Об обстановке на юге России в начале 80-х годов XVIII столетия В. В. Огарков писал: "Наши границы были отодвинуты от Черного моря значительною своею частью, флот отсутствовал, на устьях Днепра, на Днестре и Буге по соседству был целый ряд турецких крепостей. Крым, хотя и освобожденный от сюзеранства Турции по Кучук-Кайнарджийскому миру, на самом деле был еще довольно послушным орудием в руках турецких эмиссаров и во всяком случае грозил нам, как союзник Турции в возможной войне...".
Уже несколько веков, с того самого времени, как полуостров захватил один из улусов Золотой Орды, Крым представлял для России "гнездо хищников, грабительствующих в русских пределах" – так метко было сказано о нем в одном из манифестов русского правительства. Бесчисленное множество нападений было сделано оттуда на русские и украинские земли, не счесть сожженных и разграбленных селений, уведенных в рабство людей.
Если обратиться к истории древних веков, то легко установить, что в давние те времена Крым не принадлежал татарам. В первом тысячелетии до нашей эры там обитали киммерийцы и тавры – отсюда и пошло название сначала – Таврика, позже – Таврида. В 6 и 5 веках до нашей эры побережье колонизовали греки, и вскоре там возникло Боспорское государство. В 3 веке до нашей эры образовалось Скифское государство. Затем часть побережья захватили римляне, которые удерживали свои колонии вплоть до 3 века нашей эры. Позднее орудовали на полуострове готы и гунны, которые полностью разрушили города скифов, ликвидировав Боспорское и Скифское государства. Через некоторое время одна часть полуострова оказалась в руках Византии, а другая, восточная, вошла в состав Тмутараканского княжества, центр которого находился на Таманском полуострове. Это княжество образовалось в результате походов князя Игоря на. Византию в 944 году и Святослава – в 956 году, разгромившего ясов и касогов.
В XIII веке на Русь опустился мрак ордынского ига. Монголотатары захватили Крым и Северное Причерноморье, на полуострове расположился Крымский улус Золотой Орды. И наконец в 1443 году после распада Золотой Орды возникло Крымское ханство. В его состав, кроме Крымского полуострова, вошло Нижнее Поднепровье, отстоять которое еще было не под силу молодому Московскому государству.
Крымское ханство достигло своего наибольшего расцвета и могущества при хане Менгли-Гирее, который после захвата Крыма сделал столицу в Бахчисарае. В 1472 году Иван III, желая обезопасить южные границы от набегов грабителей, попытался установить с Менгли-Гиреем дипломатические отношения. Хан не противился союзу с Москвой, даже направил своего посла к русскому государю, однако обстоятельства сложились так, что уже в 1475 году Крымское ханство, попало в вассальную зависимость от Османской империи. Под давлением Порты хану пришлось сменить политику в отношении России. И Менгли-Гирей, который еще недавно, опасаясь сильного северного соседа, готов был заключить мирный договор, теперь, почувствовав поддержку могучей державы, коей тогда являлась Османская империя, открыл свое истинное лицо. Грабительские захватнические планы Порты в отношении России оказались по душе и крымским феодалам. С помощью Порты Крымское ханство расширило свои владения в Приазовье и Северном Причерноморье. Южные районы России стали подвергаться постоянным жесточайшим набегам и разорениям.
В XVI веке татары даже осаждали Москву, Тулу и другие города, в период Ливонской войны (1558 – 1583) совершили 21 набег, а во время польской и шведской интервенции увели в Крым около 200 000 пленных.
Иван IV (Грозный) предпринял несколько походов на Крымское ханство, постоянную борьбу с захватчиками вели также и запорожцы, которые совершали дерзкие глубокие рейды и нападали на города Гёзлев (Евпаторию), Перекоп, Кафу (Феодосию), Азов, наносили удары и по османским владениям, атакуя даже Стамбул и Синоп.
Походы с целью обуздания агрессора совершались и при Петре I, и в годы правления ближайших его преемников, но все они оказывались безрезультатными. Гнездо хищников продолжало тревожить южные границы России. Григорий Александрович Потёмкин еще в годы русско-турецкой войны, сражаясь в армии Румянцева, не раз задумывался о значении присоединения Крыма. Объявление независимости Крымского ханства в 1774 году было лишь частью программы. Являясь генерал-губернатором ряда наместничеств, а в том числе Новороссийского и Азовского, непосредственно граничивших с "гнездом хищников", Потёмкин вынужден был заниматься обеспечением безопасности управляемых им территорий. Он очень хорошо понимал, что независимость Крыма далеко не панацея от всех бед, что Османская империя может легко добиться над полуостровом прежней власти, а потому добивался присоединения ханства к России. Стремясь убедить в необходимости этого деяния императрицу, он писал ей в 1782 году: "Крым положением своим разрывает наши границы. Нужна ли осторожность с турками по Бугу или со стороны Кубанской – во всех сих случаях и Крым на руках. Тут ясно видно, для чего хан нынешний туркам неприятен; для того, что он не допустит их чрез Крым входить к нам, так сказать, в сердце. Положите теперь, что Крым Ваш и что нет уже сей бородавки на носу, – вот вдруг положение границ прекрасное: по Бугу турки граничат с нами непосредственно, потому и дело должны иметь с нами прямо сами, а не под именем других. Всякий их шаг тут виден. Со стороны Кубанской сверх частых крепостей, снабженных войсками, многочисленное Войско донское всегда тут готово. Доверенность жителей в Новороссийской губернии будет тогда несумнительна, мореплавание по Черному морю свободное, а то извольте рассудить, что кораблям вашим и выходить трудно, а входить еще труднее. Еще вдобавок избавимся от трудного содержания крепостей, кои теперь в Крыму на отдельных пунктах. Всемилостивейшая Государыня! неограниченное мое усердие к вам заставляет меня говорить: презирайте зависть, которая вам препятствовать не в силах. Вы обязаны возвысить славу России! Посмотрите, кому оспорили, кто что приобрел: Франция взяла Корсику; Цесарцы без войны у турков в Молдавии взяли больше, нежели мы. Нет державы в Европе, чтобы не поделили между собою Азии, Африки, Америки. Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить вас не может, а только покой доставит. Удар сильный – да кому? Туркам: это вас еще больше обязывает. Поверьте, что вы сим приобретением бессмертную славу получите и такую, какой ни один Государь в России еще не имел. Сия слава положит дорогу еще к другой и большей славе: с Крымом достанется и господство в Черном море; от вас зависеть будет запирать ход туркам и кормить их или морить с голоду. Хану пожалуйте в Персии, что хотите, – он будет рад. Вам он Крым поднесет нынешнюю зиму, и жители охотно принесут о сем просьбу. Сколько славно приобретение, столько вам будет стыда и укоризны от потомства, которое при каждых хлопотах так скажет: вот она могла, да не хотела или упустила. Есть ли твоя держава кротость, то нужен в России рай. Таврический Херсон! из тебя истекло к нам благочестие: смотри, как Екатерина Вторая паки вносит в тебя кротость христианского правления".
К тому времени Потёмкиным уже были предприняты некоторые меры по обеспечению предстоящей операции по присоединению Крыма. Еще в 1776 году он выполнял секретное предписание Екатерины II, содействовал Румянцеву в занятии перекопской линии. Войска, расположенные близ Крымского полуострова, он содержал в постоянной боевой готовности. Все указания, российскому послу в Константинополе императрица пересылала через Григория Александровича, стремясь постоянно держать его в курсе всех внешнеполитических дел, особенно касающихся отношений с Османской империей.
О том, что новой войны с Османской империей не избежать, знали и Потёмкин, и императрица. Еще в 1774 году вскоре после подписания Кучук-Кайнарджийского мирного договора, великий визирь сказал русскому послу, что "если Крым будет независимым, а Керчь и Еникале останутся во власти русских, то он не ручается, что Кайнарджийский мир, вынужденный у Порты, будет продолжителен".
Начиная с 1776 года, Потёмкин большую часть времени проводил на юге России, укрепляя оборону рубежей, занимаясь строительством новых городов и селений, созданием Черноморского флота. Во многих письмах императрицы, адресованных ему в то время, можно найти самые разнообразные указания, касающиеся военных вопросов. Екатерина II просила ускорить постройку кораблей на Днепре, адмиралтейства в Днепровско-Бугском лимане, основанного Потёмкиным Херсона. Большинство тех распоряжений делалось не случайно, не вдруг – они являлись следствием детальных докладов Потёмкина об обстановке на юге России в управляемых им губерниях и насущных задачах.
Размышляя о присоединении Крыма, Потёмкин старался учесть все возможные последствия подобного акта. В своей политике он умело опирался на приверженцев России в Крыму, а таковых было немало. Человеку труда не нужны грабежи и насилие, человек труда привык жить доходами от произведений рук своих. Бездельники, становившиеся на путь разбоя, всегда были в меньшинстве, хотя и оказывались заметнее. Труженики из числа крымских татар не одобряли политики разбоя и грабежей, а потому горячо откликнулись на манифест, направленный Потёмкиным в Крым, в котором содержался призыв присягнуть русской императрице.
Григорий Александрович сознавал, что присоединение Крыма вызовет немедленное и решительное противодействие Порты, что турки могут даже ответить объявлением войны, и своевременно позаботился о важных дипломатических шагах, которые могли бы предотвратить или хотя бы оттянуть нежелательное для России столкновение. В результате секретных переговоров с австрийским императором Иосифом II удалось заключить русско-австрийский военный союз, по которому обе державы обязались помогать друг другу и "присоединить в случае успеха, приграничные к империи области, которыми владела незаконно Турция, а также восстановить Грецию и организовать из Молдавии, Валахии и Бессарабии отдельную монархию под управлением государя греческой религии".
14 декабря 1782 года императрица издала специальный рескрипт, в котором отмечалось, что возникла настоятельная необходимость присоединить полуостров к России, чтобы он "не гнездом разбойников и мятежников на времена грядущие оказался, но прямо обращен был на пользу государства нашего в замену и награждение семилетнего беспокойства вопреки нашему миру понесенного, и знатных иждивений на охранение целости мирных договоров употребленных".
В документе указывалось, что "произведение в действо столь великих и важных предприятий" возлагается на Григория Александровича Потёмкина.
8 апреля 1783 года был подписан рескрипт о присоединении Крыма. Один из наиболее добросовестных биографов князя А. М. Ловягин в книге "Григорий Александрович. Потёмкин" так описал дальнейшие события: "Еще в марте 1783 года решено было отправление Потёмкина на юг к действующей армии, которая в случае войны должна была состоять под его начальством. Уже после того как Шагин-Гирей, который не умел ладить ни с русскими, ни со своими мурзами, отказался от власти и принял русское подданство, Потёмкин, отправившись из Петербурга в апреле месяце, прибыл после остановки в Белой Церкви у гетмана Браницкого, к июню в Херсон. В виду моровой язвы в Крыму, он не подвигался вперед, надеясь, что мурзы принесут ему изъявление покорности в Херсоне. Здесь до него дошло известие, что Батырь-гирей с 6 000 черкесами из Кубанской области вторгся в Крым. Тогда Потёмкин немедленно же ночью выступил в Крым, послал особый отряд в поиск за Батырем, захватил его в плен и велел собравшимся в Карасубазаре мурзам принести присягу императрице. После этого присяга принесена была и в Кубанской области, и в Тамани. В Крыму происходили еще беспорядки, распространялась, кроме того, моровая язва, и сам Потёмкин заболел опасной болотной лихорадкою. Вследствие этого он поторопился выехать из Крыма, передав генералу Игельстрому начальство над оставленными на полуострове войсками. 21 июля, по получении известия о присяге крымцев, опубликован был во всеобщее сведение манифест от 8 апреля, а 23 июля императрица особым рескриптом благодарила Потёмкина...".
Болезнь имела далеко идущие последствия, ибо нередко в грядущем рецедивировала, доставляя немало страданий самому Потёмкину и беспокойств императрице. Тогда же многие ожидали трагической развязки. П.В. Завадовский писал 19 сентября 1783 года графу С.Р. Воронцову: "В Крыму будучи, кн. Потёмкин получил горячку: она так сильна была, что он соборовался маслом, исповедался и причастился. В горячке он и христианской веры обряды хранит. Однакож он выздоровел. В болезни перевезли его в Кременчуг".
Императрица сильно переживала болезнь князя. 31 августа она писала ему: "Ожидала ли я, чтоб ты всекрайне опечалил меня известием о твоей опасной болезни... Просила я тебя, да и прошу ради самого Бога, и естьли меня любишь, приложи более прежнего старание о сбережении драгоценного твоего для меня здоровья... Браниться с тобою и за то хочу, для чего в лихорадке и в горячке скачешь повсюду; теперь крайне буду беспокойна, пока отпишешь что каков...".
В дни, когда Потёмкин находился на грани жизни и смерти, императрице даже пришлось направить к нему офицера с распоряжением опечатать и взять под охрану все документы и бумаги князя, большинство из которых представляли государственную тайну.
Упреки же по поводу того, что Григорий Александрович, еще не излечившись, когда становилось немного легче, принимался за работу, себя не жалея, имели основания. Так он поступал на протяжении всей своей жизни – государственные и военные дела были всегда на первом месте. Ради них не жалел себя. Лишь благодаря его стараниям удалось в 1783 году присоединить Крым и избежать войны.
Турок буквально потрясло известие о полной и окончательно потере полуострова. Порта и так едва терпела независимость ханства, теперь же всякому терпению пришел предел. Ненависть к России ослепляла, началась подготовка к войне. Предвидя такой ход событий, Григорий Александрович заблаговременно поручил русскому послу в Константинополе Якову Ивановичу Булгакову принять все возможные меры для предотвращения столкновения и снабдил его подробными инструкциями. Русский дипломат, действуя осторожно и в то же время решительно, сумел использовать замешательство султана, получившего известие о заключении военного союза между Россией и Австрией. Сие означало, что в случае войны туркам придется воевать сразу с двумя крупными державами. Эффект от своевременно заключенного союза превзошел все ожидания. Якову Ивановичу удалось не только отвести от России военную опасность, но и заключить с Портой очень выгодный торговый договор. А самое главное – 28 декабря благодаря его усилиям была подписана конвенция, по которой из Кучук-Кайнарджийского мирного договора исключался пункт о независимости Крыма, то-есть Османская империя признала присоединение полуострова к России. За эту крупную дипломатическую победу Булгакову были пожалованы чин действительного статского советника и орден св. Владимира 2-й степени. Благодаря за награды, Яков Иванович писал Потёмкину, что успехом своим обязан его наставлениям и мудрым советам. Григорий Александрович ответил: "Вы приписываете это мне и тем увеличиваете еще более заслуги ваши! Все от Бога, но Вам обязана Россия и сами турки. Ваша твердость, деятельность и ум отвратили войну. Турки были бы побеждены, но русская кровь также бы протекла".
Деятельность Булгакова по укреплению мира была столь успешной, что Потёмкин посчитал даже возможным совершить поездку в Константинополь. Однако, сначала он решил посоветоваться об этом с Булгаковым. Тот высказал свое мнение в письме от 15 марта 1784 года: "Здесь почитают вашу светлость нашим верховным визирем. Прибытие ваше сюда не может быть утаено и произведет суматоху в народе, коей и поныне еще Сераль и Порта опасаются, ибо думают, что духи не успокоились".
Потёмкин согласился с мнением дипломата. Разжигать страсти было не в его интересах, предстояло осуществить грандиозные замыслы в Новороссии и во вновь приобретенной Тавриде. А это можно было сделать лишь при условии мира.
Осуществив присоединение Крыма, Григорий Александрович сразу же приступил к административному устройству Таврической области. Он разделил ее на семь уездов, объявил жителям, что все татарские князья и мурзы получают права и льготы русского дворянства, разрешил сформировать "Таврическое национальное войско", которое затем с успехом участвовало в войне с Османской империей на стороне России.
По-разному восприняли присоединение к христианской державе жители полуострова. Тем, кто привык жить грабежами и разбоем, не по душе пришлось обращение к мирному созидательному труду. Они стали тайно пробираться в Турцию. Беглецов ловили и возвращали назад. Узнав о том, Потёмкин заявил, что неразумно и вредно удерживать тех, кто не хочет становиться российскими подданными и приказал не только не препятствовать их эмиграции, но даже снабжать пропусками и денежными пособиями на путь следования.
Смысл политики русского правительства в отношении Крыма прекрасно выразила императрица Екатерина II, которая писала: "Присоединенные страны непристойно называть чужестранными, а обходиться с ними на таковом основании есть больше нежели ошибка, и можно назвать достоверною глупостью. Сии провинции надлежит легчайшими способами привести к тому, чтоб они обрусели и перестали бы глядеть, как волки из лесу".
Слово "обрусели" ни в коем случае не означало, что императрица собиралась подавлять национальное достоинство народов присоединенных стран и лишать эти народы самобытности. О том немало свидетельств. Сошлемся на одно, весьма любопытное. Во время знаменитого путешествия Екатерины II по Новороссии и Крыму сопровождавшие государыню австрийский военный агент принц де-Линь и французский посланник граф де Сегюр озорства ради задумали подкараулить татарских женщин, чтобы взглянуть на их лица – обычно татарки прятали их под паранджой.
Выследить наследили, но нарвались на каких-то уродливых старух. Принц де-Линь не выдержал и воскликнул, что Магомет прав, повелевая скрывать подобные лица. Женщины с криком пустились бежать, а через некоторое время на великосветских шалунов ринулась толпа разгневанных мужчин, вооруженных кольями и другими весьма неприятными предметами. Спастись удалось чудом.
Однако, Екатерина II разгневалась и сурово заявила:
– Господа, эта шутка весьма неуместна и может послужить дурным примером. Вы посреди народа, покоренного моим оружием; я хочу, чтобы уважали его законы, его веру, его обычаи и предрассудки. Если бы мне рассказали эту историю и не назвали бы действующих лиц, то я бы никак не подумала бы на вас, а стала бы подозревать моих пажей, и они были бы строго наказаны.
Подобных же правил придерживался и Потёмкин. В первых своих приказах он требовал от русской администрации в Крыму чуткого, внимательного отношения к местным жителям, поясняя, что необходимо дать им почувствовать "выгоду настоящего своего положения". В указе от 16 октября 1783 года было объявлено требование русского правительства "соблюдать неприкосновенную целость природной... веры" местного населения. Впрочем, уже в манифесте о присоединении Крыма, изданном 8 апреля 1783 года, определялась политика в отношении крымцев и указывалось, что необходимо "содержать жителей наравне с природными подданными".
В запустении было хозяйство Крыма. И в этом направлении Потёмкину пришлось все начинать с нуля. Никто прежде не занимался ни флорой, ни фауной жемчужины, которой являлся Крым. Леса вырубались, живность уничтожалась. 16 октября 1784 года Потёмкин направил ордер, которым запретил истребление крымских лесов. Кстати, возвращался он к этому и позже. Так, 9 февраля 1786 года писал генералу Михаилу Васильевичу Каховскому: "В рассуждении о сбережении в Таврической области лесов, к чему вы почитаете за нужное определить особых смотрителей, не лучше ли было бы обязать и поощрять к тому добрым манером деревенских жителей, а особливо новозаселяемых жителей, преподавать им в том нужные наставления и пособствия и назначив удобные к садке и посеву места".
О необходимости развития земледелия он писал и раньше. Так, в ордере от 15 апреля 1785 года рекомендовал Каховскому "употребить всеусиленное старание, чтобы хлебопашество в надлежащее состояние было приведено".
Заботился Григорий Александрович и о развитии фауны края. К примеру в одном из ордеров предписывал областному правителю "достать на Кубанской стороне фазанов и перевесть их в Тавриду для разводу в способных местах, чтобы завелось их более, имея их однако всегда на воле".
По распоряжению Потёмкина были созданы благоприятные условия для того, "чтобы способствовать размножению коммерции и ободрить промыслы". Благодаря его неустанным заботам и выделяемым им средствам множились сады, виноградники, шелковичные плантации, проводилось исследование недр, возводились новые и усовершенствовались старые города.
Григорий Александрович выписал из Франции ученого садовода, которого назначил директором таврических садов и поручил ему разведение на полуострове лучших сортов винограда, а также посадку шелковичных, масляничных деревьев. В вопросе благоустройства края, как, впрочем, и во многих других вопросах, Потёмкин стремился быть примером для своих подчиненных. В 1785 году он начал посадку в Судаке своего собственного сада, в центре которого построил дворец. Специальным распоряжением он приказал англичанину Гулъду "насадить рай-дерево и сеять каштаны" на реке Каче. Из европейских стран были выписаны в Крым лучшие специалисты и садоводы. Григорий Александрович занимался благоустройством Крыма вплоть до начала войны с Турцией. Известен, к примеру, его рескрипт от 5 июня 1787 года, в котором он указал перечень редких деревьев и растений, которые необходимо посадить в Крыму, и поручил правителю области "употребить всемерное старание достать оные чрез известные ему посредства, и, насади оные во области Таврической, стараться о размножении их". Не прервала эту деятельность даже начавшаяся в 1787 году война. В 1788 году, когда опасность вторжения турок на полуостров была в значительной степени снижена, садовник Фабр заложил в Старом Крыму венгерский сад, основу которого составили особые сорта лозы, выписанной из Венгрии. Одновременно он начал переговоры с генуэсцем Росси о ввозе в Россию особых пород оливковых деревьев.
Немало делалось и для развития народного образования. В Крыму были открыты училища, а в Новороссии планировалось основать Екатеринославский университет, в котором бы могли обучаться и жители вновь приобретенной области. Однако, исполнению этого предначертания помешала война...
Современники свидетельствовали, что в скором времени "неусыпными трудами князя дикие степи новой Тавриды, подобно степям Новороссийским, превратились в обработанные поля и прекрасные луга. Развелось овцеводство, бедные татарские деревни и города начали терять свой жалкий вид, оживленные соседством богатых русских селений".
Об отношении же местного населения к русскому правительству свидетельствует такой примечательный случай, описанный принцем де-Линем в воспоминаниях. Во время путешествия императрицы Екатерины II по Таврической области, состоявшегося в 1787 году, едва не приключилась беда. Императорский поезд приближался к Бахчисараю. Дорога шла под уклон, и резвые лошади понесли карету императрицы, грозя опрокинуть ее и разбить вдребезги. Принц, находившийся в тот момент рядом с Екатериной II, писал: "Она была в то время также спокойна, как при последнем завтраке. Новые подданные, крымцы, устремились спасать ее, спешились, легли на дороге и бешенством своей отважности, воздержали бешенство лошадей".
Кстати, история запечатлела и еще один факт, в нынешние дни кажущийся невероятным. При въезде в Крым императрица распорядилась, чтобы далее ее личную охрану осуществляли новые ее подданные крымские татары...
Об этом с присущим его запискам остроумием рассказал французский посланник граф Сегюр: "Монархиня, с мыслями всегда возвышенными и смелыми, пожелала, чтобы во время ее пребывания в Крыму ее охраняли татары, презиравшие женский пол, враги христиан и недавно лишь покоренные ее власти. Этот неожиданный опыт доверчивости удался, как всякий отважный подвиг.
– Согласитесь, любезный Сегюр, – сказал мне, смеясь, де-Линь, – что двенадцать тысяч татар, которыми мы окружены, могли бы наделать тревоги на всю Европу, если бы вздумали вдруг потащить нас к берегу, посадить на суда августейшую государыню и могущественного римского императора и увезти их в Константинополь, к великому удовольствию его величества Абдул-Гамета, владыки и повелителя правоверных!
...К счастью, эти мысли не пришли на ум великодушным сынам Магомета. Мы очень спокойно ехали под их защитою..."
Новые подданные восторженно встречали императрицу, правительницу страны, столь несправедливо названной в послереволюционное время тюрьмой народов. Тюрьма же та была весьма своеобразной – ведь в нее не приходилось загонять силой народы. Чаще они сами стремились встать под могучую руку России, дабы расцвести, окрепнуть и разбогатеть под этой щедрой рукой державы, защитницы угнетенных, державы-освободительницы...
Упомянув о путешествии императрицы Екатерины II, совершенном ею по Новороссии и Крыму в 1787 году, нельзя не остановиться на бессовестной лжи, долгое время кочевавшей по многим историческим произведениям – на мифе о так называемых "Потёмкинских" деревнях. Суть ничем не подкрепленных сплетен, выдуманных завистниками и злопыхателями, заключалась в следующем: Потёмкин, готовясь к встрече государыни, якобы, настроил на пути ее следования множество декораций и даже дома в деревнях были картонными, а сады представляли собою не что иное, как натыканный в снег хворост. В своем стремлении дополнить сплетни личными домыслами, некоторые советские писатели превзошли все разумные пределы.
Так, некий М.Т. Петров в романе "Румянцев-Задунайский", изданном в Саранске несколько лет назад, упоминая о путешествии императрицы Екатерины II по краю, управляемому Потёмкиным, не удосужился даже уяснить, в какое время года государыня достигла тех мест, о которых вел он речь. М.Т. Петров живописует, как Румянцев бродил по сугробам, заглядывая за разрисованные щиты, скрывавшие дряхлые избенки, и возмущался нечестностью Потёмкина, обнаруживая вместо садов натыканные в сугробы прутья, а адъютант, забегая вперед, протаптывал в глубоких сугробах тропинки. Императрица же покинула Киев и направилась во владения Григория Александровича 22 апреля по старому, а следовательно 3 мая по новому стилю. Некоторое время путешествие осуществлялось по Днепру на галерах, и лишь после Канева путешественники пересели в кареты. Интересно, откуда могли в ту пору цветения взяться сугробы?
Поистине в желании опорочить Потёмкина люди, выполнявшие заказ деятелей застоя, не знали меры. Впрочем, в упомянутом романе трудно найти правды – императрица изображена в традициях самых отвратительных, сцены, касающиеся ее личной жизни, измышлены с подробностями, недостойными внимания, а тем более интереса настоящего мужчины.
Но не будем более подробно останавливаться на этом бульварном издании, упоминание о котором нам понадобилось лишь для того, чтобы убедиться на примере, сколь беспочвенны были сплетни и сколь беспомощна ложь, тем более сохранились свидетельства очевидцев, опровергающие все вымыслы о "Потёмкинских" деревнях.
22 июня 1782 года, за пять лет до путешествия императрицы, бывший гетман Украины Кирилл Григорьевич Разумовский, посетивший те края, с восторгом описывал первые результаты деятельности Григория Александровича Потёмкина: "В сделанном мною в Херсоне вояже я ощущал особливое удовольствие, ибо неточию в путешествии сем не имел никакого беспокойства, но зрение мое беспрестанно занималось приятным удивлением, поколику на самой той ужасной своею пустотою степи, где в недавнем времене едва кое-где рассеянные обретаемы были ничего незначущие избушки, называемые от бывших запорожцев зимовниками, на сей пустоте, особливо по Херсонскому пути, начиная от самого Кременчуга, нашел я довольные селения верстах в 20, в 25 и не далее 30, большею же частью при обильных водах. Что принадлежит до самого Херсона, то, кроме известного великолепного Днепра, северный берег которого здесь оным населяется, представьте себе множество всякий час умножающихся каменных зданий, крепость, замыкавшую в себе цитадель и лучшие строения, адмиралтейство с строющимися и построенными уже кораблями, обширное предместье, обитаемое купечеством и мещанами разнородными с одной стороны, казармы, около 10 000 военнослужащих в себя вмещающие, с другой. присовокупите к сему почти перед самым предместием и видоприятный остров с карантинными строениями, с греческими купеческими кораблями и с проводимыми для выгод сих судов каналами. Все сие вообразите и тогда вы не удивитесь, когда вам скажу, что я и поныне не могу выдти из недоумения о толь скором возращении на месте, где так недавно один токмо обретался зимовник. Не говорю уже о том, что сей город, конечно, в скорости процветет богатством и коммерциею, сколь то видеть можно из завидного начала оной. Херсон для меня столь показался приятен, что я взял в нем и место для постройки дома на случай хоть быть там некогда и согражданином. Скажу вам и то, что не один сей город занимал мое удивление. Новые и весьма недавно также основанные города Никополь, Новый Кондак, лепоустроенный Екатеринославль.
К тому же присовокупить должно расчищенные и к судоходству удобными сделанные Ненасытицкие пороги с проведенным и проводимым при них с невероятным успехом каналом, равно достойны всякого внимания и разума человеческого..."
Надо думать, что Разумовский был сражен не карточными домиками, не декорациями, не хворостом, заменяющим сады, а замечательными творениями рук человеческих, творениями, которые организовывал и – направлял на великое созидание гений князя Потёмкина.
Безусловно, Григорий Александрович готовился к встрече государыни, но подготовка та вовсе не заключалась в стремлении, как теперь говорят, втереть очки. Сохранились конкретные его указания многим должностным лицам.
"Дорогу от Кизикерменя до Перекопа сделать богатою рукою, чтоб не уступала римским. Я назову ее "Екатерининский путь", – писал он одному из губернаторов. Правителю Екатеринославского наместничества указывал: "Употребите все силы, не теряя ни минуты, чтобы все было в исправном порядке и готовности к приезду Ее Величества. Постарайтесь по всей возможности, чтоб город был в лучшей чистоте и опрятности".
А вот что говорится в распоряжении касательно так часто упоминаемых сочинителями мифа о "Потёмкинских" деревнях покосившихся избушек: "Безобразящие строения разломать и срыть, особливо прибрать возле рядов".
Нет, не закрыть картонными разрисованными щитами, а именно срыть приказывал Потёмкин все лачуги и хибары.
Не забыл он и о развлекательной программе путешествия. Характерно в этом плане такое распоряжение: "Капельмейстеру Сарти предписанную ему пьесу скорее приуготовить и постараться, чтоб оная произведена была наивеликолепнейшим и огромнейшим образом. Обмундирование музыкантов и певчих, буде еще не окончено, тотчас оное завершить".
Любопытно и то, что не Потёмкину, знатному, как его любят называть, вельможе, писали речи и доклады, а напротив, он сам учил людей ораторскому искусству. Наставления его архиепископу Амвросию, приглашенному в Киев для встречи императрицы, хороший тому пример: "При первой встрече императрицы Ваше Преосвященство благоволите сказать самое краткое приветствие; но при сем случае, когда в лице дворянства все губернские представятся Ее Величеству в тронной зале, тогда вы за всех говорить будете. Речь сия должна состоять из благодарности, какую Россия чувствует в превращении земли сей из необитаемой степи в сад плодоносный; тут пройдите все пагубные следствия, от бывших соседей понесенные, что татары обладали прежде нациею нашею; по разрушении же их царства, возгнездившиеся в Крыме, испускали по временам вред на многие провинции; но десница Ее Императорского Величества стерла супостата, присоединила земли к Империи и народ, прежде вредный, сделался нам собратией".
Приготовления к приезду императрицы, как видим, делались немалые. Но можно ли осуждать за них Потёмкина? На Руси издревле жила и поныне живет традиция широко, хлебосольно, щедро встречать гостей, а здесь не простая гостья приезжала, а государыня, да не одна, а с представителями чуть ли не всей Европы, с дипломатами, царствующими особами, военными и государственными деятелями.
Участники путешествия стали свидетелями необыкновенной по масштабам созидательной деятельности. Приезд императрицы становился праздником для жителей тех местностей, которые она посещала. Граф де Сегюр вспоминал: "Множество народа громкими криками приветствовало императрицу, когда, при громе пушек, матросы мерно ударяли по волнам Борисфена своими блестящими, расписанными веслами. По берегам появлялись толпы любопытных, которые беспрестанно менялись и стекались со всех сторон, чтобы видеть торжественный поезд и поднести в дар императрице произведения различных местностей..."
Поразили путешественников и города, возведенные Григорием Александровичем, поразил великолепный Херсон, о котором граф де Сегюр писал с неменьшим восторгом, чем за пять лет до того Разумовский, а императрица, сравнивая его с Очаковым, в то время турецкой крепостью, отмечала: "...как сему городишку (Очакову – Н.Ш.) нос подымать противу молодого Херсонского колосса!". Но самое яркое впечатление произвел Севастополь, построенный Потёмкиным и ставший главной базой Черноморского флота, созданного князем.
Строительство Черноморского флота началось вскоре после подписания Кучук-Кайнарджийского мирного договора. К тому времени на юге России существовали лишь две флотилии – Азовская (Донская) и Дунайская, которая в годы войны оказывала поддержку сухопутным войскам. Потёмкин развернул строительство новых верфей и баз на Днепре и Днепровско-Бугском лимане, где в 1775 году заложил Глубокую Пристань.
Но лишь после присоединения Крыма к России удалось начать строительство настоящей базы Черноморского флота, отвечающей всем требованиям, предъявляемым к сооружению такого рода. Для этого Григорий Александрович избрал бухту Ахтияр, которую наименовал Севастопольским пристанищем. 10 августа 1785 года, когда строительство шло уже полным ходом, он представил императрице подробнейший доклад, в котором продемонстрировал глубочайшее знание всех вопросов, касающихся фортификации и военно-морского искусства. Он охватил множество вопросов, начиная от климатических условий бухты, порта и будущей базы, до размещения в ней кораблей, ее охраны и обороны, доставки к месту работ стройматериалов и изыскания людских ресурсов. Объемный и всесторонне продуманный доклад поражает своим совершенством, убедительно доказывает, кого на самом деле мы должны считать основателем города русской славы – Севастополя, вписавшего столько ярких, замечательных страниц в боевую летопись нашего Отечества.
Григорий Александрович отмечал: "Главная и одна только крепость должна быть Севастополь при гавани того же имени, которой описание и сметы у сего прилагаются... Воздух в сем месте благорастворенный и жаркие летние дни прохлаждаются морскими ветрами; земля в окрестностях тучная, как и во всем пространстве Таврической области; камень для строения находится в самой близости, так же и в лесе, для сожжения извести, кирпича и черепицы недостатка быть не может".
Безусловно, здесь имелась в виду не поголовная вырубка с уничтожением целых массивов необы<