КОНЕЦ ИГРЫ
Глава 10
Прошло три дня…
Ондайн провела их в мучениях от страха и беспокойства. Она была так занята отчаянными поисками выхода, чтобы избежать двора короля Карла, что даже не думала о шепоте, позвавшем ее в ночи.
Уорик был непреклонен и не желал слушать никаких возражений. Выхода не было.
Побег казался невозможным. Уорик перестал выезжать по ночам и проводил их в музыкальной комнате, в то время как она ходила взад и вперед в своей. Он старался избегать встреч с Ондайн, морщась при ее виде, как от невыносимой головной боли, хотя по вечерам, на обеде в компании Юстина, очаровывал всех присутствующих. Юстин продолжал подшучивать над ними обоими и то и дело ненавязчиво давал понять брату, что хорошо бы проявлять побольше нежности и заботы к женщине, которая носит его ребенка.
Ондайн сжимала зубы и ничего не говорила.
Забота Матильды приняла такие размеры, что всякий раз при виде экономки Ондайн хотелось превратиться в горошину и закатиться в маленькую темную дырочку в полу. Как жестоко обошелся Уорик с Матильдой! В который раз ее надежды были обречены разбиться вдребезги!
Клинтон тоже, казалось, ничего не имел против поспешности, с которой действовала молодая графиня, чтобы обеспечить Четхэмов наследником. По крайней мере он вел себя спокойно и открыто, и Ондайн проводила много времени в конюшнях, обхаживая лошадей и мечтая найти способ увести одну из них и исчезнуть.
Первый день подходил к концу. Ондайн успокаивала себя тем, что она еще успеет придумать план побега. Но вот прошел и второй, и побег стал казаться почти невозможным. Джек следовал за ней постоянно, хотя и совсем ненавязчиво, более того, она в любое время суток была под наблюдением Матильды или Лотти. Положение ее представлялось безнадежным.
|
|
Матильда занималась дорожным сундуком, укладывая самые изысканные платья. При дворе Карла, который славился любовью к изящному и привечал художников и поэтов, женщины одевались по последней парижской моде. Так что Ондайн была просто обязана иметь при себе все самое лучшее. По мнению Матильды, от роскоши убранства ее госпожи зависело очень многое, и она наставляла молодую графиню:
— Вы должны одеваться как можно лучше! Я уверена, вы затмите всех! Ах, как это захватывающе!
— А вы бывали при дворе? — поинтересовалась девушка.
— Да! Когда‑то я сопровождала…
— Женевьеву, — закончила за нее Ондайн и сердечно обняла Матильду.
Матильда вытерла со щеки слезу, затем вспыхнула и улыбнулась:
— Ах, как бы мне хотелось увидеть, как вы осадите высокомерную леди Анну!
Ондайн ответила ей вымученной улыбкой. Сейчас, как и прежде, ее раздирали противоречия: рассудок говорил, что ехать ко двору опасно, а сердце разрывалось от жесточайших мук ревности. Скорее всего, вместо того чтобы поставить леди Анну на место, она просто доставит своего мужа в объятия любовницы.
Как только Матильда закрыла за собой дверь, Ондайн злобно швырнула подушку, которая пролетела через всю комнату. Осталась всего одна ночь, и с рассветом они отправятся. Но ей нельзя ехать! Ни за какие сокровища мира!
Уорик! Ох, этот отвратительный мужской нрав! Он хотел насильно — против ее воли! — притащить ее туда, где все знали о его безнравственных похождениях, где с распростертыми объятиями его ожидала любовница! И ради этого он заковал ее в кандалы!
|
|
Хотя, может быть, все это ей кажется?!
Как ни боролась Ондайн со своими чувствами, они жили в ней. Она любила Уорика. Любила почти так же страстно, как ненавидела.
За обедом Ондайн смеялась над остротами Юстина, стараясь выглядеть особенно очаровательной. Уорик сохранял видимое спокойствие, но по тому, как он пожирал ее глазами, Ондайн догадывалась, что он насторожен и напряжен не меньше ее. Она пыталась отвлечь его внимание, болтая чепуху о платьях, которые собиралась взять с собой, и своих якобы серьезных намерениях следовать указаниям придворных модисток. Ее блюдо с едой опустело только наполовину, когда Уорик, подошедший сзади к ее креслу, выдвинул его из‑за стола.
— Уорик… — начала она резким голосом, в котором раздражение тут же уступило место изумлению.
— Моя любовь! — ответил он мягко и наклонился так близко, что его дыхание коснулось ее щеки и угроза его слов сделалась еще очевиднее. — Мы собираемся выехать с рассветом, и потому вам не стоит отрывать от сна драгоценное время.
Ох, как же ей хотелось — хотя бы раз! — развернуться и со всей силы ударить его по щеке! Испортить игру! Отомстить за боль, которую он причинял ей!
Но она лишь наклонила голову. Сейчас не время для мести и препирательств. Сегодня она должна исполнить задуманное, предпринять последнюю отчаянную попытку и убежать, пока не поздно.
Ондайн с покорным видом встала и вышла из‑за стола. Юстин также поднялся, целуя ее руку и отвешивая вежливый изящный поклон.
|
|
— Дорогая сестрица, увы, мой брат, этот грубый мужлан, то и дело отсылает вас. Как жаль, что я не встретил вас прежде него!
— М‑м‑м, да, действительно жаль, — сухо пробормотал Уорик. — Спокойной ночи, брат!
Юстин рассмеялся:
— Спокойной ночи.
«Вне всяких сомнений, я здесь как в тюрьме!» — думала скорбно Ондайн, пока Уорик выводил ее из зала. Его пленница и, кажется, по собственной воле. Поскольку даже теперь она внутренне пыталась уклониться от разработанного плана побега.
Сбежать от него? Это значит сбежать от прикосновений, обжигающих, как огонь. От теплоты его тела, прижимавшегося к ней. И от насмешек, да. И от этих рук, сжимавших, как маленькие крабы, ее запястья. И еще от его дыхания, голоса, глаз. От внезапно прорвавшейся нежности и страсти, когда он клялся защищать ее. Она зажмурилась. Дура! Ему нет до нее никакого дела, он ею просто пользуется.
Уорик открыл дверь, и Ондайн направилась через музыкальную комнату в свою спальню.
— Ондайн!
Девушка вздрогнула и, остановившись, обернулась. Она видела его пронзительный взгляд, озабоченность, все, как во время обеда. Он улыбался, скрестив руки на груди.
— Слушаю, господин?
— Мы выезжаем утром.
— Да, милорд.
— Любимая, — сказал он мягко, затем подошел к ней с участливой улыбкой и нежно погладил по щеке. — Раньше ты так сильно протестовала против нашей поездки, что я поневоле усомнился в этой неожиданно возникшей покорности.
Ондайн потупила глаза и отступила назад, беспомощно опустив руки.
— Вы сказали, что я все равно поеду, по своей воле или насильно. Я предпочла подчиниться. А теперь, если позволите, я лягу спать, я очень устала. И к тому же завтра мы должны рано выехать.
Она повернулась и быстро убежала, не решившись даже удостовериться, насколько он поверил разыгранному спектаклю.
В спальне Ондайн скинула только туфли и калачиком свернулась под одеялом. «Интересно, сколько придется ждать, пока он крепко уснет?» — думала она мрачно.
Почти невероятная, но единственная и последняя оставшаяся у нее надежда — потихоньку выйти из комнат, пока Уорик спит, добежать до конюшен и украсть лошадь. И она сделает это сегодня ночью, когда Клинтона нет в конюшне и Джек не сторожит у дверей, уверенный, что хозяин сам охраняет спокойствие госпожи.
Ох, как же долго тянется время! Ей показалось, что прошла целая вечность, пока она лежала, закутавшись в одеяло и слушая свое дыхание и шаги Уорика в музыкальной комнате. О чем он думает? Может быть, ему не терпится побыстрее доехать до двора и оказаться в страстных объятиях своей любовницы?
Конечно, самое лучшее — держаться подальше от этого высокомерного животного! Это он заставлял ее дрожать от бессильного бешенства! Он задевал ее чувства! Он пугал ее! Она хотела от него всего и ничего! Будь он проклят! Ей нужна только свобода, чтобы восстановить доброе имя отца и защитить себя от клеветы.
Наконец Уорик пошел спать. Свечи в комнате погасли, горели только дрова в камине. Ждать оставалось совсем недолго. Не больше часа после того, как потухла последняя свеча. Да поможет ей Господь.
Ондайн уже собралась встать с постели, когда, похолодев от ужаса, обнаружила, что Уорик и не собирался спать, а стоял на пороге ее комнаты, как обычно, с неизменной насмешливой улыбкой на бесстрастном и прекрасном лице.
Она сглотнула, поспешно закрыла глаза и принялась молиться, чтобы он не успел заметить в темноте ее изумленный, устремленный на него взгляд.
Прошло еще немного времени. Ондайн старалась дышать как можно ровнее. Наверное, Уорик уже убедился, что она спит, и ушел к себе в комнату.
Она открыла глаза и испуганно взвизгнула.
Он совсем никуда не ушел, а стоял, склонившись над ней, уперев руки в бока и дьявольски сверкая своими золотистыми глазами в отблесках пламени камина.
Со скоростью взвившегося кнута с нее было сорвано одеяло — под ним лежала совершенно одетая Ондайн.
— Дорогая жена! Что это такое? Ночная рубашка последней модели?
Лорд Четхэм сел на кровать и обвил, как горжеткой, пальцы вокруг ее горла.
— Какая небрежность с моей стороны! Я готов был поклясться, что наилучшим образом позаботился о вашем ночном гардеробе и обеспечил вас всем необходимым!
Ондайн снова закрыла глаза в безнадежном отчаянии.
— Идите к черту! — сказала она, собрав остаток сил.
— Прошу прощения, дорогая, но я собрался во дворец да к тому же рука об руку со своей обожаемой женой.
Уорик встал, поймал ее руку и дернул так, что она сдавленно и протестующе вскрикнула, но вынуждена была встать на ноги. Теперь она окончательно поняла, что ее планы разрушены и что впереди ожидают лишь новые мучения. Она с ненавистью посмотрела в лицо своему мучителю и крикнула:
— Что вам еще надо?! Вы разбили все мои надежды, и я все равно уже не убегу от вас…
— Притворная бестия! — резко оборвал он. — Ты что же, надеялась пробежать мимо меня? Я же говорил тебе, дорогая, что просыпаюсь от малейшего шороха.
— Но я даже не шевелилась!
— Ах, зато мысли в твоей прекрасной голове шевелились весь вечер!
— Ладно, хватит об этом! Я здесь! Оставьте меня наконец в покое!
— Нет! Как я могу, графиня, оставить вас… спать в столь неподобаюшем виде?! — воскликнул Уорик с театральным возмущением. — А ну‑ка повернитесь ко мне спиной!
И, не дожидаясь исполнения команды, железные пальцы впились ей в плечи и крутанули ее, а затем принялись расстегивать крючки на платье.
— Стойте! Я уже никуда не убегу! Я хочу спать, чтобы быть готовой к отъезду…
— Нет нужды готовиться настолько заранее, чтобы спать в таком виде, моя дорогая. Стойте спокойно… или я разорву в клочья вес ваши тряпки.
Уорик сказал это беззлобно, словно констатировал факт. Дрожа всем телом, она старалась стоять как можно спокойнее, пока он заканчивал возиться с крючками, а затем бросилась прочь, бормоча сквозь зубы:
— Спасибо, больше не беспокойтесь. Дальше я разденусь сама… Он небрежно махнул рукой в знак согласия, но не отступил:
— Хорошо, я жду, моя дорогая. Раздевайтесь! Ондайн не двигаясь смотрела на него.
— Немедленно. — Уорик был непреклонен.
Наградив его про себя самыми оскорбительными эпитетами, она, не переставая ни на секунду дрожать, переступила через обручи и освободилась от платья. Граф стоял сзади, и она не решалась повернуться.
— Продолжайте, графиня, — сказал он, растягивая слова. Ондайн повторила все определения, которыми уже успела его наградить, и прибавила все те новые, что пришли к ней на ум за последние мгновения. Дрожащие пальцы не слушались ее, и она никак не могла справиться со шнурками на корсете, так что Уорику пришлось прийти ей на помощь.
Еще секунда — и корсет упал на пол вместе с отороченной лентами нижней юбкой. Проклиная все на свете, Ондайн сняла чулки и поспешила запрыгнуть на постель, чтобы укрыться под одеялами.
— А теперь, пожалуйста, уходите! — закричала она несчастным голосом.
Но вместо того чтобы уйти, граф снова присел на край кровати, и она замерла, потому что почувствовала на спине прикосновение его руки.
— Ондайн, скажи, почему ты так не хочешь ехать во дворец? На этот раз голос был вкрадчивым и задумчивым. Едва переводя дыхание, Ондайн слушала биение своего сердца, не открывая глаз. Она не хотела глядеть в его янтарные глаза, согретые сожалением, любопытством и заботой. Уж слишком быстро они вновь становились холодными и свирепыми!
— Я не люблю двор, — сказала она сдержанно.
— Если бы ты рассказала мне…
— Я рассказала вам все, что считала нужным!
Ондайн услышала в ответ легкий вздох, как будто он с трудов отказывался от желания проникнуть за стену, которой она себя окружила. Затем Уорик встал и холодно произнес:
— В таком случае я сочувствую, что путешествие расстраивает вас, но оно обязательно состоится.
Она поняла, что он ушел, не по звуку шагов, но скорее по тому, что в нее проник неожиданный холод. Ондайн вытащила руку из‑под одеяла и зажала себе рот, пытаясь сдержать вопль отчаяния. Слезы подступили к горлу, но Она не заплакала. Нет, он никогда не услышит, как она плачет.
Собравшись с силами, она снова начала прикидывать варианты и строить планы. Когда наступит утро…
Да, наконец ей в голову пришла настолько блестящая идея, что она заснула с улыбкой на губах.
Наутро вошла Лотти. Ондайн умылась, оделась и дала девушке указания по поводу своей прически. И вот она приготовлена к путешествию как нельзя лучше!
Ондайн стояла вместе с Матильдой и Уориком в музыкальной комнате и смотрела, как вокруг сундуков, которые следовало отнести в карету, суетятся слуги. Вдруг она неожиданно вскрикнула, как будто ее пронзила ужасная боль. Затем еще раз!
«Отлично!» — подбодрила себя Ондайн. Представление выглядело настолько убедительным, что Уорик со всех ног бросился к ней и схватил ее на руки. Да, она с успехом могла бы выступать на сцене!
— Моя госпожа…
— Боже, госпожа! Что с вами? — беспокойно закудахтала Матильда, тоже устремляясь к ней. — Это из‑за ребенка?
— О‑о‑ох! — стонала Ондайн. — Конечно, нет! О‑ох, дайте мне только немного полежать, и боль…
Тут Ондайн заметила, что Уорик отпустил ее, в то время как ей на помощь пришла Матильда — дорогая Матильда! Поддерживая госпожу за талию, она повела ее к комнате.
— Мы сейчас же освободим вас от всех этих корсетов. Скинем все в один момент! Вы останетесь дома и полежите.
— Но Уорик…
— Граф поедет один. Мы ни в коем случае не можем рисковать нашим драгоценным ребенком! А теперь ложитесь. Я подыщу рубашку посвободнее. Ох, моя дорогая, боюсь, самые красивые я уже упаковала!
Едва сдерживая победную улыбку, Ондайн снова легла на постель, как бы обессиленно прикрыла глаза рукой и полностью вверилась нежному попечению Матильды.
Но прикосновение, которое она почувствовала в следующую минуту, можно было назвать каким угодно, только не нежным. Твердая рука обхватила ее, приподнимая. Она испуганно открыла глаза и встретилась с сузившимися и сверкающими глазами разъяренного мужа.
— Моей госпоже ничего так не нужно, как глоток свежего воздуха, — прогремел Уорик, — и чем скорее, тем лучше!
— Но, Уорик… — начала Матильда.
— Моя госпожа здорова, как корова, Матильда. Она только слегка разволновалась, но не более! Обещаю, что свежий воздух приведет ее в чувство наилучшим образом.
С Ондайн на руках он вылетел из комнаты с таким свирепым видом, что Матильда не рискнула больше возражать.
Девушка беспомощно сложила на груди руки, поняв, что никакое сопротивление не освободит ее, и решила оставить притворство.
— Ты подонок! — яростно прошипела она.
— Нелли Гвин никогда не давала такого представления, моя дорогая, а ведь, прежде чем стать любимицей короля, она была любимицей публики.
— Я могу сама идти!
— А я знаю!
Он продолжал спускаться по лестнице к карете, где их ожидали Юстин с Клинтоном, которые были так озадачены неожиданным появлением, что не смогли скрыть удивления.
— Небольшая прихоть, — коротко объяснил Уорик. Ондайн даже не успела попрощаться с ними, потому что ее без церемоний запихнули в обитую бархатом карету, дверца которой немедленно за ней захлопнулась. Она услышала голоса прощавшихся мужчин. Все заняло считанные секунды, и, не успела она дотянуться до дверной ручки, как карета быстро покатилась по дороге.
Четхэм занял привычное место на козлах рядом с Джеком. Ондайн еще раз всхлипнула от отчаяния, затем опустила голову на бархатное сиденье и закрыла глаза, почувствовав себя настолько усталой, что все вокруг перестало иметь для нее какое‑либо значение.
Они ехали уже много часов. Где‑то посреди тряской дороги, растирая онемевшее тело, она подумала, что будет бороться. У нее оставалась надежда, которая, как известно, умирает последней.
Ондайн попыталась припомнить события, предшествовавшие трагедии.
В тот бесконечно длившийся день они с отцом приехали во дворец по приглашению Карла, чтобы посмотреть на турнир. Паж представил их королю, которого сопровождали двое стражников. Итак, ее не видел никто, кроме короля и нескольких королевских стражников.
Карл! Она должна увидеться с ним… наедине. Она припадет к ногам короля и с отчаянием в глазах упросит его выслушать ее. Тогда, быть может, вопреки наветам он… Да! Король слыл проницательным человеком, снисходительным к подданным. Это было одной из причин, почему его так любили, как короля и как человека.
И потом, король благоволил к женщинам. Он был кавалером — высочайшим из кавалеров! В тот день монарх не раз проявлял к ней интерес. Если бы ей удалось поговорить с ним, рассказать свою историю, он, возможно, дал бы ей шанс доказать свою невиновность.
Ее сердце забилось сильнее. Нет! Ничего не получится!
Но она должна хотя бы попытаться!
Карета не останавливалась до самой темноты. На дворе стояла глубокая ночь, когда Уорик распахнул дверцу и сказал, что они приехали на постоялый двор.
Ондайн недружелюбно посмотрела на него и вырвала руку, когда он попытался ей помочь. Он пожал плечами и оставил ее в покое. Ее ноги так затекли в дороге, что она стала спотыкаться и в конце концов вынуждена была смириться с его помощью.
Джек прошел в таверну, чтобы приготовить комнаты, в то время как Уорик нашел столик и заказал ужин. Вскоре Джек вернулся и уверил графа, что им отвели самую лучшую комнату в доме.
На ужин подали жареную дичь с вареными овощами и эль. Уорик и Джек стали обсуждать предстоящую дорогу, а тем временем Ондайн занялась содержимым своей тарелки, выпив довольно много эля, который согрел и сморил ее. Она заснула прямо за столом и очнулась, когда Уорик дотронулся до нее:
— Пойдем. Я отведу тебя в постель…
— Нет…
— Леди, вы чуть было не упали в поднос с едой, — сказал Джек, поднимаясь из‑за стола. Уорик взял ее за руку и повел вверх по шаткой лестнице, подальше от пьяного шума таверны.
С некоторой тревогой Ондайн отметила, что комната на двоих. Но эль и усталость взяли свое. Девушка не протестовала даже, когда Уорик помогал ей с крючками. Она спокойно подождала, пока он закончит, и вскарабкалась на кровать. Через минуту она поняла, что он рядом. Всю ночь ей казалось, что она спит в его объятиях, а когда ее снова потревожил страшный сон, она могла поклясться, что слышала нежный шепот:
— Спокойно, любимая, спи спокойно. Ничего не бойся. Я здесь…
Наутро рядом его не было.
В следующую ночь, которую они провели в доме Мэгги, сторожить Ондайн Уорик оставил Джека. Лондон был совсем близко.
Глава 11
Уорик сидел в темном углу таверны, глядя то на Джека, то на свою жену, и казалось, глубоко задумался. Он смотрел, как она смеется, смотрел на ее фигуру и проклинал себя на чем свет стоит.
Она определенно сводила его с ума!
Что он за идиот? На его шее пульсировала вена, выдавая страшное внутреннее напряжение. В конце концов, она его жена, черт побери.. Еще немного, и он готов был просто ворваться в комнату и, не обращая внимания на страх и гнев в ее глазах, напомнить ей, что она обещала любить его, уважать и во всем ему подчиняться.
Он сжал зубы, борясь с искушением. Да, она его жена, взятая им из‑под виселицы в качестве приманки, которую он в душе поклялся защищать и которой обещал свободу. Уорик не смел думать о ней как о своей жене. Он обязан помнить о Женевьеве — молодой и невинно убитой. Нет, он не должен любить Ондайн! Он может только охранять ее, особенно при дворе, когда поблизости окажутся Хардгрейв и леди Анна. Уорик почему‑то надеялся, что убийца попадет в ловушку именно во дворце. Ему не верилось, что злоумышленником был его собственный брат… или Клинтон. Наверняка это Хардгрейв.
Рядом снова раздался мелодичный смех Ондайн и поглотил все его внимание. Уорик вздохнул.
Ему не следовало оставаться с ней в одной комнате. Он не должен был обнимать ее. Он хотел ее и в глубине души знал, что между ними нарастает буря безумия и страсти, угрожающая смести обоих.
Утром Ондайн нервничала. Уорика не было. Она прилежно оделась, молясь о королевской милости, и спустилась вниз.
Увидев Уорика в общей комнате, девушка даже споткнулась от неожиданности. Она привыкла видеть мужа в будничной одежде, которую он обычно носил в Четхэме. Казалось, он не придавал своей внешности никакого значения. Но на этот раз Ондайн была сражена его нарядом. Она почувствовала, что голова у нее закружилась, в горле пересохло, а пульс участился. Сегодня он был прекрасен в рубашке со шнуровкой, бархатном плаще и темно‑голубых панталонах. Распущенные по плечам темные волосы, густые и волнистые, убеждали, что даже в торжественных случаях ему не нужно носить парик. Для этого человека мода ничего не значила; с одинаковым успехом он мог ей следовать или не следовать. Высокий и темный, с карими глазами, постоянно меняющими выражение, он был воплощением мужественной красоты и впечатляющей силы. И можно было поклясться, что ни один мужчина на свете не носил с таким шиком шляпу с пером.
При виде Ондайн он сорвал шляпу с головы и низко поклонился. В это утро он тоже нервничал, огонь плясал в его глазах, а манеры казались более чем странными.
— Миледи! Как приятно видеть вас с нами!
— Неужели? У меня просто не было выбора.
— Любая другая девушка умерла бы от счастья при одной только мысли побывать при дворе.
— Да, любая другая — возможно, — ответила Ондайн и настороженно посмотрела на Уорика, но он больше не касался этого вопроса.
Во время завтрака граф оставался образцом галантности, продолжая тем самым держать ее нервы на взводе. Расплатившись с Мэгги за постой, он любезно подсадил Ондайн в карету и вежливо поклонился, как бы оправдываясь, что снова предпочел компанию Джека на козлах. Ондайн нахмурилась, а он улыбнулся:
— Миледи, дорогая! Куда же подевались все ваши упреки?
— Спасибо, мой господин, их больше нет. Только, думаю, не стоит отрабатывать на мне свое очарование, которое вы, как плащ, то набрасываете на себя, то скидываете.
Он ответил ей сдержанной усмешкой:
— Отрабатывать? И для чего же, вы думаете, может мне потребоваться такая практика, графиня?
— Это уж ваша забота, Уорик, не так ли?
Улыбка на мгновение исчезла с его лица, а затем вернулась, уже скептическая и отчужденная.
— Да, графиня, так. Прошу прощения. Следующая остановка у Хэмптон‑Корта.
Так и случилось. Ондайн даже не заметила, когда они успели перебраться через Темзу, ослепительно голубую под непривычно безоблачным небом. Их встречали массивные ворота Хэмптона. Повсюду сновал бесчисленный люд: стражи в ливреях, господа и дамы в роскошных шляпах с перьями, пажи, клерки, священники, посудомойки, конюшие, садовники и купцы. Простолюдины торопились; знать прохаживалась неспешной походкой, Ондайн отодвинула занавески и смотрела с любопытством вокруг. Карета въехала через главные ворота, доставив их к самому дворцу. Ондайн взглянула на гигантские часы на дворцовой площади и только тогда осознала, что отсчет ее жизни теперь ведется не на дни, а на часы и минуты.
Ворота за въехавшими затворились. Через секунду дверца кареты распахнулась, и Уорик, сверкнув в ее сторону глазами, любезно протянул руку и помог выйти. Ондайн рассеянно посмотрела на него, на всех этих толпящихся людей. Ее интересовал только один вопрос: где король?
Они поднялись по внушительной лестнице и вошли в просторный зал, где какой‑то человек, скорее всего главный царедворец, приветствовал Уорика и сказал, что по приказу короля его ожидает самый лучший прием.
В глубине зала слуга с гордостью отворил двойные двери, открывая для обозрения огромный рабочий кабинет с книгами и шкафами, многочисленными креслами и диванчиками с роскошной обивкой и лакированными круглыми столами, стоявшими перед окнами, откуда на их глянцевую поверхность падало солнце, отражаясь волшебным светом.
— Спальная комната, — сказал слуга, ведя их дальше, — находится за кабинетом.
Еще одни двойные двери стремительно распахнулись. За ними оказалась прекрасная и уютная спальня с огромной кроватью под балдахином на четырех столбах, щедро украшенных богатой и изысканной резьбой, и занавесками из легкой газовой ткани и тяжелой парчи.
Окно выходило в сад, вдалеке виднелась Темза. В этой комнате тоже стояли кресла и гардеробы, а в углу — маленький столик, как будто специально предназначенный для легкого завтрака полусонной парочки, только что вылезшей из теплой смятой постели.
Внесли сундуки. Слуга показал Ондайн шнур звонка и уверил, что, если ей что‑нибудь потребуется, горничная придет в считанные минуты. Судя по его предельно вежливой манере и пристальному взгляду, Ондайн догадалась, что скоро станет предметом для пересудов, столь обычных в любом светском обществе. Но не это сейчас ее волновало. В голове Ондайн мутилось от страха: ведь теперь в любой момент она могла встретиться с королем.
Уорик с напряженным вниманием ходил по комнате, простукивая стены. Он обменялся взглядами со слугой, и тот заверил, что комнаты в полном порядке.
Ондайн хотела спросить что‑то, но Уорик перебил ее:
— Его величество играет в теннис. Мы проедем до кортов на ботике и встретимся с ним там.
Прекрасно! — решила она. У нее будет время, чтобы преодолеть страх и робость. Выйдя из дворца, Ондайн заторопилась через сад к гавани, где стояли ботики.
— Неужели вам так не терпится засвидетельствовать почтение королю? — не выдержал Уорик. — Я думаю, к чему бы это?
Она ответила ему деланной улыбкой:
— Да к тому, что, как я слышала, король — ослепительной красоты мужчина, мой господин. Он джентльмен до мозга костей и ценит прекрасный пол, к которому я имею счастье принадлежать.
Ондайн ощутила, как его пальцы конвульсивно стиснули ее запястье; затем хватка ослабла, и он улыбнулся:
— Но наш король темнокож, как настоящий испанец, миледи.
— Да, и это мне говорили. И тем не менее он прекрасен. Уорик промолчал и кивнул головой, указывая куда‑то вперед:
— Вон там ботик, миледи. Сами все увидите через пару минут. Они взошли на борт суденышка, которое доставляло гостей к теннисным кортам. Уорик подвел Ондайн к скамье, но она не села, а предпочла стоять у борта и ощущать на лице встречный ветер. Уорик был рядом, и она чувствовала на себе его пристальный взгляд.
Впереди замаячили корты. Ботик причалил; опустили трап. Уорик вывел Ондайн на берег и провел вдоль причала.
У входа на корты слуги в нарядных ливреях поднесли им кубки с вином. Праздных наблюдателей было не очень много. Следившие за игрой дамы полулежали в шезлонгах вокруг поля. Джентльмены, одетые согласно этикету, подбадривали игроков. То и дело слышался звук мяча, перелетающего через сетку.
Ондайн против воли остановилась и увлеклась игрой, позабыв даже о своем чрезвычайном волнении. Она никогда еще не была на теннисном корте, хотя и слышала, что король — большой поклонник этого вида спорта.
Уорик слегка обнял ее за плечи, и на короткий момент она почувствовала себя в полной безопасности.
Может быть, стоило все ему рассказать?! Наверняка он защитил бы и поддержал ее…
Увы, ни один человек не смог бы защитить ее от обвинений в убийстве и предательстве, исходящих от самого короля.
— Королева Екатерина, — прошептал Уорик, указывая на лужайку.
Женщина, которую увидела Ондайн, была немолода, но лицо ее оставалось прекрасным и полным очарования. Она улыбалась и хлопала в ладоши, беседуя с окружавшими ее дамами.
— А вон там сорвиголовы: Букингем, лорд Буркхаст и Сэдли.
— Сорвиголовы? — пробормотала Ондайн.
— Отпетые бездельники, дорогая. Им его величество обязан всевозможными придворными сплетнями о дебошах, которые не имеют никакого отношения к самому Карлу и доставляют ему одни только хлопоты. Его величество вовсе не такой повеса, как о нем многие думают, — сказал задумчиво Уорик, — но, правда, ловелас отменный. Ему удается сохранять дружеские отношения со всеми своими любовницами, не говоря уж о жене. Но король прислушивается и к мнению таких, как Пепис, Рен и тому подобные. Их, моя дорогая, тебе следует опасаться.
— Больше чем вас, господин? — спросила Ондайн с невинным видом.
— Гораздо больше.
— А вон там… Кто это? — Девушка указала на противоположный конец поля, где напротив шезлонга королевы стояло кресло. В нем сидела прекрасная женщина с темными волосами, миниатюрная, но ладно сложенная. Человек, которого Уорик назвал герцогом Букингемским, что‑то говорил ей. Она засмеялась грациозно и слегка жеманно, манерами напоминая кошечку.
— Луиза, герцогиня Портсмутская. Ондайн вздохнула:
— Любовница короля! В присутствии его жены! Уорик добродушно рассмеялся:
— А вот это прекрасное создание, стоящее лицом к сетке, — Нелли Гвин.
Но вовсе не Нелли Гвин приковала взгляд Ондайн, а ослепительной красоты брюнетка.
Она болтала с Луизой, смеялась, смотрела на игру. Поразительно красивая, высокая, исполненная грации, с полными яркими губами, эта женщина была окружена сладкой и обволакивающей атмосферой томной чувственности, которая безотказно действовала на присутствующих. Она потягивала вино, играла кистью винограда, зажатой между пальцами, и то погружалась в глубокую задумчивость, то снова разражалась беззаботным смехом, то как будто слегка скучала.
— Кто это?
— Леди Анна, — ответил Уорик. — Пойдем; королева нас заметила.
Ондайн окаменела. Так вот, оказывается, она какая — леди Анна! Гнев закипел в ней, но, подумав, она готова была чуть ли не рассмеяться над собой. Что с ней? Неужели она забыла, что пришла сюда встретиться с королем?
Уорик подхватил жену, быстро подошел к шезлонгу королевы и склонился в глубоком поклоне:
— Ваше величество.
Ондайн присела в реверансе и подивилась искренности и радушию этой женщины с глубокими печальными глазами.
— Уорик! — Королева сохранила легкий акцент родного португальского языка. — Какое удовольствие вас видеть, милорд!
Он сделал шаг вперед, намереваясь поцеловать ее руку. Фрейлины, стоявшие позади королевы, вежливо удалились. Екатерина, ненавидевшая этикет, потянулась вперед, чтобы поцеловать Уорика в щеку, когда взгляд ее лучистых глаз упал на Ондайн.
— Ах, графиня! Подойдите‑ка сюда. — Она взяла Ондайн за руку и осмотрела ее с явным одобрением. — Но, Уорик, где вы нашли такую красавицу? Она прелестна! То‑то я смотрю, все вокруг головами вертят — что за прекрасная пара? Ах! — вдруг вскрикнула Екатерина, хлопая в ладоши. — Игра закончена… Мой благородный супруг снова выиграл!
Ондайн обернулась в испуге. Ей и в голову не пришло, что один из игроков на корте — король, хотя теперь, оправившись от неожиданности, она увидела, что победитель действительно не кто иной, как сам Карл. Он пожал руку своему сопернику, принял от слуг большое полотенце и повернулся к ним.
Сначала король даже не взглянул на Ондайн; его большие темные глаза устремились на Уорика. Он улыбнулся, и под его аккуратно подстриженными усами губы расплылись в широкой улыбке. При виде короля Ондайн замерла. Она как будто видела его впервые.
В жилах короля, помимо крови династии Стюартов, смешалась кровь шотландских и французских королевских семей, не говоря об итальянском линьяже Медичей, герцогов тосканских, благодаря которым он скорее всего и получил такой темный цвет кожи, придававший ему столько очарования.
— Уорик! — радостно воскликнул король и похлопал ее мужа по плечу; тот приветствовал короля с не меньшим энтузиазмом. — Поговаривают, что ты женился!
— Так и есть, ваше величество. Леди Ондайн, моя жена. Наконец этот момент наступил! Король смотрел прямо на нее.
Превозмогая оцепенение, молясь от всего сердца, она присела, не отрываясь глядя в глубоко посаженные глаза Карла. Ах, как он смотрел на нее! Бесконечно долго! Но может быть, ей только так показалось, потому что все вокруг происходило как будто в тумане. Она молчала и молилась; ночные кошмары вихрем пронеслись в ее воображении. Вот сейчас он позовет стражу, покажет на нее пальцем и выкрикнет одно только слово: «Предательница!»
Но ничего такого король не сделал; ненавистное слово эхом отдавалось только в ее голове. Однако король узнал ее… ох, она могла поклясться, хотя он не обнаружил этого ни малейшим движением или знаком.
— Леди Ондайн, — сказал ласково Карл и дотронулся до ее руки, позволяя ей подняться. — Вы можете рассчитывать на самый сердечный прием в Хэмптон‑Корте.
Ондайн боялась произнести хоть слово, а только улыбалась, неотрывно глядя ему в глаза. Потрясение от неожиданной счастливой развязки было столь велико, что девушка, казалось, вот‑вот лишится чувств.
— Жениться без разрешения короля! — Карл рассмеялся. — Но теперь, когда я увидел невесту, прими мое благословение и, кроме того, разве что зависть. Екатерина! Ну не прелестна ли она?!
— И к тому же, кажется, целомудренна! — вполголоса добавила Екатерина, не имея, впрочем, желания задеть короля, а так, ради шутки.
Уорик обнял Ондайн за плечи и привлек к себе, как бы ненароком освобождая ее руку от королевского пожатия.
— Целомудренна! Клянусь в этом моей прекрасной королеве! — горячо воскликнул Уорик.
— А ты, оказывается, собственник, Четхэм! — заметил Карл. — Так что, друг мой, думаю, впереди тебя ожидают большие неприятности. Букингем околачивается неподалеку. Смотри, чтобы, болтая всякую чушь, он ненароком не похитил твоей супруги. Но, надеюсь, в моем присутствии он не посмеет её домогаться. Да, пожалуй, он и твоей доблести испугается, Уорик! Так что, кажется, мы в безопасности. Хотя, впрочем, не бродит ли поблизости какая‑нибудь кошечка, готовая броситься на юную красавицу? Быстрее за мной… Бежим!
Как будто дурачась, Карл снова завладел рукой Ондайн и, склонясь к Екатерине, сообщил, что должен показать графине оранжерею и спасти ее от бесчисленных обожателей.
— Мы с удовольствием посмотрим оранжерею, — сказал Уорик, но на этот раз отнять Ондайн у короля уже не было никакой возможности.
Сжимая пальцы графини, Карл шаловливо добавил:
— А ваше дело, мой друг, заняться недругами, прежде чем они ускользнут из ваших рук. Кошечка, о которой я говорю, подкралась совсем близко!
Уорик порывисто обернулся. Король не шутил: Анна, с улыбкой на губах и еле сдерживаемой злобой в глазах, была почти рядом.
— Лорд Четхэм! — воскликнула она.
Уорику не оставалось ничего другого, как в соответствии с этикетом выдержать вежливую паузу, которой немедленно воспользовался Карл. Он подмигнул жене и быстро скрылся из глаз, таща позади себя, как на буксире, Ондайн. За ними устремились два королевских стражника. Когда вся группа вышла с кортов и двинулась по вымощенной дорожке по направлению к саду, Карл резко обернулся:
— Вы славные парни! Но оставьте меня в покое хотя бы на этот раз. Неужели вы в самом деле думаете, что прекрасная леди Четхэм представляет для меня серьезную угрозу?