибавьте к этому известную надпись «на немецко-еврейском жаргоне» из «поэмы немецкого еврея Гейне» - «Царь Валтасар», оставленную на стене комнаты, в которой было совершено цареубийство: «В эту самую ночь Валтасар был убит своими холопами». Как писал М. К. Дитерихс, надпись «сама по себе свидетельствовала об авторах ее и преступлении» 12. Объясняя смысл ее, следователь Н. А. Соколов пишет: «Это 21 строфа известного произведения немецкого поэта Гейне «Belsazar». Она отличается от подлинной строфы у Гейне отсутствием очень маленького слова: «aber», т. е. «но все-таки». Когда читаешь это произведение в подлиннике, становится ясным, почему выкинуто это слово. У Гейне 21 строфа - противоположение предыдущей 20 строфе. Следующая за ней и связанная с предыдущей словом «aber». Здесь надпись выражает самостоятельную мысль. Слово «aber» здесь неуместно. Возможен только один вывод: тот, кто сделал эту надпись, знает произведение Гейне наизусть» 13.
М. К. Дитерихс считал: «Как смерть Халдейского царя определила собой одну из крупнейших эр истории - переход политического господства в Передней Азии из рук семитов в руки арийцев, так смерть бывшего Российского Царя намечает другую грозную, историческую эру - переход духовного господства в Великой России из области духовных догматов Православной эры в область материализованных догматов социалистической секты...» 14.
Современный исследователь М. Орлов пишет: «Первоисточник... этой талмудической аллюзии находится в книге пророка Даниила: «Валтасар царь сделал большое пиршество для тысяч вельмож своих и перед глазами тысячи пил вино. Вкусив вина, Валтасар приказал принести золотые и серебряные сосуды, которые Навуходоносор, отец его, вынес из храма Иерусалимского, чтобы пить из них царю, вельможам его, женам его и наложницам его. Тогда принесли золотые сосуды, которые взяты были из святилища дома Божия в Иерусалиме, и пили из них царь и вельможи его, жены его и наложницы его. Пили вино и славили богов золотых и серебряных, медных, железных, деревянных и каменных. В тот самый час вышли персты руки человеческой и писали против лампады на извести стены чертога царского, и царь видел кисть руки, которая писала. Никто из обитателей и мудрецов халдейских не смог прочитать написанного, и только пророк Даниил объяснил надпись: «...послана от Него (Бога) кисть руки, и начертано это писание. И вот что начертано: мене, текел, упарсин. Вот - и значение слов: мене - исчислил Бог царство твое и положил конец ему; текел - ты взвешен на весах и найден очень легким; перес - разделено царство твое и дано Мидянам и Персам... В ту же самую ночь Валтасар, царь Халдейский, был убит...» Дух талмуда узнается из грубо материального, буквального истолкования Священного Писания. Обнаруженная следствием надпись именно и представляет собой такую талмудическую постановку, каббалистическое указание на значение совершившегося события» 15.