— Не возьмет след, — тяжело вздохнул проводник.
Трофим Михайлович попросил шоферов — своего и приехавшего с Соснихиным — поставить машины так, чтобы свет фар освещал место, где лежал труп. Все гуськом спустились под обрыв. Убитая лежала в пяти-шести метрах от мрачно поблескивающей воды. На ней была серая пуховая шаль, короткий плюшевый жакет, резиновые сапожки. Подойдя ближе, даже видавшие виды работники милиции остановились: голова, лицо женщины были безжалостно обезображены. Теперь ее не узнали бы даже близкие.
— Да-а… тут и профессор Герасимов помочь не сможет в опознании, — озадаченно протянул Серебрянников.
Рядом с трупом лежал пудовый остроугольный булыжник. И неспециалисту было бы ясно, что именно этим камнем преступник убил женщину.
В карманах убитой не оказалось никаких документов. Только небольшой коричневый кошелек — в нем двадцать девять рублей и два трамвайных билета Краснодарского трамвайно-троллейбусного управления. Поблизости от убитой обнаружили мужскую домашней вязки белую рукавицу.
Эксперт сфотографировал труп, отдельные участки места происшествия. Тщательно осматривали его работники милиции, но не обнаружили ничего, заслуживающего внимания.
— Давайте, товарищи, обменяемся мнениями, — предложил полковник. — Вам слово, старший лейтенант.
— По-моему, убийство совершено с целью ограбления, — будто ждал, что к нему обратятся, быстро ответил Серебрянников. — Но грабителю, видимо, кто-то помешал осмотреть карманы своей жертвы.
Серебрянников протянул руку в сторону близко помигивающих огоньков поселка Афипского:
— Люди здесь наверняка часто ходят: они и помешали.
— Я тоже так думаю, — согласился эксперт.
— Женщина находилась со знакомым человеком, — продолжал Василий. — Не пойдет же она с первым встречным в такое довольно уединенное место.
— Хитер убийца, — вмешался председатель сельского Совета. — Специально так женщину искалечил, чтобы его не нашли.
Емец, не перебивая, выслушал мнения всех. Сам он пока не пришел ни к какому выводу. Не убедили его и слова помощников.
Емец вытащил из кармана большой блокнот, карандаш и быстро написал на листе:
«31 декабря, в пяти метрах от реки Афипс Северского района Краснодарского края был обнаружен труп неизвестной женщины в возрасте 25—30 лет, с сильным повреждением головы и лица, в связи с чем установить личность потерпевшей не удалось. Приметы убитой: среднего роста, волосы темно-русые. Одета: плюшевый жакет черного цвета, серая пуховая шаль, резиновые сапожки.
На месте происшествия обнаружена мужская рукавица белая, домашней вязки, с левой руки. Прошу проверить, не поступало ли в милицию заявление о пропавшей женщине с указанными приметами.
О результатах проверки срочно сообщить».
— Товарищ Соснихин, — обратился Емец к начальнику Северской милиции, протягивая написанное, — поезжайте к себе, срочно размножьте эту бумагу и разошлите во все органы милиции края и соседние области. Эксперт с проводником возвращаются домой, труп завозят в морг. Ну, а мы с товарищем Серебрянниковым пройдемся пешком в Афипский. Здесь близко.
Полковник хорошо понимал, что поиск надо начинать по горячим следам и решил действовать с утра.
Сколько ни уговаривал работников милиции Пименов отдохнуть до утра у него дома, они все же остались до рассвета в Совете.
Василий подмостил под голову валик дивана и скоро сладко засопел.
Емец не спал. Он размышлял о случившемся. Почему-то ему казалось, что преступление совершено мужем убитой или близким знакомым. «Преступник обезобразил лицо жертвы. Для него важно скрыть, кто убит. Запутать нас. Он в этом заинтересован…»
Василий вскрикивал сонно, метался. Полковник встал, на цыпочках приблизился к старшему лейтенанту, осторожно укрыл своим кожаным пальто.
Скоро в разных концах поселка закричали петухи. Стало сереть, начали вырисовываться очертания домов.
Сотрудники милиции решили в первую очередь побывать в домах, расположенных ближе к реке, а следовательно, и к месту происшествия. Они обошли не менее полусотни домов, пока наткнулись на старушку, которая рассказала:
— Часов эдак в пять-шесть я ехала домой из Краснодара на попутной машине. Шофер-то в ней наш, афипский — Гришка Сомов. Но вы не подумайте, он наш-наш, а уж обязательно ему полтинник уплати. Так вот, подъезжаем это мы к мосту, а на обочине дороги стоит военный человек и с ним женщина, невысоконькая такая. И страсть как они между собой ругаются. Кричат, руками машут. Поглядели мы на них, не остановились. Потом я уж домой приехала. И вскорости понесла корм поросенку. Маленький он у меня, поросенок-то, а я за него на базаре на той неделе двадцатку отдала. Страсть какие стали дорогие поросята!
— А дальше? — поторопил Серебрянников.
— Дальше, значит, вышла я на крыльцо и слышу с речки крик такой горестный: «Помогите!» У меня аж ведро из рук вывалилось. Постояла, никто больше не кричит. Подумала я о том военном, что с женщиной у моста ругался. Думаю: может, обижает ее. Народ ведь пошел страсть какой нервный.
— Мамаша, а во что была одета женщина? Которая у моста с военным стояла? — спросил Трофим Михайлович.
— В черное во что-то, сынок. А военный — в шинели обыкновенной. Высокий такой, статный человек.
Старушка добросовестно старалась вспомнить что-нибудь, но напрасно. Зато шофер, Григорий Сомов, оказался более наблюдательным.
— Военный высокого роста, — рассказывал он, — был одет в серую армейскую шинель, шапку. На его погоны я не обратил внимания, а может, их и не было вовсе. Лица его я не видел: он спиной к машине стоял. На руках у него, помнится, были или перчатки, или рукавицы белые. А женщина с ним стояла невысокая такая… По-моему, молодая. Какое-то черное полупальто на ней и резиновые сапожки…
Трофим Михайлович и Василий переглянулись: бесспорно, речь шла об убитой.
Первая зацепка
Через два дня после случившегося Трофим Михайлович и Василий опять были в Афипском. Сотрудники милиции снова ходили по домам, беседовали с работниками Совета, с жителями поселка. Но никто не знал и не видел мужчины в армейской шинели с женщиной среднего роста, одетой в плюшевый жакет.
Перед отъездом Трофим Михайлович предложил Василию поехать на железнодорожный вокзал: скоро должен проходить пригородный поезд, и полковнику хотелось посмотреть, не появится ли кто-либо из его старых «пациентов» после отсидки. На маленьком перроне царило оживление. Мальчишки шумно катались по застывшему льду лужиц, степенно покуривали мужчины, хлопотали женщины с тяжелыми корзинами.
Прогуливаясь по, перрону, офицеры милиции обратили внимание на высокую женщину в черной шали, которая громко рассказывала стоявшим около нее, по-видимому, знакомым:
— Вы подумайте только: сестра должна была приехать тридцатого, вместе думали встретить праздник, а нет и по сегодняшний день. Уж не случилось ли что с ней?! Не знаю, что и подумать…
Трофим Михайлович и Василий подождали, пока женщина останется одна, потом полковник, отрекомендовавшись, спросил:
— В милицию вы не обращались по поводу розыска сестры?
— Нет, чего в милицию-то! — округлились глаза женщины. — А вы откуда знаете-то все?
— Вы громко рассказывали, мы и услышали.
— Моя сестра не какая-нибудь мошенница — инженер! В милициях ей делать нечего.
— Вы нас неправильно поняли, — успокоил Трофим Михайлович. — Просто к нам часто обращаются граждане. И мы помогаем… ясность вносить. Я вам посоветую, если сестра не приедет еще день-другой, приходите ко мне. Кстати, скажите фамилию сестры и адрес.
— Одна у нас фамилия — Погореловы, а зовут ее Теодора Владимировна. На Украине она проживает, в городе Николаеве.
— Товарищ Погорелова, нам фотография вашей сестры нужна, — тронул легонько за руку женщину Емец. — У вас не найдется?
— А что она натворила? Что наделала?
Долго пришлось успокаивать и буквально уговаривать Погорелову, пока она согласилась дать фотографию сестры.
Снимок оказался любительский, но доброкачественный. С фотографии на Трофима Михайловича доверчиво смотрела женщина лет тридцати, с красивым узлом волос на голове. «Может быть, она убита?» Догадки окрепли, когда сотрудники милиции, осторожно выведывая приметы Теодоры, установили, что она среднего роста, а волосы, как и у убитой, темно-русые.
Следствие продолжается
Старший лейтенант Серебрянников побывал в трамвайно-троллейбусном управлении, по номерам билетов, обнаруженных у убитой, установил, что билет продала кондуктор Сысоина около десяти часов утра между остановками «улица Ленина» и «Советская».
Сысоина в этот день не работала, и Василий решил побывать у нее дома.
Работники милиции хотели предъявить кондуктору трамвая на опознание фотографию Погореловой Теодоры и таким путем выяснить, не ехала ли она в трамвае Сысоиной тридцать первого декабря.
Сысоиной дома не оказалось, Василию пришлось долго ждать ее. Он бродил по улице, прислушиваясь, как поскрипывал под ногами снежок. «Предположим, что Теодора Погорелова приехала из Николаева в Краснодар тридцать первого утром, — размышлял Серебрянников. — Стоп: приходил ли утром какой-либо поезд, на котором можно добраться из Николаева в Краснодар?..» Серебрянников полистал находившийся всегда в его папке железнодорожный справочник. Оказалось, утром в Краснодар из Николаева приехать было вполне возможно.
«В пути Погорелова, — продолжал рисовать начатую картину старший лейтенант, — знакомится с военнослужащим. Он ей очень нравится. Военный любезен и в то же время подает серьезные надежды. Он говорит, что едет домой в отпуск. Погорелова приглашает его на два-три дня к сестре в поселок Афипский. Тот согласен. В Краснодаре они высаживаются. Бандит с самого начала хочет завладеть чемоданом Погореловой. Теодора со своим знакомым садятся на привокзальной площади в троллейбус, доезжают до улицы Мира, пересаживаются в трамвай. Погорелова берет у Сысоиной два билета. Они доезжают до моста через реку Кубань. Потом садятся на попутную машину или автобус. Едут. Погорелова говорит своему спутнику, что скоро Афипский. Ехать туда преступнику нежелательно: его планы могут сорваться. Он предлагает Погореловой выйти из машины и пройтись пешком. Она необдуманно соглашается. Около моста, улучив момент, когда шоссе пустынно, преступник хватает камень. Это замечает Погорелова. Ей все сразу становится ясно, в испуге она кричит: «Помогите!». Ее крик слышала старушка. Убийца наносит камнем страшный удар в голову. Потом сбрасывает ее труп с обрыва к реке и, прихватив чемодан, скрывается…»
— Вы меня ждете? — прервала размышления старшего лейтенанта веселая розовощекая женщина. — Моя фамилия Сысоина.
— Да, да, — подтвердил Серебрянников.
Следом за Сысоиной Василий прошел в маленькую квартиру. Старший лейтенант изложил Сысоиной сущность дела и протянул фотографию Погореловой.
— Тридцать первого декабря я работала на трамвае второго маршрута, — задумчиво отвечала румяная Сысоина. — Только, знаете, за день народа столько проходит, что разве упомнишь. Не видела я эту женщину.
— А вы все же подумайте. Женщине лет тридцать, среднего роста. Одета она была в серую пуховую шаль и плюшевый жакет. Вместе с ней мог ехать военный в шинели, высокий. Скорее всего они садились в ваш трамвай на улице Мира.
— Нет, — извиняющимся тоном отвечала кондуктор, — и рада бы вам помочь, но не помню таких людей.
В управление милиции Василий возвращался расстроенный: целый день пропал даром. Он ругал в душе Трофима Михайловича: «Почему сразу было не предъявить на опознание труп этой Погореловой. Если убитая ее сестра, так она бы узнала. На то она и сестра. Ну, а если не опознала, тоже бы ясно было: продолжать поиск. Полковник одно твердит: «Нельзя человеку наносить травму, пока ты не убежден, что поступаешь правильно». Время только тянем.
Новости из Николаева
Дежурный по управлению принес Емцу полученный из Николаева ответ на запрос:
«Погорелова Теодора Владимировна работала в г. Николаеве инженером-мелиоратором, проживала в общежитии по ул. Фрунзе, 97, комната 2. Двадцатого декабря она уволилась с работы, в связи с выездом в Краснодарский край. Двадцать пятого декабря Погорелова выехала из г. Николаева в поселок Афипский. При опросе знакомых Погореловой установлено, что в последние дни она часто встречалась с военнослужащим по имени Миша, который находился в г. Николаеве в отпуске.
Фамилию Миши и тех, к кому он приезжал в Николаеве, а также номер воинской части нам установить не представилось возможности.
Для сведения сообщаем приметы Миши: высокого роста, черноволосый, лицо продолговатое, брови густые, нос прямой, губы тонкие, возраст 35—40 лет. Всегда был одет в военную форму пехотинца. Воинское звание — старший сержант».
Трофим Михайлович пригласил Серебрянникова.
— Читай вот, — протянул он телефонограмму. Василий быстро пробежал глазами написанное и поднялся.
— Разрешите идти готовить командировочные документы, товарищ полковник?
— Куда? — в свою очередь спросил тот.
— В Николаев.
— Рано, старший лейтенант. Сначала вызовите гражданку Погорелову из поселка Афипского, допросите ее официально о внешности, приметах сестры. Потом предъявите ей труп для опознания. Тогда и о командировке речь поведем.
Уже дойдя до дверей, Серебрянников повернулся:
— Товарищ полковник, мы же теряем время. Ведь вы сами говорили, что в этих случаях каждый день против нас: преступник заметает следы. «Мишу» надо искать, и я уверен: найду его в Николаеве.
— А я разве говорю, что искать его не надо? Обязательно. Но прежде чем искать, прежде чем назвать его убийцей, следует иметь основания.
Василий откозырял и плотно прикрыл за собой дверь. Он уважал полковника, преклонялся перед его опытом, больше того — любил, но часто ему казалось, что тот слишком медлит там, где надо действовать…
После обеда Серебрянников снова был в кабинете полковника. По его лицу Трофим Михайлович догадался, что старший лейтенант выяснил что-то важное.
— Садись, рассказывай, Василий Осипович, — кивнул Емец на кресло у стола.
— Погорелова в убитой твердо опознала свою сестру, товарищ полковник. Она помнила особые приметы: на левом плече у нее было родимое пятно, а на правой руке ниже локтя шрам — это еще в детстве Теодора стеклом сильно порезала руку. И, конечно, опознала по росту, по телосложению, по цвету волос.
— Сколько не виделись сестры? — поинтересовался Емец.
— Пять лет. Но зато до этого они долго жили вместе. У меня никаких сомнений.
— Ну что ж, раз сомнений нет, собирайся в командировку в Николаев. И найди «Мишу» хоть под землей.
Удача
В Николаев старший лейтенант Серебрянников приехал вечером, но, несмотря на это, довольно быстро разыскал женское общежитие, в котором жила недавно Погорелова. Он постучался в комнату.
— Войдите! — крикнули из-за дверей.
У стола, заваленного книгами, сидела худенькая, коротко стриженная девушка в темном спортивном костюме.
— Валя Лугова, — назвалась она, возвращая удостоверение Серебрянникову.
Василий почти не задавал ей вопросов. Лугова рассказывала охотно и как раз то, что особенно интересовало его.
— С Теодорой я прожила вместе два года. Нельзя сказать, чтобы мы были закадычными подругами, но жили дружно. Миша, о котором вы спрашиваете, раза три приходил при мне. Звание у него старший сержант: Тогда же я и узнала от Теодоры, что он сверхсрочно служит в армии. Как его фамилия и где он живет, я не знаю. Понимаете… много рассказать о нем я не могу: обычно, когда он приходил, я старалась уйти. Да и Миша, как правило, задерживался в общежитии недолго. Теодора мне говорила, что она поедет в поселок Афипский, там у нее живет родная сестра. Она хотела устраиваться на работу в Краснодаре. Уехала Теодора 25 декабря… Я уже это второй раз рассказываю, — пояснила Лугова. — До вас участковый милиционер приходил, тоже спрашивал. Может быть, случилось что с Теодорой?
— Мы интересуемся личностью Миши, — уклонился от ответа Серебрянников. — Валя, а вы не скажете: они вместе уехали?
— Теодора мне сказала, что она поедет одна.
— Как же мне найти этого Мишу? — вполне серьезно спросил Валю Серебрянников.
— Не знаю, — пожала она плечами.
Старший лейтенант так же, как это делал в трудные минуты Емец, прошелся по комнате и опять обратился к Вале:
— Валя, а что, если собрать девушек вашего общежития? Скажем, хотя бы с первого этажа, и поговорить с ними? Девчата народ глазастый. А тут военный, да еще не раз приходил. Может быть, и помогут его найти.
— Я сейчас соберу всех, кто есть в комнатах, в красный уголок, — энергично тряхнула короткими волосами девушка.
Через несколько минут в зале собралось человек сорок. Все с жадным любопытством смотрели на старшего лейтенанта.
— Товарищи, — начал Серебрянников, — я извиняюсь, что побеспокоил вас, но дело не терпит отлагательств, и я постараюсь быть кратким.
— Послушаем, — непонятно почему улыбнулась яркая крашеная блондинка в красной кофте, сидевшая в первом ряду.
— У вас в общежитии до недавнего времени проживала Теодора Погорелова. Многие из вас, конечно, знают ее.
— Знаем! Знаем! — подтвердили из зала.
— В последние дни, перед отъездом, у нее бывал военнослужащий, старший сержант. По всей вероятности, кое-кто из вас видел его.
— Как же такого симпатичного мужчину не заметить! — хохотнули в задних рядах.
— Вот я и собрал вас сюда, чтобы вы помогли мне найти этого симпатичного мужчину.
— А что он — преступник? Украл что-нибудь? — поинтересовалась яркая блондинка.
— Пока я вам не могу ответить на этот вопрос. Мы его ищем, чтобы выяснить одно очень важное дело. И у меня к вам большая просьба: помогите. Может быть, кто-нибудь захочет со мной поговорить наедине, пожалуйста, я пробуду здесь с полчаса.
В рядах наступила тишина. Потом все дружно и довольно торопливо встали, направились к выходу.
— Много тут всяких ходит, — проходя мимо Серебрянникова, сказала невысокая толстушка. — Каждого не узнаешь.
Старший лейтенант полистал подшивки газет, прочитал один небольшой очерк. В комнате никто не появлялся, и, посидев еще немного, Серебрянников решительно встал.
На дворе дул холодный ветер с моря. Небо было покрыто тучами, моросил мелкий дождь. Василий дошел до угла общежития, когда услышал за спиной крик:
— Товарищ! Товарищ! Подождите.
К нему подбежала девушка. Вглядевшись, он узнал блондинку в красной кофте.
— Я вас уже минут десять ждала и не знаю, как просмотрела. Пойдемте вот сюда, под навес.
Они остановились у одного из заколоченных подъездов общежития. В это время мимо прошла машина с включенными фарами. Яркий свет на миг вырвал из темноты лицо блондинки. Старший лейтенант заметил, что та плачет. Желая дать девушке успокоиться, он не торопился ее расспрашивать. Она заговорила сама:
— В чем виноват Михаил? Почему вы его ищете? Скажите мне правду.
— Все, что я мог сказать, я говорил в красном уголке… А вы почему так интересуетесь?
— Михаил — отец моего ребенка, вот почему интересуюсь, — воскликнула девушка.
Катя Волошина, так звали девушку, познакомилась с Михаилом Лубниковым четыре года назад, тогда она жила в пригороде Николаева. Лубников в то время уже служил сверхсрочно в армии. Любовь их оказалась недолгой. Он перестал писать Кате, как только узнал, что она беременна.
— Сын сейчас у моей матери, — рассказывала Катя. — А с Михаилом все кончено, он меня не любит, да и я такого негодяя не хочу знать. В общежитии я его видела вместе с Теодорой Погореловой. Знаю, он и ее обманет. Такой уж мерзавец.
— Адреса Лубникова у вас нет, Катя?
— Есть. Он, правда, старый. Но, кажется, Лубников там еще служит. Я вам принесла его письмо, — Катя протянула Василию солдатский треугольник.
Похороны
Трофиму Михайловичу принесли телеграмму Серебрянникова:
«Преступник установлен. Выезжаю задерживать».
Сегодня должны были хоронить Теодору Погорелову, и Емец решил снова побывать в поселке. Он ехал не из праздного любопытства. Полковник надеялся получить дополнительные сведения о преступлении, да и в его практике встречался не один случай, когда преступники появлялись в том месте, где они совершили свое черное дело.
В 1935 году Трофиму Михайловичу, совсем еще молодому сотруднику уголовного розыска, удалось задержать на похоронах матерого убийцу-кулака по фамилии Глечик.
На допросе Емец спросил Глечика:
— Зачем же ты пришел, ведь знал, что мы тебя ищем?
— Выяснить хотел, что в народе говорят по поводу убийства, — откровенно признался Глечик…
Емец оставил машину около поселкового Совета и пешком направился к Погореловым. У дома стояла большая скорбная толпа. Редкие звездочки снега падали на траурные венки.
Трофим Михайлович внимательно изучал лица присутствующих, но ни одно из них не привлекло его внимания: скорбные, хмурые выражения, как и подобает в таких случаях.
Когда полковник возвращался с кладбища, на улице его окликнул пожилой незнакомый мужчина с длинными прокуренными усами.
— Вы, по-моему, из милиции, — сказал он, здороваясь.
— Да, — удивился Емец.
— Здесь, в поселке, вас знают, вы ведь уже приезжали, — объяснил мужчина. — Моя фамилия Легайло. Я к вам по такому вопросу…
Моя старшая дочка, Василиса, вышла замуж около двух лет назад за Новожилова Семена. Он в то время жил в станице Северской. Вскоре после замужества Василиса с Семеном уехали в Магадан. Первое время у них было все в порядке, а потом… Потом неладно стали они жить: забижать стал Семен мою дочку, и крепко забижать. Вот, почитайте письмо от нее, — Легайло протянул полковнику согнутый вчетверо листок, исписанный четким ученическим почерком. В начале письма были приветы многочисленным родственникам, знакомым, потом шли строки, заинтересовавшие Трофима Михайловича:
«…А как наша жизнь с Семеном сложится дальше — я не знаю. Жить же с ним не могу. Я вам писала, что мы ждали ребенка. Но Семен так зверски избил меня, что произошло большое горе: ребенок родился раньше срока мертвым. Избил меня изверг только за то, что я подала ему подгоревшую яичницу. Не будь, конечно, последнего случая, я бы вам не стала писать, расстраивать вас, хоть и раньше он обижал меня. Теперь, папаня и маманя, не знаю, что мне делать. Скорее всего думаю уйти от Семена и приехать к вам…»
Мужчина, заметив, что Емец окончил чтение письма, заговорил снова:
— Семен, оказывается, недавно один приехал домой к своей матери в Северскую. Я был там два раза: хотел потолковать с ним, подлецом, откровенно, однако ничего не получилось: раз я его не застал, а второй раз он даже не поздоровался со мной и говорить не захотел. А писем от дочки больше нет. Это, что вы читали, — последнее, уже с месяц или более того как пришло. Тревожно что-то мне: как бы не случилось чего…
— Хорошо, мы вам поможем разобраться в этой истории, — пообещал Трофим Михайлович, делая пометки в своей большой записной книжке. — За издевательства над вашей дочерью Новожилов ответит по закону.
Серебрянников действует
Василий прилетел в Прокопьевск вечером. Он быстро разыскал улицу Грибоедова, где проживал Михаил Лубников. Старший лейтенант, конечно, отдавал себе отчет, что брать убийцу одному опасно: такой ни перед чем не остановится, но нельзя было упускать ни минуты. Любое, даже самое маленькое промедление могло дать возможность преступнику скрыться.
Василий остановился около небольшого одноэтажного домика. Во всех четырех окнах горел свет. Через редкие тюлевые занавески было видно женщину в пестром халате. У стола в нижней рубашке сидел красивый мужчина с газетой в руках. «Лубников», — догадался старший лейтенант, сжимая в кармане рукоятку пистолета. Скоро к Лубникову из второй комнаты вышла женщина. Он притянул ее за руку и поцеловал в щеку.
Через минуту Серебрянников был в комнате.
— Лубников, — спокойно назвался мужчина, когда Серебрянников представился. Его явно озадачил приход старшего лейтенанта в такое неурочное время, однако он ничем не выдал этого своего состояния.
— Я прошу вас одеться, — предложил Василий, — и пройти со мной в отделение милиции.
— Завтра нельзя? — поинтересовался Лубников.
— Нет, нужно выяснить кое-что сегодня.
— Миша, зачем? Почему тебя в милицию вызывают? — спросила женщина. Только сейчас по-настоящему Василий обратил внимание на ее внешность, и ее лицо показалось ему очень знакомым, будто где-то он его видел.
— Не беспокойся, — улыбнулся Лубников женщине. — Выясним, это недоразумение. Я скоро вернусь.
— Я с тобой, — умоляюще попросила женщина.
«Какое самообладание!» — невольно отметил Серебрянников и тут же спросил женщину:
— Простите, а как ваша фамилия?
— Погорелова… Ой, простите, Лубникова: еще не привыкла.
— Как? Как? — удивился и растерялся Василий.
— Лубникова.
— Нет, первую фамилию как вы назвали?
— Погорелова Теодора — это моя девичья фамилия, — теперь уже в свою очередь удивилась женщина, приподняв покатые полные плечи.
— Паспорт ваш дайте, — тихо попросил Василий, присаживаясь на стул и догадываясь уже обо всем.
— Пожалуйста, — женщина порылась в стоящей на комоде стеклянной корзинке и протянула паспорт.
— Погорелова Теодора Владимировна, родилась в поселке Афипском Краснодарского края, — прочитал вслух Василий.
В паспорте стоял штамп о регистрации брака с Лубниковым. Теперь Василий понял, почему ему сразу показалось знакомым лицо Теодоры: он видел ее на фотографии, которую дала ее сестра.
Да, сомнений быть не могло, перед ним стояла живая, здоровая младшая Погорелова.
— А в чем дело? — вмешался Лубников.
— В чем дело? — переспросил Василий. — Дело в том, что одну Погорелову Теодору уже похоронили в поселке Афипском.
— Как?! Какую?! — почти одновременно воскликнули супруги Лубниковы.
Василий в нескольких словах объяснил им сущность дела.
Теодора, уткнувшись в подушку, зарыдала:
— Горя-то я сколько принесла сестре! Дура я, дура! Боже мой!..
В эту ночь Василий вместе с Погореловой-Лубниковой выехал в Краснодар. Уезжая, он попросил Лубникова дать телеграмму в поселок Афипский родственникам Теодоры.
Василия настолько ошеломил такой поворот дела, что он долго не мог прийти в себя. Ведь он был совершенно уверен, что они с полковником идут по правильному следу, что преступник уже известен. А теперь выяснилось, что сестра Теодоры ошиблась, опознавая труп.
— Почему же вы не приехали к сестре, как обещали? — спросил он кутающуюся в платок Лубникову. — Вас же ждали, встречали.
— Я действительно хотела переехать в Краснодар поближе к родственникам, — Теодора тяжело вздохнула. — Но так получилось все неожиданно. Михаила я знала всего несколько дней. Предложение же вступить в брак он сделал мне буквально в день моего отъезда и сразу же взял меня с собой. Я не могла написать, боялась: вдруг наш брак окажется недолговечным. Знаете, в жизни может всякое случиться. Думала, поживу месяц, другой, потом и напишу. Зарегистрировались мы с Михаилом уже в Прокопьевске. Я ведь не знала, что получится такая история…
Дорога казалась Василию длинной. Большую часть пути он провел один в коридоре. Не до разговоров было и Лубниковой.
Обычно, когда Василий возвращался из командировки, он прямо по-детски радовался, глядя на первые краснодарские постройки. Ему казалось, что он встречается с хорошими знакомыми. Сегодня же старший лейтенант хмуро посматривал на приближающийся в голубоватой дымке Краснодар.
Старшую Погорелову он заметил на перроне первым и сказал об этом Теодоре. Она быстро накинула плащ, направилась к выходу. Поезд остановился. Погорелова, увидев сестру, с криком бросилась к ней:
— Сестренка! Теодорушка! Живая!..
Новая версия
Полковник внимательно выслушал доклад Серебрянникова о результатах командировки и, прихлопнув ладонью бумаги на столе, протянул задумчиво:
— Да-а-а, старший лейтенант, ни на шаг мы с тобой не продвинулись. Ни на шаг. И понимаешь, во все отделы милиции края не поступило ни одного заявления об исчезновении женщины.
Он помолчал, глядя на хмурое лицо своего помощника, и неожиданно улыбнулся:
— Ты чего голову повесил? Найдем мы преступника, никуда он не денется. А проверять все, что хоть в какой-то мере может нас натолкнуть на след, — мы обязаны… Факт тут без тебя интересный появился. Заслуживает проверки.
Трофим Михайлович рассказал о встрече в поселке Афипском с гражданином Легайло и подчеркнул, что сейчас его зять Новожилов проживает в станице Северской и упорно уклоняется от встречи с тестем.
— Я сделал запрос в Магадан, проживает ли там Новожилова Василиса, — пояснил Емец, — ответа пока нет… Давай так сделаем: поговорим еще раз с Легайло, потом решим вопрос о задержании Новожилова. Он зверски избил свою жену… зверски, — сделал на последнем слове ударение полковник, — такой, как он, мог и убить. Да и пути-дороги этих людей как раз могли привести сюда, к поселку Афипскому. Родители их здесь живут… Как ты считаешь?
Василий, соглашаясь, сказал:
— Возможно, конечно, и это. Вполне возможно. Давайте проверим.
Через несколько минут зеленый милицейский «газик» стрельнул облачком дыма и отошел от управления.
— Надо Легайло расспросить о приметах дочери, — повернулся к Серебрянникову Емец. — Жаль, я этого не сделал сразу. Понимаешь, как-то неудобно было.
В пути полковник задремал. Василий посмотрел на его усталое с желтоватым оттенком лицо, и что-то теплое неожиданно нахлынуло на него.