Томский погрозил прапору кулаком. Тот хмыкнул и впился зубами в свой кусок сала.
— Не бывал, но точно знаю: живым там не место. «Пятерка» обезлюдела давным-давно. По туннелям Метро-2 бродят лишь духи убитых ученых. Голодные духи. Даже Охотник боится туда соваться. Я один раз попробовал и… Плохо помню, как выбрался из той дыры.
— А разве укрощение духов не твоя специальность? — спросил Томский, тщательно подобрав интонацию: не хотелось обижать человека, от которого зависела его судьба.
— Я стараюсь жить с духами в мире и согласии. Но то, что творится на подходах к «пятерке», — другое. Слишком много людей умерло одновременно. Там такое сгустилось… Такое сильное… Черное… Злое… Что справиться с ним невозможно. Духи «пятерки» не станут общаться с живыми. Их не умилостивить подношениями. Цель этих темных сущностей только одна — мстить. Высасывать жизнь у таких, как мы.
— Байки, Толян. Я таких историй наслушался, аж уши вяли, а на поверку выходило, что живые людишки всегда были более мерзкими, чем все сгустки негативной энергии вместе взятые, — заявил прапор и вынес резолюцию. — Ссыкун наш Шаман.
Толик ждал новой вспышки гнева, но Шаман остался совершенно спокоен. Просто сжал ладонью свои амулеты и уперся в Аршинова взглядом. Поначалу прапор даже улыбался, но очень быстро уголки его губ опустились, лицо покраснело, на щеках заиграли желваки, а лоб покрылся каплями пота. Лёха явно боролся с тем, что пытался наслать на него Шаман. Боролся и проигрывал. Толя вдруг понял, что не только прапор оказался в плену чар. Вездеход тоже вел себя странно. Рвал на себе воротник, словно он его душил. Шестера испуганно прижалась к ноге карлика и спрятала голову между передними лапами. Даже огненные языки костра, казалось, повинуются Шаману. Их пляска становилась все медленнее и подчинялась какому-то странному ритму.
Томский посмотрел на Шамана. С ним происходило что-то невероятное. Клубок спутанных прозрачных щупалец завис над головой кудесника. Они плотоядно подрагивали. Извиваясь, тянулись к Аршинову.
«Прекратить это. Остановить Шамана!»
Толя попытался претворить идею в жизнь, но не смог даже шевельнуть рукой. Прапору, между тем, становилось все хуже. Видел ли он щупальца или нет, Томский не знал. Скорее всего, видел — в глазах Аршинова отчетливо читался ужас.
— Хватит! — сдавленно прошептал он, посеревшими губами. — Хватит…
Шаман разжал ладонь, выпуская амулеты. Улыбнулся. Клубок щупалец растаял в воздухе, костер весело затрещал. Аршинов засопел, как паровоз. Сделал вид, что подбрасывает в огонь обломок доски. На самом деле он не хотел встречаться взглядом с Шаманом. А тот, словно ничего не произошло, продолжил:
— Ты называешь «пятерку» Академлагом. Наверное, так это место и проходило в отчетах МГБ. Сверхзасекреченная лаборатория. Гениальные ученые, работавшие на свою страну, даже после того, как их схватили по ложным доносам и заперли под землей. Они стерпели унижения и обиды. Верили в спасение до последнего, и в награду за свою беззаветную преданность получили смерть. Вот почему их духи не могут успокоиться. Тебе очень нужно туда, Томский?
— Я болен, — кивнул Толик. — И лекарство, если оно существует, можно найти только там.
Шаман неожиданно рассмеялся:
— Странная штука — предопределение. Катаклизм избавил меня от одного посланца судьбы, а взамен дал другого. Ты действительно болен, Томский. И не телесно. Что ж… Поговорим об оплате моих услуг.
Переход от философских рассуждений к прозе жизни был таким резким, что застал Толика врасплох. Он опешил.
— Что ты хочешь?
— При всем должном уважении — десять рожков патронов и книги, которые вы сможете унести из Академлага.
— Книги?
— Что тут удивительного? Я их коллекционирую.
Шаман сунул руку в карман брюк и вытащил крохотный томик в истертом переплете из синего кожзаменителя.
— Эту карманную Библию принес мне Охотник. Ему иногда удается отыскать что-то стоящее.
— А почему «вы»? Разве ты не пойдешь с нами?
— Нет, — покачал головой Шаман. — Достаточно и того, что доведу вас до этого места. Лишний риск ни к чему. Моя душа в отличие от ваших — распахнутая дверь. Войти может кто угодно. Дождусь вас с книгами, и мы вместе отправимся назад.
Томский кивнул. Хорошее начало. Сотрудничество, основанное на обоюдной выгоде, резко сокращает вероятность предательства. Но Шаман по-прежнему оставался темной лошадкой. Его гипнотические фокусы, сломавшие даже Аршинова, его темные дела с мутантом…
— А за какие такие благодеяния Охотник носит тебе книги?
— Не волнуйся, Томский. Я не обмениваю книги на людей. Охотник довольствуется крысами, которых я для него приманиваю.
— Это радует, — прапор наконец оправился от потрясения и тут же вновь поспешил прогуляться по минному полю. — Но… Побойся бога, Шаман. Десять рожков — слишком много. Тем более, что в пекло ты лезть не собираешься. Пять, дорогуша, и мы останемся довольны друг другом.
— Семь. И это мое последнее слово.
— Лады, — довольно осклабился Аршинов.
— С чего начнем? — Толик поспешил взять быка за рога. — Где находится Академлаг?
— Не знаю, что и ответить, — вздохнул Шаман. — Дорога путаная. Спуски, повороты… Карта есть?
Аршинов кивнул и достал из вещмешка свернутый в трубку лист. Пофукал, сдувая пыль с плитки, и развернул карту. Некогда глянцевая, а теперь затертая до дыр схема московского метро выжила лишь потому, что ее вовремя наклеили на плотную бумагу. У линий и кружков станций пестрели многочисленные значки — пометки прапора, понятные лишь ему одному.
Шаман долго водил по карте пальцем.
— При всем должном уважении, боюсь ошибиться. Значит, так: если соединить Таганскую с Партизанской, то… Это будет примерно здесь.
Тонкий палец Шамана уперся в точку чуть правее воображаемой прямой линии.
— Ну, это нам ни о чем не говорит, — заметил Томский. — О втором Метро точно известно только одно — оно может быть расположено как на одном уровне с первым, так и под ним. Разбираться будем на месте. Сейчас главное — вход. Показывай его, Шаман.
— Шустрый ты! Вход ему подавай. Сначала поработать придется. Завален твой вход. Не знаю, сколько нам понадобится времени, чтобы его расчистить. Эх, по мне бы оставить все как есть! Открываем, при всем должном уважении, дверь в преисподнюю…
* * *
Под ворчание Шамана стали готовиться к предстоящим работам. Вездеход на пару с Шестерой отправился на поиски палок для факелов. Аршинову, как наименее брезгливому, выпала заготовка обмотки. Он быстро справился с задачей и принес Толику и Шаману целый ворох дурно пахнущих, наполовину истлевших тряпок, которые отыскал среди останков жителей Партизанской. Палки обмотали тканью, закрепив ее кусками ржавой проволоки. Шаман остался доволен приготовлениями, но вместо факела попросил у Аршинова фонарь.
— Экономить надо, — недовольно пробурчал прапор. — Электрический свет — только в самом пиковом случае.
— Считай, что он уже наступил. Там, куда мы сейчас двинем, с факелом несподручно будет.
Шаман вырвал фонарь, подошел к завалу и протиснулся в узкий проход между стеной туннеля и бетонными обломками. Томский полез следом. Проход, если это вообще можно было назвать проходом, оказался настолько узким, что Толе несколько раз казалось — он застрянет, как пробка в горлышке бутылки. В грудь впивались обрывки кабелей. Остатки труб и кронштейнов норовили проткнуть одежду и впиться в тело, спину царапали острые края обломков свода туннеля. Когда Анатолий окончательно уверился в том, что мучениям не будет конца, он услышал тихий свист. Шаман не только ухитрялся протискиваться через руины, держа в руке факел, но и насвистывал какой-то простой мотивчик. Толик тут же вспомнил Никиту — диверсанта с Красной Линии, заманившего отряд анархистов в ловушку. Тот тоже свистел в самый неподходящий момент. Свистел, и оказался предателем. Может, и Шаман собирается пойти по такой же кривой дорожке? Чем не вариант? Сейчас все они абсолютно беспомощны. Если алтаец договорился с дружком-мутантом…
Мрачные предчувствия рассеялись после того, как лаз начал расширяться. Вскоре Томский вздохнул полной грудью — ширина прохода достигла метра. А еще через несколько минут фонарь Шамана осветил участок туннеля длиной в полусотню метров, который каким-то чудом остался в относительной сохранности. Лишь на рельсах лежали мелкие куски бетона, отколовшиеся от свода. Впереди Томский увидел новый завал.
На открытое пространство выбрались Аршинов с Вездеходом. Прапор швырнул на пол охапку заготовленных факелов и, ругаясь на чем стоит, отряхивался. Невозмутимый и немногословный Носов изучал туннель оценивающим взглядом профессионала.
— Вот теперь можно и факелы, — объявил Шаман. — Боюсь только, что они сгорят раньше, чем мы успеем закончить.
— Закончить что?
— Придется разгрести ту кучу бетона не меньше, чем метров на пять в глубину. Вход, который нам нужен, находится там.
— Вот это ты залудил! — выдохнул Аршинов. — Да здесь работы как минимум на пару недель!
— При всем должном уважении, никто не говорил, что будет легко.
Вместо того, чтобы сетовать на трудности, Томский начал закреплять факелы во всех подходящих для этого местах, а следовавший за ним Вездеход поджигал тряпки. Вскоре туннель был ярко освещен. Толик сбросил куртку и примеривался взглядом к первому обломку, когда заметил боковой коридор. За проволочной дверью виднелся короткий коридор, который заканчивался еще одной дверью — стальной.
Взобравшись на уступ у стены, Томский внимательно осмотрел висячий замок на проволочной двери. Он был тщательно смазан. Анатолий собирался расспросить Шамана о коридоре, обернулся и чуть не подпрыгнул от неожиданности: проводник стоял рядом.
— Понимаю твое любопытство, Анатолий, — тихо сказал он. — Клянусь, что там тупик. Я устроил в нем нечто вроде кладовой.
— Понимаю. У каждого свои тайны.
— Никаких тайн. Просто имущество. Я не хочу, чтобы его разграбили в мое отсутствие.
Работа по расчистке завала оказалась даже тяжелее, чем думалось вначале. Глыбы, лежавшие внизу, вытащить было невозможно. Для начала требовалось сбросить верхние. Томский взобрался наверх первым. Чуть позже к нему присоединился Аршинов, отыскавший в завале трубу приличной длины. Шаман и Вездеход орудовали внизу, оттаскивая в сторону обломки помельче. Слышалось лишь хриплое дыхание, шорох осыпающегося щебня да грохот ударов бетонных глыб о рельсы. Томскому удалось раскачать обломок приличных размеров. Прапор поддел его трубой.
— Эй, там, внизу! Поберегись!
Глыба покатилась вниз, увлекая за собой мелкие обломки. Шаман и Вездеход уже успели отойти на безопасное расстояние. И тут… Толик не сразу понял, почему карлик бросился прямо наперерез набиравшей скорость махине. Оказалось, Вездеход спешил к Шестере. Опасность быть раздавленной всмятку грозила ласке, а Носов просто не мог оставить верную подругу в беде.
Томский и Аршинов что-то одновременно закричали, но их голоса потонули в нарастающем гуле обвала.
Часть 2
ПРИЗРАКИ МЕТРО-2
Глава 10
СДЕЛКА С ДЬЯВОЛОМ
В это страшное мгновение Толик меньше всего ожидал увидеть Желтого. И тем не менее призрак был здесь. Он стоял напротив Томского. В круглых глазах-стеклах отражался свет факелов, фиолетовые губы кривились в иронической усмешке. Как всегда, с его появлением все остальное отступило на задний план. Резко, словно повинуясь взмаху палочки невидимого дирижера, стихли звуки. Окутались зыбкой дымкой предметы и фигуры.
— Сам погибай, а товарища выручай, — Желтый скорчил гримасу, которая, должно быть, выражала сочувствие. — Коля Носов так и поступил. А каким будет твой выбор?
— Я не могу спасти Вездехода. Это выше человеческих сил!
— Человеческих — да. Но не забывай, что сейчас ты разговариваешь со своей лучшей половиной, которая, при всем должном уважении, не человек. Модификатор позволяет использовать скрытую энергию организма. Ты можешь спасти Вездехода, но лишь прибегнув к моей помощи.
— Что просишь взамен?
— Слияния. Альянса. Только я и ты. Никого из посторонних. От тебя потребуется самая малость: не сопротивляйся мне. Позволь руководить прирожденному лидеру, и вместе мы свернем горы.
— Делай что хочешь, только не дай Вездеходу погибнуть!
— Кричать незачем. Все успеется, ведь время теперь в нашей власти…
Желтый дружески хлопнул Томского по плечу. От этого хлопка Толик потерял равновесие, кувыркаясь, покатился вниз и рухнул на рельсы.
Поднятое обвалом облако пыли медленно оседало. Томский увидел спину Шамана. Тот сидел на корточках и рассматривал что-то у своих ног. Рядом вертелась обеспокоенная Шестера. Морщась от боли в правой руке, Томский сел. «Что-то» оказалось Вездеходом. Пока Толик пытался встать, к Шаману подбежал прапор.
— Живой?!
— Живой-живой. Только если сейчас кровь не остановим, он долго не протянет.
В руке Шамана появился перочинный нож. Он распорол мокрую от крови штанину брюк карлика, оторвал от нее полоску, ловко наложил чуть ниже колена жгут.
Толик подошел к распростертому между рельсов Вездеходу. Сейчас тот выглядел особенно маленьким. И очень беззащитным. Как могло умещаться в этом тщедушном тельце столько любви, преданности и целеустремленности? Наверное, Вездеход стоял в очереди за этими высокими чувствами и не поспел вовремя к раздаче тел.
Бледное лицо Носова скривила судорога боли, потом ресницы его затрепетали, и карлик открыл глаза.
— Спасибо, Толян… Я этого никогда не забуду.
— За что спасибо? Чего не забудешь?
Вездеход не ответил и закрыл глаза. Скорее всего, потерял сознание. Томский в замешательстве посмотрел на Аршинова.
— Он бредит?
— Это ты бредишь, если не в курсе того, что минуту назад спас Вездеходу жизнь. Знал я, Томский, что ты не из хлюпиков, но чтобы оттолкнуть такой камешек нечеловеческая силища нужна… Сам-то хоть цел, прыгун?
Анатолий, наконец, сообразил, о чем идет речь. Глыба, едва не раздавившая Вездехода, лежала у стены, расколотая на две половины.
Так-так. Значит, договор, заключенный с желтомордым Хайдом, вступил в силу.
«Все яснее ясного. Ушибленная рука. Она пострадала, когда ты спасал Носова. Маленькое уточнение. Не ты-Томский, а ты-Желтый. Это сделала твоя темная половина, и теперь ты перед ней в долгу».
Шаман встал. Порывшись в кармане, вытащил ключ.
— Парня надо перенести ко мне.
Толик и Аршинов хоть и могли поднять карлика каждый в одиночку, подхватили его вдвоем и бережно отнесли к решетчатой двери. Отпирая ее, Шаман что-то бурчал себе под нос. Ему, как видно, очень не хотелось впускать в свою кладовую посторонних. Он даже не стал зажигать свет, несмотря на то, что в углу коридора стояла посудина с машинным маслом. Открыв стальную дверь, Шаман дождался, пока Вездехода внесут внутрь.
— Кладите на пол и… уходите. Оба.
Томский пытался протестовать. Ему не только хотелось остаться рядом с раненым, но и рассмотреть помещение, где сейчас было слишком темно.
— Слушай, Шаман…
— Ничего не хочу слушать. Если я не займусь им прямо сейчас, можешь забыть о походе в Академлаг.
— Но…
— Мы теряем драгоценное время — кровь не сворачивается. Вон!
Томский сдался и потянул прапора за рукав. Едва они вышли за порог, как дверь с лязгом захлопнулась.
— Во дает! — восхищенно присвистнул Аршинов. — Я сам нахал, но этот Шаман понаглее будет. Видел, что он у костра со мной проделал?
— Ну… Что-то такое, вроде…
— Ничего не вроде! Он шерстью коричневой обрастать начал. В медведя превращаться! Тьфу ты, связались на свою голову…
Толик не стал говорить о прозрачных щупальцах. По всей видимости, гипноз или что-то другое, чем Шаман владел в совершенстве, оказывало на разных людей свое воздействие. Ну и пусть. Только бы многогранные таланты Шамана смогли помочь Вездеходу!
— Как думаешь, Лёх, вылечит он Колю?
Прапор задумчиво посопел.
— Стоял, Толян, я как-то дежурным по части. Ночь. Скукотища. От нечего делать стал шарить по ящикам стола. Думал, хоть газетенку с кроссвордом отыскать. Попалась только книжка. Такая, знаешь, без обложки, затрепанная. Ни названия, ни первых глав. Про Григория Ефимыча Распутина. Был такой мужик-сибиряк из Тобольского уезда. При последнем русском царе все вертелся: предсказания делал, больному гемофилией царевичу крепко помогал — умел внутреннее кровотечение останавливать. По-разному к Гришке относились. Одни святым считали, другие — чертом. Но зацепило меня не это. Распутин, когда еще в селе своем жил, одному пареньку помог. Тот косой ногу порезал. Кровь никак не могли остановить, а Ефимыч пошептал, какой-то травки приложил и… Рана затянулась. А это, брат, тебе не гемофилия. Механическое повреждение. Тут на фу-фу не пролезешь. Вот я и кумекаю: если наш Шаман как Распутин, то за Коляна можно не беспокоиться.
— А ты, я вижу, его зауважал.
— Нехай пока так и думает. А при случае я ему такого медведя покажу… Эх, ну я пошел. Надо делом заниматься.
Томский смотрел, как Аршинов вертится у завала. Сует руки в щели между камнями и почесывает затылок. Прапор явно что-то задумал, и Толику казалось, что он догадывается о затее Аршинова.
— Что, Лёха, давненько шашек в руку не брал?
— Мысли мои читаешь, Томский. Думаю я разворотить эту горку к ихонной матушке. На хрена нам сдались новые телесные повреждения?
— Кинься, Аршинов. Нового обвала хочешь?
— Я тебе не дилетант какой-нибудь. Если бы не знал я подрывного дела, где бы мы сейчас с тобой были, а?
Томскому осталось лишь развести руками: прапор действительно знал толк в направленных взрывах.
Аршинов потратил на свои исследования не меньше получаса. Судя по хитрой ухмылке, он остался ими доволен.
— Одного заряда хватит. Эх, кабы с самого начала это сделать, с Коляном все в ажуре было бы!
— Ну, а если все-таки обвал?
— Все предусмотрено, Толян. И потом, хуже, чем есть, Партизанской уже не будет.
— А нам?
— И нам ничего не сделается. Отсидимся в логове Шамана, как у Христа за пазухой.
Аршинов принялся колдовать над содержимым своего вещмешка, а Толику осталось лишь с тревогой поглядывать на стальную дверь, за которой в эти мгновения решалась судьба Вездехода. Как он там? Ведь зацепило парня основательно. Томский видел рану только мельком, но впечатлений получил на полную катушку. Чем и как будет лечить его Шаман?
Ответ пришел очень быстро. Сначала Толик услышал позвякивание. Хаотичное, лишенное ритма. Неизвестно почему, вызывающее чувство тревоги. Потом появился новый звук. Низкий и вибрирующий. В паре с позвякиванием он образовал бесхитростную и в то же время завораживающую мелодию.
Толик был так поглощен ею, что ничуть не удивился, когда из щели в стальной двери показались уже знакомые полупрозрачные щупальца. Правда, теперь в них не было угрозы. Щупальца извивались в такт мелодии. Рассыпались по бетонном полу, скручивались и вновь распадались. Позвякивание стало громче. Щупальца дотянулись до талии Толика, обвились вокруг нее. Странное дело: Томский не ощутил страха. Он боялся спугнуть гостя из мира духов и тем самым прервать состояние сладостного блаженства, охватившее все тело. Глаза закрылись сами собой. Теперь Толик смотрел вокруг внутренним, мысленным взглядом. Перед ним расплывались разноцветные концентрические круги очень теплых, умиротворяющих оттенков. Они образовывали бесконечный коридор. Томский узрел две фигуры, плывущие ему навстречу. Вездехода он узнал сразу, а вот кем был его спутник, понять не мог. Бесформенная голова, хламида из каких-то лент и лоскутов. Рассмотреть больше Толик не успел: почувствовал колебание воздуха у лица и открыл глаза. В нескольких сантиметрах покачивалась треугольная голова большой змеи. Тело ее было таким же прозрачным, как щупальца, изумрудные глаза светились. Смотреть в них можно было бесконечно. Именно так и собирался поступить Томский, но зычный голос Аршинова разрушил волшебство:
— Не спи, солдат, а то замерзнешь!
Зеленоглазый гад встрепенулся. Кольца, обвивавшие талию Толика, ослабли. Змея плавно скользнула в щель под стальной дверью.
— М-м-м… Чего тебе?
— Не мне, а нам! Нам надо разворотить эту груду бетона. У меня все готово, — прапор поднял руку, показывая обмотанный вокруг ладони огнепроводный шнур. — Шваркнем?
— Не знаю. Может, стоит с Шаманом посоветоваться? Он здесь, как бы, хозяин.
— Во-первых, наш алтайский дружбан сейчас очень занят. Во-вторых, он — большой любитель сюрпризов.
— Откуда ты знаешь? — улыбнулся Толик.
— При всем должном уважении — задницей чувствую. Ну не может он не любить авантюр!
— Ладно, Лёха. Взрывай.
— Тогда — в укрытие!
Аршинов поджег бикфордов шнур, вжался в стену в метре от Томского. Потянулись такие длинные и такие короткие мгновения ожидания. Толик проклинал себя за то, что разрешил Аршинову динамитный эксперимент. Профессионализм прапора — одно, а законы Метро — совсем другое. Последствия взрыва могли быть непредсказуемыми. Тише едешь — дальше будешь. Пусть бы на разбор завала ушла неделя или две. Зато результат был бы гарантирован. А сейчас? Если все пойдет не так, как задумал Аршинов, надежды будут похоронены под слоем бетонных обломков.
Взрыв оказался не таким громким, как ожидал Толик. Он больше походил на хлопок, хотя последствия этого хлопка были весьма впечатляющими. Вздрогнули стены. Волна вибрации прокатилась по полу. По ушам резанул скрежет сдвинувшихся с места бетонных обломков. И самое страшное: грохот ударов камней о рельсы. Толик с ужасом смотрел на вплывающие через решетчатую дверь облака пыли. Неужели произошло то, чего он больше всего боялся? Новый обвал?
Когда все стихло, Томский рванулся к двери. Открыть ее сразу не удалось — чертову решетку заклинило. Томский отошел на два шага, с разбегу врезал ногой по двери, и та, сдавшись под натиском, распахнулась. Однако выйти в туннель еще не означало что-либо увидеть. Глаза сразу запорошило пылью, в горле запершило. Рядом слышался трехэтажный мат Аршинова, которому тоже не улыбалось вдыхать растворенную в воздухе бетонную взвесь.
Вспыхнул фонарик.
Томский с облегчением перевел дух. Разрушения были не такими катастрофическими, как он ожидал. Рельсы, правда, исчезли под двадцатисантиметровым слоем каменного крошева, а в своде туннеля появились сколы и трещины, но… Луч фонаря осветил проблемный завал, и Томский едва не закричал от радости: взрыв выгрыз здоровенную выбоину в груде бетонных обломков. Как раз там, где это требовалось! Толик мог даже различить ржавый стальной уголок и темную дыру под ним — верхнюю часть двери.
— Аршинов! Я тебе никогда не говорил, что ты — гений?!
— По-моему, нет. А ведь стоило бы.
Прапор полез осматривать расчищенный проход. Толик собирался к нему присоединиться, но остался на месте. Он почувствовал: произошло нечто важное. Причем напрямую связанное с Шаманом и Вездеходом.
Пыль успела осесть, и когда Томский обернулся к входу в жилище Шамана, то увидел в проеме двери чудовище.
На темном скуластом лице пылали два окруженных синевой глаза, а под широким приплюснутым носом изгибались влажные кроваво-красные губы. Харю монстра окаймляла грива серой шерсти. В левой руке чудище держало что-то круглое, а правой сжимало кривой, вытесанный из белого камня нож.
Лишь увидев носки начищенных сапог Толик понял, что перед ним Шаман, а жуткая морда — всего лишь искусно вырезанная из дерева и раскрашенная маска.
Впрочем, когда Шаман ее снял, его лицо выглядело ничуть не лучше маски. Посеревшее и бесконечно усталое, как у тяжелобольного, который нашел в себе силы встать с кровати, но вот-вот свалится. Даже оспины стали глубже и рельефнее. Покачиваясь, как пьяный, Шаман направился к Томскому. На нем был балахон из зеленой ткани, почти неразличимой из-за множества разноцветных ленточек, изображавших змей с разверстыми пастями. Волосы были перехвачены лентой с пестрым орнаментом. Круглый предмет оказался бубном. Шаман сел, свесив ноги с уступа.
— Что здесь произошло? Новый обвал?
— Нет. Аршинов расчистил вход динамитом.
— Был взрыв?
— Еще какой! А ты разве ничего не слышал?
— Нет. Я был далеко. Очень далеко.
— И где же?
— Разыскивал заблудшую душу больного Вездехода, чтобы вернуть ее в свое пристанище. Для этого мне пришлось совершить путешествие в Верхний и Нижний миры. Выбраться обратно удалось лишь чудом: я слишком спешил и не успел приготовить подношений духам. Такое не прощается. Если бы не кер-тютца, моя душа уже бродила бы по Нижнему миру.
— Кер-тютца… Добрый дух?
— Можно сказать и так. Помощник. Проводник. Вы называете это существо Шестерой, но для Вездехода оно — кер-тютца. Сейчас Николай спит, а ласка охраняет его душу. Не позволяет ей вновь покинуть тело.
— Значит, Коля будет здоров?
— Да. Хотя похромает пару дней, конечно.
— Можно посмотреть это? — Томский указал на бубен. — Я очень аккуратно…
Шаман помедлил, но потом кивнул и передал ему бубен. Сверху деревянную обечайку обтягивал лоскут кожи. Самой примечательной была задняя часть бубна, где имелась вертикальная железная ручка. На нескольких поперечных прутах болталось неисчислимое количество металлических погремушек, колокольчиков, вырезанных из жести фигурок животных. Толик тронул одну из них. Послышался мелодичный звон.
— Никогда не держал в руках настоящего шаманского бубна.
— При всем должном уважении, и не подержишь, — грустно вздохнул Шаман. — Это — подделка. Свой настоящий бубен я потерял во время Катаклизма. Где в Метро отыскать настоящую оленью кожу? Да и на обечайку пришлось пустить не кедр, а первое, что попалось под руку. В Полисе я отыскал кусок фанеры от фортепиано.
— В Полисе? Ты бывал в Полисе?
— Нет. Никогда. Мне… Фанеру принес один хороший знакомый.
Толику не требовалось смотреть в лицо Шаману, чтобы понять: он лжет. Хватало неожиданной дрожи в голосе и поспешности, с которой Шаман ответил на вопрос.
— Может, оно и к лучшему. У моего народа есть поверье: если срубить дерево, из которого шаман изготовил обечайку своего бубна, смерть его будет долгой и мучительной. А фанера — она и есть фанера…
— Так бубен — просто такой прикол?
— Не прикол. Вера способна превращать в магические символы самые простые вещи. Сила шамана не столько в бубне, сколько в том, что находится здесь, — алтаец коснулся пальцем лба. — Приколы у вас. У нас все серьезно.
— Я не хотел тебя обидеть.
— Проехали, Томский. А вот этот нож — самый настоящий, из белого обсидиана. С Алтая. Сохранился, потому что всегда был при мне. До него могу дотрагиваться только я.
— Еще один вопрос, Шаман. Вы говорите, я спас Вездехода…
— Это говорил Аршинов. Я — нет. Потому что видел того, кто оттолкнул глыбу на самом деле. Злой дух из Нижнего Мира. Существо в желтом. Оно и сейчас здесь. Сидит за твоей спиной.
Томский резко обернулся. Позади никого не было.
— Можешь даже не пытаться. Видят его лишь те, кому это дано. Тебе он показывается, когда сам этого хочет.
— Кто показывается и чего хочет?
Аршинов сиял улыбкой, но увидев наряд Шамана, помрачнел.
— Батюшки-святы, это что маскарад? А, понимаю… Как там наш больной?
— В порядке, — ответил Шаман. — До свадьбы рана заживет.
— Вот и отлично. Осталось пару камней сковырнуть, и можно лезть в это проклятущее Метро-2. Само собой, после того, как часиков этак надцать покемарим. Не знаю, как у вас, а лично у меня голова раскалывается. Чересчур много впечатлений. Пустишь к себе Шаман, или это… мы тут развалимся?
— Не пущу. Вездеходу покой нужен. Я сейчас…
Шаман скрылся за стальной дверью. Вернулся через несколько минут в своем обычном наряде, с ворохом тряпья в руках.
— Вот держите. Так будет помягче.
* * *
На отдых разместились в предбаннике шаманской резиденции. Причем вместе с хозяином, который стремился показать, что терпит такие же неудобства, как все остальные.
Неприхотливый в быту и даже шапочно незнакомый с угрызениями совести прапор захрапел, едва успев растянуться на ветхом одеяле. Шаман выглянул в туннель, запер на замок решетчатую дверь и тоже лег. Вскоре его дыхание сделалось ровным. А вот Томский никак не мог уснуть, без конца ворочался на своем жестковатом ложе, пытаясь устроиться поудобнее. Когда затея потерпела крах, просто смотрел в темноту. Где-то через час, не выдержал:
— Эй, Шаман, спишь?
— He-а, танцую.
— Слышь, хочу насчет фигурок, что у тебя на груди висят, спросить.
— Ну?
— Рыба, волк и птица — это, как я понимаю, вода, земля и воздух.
— Ну.
— А огонь? Он ведь тоже у вас в почете. Огонь где?
— Треугольник. Огонь — смесь трех стихий. Его и в алхимии обозначают графемой треугольника. Спи.
— Не могу, — Толя сел. — Не могу, потому что боюсь своих снов. Когда все это началось, сны и реальность спутались. Кошмары, которые приходят ко мне во снах, стали продолжаться наяву. Ты говорил, что видел Желтого. А прогнать его сможешь?
— Чтобы кого-то прогонять, надо знать, откуда он взялся.
— Хм… Откуда. Долгая эта история, Шаман.