Профессор пытался что-то объяснить, но Игорь не понимал. Через некоторое время им на глаза попался люк, Игорь жестом предложил открыть его и посмотреть, что внизу. Он подумал, что, возможно, подземные коммуникации как-то сообщаются между собой и им удастся опять попасть в систему подземных ходов и речушек. Они с Саидом отвалили люк, но внутри оказалась узкая дыра, в которую уходил толстый кабель. Человеку туда явно было не протиснуться.
Еще пара люков тоже не вдохновила. Но нужно было на что-то решаться до наступления светлого времени суток.
Очередной люк оказался просторнее. Путники сначала целую вечность, как показалось Игорю, спускались вниз, затем шли по узкому ходу. Ход вывел их в более просторный коридор. Посветив фонариком и увидев знакомый кабель, а на полу — рельсы, Игорь с изумлением понял, что они все-таки оказались в туннеле метро. Вот только в каком?
Самое время было снять противогазы и устроить военный совет. Предварительно убедившись, что здесь им ничто пока не угрожает.
Бродяги расположились на шпалах и достали остатки продуктов — копченой рыбы и крысятины. Но первым делом Игорь осмотрел руку Профессора, в душе чертыхаясь. Ведь старик во время схватки находился в задних рядах — как он ухитрился подставиться? Зубы мутанта прокусили химзу, рана была неглубокой, но обильно кровоточила. Скупо промыв рану драгоценной водой, Марина перебинтовала ее не слишком чистыми тряпками. Профессор стонал и охал. Впрочем, Саид свою ногу вообще осмотреть не дал, только рукой махнул и что-то буркнул.
Немного подкрепившись, стали обсуждать, что делать. Собственно, выбор был невелик — предстояло решить, идти им направо или налево. Беда в том, что путники несколько утратили ориентацию. Они пришли к выводу, что это наверняка один из туннелей от Проспекта Мира до Сухаревской. Впрочем, Профессор неуверенно предположил, что это может быть один из туннелей Метро-2. Оставалось только надеяться, что это не так, — иначе они вообще могли забрести неизвестно куда и блуждать по лабиринтам, пока не умрут голодной смертью. Впрочем, про туннели к Сухаревской тоже рассказывали очень нехорошие вещи. Уходившие туда в одиночку люди пропадали бесследно, и только группой можно было надеяться дойти до места назначения.
Решили, что в таком случае идти надо, конечно, не к проклятой станции, пользующейся такой дурной славой, а обратно к Проспекту Мира. Но с какой стороны теперь находился этот самый проспект, никто не знал. У Профессора и Игоря оказались диаметрально противоположные точки зрения на этот счет, а остальные и вовсе воздержались.
Даже в полутьме Игорь заметил ненавидящий взгляд Жени. Девочка смотрела на него так, словно он совершил что-то непоправимое.
— Что с тобой? — спросил он.
— Зачем ты так… — сказала она и разрыдалась.
Он с трудом уловил в ее бессвязных упреках — зверь, который их встретил возле комплекса, ничего плохого не хотел, просто поиграть, а Игорь превратил его в кучу мертвого мяса.
Игорь обозлился. Нашла время нюни распускать! Еще неизвестно, чего хотел этот зверь. А в такой обстановке вообще разбираться некогда. И пусть скажет спасибо, что они все еще живы. «Вот идиотка!» — подумал он. Его пожалеть ей и в голову не приходит, хотя он валандается тут с ними, спасает их, рискуя жизнью. А вот из-за какого-то мутанта, который ее саму за малым не сожрал, сопли распустила. Громов начинал чувствовать, что еще немного — и он тоже начнет ее ненавидеть.
Они поплелись по туннелю. Воздух как будто стал более вязким, каждый шаг давался с трудом. У Игоря заломило виски, другим, видимо, тоже было не по себе. В голове шумело, потом Игорю стало казаться, что он слышит женский голос — далекий, холодный. Как тогда, в кукольном музее. «Игорь, я все еще жду тебя. Я терпелива, и я дождусь». Интересно, если бы заговорила та утопленница, такой ли был бы у нее голос? «Им, мертвым, из одного места в другое перебраться — не проблема», — вспомнилось ему.
Постепенно Игорю стало казаться, что туннель идет под уклон. Идущая сзади Марина споткнулась, уцепилась за него. Он, очнувшись, посветил вперед, и как раз вовремя, чтобы успеть остановить остальных.
Перед ними расстилался огромный провал, и конца ему не было видно в темноте. Оттуда поднимался тяжелый запах.
— Пришли, кажется, — констатировал Игорь.
От этого запаха, смрадного и сладковатого, у него закружилась голова. Опять припомнилось белое лицо утопленницы в пруду. Теперь он знал своего демона в лицо. Самое время было познакомиться и с заступником — но, возможно, ему таковой не полагался.
«Это моя смерть», — подумал Игорь, но как-то равнодушно и отрешенно. Так и тянуло расслабиться, опуститься на пол и задремать. Очень уж он устал за последние дни…
Глава 9
НЮТА ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ
Кинотеатр «Балтика» блистал огнями, за окнами двигались неясные силуэты. Нюта против воли, с трудом передвигая ноги, шла к входу — только посмотреть. Она знала, что туда нельзя, предупреждал же Захар Петрович, комендант Сходненской, что место это гиблое и нечистое. Что «Балтику» давно сломали, нет там ничего, все это морок один. Но слишком уж странное было зрелище — залитый светом кинотеатр на фоне разрушенного города и мертвых, черных зданий. Девушка поднялась по ступенькам и остановилась возле самого входа, не решаясь шагнуть дальше. Двери гостеприимно распахнулись перед ней.
«Сделай только шаг — и ты все узнаешь, — нашептывал внутренний голос. — Здесь светло и радостно, здесь никто ни о чем не печалится. Один шаг — и ты с нами, а все твои заботы и горести останутся в прошлом. Здесь у нас вечный праздник».
Нюта еще чуть-чуть помедлила на пороге. Странное оцепенение охватило ее. Вроде надо было развернуться и бежать без оглядки, но на нее накатывало сонное безразличие.
«А почему бы и не заглянуть? Стоит ли цепляться за жалкую жизнь, когда, проснувшись утром, не знаешь, найдется ли что поесть вечером. Да и вообще, будешь ли ты жива вечером. Не лучше ли покончить со всем этим одним махом?»
«Сделай шаг, и ты узнаешь такие тайны, о которых никто из живых даже не догадывается», — продолжал искушать внутренний голос.
И Нюта не утерпела: осторожно занеся ногу, шагнула внутрь, на всякий случай придерживая дверь. И остановилась, ослепленная.
Вокруг мелькали смеющиеся лица нарядных людей. Мужчины в белых одеждах, женщины в легких ярких платьях. Ребенок в пушистом голубом костюмчике жевал конфету. Играла музыка.
«Иди к нам», — звали ее незнакомые люди. Улыбались, протягивали ей руки. И, словно ненароком, старались оттеснить от двери.
Нюта чувствовала себя неловко в своем костюме сталкера. Ее химза наверняка ужасно грязная и так мешковато сидит на ней. Да и противогаз, наверное, надо снять. Нюта взялась за край резиновой маски.
И вдруг застыла. Рядом с ней нарядную женщину случайно толкнули, платье сползло с плеча. В зияющей ране у нее на спине видны были позвонки и копошились белые черви. Женщина непринужденно рассмеялась и мигом поправила платье, но глаза ее злобно блеснули. У ребенка с конфетой на глазах удлинялся череп, а сзади торчал толстый чешуйчатый хвост. Увидев, что Нюта попятилась, жуткий малыш цепко ухватил ее за комбинезон с недетской силой. Лапка его вытягивалась, пальцы удлинялись на глазах, на них появились кривые желтоватые когти. Нюта рванулась с криком.
— Ну вот, говорил я тебе — другой дорогой надо было идти к каналу. А вы не послушались, вот и нанюхались венерина башмачка, — сурово выговаривал ей знакомый ворчливый голос. — Вот и мерещится теперь черт знает что.
— Павел Иванович! — облегченно вскрикивает Нюта. — А я уж думала — не вырвусь оттуда. Как хорошо, что вы меня спасли! Только… как вы здесь оказались?
Она оглядывается. Знакомое небольшое помещение с низким потолком, старик сидит перед ней на колченогом стуле, а на полу лежит мутант Маруська, смотрит умными глазами.[3]Круглую черную голову положила на две передние конечности, а остальные четыре вольготно вытянула по полу.
— Значит, мне все это померещилось. Как же я рада, — говорит Нюта.
Павел Иванович кивает; он в плаще с капюшоном, и глаз его не видно. Старик почему-то нарочно от нее отворачивается.
— Павел Иванович, мне теперь к своим надо… А пойдемте со мной? — предлагает Нюта. — И Маруську с собой возьмем. Чего вам тут в овраге с пауками сидеть? Пора выбираться к людям.
— Нельзя мне к людям, — отвечает старик, наконец-то поворачиваясь к ней. И девушка вдруг видит, что глаза его светятся красным из-под капюшона.
Нюта вскрикивает и кидается бежать, пригнувшись, по тесному проходу. Вдруг проход неожиданно кончается, выходит на обрывистый склон. И она падает. Катится кубарем на дно огромного оврага, где протекает речка, излучая слабое зеленоватое свечение.
Нюта с трудом поднимается на ноги. Вроде за ней никто не гонится. Она неуверенно идет по берегу. Не так уж тут и страшно, лишь бы пауки ее не заметили.
Она наклоняется к воде. В глубине что-то белеет. Женское лицо смотрит из темной воды. И самое страшное — что глаза открыты, но смотрят словно бы сквозь Нюту. При этом Нюта уверена, что женщина отлично ее видит, просто притворяется.
Показывается белая рука, манит Нюту к себе. Нюта отшатывается, поверхность воды идет рябью. Наверное, женщина хочет выбраться на берег и схватить ее. Нюта вновь бежит, но впереди стоит Павел Иванович, сверкая красными горящими глазами, оскалившись в жуткой ухмылке. Нюта кричит в ужасе.
— Да что с тобой?! — слышится недовольный голос Кирилла. — Уже третью ночь спать мне не даешь!
От облегчения Нюта рыдает. Так это был только сон, а на самом деле она в палатке на Тушинской, и рядом Кирилл, брюзжит, как всегда. Сейчас она даже рада его брюзжанию.
Она потихоньку приходила в себя после пережитого кошмара. «Кто бы видел меня сейчас — ни за что не поверил бы, что перед ним та самая победительница зверя, которая спасла Улицу 1905 года, — усмехнулась она. — Наверняка волосы растрепаны, лицо бледное, глаза покраснели от слез…»
Нюта давно боялась воды. Оттуда приходило самое страшное. Жуткие черные твари. Чудовище, о котором она старалась не думать, хотя именно ему была обязана своим спасением. Хорошо, что с тех пор она почти не выходила на поверхность, тем более вблизи водоемов.
И вот теперь — этот сон. Что он означает? Нюта была уверена — кому-то грозит беда. Необязательно ей. Страдания причиняло то, что иногда она могла предсказывать события, но не знала точно, с кем из ее близких они произойдут. А некоторые сны явно не имели к ней отношения, и она мучилась оттого, что понятия не имела, кому предназначался сон и кого предупреждать об опасности. Нюта научилась сама анализировать свои сны. Неудивительно было, что она видела во сне кинотеатр «Балтика», пользующийся такой дурной славой, и что привиделся ей загадочный отшельник из Тушинского оврага, Павел Иванович. Все это были отголоски впечатлений, оставшихся от выхода на поверхность. Но белое лицо утопленницы приснилось ей впервые, и наверняка — не просто так.
Нюта была уверена, что почти все ее сны — вещие, и изводилась оттого, что кто-то попал в беду, а она не смогла предотвратить. Ее дар был скорее наказанием, чем благословением.
Девушка поняла, что уже не уснет. Кирилл задремал, а она тихонько выбралась из палатки. Станция Тушинская жила своей обычной жизнью — повариха уже была на ногах, гремела черпаком в котелке, висевшем над огнем. Вольный город Тушино потихоньку просыпался.
Хотя Нюта успела уже побывать не на одной станции, ей все так же мила была Тушинская, пусть ее убранство было не таким уж вычурным. Стены отделаны светлым мрамором, высокие серо-голубые четырехугольные колонны, бордовая полоса с белым зигзагообразным орнаментом ближе к потолку — вот и все украшения, пожалуй. Да еще четыре алюминиевых панно с изображениями самолетов, вделанные в стены.
Нюта шла и вспоминала, как она появилась здесь впервые, как первый раз увидела Кирилла. И с болью думала, что тогда станция была гораздо более людной и оживленной. Плотными рядами стояли разноцветные палатки и другие жилища. Теперь на Тушинской стало просторнее и тише, а на детской площадке, оборудованной даже пластмассовой горкой, почти не было малышни. После нашествия черных водяных гадов, случившегося у нее на глазах, Тушинская никак не могла оправиться. Тем не менее станция не собиралась сдаваться. Временный комитет поручил уходившим в большое метро приглашать на Тушинскую всех, кто недоволен жизнью и не боится работы. И несколько новичков уже появилось на станции. Об их прошлом никто особо не расспрашивал, и если человек хорошо проявлял себя, то быстро становился своим.
Нюте встретился отец Кирилла, обходивший посты, — он улыбнулся ей, но в глазах была тревога. Нюте иногда казалось, что он понимает ее лучше, чем сам Кирилл.
Нюта шла по станции, прислушиваясь к себе и пытаясь понять, вещим ли был сон или все же случайным. С чего она взяла, что все ее сны что-то значат? Не слишком ли самонадеянна?
С тех пор, как девушка избавила от жуткой напасти станцию Улица 1905 года, многие внимательно прислушивались к ее словам. Считали, что у нее особые способности, которые еще развиваются. Кирилл делал вид, что подтрунивает над ней, но она видела — он беспокоится.
Конечно, нельзя было отрицать, что ей очень везло — несколько раз она выходила живой из таких переделок, уцелеть в которых шансов практически не было. Но кто знает, были ли тому причиной ее способности? Может быть, выручал амулет, подаренный подругой Крысей? Нюта прикоснулась к мешочку, висевшему на груди. По уверениям Крыси, там находился большой палец Алики-заступницы. Сколько пришлось ей выдержать насмешек Кирилла по этому поводу! Нюта сама не знала, верит она в чудотворную реликвию или нет. Святая никогда не являлась ей — ни в видениях, ни во снах. Но кто знает, может быть, и помогала ей незримо?
Ей вспомнилась Мура, а потом в памяти всплыло озабоченное лицо Ильи Ивановича, лысого коменданта Улицы 1905 года. Неужели у него опять что-то случилось?
Нюта подошла к колонне, где висел экземпляр «Тушинской крысы», машинально отметила, что газету давно не обновляли.
Постепенно обитатели станции выбирались из палаток. Скоро начнется обычная суета, и она не сможет прислушаться к себе, не сможет понять, был ли то знак или так — наваждение, обман.
И вдруг такая тоска навалилась на Нюту, что стало трудно дышать. В этот момент она думала о своей единственной подруге Крысе, Кристине, которая осталась на Гуляй-Поле, выйдя замуж за анархиста Валета. Неужели с ней что-то случилось?
«Нет, — решила Нюта, — мы так были связаны, что я бы почувствовала более ясно. Скорее всего, беда грозит не ей, но кому же?»
Она машинально улыбнулась худенькой темноволосой женщине, проходившей мимо. Та улыбнулась в ответ, лицо ее показалось Нюте смутно знакомым. Женщина уже давно прошла, а Нюта все думала — кого же она ей напоминает?
И тут ей ясно представилось лицо гадалки Коры в тот момент, когда она изрекала свои пророчества. И ее голос отчетливо произнес: «Они идут, беда уже близко. Мы все можем погибнуть из-за одного».
Нюта нахмурилась. Теперь она знала, что ей надо делать. Это тоже было нелегко, но все же лучше, чем сидеть сложа руки — такого она себе не простила бы. Надо только придумать убедительное объяснение для Кирилла. Он, конечно, очень добр к ней, но иногда без должной серьезности относится к ее снам, ставит ее предчувствия под сомнение. Это свойственно большинству мужчин — они предпочитают логику, а не эмоции.
Нюта вернулась в палатку, еще немного посмотрела, как спит Кирилл. Во сне лицо его было безмятежно, но дышал он трудно, с присвистом. Вот по лицу пробежала тень — наверное, приснилось что-то. Она осторожно потрясла Кирилла за плечо. Тот мгновенно приподнялся, протирая заспанные глаза, отбрасывая со лба длинные русые волосы.
— A-а, что-то случилось?
— Насколько я знаю, пока еще ничего, — серьезно ответила Нюта. — Но у меня для тебя новость. Мы возвращаемся на Улицу 1905 года.
Кирилл удивленно посмотрел на подругу, но спорить не стал, только вздохнул. Нюта легко могла представить, о чем он думает, — вот только недавно, после долгих скитаний, вернулся на родную станцию, встретился с отцом, которого не надеялся уже увидеть живым, и снова надо собираться в поход. Нюта и сама со страхом думала о предстоявшем переходе через заброшенные, пустынные станции, особенно о том участке перед Беговой, когда придется выходить на поверхность. Ее так напугали тогда загадочные всадники! Хотя чего уж тут, не видела она самих всадников, и никто из них не видел. Слышали только топот копыт — все ближе, ближе. Они тогда еле успели добежать до лаза в подземку. Дожидаться таинственных скакунов ни у кого мужества не хватило.
«Ничего, как-нибудь, — подумала Нюта и вновь дотронулась до висящего на груди амулета. — Тогда прошли, авось пройдем и теперь».
Кирилл все же сделал попытку возразить.
— Ты уверена, что тебе сейчас стоит отправляться в путешествие? — с каким-то особенным выражением спросил он, делая упор на слове «сейчас».
«Он думает, что я жду ребенка, — сообразила Нюта. — Считает, наверное, что оттого я и нервничаю, и фантазирую. Но мне кажется, это не так. А я сама не знаю, хочется мне ребенка или нет? Вдруг он родится с какими-нибудь отклонениями?»
Нюта тряхнула головой. Нельзя давать волю таким мыслям.
— Кирилл, я думаю, что отправляться нам нужно немедленно, — твердо сказала она.
* * *
Вагнеру и Коху показалось удобным устроить наблюдательный пункт в туннеле поблизости к станции Улица 1905 года. К тому же очень кстати нашлось подходящее место. Они обнаружили боковое ответвление в туннеле — скорее всего, это был подземный ход к Белому дому, о котором их инструктировали. Путь привел в помещение, где раньше, судя по всему, уже обитали люди. Вот только очень странные, видимо, люди.
Здесь стояло несколько распахнутых железных клеток, от которых исходил тяжелый запах. В одной лежал высохший труп животного, которым почему-то побрезговали местные крысы. Остальные клетки были пусты. Был тут и топчан с кучей ветоши. Вагнер принялся было бойко разгребать ее, но наткнулся на человеческие кости. Он сразу как-то притих, хотя смерть видел перед собой не впервые. Фрагменты еще одного скелета напарники чуть позже нашли на полу. В общем, неприятное было место. Отсюда был выход на какую-то ржавую лестницу, спускавшуюся вниз. А там, внизу, плескалась черная вода, и оттуда при их приближении выставилась в ожидании чья-то пасть, полная острых зубов. Вагнер отнес туда и выбросил сверток с тряпьем и костями. Кох зачем-то упросил его оставить череп. Поставил его на одну из клеток и утверждал, что череп помогает ему размышлять. Вагнеру категорически не нравилось все это, но отсюда удобнее было шпионить за жителями станции. Их уже принимали за бомжей, к ним уже почти привыкли.
— Мне кажется, детей подходящего возраста на станции немного, — заявил Вагнер. — Одного шустрого мальчишку я видел, но он маловат — лет пять. К тому же его воспитывает как будто родная мать, хотя сейчас ни в чем нельзя быть уверенным. Еще несколько заморенных пацанов бегают, один вообще горбун. В общем, ни один нам не подходит. Думаю, есть смысл в ближайшее время перебраться поближе к Беговой и продолжить поиски там.
Кох как-то странно улыбался:
— Так, значит, это здесь, поблизости, случилось? Представляешь, эта женщина… она пробиралась с ребенком по туннелю. Что произошло потом? Мне так хотелось бы знать, как она погибла, как встретила свою смерть? Что должна сделать женщина, чтобы стать всеми почитаемой святой мученицей?
Вагнер с изумлением посмотрел на напарника. Конечно, он знал, что Кох иногда бывает чересчур восторженным и экзальтированным, но не настолько же!
— Зачем тебе это? — спросил он.
— А тебе неужели не хочется знать? Ведь сам фюрер верит в нее…
Вагнер смутился. Подвергать сомнению веру фюрера было как-то не с руки.
— Да я ведь ничего не говорю. Просто не знаю, как мы будем искать подходящего мальчишку. А вдруг это все байки — что он остался жив? Вдруг он тоже уже давно того… в образе духа пребывает? Тогда все без толку. Разве что опять пацана какого-нибудь голубоглазого наобум изловить — а тут пойди еще найди такого. Но когда выяснится, что пацан самый обычный, с нас же голову и снимут. В общем, не по душе мне это задание. Ну, еще Беговую осмотрим — а если и там не найдем? В вольный город Тушино добираться? Дорога дальняя и опасная. Да и там не факт, что отыщем.
— Не о том ты думаешь, — покачал головой Кох. — Я считаю, если хорошо помолиться святой, она и вразумит. Неужели ты не чувствуешь, как мы близко от места, где все это происходило? Нам такая возможность представилась здесь побывать — так пользуйся случаем. Здесь ее влияние, присутствие должно особенно сильно ощущаться. Я начинаю понимать монахов, которые молились, постились и получали удивительные откровения. Тем более место тут уединенное, можно сосредоточиться… — и он глубокомысленно посмотрел на череп.
Вагнер забеспокоился. Кох ведь действительно последние два дня ничего не ел. Как бы не довел себя до нервного истощения.
Сам Вагнер уже начал уставать от скитаний. Ему хотелось вернуться обратно в Рейх, где можно ходить по станции, не опасаясь каждого звука, нормально питаться, наконец, банально выпить бражки со знакомыми. А вместо этого он в каких-то жутких лохмотьях, прикидываясь бомжом, вынужден торчать в грязной дыре, опекая напарника, который несет всякую чушь! О скудных «полевых» рационах и говорить нечего. Грузный Вагнер за эти дни еще больше обрюзг, а Кох, наоборот, высох как щепка. Зато в глазах напарника Вагнер стал замечать какой-то неестественный восторг, и это ему активно не нравилось.
Да и вообще Вагнеру иной раз становилось не по себе при взгляде на Коха. На его худое, болезненно бледное лицо, на неестественно блестящие глаза. Редкие волосы Коха, вечно слегка влажные от пота, были словно приклеены к черепу. Вагнер знал, что у этого человека странные привычки — например, ему нравилось разглядывать трупы и находиться возле них. Зачем только такого чудака дали ему в напарники? Никогда не знаешь, чего от него ждать, не можешь чувствовать себя в безопасности. Но Вагнер знал и то, что Коха в Рейхе считали мистически одаренным, талантливым медиумом. Он увлекался оккультными науками и даже выпускал журнал «Рагнарек» — впрочем, нерегулярно, когда удавалось добыть для него бумаги. Тираж в три экземпляра Кох считал большим достижением. Фюрер этому проекту покровительствовал, считая, что затраты на идеологию себя оправдают.
«Так, может быть, — подумал Вагнер, — напарника дали ему с умыслом? Что, если руководство Рейха не уверено, что с поставленной задачей можно справиться традиционными методами? Не возлагают ли они надежды на магию там, где оружие может оказаться бесполезным?»
При мысли об этом шпиону сделалось неуютно — словно холодным сквозняком потянуло из других пределов, куда человеку заглядывать не следует. Что и говорить, иной раз он даже побаивался Коха. Впрочем, чаще напарник его раздражал. Но иногда, при виде того, как трудно даются Коху скитания по туннелям, Вагнер испытывал к нему чуть ли не сострадание. Не такой выносливый, Кох, тем не менее, старался не жаловаться, хотя иной раз у него на лбу выступала испарина, а во время привала он мешком валился на рельсы, дыша хрипло и с трудом. Но даже несмотря на это Кох был полон решимости выполнить поставленную перед ним задачу, и Вагнер невольно чувствовал к нему что-то вроде уважения.
— Ладно, — буркнул он, — ты, конечно, можешь и молиться, а я лучше на разведку еще раз схожу. У тебя свои методы, у меня свои.
* * *
Гауляйтера Волка вновь срочно вызывал фюрер. Печатая шаг по мрамору Пушкинской, тот размышлял — за какие огрехи с него будут спрашивать сейчас? Например, от Вагнера и Коха давно не было известий. Да и неудивительно — очень уж фантастичное у них задание.
Гауляйтер вообще считал — хотя этими мыслями ни с кем не делился — что некоторые проекты фюрера, мягко говоря, несвоевременны. Лидер нации как будто не понимает, в каких условиях они все живут. Не только Рейх, а вообще — ВСЕ. Иной раз голову ломаешь, чем людей накормить, а он такое придумает, что диву даешься. Чего стоит одна только идея использовать новое оружие — телепатов. И как ему объяснить, что телепаты в метро, конечно, имеются, но ведь это презренные мутанты, которых должны всячески чураться, презирать и вообще при каждом удобном случае уничтожать истинные арийцы. Тут бы идеолога толкового, чтобы теоретическую базу подвел. Но что-то напряженка у них с идеологами. Фюрер горяч не в меру — если не угодит ему идеолог, тут же приказывает повесить на глазах у всей станции. С тех пор как двоих вздернули, никто уже идеологом быть не хочет. Вот и приходится самому отдуваться, каждую минуту дрожать, что сделаешь неверный шаг. А может, фюрер спросит, почему не готов еще зал для медитаций высшего руководства и почему чашу Грааля для его украшения не достали? Напряженно тут как-то и с залами, и с Граалем. В общем, та еще морока.
Вот и со святой опять же непонятная история. Да, мальчишку-то они ищут голубоглазого, но у самой святой — он нарочно опросил несколько человек — по слухам, были темные волосы. Разве можно такую объявлять покровительницей арийских воинов? Значит, и ее ребенок — полукровка и не годится для включения в официальный пантеон? Как во всем этом разобраться и не допустить ошибки? Впрочем, лишь бы найти мальчишку — это очень способствовало бы поднятию боевого духа солдат Рейха. А в тонкости потом будем вдаваться. Даже если мальчишка в итоге окажется не тот, разберутся-то далеко не сразу. А за это время, глядишь, фюрер успеет смениться.
«Потери, сплошные потери в последнее время, — размышлял гауляйтер. — Группа Дитля так и не вернулась». Посланные наверх сталкеры часто не возвращаются. Сначала грешили на мутантов, но потом кто-то наткнулся на свежий, еще не обглоданный труп сталкера Рейха с огнестрельной раной. Кто-то отстреливает их там, наверху. Впрочем, сталкеры Рейха тоже не упускали случая поохотиться на красных. Не вернулись — это еще не худший вариант. Иногда они возвращаются, но уже совсем не такими, как, например, получилось с Гансом. Он один вернулся из всей группы, Рудель и Ульрих остались наверху. Только тот, кто вернулся, тоже не был уже Гансом, а на самом деле им командовала какая-то хрень, поселившаяся у него в мозгу. Ганс чуть не устроил переворот, в итоге множество народу было перебито, и от самого Ганса еле удалось избавиться — он скрылся в туннеле. Поговаривали тайком, что он до сих пор где-то там в туннелях бродит и лучше ему на дороге не попадаться…
Волк вошел в небольшое помещение, где над широким столом висел портрет их любимого вождя. Сидевший за столом поднял голову, и Волк вздрогнул. Ба! А фюрер-то, оказывается, уже другой!
Волк привык, что иногда они меняются. Понятно ведь — фюрер не вечен. Поэтому гауляйтер старался не замечать, что каждое новое воплощение фюрера чем-нибудь да отличалось.
Один из идеологов, до того как его тоже повесили, успел придумать этому более или менее понятное объяснение. Мол, великие задачи, которые решает фюрер на благо Рейха, не под силу простому смертному. Поэтому ясно, что через фюрера являет себя некий могущественный дух, выбравший его тело своим пристанищем. И если вдруг произойдет несчастный случай, то дух может выбрать себе другую подходящую бренную оболочку — главное, правильно выбрать преемника и вовремя провести некие тайные ритуалы. Волк все хотел потолковать с этим идеологом поподробнее, но не успел. А потом и вовсе зарекся вникать в такие дела. Лучше обычному человеку от потусторонних сил держаться подальше. Вот, спрашивается, где теперь тот идеолог? А он, Волк, пока вполне себе жив и здоров.
Как бы там ни было, а особо приближенные знали — преемник фюрера всегда выбирается заранее и должен быть в курсе всех дел, если с правителем что-то внезапно случится. А в метро чаще всего неприятности случались как раз внезапно. И у каждого нового фюрера были свои личные заморочки.
Этот фюрер внешне даже больше походил на того, глядевшего с портрета, — косая челка, усики. В отличие от предшественника, волосы у него были темными. Цвет волос фюрера Волка давно не смущал — ему в свое время объяснили, что у высшего руководства Рейха такая мелочь, как внешность, не имеет значения, главное — истинно арийские мозги. По каким критериям определялась «арийскость» мозгов, лучше было не задумываться.
Волк решил, не дожидаясь вопроса, сделать первый шаг. Конечно, это было неслыханной наглостью. Но ему казалось, что фюрер не в духе и вызвал его именно по этому поводу.
— Мой фюрер, Вагнер и Кох делают все, что можно. Но святая…
— Какая святая? — визгливо перебил его фюрер. — Сколько можно возиться с этой святой сомнительного происхождения? Мы слишком много уделяем внимания частным вопросам и не видим главного — того, что творится у нас под носом! Почему до сих пор не разобрались со снайпером, уничтожающим наших сталкеров на поверхности? Вот о чем надо в первую очередь думать, а не о байках, рассказанных ночью у костра выжившими из ума стариками!
Вот в этом гауляйтер был с новым лидером нации полностью согласен.
— Будет сделано, мой фюрер! — воскликнул он, вытянувшись в струнку. — А Вагнера и Коха отозвать?
— Разве я это говорил? — сварливо спросил сидевший за столом. — Пусть продолжают поиски. Кто знает, может, и найдут. Вот тут разведчики сообщают интересные сведения — в катакомбах на нижнем уровне обнаружены человекоподобные существа, почти не владеющие речью, но очень свирепые. Они даже череп одного из них добыли с риском для жизни. Вдруг это те самые пралюди, прародителей, которых в свое время пытались найти историки Рейха? Надо изловить одного такого и изучить. Представляете, каких бойцов мы можем получить? Не рассуждающих, неутомимых, непобедимых!