Мухин проснулся от легкого толчка в плечо. Думая, что рядом улегся Аргус, как он иногда делал, доктор проворчал:
– Пошел прочь, негодный пес, – и плотнее прикрылся курткой. Толчок настойчиво повторился. – Вот я тебя, нахала…
Иван Антонович повернулся и открыл глаза. При начинающемся рассвете он увидел смеющуюся Светлану.
– Света! – доктор сел, снял очки и протер стекла. – Как ты меня напугала.
– Я не хотела пугать. Просто немножко потрясла за плечо, а вы подумали, будто Аргус, и испугались. Нет, сначала рассердились, а потом испугались.
Сконфуженный Иван Антонович опять принялся за очки.
– Прости старика. Я и в самом деле подумал, что лезет Аргус. Зачем же ты разбудила меня в такую рань?
– И совсем не рань. Николай Павлович обещал искать жилище неизвестного путешественника. Надо готовить завтрак.
– Правильно. Как хорошо спится на вольном воздухе! – Доктор потянулся и зевнул. – С удовольствием поспал бы еще часок. Так что ж нам приготовить на завтрак? При таком обилии продуктов я даже теряюсь.
За завтраком начальник отряда сказал:
– Необходимо обследовать левый берег. От этого зависит, как действовать дальше. Возможно, посчастливится набрести на жилище неизвестного путешественника. Всем идти незачем…
Поднялся шум. Никто не хотел оставаться в лагере.
– Не шумите. Прогулка будет не из легких.
– А мы не боимся. В лагере все равно делать нечего.
– Хорошо, хорошо, – сдался Санин, отлично понимая настроение товарищей. – Тогда собирайтесь.
– Нищему собраться – подпоясаться, – весело сказал Одинцов. – Ребята, Иван, живо готовьтесь, пока начальник добрый и не раздумал.
Собственно, собираться было нечего. Все рюкзаки оставили в лагере, только доктор Мухин, как всегда, не захотел расстаться с ружьем.
Около километра прошли по берегу, покрытому травой и редким кустарником. Потом начался подъем на скалы. С каждым шагом идти было все труднее. Путешественники медленно взбирались на кручи, с опаской преодолевали трещины, часто возвращались поискать более легкий путь. Особенно тяжело приходилось Мухину и Санину, и очень скоро они выбились из сил. У довольно широкой расселины доктор и краевед в замешательстве остановились. Николай Павлович жалобно досмотрел на Одинцова.
– Такого препятствия нам не одолеть. Ты с ребятами пройди еще немного, а я и Иван Антонович подождем вашего возвращения и полюбуемся с высоты чудесным видом на озеро.
– А вот здесь можно легко перебраться, – воскликнул Володя. – Идите все, тут вроде как тропка.
– Сейчас узнаю, – сказал Сергей Денисович Санину и пошел туда, где стоял сын.
– Верно, похоже на тропу. Николай, Иван, здесь‑то вы переберетесь.
Туристы поднялись на ровную площадку. От нее начиналось что‑то похожее на тропу. Идти по ней было легче. Неожиданно тропа свернула и уперлась в каменную стену, в середине которой виднелась треугольная щель. Сергей Денисович первым подошел к ней и заглянул внутрь.
– Небольшая пещера, – объявил он. – Войдем?
– Разумеется! – откликнулся начальник отряда. – Заходи, заходи, Сергей.
Один за другим туристы вошли в пещеру и сразу поняли, что попали в обжитое место. Небольшая по размерам пещера позволяла стоять в полный рост. Здесь было сухо, ровный пол покрывал слой мелкого песка, возможно принесенного с берега. Привыкнув к полумраку, путешественники разглядели у дальней стены топчан, покрытый полуистлевшими шкурами. Рядом стоял грубо сделанный стол, около него – табурет на трех ножках.
Над столом вдоль всей стены тянулась широкая полка, сплетенная из лозы. На ней стояли глиняные кринки, кувшины и чашки. Все было самодельное, грубое, но прочное. Ни одной вещи фабричного изготовления.
– Вот оно! – не удержался от восклицания Миша. – Жилище того путешественника, о котором написано в дневнике.
– Ты не ошибся, – поддержал Санин. – Он жил здесь.
Туристы уселись на топчан, тихо переговариваясь, с любопытством рассматривая убранство необычного жилища.
– Человек жил здесь много‑много лет, – говорила Светлана. – И все время один.
– Откуда ты взяла, что много? – тотчас возразил брат.
– Посмотри сам. Или, по‑твоему, все это можно сделать за несколько дней?
– Останови фонтан, – Миша не знал, что еще сказать, но уступать не хотел.
Светлану неожиданно поддержал Володя.
– Ясное дело, путешественник прожил здесь долго.
– У тебя все «ясное дело». Да ну вас. Почему тогда он не ушел? Что, ему так понравилась пещера, да? Объясните вы, всезнайки.
– Почему‑почему… Никто не знает, почему, даже Николай Павлович.
– Мальчики, не ссорьтесь, – примирительно сказала Светлана. – Вот прочитаем все дневники, тогда и узнаем.
Аргус деловито бегал по пещере, что‑то вынюхивал, фыркал, поднимался на задних лапах, стараясь дотянуться до полки с посудой. Сеттер явно надеялся чем‑нибудь поживиться.
– А здесь настоящий склад, – Иван Антонович стоял в дальнем углу пещеры. Все поспешили к нему. В довольно глубокой нише было устроено несколько полок. На них – ивовые корзины разных размеров, одни пустые, другие – наполненные сероватым, похожим на золу порошком.
– Здесь хранили продукты, – предположил Одинцов. – Они превратились в труху.
– Договоримся ничего не трогать, – умоляюще попросил Николай Павлович. В записной книжке он быстро делал пометки. – Пусть все останется так, как есть. А вот если бы удалось найти документы, записи… Каждую найденную бумажку прошу передавать мне.
– Да уж передадим, не беспокойся, – заверил его учитель, – себе не возьмем.
Но и при более подробном осмотре пещеры, в котором участвовали все туристы, ничего нового не обнаружили.
Учитель и краевед вышли из пещеры на площадку. Солнце поднялось довольно высоко и начинало припекать. Внизу плескалось озеро. С высоты оно казалось темно‑синим, почти черным.
– Человек, который когда‑то жил здесь, выбрал удачное место, – Николай Павлович посмотрел вокруг. – Сюда, кроме голубей и чаек, вряд ли кто доберется. В пещере тепло, сухо и светло.
– Но зачем ему понадобилось взбираться так высоко? Подходящие для жилья небольшие гроты есть и внизу.
– Откуда мне знать. Были, вероятно, причины. Сейчас меня занимает другое. Ты понимаешь, Сергей, что получается? Справа скалы и слева скалы. Не такие уж высокие, но нам их не одолеть. Это ясно. А впереди озеро. Мы заперты на узкой прибрежной полосе. Мы все еще в плену. Разумеется, в пещеру возвращаться не будем. Согласен со мной?
– Да, да, так, вероятно, и есть. А на том берегу, что там?
– Озеро велико. До противоположного берега не меньше трех километров. По‑моему, там тоже скалы, такие же, как и здесь.
Сергей Денисович пристально посмотрел на товарища.
– Если так, то выход отсюда…
– Только через озеро, Сергей. Надо переплывать озеро.
Из пещеры вышли доктор и ребята. Начальник отряда и учитель замолчали.
Спуск был не легче подъема. Приходилось зорко смотреть под ноги, чтобы не угодить в трещину или не сорваться с камней и не полететь в поблескивающее холодной синевой озеро. Аргус давно сбежал вниз и теперь носился по берегу, распугивая куликов и чаек.
Туристы благополучно спустились со скал и уже направились к лагерю, когда внимание их привлек тоскливый вой Аргуса. Сеттер стоял за обломком скалы и протяжно выл.
– Что‑то случилось с собакой, – обеспокоенно сказал учитель. – Я пойду, посмотрю.
– Николай, – послышался из‑за скалы его взволнованный голос. – Иди сюда.
Начальник отряда поспешил на зов. Доктор Мухин и ребята сели на камни отдохнуть. Но прошло пять минут, десять, а ни учитель, ни краевед не возвращались.
– Чего же сидеть, – доктор Мухин поднялся. – Пойду и я взгляну, что там такое.
– Мы с вами, Иван Антонович.
За скалой они увидели сложенный из каменных плиток холмик и на нем грубо сколоченный крест.
– «Василий Федорович Коротаев», – медленно прочитал доктор надпись, глубоко выцарапанную чем‑то острым на перекладине креста. – Коротаев, – повторил он и медленно снял шляпу.
Глава 25
ИЗ ДНЕВНИКА КОРОТАЕВА
– Коротаев? – испуганно спросил Володя гляди на отца. – Тот человек, что жил в пещере на скалах?
– Нет, – глухо ответил за учителя Санин – Тот, кто пошел по его следам, тот, чей дневник мы нашли в Колонном зале, тот, кто разыскал пещеру по просьбе Самарского.
– Но их же было двое, – шепотом сказала Светлана. – Василий Федорович и Алеша.
– Двое. Василий Федорович Коротаев и его ученик, товарищ по опасному путешествию, Алексей. Алексей, надо полагать, и похоронил здесь своего учителя.
– Почему Василий Федорович погиб и что случилось с Алексеем? – спросил доктор. Он с грустью смотрел на простой, потемневший от времени деревянный крест. Слабый ветер шевелил седые волосы Мухина.
– На этот вопрос я тоже хотел бы найти ответ.
Несколько минут путешественники стояли у могилы, обнажив головы.
В лагерь возвращались молча. Ребята притихли, взрослые тоже были заняты каждый своими мыслями.
– Что будем делать сегодня? – безразличным голосом спросил Иван Антонович начальника отряда.
– Отдыхать. Вы же настаивали на отдыхе.
– Да, да, я просил об этом. А вы нам почитаете дневник Василия Федоровича Коротаева?
– Если удастся разобрать записи.
После обеда Санин вытащил из рюкзака знакомые всем тетради. Желая уберечь записи от непредвиденных случайностей, краевед обернул каждую тетрадь в пергамент и держал в полиэтиленовом пакете. Сейчас он бережно раскрыл вторую тетрадь и начал листать ее, отыскивая место с разборчивым текстом. Но тетрадь настолько пострадала от воды, что удалось разобрать всего несколько не связанных между собою слов. Зато третья тетрадь вознаградила Николая Павловича. Многие страницы сохранились очень хорошо.
Установилась тишина, все ждали. Санин откашлялся и начал неторопливо читать, словно кому‑то диктовал.
«Июля седьмого дня. Наконец‑то вышли из пещеры на свет божий. Такое чувство, будто снова вернулись к жизни. Я, когда увидел снова небо, окрашенное нежной полоской зари, увидел птиц, траву и деревья, заплакал от счастья. И не стыдился слез. Мрачные каменные своды, пропасти и трещины, бурный поток, в котором мы едва не погибли, все лишения и тяготы многотрудного пути – все теперь позади. И, слава богу, в самое время. Припасов у нас осталось совсем немного, свечей – тоже. Я последние дни недомогаю что‑то, руки и ноги ломит, голова тяжелая – словом, худо. Но Алеше стараюсь показаться бодрым и на боли не жалуюсь. Однако он будто догадывается. Несколько раз я ловил на себе его полный тревоги взгляд. Спросил, почему он так на меня смотрит. «Да я ничего, Василий Федорович, – ответил Алеша, отводя глаза. – Здоровы ли вы?» Уверил его, что вполне здоров и что напрасно он тревожится.
Мы подошли к озеру, любуясь его дивно чистой водой. Стайки мелких рыбешек резвились около нас, и когда я протягивал к ним руку, не пугались. Но самая большая радость – небо. Голубое небо над головой.
Июля девятого дня. Вернулись после большой прогулки, и я тороплюсь описать все увиденное, пока свежи впечатления. На память что‑то плоха надежда, подводит она меня частенько…
Теперь совесть моя чиста, просьбу Евгения Павловича Самарского я исполнил, и записи мои, хотя и не полные, и – боюсь – бестолковые, все же принесут ему пользу.
После долгих поисков посчастливилось нам встретить пещеру – небольшую, совсем как монашеская келья. Да и человек, что в ней жил, очень строгую жизнь вел. Это по всему видно. Кто он – пока не знаю. Евгений Павлович ничего о нем не написал. Я уже думаю, что был тот человек безвестным путешественником, какие у нас на Руси встречаются. На свой риск и страх пускаются они в опасные путешествия, и если гибнут, то никто об этом и не узнает. А очень может быть, что жил здесь монах‑отшельник. Случалось мне слышать о таких монахах, жили они в пещерах, вдали от мирских соблазнов, забот и тревог. И уж, наверное, то был не досужий искатель приключений, да и не охотник, как я было подумал вначале. Карта, нарисованная им, превосходна, такую не мог сделать человек неграмотный. К великому моему огорчению, имени его я так и не узнал.
В пещере, разумеется, никого мы не нашли, только пара сизарей вылетела навстречу, громко хлопая крыльями.
Мы с Алешей осмотрели все жилище. Но ничего интересного не обнаружили. Полагаю, что человеку, который жил здесь, удалось выйти на волю. Наверное, он переплыл озеро, иначе как же карта, им составленная, попала в руки Самарского, а позднее – в мои.
А вот нам с Алешей озеро не переплыть, я‑то плавать не могу по здоровью, и как ни печально, надо тем же путем возвращаться, каким мы и сюда пришли. Как подумаю об этом – нехорошо на душе».
Николай Павлович умолк, осторожно перебирая слипшиеся страницы дневника. Слушатели терпеливо ждали. Наконец краевед нашел новое место, где текст сохранился. И снова зазвучал глуховатый, с хрипотцой голос Санина:
– «Это ужасно! Ужасно! Мы так запутались в подземных переходах, что совсем не знаем, куда идем и сколько уже времени прошло.
Какое сегодня число – я не могу сказать. Не знаю даже день сейчас или ночь. Часы мои стали, наверное в них вода попала или сломалось что‑то. Как же теперь без часов‑то…
Алеша все бодрится и меня подбадривает. А я вижу: и ему тяжело. У нас только и разговору о том, как выйдем мы отсюда и что станем делать. Алеша насмешил меня, сказав, что в первом же трактире щей попросит и блинов. Какие уж там блины, живыми бы остаться.
Совесть покоя мне не дает: зачем я взял Алешу, перед богом и перед людьми за него ответ держать. У него мать больная осталась и как будто невеста, хотя точно не знаю, а спросить не могу. Вот если кончится все благополучно, тогда уж. Но скоро ли? И как еще кончится.
Идти я больше не могу, ноги не слушаются, словно чужие. Давно мы ничего не ели, и потому в голове шум не умолкает, а перед глазами все круги, красные да зеленые. Зубы шатаются, во рту солоно, тошнит. И Алеше худо, а уверяет меня, будто все хорошо. Может, молодое тело крепче моего, стариковского, да только молодому и надо больше. А у нас, кроме воды, ничего нет.
…Эти строки пишу я при свете последней свечи. Мы зажигаем ее редко и ненадолго. Совсем обессилели от голода. Бредем ощупью, сами не знаем куда. Мне немножко полегчало, вот и пошли. Алеша заботливо поддерживает меня. Лучше бы уж бросил, может, один‑то выбрался бы, а я уж ладно…
Боже! Где ты? Отзовись и помоги. Почему ты забыл о нас? Помоги, помоги сейчас, потом поздно уж будет.
Зачем, для кого я все это пишу, ведь никто никогда не узнает, где мы и как погибли. Прошу Алешу оставить меня и одному идти. Не хочет. Упрямец. Сердится даже. Я для него обуза, один бы он вышел. Алеша, рассерженный моими воплями и причитаниями, обругал меня старым брюзгой и сказал, что один и шагу не ступит. Я обнял его и… разрыдался. Я, я погубил его, я взял на душу грех тяжкий. Будь проклят и день тот и час, когда мы отправились в это несчастное путешествие…
…Грудь так болит, словно там у меня нарыв. И кашель сильный. Я уже плохо понимаю, что пишу. Алеша поддерживает меня, пока пишу строки эти, и утешает:
– Немного уж осталось, Василий Федорович, мы близко от выхода.
Есть ли он, выход‑то? Я и не верю, и не знаю, можно ли вообще отсюда выбраться…
Сожгли все, что гореть могло. Но осталось еще несколько свечных огарков.
Алеша убил какого‑то черного зверька, и мы ели его сырым. Что же делать?.. Да мне уж и все равно.
…Сон привиделся: солнце огромное‑огромное, и мы будто плывем к нему в чудно́й лодке. А вместо паруса у нас облако – белое и мягкое, как из лебяжьего пуха.
Проснулся от боли в ногах. Едва не закричал. Когда же кончатся муки эти?
Пришел Алеша, радостно сказал, что впереди свет виден, торопит идти, а я подняться не могу, да и не верю. Мне все равно…»
Санин замолк и, ни на кого не глядя, произнес:
– Дальше чистые листы.
Глава 26
ШЕСТЕРО НА ПЛОТУ
Долгое молчание никто не решался нарушить. Наконец доктор сказал:
– Василий Федорович Коротаев погиб. И мы видели его могилу. Они вышли снова к этому озеру. Но что стало с его спутником, Алексеем?
Краевед заботливо укладывал дневники в рюкзак и молчал. Учитель, мельком взглянув на него и доктора, ответил:
– Я уверен, что Алексей сумел отсюда выбраться. Он похоронил своего учителя, а потом ушел. Вероятнее всего, переплыл озеро.
* * *
Остатки дня туристы провели в хозяйственных хлопотах. Привели в порядок одежду и обувь, искупались в озере. Сергей Денисович (рука у него перестала болеть) наконец‑то смог побриться, он по‑прежнему очень заботился о своей внешности.
Наступила вторая ночь на берегу озера. Миша, Володя и Светлана облюбовали место для ночлега у самой скалы. Там на ровную площадку они набросали мелких веток застелили их травой, рюкзаки тоже набили травой, превратив в подушки, и закрылись плащ‑палаткой, как одеялом. Около ребят устроили постели и взрослые.
Перед сном Санин предложил Одинцову побродить вблизи лагеря.
– Ты, конечно, придумал эту прогулку неспроста, – прямо начал Сергей Денисович, когда они отошли на такое расстояние, что ребята их не могли услышать. – Говори.
– История Коротаева и его спутника вызывает невеселые мысли. Они не смогли найти выход из пещеры и после долгих блужданий вернулись на берег озера. А вот Алексей потом как‑то ушел отсюда. Вопрос: как? Через скалы или переплыл озеро.
– Хочешь знать мое мнение? Скалы неприступны. Он переплыл озеро. На бревнах или вплавь. И мы должны последовать его примеру. Что не под силу одному, с тем успешно справятся шестеро.
– Правильно. Теперь я тоже уверен, что наше спасение только там.
И Санин показал палкой в сторону противоположного берега озера, скрытого ночным мраком.
– Мы же с тобой так и не предполагали, когда утром осматривали окрестности с высоты скал.
– Вот‑вот. Значит, надо перебираться на тот берег. И как можно скорее.
– Подожди, Николай, тот берег увидеть нам так и не удается, все время мешает низкая облачность и туман. А если он такой же скалистый и выйти на него не удастся? И потом… меня удивляет… почему ни Коротаев, ни его предшественник ни разу не видели на озере людей? Ну хотя бы рыбацкую лодку, что ли. Неужели к озеру никто не приходит? Вот я и думаю, что противоположный берег тоже скалистый.
– Маловероятно, но допустим. Тогда вернемся и возобновим поиски в другом направлении.
– Согласен с тобой. Теперь детали. Как переберемся через озеро? Не вплавь же.
– Именно вплавь. На плоту.
– На плоту?! Идея хороша, но построить плот – долгая и трудная работа. При наших инструментах – единственный топор и несколько ножей…
– Мы все‑таки будем строить плот, – закончил краевед. – Начнем завтра же. Нельзя терять времени. Плот нужен большой, чтобы мог поднять всех и запас продовольствия.
– Запас продовольствия! Можно подумать, что нам предстоит переплыть океан.
Санин пристально посмотрел на учителя.
– Продукты необходимы всегда, а когда не знаешь, что тебя ждет впереди, тем более.
– Да, да, – согласился Сергей Денисович. – Продукты нужны, но запасы надо еще сделать. Заготовить рыбу, дичь, грибы. Этим займутся ребята. Я скажу Ивану, он организует ребят.
– Они справятся, – Санин сделал паузу и с ударением произнес: – Тот берег – наша главная надежда. Да, тот берег…
Утром Иван Антонович не поднял своих товарищей в обычное время – в семь часов, так как сам проспал. После завтрака Николай Павлович рассказал о плане переправы через озеро. Ребята встретили это известие бурным восторгом. Путешествие на плоту сулило новые впечатления и приключения. Миша и Володя непременно хотели помогать строить плот, но Санин убедил их, что заготовка продуктов, порученная доктору Мухину, – дело не менее важное.
Иван Антонович и Светлана вдвоем не справятся, надо помочь. Ребята поняли и согласились перейти под начальство доктора. К тому же предстояла рыбалка, а каких мальчишек не соблазнишь рыбалкой. Светлана заявила, что она тоже будет и рыбачить, и собирать грибы – словом, пусть ей не делают скидок, а нагружают работой наравне со всеми. Доктор обещал. Всех ребят он наделил новой леской, запасными крючками, добавил к ним несколько полезных советов, что считал не менее ценным, и рыболовы ушли на озеро. Доктор, утвержденный в должности интенданта отряда, очень серьезно отнесся к делу. Он все рассчитал, подсчитал и распланировал.
А Санин и Одинцов не теряя времени отправились выбирать деревья для будущего плота. Наметили десятка два деревьев и, не мешкая, приступили к валке. Легкий топорик, годный для заготовки топлива на туристский костер, не годился для рубки деревьев, и дело подвигалось медленно. За день, работая попеременно, краевед и учитель свалили всего четыре березы, очистили стволы от веток. Все были заняты делом, и только Аргус бегал от рыболовов к лесорубам и обратно. Трудились до позднего вечера. Бригада Ивана Антоновича наловила много крупной рыбы. Ее выпотрошили, подсолили и развесили над костром, чтобы вялилась и коптилась.
Следующий день прошел в тех же работах, только Светлана, в которой будущая женщина‑хозяйка взяла верх над добытчиком, осталась в лагере. Она приготовила обед и отнесла его лесорубам, накормила ребят и доктора; не забывала следить за рыбой, что вялилась над огнем, и переделала еще много мелких, незаметных, но нужных дел.
Заготовка материала для плота заняла неделю. Очищенные от сучьев стволы перенесли к «верфи», где на другой день и начали закладку «судна». Это была самая важная часть работы. За неимением гвоздей бревна скрепляли остатками веревок, лозой, деревянными замками.
Доктор, наконец, выбрал время пойти на охоту с Аргусом, о чем давно мечтал. Скоро в той стороне, куда ушел Иван Антонович, раздались выстрелы. В воздухе закружили встревоженные чайки и голуби. Пока взрослые строили плот, делали к нему шесты и весла, ребята собирали грибы, в прибрежных скалах искали яйца голубей и чаек. Но время кладки давно миновало, и в редких гнездах ребята находили свежие яйца.
Мухин вернулся с охоты вечером, увешанный связками голубей, куликов и чаек. Ему даже посчастливилось добыть пару уток. Иван Антонович очень жалел, что мало захватил с собой в пещеру патронов: за одну охоту он израсходовал почти все боезапасы.
И вот пришел день, когда все было готово к отплытию; плот покачивало на воде, в корзины, мешки и рюкзаки уложена провизия, починена одежда и обувь, даже заготовлено несколько вязанок топлива.
– Завтра с рассветом отправляемся в путь, – объявил начальник отряда, по привычке еще раз проверяя все снаряжение.
– А не лучше ли провести здесь еще день? – спросил Сергей Денисович.
– Зачем? У нас все готово.
– По‑моему, погода меняется. Посмотри.
Санин с тревогой взглянул на озеро. Еще недавно водная гладь была неподвижна, а сейчас по ней пробегали редкие морщинки, и о берег плескались маленькие волны. Уцелевшие деревья тоже слегка покачивались, трепеща листвой.
– Ты думаешь, ночью будет гроза?
– Или утром. Небо затягивают грозовые облака, и они мне не нравятся. Солнце опустилось в тучу. А есть народная примета: если солнце село в тучу, ожидай назавтра бучу.
– М‑да… Ожидай бучу, говоришь? Тогда переезд надо отложить. Укрепим плот, чтобы его не унесло в озеро, снимем всю кладь, да и сами поищем надежное убежище.
– Правильно, – поддержал Санина Мухин. – Я сейчас позову ребят.
– Тогда – за дело. До вечера осталось немного времени, а ветер усиливается с каждой минутой.
Санин и Одинцов пошли к плоту, а Иван Антонович, собрав ребят, наладил переноску клади в укрытие среди камней. Работали до темноты. Ночь решили провести в одном из прибрежных гротов. Там развели костер и приготовили ужин.
Часа через два после наступления темноты ветер достиг ураганной силы. Он дико свистел и метался среди скал, поднимая тучи песка, расшвыривая мелкие камни. Напор ветра был так силен, что Сергея Денисовича, пытавшегося выйти из грота и посмотреть на озеро, сразу же сбило с ног. Обратно учитель вернулся уже ползком, цепляясь за выступы и прижимаясь к камням.
Внизу, невидимое в темноте, глухо стонало озеро. Удары волн по отвесным скалам напоминали пушечные выстрелы. Они раздавались все чаще и скоро слились в сплошной грохот, от которого звенело в ушах. Завихрения воздуха всасывали воду, закручивали ее и гнали водяные смерчи к берегу, обрушивая на встречные скалы. Брызги залетали даже в грот, где укрылись люди.
Буря бушевала всю ночь. Никто не спал, да и невозможно было хоть на минуту задремать, когда вокруг ревело, свистело и грохотало. Путешественники не могли разговаривать, не слышали собственных голосов. Высшей силы буря достигла к утру, о наступлении которого можно было судить лишь по часам. Все дикие звуки разбушевавшейся стихии слились в один сплошной и беспрерывный грохот. Дрожали и грозили вот‑вот рухнуть каменные своды грота. Люди чувствовали себя ничтожными, лежали, прижавшись друг к другу. В гроте плавал сырой полумрак. Он не рассеялся и в полдень. К вечеру буря начала ослабевать. Ветер утихал, реже слышались грохот падающих камней и пушечные хлопки волн о скалы. Сергей Денисович приподнялся и сказал:
– Кажется, буря утихла.
Туристы словно только и ждали этих слов: зашевелились, поднялись, начали разговаривать. Иван Антонович заявил, что он умирает от голода. Есть хотели все, но только сейчас голод дал о себе знать. Достали провизию и подкрепились.
Не прошло и часа, как буря стихла окончательно. Снова наступила тишина. Путешественники вышли из грота, у всех невольно вырвался возглас изумления. Огромная гладь озера сверкала и переливалась холодным фосфорическим блеском. Но, кроме странно светящейся воды, в темноте ничего нельзя было разглядеть. В разрывах низких клубящихся туч порою проглядывала призрачно бледная луна и тут же пряталась. Санина тревожило состояние плота: уцелел он или все труды пропали, и на берегу они найдут лишь груду бревен? Начальник отряда провел вторую почти бессонную ночь.
Едва появились первые признаки рассвета, Николай Павлович отправился к озеру. Плот он нашел там же, где его оставили накануне. Заметных повреждений не было, однако связи местами ослабли, требовался ремонт.
Переправу опять пришлось отложить на следующее утро. После ремонта плот спустили на воду, снова нагрузили продовольствием, топливом, приготовили шесты и весла. Последняя ночь на берегу прошла спокойно. За дни, проведенные на берегу озера, туристы хорошо отдохнули, набрались сил и были готовы к борьбе с новыми трудностями. Об буре вспоминали как о чем‑то далеком, хотя следы ее еще были видны всюду.
Когда собрали вещи, затушили костер и хотели оставить лагерь, доктор спросил:
– А разве мы не оставим здесь никакого знака?
– Не понимаю, о чем вы говорите, – отозвался начальник отряда.
– А я понял, – вмешался Одинцов. – Иван предлагает соорудить заметную издалека пирамиду или поставить столб и на нем что‑нибудь написать. Так, Иван?
– Именно. Если кто‑то потом сюда придет, пусть знает, что мы побывали здесь и на плоту отправились к тому берегу.
– Не возражаю, – Санин постучал палкой по носку ботинка. – Только надо все это сделать побыстрее.
– Миша, Володя, Света! – Иван Антонович подошел к ребятам. – Таскайте вот сюда, на площадку, камни. Сложим из них пирамиду.
– Хеопсову пирамиду? – Миша озорно посмотрел на доктора. – Это же долго.
– Наша пирамида будет чуть ниже. И не смейся над стариком, проказник. Николай Павлович напишет несколько слов. Записку положим в железную банку, а банку спрячем в центре пирамиды. У меня как раз есть подходящая банка.
Ребят не надо было просить дважды. Затея Мухина увлекла их, и они принялись таскать камни. Доктор и учитель выкладывали из камней пирамиду. Николай Павлович, кончив писать, вырвал лист из записной книжки.
– Минуту внимания! Вот что я написал: «Шестеро туристов из Челябинска (перечисляю всех) после долгих скитаний в пещере вышли к этому озеру. Здесь мы построили плот и на нем сегодня переплывем озеро. Другого пути отсюда не нашли. Попутного нам ветра…» Иван Антонович, какое же сегодня число? Надо поставить дату.
Доктор вытер о брюки перепачканные землей и глиной руки.
– Число… М‑да… Число. Не знаю, Николай Павлович. Поставьте месяц и год, этого достаточно.
– Как же так, Иван Антонович, вы обещали разобраться и наладить учет… Есть поправки к тексту?
– Все правильно, какие тут поправки, – отозвался Сергей Денисович. – Что еще можно добавить? Все хорошо. Не поэму же сочиняем.
– Можно добавить, что мы видели в пещере идолов, – сказал Миша. – Разве не интересно?
– И что нашли дневники Василия Федоровича, – вставил Володя.
– А в скалах есть пещера – жилище неизвестного путешественника, – напомнила Светлана. – Если писать – так про все.
– Про все писать долго, – возразил Санин. – А времени у нас нет. Иван Антонович, давайте вашу банку.
Записку завернули в полиэтиленовый пакет положили в железную банку, и запрятали в середину пирамиды.
– Все, – Санин критически оглядел сооружение. – Заметно. Сразу привлечет внимание. А теперь – к плоту.
Над озером плыли молочные завитушки тумана.
– Видимость плохая, – с досадой промолвил Николай Павлович, – как бы не напороться на камни.
– Туман скоро рассеется, – успокоил его Сергей Денисович. – Не откладывать же переправу. Поплывем осторожно.
Путешественники разместились на плоту. Последним прыгнул Аргус и уселся возле хозяина.
– Шестеро на плоту, не считая собаки, – шутливо сказал доктор Мухин. – А кто капитан? Надо выбрать капитана.
– Выберите меня, – попросил Володя. – Я хочу быть капитаном.
– Почему тебя? – Светлана повернулась к Володе. – Ты что, самый подходящий?
– Так не тебя же.
– А если я тоже хочу быть капитаном.
– Ха! Капитан! Не смеши, это мужское дело. Николай Павлович, я буду капитаном, а?
– Ну, я, право, не знаю, ребята. Обижать никого из вас не хочется, сами решайте, кто будет капитаном. Ты, Володя, попроси Свету, как следует, она и уступит.
– Да ладно уж, пусть капитанит, на этот раз я ему уступаю. Николай Павлович, а почему озеро мы никак не назвали?
– Верно. Упустили за хлопотами. Непорядок. Объявляется конкурс… – Санин не успел договорить, как отовсюду посыпалось:
– Озеро Бурь.
– Туманное.
– Озеро Коротаева.
– Скалистое.
Решили назвать озеро именем Коротаева, и краевед записал это название на своей карте.
– И плот надо тоже назвать. Пусть будет «Кон‑Тики». – Миша посмотрел на Санина и Одинцова. – Здорово?
– Подходяще, – сказал Сергей Денисович, подмигнув товарищам. – Только… ведь это название еще Тур Хейердал придумал.
– Точно, он. Так я в честь него и предлагаю. У него был плот, и у нас плот. Он путешествовал, и мы тоже.
– Ладно, убедил, – учитель легонько похлопал Мишу по плечу. – Пусть «Кон‑Тики». Эй, капитан, подавай команду «малый вперед».
– Самый малый вперед! – звонко выкрикнул Володя.
Тяжело нагруженный плот глубоко сидел в воде. Сергей Денисович и Санин дружно уперлись в дно шестами, и плот нехотя заскользил по глади озера, оставляя за собой журчащий пенистый след. Проплыли не более пятидесяти метров, а шесты уже не доставали дна. Пришлось взяться за весла.
– При таком ходе будем плыть весь день, – заметил доктор, вглядываясь в даль. – Сколько же до того берега?
– Километра четыре, – ответил Санин.
– Если в час по километру, то понадобится четыре часа… Жаль, нет лага, измеряли бы скорость хода.
– Зато лот можно сделать, – подхватил Миша Глебов.
– Лот? – доктор непонимающе посмотрел на Мишу. – А зачем нам лот?
– Чтобы измерять глубину озера.
– Глубину? Гм… Ну да, понимаю, на случай, если придется нырять, в профилактических целях, конечно.
– Лучше в практических, – вмешался в их разговор краевед. – Удачная мысль – сделать лот. Миша, замеряй глубину озера и записывай. Вот тебе бумага и карандаш.
Миша достал моток лески, привязал к нему гайку, извлеченную из тайников мальчишечьих карманов, потом с помощью клетчатой бумаги отмерил метровое расстояние на палке и опустил самодельный лот в воду.
– Пять метров! – громко сообщил он, вытянув гайку и старательно измерив длину лески. Через каждые десять минут Миша снова опускал лот.
– Семь метров!
– Девять метров!
– Шесть метров!
– Одиннадцать метров!
Плот еле тащился, несмотря на усилия гребцов. Проплыли не менее километра, а противоположный берег казался таким же далеким. Скалы со всех сторон стиснули озеро, словно древние крепостные стены. Оно лежало в огромной каменной чаше, накрытое голубым куполом неба. Теперь казалось, что куда бы плот ни причалил – всюду путешественники встретят неприступные стены и выбраться на них будет невозможно. Единственный пологий берег – оазис среди мертвого нагромождения камней – тот, который они покинули.
– Двенадцать метров! – продолжал выкрикивать Миша.
– Пятнадцать метров!
– Представляешь? – Володя показал Светлане на воду. – Под тобой пятнадцать метров. Можно опустить пятиэтажный дом, и он скроется под водой.
– Ух, как глубоко! Интересно, что там, на дне?
– Нырни, узнаешь. И нам расскажешь.
– Бррр! Страшно. Лучше уж ты.
– Десять метров!
Плот со скоростью улитки тащился по озеру. Над ним пролетали молчаливые чайки, розоватые от первых лучей поднявшегося над скалами солнца. Птицы касались воды и тут же взмывали, держа в клюве добычу – маленькую серебристую рыбку. Далекий берег внезапно придвинулся. Солнце разогнало туман, но сколько туристы ни вглядывались, они видели все те же отвесные серые скалы. Ни деревца, ни куста.
– Мертвые берега, – вздохнул доктор. – Мы хорошо сделали, что взяли с собой дрова.
– Двадцать один метр! – раздался возглас Миши.
Плот находился в центре озера.
– Восемнадцать метров!
Глубина уменьшалась, и часа через три Миша объявил:
– Шесть метров!
Теперь был отчетливо виден весь берег. Николай Павлович, управляя кормовым веслом, выискивал подходящее место для причала. Показалась узкая бухточка, врезанная в каменистую осыпь. Несколько толчков шестами – и плот с мягким шуршанием ткнулся в прибрежную гальку.
Глава 27
«СВЕЧА ДОГОРЕЛА»…
(Из дневника Санина)
«Эти страницы написаны мной по памяти, много позднее, так как последний листок записной книжки был уже использован.
Первые шаги маленького отряда по берегу, к которому все так стремились, не принесли радости. Мы снова оказались среди каменного хаоса: причудливого нагромождения обломков скал, наполовину засыпанных прибрежным песком. И нигде ни травинки, ни кустика, не говоря о деревьях. Уже смеркалось, и мы развели костер, приготовили ужин, а обследование берега отложили на завтра. Плот наш «Кон‑Тики» оттащили подальше, чтобы не унесли волны, ведь он мог еще пригодиться.
Утомленные трудной переправой (руки у нас покрылись мозолями от шестов и весел), сразу же легли спать и только ребята оставались еще у костра.
Утренний осмотр подтвердил самое худшее. Всюду скалы, неприступные, суровые. Стоило ли переплывать озеро, горько подумал я, но не сказал об этом даже Сергею. Мы по‑прежнему в плену, из которого можно вырваться разве только на вертолете. Что же делать? Возвращаться на покинутый вчера берег? А дальше? Объехать вокруг озеро на нашем тяжелом неуклюжем плоту – задача непосильная. И даже если бы удалось, я уверен, что всюду такие же скалистые берег<