– Иван Антонович! – изумленно воскликнул Одинцов и, протянув гостю обе руки, шагнул к двери. Доктор Мухин по‑приятельски обнял Сергея Денисовича.
– Добрый вечер, дорогой Николай Павлович! Здравствуй, племя младое, знакомое. Я снова среди вас, друзья! Великолепно!
Доктор опустился в кресло, едва вместившее его круглую фигуру, вытащил белоснежный платок, напоминавший размерами салфетку, и принялся вытирать им лицо и шею.
– Так что вы тут замышляете? – он повернулся к Одинцову и Санину. – Слышу: говорят о каком‑то путешествии. Вижу: на столе карта области. Соображаю: ага, пять человек куда‑то отправляются. Отлично! Вот я и вношу поправку: путешествовать будут не пять, а шесть. Надеюсь, все «за»? Против и воздержавшихся нет? Великолепно!
– Вы же не знаете, куда и зачем мы едем, Иван Антонович, – заметил краевед.
– Неважно. Раз комплектуется отряд, значит я, врач, обязан быть в его составе.
– Мы отправляемся на целый месяц. Ме‑сяц! И через три дня.
– Через три дня? Великолепно! – очки Мухина задорно сверкнули. – Времени уйма. Я беру отпуск. Да вы отговорить меня хотите? Не удастся!
– Конечно, не удастся, – сказал Володя.
– Благодарю, мой юный друг. Вот и Света, и Миша за меня. Верно? Большинство «за».
– Мы всегда за вас, Иван Антонович, – поспешил вставить Миша и покраснел, вспомнив, что он сам приглашен.
– Доктор в отряде – это же чудесно, – добавила Светлана.
– Экспедиция без доктора не бывает!
– Что ж, Иван Антонович, – заключил краевед, – считайте себя членом отряда.
– Итак, нас шестеро. Трое опытных, старых, закаленных путешественников и трое молодых, цветущих, жаждущих великих открытий. Великолепно, друзья мои, великолепно!
– Подожди, подожди, – остановил Мухина учитель, – уж если считать правильно, то будет не шесть, а семь членов отряда.
– Кто же седьмой?
– Аргус.
Сеттер, услышав свое имя, вбежал в комнату, стуча когтями по паркету, и остановился перед Сергеем Денисовичем. Собака влюбленно заглядывала в глаза хозяину и помахивала хвостом. Светлана погладила шелковистую, белую в черных крапинках голову собаки.
– Стоокий Аргус хочет лично участвовать при обсуждении его кандидатуры, – шутливо продолжал Сергей Денисович и строго взглянул на пса: – Тебе бы следовало проявить внимание вот к нему, к начальнику отряда, он имеет решающий голос.
Сеттер протяжно завыл, а потом залаял.
– Это еще что значит? – удивился краевед.
Володя пояснил:
– Папа сказал «голос». Есть такая команда. Вот Аргус и выполняет ее, подает голос.
Все засмеялись.
Долго еще сидели шесть человек перед картой области, уточняя маршрут и обсуждая детали предстоящего похода. Составили списки снаряжения, подсчитали, сколько и каких продуктов надо закупить, распределили обязанности между членами отряда. Списки получились внушительные. Они включали все – от палаток до иголок с нитками, от хлеба до лаврового листа и черного перца. Брали двуствольное охотничье ружье, спиннинги, большой запас рыболовных крючков, лески и блесен, фотоаппараты, блокноты для путевых дневников, посуду, пилу‑ножовку и топорики. Доктору Мухину поручили запастись необходимыми медикаментами. Из продуктов предпочтение решили отдать концентратам и консервам, а в пути добавлять свежую рыбу, овощи, грибы и ягоды.
Санин не раз участвовал в походах и в настоящих экспедициях. Из опыта он знал, как важно хорошо подготовить одежду и обувь. Перед самым выходом в путь Николай Павлович обещал устроить экзамен каждому члену отряда, проверить экипировку и умение правильно укладывать вещи в рюкзак.
За сборами дни летели незаметно. Туристы бегали по магазинам, закупая продовольствие и недостающее снаряжение, упаковывали многочисленные свертки и распределяли по рюкзакам. Квартира Одинцовых превратилась в штаб, откуда Николай Павлович Санин руководил подготовкой к путешествию. Остальные члены отряда выполняли его распоряжения: четкие и немногословные, как боевые приказы. То и дело раздавались звонки в прихожей – это появлялся очередной посыльный, нагруженный покупками. С дверным звонком соревновался звонок телефонный: звонил доктор или кто‑нибудь из ребят и докладывал, что то‑то сделано, а то‑то нет.
По десять раз в день прибегала Светлана.
– Молоко! – кричала она еще с порога. – Мы забыли про сгущенное молоко. Давайте скорее деньги.
Николай Павлович молча отсчитывал деньги. Светлана убегала, а краевед опять склонялся над картой, в который раз изучая будущий путь. Но тут появлялся Миша или Володя.
– Николай Павлович! Батареек для фонариков ни в одном магазине. Кошмар!
Санин куда‑то звонил, долго разговаривал, убеждал, сердился и, наконец, клал телефонную трубку.
– Поезжай в магазин «Радуга», там дадут батарейки.
Даже Людмила Павловна – мать Володи – включилась в общую суету. Она то чинила палатку, то относила в починку обувь, то стирала или гладила рубашки и майки и, конечно, готовила обеды и ужины на всю компанию. Только один Аргус не принимал участия во всей этой горячке. Но когда Сергей Денисович достал походное обмундирование, которое обычно надевал, собираясь на охоту или рыбалку, сеттер заволновался. Он забегал по квартире, выискивая предметы охотничьей экипировки хозяина: изъеденную молью фетровую шляпу, болотные сапоги, старый патронташ. Учитель не собирался брать эти вещи, но чтобы не огорчать пса, принимал их и потихоньку относил в кладовку.
Наконец, все было проверено и уложено. Утро в день отъезда выдалось тихое, солнечное. Асфальт и листья на деревьях мокро блестели от прошедшего ночью дождя. Стайки диких голубей, хлопая крыльями, перелетали с подоконников к балконам, заглядывали в окна, привычно ожидая, когда же люди насыплют в пустые кормушки хлебных крошек. Мягко шурша колесами, катились, слегка покачиваясь, первые троллейбусы. Их обгоняли молчаливые «Волги» и «Москвичи». Дворники разгоняли метлами собравшуюся в углублениях асфальта дождевую воду. В чистом голубом небе рокотал невидимый самолет.
В точно назначенное время все туристы собрались на перроне. Все, кроме доктора Мухина. Николай Павлович Санин хмурился и нетерпеливо посматривал на часы.
Ребята, свалив в одну груду туго набитые рюкзаки, пошли за мороженым. Они были одеты в клетчатые рубашки с короткими рукавами и спортивные брюки, на ногах – легкие кеды. В таком наряде Светлана мало чем отличалсь от мальчиков. Ее выдавали косички с ярко‑красными лентами, упрямо вылезавшие из‑под широкополой войлочной шляпы. Через плечо у Миши висел фотоаппарат «ФЭД», у Светланы болталась сумочка с разной мелочью, а у Володи – обшитая сукном фляга.
Учитель, в элегантном спортивном костюме, покуривая неизменную сигаретку, разговаривал с Александрой Ильиничной – матерью Светланы и Миши. Тут же была и Людмила Павловна Одинцова. Женщины пришли проводить путешественников.
– Завидую вам, – говорила Людмила Павловна, поправляя пышные золотистые волосы. – Даже вот Аргусу завидую. Едете отдыхать, а у меня сейчас столько работы в клинике. И отпуск лишь в октябре. Ты, Сережа, следи за ребятами.
– Особенно за Светланой, – попросила Александра Ильинична. – Знаете ведь, какая она.
– Не беспокойтесь, все будет на «хорошо» и «отлично». Верно, Аргус?
Крапчатый Аргус сидел у груды вещей – нес караульную службу. Услышав свое имя, он повернул к хозяину голову, но с места не двинулся и только завилял хвостом.
– Вот видите, и Аргус обещает. Мы вам напишем.
На первый путь подали состав. Залязгали тяжелые сцепления и буфера, пронзительно свистнул маневровый паровоз. Пыхтя и отфыркиваясь, он попятился, оставив вереницу зеленых вагонов. Люди на перроне засуетились.
Краевед, еще раз взглянув на часы, подошел к Одинцову.
– Нет нашего доктора. Не случилось ли чего?
– Что может случиться с Иваном Антоновичем? Около часу ночи мы разговаривали по телефону. Разве Антонина Васильевна…
– Взбунтовалась и не пустила доктора? Вздор! Она сама как‑то призналась, что ее Ваня давно отбился от рук…
Прибежали Володя и Светлана крича:
– Доктор приехал! Вон идет.
На перроне показался Мухин. Рядом с ним шла пожилая женщина, а сзади – Миша. Он нес большой саквояж. На Иване Антоновиче поверх спортивного костюма был легкий зеленый плащ, полы которого развевались от быстрой ходьбы. Доктор слегка сгибался под тяжестью пузатого рюкзака. В одной руке он держал зачехленное ружье, в другой несколько удилищ. Антонина Васильевна несла объемистую камышовую корзину, оберегая ее от толчков сновавших пассажиров.
Санин молча показал Мухину часы.
– Трижды прошу прощения, – запыхавшись, заговорил Мухин. – Как всегда, подвел троллейбус.
– Помнится, от вашего дома лучше всего ехать на трамвае, – нетерпеливо заметил Николай Павлович. – До отправления поезда – десять минут.
– Садитесь! Все садитесь на минуту, помолчим перед дорогой! – внезапно скомандовал доктор. – Обычай!
Присядем, друзья, перед дальней дорогой,
Пусть легким окажется путь, –
запел Володя, и песню тотчас подхватили Светлана и Миша:
Давай, машинист, потихонечку трогай
И песню в пути не забудь…
Сели прямо на рюкзаки, а потом поднялись, торопливо разобрали вещи и друг за дружкой стали подниматься в вагон. Последним заскочил Аргус. Сеттер привык ездить в поезде на охоту и в вагоне чувствовал себя отлично.
Александра Ильинична поцеловала сына и дочь.
– Смотрите у меня, чтобы слушались старших. И не забывайте мать. Пишите почаще. Это я тебе говорю, Светлана, на Мишу надежды мало.
– Хорошо, мама, не волнуйся.
Людмила Павловна давала такой же наказ сыну, а Антонина Васильевна наставляла мужа.
– В этой корзине пирожки, яички и котлеты. Их съешьте побыстрее, могут испортиться. В саквояже голубая пижама, белье и… еще кое‑что из продуктов.
– Как! Опять продукты?
– Всего только жареные рипусы (ты их очень любишь), немного столичной колбасы, булочки, сыр…
– Можно подумать, моя дорогая, что мы отправляемся на необитаемый остров или в пустыню.
– Все пригодится, Ваня, еще вспомнишь меня. Не забудь, что в рюкзаке сверху лежит жареная курица (я завернула ее в пергамент), немного беляшей, банка клюквенного варенья…
– Господи, Тоня! – взмолился доктор. – Пощади! И когда ты ухитрилась? Ведь я собственноручно укладывал рюкзак. Ну что делать с твоим «гастрономом»?
Николай Павлович молча наблюдал эту сцену. Ему стало немного грустно. У Санина не было ни жены, ни детей, и его никто не пришел провожать.
По радио объявили:
– До отхода поезда остается пять минут. Провожающих просим выйти из вагонов.
Женщины заспешили.
Легкий толчок, и поезд медленно отошел от перрона.
Глава 3
«ЭЙ, ВСТАВАЙТЕ! ДЕНЬ ПЛАМЕНЕЕТ!»
В полночь поезд остановился на маленькой станции. Двух минут было достаточно, чтобы отряд туристов успел высадиться. Протяжный сигнал – и состав, подмигивая красным фонарем хвостового вагона, умчался в темноту ночи. Некоторое время в горах еще перекатывался дробный стук поезда, потом наступила тишина.
Фонари слабо освещали пристанционную площадку. Вокруг них вились ночные бабочки и мошки. Деревья, огороженные невысоким заборчиком, шелестели густой листвой, сквозь которую просвечивал узкий месяц. За станционными постройками смутно угадывались очертания гор.
– Давайте переночуем в лесу, – предложил Санин.
– Не возражаю, – отозвался Сергей Денисович. – А вы, Иван Антонович?
– Ночевка в лесу – это… это великолепно! Ничто так не укрепляет здоровье, как лесной воздух.
– Тогда в путь, – и Николай Павлович поднял свой рюкзак.
Маленький отряд двинулся по узкой тропинке к черневшему вдали лесу. Аргус бежал впереди людей, изредка задерживаясь у какого‑нибудь камня или столбика, наскоро обнюхивал его и бежал дальше. Сергей Денисович освещал тропу карманным фонариком. За ним, опираясь на трость и слегка прихрамывая, шагал Николай Павлович, потом Володя, Миша и Светлана. Замыкал шествие доктор Мухин.
Как только путешественники вышли за станцию, их сразу же атаковали комары.
– Они съедят нас заживо! – рассердилась Светлана.
– И останутся от тебя только косички, – пошутил Володя.
– А от тебя и косичек не останется.
– Сейчас мы избавимся от комаров, – успокоил ребят Иван Антонович. – Сергей Денисович, малый привал.
Мухин скинул свой объемистый рюкзак, покопался в нем и достал стеклянную банку с притертой пробкой.
– Паста собственного изготовления. Называется «Не укусишь!». Великолепное средство от комаров и мошек.
Каждому на ладонь доктор положил порцию пахучей пасты. Туристы смазали ею лица и руки. Действие снадобья сказалось тут же: комары, раздраженно пища, вились над людьми, но не кусали. Отряд спокойно продолжал путь.
Лес встретил туристов настороженной тишиной. Высокие густые кроны деревьев закрыли небо, и сразу исчезли звезды.
– Не будем забираться далеко, – сказал Санин. – Встретится подходящая полянка – разобьем лагерь.
– Приказ начальника – закон для подчиненных, – отозвался Сергей Денисович. – Вот, кажется, такая полянка.
Тропа и в самом деле выбежала на небольшую поляну, окруженную плотной стеной деревьев. Путешественники сбросили тяжелые рюкзаки, уже успевшие порядком нарезать плечи, и дружно принялись устраивать бивак. Одни распаковывали тюки с палатками, другие пошли собирать хворост для костра. Миша нашел поблизости ручей, что оказалось очень кстати – все давно хотели пить.
Через полчаса на лужайке весело потрескивал костер. В его багровых отблесках лица людей казались медно‑красными. Туристы наскоро подкрепились, выпили по кружке чаю и залезли в палатки. Только Николай Павлович остался у костра, подбрасывая в огонь сухие ветки и следя за тем, как теплые токи воздуха уносили в темную высь золотые искры.
В лесу стояла удивительная тишина, какая бывает только в предрассветные часы. Санин любил вот такие ночи у костра наедине с собой. Вспоминалась нелегкая жизнь, годы войны, когда он потерял и дом, и семью. Потом мысли переходили на другое: Николай Павлович обдумывал книгу по краеведению, материалы для которой собирал много лет.
Незаметно в гущу леса стал прокрадываться рассвет. Санин принес воды и начал готовить завтрак. Услышав звон посуды, из палатки вылез Миша Глебов.
– А вы уже встали, Николай Павлович? – Миша поежился от утренней свежести.
– Я и не спал – не хотелось.
– Завтрак готовите? Давайте помогу.
– Помоги. Дров почти не осталось, сходи за хворостом, а я покашеварю.
– Надо разбудить всех, нечего им дрыхнуть.
– Пусть еще поспят.
Миша отправился за хворостом, а Санин, вырезав длинную палку, стал помешивать ею пузырящуюся пшенную кашу.
Когда первые лучи солнца пробили сплетения сосновых веток и разбросали по лужайке веселые блики, краевед сказал:
– Теперь пора. Буди.
Миша только и ждал этих слов. Он подошел к палаткам и закричал во всю силу легких:
– Эй, вставайте! День пламенеет!
Потом схватил длинную хворостину и принялся стегать ею по тугому брезенту палаток, приговаривая:
– Эй, вставайте! День пламенеет! День пламенеет!
Эту фразу Миша вычитал у своего любимого писателя Джека Лондона и запомнил, а при случае употреблял ее. Сегодня понравившиеся слова пришлись особенно кстати.
В палатках началась возня, послышались невнятные возгласы. Первой показалась Светлана.
– Мишка! Противный! За что ты огрел меня?
– Тебя? Я же бил по палаткам.
– А в палатке‑то была я.
– И меня кто‑то вытянул хворостиной, – признался Сергей Денисович.
Миша покраснел и пробормотал:
– Сергей Денисович, я нечаянно.
Учитель обнял смущенного Мишу.
– Ну, если нечаянно, тогда прощаю.
Из другой палатки вылезли Володя и доктор Мухин. Иван Антонович снял очки, протер платком стекла, скомандовал:
– На зарядку становись! Предупреждаю: от физзарядки никто не освобождается.
Володя шумно втянул воздух:
– Как вкусно пахнет. Может, Иван Антонович, зарядку сделаем потом? Жалко, если каша остынет…
После завтрака туристы собрали вещи и пошли дальше. Часа через три увидели неширокую, но довольно многоводную реку.
– Юрюзань, – Николай Павлович остановился, разглядывая всю в солнечных бликах реку.
– Ур‑ра! – в один голос закричали Миша, Володя и Светлана. – Юрюзань! Урр‑ра!
Доктор торжественно произнес:
– Здравствуй, красавица Юрюзань! Тебе кланяются туристы из Челябинска, – и низко поклонился сверкающей реке.
– Мне кажется, – засмеялся Сергей Денисович, – твой восторг вызван отнюдь не красотами реки, а предвкушением легкого пути. Теперь весь груз можно переложить на могучие плечи Юрюзани.
– Да, отсюда поплывем на лодках вниз по реке, – подтвердил начальник отряда. – Лодки приготовит местный житель Власов, с ним я давно договорился.
– А далеко еще? – поинтересовался Иван Антонович.
– Километров пять.
– Опять шагать, – разочарованно протянул Володя.
– Придется. Назвался груздем – полезай в кузов.
После короткого отдыха отряд направился вверх по берегу. Солнце, поднявшееся в зенит, припекало все сильнее. Аргус шумно дышал, высунув язык чуть не до земли. Даже рядом струящаяся вода не давала прохлады. Особенно страдал Мухин. Он то и дело вытирал платком красное, распаренное лицо и просил:
– Не так быстро, друзья, не так быстро.
– Осталось немного, – сухо отвечал Санин. – Вон за тем поворотом – поселок.
– Вы говорите так перед каждым поворотом реки, а она только и делает, что бросается из стороны в сторону.
И в самом деле, Юрюзань в этом месте часто и неожиданно поворачивала. Зажатая береговыми скалами, она глухо шумела, дробя прозрачные струи о торчащие там и тут черные скользкие камни. По берегам стоял лес. Сосны и березы порой спускались к самой реке. А там, где Юрюзань была спокойна и течение угадывалось только по медленно плывущим сухим листьям или веткам, в воде отражалось голубое небо с разбросанными по нему редкими облаками.
За поворотом, о котором говорил Санин, путешественники увидели поселок дворов в двадцать. Все облегченно вздохнули, а сеттер бросился было вперед, но окрик хозяина удержал его. Люди прибавили шагу и скоро остановились возле дома, срубленного из толстых, почерневших от времени бревен.
Услышав голоса, на крыльцо вышел хозяин – плотный, кряжистый человек лет пятидесяти.
– А, гости дорогие! Заждался я вас.
– Здравствуй, Семен Тихонович, рад видеть тебя. – Санин пожал руку Власову. – Задержались немного. Извини.
– Он совсем не похож на охотника, – шепнул Володя Мише.
– А ты видел настоящих охотников?
– Не‑ет.
– Ну вот. А говоришь – не похож.
Путешественники оставили вещи под навесом в глубине двора и вошли в дом. Здесь было прохладно, несмотря на жаркий день. Хорошо пахло какими‑то травами.
– Лодки приготовлены, – заговорил Семен Тихонович, свертывая цигарку. – Останетесь довольны. Стало быть, шесть человек… Да собака, да грузу пудов шесть…
– Не меньше, – подтвердил начальник отряда.
Власов пошевелил губами, подумал.
– Ничего, поднимут. Лодки большие. Сегодня‑то отдыхайте, а завтра в добрый час.
Глава 4
ВНИЗ ПО РЕКЕ
Рано утром поплыли вниз по реке. В первой лодке сидели Санин, Одинцов, Светлана и Аргус, во второй – Мухин, Володя и Миша.
Потянулись лесистые берега, крутые обрывы, истрескавшиеся скалы. Временами тихое течение меняло характер: лодки попадали в быстрину и то шли вровень, то обгоняли одна другую.
– Не поймать ли нам на обед парочку щук? – Иван Антонович посмотрел на своих спутников.
– Великолепно! – копируя доктора, воскликнул Миша. – А чем?
– Попробуем дорожкой, – и доктор, порывшись в объемистом рюкзаке, достал намотанную на дощечку дорожку. – Ну, Миша, греби, а ты, Володя, подмени его, когда устанет.
С этими словами Иван Антонович размотал часть дорожки, нацепил блесну и забросил в воду.
– Ловись рыбка большая и маленькая, – сказал он, наматывая бечеву на руку и снова беря кормовое весло. – Есть на свете два чудака, ребята, знаете? Первый чудак – рыбак…
– Почему?
– Рыбак ничего не видит, а ловит.
– А второй?
– Второй – охотник. Ничего не потерял, а ходит, ищет.
Ребята засмеялись. Не прошло и пяти минут, как доктор ощутил резкий рывок.
– Есть! – бросив весло, он обеими руками ухватился за шнур. – А ну, ребята, самый малый вперед. Ох, здоровая, видать, взяла!
Иван Антонович медленно сматывал дорожку, подтягивая добычу. Вода у кормы забурлила. На секунду показалась рыбья голова и скрылась. Миша и Володя, забыв о веслах, следили за доктором.
– Эх, подсачник дома оставил. Стоп, машина! Суши весла.
Миша поднял весла. Иван Антонович перегнулся и вдруг, нелепо взмахнув руками, упал в воду. Миша, снова опустив весла в воду, резко повернул лодку против течения.
– Иван Антонович, держитесь! Вовка, кормовое весло!
Володя, схватив весло, помогал товарищу направить лодку. Сильное течение относило ее, ребята гребли изо всех сил. На первой лодке, успевшей отплыть метров на сто, заметили неладное и тоже повернули. Между тем Мухин то скрывался под водой, то появлялся. Намокшая одежда тянула его ко дну. Наконец ребята подогнали лодку к доктору, он ухватился за корму и с помощью Володи благополучно влез.
– А все‑таки я ее не отпустил, – были первые слова Ивана Антоновича, и он показал дорожку. – Сейчас вытянем.
Доктор подвел добычу к борту.
– Держи меня, Володя. Крепче. Еще крепче! – он быстро нагнулся к воде и выбросил в лодку крупную щуку. – Вот она!
Хищница забилась, разевая усеянную мелкими острыми зубами пасть. Подплыла первая лодка.
– Что у вас? – спросили с нее.
– Поймали на обед щуку, – ответил Иван Антонович, блеснув очками, чудом не слетевшими во время вынужденного купания.
– Но ты, старина, кажется, открыл купальный сезон? – подмигнул Сергей Денисович.
– Открыл. Кто‑то должен открывать.
Санин укоризненно покачал головой.
– Придется делать привал. Ивану Антоновичу надо высушить одежду.
– Не надо привала, – запротестовал доктор. Он тут же снял с себя одежду, оставив только трусы и очки, а остальное выжал и разложил на лодке сушить. К счастью, солнце уже поднялось и начало пригревать. Лодки продолжали путь.
Миша и Володя рассматривали щуку, удивляясь ее величине.
– Случалось ловить и побольше, – не без гордости рассказывал Иван Антонович. – Однажды на озере Акакуль я вытянул щуку на шесть килограммов. А на Калдах попался такой зверь… – доктор широко развел руки. – Вот! Десять с половиной килограммов. Великолепная рыбка! Пресноводная акула!
– Да ну?! – искренне удивился Миша. – И вы тогда… тоже купались?..
– Обошлось без купания, но повозился изрядно. Таскало меня это чудовище по всему озеру. А когда я выволок щуку на берег, посмотреть сбежались все рыбаки.
– Наверное, она была очень старая, – сказал Володя.
– Рыбина напоминала бревно, мой юный друг… Средней величины бревно, и от старости вся заросла мохом.
– А щуки долго живут?
– Долго. Вот послушайте, какая случилась история в 1794 году. Рабочие очищали Царицынские пруды, это в Подмосковье, и поймали крупную щуку. Ее возраст помогло установить кольцо, продетое в жаберную крышку. На кольце было выгравировано: «Посадил царь Борис Федорович». Вспомним, Борис Годунов царствовал в 1598–1605 годах. Теперь применим познания в арифметике. Получается, что выпущенная царем рыба прожила около двухсот лет.
– Вот это да! – От удивления Миша выпустил весла, и лодку понесло к берегу.
– Возраст солидный, но зачем же бросать весла? Мы налетим на камень справа.
Миша торопливо подхватил весла и выровнял движение лодки.
– Сколько бы эта щука еще прожила, если бы ее не поймали? – спросил Володя.
– Лет пятьдесят, а может, сто, кто знает. Когда в одном из озер возле Гейльбронна тоже поймали щуку с кольцом, то узнали, что ее выпустили в озеро… (Миша, крепче держи весла!) в 1230 году. Она прожила 267 лет!
– Теперь уж я их не выпущу, Иван Антонович, даже если третья щука проживет тысячу лет. А сколько могут жить другие рыбы?
– Сом живет до ста лет, а карп более ста пятидесяти.
– А птицы сколько? А звери?
– Э, дорогой мой, об этом рассказывать долго.
– Так все равно надо о чем‑то говорить, чтоб не скучно было.
– В другой раз, друзья, – засмеялся Мухин. – А сейчас… Нам, кажется, подают сигналы?
Володя, сидевший на носу, живо повернулся и, заслонив ладонью глаза от солнца, увидел, что первая лодка, успевшая уйти довольно далеко, поворачивает к берегу. Светлана поднялась в ней и размахивала белой войлочной шляпой.
– Они повернули к берегу, Иван Антонович, нам тоже велят приставать.
– Отлично. Самое время подумать об обеде.
Когда лодка заскрипела днищем по крупной гальке берега, учитель и краевед уже разжигали костер, а Светлана возилась с посудой. Аргус бегал среди людей, всем видом показывая, что он тоже проголодался и ждет обеда. Дальнейшее плавание в этот день обошлось без приключений. Когда сумерки сгустились настолько, что стало трудно выбирать дорогу между частыми мелями и перекатами, флотилия вошла в тихую заводь, на берегу которой и устроили привал. При свете костра Николай Павлович отметил на карте пройденный путь, сделал в дневнике записи и тоже ушел в палатку.
Глава 5
ПЕЩЕРА
Утром первыми поднялись рыболовы. Володя, Миша и доктор Мухин устроились на лодках, а Сергей Денисович, сопровождаемый Аргусом, прошел немного по берегу, облюбовал выступающие из воды камни и с них стал хлестать реку спиннингом.
Утро было тихое. Еще мерцали редкие бледные звезды. От воды, клубясь, поднимался туман. Слышались частые всплески играющей рыбы. Был тот лучший час клева, ради которого рыбаки всего мира поднимаются ни свет ни заря.
Доктор, Миша и Володя поймали десятка два хороших окуней и трех голавлей, а Сергей Денисович – щучку килограмма на полтора и пять крупных окуней.
– Разбудите наших засонь, – сказал доктор. – Проспать такое утро!
Володя и Миша побежали к палаткам и скоро вернулись. Их лица выражали удивление.
– Иван Антонович, в палатках пусто!
– Как это – пусто?
Миша пожал плечами:
– Их нет.
– Странно. Куда же они исчезли?
– А мы не исчезали, мы вот они, – послышался из‑за кустов звонкий голос Светланы. – Мы с Николаем Павловичем тоже охотились, только не за рыбами, а за ягодами и грибами.
Она показала литровую стеклянную банку со спелой земляникой. Следом за Светланой из кустов вышел Санин, он нес котелок с грибами.
– Наш вклад в завтрак. А есть ли рыба для ухи?
Миша схватил щуку и самого крупного голавля.
– Видали?! – и он потряс добычей в воздухе.
– Это… сами наловили? – недоверчиво спросила сестра.
– А то кто же?
– Бывает, и у местных рыбаков покупают (кажется, это называют ловить на «серебряную» удочку), а потом выдают за свое, да еще хвастают.
Тут уж не вытерпел и Володя:
– Ты чего это выдумываешь… – он искал подходящее слово и не находил, – может, сама купила ягоды?
– Вот я ей повыдергаю мышиные хвостики, – пригрозил Миша и шагнул к сестре.
«Мышиные хвостики» отбежали на приличное расстояние.
– Глупенькие! Я же не про вас. Николай Павлович рассказывал, что бывают такие рыбаки. Правда, Николай Павлович?
– Лучше позаботимся о завтраке, – сказал начальник отряда. – А ну, дружно за дело.
Все хотели есть и принялись кто чистить рыбу и грибы, а кто таскать хворост для костра.
– Сварим настоящую рыбацкую уху, – говорил Мухин. – Не надо ни картошки, ни крупы. Только рыба. И чуточку лаврового листа, соли и перца. Уха будет тройная.
– Тройная? – Светлана подняла на доктора большие синие глаза. – Это одеколон бывает тройной. А уха…
– Тоже тройная. Сначала варим порцию окуней, затем вынимаем рыбу и закладываем в навар порцию другой рыбы. Варим и снова вынимаем. Третьей порцией пойдут голавли. И пожалуйста – тройная уха готова.
– А куда же девать рыбу?
– Съесть. Окуней чистить не надо. От чешуи уха будет клейкой и особенно вкусной. К тому же с вареной рыбы чешуя легко снимается.
Светлана обрадовалась:
– Вот и хорошо, что окуней можно не чистить. Я о них все пальцы исколола.
Завтрак получился отменный: уха, вареная и жареная рыба, жареные грибы и чай с земляникой.
– Ребята, вы написали письма? – спросил Сергей Денисович. – Скоро будем проплывать деревеньку, там есть почтовое отделение.
– У меня письмо написано, – отозвалась Светлана.
Миша с Володей только переглянулись.
– Мы в другой раз, – пообещали они.
– «Завтра, завтра – не сегодня», – так лентяи говорят.
Путешественники уложили вещи в лодки, залили костер и проверили, не осталось ли где тлеющего уголька. Затем все заняли места в лодках и не без сожаления покинули гостеприимный берег.
День обещал быть жарким. Подгоняемые ударами весел, лодки скользили по речной глади легко и быстро. Временами встречались островки, мели и перекаты. Николай Павлович, сидя на носу первой лодки, то и дело посматривал на карту, которой его снабдил перед отплытием охотник Власов. Карта, вычерченная от руки и не очень умело, обладала тем преимуществом перед печатной, что на ней были обозначены все опасные места: песчаные отмели, островки, повороты и перекаты.
– Если бы мы путешествовали здесь в мае, нам пришлось бы трудновато, – сказал начальник отряда. – В большую весеннюю воду по Юрюзани сплавляют лес.
– Это, наверно, интересно? – спросила Светлана. – Я никогда не видела, как сплавляют лес.
– Интересно‑то интересно, но для тех, кто поплывет во время сплава на лодке, опасно. По реке движутся тысячи бревен, в узких местах они скапливаются, создают заторы. Пробираться среди бревен трудно. В любую минуту они могут пробить борт или перевернуть лодку. И потом топляки – отяжелевшие от воды огромные бревна. Они то скрываются под водой, то неожиданно появляются, словно враждебные подводные лодки. Ничего доброго от встречи с топляком не жди.
– Хорошо, что сплав бывает только весной.
– Если лето дождливое и воды много, проводят второй сплав. Сергей, правь к берегу, за поворотом деревня.
– Есть держать к берегу!
Река, сделав причудливый изгиб, повернула почти обратно, затем – снова поворот, и на пологом берегу туристы увидели деревню. Несколько мальчишек с мостиков удили рыбу, в стороне другая ватага купалась на мелком месте. Слабый ветер доносил звуки радио: передавали последние известия.
– Жаль, нет приемника, – заметил Санин. – Отстаем от жизни.
– В другой раз надо учесть. Ты, может, газеты раздобудешь, Сергей? Бери все, что найдешь.
– Обязательно. Ну, кто со мной в набег на деревню?
– Я! Я! – наперебой закричали ребята.
– Хорошо, вооружитесь ведром и корзиной доктора. Добудем кое‑что из продуктов. А ты, Аргус, лучше бы остался. Николай, подержи его за ошейник.
Сеттер обиженно заскулил.
Ребята, размахивая ведром и корзиной, вприпрыжку помчались по тропинке. Но посланцы вернулись скоро. Единственный продовольственный магазин в деревушке был закрыт на ревизию. Зато у жителей купили молоко, картофель и редиску.
– Нам сказали, что дня через два‑три встретим большое село, там и закупим все, – утешил друзей Сергей Денисович.
– Ну, а газету‑то купил? – нетерпеливо перебил Санин.
Сергей Денисович достал из кармана газету «Челябинский рабочий». Николай Павлович взял ее и начал просматривать заголовки статей. На первой лодке попеременно гребли Одинцов и Санин. Сейчас грести наступила очередь Николая Павловича, но он так увлекся газетой, что учитель только вздохнул и снова взял весла. А на второй лодке почти бессменно греб Мухин. Доктор вырос на Каме, и для него это было дело привычное.
– В вашем возрасте, юноши, – говорил он ребятам, летом я целые дни, а порой и ночи, проводил в лодке. Жили мы тогда в Перми. Чудесный город. А река! Великолепная! Сейчас Кама не та… Раньше было много рыбы, и ловили мы не всякую, а на выбор. Заберемся куда‑нибудь подальше (мы – это пять‑семь мальчишек) и устроим соревнование: кто больше рыбы поймает или кто самую крупную выудит. Принесем такой улов, что дома ахнут. А ты ходишь этаким гоголем, нос в потолок, руки в брюки и говоришь: «Это что. В другой раз я во‑о какую поймаю!» – и разводишь руки сколько сможешь… А теперь… – доктор вздохнул и поправил съехавшую на левое ухо зеленую фетровую шляпу. – В прошлом году ездил в Пермь навестить друзей детства. По Каме на пароходике прокатился, на лодке поплавал. Гидростанцию огромную там построили. Смотрел и гордился: молодцы земляки. Море Камское разлилось без конца и края. А вот рыбы в реке теперь меньше… Виноваты нерадивые хозяйственники: сбрасывают в Каму отходы промышленных предприятий без всякой очистки, а отходы, особенно с бумажного комбината, ядовитые. Ну и браконьеры тоже приложили руку. До слез обидно за родную реку.
– А почему у пермяков соленые уши? – спросил Миша.
Иван Антонович засмеялся.
– Так говорили раньше. Есть на Каме недалеко от Перми городок Соликамск – соли камские… Там добывают калийные соли. В старое время грузчики таскали эту соль в мешках на спине. Соль сыпалась им за ворот, попадала и на уши. Так и звали презрительно грузчиков: «пермяк – соленые уши». Теперь добычу соли механизировали, в мешках ее не таскают.
Часа в четыре с «флагманской» лодки подали сигнал приставать к берегу.
– Здесь будем отдыхать до утра, – с обычной сухостью объявил начальник отряда. – Приведите в порядок свои вещи, а потом можете собирать ягоды.
Лодки немного втянули на берег, так как вблизи не нашлось ни камня, ни дерева, чтобы их привязать. Когда с устройством лагеря и ремонтом снаряжения было покончено, Мухин с ребятами отправился за ягодами. Но поблизости ягод не было. В полумраке густого леса ничего нельзя было разглядеть, кроме гнилого колодника да замшелых валунов.
– М‑да… – Иван Антонович остановился и смахнул с лица липкие нити паутины. – Места не ягодные. Пройдем еще немного. Впереди как будто светлеет?
– Светлеет, – подтвердил Володя. – Там, наверное, поляна.
– В атаку! – шутливо скомандовал Мухин.
Ребята, пригибая упругие ветки деревьев, побежали. Доктор едва успевал за ними. Лес расступился, открыв довольно большую поляну с редкой травой.
– Ягоды! – торжествующе выкрикнула Светлана.
Все вокруг было усыпано спелой земляникой. Но Светлана заметила, что Миша и Володя не собирают, а только едят ягоды.
– Как вам не стыдно, мальчишки! А что принесете в лагерь? Собирайте ягоды в котелки, бессовестные.
– Не кричи, – смутился Володя. – Мы только попробовали.
– Мы только чуть‑чуть попробовали, – поддакнул Миша, с трудом выговаривая слова: рот у него был набит земляникой.
– Вон там, у камней, – доктор показал на поднимавшиеся за лужайкой скалы, – как будто кусты смородины? Надо бы проверить.
– За смородиной! – издал клич Миша.
– За смородиной! – повторил Володя.
Но Светлана опередила их. Перепрыгнув встретившийся на пути ручей, она первой оказалась у нагромождения камней. Когда Миша с Володей догнали ее, она, посмеиваясь, уже обирала куст смородины. Черные блестящие ягоды издавали терпкий запах. Смородины было много, и котелки быстро наполнялись. Слышались радостные возгласы, сопение и чмоканье. Вдруг Светлана сказала:
– Здесь, в скале, щель. Посмотрите, Иван Антонович.
Доктор подошел и за пышным кустом смородины увидел довольно широкую щель в каменной стене. Мухин хотя и не курил, но спички, как примерный турист, всегда имел при себе. Нащупав в кармане коробок, он протиснулся в щель. Светлана услышала, как Иван Антонович чиркает сп