Хо Ши Мин лично вникал во все вопросы становления органов народно-революционной власти, беспокоясь о том, чтобы с первых же дней установились правильные взаимоотношения между ее представителями и населением. В послании народным комитетам провинций, уездов и деревень страны он настойчиво предостерегал новых представителей власти от пороков и зол старой администрации. «Мы должны помнить, — писал он, — что все органы нашей власти как в центре, так и на местах — это слуги народа, то есть люди, призванные трудиться в интересах народа… Если страна стала независимой, а народ несвободен и не обрел счастья, то независимость будет всего лишь пустым звуком… Мы должны с любовью относиться к народу, только тогда народ будет любить и уважать нас».
На заседаниях Постоянного бюро ЦК партии, в беседах с партийными активистами Хо Ши Мин то и дело возвращался к этой теме.
— Не превращайтесь в революционных чиновников, — наставлял он, — не то население может отказать вам в поддержке. Слова должны претворяться в дела. Надо личным примером увлекать за собой соотечественников.
Ежедневно Хо Ши Мину приходилось принимать множество посетителей. Часть из них составляли иностранцы — китайские офицеры, постоянно нагло требовавшие чего-то, представители миссии союзников — американцы, англичане, зарубежные журналисты. Но, конечно, чаще всего приходилось принимать народные депутации со всех концов Вьетнама. Желающих встретиться с Президентом было так много, что однажды на заседании Постоянного бюро ЦК партии кто-то предложил сократить прием посетителей до минимума. Хо Ши Мин решительно воспротивился этому:
— Наше правительство только что создано, поэтому естественно, что у соотечественников к нам немало вопросов. К тому же такие встречи — удобный повод еще раз разъяснить людям политику правительства. Разве можем мы допустить, чтобы люди думали, будто к нам так же трудно попасть на прием, как в былые времена к сановным мандаринам?
Внешняя опасность, угроза подавления революции империалистическими силами продолжали нарастать. К середине сентября численность чанкайшистских войск в Северном Вьетнаме достигла 200 тысяч человек. Ясно, что целью такой армейской группировки не могло быть только разоружение уже капитулировавших, деморализованных японских войск. В Чунцине считали, что настал долгожданный благоприятный момент для аннексии Вьетнама. Чанкайшисты рассчитывали, что, по крайней мере, в районе до 16-й параллели они смогут установить послушный им режим. «Достойные» креатуры имелись наготове — в своем обозе китайские генералы везли послушных им лидеров Революционной лиги и Национальной партии, а также прошедших выучку в чанкайшистской «тэ у» — спецслужбе головорезов из числа вьетнамских деклассированных элементов.
Китайские узурпаторы на пути следования к Ханою разоружали местные отряды самообороны и распускали народно-революционные комитеты, заменяя их своими ставленниками.
11 сентября в Ханой прилетел командующий китайской армией Лу Хань. На следующий же день на стенах домов и на афишных столбах появились длинные китайские уведомления, разъясняющие населению, что можно, а чего нельзя делать. Китайцы демонстративно делали вид, что в Ханое будто бы нет никакой власти, поэтому они вынуждены взять на себя функции управления столицей и охраны порядка в ней.
Не менее драматически развивались события на Юге страны. 6 сентября в Сайгон вступила первая группа английских войск. Английские представители отказались признавать правительственные органы ДРВ и потребовали разоружения частей Армии освобождения. На английских транспортных самолетах и судах вскоре прибыли и первые подразделения французского экспедиционного корпуса. В качестве верховного комиссара Франции для Индокитая н главнокомандующего всех вооруженных сил Франции на Дальнем Востоке был утвержден адмирал Тьерри д'Аржанлье — бывший католический монах отец Людовик, правая рука де Голля.
В ночь с 22 на 23 сентября французские войска начали военные действия на Юге, вначале в Сайгоне, затем в ряде других городов в дельте Меконга. Уличные бои в Сайгоне продолжались несколько дней. Тем временем городские организации КПИК и Вьетминя эвакуировались в сельские районы и готовили там опорные базы. 26 сентября сайгонцы на баррикадах и боевых позициях, сооруженных в самом городе и его предместьях, слушали обращение Президента ДРВ, транслировавшееся из Ханоя радиостанцией «Голос Вьетнама»:
— «Соотечественники Намбо! Едва завоевав независимость, наша страна вновь стала объектом иностранной интервенции… Я, как и граждане всей нашей страны, верю в вашу безграничную решимость и патриотизм… Помните: лучше умереть свободными, чем жить рабами… Правительство и вся страна будут оказывать всемерную поддержку бойцам и населению Намбо, ведущим самоотверженную борьбу в защиту независимости родины… Мы победим, потому что за нами великая сила народного единства. Мы победим, потому что наша борьба — это борьба за справедливое дело…»
Центральный Комитет партии принял решение срочно направить подкрепления в Намбо. По призыву генерального комитета Вьетминя повсюду стали создаваться отряды «Вперед, на Юг!». Получили приказ спешно отправиться в Намбо подразделения Армии освобождения, а также большое число членов партии. Ежедневно от ханойского вокзала, из других городов уходили на Юг эшелоны с людьми.
Оборона Сайгона приобрела неожиданно новый смысл. Неизвестно, кто первым бросил клич: «Защитим город Хо Ши Мина!», но он быстро распространился по всей стране, вовлекая все новых добровольцев в отряды «Вперед, на Юг!». В эти дни за Сайгоном и утвердилось новое имя — город Хо Ши Мина, которое 30 лет спустя он стал носить официально.
Вскоре в партизанской зоне недалеко от города Митхо в дельте Меконга была проведена чрезвычайная конференция партийной организации Намбо, на которой присутствовали товарищи Тон Дык Тханг, Ле Зуан, только что вернувшийся с каторги, а также Хоанг Куок Вьет. Решили, опираясь на органы народно-демократической власти в сельских районах, создавать народные вооруженные силы и развертывать широкую войну Сопротивления, обеспечив эффективное руководство ею со стороны партии. Таким образом, на Юге Вьетнама уже через месяц после победы революции молодая республика вынуждена была с оружием в руках защищаться от внешних врагов.
Неожиданно в один из первых дней октября в Ханой поступило сообщение о том, что через несколько часов на аэродроме в Зяламе приземлится самолет американских ВВС, на борту которого находятся военный министр чунцинского правительства Хэ Инцинь и командующий американскими войсками в Китае генерал Маклюэр. О цели их визита не сообщалось. Хотя времени не оставалось, правительство ДРВ отдало распоряжение организовать массовый митинг в честь приезда «союзников», чтобы продемонстрировать им решимость вьетнамского народа отстоять завоевания революции. Около 300 тысяч жителей столицы откликнулись на призыв правительства и вышли на улицы. Строгими колоннами они проходили мимо «Бакбофу» — бывшей резиденции французского генерал-губернатора — и скандировали лозунги: «Вьетнам — вьетнамцам!», «Поддерживаем Временное правительство Демократической Республики Вьетнам!», «Поддерживаем фронт Вьетминь!», «Поддерживаем Президента Хо Ши Мина!»
Впоследствии выяснилось, что Хэ Инцинь перед отъездом в Ханой получил в Чунцине жесткие указания: «Коммунистов — к стенке, Хо Ши Мина арестовать». Однако, побывав во Вьетнаме, китайский военный министр, видимо, пришел к выводу, что 200 тысяч солдат, которыми он располагал, будет явно недостаточно для того, чтобы осуществить задуманное. Поэтому он велел Лу Ханю и его заместителям продолжать прежнюю линию постепенного вытеснения представителей Вьетминя из революционной администрации и замены их своими людьми, после чего отбыл восвояси.
Среди «своих людей» особой воинственностью отличался лидер Революционной лиги небезызвестный Нгуен Хай Тхан. Он и его сообщники открыто заявляли, что за их спиной китайская армия, поэтому если Вьетминь не введет их в состав правительства, то они произведут военный переворот. Убеленный сединами почтенный специалист по гороскопам разъезжал по Ханою в шикарном «лимузине», на крыше которого возлежали два головореза с ручным пулеметом, а два других с автоматами под мышками лихо висели по обеим сторонам капота.
Гораздо тоньше, а потому опасней была деятельность лидеров Национальной партии. С первых же дней, появившись в Ханое, они наладили издание своих газет, которые вели разнузданную антивьетминьскую пропаганду. У входа в редакцию их газеты на улице Куантхань, неподалеку от одного из главных в Ханое буддийских храмов, был вывешен мощный громкоговоритель, откуда по улицам разносилась хула и клевета в адрес правительства Хо Ши Мина. Не ограничиваясь одной лишь пропагандой, агенты Национальной партии совершали покушения на активистов Вьетминя, похищали людей, устраивали налеты на финансовые конторы.
Деятельность китайской «пятой колонны» вызывала возмущение среди членов КПИК, многие из них требовали от правительства решительных контрдействий. Однажды на вечерних политзанятиях в президентском дворце один из охранников Хо Ши Мина, не выдержав, обратился к нему с такими словами:
— Сколько же можно терпеть этих насильников, людей без чести и совести? Одно лишь ваше слово — и мы не оставим и следа от этого мусора.
Хо Ши Мин улыбнулся горячности молодого бойца и, показав рукой вокруг, сказал:
— Представим, что сюда, в эту комнату, забежала мышь и стала грызть новую мебель. Как вы себя поведете: будете швырять в нее камнями или же попытаетесь изловить?
— Ну конечно, смешно швыряться в помещении камнями, — сконфуженно отвечал боец.
— Вот так же и в политике: необходимо проявлять осмотрительность и осторожность, взвешивать возможные последствия каждого своего шага. Недаром говорится: дернув за лиану, можешь растревожить весь лес.
После победы революции Хо Ши Мин выступал перед страной как Президент и председатель генерального комитета Вьетминя. О партии же открыто нигде не упоминалось. 11 ноября 1945 года ЦК КПИК выступил с официальным заявлением о самороспуске партии. На деле же КПИК продолжала действовать нелегально. Обстановка диктовала необходимость этого тактического шага, чтобы укрепить народную власть на патриотической, национальной основе, лишить реакционеров, чанкайшистов и колонизаторов возможности использовать в борьбе против народной власти антикоммунизм. Хотя партийные активисты занимали многие руководящие посты, они формально выступали в качестве представителей Вьетминя. Задача состояла в том, чтобы не раскрывать врагам кадры партии в архисложный период, который переживала революция, и сохранить возможности для борьбы в подполье, если вдруг возникнет в будущем такая необходимость. Кроме того, в результате политической отсталости масс, столько лет находившихся под воздействием оголтелой антикоммунистической пропаганды, афиширование руководящей роли КПИК могло бы оттолкнуть от Вьетминя его сторонников из числа буржуазных и мелкобуржуазных элементов города и деревни. Нельзя было к тому же не учитывать и враждебного окружения, в каком оказалась ДРВ.
Вьетнамская революция, бросившая дерзкий вызов объединенным силам международной реакции, находилась в сложном положении. Возможностей установить прямые связи с Советским Союзом у нее пока не было. До победы народной революции в Китае оставалось еще целых четыре года. Для спасения молодой республики требовалось во что бы то ни стало прорвать фронт политической и дипломатической блокады, организованной империализмом. Но как это сделать, если на Севере страны хозяйничают чанкайшисты, а на Юге наращивает свои агрессивные действия французский экспедиционный корпус?
Внесли свою лепту в создание враждебной атмосферы вокруг революционного Вьетнама и органы информации Запада, распространявшие о событиях в нем заведомую ложь, порочившую революционное правительство. Кроме того, в Париже, Вашингтоне, Лондоне уже доподлинно знали, что Хо Ши Мин — это всего лишь новое имя руководителя Компартии Индокитая, старого коминтерновца Нгуен Ай Куока. Это обстоятельство не могло, разумеется, способствовать улучшению отношения правящих кругов империалистических держав к ДРВ, которые подчеркнуто бойкотировали ее правительство и проводимые им мероприятия. Государственный секретарь США Дж. Маршалл писал в те дни американскому послу в Париже: «…Хо Ши Мин имеет прямые связи с коммунистами, и вполне очевидно, что мы не заинтересованы в том, чтобы администрация колониальной империи была заменена философией и политической организацией, руководимой и контролируемой Кремлем».
Постоянное бюро ЦК КПИК в эти тревожные дни, переживаемые молодой республикой, стремилось определить, какой из многочисленных внешних противников представляет наибольшую опасность. После долгих дискуссий было признано, что, несмотря на присутствие на Севере Вьетнама крупной военной группировки Чан Кайши, более опасным противником все-таки являются бывшие колонизаторы, которые, судя по всему, не отказались от мысли вернуть утраченное господство над Вьетнамом, поэтому «рано или поздно, — указывалось в одном из решений ЦК КПИК, — французы договорятся с Чунцином о возвращении Индокитая в их руки, если Франция гарантирует уважение важных интересов Китая».
С учетом этого решили придерживаться следующей линии: на Юге — давать всемерный отпор агрессии французов, развертывать всенародную войну Сопротивления; на Севере — проводить в отношении чанкайшистов принципиальную, но гибкую политику, не поддаваться на провокации, избегать вооруженных стычек, всячески умиротворять чанкайшистов, идти, если необходимо, на определенные уступки.
Приближался день всеобщих выборов в Национальное собрание ДРВ. Китайцы и их прислужники из Вьеткатя (Революционной лиги) и Вьеткуока (Национальной партии), понимая, что рассчитывать на успех на выборах не приходится, активно вели подрывную деятельность, стремясь сорвать их проведение. В конце декабря генерал Сяо Вэнь, которого Чан Кайши назначил своим политическим представителем в Северном Вьетнаме, направил Хо Ши Мину ультимативное требование провести еще до выборов реорганизацию Временного правительства, отозвав министров-коммунистов и включив вместо них представителей Вьеткатя и Вьеткуока, предоставить в будущем Национальном собрании еще до выборов 80 мест этим партиям, а также заменить государственный флаг ДРВ (красное полотнище с желтой звездой посредине), который «слишком напоминает флаг Коминтерна». Лидеры обеих прокитайских партий шли еще дальше — они требовали предоставления им постов президента и премьер-министра, а также семи основных министерских кресел, в том числе — внутренних дел, обороны, экономики.
В ходе состоявшихся при участии китайцев переговоров удалось найти компромиссный вариант: Временное правительство реорганизуется в коалиционное с участием представителей трех политических сил — Вьетминя, Революционной лиги и Национальной партии; лидеру лиги Нгуен Хай Тхану предоставляется пост вице-президента ДРВ, а лидеру Национальной партии Нгуен Тыонг Таму — министра иностранных дел; обеим партиям гарантируется значительное количество мест в будущем Национальном собрании; в свою очередь, обе партии соглашаются на проведение в самое ближайшее время всеобщих выборов, на объединение всех вооруженных сил республики и прекращение открытой полемики.
Не все в руководстве КПИК и Вьетминя правильно поняли достигнутый компромисс. Особенно возмущало многих, что вице-президентом революционной республики станет человек, который забыл свой родной язык к немало напакостил революции. В тот же день несколько товарищей, встретившись с Хо Ши Мином, начали бурно выражать свое недоумение, как он мог согласиться на такое. Усталый, с воспаленными от постоянного недосыпания глазами, Хо Ши Мин, спокойно выслушав их и не вдаваясь в разъяснения, спросил:
— Навоз, конечно, чистотой не отличается, не правда ли? Но если им удобрить поле, можно собрать хороший урожай. Так стоит ли от него отказываться, как вы думаете?
Вообще в эти дни очень много сил и времени Хо Ши Мину приходилось тратить на остуживание горячих голов в партии, зараженных «детской болезнью» левизны. Переоценивая силы революции, некоторые партийные активисты либо сознательно, либо утратив так необходимое хладнокровие, нарушали линию партии на умиротворение чанкайшистов, нередко отвечали силой на их провокации, в результате чего происходили серьезные вооруженные стычки, которых вполне можно было бы избежать. Эти стычки нагнетали ненужную напряженность и всегда крайне трудно, с большим скрипом улаживались. Хо Ши Мину приходилось призывать на помощь весь свой опыт, авторитет и тактическую гибкость. Поэтому он всегда строго выговаривал виновным:
— Правильно говорят в народе: прежде чем наедаться ныок мама, подумай о жажде, которая тебя будет мучить. Прошу вас, будьте хладнокровнее, не втягивайтесь в провокации, организуемые китайцами. Терпение — это не значит покорность, это тоже форма борьбы. Мы должны проводить в отношении их ту же искусную тактику, какую в стародавние времена с успехом применил небезызвестный Гоу Цзянь[22].
Выбирать правильную линию поведения в общении с китайскими генералами Хо Ши Мину немало помогало то обстоятельство, что он долго жил в Китае и хорошо знал сущность и особенности послесуньятсеновского Гоминьдана. Командовавшие вторгшимися во Вьетнам дивизиями генералы принадлежали к различимы гоминьдановским группировкам: чунцинской, юньнаньской, гуандунской, гуансийской. Между ними шла постоянная грызня. Поэтому, хотя все они были антикоммунистами, их отношение к правительству Хо Ши Мина было неодинаковым. Нередко один генерал, стремясь насолить другому, шел навстречу тем или иным просьбам представителей вьетнамских властей. В числе генералов имелись и такие, которые представляли определенную опасность для Чан Кайши, и тот воспользовался операцией «Хуа цзюнь цзинь Юэ», чтобы отослать их подальше от районов их влияния.
Разъясняя своим товарищам все эти тонкости, Хо Ши Мин говорил:
— Это давнишняя тактика Чан Кайши — «разлучать тигров с их родными местами». В лагере наших врагов все не так-то просто, как кажется, и мы должны использовать этот фактор.
Наиболее удачные отношения сложились у Хо Ши Мина с Лу Ханем. Тот высоко отзывался о Президенте ДРВ. Лу Хань единственный из всех китайских генералов уважительно называл его «Ху чжу си» — председатель Хо. Они часто вели беседы на политические темы. Хо Ши Мин разъяснял китайскому генералу цели борьбы вьетнамского народа. Нередко, пользуясь удобным случаем, он в приемлемой форме выражал свое осуждение антивьетнамским действиям китайских представителей и их марионеток.
Товарищ Во Нгуен Зиан, который был во Временном правительстве министром обороны и каждодневно встречался с Хо Ши Мином, вспоминает: «Для Бак Хо революционная истина всегда была конкретной… Обладая удивительным даром проницательности, он, казалось, проникал в самые тайные помыслы противника. С исключительной гибкостью умел менять тактическую линию поведения в зависимости от характера противника и даже отдельных представителей вражеского лагеря.
Бак Хо поистине воплощал в себе действенность справедливости. Даже отъявленные антикоммунисты, побеседовав с Хо Ши Мином, проникались к нему уважением. Казалось, только пообщавшись с этим человеком, они становились менее жестокими и воинственными.
Многие иностранные политические деятели уже тогда говорили об удивительной силе убеждения, исходившей от Хо Ши Мина. Одни считали, что причиной тому — его широкая образованность, блестящий ум, необычайная воля и энергия. Другие говорили о скромности, простоте, оптимизме, уверенности, прямом, откровенном характере, жизненном опыте, нравственном воспитании…
Все это отчасти верно, но все-таки главным, доминирующим в характере Президента была постоянная готовность к самопожертвованию во имя народа, «одна, но пламенная страсть» — сделать все, чтобы народ, отчизна обрели наконец счастье. Именно его необычная жизнь, где личные интересы были преданы забвению, придала его лицу выражение чего-то исключительно чистого и светлого.
Великий гуманист, Бак Хо всегда стремился разбудить даже у врагов остатки совести, как бы мало ее ни было. Политическая, моральная сила нашего народа, помноженная на искусное претворение в жизнь тактической линии партии и Президента Хо Ши Мина, можно сказать, в известной мере парализовала агрессивные устремления чанкайшистских милитаристов, располагавших 200 тысячами солдат».
Борьба не на жизнь, а на смерть в защиту завоеваний революции требовала в первую очередь, чтобы революционное правительство получило мандат народа, то есть было избрано им и пользовалось его поддержкой и доверием. Соглашение, достигнутое с лидерами прокитайских партий, открыло наконец путь к проведению выборов, которые долго откладывались. В первый же день нового, 1946 года газеты опубликовали указ о проведении 6 января всеобщих выборов в Национальное собрание.
Еще задолго до выборов со всех концов страны в правительство шли письма от рабочих коллективов, сельских общин, административных комитетов, в которых Хо Ши Мина просили не баллотироваться в каком-либо одном городе или провинции, с тем чтобы население всей страны смогло отдать за него свои голоса. Каждый мечтал вписать имя Хо Ши Мина первым в своем избирательном бюллетене. Хо Ши Мину пришлось обратиться к соотечественникам с открытым письмом: «…Я являюсь, как и все, гражданином Демократической Республики Вьетнам, поэтому не вправе нарушать принятый порядок проведения выборов. Я баллотируюсь в Ханое и не могу выдвигать свою кандидатуру в каком-либо другом месте. Благодарю соотечественников за любовь ко мне и прошу всех выполнить свой гражданский долг на предстоящих всеобщих выборах».
В Намбо и на юге Чунгбо выборы проходили под аккомпанемент артиллерийской канонады и свист пуль. В Сайгоне, Митхо и других городах, уже оккупированных французами, избирательные урны тайно кочевали из одного дома в другой, с одной улицы на другую. В городах Танан, Кханьлыу французская авиация подвергла бомбардировке избирательные участки, много людей было убито и ранено.
Несмотря на крайне сложную политическую обстановку, более 90 процентов избирателей приняли участие в выборах. Хо Ши Мин получил 98,6 процента голосов. Если учесть, насколько противоречивой была в тот момент расстановка классово-социальных сил, какую активную деятельность вели прочанкайшистские, прояпонские, профранцузские и другие реакционные элементы, то следует признать эту цифру поистине выдающимся успехом, блестящей демонстрацией непререкаемого авторитета Хо Ши Мина среди самых различных слоев населения.
Безраздельную победу одержал на выборах фронт Вьетминь, за кандидатов которого отдало свои голоса подавляющее большинство избирателей. Среди избранных в Национальное собрание было 105 коммунистов, которые фигурировали в избирательных списках как «независимые». Около 70 мест в соответствии с соглашением автоматически заняли представители прокитайских партий и других буржуазно-националистических группировок. С согласия Вьетминя в Национальное собрание под прежним своим именем Винь Тхюи избрали экс-императора Бао Дая, который еще раньше получил почетный пост советника Временного правительства.
Наступил тэт — первый новогодний праздник, праздник встречи весны после победы революции. Согласно древневосточному лунному календарю, по законам которого испокон веков жили вьетнамцы, уходил в прошлое бурный год Обезьяны и наступал год Курицы, на который люди возлагали столько радужных надежд. Хо Ши Мин выступил по радио с обращением к соотечественникам и бойцам, воюющим на фронтах Намбо, к молодежи и детям. Это обращение он сопроводил четверостишием:
Когда закончится победою война,
Мы тост поднимем и отведаем вина.
Пускай в семье родной сегодня многих нет,
Зато все вместе встретят новый, мирный тэт!
С того дня обращение Президента к народу с новогодним четверостишием стало национальной традицией.
Тэт — самый любимый и самый семейный у вьетнамцев праздник. Как по мановению волшебного жезла, преобразился Ханой. В каждом доме семейные алтари курились благовонными сандаловыми палочками, зажженными во славу независимости родины. На подоконниках появились главные предвестники весны — персиковые деревца с пурпурными лепестками и карликовые мандариновые кустики с крохотными ярко-желтыми плодами. Бумажные фонарики и цветы украсили входы домов. На стенах появились традиционные «кау дой» — парные изречения с пожеланием счастья и благоденствия. Впервые никого не мучили извечные раздумья, какие подарки на этот раз поднести сановникам, чтобы задобрить их, как это было раньше. После трапезы, посвященной душам предков, люди, как и прежде, вели традиционные семейные беседы, но говорили совершенно о другом — о революции, независимости, новой жизни.
Как и все ханойцы, председатель административного комитета столицы Чан Зуй Хынг проводил предновогодний вечер в кругу семьи. Неожиданно раздался стук в дверь, и на пороге показался Хо Ши Мин. Он хотел совершить поездку по праздничному Ханою и попросил Чан Зуй Хынга сопровождать его.
Улицы были пустынны. В воздухе висела водяная пыль мыафуна. В ноздри бил резкий запах взорванных хлопушек и петард. Машина направилась в район 36 древних улиц. Хо Ши Мин велел остановиться в рабочем квартале у переулка Деревянных палочек и, постучав, вошел в какую-то лачугу с раскрытой настежь дверью. За деревянным рубленым столом сидело много людей. На мгновение все замолчали, увидев незнакомого высокого старика в полотняном костюме цвета хаки. Хо Ши Мин любезно приветствовал собравшихся, ему почтительно ответили. В углу двора на небольшом очаге виднелся вместительный чугунный казан, в котором варились новогодние баньтинги — пироги из сладкого риса, завернутые в банановые листья. Хо Ши Мин поздравил всех с Новым годом, и только тут среди собравшихся раздались изумленные возгласы: «Да это же Президент!» Для них это было как дивный сон. Первый человек в государстве беседовал с ними как равный с равными — такого за всю свою бесправную нищенскую жизнь они не могли себе даже представить.
В этот вечер Хо Ши Мин посетил еще несколько рабочих семей, а ближе к полуночи в сопровождении охранника влился, незаметный, в праздничную толпу на берегу озера Возвращенного меча. Тысячи ханойцев спешили сюда со всех концов города. Никогда еще Ханой не знал такой шумной новогодней ночи. Повсюду гремели хлопушки и петарды. В серой неказистой кепочке, натянутой на лоб, спрятав половину лица, чтобы не быть узнанным, в шарф, обмотанный вокруг шеи, Хо Ши Мин шел вслед за молодежью, срывавшей на счастье весенние листочки деревьев, и, миновав изогнутый, словно дуга арбалета, каменный мостик, очутился в древней Нефритовой пагоде посреди озера. По преданию, тот, кто хочет счастья в новом году, должен в новогоднюю ночь обязательно побывать в знаменитой пагоде и зажечь благовонную палочку.
Столько лет Хо Ши Мин мечтал о тэте на земле своей любимой отчизны, и, когда этот час пришел, он постарался встретить праздник вместе с народом, на берегах озера Возвращенного меча, — так, как из поколения в поколение отмечают тэт ханойцы.
ВО ВРАЖЕСКОМ КОЛЬЦЕ
До тех пор, пока будет расти на земле Страны Юга трава, будут вставать ее герои на защиту отечества от чужеземных врагов.
Нгуен Зу
2 марта 1946 года в ханойском Большом театре открылась первая сессия Национального собрания. Накануне Хо Ши Мин работал до глубиной ночи и, как всегда, курил одну сигарету за другой. С тех пор как он взвалил на себя тяжкую ношу руководителя государства, он выкуривал по две-три пачки в сутки. Вот и сейчас, сидя в машине, везущей его по улице Ожерелий, мимо озера Возвращенного меча к просторной Театральной площади, он не вынимал сигареты изо рта. Усталое, осунувшееся лицо его сохранило, как всегда, спокойствие, и только яркие глаза выражали безостановочную работу мысли. С тех пор как он стал Президентом, среди вьетнамцев ходило много разговоров о его необычных глазах. Далее на плохих по качеству портретах они резко выделялись блестящими точками.
Национальное собрание поручило двум депутатам — старейшему Нго Ты Ха и самому молодому Нгуен Динь Тхи, который стал в наши дни известным писателем, — встретить Президента у парадного подъезда театра. Хо Ши Мин, широко улыбаясь, учтиво поклонился присутствующим в зале и в сопровождении членов правительства поднялся в президиум.
Кресло вице-президента пустовало. Нгуен Хай Тхан сообщил, что не сможет принять участия в работе сессии из-за болезни. Однако в кулуарах Большого театра многие со смехом утверждали, что он боялся, как бы не пришлось принять участие в дискуссии, а значит, много говорить на родном языке, в котором он не был силен.
На первой сессии Национального собрания отсутствовали также многие делегаты Намбо, не сумевшие пробиться на Север через линию фронта.
Хо Ши Мин подошел к микрофону, его голос выдавал волнение:
— Это первый форум народных представителей в истории нашего Вьетнама. Он является результатом длительной, самоотверженной, полной жертв и лишений борьбы многих поколений вьетнамцев, результатом сплоченности всех наших соотечественников — пожилых и юных, взрослых и детей, людей разных религий, разных национальностей. Наши соотечественники, тесно сплотившись, образовали такой твердый монолит, которому не страшны никакие жертвы и опасности.
Хо Ши Мин сообщил о предложении правительства расширить состав Национального собрания на 70 человек за счет представителей Национальной партии и Революционной лиги. Это предложение было принято депутатами. Представители прокитайских партий с шумом ввалились в зал и заняли пустовавшие места. При подготовке сессии некоторые товарищи высказывали мысль разделить места в партере театра на две половины — правую и левую — и рассадить 70 новых депутатов справа. Но Хо Ши Мин решительно воспротивился этой ненужной игре в конвент Великой французской революции. Перед лицом нараставшей внешней угрозы он стремился во что бы то ни стало сохранить национальное единство. Мысль о необходимости всеми силами избегать любых действий, которые могли бы вести к углублению разногласий и раскола между Вьетминем и другими организациями, звучала рефреном во всех его речах и газетных статьях. О важности национального единства он говорил и с трибуны первой сессии Национального собрания: