ЕЩЕ О НЕКТАРНЫХ ПАСТБИЩАХ 26 глава

Вечнозеленые леса, в которых встречаются и паль­мы и древовидные папоротники, покрывают горы непроходимыми чащами. Здесь не бывает такого вре­мени, когда не цвели бы какие-нибудь растения. Мно­гие из них цветут дважды в год.

К тому же здесь, в горах, постоянна не только температура. Продолжительность дня и ночи тоже всегда одинакова: в шесть утра почти внезапно на­ступает день, в шесть вечера почти сразу ложится ночь.

Какие глубокие изменения производят в завезен­ных сюда пчелах эти особенные условия!

Пчелы пугливы при осмотрах, раздражительны, злы, и уже во втором-третьем поколении становятся настолько ленивы, что едва один-другой сот в улье за­полнится зеленоватым флуоресцирующим медом с цве­тов лиан, орхидей или кофейного дерева, сборщицы совсем перестают вылетать из гнезда.

Для того чтобы пчелы окончательно не отбились от рук, пасечникам приходится каждый год выписывать новых маток из районов, где пчелы воспитываются в условиях с регулярным зимним или хотя бы летним перерывом во взятке. Оказывается, именно эта невзго-

да поддерживает в наследственности пчел их кормо­заготовительные, медосборные инстинкты.

Мы видим, таким образом, что упоминавшаяся вы­ше народная поговорка по поводу скупых пчел, кото­рые меды собирают, а сами умирают, оказывается совсем неприложимой к тем же пчелам, завезенным в трбпические районы.

Здесь уместнее, пожалуй, другая поговорка: «что город, то норов». Ведь в «скупости» и «запасливости» пчел-северянок, точно так же как и в «лености» и «беззаботности» пчел-южанок, открывается в конеч­ном счете лишь порождение условий существования, лишь форма приспособления пчел к этим условиям и своеобразное отражение в законах жизни пчел при­родно-климатических особенностей зоны их обитания.

Как мы видели, в потомстве завезенных пчел та­кое отражение оформляется, такое приспособление возникает весьма быстро.

Мы сегодня еще не находим прямых объяснений тому, почему черны мадагаскарские пчелы и чем обу­словлено происхождение белых колец азиатских пчел-альбиносов. Мы не знаем, почему широко известные краинские пчелы почти не нуждаются в прополисе, тогда как североафриканские буквально все гнездо залепляют липким клеем кроваво-красного цвета. Мы не знаем, что сделало кавказских пчел такими спо­койными (они не прерывают своих занятий, даже когда пчеловод вынимает рамки из гнезда), и наобо­рот, темных голландских пчел столь суетливыми (они, подобно стаду баранов, начинают бегать из одного угла улья в другой, едва пчеловод снимет крышку). Мы не знаем, благодаря чему итальянские пчелы так успешно справляются с мотылицей, кото­рая столько вреда причиняет гнездам других пород.

Однако для нас нет сомнений в том, что каждая породная черта вскормлена каким-нибудь прямым или косвенным влиянием местных условий.

Могут ли быть сомнения в том, что существует прямая связь между скудными условиями медосбора, разбросанностью источников взятка на Кипре и тру­долюбием темнооранжевых кипрских пчел, славящих-

ся своим необычайным усердием в сборе меда? И разве в способности малоазиатских пчел выводить детву круглый год мы не признаем отражения мест­ных условий непрерывного и обильного взятка пыль­цы? Разве в неспособности египетских пчел собирать большие кормовые запасы не отражено изнеживаю­щее влияние условий круглогодового взятка в плодо­родных районах орошаемой долины Нила? И наобо­рот, разве не влияние суровых условий жизни в маленьких оазисах Сахары отражено в способ­ности местных пчел совершать полеты, радиус которых вдвое превышает дальность полетов наших пчел?

Внимательное наблюдение за тем, как меняются повадки пчел, перевезенных в новые условия, обещает открыть много нового для познания взаимоотношений организма и среды.

Немало могло бы дать в этом же плане присталь­ное изучение многочисленных наших советских пород пчел: стойких против гнильцовых заболеваний—даль­невосточных, холодостойких сибирских и уральских пчел, башкирских, отличающихся прекрасным белым забрусом (печаткой медовых ячеек), трудолюбивых кабахтапинских пчел Азербайджана, грузинских пчел, пчел Армении, у которых в отдельных семьях попадаются сборщицы с восьмимиллиметровым хобот-ком — на целый миллиметр большим, чем у серых горных кавказских.

Аналитическое сравнение биологии пчел, обитаю­щих на разных континентах, в разной природной обстановке обещает пролить свет и на некоторые изменения пчелиной породы, производимые измене­нием содержания в одних и тех же условиях среды. Возможности подобных изменений тоже бесконечно разнообразны.

Много лет пропагандирует украинский пчеловод Ф. К. Бабаев перевод пчел на вощину с укрупненной ячейкой. Он сам сделал вальцы для изготовле­ния такой вощины, сам прокатывал вощину, на

412

которой пчелы строят шестимиллиметровые, то-есть процентов на десять большие, чем обычно, ячейки. После десяти лет применения сотов с такими ячей­ками Ф. Бабаев стал получать пчел более крупных, более сильных.

Пчеловод А. И. Игошин поселил своих пчел в про­зрачные, светлые ульи, специальным образом утеплен­ные, потому что холодные стеклянные стенки гнезда пчелы обычно покрывают изнутри светонепроницае­мым прополисом. Вот краткий перечень зарегистри­рованных А. Игошиным перемен, которые луч све­та принес с собой в темное царство улья: путь от личинки до пчелы в прозрачном улье сократился почти на сутки; процесс созревания пчелы стал протекать быстрее: жизнь под стеклом сделала пчелу «скороспе­лой»; новый тепловой режим в обогреваемом прямыми солнечными лучами улье растянул продолжительность рабочего сезона.

Пчелы светлого улья стали даже как будто миро­любивее.

Сибирский пчеловод Ф. А. Овчинников поднял в своих ульях леток и стал прорезать его не у самого дна, как принято, а повыше, примерно на уровне сере­дины гнезда. Это простое нововведение изменило тепловой режим в гнезде. Зимовка пчел в ульях с поднятым летком стала проходить у Ф. А. Овчин­никова лучше, с весны семьи стали быстрее прихо­дить в силу.

В некоторых колхозах южных областей давно су­ществуют пасеки, на которых пчел содержат в камен­ных и кирпичных ульях, устроенных в земле. Суточные колебания температуры здесь не столь резки, как в обычных ульях, и пасечники считают, что благодаря этому пчелы «подземных семей» при прочих равных условиях приносят больше товарного меда.

Укрупненные ячейки, просторные ульи, солнечные, светлые ульи, подземные ульи — у каждого из этих способов есть немало недостатков, мешающих их ши­рокому внедрению в практику. Но они очень интересны как вехи новых путей, как свидетельство того, что практика настойчиво ищет новых возможностей усо-

413

вершенствования пчелиной семьи через изменение условий содержания и ухода.

Многие из искателей идут совсем еще непроторен­ными дорогами, пробиваясь к цели с самых неожидан­ных направлений.

Тысячи талантливых и влюбленных в свое дело умельцев и мастеров пчеловодства по крупицам допол­няют арсеналы знания биологии пчел и средств управ­ления их природой.

Но выше ведь столько говорилось о том, какими фильтрами окружила семья кормилиц и особенно мат­ку, оберегаемых от влияния колеблющихся внешних условий. Эти фильтры действуют, конечно, и в изме­ненных условиях содержания и ухода. Следовательно, эти измененные условия могут и не дойти до воспро­изводительных центров семьи, могут и не сказаться на ее наследственности.

Как же добиться, чтобы они были включены в развитие и отразились на последующих поколе­ниях?

Выдающийся русский зоотехник М. Ф. Иванов, подчеркивая решающее и определяющее значение кор­ма для формирования породы животных, не зря повто­рял, что «порода входит через рот»!

Работы Института пчеловодства с так называемы­ми медо-перговыми смесями показали, что если у пчел вводить «породу через хоботок», можно миновать естественные физиологические препоны и преграды, охраняющие здесь наследственность.

Мы уже знаем, что пчелиная семья расходует на себя в среднем за год тридцать килограммов перги и девяносто килограммов меда, то-есть примерно одну часть перги на три-четыре части меда. В медо-перго-вых же смесях одна часть перги приходится на одну часть меда.

Эта насыщенная смесь ставится в улей, и пчелы, подчиняясь инстинкту, не позволяющему им оставлять мед вне ячеек, начинают очищать кормушку, набивая зобики необычно тяжелой пищей.

414

Организм пчелы — об этом уже говорилось — устроен так, что в зобике, представляющем часть об­щественного желудка, собранная пища очищается от пылинок перги, так как мед должен быть по возмож­ности чистым сложен в общественные запасы.

Скормив пчелам сироп с окрашенной пыльцой, можно воочию убедиться в том, что четырехгубый клапан — желудочный рот пчелы — вылавливает из собранного в зобик корма массу перги и в небывало больших количествах всасывает ее уже как индивиду­альную пищу насекомого.

Здесь надо учесть еще одно обстоятельство: пчелы разных возрастов потребляют разные количества пыль­цы; больше всего ее поедается в обычных усло­виях пчелами-кормилицами и строительницами. Когда же перенасыщенный белком корм попадает в зобики сборщиц и приемщиц, это приводит, пови-димому, к изменению естественного хода питания всей семьи.

Но, может быть, благодаря присущей организму избирательности избыток белков каким-нибудь путем устраняется из этой ненормальной пищи? Может быть, укутанная в оболочку «мембраны», она выносится из пищеварительного тракта непереваренной?

Исследуя после кормления через разные промежут­ки времени один за другим отдельные участки пище­варительного тракта пчел — зобик, среднюю кишку, прямую кишку, исследуя далее гемолимфу и экскре­менты, можно проследить за тем, как усваивается бел­ковый корм.

Анализы показали, что тело пчел, кормленных ме-до-перговой смесью, содержит белка в полтора раза больше нормального. Это говорит о том, что человеку удалось обойти первое звено фильтров в биологии пчел, что в четырехгубом клапане зобика найдена та брешь, сквозь которую может быть введен корм, на­правляющий изменения породы.

Не переоценивается ли здесь, однако, значение то­го, в сущности ничтожного, если брать абсолютные ве­личины, дополнительного количества пылинок перги, которые пчела вынуждена переварить, чтоб чистым

415

сложить в ячейки мед, выбранный ею из кормушки со

смесью?

Вспомним снова о вызывающем изменчивость влия­нии постоянного избытка чрезвычайно питательного корма или избытка питания сравнительно с изнашива­нием организма от движения.

Такой избыток чрезвычайно питательного корма, представляющий ключ к созданию изменчивости, и найден в новых питательных смесях, поглощаемых и усваиваемых пчелой.

В опубликованных результатах испытания медо-перговых подкормок сообщается: «Потребляя большое количество пыльцы, пчелы при этом меньше потратили меда на единицу выкормленных личинок и выделен­ного воска». Но ведь это значит, что парализуется уже и второе звено в обороне пчелиной семьи, что так стро­го сохраняемые пчелами кормовые рационы для воспи­тания расплода, которыми поддерживалась консерва­тивность наследственности пчел, претерпели определен­ные изменения.

Можно считать, что таким образом нащупан уже, наконец, первый способ естественного питания личи­нок искусственно измененным кормом.

Профессор Т. В. Виноградова пошла по тому же пути, но вместо медо-перговых смесей начала раскарм­ливать своих пчел дрожжевыми грибками и витамин­ным экстрактом.

Разведывательные опыты свелись к подкормке от­дельных партий личинок в ячейках сотов.

Тонкой стеклянной пипеткой с изогнутым концом раз в день в определенные часы к обычному корму, поставляемому личинке пчелами-кормилицами, а за­тем воспитательницами, добавлялись всего только от одной до четырех капель подкормки.

В первые дни жизни личинок подкормка вносилась, вернее — наносилась, на стенки ячеек, в последние дни перед запечатыванием ячеек та же подкормка поедалась готовящимися к окукливанию личинками непосредственно из пипетки. Когда эта операция на-

416

блюдается через увеличительное стекло, можно совер­шенно отчетливо проследить, как личинка тянется ртом к пипетке и, присосавшись к стеклянной «соске», поглощает каплю подкормки.

Уже в этих опытах было установлено, что десяток капель дрожжей, полученный личинкой за все время ее развития, на один-два дня сокращает продолжи­тельность прохождения личиночной стадии. Если кон­трольные личинки на сотах здесь же, рядом с опытны­ми, запечатывались, как водится, с шестого на седь­мой день, то опытные созревали к запечатке уже через четыре с половиной дня.

Подкормка маточной личинки теми же дрожжами и витаминными экстрактами сократила ее развитие на сутки и больше. Среди маточных личинок, получавших подкормку и развивавшихся в прямом смысле слова на дрожжах, некоторые оказались запечатанными к началу четвертого дня. Три-четыре капельки под­кормки, полученной за все время, сократили сроки развития почти вдвое!

Самое важное: рабочие пчелы и матки, выросшие из подопытных личинок, оказались вполне здоровы­ми и жизнеспособными.

Однако такой способ подкормки сложен, он не мо­жет получить широкого производственного примене­ния. И вот затем работа по кормлению личинок искусственным белково-витаминным составом была упрощена; ее возложили на самих пчел.

Для опыта были взяты двенадцать пчелиных семей. Начиная с весны, им подставляли в улей подкормку — нормальный сахарный сироп, содержащий разные ко-.личества пекарских дрожжей, или дрожжей кормовых, выращенных на стерильном пивном сусле, или с при­месью витаминного экстракта, полученного из дрож­жей.

Наблюдение за развитием семей и отдельных пчел окончательно подтвердило, что подкормка ускоряет развитие пчел, причем не одних личинок, но и куколок.

И не только медо-перговые смеси, и не только ви-таминно-белковые подкормки начинают применяться

27 Пчелы 417

исследователями биологии пчел. Давно ведутся испыта­ния разных видов муки как заменителя белков, соло­довых Сахаров как заменителей углеводов в под­кормках.

Поисками новых кормовых заменителей заняты не одни только ученые. Среди пчеловодов южных райо­нов Союза с каждым годом все большую известность приобретает деловой почин Ф. А. Калиниченко — па­сечника колхоза «Победа» в Каневском районе на Кубани.

На небольшой бахче, рядом с точком, на котором стоит примерно сотня ульев колхозной пасеки, Ф. А. Калиниченко с весны высевает несколько ран­них и поздних сортов арбуза.

На растениях, переопыленных во время цветения пчелами, образуется обильная завязь, и к началу авгу­ста на припасечной бахче начинают поспевать тысячи огромных арбузов, мякоть которых день ото дня ста­новится сочнее и слаще.

В эту пору в Каневском районе никакого взятка для пчел нет, и поэтому, когда пчеловод, отобрав деся­ток дозревших первыми арбузов, расколет их и оста­вит половинки подсыхать на солнце, да еще предва­рительно несколько промнет верхний слой мякоти, пчелы-разведчицы быстро обнаруживают сладкие арбузы и вскоре тучи мобилизованных разведчицами сборщиц выбирают густеющий сок кубанских ка­вунов.

На следующий день сборщицам пасеки можно без особого труда скормить уже по меньшей мере четверть тонны арбузов. Пчелы снесут с них в соты ульев кило­граммов двадцать — двадцать пять меда.

Конечно, четверть килограмма меда за день на семью — это немного. Но благодаря и этому почти незаметному приносу матка начинает все же усердно червить, а запасы меда в гнезде медленно, но верно возрастают. А так как кормление арбузным соком про­должается изо дня в день в течение, по крайней мере, двух недель (под конец скармливаются позднеспелые

418

сорта), то в конце концов прибыль меда составляет примерно килограмма три на семью.

Убедившись в том, что подкармливаемые таким об­разом семьи хорошо усиливаются к осени, успешно зимуют на арбузном меде и благодаря этому имеют к весне больше молодых пчел и лучше развиваются, колхозные пчеловоды организовали бахчи при всех одиннадцати пасеках пчелофермы.

Опыт передовиков убедительно говорит о том, что условия искусственного кормления пчел могут быть существенно сближены с естественными.

Если после окончания медосбора пчел на некото­рое время оставить в больших двухкорпусных ульях, сильные пчелиные семьи продолжают высылать своих сборщиц в полет. Но нектарники цветков уже иссяк­ли, и сборщицы возвращаются, груженные одной только увесистой обножкой. За три-четыре погожих дня пчелы одной семьи могут плотно забить не­сколько рамок пергой из пыльцы поздних осенних цветков.

Старые пчелы окончательно износятся на сборе обножки, но зато они не зря будут есть мед в послед­ние дни своей жизни.

Изъяв при сборке гнезд на зиму рамки с осенней пергой, пасечник складывает их в большую кадушку и заливает медом. В этих условиях перга прекрасно хранится. К концу зимы пчеловод вынимает рамки и, еще до того как зацветают самые ранние пергоно-сы, раздает их по одной на семью.

В поддержанных таким образом семьях заметно ускоряется воспитание нового поколения, семьи за­метно быстрее входят в силу. К тому же они, как глубоко убеждены некоторые пчеловоды, впоследствии не роятся, поскольку на осенней перге вырастает неройливое поколение.

Пусть не все эти попытки вполне совершенны и во всем удачны.

Однако нетрудно предвидеть, что на этом кончает­ся история полудомашней пчелы, которой человек мог только более или менее искусно пользоваться, применяясь к ее консервативным нравам, к постоян-

27* 419

ным законам ее общежития, созданным самой природой.

Самостоятельно питаясь, пчела, даже переселенная в ульи, могла сохранять свою независимость и оста­ваться наименее изменчивым из всех домашних живот­ных. После перевода на новые корма, приготовленные по рецептам пчеловода, и она в конце концов станет вполне домашней.

Весьма возможно, что теперь, когда нащупаны, на­конец, простые приемы целенаправленного изменения питания пчел, удастся найти средства и для более ре­шительного, более быстрого расшатывания их наслед­ственности.

Мы видели, как яростно нападают обитатели гнез­да на подброшенных, в улей личинок и куколок чужих пород. Через несколько минут от такой личинки и ку­колки, досуха выпитой пчелами, остается одна лишь оболочка.

Исходя из этих фактов, не вправе ли мы рассчиты­вать, что если б удалось вывести матку в семье пчел, получающей белковое питание только в виде молодых куколок разных пород, например длиннохобот­ных шмелей или нежалящих цератин, то это оказалось бы новым приемом направленного воспита­ния породы?

Не вправе ли мы также считать, что к той же цели стоит попытаться прийти и другим путем, который от­крыт одним из колхозных пчеловодов Сибири, К. И. Новалинским?

Наблюдая жизнь шмелей, обитающих в искусствен­ном застекленном гнезде, он подставил им кусочек со­тов с пчелиным расплодом на выходе. Пчелы, родив­шиеся в шмелином гнезде, были мирно приняты хо­зяевами и в течение ряда дней жили с ними. При Этом они вели себя, разумеется, как пчелы, и по-пче­линому пробовали включаться в отдельные этапы жизни шмелиной семьи. Несколько пчел, родившихся с поврежденными крылышками и потому не вылетав-

420

ших из гнезд, оставались со шмелями больше двух месяцев, и К. И. Новалинский не раз видел, как они принимали нектар от вернувшихся из полета шмелей, как кормили шмелиных личинок, как чистили и кор­мили шмелиную матку.

Этот интересный во многих планах эксперимент остался незаконченным. Его нельзя, однако, не отме­тить, как первое испытание еще одной возможности осуществления межвидовой метизации насекомых.

С помощью обильных кормов и новых условий со­держания, меняющих строение и повадки отдельной особи, организацию и характер целой семьи, с по­мощью пищевой, вегетативной гибридизации, подго­товляющей новый селекционный материал для даль­нейшей работы, будут, наконец создаваться первые культурные породы пчелы. Творческая деятельность человека, вызывая к жизни и развивая отдельные ук­лонения от исходного типа, откроет и здесь возмож­ности воспитания такого же неисчерпаемого разнооб­разия форм, какое отличает всех представителей одо­машненной флоры и фауны.

Пять тысяч лет понадобилось, чтобы из потомства прирученного дикого сизого голубя возникли дутыши, гонцы, трубастые, кудрявые, совиные, хохотуны, ласточковые, турманы, якобинцы, лысые, монахини и десятки других, менее известных пород этой птицы.

Не менее пятисот лет разводится крыжовник с его десятками культурных разновидностей.

Около двухсот пятидесяти лет потребовалось для того, чтобы вывести из окультуренной дикой лесной земляники ее крупноплодные, зеленые, белые, алые и черные сорта.

Процесс одомашнения пчелы будет проходить го­раздо быстрее, а породы ее будут несравненно более разнообразными.

Если не бояться фантазировать, можно себе пред­ставить среди пород будущего и нежалящих пчел, с сверхдлинными хоботками для сбора нектара с са­мых глубоких цветков; и особо мохнатых шмелепо-добных, послушных дрессировкам пчел для опыления

421

новых растений, созданных мичуринцами; и специали­зированных восконосных пчел. В селекции пчелы, на­верное, получат широкое применение при производстве высокожизненных растительных пород. И в георазвед­ке, может быть, удастся использовать пчел: обнаружи­ваемая в сотах пыльца растений-индикаторов, харак­терных для районов залегания определенных руд, по­зволит, не выходя из лаборатории, заглядывать в недра земли. Для этого понадобятся породы особен­но далеко летающих пчел, причем свободных от «цветочного постоянства» и посещающих, следователь­но, все цветки подряд, без разбора

Не исключено, что с помощью пчел удастся решать задачи, еще более широкие, еще далее идущие и еще выше нацеленные.

МЕЧТА И ПЛАН

Когда по-новому «цветущим садом станет вся зем­ля». — «Яровые» и «озимые» колонии пчелиных. — Многолетние колонии перепончатокрылых. — О чем говорят сросшиеся в гнездах корни дуба. — «Дви­жущиеся горные породы, одаренные свободной энер­гией». — Сила передовой теории.

Вспомним бегло пересказанные в начале книги стра­ницы истории земли. Вспомним тот факт, что послед­ний, новейший этап развития живого зеленого одеяния нашей планеты связан с появлением насекомых, произ­водящих опыление цветков. Вспомним все, что нам уже известно о том, насколько ускорился процесс эволюции растительных видов после победы покрыто­семянных цветковых форм, выход которых на авансце­ну истории флоры связан с появлением насекомых, опыляющих цветки.

Разве эти исторические факты не позволяют счи­тать, что управляемое опыление растений способно действенно помочь ботаникам, агрономам, селекцио­нерам, экологам, говоря словами И. В. Мичурина, «уничтожить время и вызвать в жизнь существа буду­щего, которым для своего появления надо было бы прождать века».

422

Сегодня эта задача широко осуществляется в от­ношении одних только сельскохозяйственных растений, в отношении одной только культурной флоры. Но уже и сейчас начаты и успешно развертываются селекцион­ные отборы, переделка природы первых лесных дре­весных пород. А в будущем?

Куда идет жизнь, что умирает и что рождается в жизни, что разрушается и что созидается — вот ка­кие вопросы должны нас интересовать, учит товарищ Сталин.

Конечно, управление общим потоком эволюции растительного мира земли — дело не близкое. Но это будущее уже нельзя назвать и бесконечно далеким. Со временем созреют научные и технические данные для решения такой, кажущейся сегодня совершенно фантастической задачи. И тогда четырехкрылые опылители цветков — живой катализатор процесса эволюции растений — станут одним из тех средств естественнонаучного формообразования, благодаря использованию которых земля на этот раз уже не насекомыми, а людьми будет по-новому превращена в цветущий сад.

Но и здесь сказано еще не все. Страсть и настой­чивость, с которой люди изучают разностороннюю организацию пчелиной семьи, продиктованы не одни­ми лишь хозяйственными заботами о меде и воске и не только прямым агрономическим расчетом, — по­требностью в опылении, обеспечивающем урожай.

В пчелиной семье перед человеком выразительно раскрывается реальная сила жизненных связей, спла­чивающих биологический вид.

И, отталкиваясь от гнезда пчел, мысль невольно обращается к таящим величайшие возможности новым областям непознанного в жизни живой природы.

Понятие о жизни, представление о живом нераз­рывно слито в нашем сознании только с растущей и развивающейся особью. Она может быть микроско­пической или огромной, но это всегда рожденная и свершающая свой жизненный путь • индивидуаль­ность, существо.

425

Между тем жизнь, в биологическом смысле этого емкого слова, это не масса и не крупица живого ве­щества, а процесс, постоянный процесс обмена ве­ществ с окружающей внешней природой, процесс ас­симиляции и диссимиляции.

Мы можем наблюдать и изучать этот процесс не только на отдельных пчелах, но и в крохотных, на ко­роткое время возникающих и быстро распадающихся «яровых» колониях-эфемерах одиночных пчел.

Мы узнаем его в однолетних колониях ос и шме­лей, чьи зимующие самки с весны оживают под теп-, лом солнечных лучей и как живые семена всходят к новой жизни. Обрастая молодыми поколениями, они развиваются в семьи, плодоносящие, рассевающие уро­жай зимующих самок, а затем, подобно однолетним злакам и травам, отмирающие с первыми осенними холодами.

Мы находим его в колониях пчел, муравьев и тер­митов, живущих семьями, подобными уже многолетним растениям. Такие семьи размножаются то живыми отводками, как рои медоносной пчелы, то, как у дру­гих видов, кущением; причем от корня материнской семьи, рядом с нею, не отделяясь от нее, вырастают другие. Имеются и ежегодно плодоносящие семьи. Тысячи производимых ими самцов и самок парочками разлетаются и расползаются, чтобы заложить новые многолетние колонии, которые, разрастаясь, объеди­нят порожденные ими сотни тысяч, а нередко и мил­лионы особей.

В этом новом облике, в этих трепещущих жизнью цельностях, в этих «организмах организмов» жизнь протекает как двуединый процесс. Это одновременно и существование отдельных растущих, развивающихся и размножающихся особей и существование их зако­номерно растущих, развивающихся и воспроизводя­щихся жизненных организаций, которые каждую совершенную особь превращают в часть сложной орга­нической структуры.

Очень важно понять, на какой основе эти структу­ры выросли, чем воспитаны, на что опираются.

Поиски наиболее общего ответа на эти вопросы

424

приводят нас из лаборатории, где на колониях про­стейших изучаются явления внеклеточного обмена, в старую дубовую рощу, в которой из тысяч росших здесь когда-то молодых деревцев сохранились лишь сотни великанов.

Если присмотреться к сохранившимся, неожиданно оказывается, что они стоят не врассыпную, не как попало, а более или менее явственными группами, очажками, гнездами.

В этих естественно сохранившихся гнездах старых дубов снова открывается то же проявление жизни, ко­торое выросло из биологических связей между особя­ми одного вида.

Недаром лесные полосы полезащитной сети колхо­зов заранее в плановом порядке закладываются гнездами.

В гнездах, на вид таких тесных, дубки всходят дружнее и с младенческого возраста растут лучше, чем в линейных посевах одиночек, где для каждого деревца отведена определенная и вполне достаточная, даже щедрая, площадь питания.

Один дубок, оказывается, не жилец в поле. В гнезде же дубки — в тесноте, но отнюдь не в обиде.

Еще недавно преимущество гнездовых посевов ви­дели только в том, что взаимное притенение всходов создает благоприятствующий развитию растений мик­роклимат; в том, что опадающая осенью листва плот­нее и надежнее прикрывает (мульчирует) грунт; в том, что более густая корневая система лучше дренирует почву.

Теперь стало известно и другое. Корни тесно ра­стущих в гнезде, например, дубков со временем, пере­плетаясь в почве, срастаются, образуя сообщающую­ся, закольцованную, как сказали бы энергетики, систе­му корневого питания.

Глядя на крепнущие стволики дубков, на их гиб­кие веточки, на их ажурную 'молодую крону, люди считают каждый дубок вполне самостоятельным расте­нием. А между тем под покровом почвы все эти де­ревца уже тесно переплелись корнями, срослись, спло-

425

тились в живущий общей жизнью очажок дубка. И если срезать одно из деревьев, его корни могут про­должать питать соседей.

Минуло время, когда в умах биологов безраздель­но господствовало порожденное и поддерживаемое уродствами капиталистического строя убеждение в том, что в живой природе господствует «закон джунглей», что всеобщая борьба и конкуренция по­лезны для биологических видов, необходимы для их совершенствования.

Еще в знаменитом своем письме П. П. Лаврову Ф. Энгельс высмеивал тех, «с позволения сказать, естествоиспытателей», которые считают возможным «сводить все богатство и разнообразие исторического развития к односторонней и сухой формуле «борьба за существование», к формуле, которая даже в обла­сти природы может быть принята лишь весьма ус­ловно».

Энгельс указывал, что «такой метод сам себе выно­сит обвинительный приговор» и разъяснял, что «взаи­модействие тел — как мертвой, так и живой приро­ды — включает в себя как гармонию, так и коллизию, как борьбу, так и сотрудничество».

Биологи-мичуринцы показали, как можно исполь­зовать жизненную гармонию, сотрудничество данного вида с другими видами, чтобы создавать на полях нужные условия для выращивания хорошего урожая, и одновременно, как, опираясь на борьбу, на коллизии между данным видом и другими, успешно защищать урожай от вредителей и болезней.