— Говорит «Радио Нигерии»! Говорит «Радио Нигерии»! В стране произошел переворот. Генерал Мухаммед свергнут, и к власти в стране пришло новое революционное правительство во главе с подполковником Али. Ничего не бойтесь, оставайтесь в домах, обстановка нормализуется через несколько часов. Говорит «Радио Нигерии»! Говорит «Радио Нигерии»! В стране…
Эдуардо выключил радио, и две мысли мелькнули в его голове. Перевороты всегда тормозят дела и порождают хаос, так что четыре дня он, несомненно, потратил впустую. Но еще хуже то, что он не сможет вылететь из Нигерии и заняться своими делами в других частях света.
До обеда по радио передавали марши, прерывавшиеся записанным на пленку обращением, которое он теперь знал наизусть. Эдуардо отправил всех своих сотрудников, чтобы те собрали возможно более подробную информацию и доложили лично ему. Все они вернулись с одним известием: пройти сквозь линию солдат, окруживших отель, невозможно, поэтому никакой новой информации нет. Эдуардо впервые за много месяцев выругался. Вдобавок к уже доставленным неудобствам управляющий отелем с сожалением сообщил ему по телефону о необходимости обедать в общем ресторане, поскольку гостиничные службы не работают впредь до особого распоряжения.
Эдуардо довольно неохотно спустился в ресторан, и здесь неприветливый метрдотель, явно безразличный к общественному положению постояльцев, посадил его за один стол с тремя итальянцами. Мануэль Родригес сидел тут же — через два столика. Де Сильвейра страдал от мысли, что тот наслаждается видом его мучений, и вспомнил, что этим утром должен был встречаться с министром, отвечающим за порты. Он быстро расправился с едой, а когда итальянцы попытались заговорить с ним, жестом показал, что не понимает, хотя говорил по-итальянски совершенно свободно. Эдуардо поднялся к себе. Его сотрудники ничего не сумели узнать, они даже не могли дозвониться до посольства Бразилии, чтобы оно заявило официальный протест.
— Вот только официального протеста нам недоставало, — сказал Эдуардо, плюхаясь в кресло. — И кому вы думаете его направлять — старому правительству или новому?
Остаток дня Эдуардо просидел в своем номере, лишь изредка отвлекаясь на перестрелку, слышимую вдалеке. Он в третий раз перечитал «Проект строительства нового федерального центра» и комментарии своих советников.
На следующее утро де Сильвейра надел костюм, который был на нем в день прибытия, а личный секретарь встретил его сообщением о том, что мятеж подавлен. Он сказал своему непривычно внимательному боссу, что после яростных уличных схваток старый режим удержался у власти, хотя не обошлось без потерь, а среди жертв восстания оказался и глава государства генерал Мухаммед. Позднее тем же утром информация секретаря была подтверждена по «Радио Нигерии». Главой несостоявшегося мятежа был некий подполковник Али. Он бежал с парой адъютантов, и правительство объявило комендантский час до тех пор, пока эти опаснейшие преступники не будут арестованы.
«Если переворот успешен, ты становишься национальным героем, если он проваливается, ты — опаснейший преступник, — думал Эдуардо, слушая сообщения по радио. — А ведь и в бизнесе между обогащением и банкротством такая же разница». Он начал размышлять над тем, как выбраться из Нигерии возможно раньше. Но в это время диктор сообщил новость, которая продрала его до костей: пока подполковник Али и его сообщники не арестованы, аэропорты по всей стране будут закрыты вплоть до особого распоряжения.
Когда диктор закончил сообщение, по радио зазвучал военный марш в память покойного генерала Мухаммеда.
Эдуардо, задыхаясь от гнева, спустился на первый этаж. Отель по-прежнему окружали вооруженные солдаты. Он вернулся в вестибюль и пришел в раздражение от гула многоязычной толпы, который обрушился на него со всех сторон. Эдуардо огляделся: очевидно, многие люди оказались в отеле случайно и вынуждены были ночевать в баре или в холле. Он захотел порыться в книжной стойке, чтобы найти что-нибудь почитать, но обнаружил только четыре экземпляра путеводителя по Лагосу, все остальное было продано. Эдуардо вернулся в свой номер, который быстро становился похожим на тюремную камеру, и начал читать «Проект строительства нового федерального центра» в четвертый раз. Он попытался позвонить послу Бразилии, чтобы узнать, не может ли получить особое разрешение вылететь из Нигерии, ведь у него же свой самолет. В посольстве никто не ответил. Он спустился поесть и вновь обнаружил, что ресторан забит до отказа. Теперь его посадили за столик с какими-то немцами, которые переживали по поводу контракта, заключенного с правительством на прошлой неделе, — они волновались, не зная, остаются ли в силе подписанные соглашения. В зал вошел Мануэль Родригес, и его посадили за соседний столик.
После полудня де Сильвейра уныло исследовал свой график на следующие семь дней. В то утро ему надо было быть уже в Париже, чтобы встретиться с министром внутренних дел, а оттуда следовало вылететь в Лондон на встречу с председателем Комиссии по стали. Его календарь был плотно заполнен на девяносто два дня вперед — до отпуска в мае, который собирался провести с семьей.
— Получается, что отпуск мне приходится проводить в Нигерии, — кисло усмехнувшись, сказал он своему секретарю.
Но больше всего в этом перевороте Эдуардо раздражало отсутствие связи с внешним миром. Он думал о том, что происходит сейчас в Бразилии, и бесился от невозможности позвонить или дать телекс в Париж или Лондон, чтобы рассказать о причинах своего отсутствия. Он постоянно, час за часом, слушал радио Нигерии, чтобы получить хоть какую-то информацию. В пять часов он узнал, что Высший военный совет избрал нового президента, который обратится к нации по телевидению и радио в девять часов вечера.
Эдуардо де Сильвейра включил телевизор в восемь сорок пять, хотя его помощник обычно включал его за минуту до девяти. Он сидел и смотрел, как какая-то нигерийская дама рассказывала о кройке и шитье, затем ее сменил диктор со сводкой погоды, который доверительно сообщил Эдуардо о том, что жара продержится еще не менее месяца. В девять часов сыграли национальный гимн, и новый глава государства, генерал Обасанджо, в парадном мундире появился на экране. Сначала он рассказал о трагической гибели покойного президента, назвав ее величайшей потерей для страны, затем заявил, что его правительство продолжит свою деятельность в прежнем направлении и будет защищать коренные интересы Нигерии. Он извинился перед иностранными гостями за неудобства, доставленные неудачным переворотом, но решительно подчеркнул, что комендантский час с заката до рассвета останется в силе, пока мятежники не будут схвачены и преданы суду. Он подтвердил и то, что аэропорты останутся закрытыми до тех пор, пока подполковник Али не окажется под арестом. Свое выступление новый президент закончил словами о том, что все остальные коммуникации будут восстановлены при первой же возможности. Национальный гимн сыграли еще раз, а Эдуардо стал думать о миллионах долларов, которые он теряет из-за того, что сидит взаперти в своем номере, а его лайнер стоит в аэропорту всего в нескольких километрах. Один из его старших менеджеров затеял с другими дискуссию о том, как долго власти будут ловить подполковника Али, но не решился рассказать об ее итогах де Сильвейре — выходило так, что на это уйдет не меньше месяца.
Эдуардо спустился в ресторан в том же костюме, что и за день до этого. Официант посадил его за стол с какими-то французами, которые рассчитывали выиграть тендер на пробное бурение на севере страны. Эдуардо опять жестом отказался говорить, когда соседи захотели вовлечь его в беседу. Ведь в этот самый момент ему надо было быть в кабинете французского министра внутренних дел, а не в компании французских бурильщиков. Он попытался сконцентрироваться на разбавленном водой супе и задумался, через какое время в тарелках окажется одна вода.
К столику приблизился официант и посадил на оставшееся свободным место Мануэля Родригеса. Ни один из мужчин и вида не подал, что знает другого. Эдуардо подумал о двух вариантах своего поведения: либо немедленно встать из-за стола и уйти, либо сделать вид, что его главный враг по-прежнему находится в Бразилии. Он пришел к решению, что второй вариант выглядит более достойно. Французы начали спорить между собой о том, когда они смогут выбраться из Лагоса. Один из них сказал, что слышал от одного высокопоставленного чиновника о намерении властей поймать всех мятежников без исключения и только тогда открыть аэропорты, а на это может уйти не меньше месяца.
— Я не могу сидеть здесь месяц, — сказал Эдуардо де Сильвейра.
— И я тоже, — сказал Мануэль Родригес.
— А придется. По крайней мере, пока не поймают Али, — сказал один из французов, переходя на английский, — так что рекомендую вам обоим расслабиться.
Два бразильца продолжили трапезу в молчании. Когда Эдуардо закончил, он поднялся с места и не глядя на Родригеса по-португальски пожелал ему спокойной ночи. Старый враг, склонив голову, ответил ему тем же.
На следующий день новой информации не было, и к вечеру Эдуардо срывал злобу на каждом из своих сотрудников, которые попались ему под руку. Он спустился к обеду и, войдя в ресторан, увидел, что Мануэль Родригес сидит за столом в углу в одиночестве. Родригес поднял глаза, поколебался секунду, а затем пригласил Эдуардо присесть. Тот тоже поколебался секунду, потом медленно пошел к Родригесу и сел за его столик. Родригес налил ему бокал вина. Эдуардо пил редко, но на сей раз выпил. Поначалу их беседа была напряженной, но по мере того как двое мужчин пили все больше, они держались все более непринужденно. К тому времени, когда подали кофе, Мануэль рассказывал Эдуардо о своих планах в этой богом забытой стране.
— Вы ведь не собираетесь здесь задерживаться, даже если выиграете портовый контракт? — осведомился Эдуардо.
— Никакой надежды, — сказал Родригес, не выказав ни малейшего удивления тем, что де Сильвейра знает о его интересе к контракту. — Я снял свою кандидатуру за день до переворота. А в тот четверг я планировал улететь в Бразилию.
— Могу я узнать, почему?
— В основном из-за проблем с рабочей силой, а также из-за перегруженности здешних портов.
— Мне кажется, я вас не понимаю, — сказал Эдуардо, прекрасно понимая собеседника, но желая узнать какие-то новые подробности, которые могли пропустить его сотрудники.
Мануэль Родригес сделал паузу, чтобы свыкнуться с мыслью, что человек, которого он считал своим главным соперником в течение последних тридцати лет, теперь готов выслушивать его собственную инсайдерскую информацию. Он поразмышлял над ситуацией пару минут, попивая кофе. Эдуардо хранил молчание.
— Начать хотя бы с того, что в стране ощущается катастрофическая нехватка квалифицированной рабочей силы, а к этому еще добавляется дурацкая идея с квотами.
— Идея с квотами? — Эдуардо сделал простодушное лицо.
— Введен определенный процент на специалистов из страны подрядчика, и правительство Нигерии не разрешает выходить за его пределы.
— А в чем тут проблема? — спросил Эдуардо, подаваясь вперед всем корпусом.
— По закону можно нанимать одного иностранца на пятьдесят местных жителей, так что я могу привезти только двадцать пять моих топ-менеджеров, чтобы выполнить контракт на пятьдесят миллионов долларов, а на всех остальных уровнях я должен буду использовать нигерийцев. Такой идиотской системой правительство затягивает петлю на собственной шее: нельзя же из неквалифицированного рабочего — чернокожего или белого — сделать инженера за день. Они связывают это с понятием национальной гордости. Кто-то же должен им сказать, что они не могут позволить себе подобной гордости, если хотят получить результат за разумную цену. Такая система — верный путь к банкротству. Но мало того, немцы уже привлекли в свои дорожные проекты лучшие местные кадры.
— Но ведь можно же, — сказал Эдуардо, — выставить соответствующий счет на работы, которые будут выполняться в соответствии с законами — пусть и глупыми, — но покрыть все возможные издержки. Если, конечно, есть уверенность в регулярном поступлении платежей…
Мануэль поднял руку, чтобы прервать Эдуардо.
— А это — еще одна проблема. Ни в чем нельзя быть уверенным. Правительство всего месяц назад расторгло крупный контракт на поставку стали. И поступив так, — продолжил он, — оно обанкротило крупную международную компанию. Значит, у них достанет способностей поступить так и со мной. Но, если оно перестанет платить, на кого подавать в суд? На Высший военный совет?
— А что в портах?
— Порты забиты судами. На рейде стоят сто семьдесят судов, без всякой надежды неделями ожидая разгрузки. И вдобавок приходится еще платить по пять тысяч долларов в день за простой судна. Приоритет отдается только скоропортящимся грузам.
— Но ведь всегда есть выход из таких ситуаций, — сказал Эдуардо, потирая большим пальцем указательный.
— Взятка? Здесь это не работает, Эдуардо. Как же можно перепрыгнуть очередь из ста семидесяти судов, когда каждое из них уже заплатило портовому начальнику?! И не воображайте, что аренда домика для его любовницы сможет обеспечить вам решение вопроса.
Эдуардо замер, но ничего не сказал.
— Вы только подумайте, — продолжал Родригес, — если ситуация станет еще хуже, то портовое начальство окажется богаче вас.
Эдуардо засмеялся — впервые за три дня.
— Я вот что вам скажу, Эдуардо. Мы могли бы заработать гораздо больше на строительстве соляной шахты в Сибири.
Эдуардо засмеялся опять, и некоторые сотрудники «Прентино» и «Родригес», обедавшие за соседними столами, недоверчиво уставились на своих боссов.
— Вы ведь собирались получить большой контракт на строительство нового города Абуджи? — спросил Мануэль.
— Это так, — признался Эдуардо.
— Я сделал все, что в моих силах, чтобы этот контракт достался вам, — тихо сказал его собеседник.
— Что? — воскликнул Эдуардо, не веря своим ушам. — Но почему?
— Мне показалось, что Абуджа создаст империи «Прентино» такую головную боль, что даже вы, Эдуардо, не сможете справиться с ней. А это, возможно, расширит мои возможности дома. Ведь, случись что-то не так в Нигерии, чья голова первой окажется на плахе? Здешние жители называют Абуджу «ненужным городом».
— Ненужным городом? — повторил Эдуардо.
— Да, и вам не поможет требование предоплаты. Вы не хуже меня знаете, что нужно не меньше сотни ваших лучших специалистов, чтобы организовать работы по такому масштабному проекту. А их надо будет кормить, платить зарплату, обеспечивать жильем и, возможно, строить для них больницу и школу. Как только они поселятся здесь, вы не сможете снимать их с работ каждые две недели только потому, что правительство опоздало с обналичиванием чеков. Так не делается, и вы это знаете. — Родригес налил де Сильвейре еще один бокал вина.
— Я уже думал об этом, — сказал Эдуардо, отпивая из бокала, — но я рассчитывал, что при поддержке главы государства…
— Покойного главы государства.
— Я вас понимаю, Мануэль.
— Может быть, следующий глава государства поддержит вас, но что скажете о том, кто придет ему на смену? За последние три года в Нигерии было три переворота.
Эдуардо некоторое время молчал.
— Вы играете в нарды?
— Да. А почему вы спрашиваете?
— Должен же я хоть что-нибудь заработать, пока сижу здесь. — Мануэль засмеялся.
— Тогда пойдем ко мне, — предложил де Сильвейра. — Только учтите, я всегда выигрываю у своих сотрудников.
— Возможно, это им удается проиграть вам, — сказал Мануэль, вставая из-за стола и прихватывая за горлышко полупустую бутылку.
После этого два председателя обедали и ужинали вместе — как и их сотрудники. Эдуардо теперь можно было видеть за обедом без галстука, а Мануэль впервые за многие годы надел рубашку. К концу второй недели два соперника каждый день играли в настольный теннис, нарды и бридж по сто долларов за очко. И в конце каждого дня Эдуардо оставался должен Мануэлю по миллиону долларов, которые он с радостью менял на бутылку лучшего вина, какое было в отеле.
Подполковника Али видели не менее сорока тысяч нигерийцев примерно в таком же количестве мест по всей стране, но поймать его решительно не удавалось. По настоянию президента аэропорты оставались закрытыми, но связь восстановилась, что, наконец, позволило Эдуардо позвонить в Бразилию и отправить телексы. Его братья и жена направляли сообщения каждый час, умоляя его любой ценой вернуться в Бразилию: в его отсутствие не могли быть заключены крупнейшие контракты по всему миру. Ответы Эдуардо были неизменны: пока Али на свободе, аэропорты останутся закрытыми.
За ужином во вторник вечером Эдуардо объяснял Мануэлю, почему сборная Бразилии проиграла Кубок мира. Мануэль отклонил яростные нападки Эдуардо как необоснованные и предвзятые. За последние три недели это был единственный предмет, по которому они не согласились друг с другом.
— Я всю вину за фиаско возлагаю на Загало.
— Нет, нет, нельзя винить тренера, — сказал Мануэль. — Вина лежит на тех некомпетентных специалистах, которые понимают в футболе меньше вашего, а полезли отбирать игроков. Нельзя было убирать из ворот Леао, и уж во всяком случае после проигрыша Аргентине в прошлом году надо было понять, что наши методы устарели. Нужно атаковать и атаковать, чтобы забивать.
— Чепуха. У нас до сих пор самая надежная защита.
— Что означает отсутствие иных надежд, кроме как на нулевую ничью.
— Никогда… — начал было Эдуардо.
— Извините, сэр.
Эдуардо поднял глаза: рядом стоял его личный секретарь, очень встревоженный.
— Да, в чем дело?
— Срочный телекс из Бразилии.
Эдуардо прочитал первый абзац, изысканно извинился перед Мануэлем, сказав, что покинет его на несколько минут. Тот вежливо кивнул. Эдуардо вышел из ресторана, и вслед за ним, не закончив трапезы, — еще семнадцать человек. Все они собрались в его апартаментах, куда подтянулись и остальные сотрудники. Де Сильвейра сел в углу комнаты. Никто не проронил ни слова, пока он внимательно изучал содержание телекса. Теперь он явственно ощутил, как долго сидит в Лагосе под арестом.
Телекс, присланный его братом Карлосом, касался панамериканского дорожного проекта — восьмиполосного шоссе, которое соединит Бразилию с Мексикой. «Прентино» выиграла на тендере контракт на строительство участка, проходящего по амазонским джунглям, и должна была предоставить банковские гарантии, должным образом подписанные и заверенные к полудню вторника, то есть завтрашнего дня. Но Эдуардо совершенно забыл, какой именно вторник имелся в виду, и теперь он должен был подписать документ завтра в полдень.
— Ну и в чем проблема? — спросил де Сильвейра секретаря. — «Банк Бразилии» ведь уже достиг с Альфредо соглашения по гарантиям. Что мешает Карлосу подписать соглашение в мое отсутствие?
— Поскольку возникли трудности со страхованием, мексиканцы требуют, чтобы ответственность за контракт теперь взяла на себя еще одна компания. Иначе лондонский «Ллойд» не возьмется за покрытие всех рисков. Все подробности на странице семь.
Эдуардо быстро перелистал сообщение. Оказывается, братья попытались оказать давление на «Ллойд», но безрезультатно. «Попробовали бы лучше уговорить старую деву принять участие в групповухе», — подумал Эдуардо. Именно такие слова он сказал бы им, будь он в Бразилии. Мексиканское правительство настаивало на том, чтобы в реализации проекта приняла участие еще одна международная строительная компания, с которой согласился бы «Ллойд». Иначе завтра соглашение не будет подписано.
— Оставайтесь на месте, — сказал Эдуардо своим сотрудникам и вернулся в ресторан, а длинная лента телекса волочилась за ним. Родригес наблюдал за его быстрым приближением.
— Вы выглядите так, будто у вас проблемы.
— Так оно и есть, — подтвердил Эдуардо. — Прочитайте это.
Опытный глаз Мануэля пробежался по тексту, вылавливая существенные моменты. Он сам участвовал в тендере на амазонский дорожный проект и помнил подробности. По настоянию Эдуардо он перечитал страницу семь.
— Мексиканские бандиты, — сказал он, возвращая телекс Эдуардо. — И кто они, после того как решили приказывать Эдуардо де Сильвейра, как ему вести собственный бизнес? Ответьте им, что вы — председатель крупнейшей строительной компании мира, и они скорее попадут в ад, чем вы согласитесь на их унизительные условия. Вы же знаете, что им теперь уже нельзя пересмотреть итоги тендера, ведь к строительству дороги все готово. Они потеряют миллионы. Не поддавайтесь на их блеф, Эдуардо.
— Я думаю, вы правы, Мануэль, но теперь любая задержка будет означать потерю и времени и денег, поэтому я намереваюсь согласиться на их условия и найти партнера.
— У вас ничего не получится за такое короткое время.
— Получится.
— …кто?
Эдуардо де Сильвейра колебался только секунду.
— Вы, Мануэль. Я хочу предложить компании «Родригес Интернешнл» пятьдесят процентов контракта на строительство дороги в амазонских джунглях. — Мануэль посмотрел в глаза Эдуардо, он впервые не мог предвидеть очередного хода своего давнего соперника. — Полагаю, это поможет мне компенсировать миллионы, которые я должен вам за настольный теннис.
Двое мужчин расхохотались, затем Родригес встал и они обменялись рукопожатиями. Де Сильвейра выбежал из ресторана и написал текст, который надо было отправить его менеджерам: «Подписывайте, соглашаясь на все условия. Пятьдесят процентов получит наш бразильский партнер „Родригес Интернешнл“».
— Вы понимаете, что если я передам это сообщение, оно примет характер обязательства, гарантированного законом? — спросил секретарь.
— Посылайте, — сказал Эдуардо.
Эдуардо вновь вернулся в ресторан, где Мануэль заказал бутылку лучшего шампанского и, довольный, мурлыкал под нос песенку. Личный секретарь Эдуардо опять появился рядом, на этот раз с двумя телексами, один — от председателя «Банка Бразилии», а второй — от его брата Карлоса. В обоих была просьба подтвердить участие партнера в амазонском дорожном проекте. Эдуардо открыл вторую бутылку шампанского, не глядя на своего секретаря.
— Подтвердите участие «Родригес Интернешнл» президенту банка и моему брату, — приказал он, наполняя бокал Мануэля. — И больше не беспокойте нас сегодня вечером.
— Да, сэр, — сказал секретарь и вышел, не проронив более ни слова.
Никто из них двоих не смог потом вспомнить, в котором часу они пошли спать, но наутро, когда де Сильвейра был неожиданно разбужен секретарем, ему понадобилось какое-то время, чтобы переварить доставленные известия. В три часа ночи подполковник Али был схвачен в провинции Кано, и все аэропорты открылись. Эдуардо схватил трубку и набрал три цифры.
— Мануэль, слышал новость? Хорошо. Тебе не выбраться отсюда и за неделю, поэтому полетели вместе на моем «боинге». Давай через час в холле. Пока.
В восемь сорок пять в дверь опять тихо постучали, и секретарь открыл ее. В проеме опять стоял по стойке смирно полковник Усман, как это было до переворота. В руке он держал конверт. Эдуардо открыл его и достал приглашение на обед с новым главой государства генералом Обасанджо.
— Передайте, пожалуйста, мои извинения президенту, — сказал Эдуардо, — и будьте добры, объясните ему, что у меня срочные дела в моей собственной стране.
Полковник с недовольным видом удалился. Эдуардо надел костюм, рубашку и галстук, которые были на нем в первый день визита, и спустился на лифте в холл, где его ждал Мануэль, снова одетый в джинсы и футболку. Два председателя вышли из отеля, сели в головной черный «мерседес», и кавалькада двинулась в аэропорт. Полковник, сидевший теперь рядом с водителем, за все время пути так и не решился заговорить ни с одним из бразильцев. Позднее он доложит президенту, что двое мужчин всю дорогу говорили об амазонской дороге и о том, как распределить ответственность за реализацию проекта между двумя компаниями.
Таможню прошли быстро, ведь ни тому ни другому не надо было декларировать к вывозу ничего, кроме себя. Машины подкатили к трапу сине-серебряного «Боинга-707». Сотрудники обеих компаний взошли на борт по заднему трапу. Они тоже шумно обсуждали проект амазонской дороги.
Капрал выскочил из передней машины и открыл ее заднюю дверь, чтобы два председателя могли сразу вступить на трап и зайти в передний салон самолета.
Эдуардо вышел из машины, и нигерийский водитель лихо откозырял ему.
— До свидания, сэр, — сказал он, еще раз открыв ряд огромных белых зубов.
Эдуардо ничего не ответил.
— Надеюсь, — добавил капрал, — вам удалось подписать в Нигерии хорошую сделку.
Идеальное убийство
Если бы я в тот вечер не передумал, я никогда бы не узнал правды.
Я поверить не мог, что Карла спит с другим мужчиной, что она лжет, когда говорит, что любит меня.
Карла позвонила мне в кабинет, хотя я просил ее не делать этого, но, поскольку звонить домой я тоже не разрешал, у нее не было большого выбора. Как оказалось, она хотела дать мне знать, что не сможет встретиться со мной сегодня. Ей надо посетить заболевшую сестру в Фулхэме.
Я расстроился. День выдался, как обычно, напряженным, а теперь меня просили отказаться от встречи, которая могла бы сделать его сносным.
— По-моему, ты всегда не ладила с сестрой, — сказал я кислым голосом.
Она ответила не сразу.
— Давай перенесем встречу на следующий вторник в то же время, — сказал она после паузы.
— Не знаю, будет ли это удобно, — засомневался я. — Я позвоню тебе в понедельник, когда буду точнее знать свои планы.
Я положил трубку, а потом позвонил жене, чтобы сказать, что еду домой. Обычно я делал такой звонок из телефонной будки рядом с квартирой Карлы. С помощью такого приемчика я все время создавал у Элизабет впечатление, что она знает, где я нахожусь каждую минуту в течение дня.
Большинство сотрудников уже разошлись, поэтому я собрал документы, с которыми мог поработать и дома. С тех пор как новая компания взяла нас на работу шесть месяцев назад, начальство уволило только одного сотрудника — моего заместителя по департаменту финансов: руководство сочло, что я могу выполнять работу за двоих. У меня не было возможности пожаловаться, мой новый босс чрезвычайно ясно дал мне понять, что, если мне не нравятся новые условия, я вправе искать работу в любом другом месте. Возможно, я так и сделал бы, но не думал, что найдется много фирм, которые согласятся взять на работу человека, который вышел из возраста «требуется» и достиг возраста «вашу кандидатуру рассмотрят».
Я выехал с парковки и влился в плотные ряды движения часа пик. Теперь я уже жалел, что был так резок с Карлой. В конце концов, роль «другой женщины» вряд ли радовала ее. Чувство вины не исчезало, поэтому, доехав до угла Слоун-сквер, я припарковал машину и перешел на другую сторону улицы.
— Дюжину роз, — сказал я, копаясь в бумажнике.
Человек, привыкший делать деньги на любовниках, подобрал для меня, не говоря ни слова, двенадцать еще не раскрывшихся бутонов. Мой выбор не свидетельствовал о долгих размышлениях, но Карла, по крайней мере, поймет, что я пытался.
Я ехал к ее квартире в надежде, что она еще не ушла и, возможно, у нас будет время выпить чего-нибудь. Потом я вспомнил, что позвонил жене и сказал, что еду домой. Несколько минут опоздания могли бы быть оправданы уличными пробками, но даже короткую задержку на выпивку они прикрыть не могли.
Когда я прибыл к дому Карлы, то столкнулся с обычной проблемой поиска места для парковки, но все-таки нашел пустое место — как раз для «ровера» — напротив газетного киоска. Я остановился и хотел сдать задом, как вдруг увидел мужчину, выходящего из ее подъезда. Я бы не обратил на него внимания, если бы через секунду за ним не вышла Карла. Она стояла в дверном проеме в легком синем халатике. Она наклонилась и поцеловала уезжающего визитера отнюдь не сестринским поцелуем. Когда она закрыла дверь, я повернул за угол и встал во втором ряду.
В зеркало заднего вида я видел, как мужчина перешел улицу и направился к газетному киоску, а через несколько секунд появился вновь с вечерней газетой. Он подошел к своему автомобилю — синему БМВ — остановился, чтобы взять квитанцию на штраф за неправильную парковку и, похоже, выругался. Интересно, какое время простоял здесь его БМВ? Я даже подумал, а не было ли его в квартире Карлы, когда она звонила мне и просила не появляться.
Человек сел в машину, пристегнул ремень, зажег сигарету и уехал. Я встал на его место в качестве частичной компенсации за мою женщину, но не считал это достаточным возмещением. Я посмотрел по сторонам, как делаю всегда, когда выхожу из машины, и пошел к ее подъезду. Было уже темно, и на меня никто не обратил внимания. Я нажал кнопку звонка с надписью «Мурленд».
Когда дверь открылась, меня встретила широчайшая улыбка, которая тут же сменилась нахмуренными бровями, за которыми опять последовала широкая улыбка. Первая улыбка, должно быть, предназначалась человеку из БМВ. Я стоял и смотрел в синие глаза, которые пленили меня так много месяцев назад. Несмотря на улыбку, глаза Карлы теперь излучали холодность, которой я раньше не замечал.
Она повернулась, открыла дверь шире и впустила меня в свою квартиру. Я заметил, что под халатиком на ней было надето красное белье, которое я подарил ей на Рождество. Войдя в квартиру, я внимательно осмотрел комнату, которую и так хорошо знал. На стеклянном столе я обнаружил пустую кофейную кружку со Снупи, из которой обычно пил я. Рядом с ней стояла кружка Карлы, тоже пустая, и дюжина роз в вазе. Бутоны только начинали распускаться.