Колонка, скользя, вырывается из лодочки и, осыпая ловко уклоняющуюся от удара пчелу пыльцой,
362
с силой проносится по касательной вверх, стукаясь о парус.
И вот цветок открыт.
Слизистая пленка рыльца осталась на парусе, а пчела, глубже просовывающаяся к основанию столбика за нектаром, уже оставила на пестике зерна пыльцы, принесенные ею на себе с других цветков.
Все эти события укладываются в одну-две секунды, не больше, но расшифровка значения и назначения каждой подробности потребовала многих лет упорной работы биологов.
Иногда вместо дикой пчелы на лодочку опускается шмель. Это грузное и сильное насекомое действует сходным образом. Но шмель обычно с такой жадностью и так неуклюже пробирается к запасам нектара, что цветок остается после его посещения вконец исковерканным. Лодочка часто оказывается вывернутой из чашечки, колонка — сдвинутой в сторону, а парус даже ломается... Впрочем, несмотря на это, семена в цветке все же завязываются.
В итоге, если при прочих благоприятных условиях посев люцерны достаточно насыщен дикими пчелами и шмелями, урожай семян обеспечен.
Однако на гектаре хорошего посева люцерны ежедневно в течение примерно месяца распускается добрых пятьдесят миллионов цветков, каждый из которых может быть полностью оплодотворен после по меньшей мере двукратного посещения пчелами. Это значит, что для исправного опыления всех цветков на гектаре цветущей люцерны требуются тысячи насекомых-опылителей.
Но одновременно с успехами сельского хозяйства площади всяких посевов, в том числе и посевов люцерны, расширяются, а вся дикая природа, в том числе и дикие насекомые, все больше и больше оттесняются. И поэтому нехватка диких насекомых — опылителей люцерны — уже и сейчас ощутительно сказывается в наиболее развитых сельскохозяйственных районах и именно в самых передовых хозяйствах становится помехой к получению высокого урожая семян.
|
362
Таково одно из противоречий, сложившихся на этом участке стыка природы и производства.
Однако производство располагает теперь вполне удовлетворительным способом дрессировки пчел. Казалось, чего бы проще? Почему не заставить пчел опылять люцерну так же, как их заставили опылять красный клевер?
Сотни опытников в колхозах и совхозах, десятки ученых в институтах и на агрономических станциях принялись подкармливать пчел в ульях люцерновым сиропом.
Дрессируемые этим способом пчелы действительно начинали усердно летать на посевы, настойчиво обследуя цветок за цветком. Данные о количестве дрессированных домашних пчел, посещающих цветки люцерны, были очень обнадеживающими. Однако наступала осень, и даже на участках, заведомо посещавшихся дрессированными пчелами, урожаи семян оказывались совсем мизерными.
Результаты обмолота: семенной люцерны были весьма разноречивыми.
Многие специалисты искренне разуверились в возможности решить задачу при помощи домашних пчел, а некоторые, ссылаясь на итоги своих опытов, объявили, что дрессировка даже вредна.
В подтверждение приводились справки об урожае семян на многих участках вблизи от пасек, где пчел было явно больше и где, несмотря на это, люцерна нередко давала даже меньше семян, чем на участках, удаленных от пасеки, куда, следовательно, прилетало значительно меньше домашних пчел.
|
Очень поучительно, что в данном случае именно меньшие сборы семян были подтверждением действенности дрессировок.
Разгадка этого парадокса заключается в поведении пчел-сборщиц на цветке люцерны.
Домашние пчелы, которые несколько крупнее диких и значительно мельче шмелей, обычно садятся не ка зев цветка, а сбоку — на парус или на цветоножку. При этом они не касаются отростков весел. Если даже пчелы опускаются на лодочку, то обычно только
364
прямо, опираясь одновременно на оба весла. В обоих случаях они беспрепятственно пробираются к запасам нектара, просовывая хоботок к основанию паруса, причем таким образом, что автомат, осуществляющий открытие цветка, не приводится в действие.
Цветок остается закрытым.
Закрытым и ограбленным, поскольку пчелы все же выбирают нектар. А цветки, лишенные нектара, теряют привлекательность для насекомых и не посещаются ими. Поэтому цветок и остается неопы-ленным.
В итоге, вместо того чтобы повысить урожай семян, дрессированные пчелы даже снижали его.
В тех же случаях, когда какая-нибудь неловкая пчела случайно задевала ножками отросток весла и открывала таким образом замок, колонка с силой в пять граммов мгновенно выбрасывалась из лодочки, ударяла насекомое, прищемляя то ножку, то хоботок... После этого пострадавшая пчела, с трудом освободившись из капкана, долго отдыхала, сдается даже, потирая ушибленную часть тела.
Имеется немало наблюдений, говорящих о том, что насекомые, получившие такой урок, нередко совсем перестают посещать цветки люцерны.
|
Однако наряду с этим отдельные пчелы вполне успешно и самым правильным образом открывают цветок.
Весь этот клубок противоречивых фактов долго не удавалось распутать. Расшифровке их мешали и частые случаи самопроизвольного раскрытия цветков люцерны, особенно темноокрашенных. Это наблюдается, как правило, в жаркие дни. Полагают, что раскрытие цветка связано с неодинаковыми термическими свойствами разных участков его тканей. Повиди-мому, так и есть. Во всяком случае, пучок солнечных лучей, направленный через увеличительное стекло на нижнюю половину щели лодочки, сам, без всякого прикосновения руки, моментально вскрывает цветок.
Цветок может оказаться вскрытым и в ветреный день в результате механического воздействия — от качания, встряхивания, удара.
365
Такое механическое вскрытие легко воспроизвести искусственно. Когда по поверхности цветущего травостоя люцерны взад и вперед протягивают обычную веревку, то некоторый процент цветков раскрывается. Однако и на подготовленном таким образом участке работа дрессированных пчел все же не всегда повышала урожай семян в достаточной степени.
И снова объяснение этому оказалось скрытым в несогласованности анатомии цветка и тела домашней пчелы: дрессировка побуждает пчел собирать нектар, а при посещении цветков, даже вскрытых, пчела часто добирается до нектарников, не касаясь рыльца... И снова цветок остается неопыленным.
Было от чего прийти в уныние!
Один из люцерноведов защитил даже диссертацию, в которой черным по белому доказывалось, что медоносные пчелы не могут опылять люцерну.
В Саратовском институте зернового хозяйства юго-востока отказались примириться с этим безнадежным выводом.
— Опыление не удается потому, что пчелы собирают только нектар, — сказали саратовские специалисты. — Но ведь мы же знаем, что в тех случаях, когда пчелы берут с люцерны пыльцу, опыление цветка происходит безукоризненно. Видимо, надо попытаться принудить пчел сбивать обножку на люцерне. Правда, хороших способов дрессировки пчел на пыльцу пока нет. Что же, попробуем действовать методом голого принуждения...
И на обширный посев люцерны в колхозе имени Ворошилова вывезены были девять пчелиных семей одинаковой силы. У трех из них отобрали из гнезд все запасы пыльцы (пергу); у других трех пыльцу отобрали и, кроме того, в ульи стали ежедневно ставить люцерновый сироп для дрессировки сборщиц; последние три семьи служили контролем.
Следует добавить, что в шести первых подопытных семьях летки ульев с первого дня были перегорожены сплетенными из тонкой проволоки пыльце-уловителями. Просветы в сетках уловителей рассчитаны так, что они дают возможность пройти в улей
366
пчеле, но принесенные ею обножки срезают и срывают.
Так что сколько бы пчелы ни собирали пыльцу, семьи все же испытывают неутолимое перговое голодание, и все время сборщицы продолжают вылетать в поле за обножкой.
Способ, слов нет, жесток, и испытание не может пройти для подопытных семей бесследно. На этот счет никто не обманывался.
Теперь осталось проверить, как поведут себя сборщицы. Об этом рассказали данные анализа пыльцы в обножках, которые приносились пчелами разных семей в их родные гнезда.
Оказалось: в первые три семьи, не получавшие сиропа, но оставленные без перги, с люцерновой обножкой возвращалась из полета примерно треть сборщиц — раза в три больше, чем в контрольных. В дрессированные же семьи, оставленные без пыльцы, с люцерновой обножкой возвращалась из полета примерно половина сборщиц — почти в четыре раза больше, чем в контрольных.
Задание можно было -считать выполненным: пчелы подчинились указанию агрономов и, вопреки всему, стали летать на люцерну, опыляя ее цветки и способствуя завязыванию семян.
Но пчелиная семья, лишенная запасов перги, обречена на более или менее быстрое угасание. И, конечно, уже нечего рассчитывать на то, чтоб измочаленные, ободранные острой проволокой пыльцеуловите-лей сборщицы могли давать мало-мальски сносные запасы меда в гнездах.
Вполне естественно, что за решение проблемы пче-лоопыления люцерны должны были взяться и селекционеры.
Они давно видели, что в любом посеве имеются растения люцерны, в какой-то мере разнящиеся по размеру, по мельчайшим деталям устройства цветков, по степени упругости колонки, по силе и пригнанно-сти замыкающего аппарата лодочки и весел.
И селекционеры заставили самих пчел помочь им в отборе наиболее легко оплодотворяемых растений.
367
Зимой в теплице расчеренковали несколько десятков кустов люцерны и каждый клон — так называют селекционеры всю группу растений, полученных от одного с помощью вегетативного размножения, — вырастили отдельно.
Находка заключалась здесь в том, что растения в пределах клона разнятся очень мало. В данном случае их с полным правом можно было рассматривать как одно растение. Но если одно растение среди множества других та или иная пчела может посетить случайно (к тому же и заметить ее здесь не просто), то посещение пчелами разных клонов, само собой разумеется, может быть несравненно легче обнаружено.
После того как все клоны были высажены в поле и зацвели, наблюдатели ежедневно, с одиннадцати утра и до трех пополудни, через каждые полчаса подсчитывали число пчел на растениях каждого клона в отдельности, особо ведя счет цветкам, которые оказались вскрыты пчелами.
В первый же день наблюдений стало ясно, что разные клоны с разной силой привлекают к себе пчел. В то время как на одних было зарегистрировано не больше двух пчел, на других их насчитывали свыше шести десятков. На лучших клонах процент исправно вскрытых цветков доходил до восьмидесяти шести! Выявленные различия продолжали наблюдаться и в последующие дни.
Выходило, что на отдельных клонах медоносные пчелы работают не менее успешно, чем дикие, одиночные.
С другой стороны, наблюдения за мечеными пчелами помогли проследить за тем, как привлекаются люцерной сборщицы разных пчелиных семей. Выяснилось, что семьи тоже в определенной мере различаются и по проценту посещающих люцерну пчел, и по подробностям повадки сборщиц на цветках, и по степени пригодности для правильного вскрытия колонки, для нанесения пыльцы на рыльца.
Но в таком случае вполне реально вырисовывалась возможность сопряженной, встречной селекции, кото-
368
Только в тех цветках, которые весной были опылены пчелами, завязываются плоды яблони и груши.
Во многих районах, где большие площади заняты подсолнечником или гречихой, к посевам, требующим опыления, подвозят пчел.
рая из форм, успешнее вскрываемых медоносными пчелами, создаст новые сорта «пчелоопыляемой люцерны», а из пчелиных семей, более пригодных для успешного опыления, создаст специализированные породы «люцерноопыляющих пчел». Такой отбор, в течение ряда поколений систематически подкрепляемый и поддерживаемый дрессировочным -воспитанием на люцерновом сиропе и также на люцерновой перге, должен привести в конце концов к нужной цели.
Соединенные усилия растениеводов и пчеловодов, их смелый творческий поиск и кропотливый, как искусство ювелира, труд проложат, таким образом, путь к получению надежно высоких урожаев люцерновых семян и разрешат, наконец, одну из насущных агрономических задач современности, стоящих на пути дальнейших побед научного земледелия.
КРЫЛАТЫЕ ПОМОЩНИКИ
Находка в Дер эль Медине. — Какую обножку собирали пчелы три тысячи лет назад. — Еще о клеверном и люцерновом пастбище для пчел. — Как могут быть усовершенствованы цветки плодовых пород, подсолнечника, хлопчатника, льна. — Новые задачи селекционеров — растениеводов и пчеловодов. — Опыление пчелами — звено селекционной и семеноводческой техники.
Расшифровщики иероглифов давно прочитали на древних папирусах сообщения о том, что египтяне, погребая умерших, ставили в усыпальницы утварь с разными яствами, в том числе с сотовым медом.
Документальных свидетельств, подтверждающих эти сведения, накопилось много, однако ни в одной из древних гробниц, открытых в Египте за последнее столетие, никто ни разу не находил никаких следов ни меда, ни сотов. Даже специально организованные поиски оставались безуспешными, что дало повод некоторым египтологам усомниться в точности расшифровки текстов.
Но вот в конце сороковых годов в одной гробнице, обнаруженной при раскопках в Дер эль Медине,
24 Пчелы
369
Вблизи города Тебен (Верхний Египет), и отнесенной специалистами к так называемой эпохе девятнадцатой династии, существовавшей за 1 350 лет до нашей эры, была найдена плоская глиняная посудина — подобие миски — с остатками медового сота.
Более трех тысяч лет хранился в гробнице этот обломок сотов, к изучению остатков, точнее следов, которого были привлечены крупнейшие специалисты. Слишком много места потребовалось бы, чтоб в деталях описать ухищрения исследователей, преодолевавших необычайные технические трудности изучения насквозь почерневшей, спекшейся, сухой медовой пыли.
Ограничимся коротким изложением наиболее существенных для нас итогов анализа. Из остатков меда отобрали пылинки цветня и по ним определили ботанический состав растений, с которых был собран мед. Одновременно определили ботанический состав цветочной пыльцы в меде, который пчелы собирают в том же районе в наши дни.
В древнеегипетском меде не нашли почти ни одной пылинки цветня тех растительных видов, какие обнаруживаются в образцах современного меда, производимого пчелами в основном ио нектара полевых культур. Мед, пролежавший три тысячи лет в гробнице мумии, был собран только с древесных пород: диких — лесных и культурных — садовых.
Находка в Дер эль Медине серьезно подкрепила уже не раз высказывавшуюся и прежде мысль о том, что пчела была в прошлом насекомым по преимуществу лесным и что века одомашнения превратили это насекомое, питавшееся нектаром и пыльцой лесных пород, в насекомое, питающееся нектаром и пыльцой пород полевых.
Если принять эту точку зрения, то придется признать, что и пчелы вынуждены, оказывается, при: способляться к новой, непривычной для них пище. И тогда более понятными становятся многие обнаруживаемые сейчас факты несогласованности, отсутствия взаимной пригнанности между природой медоносной пчелы и природой многих сельскохозяйственных куль-
тур, в эволюционном плане несравненно более молодых, чем пчелы.
И красный клевер и люцерна, о которых выше шла речь, приспособились в естественных условиях расти разбросанными куртинами большего или меньшего размера. Здесь же в почве вокруг них гнездятся обычно разнообразные виды длиннохоботных шмелей, которые так идеально приспособлены к опылению клеверных цветков; в почвенных норках, в сухих стеблях трав, под прогреваемыми солнцем камнями обитают различные виды одиночных пчел и ос, которые так прекрасно вскрывают и опыляют цветы люцерны.
Обнаружив выдающиеся кормовые достоинства клевера и люцерны, люди перенесли их на свои поля, причем, как справедливо было замечено, искусственный отбор кормовых трав мало касался, и хотя эти растения используются давно, рост и развитие их в культуре идут по законам, сложившимся еще при естественном отборе.
Но, вырвав кормовые травы из свойственной им среды и посеяв их на распаханных нивах, человек, не подозревая о том, оборвал природные связи, поддерживавшие в прошлом окультуриваемые виды. Красный клевер и люцерна перенесены на возделываемые и удобряемые поля и расцвели здесь, но опылявшие их шмели и одиночные пчелы остались на «родине» этих трав — на целинных и некосимых лужайках, на незатопляемых бровках пойм.
Следует учесть, что в естественных условиях клевер и люцерна никогда не образуют столь обширных зарослей, как те, которые созданы на полях, а кроме того, что на выравненном агротехникой фоне культурных полей растения проходят все фазы развития дружнее, чем в природной обстановке. Поэтому-то на цветущем культурном поле кормовых трав требуется насекомых-опылителей несравненно больше, чем в природных зарослях тех же видов.
Медоносные пчелы, все больше и больше превращающиеся в основного опылителя сельскохозяйственных растений, в сущности говоря, только начинают еще приспосабливаться к использованию нектарного
371 |
24*
и пыльцевого пастбища на посевах красного клевера и люцерны.
Вот почему так настойчиво встают вопросы о выведении короткотрубчатого клевера и длиннохоботной пчелы, о создании пчелоопыляемой люцерны и люцер-ноопыляющей домашней пчелы. Эти селекционные задачи продиктованы насущной необходимостью сделать более тесными не закрепившиеся до сих пор органические связи между видом красного клевера и видом медоносной пчелы, между видом медоносной пчелы и видом люцерны.
Не менее остро может стоять та же задача и в тех случаях, когда связь между каким-нибудь растительным видом и пчелами должна быть не вновь создана, а восстановлена.
Обобщая выводы из истории изменения животных и растений в домашнем состоянии, Дарвин специально рассмотрел вопрос о так называемой координирующей силе, в большей или меньшей степени общей всем органическим существам, и отметил, что «когда человек вызывал какое-нибудь изменение важной части, он обыкновенно делал это не намеренно, но в соотношении с какой-нибудь другой заметной частью».
Замечание это имеет прямое отношение к рассматриваемому вопросу, и оно стоит того, чтобы его обдумать.
Известно, что одни растения люди выращивают ради урожая семян (зерновые, бобовые), другие — ради мякоти плодов (плодовые, ягодные, бахчевые), третьи — ради зеленых листьев (капуста, табак), четвертые — ради волокна стеблей (прядильные), пятые — ради корней или подземных клубней (свекла, картофель). При этом, изменяя растения отбором и воспитанием, человек понуждал их усиленнее развивать именно те части, ради которых данный вид растений возделывается. Селекционер сосредоточивал внимание на зернах или на плодах, на клубнях или на листьях. Он увеличивал их в размере, делал более
372
богатыми белком, или более сладкими, или более жирными, или более сочными, или более пряными, или более крахмалистыми, и в то же время — более лежкими, транспортабельными, разваримыми. Применительно к своим целям он увеличивал длину пушка, которым снабжены семена хлопчатника, изменял состав млечного сока мака и состав жиров тунга и клещевины, содержание никотина в зрелых листьях табака и содержание теина в молодых листьях чая, структуру стебля льна и конопли...
Естественные виды — порождения природы, формируемые условиями жизни, изменяются лишь «для собственной пользы», только для того, чтобы сохраниться и процветать.
Другое дело — виды, которые содержатся человеком в условиях культуры.
Отбор всегда имеет определенную цель, и человек, ведущий отбор, действует в соответствии со своей задачей, целеустремленно.
Ни у живого животного, ни у растения селекционер, в частности, «не может, — как писал Дарвин, — наблюдать внутренних изменений в более важных органах; он и не обращает внимания на них, пока они совместимы со здоровьем и с жизнью» его питомцев.
«Какое дело заводчику до небольшого изменения в коренных 'зубах его свиней, или что значит для него добавочный коренной зуб собаки, или какое бы то ни было изменение кишечного канала или иного внутреннего органа? —спрашивает Дарвин. — Скотовод заботится о том, чтобы мясо его скота хорошо поросло жиром и чтобы внутри живота у его овец накоплялся жир; этого он достиг».
Невольно вспоминается, что буквально в тех же выражениях и Ф. Энгельс, разоблачая близорукость бесплановой капиталистической системы, показывал, что весь ее строй направлен на достижение ближайших целей и наиболее непосредственных результатов.
«Когда отдельный фабрикант или купец продает изготовленный или закупленный им товар с обычной прибылью, то это его вполне удовлетворяет, и он совершенно не интересуется тем, что будет дальше
с этим товаром и купившим его лицом». Точно так же обстоит дело и с последствиями вмешательства в жизнь природы. «Какое было дело испанским плантаторам на Кубе, выжигавшим леса на склонах гор и получавшим в золе от пожара удобрение, которого хватало на одно поколение очень доходных кофейных деревьев, — какое им было дело до того, что тропические ливни потом смывали беззащитный отныне верхний слой почвы, оставляя после себя лишь обнаженные скалы!»
Энгельс писал, что при капиталистическом способе производства «и в отношении естественных и в отношении общественных последствий человеческих действий принимается в расчет главным образом только первый, наиболее очевидный результат».
Возьмем для примера хотя бы плодоводов-ориги-наторов, создателей новых пород фруктовых деревьев.
Какое дело было этим селекционерам до того, что в цветках выведенных ими пород, скажем, яблони, расположение тычинок мешает пчелам добираться до нектарников или что пыльца, образующаяся в пыльниках, неполноценна как корм для пчел? Селекционер заботится о том, чтобы плоды его сорта были вкусны и красивы, чтобы деревья были достаточно холодостойки и урожайны. Этого он достиг!
Но вот одна из новинок селекции английских плодоводов — сорт под названием сеянец Брэмлея. Говорят, вполне хороший сорт. Возможно'. Однако наблюдениями установлено, что цветы деревьев этого сорта пчелы посещают раза в четыре меньше, чем, к примеру, цветы растущих рядом деревьев пармена ворчестерского.
— Похоже, старые пчелы оповещают молодых, что-им нечего делать на сеянце, — жалуются садоводы, замечая, как пренебрегают пчелы-сборщицы цветами этого сорта.
Оказывается, пчел отваживает от сорта и необычно большая длина тычинок в цветках сеянца Брэмлея и то, 'что тычинки собраны в цветке гуще, плотнее, чем
371
в цветках любого сорта: плотная щетка высоких и жестких тычинок не дает хоботку пчелы добраться до нектара, как она это делает на других цветках.
И на цветках еще одного нового английского сорта из числа оранжевых пепинов тычинки образуют барьер между пчелой и нектаром.
К тому же некоторые из новых сортов яблони (и сеянец Брэмлея в том числе!) образуют дефектную пыльцу, которую пчелы явно избегают собирать.
— Селекционеры, не обращающие внимания на особенности строения цветков плодовых и не проводящие браковки по этому признаку, допускают серьезную ошибку, — заключают исследователи.
А ведь плодовые породы, как и пчелы, — «выходцы из леса». Цветки плодовых приспособлены к опылению пчелами, как правило, лучше, чем растения многих полевых культур. И все же искусственный отбор, однобоко направленный к одной цели, может ненамеренно вызвать в соотношении с другими важными изменениями такое изменение цветков, которое, по существу говоря, предопределяет относительное снижение качества плодов и относительную недолговечность нового сорта.
Таких фактов в практике растениеводства немало.
Подсолнечник — одно из важнейших в нашей стране- масличных растений — опыляется перекрестно. В полевую культуру это растение перенесено ховсем недавно, немногим больше ста лет тому назад. И хотя селекция масличного подсолнечника не насчитывает еще и ста лет, среди сортов этого растения имеются уже и такие, в семенах которых содержится свыше сорока, почти пятьдесят процентов жира.
Каждое семя — это буквально капля жира в лузге! Разве селекционера, выводившего такой масличный шедевр, тревожило, что цветки этого сорта выделяют мало " нектара, или что его пыльца неполноценна как корм для пчел, или что корзинки соцветий выделяют липкий клей, в котором вязнут и погибают посетившие корзинку насекомые-опылители? Селек-
ционер заботился о том, чтобы семянки его сорта были достаточно богаты жиром, чтобы корзинки были достаточно велики по размеру и чтобы лузга семян хорошо отделялась от ядра. Этого он достиг. Честь и слава ему!
Но в то же время мы теперь знаем, что ухудшившиеся условия перекрестного опыления не могут пройти для нового сорта бесследно. Мичуринская теория, учение о жизненности растительных организмов помогли нам увидеть в цветке растения орган восстановления, орган повышения жизненности вида. Следовательно, если условия перекрестного опыления цветков ухудшены, то это в конце концов неизбежно сказывается на жизненности потомства.
Мы уже знаем — об этом подробно говорилось в главе «Живая кисточка», — какое значение для плодовитости растений имеет и многократность посещений цветков пчелами и раздражение поверхности рылец, обтираемых хитиновым покровом тела пчел. Мы знаем также о том, какое значение для жизненности, для жизнеспособности и жизнестойкости потомства растения имеет смесь пыльцы, принесенная с тычинок множества посещенных насекомым цветков.
Относительная недолговечность даже лучших сортов самоопыляющихся культур теперь общепризнана. Можно думать, что и потомство перекрестников, для которых ухудшились условия опыления, обречено на то, чтобы быть менее долговечным, менее жизненным, чем оно могло бы и должно быть.
Не случайно же в опытах многих исследователей искусственное дополнительное опыление смесями пыльцы неизменно повышало урожаи подсолнечника. А из посева семян, полученных от обильного опыления смесями пыльцы, получались растения более мощные, более жизнестойкие, более урожайные.
Как понимать подобный факт? Он говорит, очевидно, о том, что при обычных условиях, без дополнительного опыления, цветки растений остаются не полностью опыленными.
Причин для этого в посевах разных культур много.
Если говорить о подсолнечнике, это значит, что перед селекционерами — создателями новых, еще лучших, чем нынешние, сортов стоит задача выводить такие формы, соцветия которых не будут ловушками для пчел, у которых цветы будут давать много нектара и которые благодаря этому будут настолько усердно посещаться пчелами, что в результате обильного перекрестного опыления цветков в корзинках они будут давать более высокие и более устойчивые урожаи более урожайных семян.
В отличие от подсолнечника хлопчатник — растение самоопыляющееся: коробочки его могут завязываться и от опыления цветков собственной пыльцой. Однако десятки проведенных на многих сортах исследований показали, что когда на рыльце цветка нанесена пыльца с тычинок другого растения, коробочка получается более крупная, лучше выполненная. Похоже даже, что такие коробочки реже опадают. Влияние перекрестного опыления не исчерпывается при этом повышением урожая в год оплодотворения: из семян от перекрестного опыления получаются растения более мощные, более стойкие против невзгод, более урожайные.
Первые производственные опыты, проводимые в хлопкосеющих колхозах Азербайджанской ССР, показывают, что вывоз достаточного количества пчел на хлопковые поля заметно повышает урожай хлопка.
Казалось бы, раз все это так, почему недостаточно используют хлопкоробы пчел для повышения урожайности хлопчатника?
Оказывается, цветки многих сортов хлопчатника мало привлекательны для пчел. Растения хлопчатника выделяют нектар не только внутри цветков, как это обычно бывает, но и вне цветков, около цветков, на стеблях, в пазухах листьев. Открытые внецветковые нектарники отвлекают пчел от посещения венчиков. Кроме того, относительно крупный размер и шиповатая форма неклейкой пыльцы хлопчатника мешают пчелам собирать ее и сбивать в обножку.
Если бы сконцентрировать нектарники хлопчатника только в венчиках цветков, а кроме того, отобрать
377
сорта с пыльцой более мелкой и менее шиповатой, то привлекательность цветков для пчел усилилась бы, и это повысило бы урожай и улучшило урожайные качества семян хлопчатника.
Полевые опыты с пчелами на масличном льне-кудряше тоже давно подтвердили возможность увеличения урожая (и главное — повышение качества) семян масличного льна. Теперь такие же работы начаты и с прядильным льном-долгунцом.