Установив факт в высшей степени быстрого развития сельскохозяйственного машиностроения и употребления машин в русском пореформенном земледелии, мы должны теперь рассмотреть вопрос об общественно-экономическом значении этого явления. Из изложенного выше об экономике крестьянского и помещичьего земледелия вытекают следующие положения: с одной стороны, именно капитализм является фактором, вызывающим и расширяющим употребление машин в сельском хозяйстве; с другой стороны, применение машин к земледелию носит капиталистический характер, т. е. ведёт к образованию капиталистических отношений и к дальнейшему развитию их.
Остановимся на первом из этих положений. Мы видели, что отработочная система хозяйства и неразрывно связанное с ней патриархальное крестьянское хозяйство, по самой своей природе, основаны на рутинной технике, на сохранении старинных способов производства. Во внутреннем строе этого хозяйственного режима нет никаких импульсов к преобразованию техники; напротив, замкнутость и изолированность хозяйства, нищета и приниженность зависимого крестьянства исключают возможность введения усовершенствований. В частности, укажем на то, что оплата труда в отработочном хозяйстве гораздо ниже (как мы видели), чем при употреблении вольнонаёмного труда; а известно, что низкая заработная плата составляет одно из важнейших препятствий к введению машин. И факты, действительно, говорят нам, что широкое движение, направленное к преобразованию земледельческой техники, началось только в пореформенный период развития товарного хозяйства и капитализма. Созданная капитализмом конкуренция и зависимость земледельца от мирового рынка сделали преобразование техники необходимостью, и падение цен на хлеб особенно обострило эту необходимость[28].
|
Для пояснения второго положения мы должны рассмотреть особо помещичье и крестьянское хозяйство. Когда помещик заводит машину или улучшенное орудие, он заменяет инвентарь крестьянина (работавшего на него) своим инвентарём; он переходит, следовательно, от отработочной системы хозяйства к капиталистической. Распространение сельскохозяйственных машин означает вытеснение отработков капитализмом. Возможно, конечно, что условием, например, сдачи земли ставятся отработки в форме подённой работы при жатвенной машине, молотилке и пр., но это будут уже отработки второго вида, отработки, превращающие крестьянина в подёнщика. Подобные «исключения», следовательно, лишь подтверждают то общее правило, что обзаведение частновладельческих хозяйств улучшенным инвентарём означает превращение кабального («самостоятельного», по народнической терминологии) крестьянина в наёмного рабочего, — совершенно точно так же, как приобретение собственных орудий производства скупщиком, раздающим работу на дома, означает превращение кабального «кустаря» в наёмного рабочего. Обзаведение помещичьего хозяйства собственным инвентарём ведёт неизбежно к подрыву среднего крестьянства, снискивающего себе средства к жизни посредством отработков. Мы уже видели, что отработки это — специфический «промысел» именно среднего крестьянства, инвентарь которого является, следовательно, составной частью не только крестьянского, но и помещичьего хозяйства[29]. Поэтому распространение с. -х. машин и улучшенных орудий и экспроприация крестьянства, это — явления, неразрывно связанные друг с другом. Что распространение улучшенных орудий в крестьянстве имеет такое же значение — это вряд ли требует пояснения после изложенного в предыдущей главе. Систематическое употребление машин в сельском хозяйстве с такой же неумолимостью вытесняет патриархального «среднего» крестьянина, с какой паровой ткацкий станок вытесняет ручного ткача-кустаря.
|
Результаты применения машин к земледелию подтверждают сказанное, показывая все типические черты капиталистического прогресса со всеми свойственными ему противоречиями. Машины в громадной степени повышают производительность труда в земледелии, которое до современной эпохи оставалось почти совершенно в стороне от хода общественного развития. Поэтому одного уже факта растущего употребления машин в русском земледелии достаточно для того, чтобы видеть полную несостоятельность утверждения г-на Н. —она об «абсолютном застое» производства хлеба в России и даже о «понижении производительности» земледельческого труда. Мы ещё вернёмся ниже к этому утверждению, которое противоречит общеустановленным фактам и которое понадобилось г. Н. —ону для идеализации докапиталистических порядков.
Далее, машины ведут к концентрации производства и к применению капиталистической кооперации в земледелии. Введение машин, с одной стороны, требует значительных размеров капитала и потому доступно только крупным хозяевам; с другой стороны, машина окупается только при громадном количестве обрабатываемого продукта; расширение производства становится необходимостью при введении машин. Распространение жатвенных машин, паровых молотилок и пр. указывает поэтому на концентрацию земледельческого производства, — и мы действительно увидим ниже, что тот район русского земледелия, который особенно развил употребление машин (Новороссия), отличается также весьма значительными размерами хозяйств. Заметим только, что было бы ошибочно представлять себе концентрацию земледелия в одной только форме экстенсивного расширения посевов (как это делает г. Н. —он); на самом деле концентрация земледельческого производства проявляется в самых разнообразных формах, смотря по формам торгового земледелия (см. об этом следующую главу). Концентрация производства неразрывно связана с широкой кооперацией рабочих в хозяйстве. Мы видели выше пример крупной экономии, которая для уборки своего хлеба пускает в дело сотни жатвенных машин одновременно. «Конная молотилка, на 4—8 лошадей, требует от 14 до 23 и более рабочих, из которых половину составляют женщины и мальчики-подростки, т. е. полурабочие… Паровые молотилки на 8—10 сил, существующие во всех крупных хозяйствах» (Херсонской губ.), «требуют одновременно рабочих от 50 до 70 человек, из которых большую половину составляют полурабочие, девушки и мальчики в возрасте от 12 до 17 лет» (Тезяков). «Крупные хозяйства, где одновременно собирается по 500—1000 рабочих, могут смело быть приравнены к промышленным заведениям», — справедливо замечает тот же автор.
|
Таким образом, пока наши народники толковали о том, что «община» «могла бы легко» ввести кооперацию в земледелие, — жизнь шла своим чередом, и капитализм, разложив общину на противоположные по своим интересам экономические группы, создал крупные хозяйства, основанные на широкой кооперации наёмных рабочих.
Из предыдущего ясно, что машины создают внутренний рынок для капитализма: во-первых, рынок на средства производства (на продукты машиностроительной, горной промышленности и пр. и пр.) и, во-вторых, рынок на рабочую силу. Введение машин, как мы уже видели, ведёт к замене отработкой вольнонаёмным трудом и к созданию батрацких крестьянских хозяйств. Массовое употребление с. -х. машин предполагает существование массы с. -х. наёмных рабочих. В местностях с наиболее развитым земледельческим капитализмом этот процесс введения наёмного труда наряду с введением машин перекрещивается другим процессом, именно: вытеснением наёмных рабочих машиной. С одной стороны, образование крестьянской буржуазии и переход землевладельцев от отработков к капитализму создают спрос на наёмных рабочих; с другой стороны, там, где уже давно хозяйство было основано на наёмном труде, машины вытесняют наёмных рабочих. Каков общий результат обоих процессов для всей России, т. е. увеличивается ли или уменьшается число с. -х. наёмных рабочих, — об этом нет точных и массовых статистических данных. Не подлежит сомнению, что до сих пор это число увеличивалось (см. следующий параграф)[30]. Мы полагаем, что и теперь оно продолжает увеличиваться: во-1‑х, данные о вытеснении наёмных рабочих в земледелии машинами имеются об одной Новороссии, а в других районах капиталистического земледелия (прибалтийский и западный край, восточные окраины, некоторые промышленные губернии) этот процесс не был ещё констатирован в широких размерах. Остаётся ещё громадный район с преобладанием отработков, и в этом районе введение машин создаёт спрос на наёмных рабочих. Во-2‑х, увеличение интенсивности земледелия (введение корнеплодов, напр.) увеличивает в громадных размерах спрос на наёмный труд (см. гл.IV). Уменьшение абсолютного числа с. -х. наёмных рабочих (в противоположность промышленным) должно наступить, конечно, на известной ступени развития капитализма, именно, когда сельское хозяйство всей страны сорганизуется вполне капиталистически и употребление машин для самых различных операций земледелия сделается всеобщим.
Что касается до Новороссии, то местные исследователи констатируют здесь обычные следствия высокоразвитого капитализма. Машины вытесняют наёмных рабочих и создают в земледелии капиталистическую резервную армию. «Время баснословных цен на рабочие руки в Херсонской губернии миновало. Благодаря… усиленному распространению с. -х. орудий…» (и другим причинам) «цены на рабочие руки систематически понижаются» (курсив автора)… «Распределение земледельческих орудий, освобождая крупные хозяйства из-под зависимости от рабочих и в то же время, понижая спрос на рабочие руки, ставит рабочих в затруднительное положение» (Тезяков). То же констатирует и другой земский санитарный врач, г. Кудрявцев, в своей работе: «Пришлые с. -х. рабочие на Николаевской ярмарке в местечке Каховке Таврической губернии и санитарный надзор за ними в 1895 году». — «Цены на рабочие руки… всё падают, и значительная часть пришлых рабочих остаётся за бортом, не получая никакого заработка, т. е. создаётся так называемая на языке экономической науки резервная рабочая армия — искусственное избыточное население». Вызываемое этой резервной армией понижение цен на труд доходит иногда до того, что «многие хозяева, имея свои машины, предпочитали» (в 1895 г.) «ручную уборку машинной»! Этот факт нагляднее и убедительнее, чем всякие рассуждения, показывает всю глубину противоречий, свойственных капиталистическому употреблению машин!
Другим следствием употребления машин является усиленное применение женского и детского труда. Сложившееся капиталистическое земледелие создало вообще известную иерархию рабочих, очень напоминающую иерархию фабричных рабочих. Так, в южнорусских экономиях различаются: а) полные рабочие — взрослые мужчины, способные ко всем работам; б) полурабочие, женщины и мужчины до 20 лет; полурабочие делятся на две категории: аа) от 12, 13 до 15, 16 лет — полурабочие в тесном смысле и бб) полурабочие большой силы; «на экономическом языке «три четверти» рабочего», — от 16 до 20 лет, способные исполнять все работы полного рабочего, за исключением косьбы. Наконец, в) полурабочие малой помощи, дети не моложе 8 и не старше 14 лет; они исполняют обязанности свинарей, телятников, полольщиков и погонычей у плугов. Служат они нередко из-за одних харчей и одежды. Введение земледельческих орудий «обесценивает труд полного рабочего» и даёт возможность заменять его более дешёвым трудом женщин и подростков. Статистические данные о пришлых рабочих подтверждают вытеснение мужского труда женским: в 1890 г. в местечке Каховке и городе Херсоне было зарегистрировано 12,7% женщин в числе рабочих; в 1894 г. во всей губернии — 18,2% (10 239 из 56 464); в 1895 г. — 25,6% (13 474 из 48 753). Детей в 1893 г. — 0,7% (от 10 до 14 лет), в 1895 — 1,69% (от 7 до 14 лет). Среди местных экономических рабочих Елисаветградского уезда Херсонской губ. дети составляют 10,6%.
Машины увеличивают интенсивность труда рабочих. Например, наиболее распространённый вид жатвенных машин (с ручным сбрасыванием) получил характерное название «лобогреек» или «чубогреек», так как работа на ней требует от рабочего чрезвычайного напряжения: рабочий заменяет собой сбрасывающий аппарат. Точно так же увеличивается напряжённость работы и при молотилках. Капиталистически употребляемая машина создаёт и здесь (как и везде) громадный импульс к удлинению рабочего дня. Появляется и в земледелии невиданная раньше работа ночью. «В годы урожайные… работы в некоторых экономиях и во многих крестьянских хозяйствах производятся даже и по ночам» (Тезяков), при искусственном освещении — факелами. Наконец, систематическое употребление машин ведёт за собой травматизм сельскохозяйственных рабочих; работа девушек и детей при машинах ведёт, естественно, к особенному обилию повреждений. Земские больницы и лечебницы Херсонской, например, губернии наполняются во время сезона сельскохозяйственных работ «почти исключительно травматическими больными», являясь «своего рода полевыми лазаретами для постоянно выбывающих из строя огромной армии сельскохозяйственных рабочих жертв беспощадной разрушительной деятельности сельскохозяйственных машин и орудий». Создаётся уже специальная медицинская литература о повреждениях, причинённых сельскохозяйственными машинами. Являются предложения об издании обязательных постановлений относительно употребления сельскохозяйственных машин. Крупная машинная индустрия и в земледелии, как и в промышленности, с железной силой выдвигает требования общественного контроля и регулирования производства. О попытках подобного контроля мы ещё скажем ниже.
Отметим в заключение крайне непоследовательное отношение народников к вопросу об употреблении машин в сельском хозяйстве. Признавать пользу и прогрессивность употребления машин, защищать все меры, развивающие и облегчающие его, — и в тоже время игнорировать, что машины в русском земледелии употребляются капиталистически, это значит спускаться до точки зрения мелких и крупных аграриев. А наши народники именно игнорируют капиталистический характер употребления сельскохозяйственных машин и улучшенных орудий, не пытаясь даже анализировать, какого типа крестьянские и помещичьи хозяйства вводят машины. Г-н В. В. сердито называет г. В. Черняева «представителем капиталистической техники». Должно быть, именно г. В. Черняев или какой другой чиновник м-ва земледелия виноват в том, что машины в России употребляются капиталистически! Г-н Н. —он, — несмотря на велеречивое обещание «не отступать от фактов», — предпочёл обойти тот факт, что именно капитализм развил употребление машин в нашем земледелии, и сочинил даже забавную теорию, по которой обмен понижает производительность труда в земледелии! Критиковать эту теорию, декретированную без всякого анализа данных, нет ни возможности, ни надобности. Ограничимся приведением маленького образчика рассуждений г-на Н. —она. «Если бы производительность труда у нас поднялась вдвое, то за четверть пшеницы платили бы теперь не 12 руб., а шесть, вот и всё». Далеко не всё, почтеннейший г. экономист. «У нас» (как и во всяком обществе товарного хозяйства) повышение техники предпринимают отдельные хозяева, и лишь постепенно перенимают его остальные. «У нас» повышать технику в состоянии только сельские предприниматели. «У нас» этот прогресс сельских предпринимателей, мелких и крупных, неразрывно связан с разорением крестьянства и образованием сельского пролетариата. Поэтому, если бы повышенная в хозяйствах сельских предпринимателей техника сделалась общественно-необходимой (только при таком условии цена понизилась бы вдвое), то это означало бы переход почти всего земледелия в руки капиталистов, означало бы полную пролетаризацию миллионов крестьян, означало бы гигантский рост неземледельческого населения и рост фабрик (для того, чтобы производительность труда в нашем земледелии поднялась вдвое, необходимо громадное развитие машиностроения, горной промышленности, парового транспорта, постройки массы нового типа сельскохозяйственных строений, магазинов, складов, каналов и т. д. и т. д.). Г-н Н. —он повторяет здесь обычную маленькую ошибку своих рассуждений: он перепрыгивает через те последовательные шаги, которые необходимы при развитии капитализма, перепрыгивает через тот сложный комплекс общественно-хозяйственных преобразований, который необходимо сопровождает развитие капитализма, — и затем сетует и плачется об опасности капиталистической «ломки».