Он пожал плечами, а потом потянулся за ручкой.
Ты не виновата.
Затем Бимис обернулся, обращаясь к классу, и она больше ничего не написала.
Но под конец урока возникло некое оживление – пятнадцать минут для того, чтобы начать работу над проектом семестра и набросать план.
Крис перевернул чистую страницу, вполне ожидая, что она захочет работать только над проектом. Но Бекка положила свою ладонь поверх его руки, чтобы он прекратил писать.
Но от этого жеста у него чуть не остановилось сердце. Он не мог взглянуть на нее.
– Что случилось? – сказал он.
– Вчера я действительно приходила извиниться, – тихо проговорила она. – Хантер не должен был затевать с тобой драку. Особенно после того, что ты... что ты и твои братья сделали.
Он поднял взгляд.
– Все нормально. Габриэль не должен был вести себя, как идиот.
Она поморщилась.
– Мне не стоило его бить. – Она сжала и разжала пальцы. – У меня рука до сих пор болит.
Крис улыбнулся.
– О, нет, эта часть мне очень понравилась.
Она же не улыбнулась в ответ, поэтому его улыбка погасла.
На достаточно долгое время между ними повисла неловкая пауза так, что он успел отвернуться к своей тетради.
А потом она сказала:
– Хотелось бы мне быть тем, кто ударит Дрю.
– Да? – Он снова взглянул на нее, его голос прозвучал сердито. – Мне тоже.
Ее глаза расширились, и он пожелал бы вообще ничего не говорить. Он чуть не начал снова рисовать, чтобы просто занять руки.
– Знаешь, – сказала она, – ко мне в коридоре подошло человека четыре, чтобы дать пять. За то, что ударила твоего брата.
– Да ты, наверно, осуществила чью‑то мечту, – фыркнул Крис.
Ее голос снова стал тихим.
– Думаю, что большинство слышали об этом, а не... о другом. Но на первом уроке меня к себе вызывала Викерс.
Крис снова посмотрел на нее. Мисс Викерс была школьным психологом.
– Да?
– Ага. Но самое смешное, что, похоже, сейчас мне нужна ее помощь. Я, наконец, чувствую, что могу справиться с Дрю, да много с чем, самостоятельно. В этом есть смысл?
Он замер, словно внезапное движение заставит ее понять, что она доверилась не тому парню.
– Да, Бекка, есть.
Она помедлила, а потом одарила его своей самой легкой улыбкой.
– Ты назвал меня Беккой.
– Извини. – А затем он мысленно пнул себя. Какого черта он извиняется, что назвал ее настоящим именем?
– Нет... я просто начала привыкать к Бекки.
Ох.
Он точно все понял неправильно. Но она смотрела на него до тех пор, пока он едва смог выдерживать ее взгляд: ему необходимо было притронуться к ней, заключить ее лицо в свои ладони и разделить с ней этот момент дыхания, когда...
Прозвенел звонок. Она отпрянула, схватила тетрадь и затолкала ее в сумку.
Он упустил момент. Бимис разговаривал, ученики расталкивали друг за друга на пути к выходу. Бекка исчезла до того, как он смог сообразить, что только что произошло.
Крис с трудом протолкался через кафетерий, бросив еду на поднос и даже не обратив на нее внимания. Бекка просто была дружелюбной, предложив своего рода перемирие посреди всей этой истории с Проводниками? Или это было чем‑то большим? За весь урок она ни разу не посмотрела на Хантера, в этом он точно был уверен. Кажется, они и ушли по отдельности, но об этом сложно было говорить с учетом столпотворения в кафетерии.
Теперь, когда он подумал об этом, то понял, что вчера утром она была сильно зла на этого парня.
То, что она сказала в классе... создавалось ощущение, что это что‑то болезненно личное. Она не разболтала бы это случайно парню, которого ненавидела. Ну и, конечно, тому парню, чье присутствие просто терпела.
Парню, который ей нравился?
Крис схватил яблоко. Он знал, где она сидит.
Может, он сядет с ней. Может, они все начнут заново.
Деньги не могли достаточно быстро покинуть его ладонь, и он практически сказал женщине оставить себе сдачу. Он почти растолкал с дороги других учеников, пробравшись сквозь лабиринт людей к концу кафетерия. Прямо как в кино, на мгновение ему показалось, словно море учеников расступилось.
А вот и она, крутит перед собой по столу бутылку с водой. Она улыбалась, почти покраснев, как на уроке.
Я просто начала привыкать к Бекки.
Крис улыбнулся и сказал себе, что выглядит, как идиот.
Но он не мог сдержаться.
Потом он подошел ближе и понял, что ее улыбка и румянец абсолютно к нему не относились.
Они было для парня, сидящего напротив. Хантера.
– Так все истории – правда? – спросил Хантер.
Бекка смотрела, как он резал курицу‑гриль. У Квинн была пересдача, так что столик находился в их полном распоряжении. Она все еще была не до конца уверена насчет Хантера. Ее разуму сложно было согласовать его спокойствие с тем, как он набросился на Криса на подъездной дорожке. Будто дружелюбный золотистый ретривер превратился в злого. Весь – сама спокойная доброта, но сделай неправильное движение и узнаешь, что клыки не только для показухи.
Но опять же Хантер провел ночь, успокаивая ее, и не пытался ничего сделать. Он нашел ее вчера и извинился, а потом отступил, чтобы она могла во всем разобраться.
Это большая часть той причины, по которой он здесь сидел.
– Это много от чего зависит, – уклонилась от ответа Бекка. – Что ты слышал?
– Что ты на футбольном поле надрала задницы двум старшеклассникам, а потом послала тренера.
– Абсолютная правда, – с невозмутимым видом ответила Бекка. – Я удивлена, что ты засомневался.
Хантер наклонился ближе и понизил голос:
– Тебе станет лучше, если я скажу: единственное, чему я не поверил, – часть про тренера?
От тона его голоса ее шею залил жар. Ей пришлось отвести взгляд.
– Очень жаль. Это единственное, что действительно произошло.
Он недоверчиво откинулся назад.
– Расскажешь мне, когда будешь готова.
– Не наглей. А то я могла бы продемонстрировать тебе все из первых рук.
Хантер засмеялся.
– Ты могла бы. Вечером в пятницу?
Ее улыбка практически угасла. Он точно изменил все к лучшему. Он приглашал ее на свидание? Или все еще дразнил?
Ей пришлось снова уклониться от ответа.
– Хочешь провести все выходные за лечением фингала?
– А теперь кто наглеет? – Его брови поднялись вверх, но он улыбался. Хантер зачерпнул вилкой рис на своей тарелке. – Может, мы могли бы приберечь план «надрать задницу» на конец вечера. Просто ради безопасности.
– Просто ради безопасности? – повторила она. – Что именно ты планируешь?
Часть его самоуверенности испарилась. Он отвел взгляд в сторону, а потом снова встретился с ней глазами.
– Мне было интересно, пойдешь ли ты со мной на вечер встречи выпускников.
У нее перехватило дыхание. Она, определенно, попала. Вечер встречи действительно в эту пятницу? Она же не собиралась идти... даже сейчас она понятия не имела, где взять деньги на платье. Может, она могла бы одолжить у Квинн ее прошлогоднее платье.
Если та согласится.
– Никаких драк с Крисом, – сказала она.
Он усмехнулся.
– Я думал, что ты только что сказала, будто я буду драться с тобой.
– Я не шучу.
Его улыбка пропала.
– Я не буду драться с Крисом. Обещаю.
Она указала на него бутылкой с водой.
– Или его братьями.
– Даю слово.
– Тогда я согласна, – сказала она.
– На вечер встречи выпускников или план «надрать задницу»?
Она улыбнулась.
– На оба.
Глава 30
Мама Бекки вставила заколку в волосы Бекки, закрепив еще один локон.
– Будет неправильно, – прошептала она, – если я предложу Квинн кардиган?
Бекка закатила глаза.
– Мам.
– И, может, еще джинсы?
– Мам. – Бекка взглянула на нее в зеркало. Она сидела на краю ванной, пока мама создавала довольно впечатляющую прическу. Квинн красила ногти на ногах в спальне Бекки – прямо в соседней комнате. – Она услышит тебя.
– Этого я и добиваюсь.
– Оно не такое уж короткое.
Хотя и было таким. Платье Квинн без бретелек в стиле бэби‑долл было украшено на груди разноцветными стразами, хорошенько все приподнимая и оставляя совсем мало пространства для воображения. Юбка ниже лифа вспыхивала брызгами тропических цветов, делая ее похожей на бабочку. В целом все платье заканчивалось в пятнадцати сантиметрах выше колен Квинн.
Мама вставила еще одну заколку.
– По крайней мере, твое платье более элегантное. Не могу поверить, что вот это Квинн повесила в свой шкаф, а купила такое.
– Да, я тоже.
Бекка сглотнула. Квинн «повесила в свой шкаф» это платье, потому что Бекка воспользовалась папиной кредиткой на крайний случай, чтобы купить его – она не хотела, чтобы мама знала об этом.
Ее платье без бретелек было из розового шифона с корсетом сзади, зашнурованным темно‑розовой лентой, которая обнажала полоску кожи в центре спины. Юбка расширялась от талии и падала сразу после колен. Она надела его вместе с серебряными туфлями с ремешками, чтобы осветить его, но рядом с Квинн она выглядела прямо‑таки скромно.
– Я думаю, всё, – сказала мама. – Как считаешь?
Бекка встала и посмотрелась в зеркало. Мама заколола локоны на макушке, оставив завитки, обрамляющие лицо и спускающиеся вниз по спине. Квинн сделала ей макияж, целиком мерцающим розовым и серебристым, эти цвета сделали ее серые глаза светящимися и открытыми. Невинными.
Глядя на свои серые глаза, она подумала о Крисе.
Со вторника он был как‑то отстранен. Ее отец снова закрасил пентаграмму, и больше она не появлялась. Когда она спросила об этом Криса, тот жестко на нее посмотрел и сказал: «Ну, что ж, тебе больше не нужно волноваться из‑за нас».
Бекка не знала, как это понимать. Он становился то вспыльчивым, то равнодушным. Появился, чтобы предложить подвезти ее до школы, но при этом высказывал грубые комментарии на подъездной дорожке. Защищал ее от Майкла, а потом выгнал с их территории. Она не могла его понять.
Поэтому она заткнулась и сосредоточилась на уроке.
Она не знала, будет ли он на танцах.
– Бекс? – позвала мама. – Ты в порядке?
– Да. – Она встряхнулась. – Великолепно, мам. Спасибо.
С порога раздался свист Квинн.
– Я могу гарантировать, что ты не будешь одета в это всю ночь.
– Квинн!
Ради Бога, ее же мама стоит здесь.
Но мама, в конце концов, привыкла к выходкам Квинн и просто убрала в коробку оставшиеся заколки для волос.
– Спускайтесь вниз, чтобы я смогла сделать несколько снимков до того, как мне нужно будет уйти.
Сегодня мама работала ночью, избавив Бекку от неловкости знакомства с Хантером и необходимости выдерживать просмотр фотографий и вопросы, хотя гарантировав ей кучу хрени завтра утром о его пирсинге.
Они попозировали для фотографий, а потом мама ушла, и остались только Бекка и Квинн.
Они сели на диван, расположившись на краю, чтобы не помять платья.
– Мне нравится этот браслет, – сказала Квинн, протянув руку. – Очень в духе нью‑эйджа. Где ты его взяла?
Бекка покраснела.
– У Хантера. Вроде как.
Она не думала, что браслеты на бечевке подходили к платью, но все равно почему‑то не могла оставить камни, лежащими на столике. Поэтому она подвесила их на старой серебряной цепочке и несколько раз обмотала вокруг запястья.
– Ты ему действительно нравишься.
Она провела пальцами по камням.
– Мне он действительно нравится.
– Но ты думаешь о Крисе Меррике?
Бекка уставилась на нее.
Квинн слегка пожала плечами.
– Я не идиотка, Бекс. Ты бы не потащила меня на поле, чтобы извиниться, если бы ничего к нему не испытывала.
– Я ничего к нему не испытываю.
– Да ладно. Кто‑то серьезно сохнет.
Бекка хихикнула.
– Я не сохну.
Но так ли это?
– Может, нам надо сравнить их между собой? – сказала Квинн. – Как в чартах. Лучшая задница. Самые красивые руки. Самые сексуальные глаза. О, я знаю! Самый большой...
Бекка ударила ее брошенной подушкой.
А потом раздался звонок в дверь, и в коридоре стоял Рейф, с латиноамериканским цветом кожи и в темном костюме он выглядел учтиво и любезно.
– Ух ты, – произнес он, его голос прозвучал немного сдавленно, когда он взглянул на Квинн. Он ослабил галстук. – Твое платье... Ты выглядишь...
– А как насчет моего лица? – спросила Квинн, чмокая его под подбородком. – Как оно выглядит?
Он усмехнулся, глазея на ее грудь.
– Если тебе нужен ответ, то тебе не стоило надевать такое платье.
Если бы парень сказал такое Бекке, она тут же схватила бы свитер. Но Квинн лишь засмеялась.
– Пошли, Ромео, пока Бекс не пришлось вытирать тебе слюни.
Квинн поцеловала ее в щеку и вышла за дверь.
Бекка разгладила юбку и снова села на край дивана. Она продолжала думать о комментарии Криса в классе. Он почти не проронил ни слова со среды, с того момента, как она извинилась. И сказала ему, что пентаграммы нет.
Ну, что ж, тебе больше не нужно волноваться из‑за нас.
На стене гостиной вспыхнула дуга света, когда к дорожке подъехала машина. Хантер.
Бекка пыталась остаться на диване, но у нее подпрыгнуло сердце и подтолкнуло ее к двери. Она распахнула дверь до того, как он поднялся.
Боже, он выглядел потрясающе. Если быть честной, она немного боялась, что он явится в одной из глупых троек [28]с рубашкой и галстуком, повязанным сверху. Но он был одет в черный костюм с темно‑серой рубашкой, открывающей шею, и без галстука. Ему очень шло.
Действительно шло.
Бекка практически ощутила, что должна вернуться и переодеться. Он выглядел стройным, сексуальным и опасным. Она же почувствовала, что должна отправиться преподавать в воскресной школе.
Он в удивлении поднял взгляд, а потом его лицо расплылось в улыбке. Он поднялся по лестнице до конца.
– Я надеюсь, что ты так спешила не для того, чтобы надрать мне задницу.
Она подняла руки и сжала их в кулаки.
– Очень плохо, – поддразнила она, желая, чтобы ее сердце замедлилось. – Мы начинаем с насилия.
– Да? – Выражение его лица изменилось, глаза стали яркими и вызывающими. – Давай.
Тут она замахнулась на него.
Он выбросил руку, чтобы отклонить ее удар, как она и ожидала. Но он воспользовался ее скоростью, чтобы захватить запястье и зафиксировать руку у нее за спиной.
Было не больно. И ее грудь оказалась рядом с грудью Хантера, а его лицо – над ее лицом.
Шифон был тонким. Она чувствовала очертания его тела, соответствующие ее собственным. Он мог чувствовать ее сердцебиение.
Он улыбнулся.
– А теперь что ты собираешься делать?
– Выколоть тебе глаза своими ключами.
Хантер засмеялся.
– Мне следовало захватить обе руки. Я и не знал, что ты окажешься такой смертоносной партнершей.
– Вечер только начался.
– Милашки всегда самые опасные. – Он поднял свободную руку и смахнул прядь волос с ее лба. – И ты выглядишь очень, очень мило.
Его слова заставили ее покраснеть. Он по‑прежнему ее не отпускал, и она обнаружила, что ее тело расслабляется рядом с ним. Она положила свободную руку ему на плечо.
– Это еще ничего. Подожди, пока не увидишь Квинн.
– Так ты позволишь мне немного полюбоваться?
– Может быть. – Она надеялась, что ее голос не звучал слишком запыхавшимся. – Если ты обещаешь вести себя хорошо.
– Я попробую.
И он поцеловал ее.
Его рот был мягким и нежным. Невинный поцелуй. Но притворная борьба, подшучивание, тепло его тела – все это зажгло ее как провод под напряжением. Ее губы приоткрылись, а рука сжала его плечо, скользнув к шее и притянув его ближе к себе.
Но он отстранился, освободив ее, не держа ничего, кроме ее руки.
Он коснулся пальцем ее губ.
– Ты не можешь заставлять меня обещать вести себя хорошо, а потом делать вот так. Иначе мы не доберемся до танцев.
Ей практически было неважно. Она чуть этого не сказала, но тут ее мозг заработал.
В любом случае, Хантер, должно быть, понял суть, потому что усмехнулся и поцеловал ее ладонь.
– Идем, красавица.
А потом он повернулся, чтобы спуститься по лестнице, и она, держа его за руку, последовала за ним.
Каждый год школа очень старалась. Но не имело значения, что для этого делалось, спортивный зал оставался спортивным залом, только с выключенными галогенными фонарями и красно‑синими плакатами повсюду. Акустическая система для выступления групп совершенно не подходила, но ди‑джей, похоже, мог управлять звуковой системой, потому что Бекка фактически различала текст песни от пульсирующей басовой дорожки.
Бекка тут же разыскала Квинн, танцевальные навыки ее подруги демонстрировались на полную катушку. Они с Рейфом заняли место в центре танцпола, стразы ее платья ловили свет и вспыхивали цветами.
Бекка наклонилась к Хантеру и сказала:
– Видишь, что я имела в виду?
– Не знаю, о чем ты говоришь, – ответил он. – Все совершенно нормально.
Рейф взял Квинн за руку и повернул ее, платье разлетелось, спровоцировав большое количество свистков и несколько выкриков.
– Она сумасшедшая, – сказала Бекка.
– Она просто получает удовольствие. Идем.
Хантер потянул ее через толпу людей.
Ни ее платье, ни танцевальные навыки не шли ни в какое сравнение с Квинн. Вокруг них столпились ребята, она едва узнавала неизвестные лица под прожекторами. Казалось, Хантер не возражал, на быстрых песнях держа ее близко и еще ближе на медленных. Она не знала, был ли он хорошим танцором. Ей просто нравилось чувствовать его тело рядом с собой.
Как то ощущение оголенного провода на крыльце, сегодня вечером она чувствовала электричество, заряжаясь от музыки, или энергии, или эмоций в воздухе. Это напомнило ей тот момент, когда Ник на ее подъездной дорожке послал поток ветра, как что‑то ощутимо мерцающее вне ее досягаемости. Все, что она могла сделать – это держаться.
– Что с тобой сегодня? – спросила Квинн, когда они остались наедине.
Парни ушли, чтобы принести содовые, и они с Квинн в стороне от толпы хихикали и раскачивались под какой‑то хит восьмидесятых.
– Не знаю, – ответила Бекка. – А что?
– Ты как будто светишься или вроде того. Погоди. Я знаю. – Квинн протянула руку и взяла ее за подбородок, наклонив ее лицо вверх и вниз, потом в стороны, будто что‑то ища. – Ты счастлива. До меня не сразу дошло.
Бекка стряхнула ее руку.
– Ты сумасшедшая.
– Все еще сохнешь по Крису, но в действительности же новенький вызвал улыбку у тебя на лице.
– Черт, Квинн, я не сохну по...
– Ну, хорошо. Значит, тебя не обеспокоит, если я скажу, что он здесь с Моникой Лоуренс? – подчеркнула Квинн.
Бекка дернула головой раньше, чем поняла, что это, вероятно, не самая хорошая идея. Квинн была права. У края внутренних трибун стоял Крис, его лицо было наполовину скрыто в тени. В одной руке он держал напиток, а Моника всем телом прижималась к нему.
Он точно не выглядел так, как если бы отгонял ее.
– Мне кажется, или она трется о его ногу? – спросила Квинн.
– Заткнись, – пробормотала Бекка. А потом вернулся Хантер, протянув ей стакан содовой. Она почти залпом выпила все содержимое.
Хантер наблюдал этот подвиг с ошеломленным выражением лица.
– Ты знаешь, что это просто диетическая кола, да?
– Может, я просто перегрелась, – сказала она.
И потом поцеловала его.
Она застала его врасплох, но длилось это не долго. Его губы открылись, а ее пальцы запутались в его волосах, притянув ближе. Хантер схватил ее за талию, сильно и уверенно через тонкий шифон.
Она могла поклясться, что видела вспышки звезд, как в ту ночь на мосту. Ветер в волосах, огонь на губах, земля под ногами, паркет над бетоном уходит под землю. И вода, кругом вода. Первая капля пота на коже, вкус Хантера на губах, лед в стакане, передающийся через ее пальцы.
Лед. Она чувствовала ту же связь с силой, которую ощутила с ветром Ника на подъездной дорожке.
Крис.
Она отпрянула от Хантера.
Его дыхание звучало чуть быстрее, щеки горели. Все ее тело чувствовало жар.
Насколько тесно она была к нему прижата?
– Ну, Бекс, – сказала Квинн, ее голос звучал слегка хрипло, – многие ждут, пока окажутся в комнате или, по крайней мере, в темноте...
– Извини, – сказал Хантер. Его глаза были дикими.
Он извинялся? Она практически изнасиловала его на виду у всего зала. По крайней мере, многие вокруг последовали их примеру. Не то, чтобы ей хотелось наблюдать за половиной своих одноклассников, целующихся взасос, но это было лучше, чем если бы они пялились на нее.
Она вспомнила ту связь, что почувствовала – лед в ее стакане. Крис что‑то сделал? Или его братья?
Бекка искала его взглядом в том затемненном углу. Будет ли он там целоваться с Моникой, поглаживая ее спину для небольшого шоу, которое она только что устроила с Хантером?
Нет, но Крис наклонился ближе, убрал волосы Моники с уха, чтобы что‑то ей прошептать, и при этом специально посмотрел в сторону Бекки.
Моника захихикала и вцепилась в него. Они отошли от трибун и растворились в толпе.
Бекка сглотнула.
Это было глупо. Она не какая‑то там «дама без кавалера», чтобы ее высмеивали, она здесь с Хантером.
С Хантером, который сейчас проводил пальцем по ее щеке, наклонялся, чтобы очень нежно коснуться своими губами ее губ.
– Не делай так снова, – пробормотал он, и она услышала улыбку в его голосе.
– Почему? – прошептала она в ответ, чувствуя колотящееся в груди сердце. – Не говори мне, что теперь боишься меня целовать.
Он помолчал, а потом рассмеялся ей в губы:
– Просто твои поцелуи могут вызвать привыкание.
Затем он схватил ее за руку и закрутил под музыку.
Она задавалась вопросом, не подливал ли кто‑нибудь в содовую алкоголь. Ее тело ощущалось невесомым, но все еще сильным. Она продолжила танцевать с Квинн, когда парни уже выдохлись.
– Бекка.
Голос раздался из‑за ее плеча, отлично воспользовавшись паузой между песнями. Она не могла сказать, был ли это Хантер или Рейф, пока толпа слишком сильно ревела, но была рада отвлечься. Ее отлично завитые кудри промокли от пота, а волосы в нескольких местах прилипли к шее. Можно выпить содовой.
Поэтому она развернулась, готовая ко всему.
Только не к Дрю Маккею.
Его лицо все еще украшали синяки от удара Габриэля: темная линия на одной щеке и пятно вокруг одного глаза. Он заплатил немаленькие деньги за этот костюм, но при этом тот неуклюже висел на нем, будто он потерял немного в весе или мышцах или просто не озаботился правильно застегнуть его. Он выглядел жалко.
– Ну и дела! – громко сказала она, перекрикивая музыку новой песни. – Подбитый глаз выглядит очень неприятно.
На мгновение он забеспокоился.
– Бекка, мне нужно поговорить с тобой.
– Тебе нужно оставить ее в покое.
Должно быть, к ней подошел Хантер, и теперь она чувствовала его руку на своем плече.
Про Дрю она ему не рассказывала, но слухи должны были донести всю историю. Ей хотелось позволить Хантеру прогнать его. Это было бы просто.
Но она уже воспользовалась этим «простым» способом. И Хантер не ее телохранитель, он даже еще не ее парень. Она подозревала, что новое положение, которое она заняла в школе, больше влияло на репутацию Габриэля Меррика, чем на ее собственную. Если она продолжит позволять парням защищать ее, то никогда не заслужит уважения, в котором так отчаянно нуждалась.
Для ее же собственного блага.
Поэтому она повернулась и взглянула на Хантера.
– Я могу с этим справиться.
В ответ он посмотрел за нее. Она могла сказать, что он вспомнил ту ссору на подъездной дорожке, их разговор за обедом.
А потом его взгляд скользнул по Дрю, она прочла в нем неприязнь. Хантер убрал руку.
– Хорошо.
– Кроме того, – сказала Бекка, снова повернувшись к Дрю, – я не буду слушать долго, если он тут начнет фонтанировать извинениями...
– Начну.
При этом слове он даже не посмотрел на нее, оно прозвучало так, будто вырвалось из него.
– Тогда давай выслушаем их, – объявила она, перекрикивая музыку.
Теперь он поднял взгляд, и она уловила намек на его знакомую угрюмость.
– Мы можем выйти наружу или куда‑нибудь еще, где не придется кричать? Мне правда не хочется объявлять это на всю школу.
– Слишком плохо, – резко оборвала Квинн. – Думаю, нам следует устроить публичную кастрацию прямо здесь...
– Квинн, – выдохнула Бекка.
– Эй, – крикнул парень из толпы, какой‑то старшеклассник, которого Бекка не знала. – Смотрите. Это же Макрэпист[29].
А потом он с силой толкнул Дрю в плечо.
– Ага, – сказал другой парень. – Мне понравилась идея красотки о небольшой публичной расплате. – Потом и он толкнул Дрю.
Внезапно их, свистя и возмущаясь, обступили остальные ученики.
Дрю сжал челюсти и сердито смотрел на них, но Бекка видела его дрожь.
И это ей что‑то напомнило. Она прекрасно знала это чувство.
– Пошли, – сказала она ему. – У тебя есть пять минут. – Потом она оглянулась через плечо на Хантера, который уже был готов следовать за ними. – Останься.
Ночной воздух стал прохладнее на несколько градусов и влажнее, предвещая скорый ливень. Во дворе толпились десятки ребят, поэтому, несмотря на темноту, она не чувствовала себя с ним наедине. Тем не менее, Бекка дрожала и жалела, что у нее нет свитера.
Дрю засунул руки в карманы. Он шел вдоль фасада здания, и она поспевала за ним, радуясь, что они все‑таки идут.
Он не смотрел на нее.
– Ты знаешь, что половина школы думает, будто я насильник?
– Ха, – сказала она. – И на что это похоже? Что половина школы думает о тебе то, что не является правдой?
– Не говори так, Бекка.
Невероятно. Какой придурок.
– Это чертовски хорошее извинение, Дрю.
– Что именно ты рассказываешь людям?
Она повернулась к нему.
– Я никому ничего не рассказываю, – резко оборвала она. – Я не такая, как ты. Я не распространяю о людях ложь.
– Да уж, бедная малышка. Ты знала, на что шла. И сейчас ты идешь и ведешь себя так, будто я не делал именно того, что тебе хотелось.
Эти слова ужалили ее так, как если бы он ударил ее.
Он снова начал идти по направлению к темному углу в конце здания.
Она остановилась прежде, чем последовать за ним. Здесь все еще были ребята, некоторые стояли под деревьями и курили.
– Зачем ты это сделал? – потребовала она. – Ты же знаешь, каким адом для меня были последние шесть недель, Дрю? Ты знаешь, что люди считали, будто я спала с половиной школы...
– Может, и спала, Бекка. Кто знает?
– Я. – Она ткнула себя в грудь, чувствуя, как горят ее глаза. – Я знаю.
Он всмотрелся в темноту.
– Как скажешь. Будто это имеет значение.
– Имеет значение для меня. – Ее голос сорвался. Должна быть причина, почему он это сделал. Должна быть. Неужели он распространял неприличное вранье лишь ради дурацкой прихоти? Это ужаснее, чем все остальное.
Она с силой потерла глаза и заставила свой голос звучать ровно.
– Это имеет значение для меня, Дрю.
Он ничего не сказал. Она слышала отдаленное звучание музыки из зала, случайные всплески звуков, когда ученики заходили и выходили. Ветер петлял между зданиями, приподнимая ее волосы и охлаждая шею.
Именно тогда, когда она собиралась сдаться и уйти, Дрю заговорил:
– Я думал, ты выдвинешь обвинения.
Ей потребовалась минута, чтобы понять. А потом захотелось взорваться от ярости.
– Но я не стала! Я не хотела, чтобы кто‑нибудь знал! А когда в понедельник началась учеба, уже каждый – каждый знал. Они знали о тебе и обо мне, обо всех твоих друзьях. Но они думали, что мы... они думали... – Она толкнула его в грудь. – Зачем ты это сделал? Зачем, Дрю?
– Не будь глупой, Бекка. У меня есть стипендия в Политехнический университет Виргинии. – Его голос был жестоким, а глаза жесткими в темноте. – Я не мог допустить, чтобы какая‑то глупая девчонка не смогла удержать при себе свой перепих по пьяни.
И тут она все поняла.
Он думал, что она донесет на него. Тогда он выставил ее проституткой и привлек друзей в качестве доказательства. Так что, если бы она даже и попробовала пойти к копам, никто бы ей не поверил. Он был Дрю Маккеем, капитаном футбольной команды. А кем была она?
Просто Беккой.
И все это ради дурацкой стипендии.
– Теперь все думают, что я тебя изнасиловал, – злым голосом сказал он. – Во время игры тренер оставляет меня на скамейке. Это мой последний год. «Викерз» меня уже достали. Нам домой звонят люди и оставляют сообщения. Кто‑то краской разрисовал мою машину, Бекка...
– Очень жестоко.
Она уже начала разворачиваться.
– Ну, я и принял решение.
Он схватил ее за руку.
Бекка взглянула на него, чувствуя, как его пальцы впиваются в мышцы. Поблизости находились другие ученики, поэтому она повысила голос, чтобы тот звучал громко и отчетливо:
– Отпусти меня, Дрю.
Это сработало. Одна из фигур у дерева выпрямилась и посмотрела в их сторону. Сигарета вспыхнула красным, упав на землю, где ее потушили ботинком.
– Эй.
Рука Дрю сжалась сильнее на ее бицепсе.
– Думаю, самое время уравнять условия игры.
– Отпусти меня, – снова сказала она. – Сейчас же.
К ним направился еще другой ученик.
Дрю притянул ее к себе, и впервые она ощутила страх, скользящий вокруг груди и крепко сжимающий.
– Разве не это рассказывают некоторые глупцы? – спросил он. – Что‑то типа «Больше дела...»
– Заткнись!
Она взмахнула свободной рукой, вцепившись пальцами в горло Дрю так, как показывал ей Хантер. Она почувствовала вместе взмах всей руки, силу и мощь, чтобы уложить его.
Но сзади ее обхватили чьи‑то руки, ко рту скользнула ладонь, здоровенные руки сжимали ее собственные. Кто‑то выше и сильнее. Куда больше ее.
– Привет, Бекка.
Ее ухо обожгло горячее дыхание. Она знала этот голос.
Томми Данливи.
Она еще не видела остальных, но теперь уже знала. Под деревьями находились не обычные ученики. Это были друзья Дрю.
Она закричала или попыталась. Ее рот зажала ладонь, предотвращая любой звук. Она отбивалась, но он был слишком сильным. Они затащили ее за угол здания, где было по‑настоящему темно. Музыка с танцев звучала слишком громко. Даже если она закричит, никто ее не услышит.
Дрю провел рукой по ее боку, сквозь тонкий материал платья отчетливо ощущалась его рука. Она завизжала и попыталась высвободиться.
– Да уж, – сказал он. – Больше дела, меньше слов.
А потом он схватил ее платье спереди. И начал его рвать.
Глава 31
Крис осушил стакан с содовой и встряхнул оставшийся на дне лед. Моника без умолку болтала что‑то о своих ногтях, или платье, или друзьях, но он не очень хорошо переносил глупость, поэтому уже через пятнадцать минут перестал ее слушать. Единственная причина, по которой она висла на его руке, – ее придурочный бойфренд пошел покурить. Она и правда считала, что Крис настолько глуп, чтобы этого не понять?
Он терпел только потому, что Моника была хорошим прикрытием.
Бекка видела его. Она видела его, а потом поцеловала Хантера.
Кристально ясно.
У него хватало забот. И ему не следовало смотреть на Бекку. Ему должно быть наплевать.
Но Крис просто не мог сдержаться. Он наблюдал за тем, как разворачивалась небольшая сцена с Дрю.
Он бы назвал себя преследователем, но это неважно, потому что у Бекки есть Хантер. Он не позволит ей уйти с Дрю. Или последует за ними. С ним она в безопасности.
Крис подождал, но за ними так никто и не пошел. Бекка вышла из зала с Дрю в то время как Хантер стоял с Квинн и пялился на дверь.
Вот идиот. И когда стало очевидно, что Хантер не собирается ничего предпринимать, Крис с грохотом поставил стакан на стол и двинулся, чтобы последовать за Беккой.
Но тут захихикала Моника и повисла на нем.
– Постой... ты хочешь пойти посмотреть или что?
Господи, такое ощущение, что у нее нет выключателя. Как бы ему хотелось, чтобы существовал какой‑то способ вынуть из нее батарейки.
А потом он осознал то, что она сказала.
Он остановился и взглянул на нее.
– Посмотреть на что?
Она слегка качнулась и вцепилась ногтями в его пиджак. Она выпила... много.
– О, Боже, я сказала Томми, что нужно записать это на видео. Чендлер вдруг стала себя считать такой крутой, но все же знают о ней правду...
Крис с силой оттолкнул ее, отчего Моника грохнулась на сиденье трибуны.
– Что они делают, Моника?
Она снова захихикала.
– Это была идея Дрю, но будет что‑то эпичное...
Он схватил ее за руку.
– Что они делают?
Она икнула и посмотрела на свою руку.
– Ай, Крис...
Господи, да какая разница? Прямо сейчас они могли ей делать больно.
Что, если они затащили ее в машину?
Он развернулся и направился к двери. Что же такого сказал Дрю, чтобы выманить ее наружу? С чего бы ей поверить этому козлу?
Но опять же Бекка была доброй до глубины души... нет, сопереживающей... за всеми этими стенами и защитными реакциями. И Крис был живым доказательством этому.
Если только он сделает ей больно, если только притронется к ней, Крис его убьет.
В воздухе чувствовалась влажность, даже здесь в спортзале. Она не была чем‑то хорошим, как дождь или туман, но ее было достаточно, чтобы под кожей вспыхнула сила.
Они с братьями уже отмечены смертью. Разве могло еще случиться что‑то хуже?
Хотелось бы ему найти близнецов. Они находились где‑то в толпе – влажность могла ему сообщить только это. Но этого было недостаточно, чтобы через весь зал направить силу, чтобы вскинуть предупреждающий флаг.
Он не мог терять времени на поиски. В зале, по меньшей мере, пятьсот учеников.
На его руку опустилась ладонь.
– Я же сказал тебе оставить ее в покое.
Хантер. Они находились ближе к двери, поэтому Крис ощутил надвигающуюся снаружи грозу.
– Ага, только покой – не то, что ей сейчас нужно.
– Думаю, Бекка может сама о себе позаботиться.
– Могу поспорить, она будет тебе за это благодарна.
Все, что ему было нужно, – так это чтобы кто‑нибудь открыл дверь. Всего лишь маленький всплеск воды в воздухе. Может, даже начинался дождь. Он слегка толкнул Хантера.
– Убери от меня свои гребаные руки.
Хантер держал его крепко. Этот ублюдок силен.
– А то что?
Открылась дверь, и сквозь нее ввалилось несколько смеющихся девушек. Дождя не было, только моросило. Крис это видел. Еще лучше то, что он чувствовал. Он собрал всю влажность в воздухе, призвав к себе и направив ее на Хантера. Может, причина в его ярости, а, может, в нескольких последних напряженных неделях, но ощущение силы было приятным. Мощным. Сфокусированным. Словно миллионы крошечных ледяных кинжалов, слишком маленьких, чтобы их увидеть.
Из‑за такой сильной четкости Крис практически боялся отпустить силу.
В выражении лица Хантера промелькнуло что‑то вроде потрясения.
– Вода, – сказал он.
В этот момент Крис практически потерял контроль. Несмотря на такую влажность в помещении, ему внезапно потребовалось облизнуть губы, чтобы заговорить.
– Что?
Хантер уставился на него, его глаза расширились, а дыхание участилось.
– Ты – Вода. Но тогда... ты здесь не один. – Он не выглядел напуганным... он выглядел ошеломленным. Словно у него земля ушла из‑под ног.
Крис понял это чувство.
– О чем ты говоришь, черт побери?
– Крис. – Рядом с ним появился Ник – он, скорее всего, тоже почувствовал в воздухе силу. – Что происходит?
Хантер взглянул на него, и Крис заметил в лице парня что‑то еще. Не ярость. Скорее... решимость.
– Теперь я понял, – сказал Хантер и отпустил руку Криса, направившись в сторону выхода.
– Подожди… как минутку. – Крис схватил его.
Бах! Вся эта сила ударила Криса прямо в лицо и отбросила назад. Словно ему по лицу попали снежком. Замерз