Когда он выходил, на улице было мало людей, и едва темнота стала плотнее, прохожие исчезли вовсе. Умные люди ночью предпочитают оставаться дома. Временами в тенях мелькали темные фигуры, но, заметив Ханлона, они торопливо сворачивали за угол или прятались в переулках, стараясь сдержать проклятия, когда увязали в нетронутых солнцем сугробах. Он не был рослым мужчиной, всего лишь чуть выше среднего роста. Меч и нагрудник были спрятаны под плащом, но налетчики обычно выбирают жертвами слабых и пугливых, а он шел открыто и уверенно, не боясь спрятавшихся. Уверенность была подкреплена длинным кинжалом, прятавшимся под перчаткой в кулаке правой руки.
Он был настороже, опасаясь патрулей Гвардии, но не ожидал увидеть их здесь. Мародеры и бандиты не промышляли бы столь открыто, будь где-то поблизости Гвардейцы. Конечно, он мог бы с легкостью отправить патруль своей дорогой, но ему не нужны были лишние свидетели, и вопросы, почему он пешком забрался так далеко от Дворца. Его шаг сбился, когда на перекрестке впереди он заметил две женские фигуры, закутанные в плащи, но они прошли мимо, не взглянув в его сторону, и он вздохнул свободнее. Очень мало женщин стало бы гулять в эту пору без сопровождающих мужчин, владеющих мечом или дубинкой, и даже не видя их лиц он не поставил был золотой против лошадиного яблока, что эти были Айз Седай. Или кто-то из тех странных женщин, заполнивших большинство комнат Дворца.
Мысль об этой группе разожгла его гнев, и меж лопаток возникло жжение как от крапивы. Чтобы ни происходило во Дворце, это дало ему достаточную власть. Женщины Морского Народа были несносны, и не только из-за того, что они ходили по Дворцу таким соблазнительным образом, что для мужчины один взгляд на них был сродни кинжалу в сердце. Он даже не помышлял о том, чтобы ущипнуть кого-нибудь из них за зад, едва понял, что они и Айз Седай смотрят друг на друга как дикие кошки в одной клетке. И, похоже, хотя и абсолютно невероятно, женщины Морского Народа оказались более крупными кошками. С другой стороны, эти другие были гораздо хуже. Невзирая на все слухи, окружавшие ведьм, он знал как должны выглядеть настоящие Айз Седай, и морщин в этом описании не значилось. Некоторые из них явно могли направлять, и у него было нехорошее подозрение, что направлять могут все. Что было полностью лишено всякого смысла. Возможно, Морской Народ и пользовался какими-то привилегиями в своих перемещениях. Но что касается этой Родни, как назвала их Фалион, то каждому дураку известно: если три женщины, способные направлять, сидят за одним столом, и ни одна из них не является Айз Седай, то прежде чем они выпьют кувшин вина, появится настоящая Айз Седай и предложит им разойтись, и никогда больше вместе не встречаться. При этом, она убедится, чтобы они хорошенько это поняли. Так утверждала молва. Но во Дворце сидело с сотню этих женщин, собиравшихся на приватные посиделки, и шнырявших мимо невозмутимых Айз Седай. По крайней мере, до сегодняшнего дня. Что бы ни переполошило их словно кур в курятнике, Айз Седай были слишком взволнованы. Слишком много странностей кряду его не устраивает. Когда Айз Седай начинают вести себя странно, мужчине пора позаботиться о безопасности собственной шкуры.
Выругавшись, он выдернул себя из задумчивого состояния. Мужчине ночью тоже надо заботиться о своей шкуре, и позволить себе ослабить бдительность – не лучший способ это сделать. Хорошо еще, что он не остановился и даже не замедлил шаг. Через несколько шагов он улыбнулся себе тонкой улыбкой, и большим пальцем попробовал лезвие кинжала. Ветер дунул вдоль улицы и пропал, потом закрутился в крышах и снова пропал, и короткий миг тишины между дуновениями он услышал тихий скрип подошв, который уже некоторое время сопровождал его, после того как он покинул Дворец.
На следующем перекрестке он, не сбиваясь с шага, повернул направо, затем быстро прижался спиной к стене здания, которое оказалось конюшней, стоявшей сразу на углу. Широкие двери конюшни были закрыты и похоже подперты изнутри, но запах лошадей и лошадиного навоза висел в морозном воздухе. Таверна напротив была тоже наглухо закрыта, ее окна были темны и прикрыты ставнями. Единственным звуком кроме ветра был скрип покачивающейся на ветру вывески, на который он мог не обращать внимания. Никто не должен был видеть того, что здесь произойдет.
Он моментально насторожился, услышав, что шаги ускорились, чтобы не упускать его из вида далеко, и затем из-за угла осторожно показалась голова в капюшоне. Но не достаточно осторожно. Его левая рука метнулась к капюшону, хватая за горло. В тоже время, правая отработанным движением ударила кинжалом. Он почти ожидал обнаружить под курткой нагрудник или кольчугу и на этот случай был наготове, но сталь до последнего дюйма, с небольшим усилием, вошла под грудную кость. Он не знал, почему этот удар обычно парализовал дыхание, таким образом, что человек не издав ни звука, захлебывался собственной кровью, но это всегда срабатывало. Однако, сегодня ему некогда ждать. Отсутствие в пределах видимости стражи не означает, что здесь стоит задерживаться надолго. Быстрым движением он стукнул мужчину головой о каменную стену конюшни. Достаточно сильно, чтобы расколоть тому череп, затем толкнул кинжал за рукоять, почувствовав, как лезвие прошло сквозь хребет.
Его дыхание оставалось абсолютно ровным – убийство просто обычная работа, в которой нет ничего особенного и которую надо делать — вчера, сегодня, завтра – но все же поспешно уложил тело на снег рядом со стеной, и присев рядом, вытер лезвие о куртку мертвеца. Другую руку он в это время засунул себе подмышку, стаскивая обитую железом перчатку. Вертя головой по сторонам, он оглядывал оба конца улицы, пока ощупывал в темноте лицо мужчины. Щетина под ладонью подтвердила, что это был мужчина, но больше он не узнал ничего нового. Мужчина, женщина или ребенок – для него не было никакой разницы. Только дураки могут подумать, что у детей нет глаз и ушей, чтобы увидеть, и услышать, или языка чтобы рассказать кому-нибудь о том, что они видели. Он бы предпочел, чтобы у мужчины были хотя бы усы или нос картошкой. Хоть что-нибудь, какая-никакая примета, чтобы зажечь воспоминания и подсказать, кто был этот человек. Сжав рукав, он обнаружил, что плотная шерсть куртки не слишком грубая, но и не достаточно хорошая, и жилистую руку, которая могла принадлежать клерку, или вознице или, с равным успехом, солдату. Если быть кратким, то практически любому человеку, как и куртка. Обыскав тело, он ощупал карманы, наткнувшись на деревянный гребешок и моток бечевки, которые отбросил в сторону. На ремне его рука задержалась. На нем имелись кожаные ножны, но пустые. Никто на свете не смог бы вытащить нож, после того как нож Ханлона пробил легкое. Конечно, для человека, гуляющего ночью, существует масса причин держать нож наготове, но среди первых на ум приходят удар в спину и возможность перерезать чью-то глотку.
Однако, это была лишь мимолетная пауза. Не тратя времени на предположения, он срезал кошелек мертвеца ниже завязок. Вес монет, которые он высыпал в ладонь и поспешно пересыпал в свой кошель, сказал ему, что золотых среди них не было, как и не было ни одной серебряной. Однако срезанный кошель и отсутствие денег наведет всех на мысль об обычном убийстве с целью грабежа. Выпрямившись, он натянул перчатку, и уже через секунду после того как вернул кинжал на место, он снова шагал по грязной дороге, прижимая к боку кинжал, и настороженно вглядываясь в темноту. Он не расслабился пока не оставил между собой и телом целую улицу, и даже тогда не расслабился до конца.
Большинство людей, узнавших про убийство, согласятся с версией убийства ради ограбления, которую он для них инсценировал, но только не человек, кто бы он ни был, пославший этого парня. Тот факт, что тот шел за ним от самого Дворца, означает, что он выполнял чье-то задание. Вот только чье? Он был больше чем уверен, что если бы кто-то из Морского Народа решил всадить ему в спину нож, то сделал бы это лично. Что касается этой Родни, которая нервировала его одним фактом своего присутствия, то они, похоже, старались держаться тихо и незаметно. Хотя, именно те люди, которые стараются остаться незамеченными, скорее всего, прибегнут к наемному убийце ночной порой, но он редко когда перекинулся с ними даже парой слов, и уж точно никогда даже пальцем их не трогал. Айз Седай казались более вероятным заказчиком, но он был уверен, что не сделал ничего такого, чтобы возбудить их подозрение. Но у каждой из них могут быть причины желать ему смерти. Для этого не надо даже с ними говорить. Бергитте Трагелион была глупышкой, которая, кажется, на самом деле считала, что она героиня сказок, быть может, даже сама легендарная Бергитте, но она вполне могла счесть, что он угрожает ее положению. Она может и выглядела как потаскушка, шныряя по Дворцу в этих своих штанах, но у нее ледяной взгляд. Эта способна, не моргнув глазом, приказать перерезать тебе горло.
Но больше всех остальных его беспокоил последний вариант. Его собственные хозяева сами не были доверчивыми людьми и не всегда заслуживали полного доверия. И Леди Шиайн Аварин, которая в настоящий момент отдавала ему приказы, была именно тем, кто прислал ему срочный вызов, заставивший его тащиться сквозь ночь. Где как раз оказался парень, поджидавший его с ножом в руках. Он не верил в совпадения, даже в те, что болтают про этого ал’Тора.
Мысль о том, чтобы вернуться во Дворец вспыхнула и сразу исчезла. У него припрятано золото. Он мог бы подкупить охрану на воротах так же как и всех вокруг, или просто приказать открыть ему ворота на время, достаточное, чтобы он в них проскочил. Но это означало бы, что оставшуюся часть жизни ему придется постоянно оглядываться, и каждый, оказавшийся от него на расстоянии вытянутой руки, мог оказаться убийцей, посланным по его душу. Хотя это и не сильно отличается от его теперешней жизни. За исключением, что рано или поздно кто-то обязательно плеснет в его суп яду или забудет в его спине свой нож. Кроме того, эта девка с каменными глазами — Бергитте — казалась наиболее вероятным заказчиком. Или Айз Седай. Или кто-нибудь из Родни, кому он нечаянно перешел дорогу. Стало быть, надо всегда соблюдать осторожность. Его пальцы сжались на рукояти кинжала. И хотя сейчас жизнь прекрасна: его окружают комфорт и множество женщин, впечатлительных и пугливых, дарящих свою благосклонность Капитану Гвардии – жизнь в бегах все же лучше смерти, даже в комфорте.
Отыскать нужную улицу, более того, нужный дом, не такая уж простая задача – темные узкие улицы похожи одна на другую – но он был внимателен и скоро уже стучал во входную дверь высокого дома, который мог бы принадлежать какому-нибудь богатому, но предусмотрительному купцу. За исключением того, что он знал точно, что не принадлежит. Аварин был слабым Домом, угасшим, как сказал бы кто-нибудь, но одна дочь у него сохранилась, и у Шиайн водились денежки.
Одна из дверей распахнулась, и он был вынужден прикрыть глаза рукой, защищаясь от света. Левой рукой, правая сжимала кинжал, пока он сам оставался наготове в тени. Вглядываясь сквозь щель между пальцами, он узнал женщину в проеме, в простом темном платье горничной. Но это все равно не заставило расслабиться его даже на волосок.
«Поцелуй меня, Фалион», — сказал он, входя внутрь. И с вожделением ее обнял. Левой рукой, естественно.
Длиннолицая женщина отбросила его руку и громко хлопнула дверью за его спиной. «Шиайн закрылась с посетителем в гостиной наверху», — холодно сказала она ему, — «а повар в ее спальне. Больше в доме никого. Повесь плащ на вешалку. Я передам ей, что ты здесь, но, возможно, тебе придется подождать».
Ханлон дал ей разорвать объятье и упасть руке. Несмотря на молодое личико Фалион можно было назвать только хорошенькой, и даже это было сильно приукрашенной правдой. Ее взгляд всегда был холоден, и манера общения постоянно была деловая. Она была не из тех женщин, с которыми он стал бы заигрывать, но, по всей видимости, ее наказал один из Избранных и он был частью ее наказания, что все меняло. В какой-то степени. Его никогда не смущало покувыркаться с женщиной, у которой не было иного выбора, а у Фалион выбора не было. Ее платье горничной было абсолютным отражением действительного положения дел, она одна выполняла работу четырех или пяти женщин — горничной, поварихи и плохой девчонки, засыпая от случая к случаю и пресмыкаясь, когда Шиайн была не в настроении. Ее руки огрубели и стали красными от стирки и мытья полов. Но все же она, по всей видимости, переживет свое наказание, и меньше всего ему хотелось получить Айз Седай враждебно настроенную к Даведу Ханлону. Только не тогда, когда обстоятельства могут поменяться прежде, чем у него будет шанс ударить ее ножом в сердце. Однако, достичь компромисса с ней оказалось проще простого. У нее были очень практичные взгляды. В моменты, когда могли видеть остальные, он приставал к ней каждый раз, как она проходила мимо, и если выдавалась свободная минутка, он уводил ее тесную каморку для горничной, находившуюся под самой крышей. Где они приводили в беспорядок простыни и затем, усевшись на узкой холодной постели, обменивались информацией. Хотя, по ее просьбе, он наставил ей парочку синяков, на случай если Шиайн вздумает проверить. Он надеялся, что она вспомнит, что это было по ее собственной просьбе.
«Где остальные?» — сказал он, складывая плащ и вешая его на пятнистую вешалку. Звук его шагов по плиткам пола отразился эхом под потолком холла для посетителей. Это было замечательное место, с раскрашенными алебастровыми карнизами и несколькими дорогими настенными драпировками на резных панелях, которые были начищены до блеска, хорошо видного в ярком сиянии зеркальных светильников. Света было достаточно чтобы осветить весь Королевский Дворец, но, чтоб он сгорел, здесь было не теплее, чем снаружи. Фалион удивленно вскинула бровь, заметив кинжал в его руке, и он с напряженной улыбкой вложил его в ножны. Он смог бы вытащить его снова с невероятной скоростью и меч почти столь же быстро. «Ночью улицы полны воров», — несмотря на холод, он скинул перчатки и заткнул их за пояс. иначе кто-нибудь решит, что он чего-то опасается. Нагрудника даже в худшем случае должно быть достаточно.
«Я не знаю, где Мариллин», — бросила она через плечо, уже повернувшись и приготовившись, подобрав юбки, подняться по лестнице. «Она ушла до заката. Муреллин в конюшне курит свою трубку. Мы сможем поговорить после того, как я сообщу Шиайне, что ты прибыл».
Глядя, как она поднимается по лестнице, он крякнул. Муреллин, нескладный парень, которого Ханлон недолюбливал до мурашек на спине, всегда изгонялся из дома в конюшни за домом, каждый раз, когда хотел выкурить свою трубку. Шиайне не нравился запах его грубого табака, и он взял привычку брать с собой кувшин вина, так что скоро ждать его не стоило. Мариллин беспокоила его куда больше. Она тоже была Айз Седай, и так же как и Фалион подчинялась приказам Шиайны. Как и он сам, но с ней у него не было соглашения. Безусловно, нет принципиальной разницы, кого подозревать, Айз Седай или Черных Айя. Куда она отправилась? С какой целью? Незнание способно убить ничего не подозревающего человека, а Мариллин Гемалфин проводила довольно много времени, занимаясь тем, о чем он не имел ни малейшего понятия. Он пришел к выводу, что в Кеймлине происходит слишком много такого, о чем он не имел ни малейшего понятия. Пришло время выяснить, если ему хочется жить.
Едва Фалион ушла, он вышел из холла, направившись на кухню, которая располагалась за домом. Комната с кирпичными стенами была, конечно, пустой – повариха знала, что лучше не высовывать свой нос из каморки в подвале, если ее выпроводили из дома на ночь глядя. Черная железная печь и плита были холодными, но маленький очаг, в котором еще теплился огонь, превращал эту комнату в одну из самых теплых в доме. По сравнению с остальными, по крайней мере. Шиайна была скупой, если только это не касалось ее собственного комфорта. Горевший здесь огонь всего лишь означал, что ей может ночью потребоваться теплое вино, или горячий гоголь-моголь.
Он бывал в этом доме уже с полдюжины раз с тех пор как прибыл в Кеймлин, и он знал, в каких шкафах хранятся пряности и в какой кладовой всегда можно отыскать бочонок вина. Отличного вина. На этом Шиайн не экономила. Только не на том, что собиралась пить сама. К возвращению Фалион он достал горшок с медом и тарелочку с имбирем и корицей, поставив их на стол рядом с полным кувшином вина, и положил в огонь кочергу. Шиайн могла сказать «приходи» и это подразумевало «немедленно», но когда она заставляла людей ждать, то может настать утро, прежде чем она про него вспомнит. Эти вызовы, чтоб этой женщине сгореть, всегда стоили ему сна!
«Что за посетитель?» — спросил он.
«Он не назвал своего имени, по крайней мере, не мне», — сказала Фалион, оставляя дверь в холл приоткрытой приперев ее с помощью стула. Из-за этого тепло будет постепенно уходить, но она хотела услышать, если Шиайн будет ее звать. А может, она хотела быть уверена, что другая женщина ее не подслушает. — «Худой мужчина, высокий и сильный, с виду солдат. Офицер в приличном звании, или дворянин, судя по манерам, к тому же андоррец, если судить по акценту. На вид умный и осторожный. Пришел в простой, хотя и дорогой одежде, без колец и других отличительных знаков». Бросив взгляд на стол, она повернулась к одному из открытых высоких шкафов рядом с дверью в холл и выставила дополнительный оловянный кубок к тому, что он взял для себя. Он никогда в жизни не брал два. Хуже того, он должен был наполнить свой вином. Айз Седай она или нет, но она теперь еще и прислуга. Но она поставила стул к столу и отодвинула от себя тарелку с пряностями, словно ожидая от него, что он станет ее обслуживать.
«Однако, у Шиайн вчера было еще два посетителя, которые оказались менее осторожны, чем этот», — продолжила она. – «Один был с утра. У него на перчатках были вышиты Золотые Вепри Саранда. Возможно, он думал, что никто не заметит столь мелкую работу, если вообще об этом подумал. Полный, светловолосый мужчина средних лет, который, похоже, повсюду сует свой нос. Он с удивлением похвалил вино, словно не ожидал попробовать столь изысканное в этом доме, и попросил Шиайн наказать меня за недостаточную почтительность». Она даже это сказала холодным размеренным тоном. Единственный момент, когда в ней проявлялся огонь, было время, когда Шиайн порола ее ремнем. В эти моменты он мог слышать от нее достаточно воплей. — «Я бы сказала, что он провинциал, который редко бывает в Кеймлине, но думает, что знает, как следует себя вести. Ты сможешь его узнать по бородавке на подбородке и маленькому шраму в виде полумесяца возле левого глаза. Вечерний посетитель был низким и темноволосым, с острым носом и настороженным взглядом. Я не заметила у него шрамов или особых примет, но у него было кольцо с гранатом квадратной формы на левой руке. Очень скуп на слова, и очень старался ничего не выдать в той малости, что я от него услышала, но он был при кинжале с Четырьмя Полумесяцами Марне на эфесе».
Сложив руки на груди, Ханлон прислонился к стенке камина, стараясь сохранить невозмутимость, хотя его так и подмывало нахмуриться. Он был уверен, что план был посадить Илэйн на трон, а что потом оставалось для него загадкой. Ему она была обещана в качестве королевы. Будет ли она носить корону в тот момент, когда он ее получит, для него особой разницы не играло, за исключением дополнительной остроты – бросить эту длинноногую штучку поперек седла, словно она простая деревенская девчушка, будет чистым удовольствием, особенно после того, как эта крошка отчитала его на глазах у всех этих женщин! Но переговоры с Сарандом и Марне намекали на то, что Илэйн, возможно, придется умереть некоронованной. Возможно, несмотря на все данные ему обещания, что он сможет поиграть с королевой, его поставили туда, где он сейчас находился, чтобы он мог убить ее в любой необходимый момент, когда ее смерть принесет максимум пользы, требуемой Шиайне. Или же Избранному, который отдает ей приказы. Этого парня звали Моридин, имя, которое Ханлон не слышал до того, как вошел в этот дом. Это его совсем не беспокоило. Если у человека хватало смелости назваться Избранным, то Ханлон не дурак, чтобы задавать ему вопросы. Он был не больше чем простой кинжал в чьей-то руке, а вот это беспокоило его по настоящему. Пока кинжал выполняет свою работу, кого будет волновать, если он при этом сломается? Гораздо лучше быть кулаком, сжимающим рукоять, чем клинком.
«Ты заметила передачу каких-либо денег?» — спросил он. — «Ты смогла подслушать?»
«Я бы сказала», — ответила она тихо. – «И по нашему соглашению, теперь моя очередь задавать вопросы».
Он постарался скрыть свое раздражение за выжидательным взглядом. Глупая женщина всегда спрашивала про Айз Седай из Дворца или про так называемую Родню, или про Морской Народ. Глупые вопросы. Кто с кем дружит, и кто не дружит. Кто болтает наедине, и кто кого избегает. Что ему удалось подслушать. Словно у него не было других дел, кроме как прятаться по коридорам и за всеми следить. Он никогда ей не лгал – слишком много было шансов, что она сумеет узнать правду, даже увязнув в этом доме на правах служанки, она оставалась Айз Седай – но с каждым разом становилось сложнее приходить с чем-то, что он еще ей не говорил, а она была непреклонна в этом вопросе. Если он рассчитывает получить информацию, то только в обмен на свою. Однако, сегодня у него были про запас пара лакомых кусочков, часть женщин Морского Народа собиралась сегодня уйти, и они все скакали так, словно им за шиворот бросили несколько ледышек. Ей должно это понравиться. То, что требовалось узнать ему, было очень важно, проклятые сплетни ему совсем не нужны.
Но до того как она задала первый вопрос, дверь наружу открылась. Муреллин был таким огромным, что почти полностью закрыл собой вход. Но все равно холодный воздух прорвался внутрь помещения, с порывом ветра, от которого низкое пламя в очаге заплясало и выбросило в дымоход сноп искр, пока человек не закрыл дверь. По нему не было заметно, что ему было холодно, но с другой стороны, его куртка была толщиной в пару плащей. Кроме того, он не только размерами походил на быка. Похоже, что и мозги он тоже у него позаимствовал. Грохнув свою высокую деревянную кружку об стол, он засунул большие пальцы рук за ремень и обиженно уставился на Ханлона. «Ты путаешься с моей женщиной?» — прорычал он.
Ханлон вздрогнул. Он ничуть не боялся Муреллина. Человек по другую сторону стола был просто большим ребенком. Заставила его вздрогнуть Айз Седай, вскочившая со стула и схватившая кувшин. Добавив имбирь, корицу и порцию меда, она поболтала кувшин, стараясь размешать его содержимое, затем, воспользовавшись краем своей юбки, вынула из огня кочергу и засунула ее в вино, даже не проверив, достаточно ли она разогрелась. В сторону Муреллина она никогда даже не смотрела.
«С твоей женщиной?» — осторожно сказал Ханлон. Это вызвало улыбку у его оппонента.
«Почти моей. Леди сказала, что я могу взять то, от чего отказываешься ты. Все равно, Фалли и я греем друг друга по ночам». Муреллин стал обходить стол, по-прежнему ухмыляясь, но теперь уже женщине. В холле послышалось эхо крика, и он со вздохом остановился, его ухмылка потухла.
«Фалион!» — далекий голос Шиайн звучал довольно резко. «Приведи наверх Ханлона и быстро!» Фалион поставила кувшин на стол так резко, что часть вина пролилась, и была уже на пути к холлу еще до того, как Шиайна закончила. Всякий раз, как женщина что-нибудь говорила, Фалион прыгала.
Ханлон тоже прыгнул, но по другой причине. Догнав ее, он поймал ее руку, когда она уже поднялась на одну ступеньку лестницы. Быстро оглянувшись, он увидел, что дверь на кухню закрыта. Быть может, Муреллин почувствовал холод. Но в любом случае, он приглушил голос. – «О чем это он?»
«Это не твое дело», — ответила она кратко. – «Ты можешь дать мне что-нибудь, что заставит его уснуть? Что-нибудь такое, что я могла бы добавить ему в эль или вино? Он выпьет все, не заметив вкуса».
«Если Шиайна считает, что я не подчиняюсь ее приказам, это мое проклятое дело, и ты отлично это знаешь, если у тебя есть хотя бы пара проклятых мыслей, которые способны встретиться вместе».
Она наклонила голову, уставив на него свой длинный нос, оставаясь холодной как рыба. «Это не относится к тебе. Как решила Шиайн, пока ты здесь – я по-прежнему принадлежу тебе. Как видишь, ситуация несколько изменилась». Внезапно что-то невидимое сильно схватило его за запястье и отвело его руку от ее рукава. Что-то другое впилось ему в горло, сжимая, и мешая дышать. Он тщетно пытался ухватиться за рукоять кинжала левой рукой. Ее тон оставался ледяным. — «Я считаю, что другие обстоятельства тоже должны измениться, но Шиайн не понимает логичных вещей. Она сказала, что когда Великий Господин Моридин захочет смягчить мне наказание, он об этом скажет. Моридин отдал меня ей. Муреллин это ее способ удостовериться, что я это понимаю. Ее способ показать мне, что я ее собачка, пока она не скажет иначе». Она резко глубоко вздохнула, и давление с руки и горла пропало. Воздух еще никогда не был таким приятным на вкус. — «Ты можешь достать то, о чем я тебя просила?» — сказала она, так же спокойно, словно не пыталась только что его убить, используя проклятую Силу. От одной лишь мысли, что эта штука прикасалась к нему, вся его кожа начала зудеть.
«Могу…» — хрипло начал он, и остановился, чтобы сглотнуть ком в горле. Чувство было такое, словно он только что побывал в петле палача. «Я могу дать тебе кое-что, от чего он совсем не проснется». Как только станет немного безопаснее, он выпотрошит ее словно гусыню.
Она насмешливо фыркнула. «Я буду первой подозреваемой у Шиайн, и с тем же успехом могу сама вскрыть себе вены, прежде чем она что-нибудь для меня придумает. С него будет достаточно, если он проспит всю ночь напролет. Предоставь решать мне, и от этого мы оба только выиграем». Положив руку на резные перила, она посмотрела вверх. «Пойдем. Когда она говорит немедленно, она имеет в виду именно это». Очень жаль, что он не мог сейчас связать и повесить ее как гусыню, дожидающуюся мясника.
Следуя за ней, грохоча сапогами по полу, шум от которых разносился по холлу, его вдруг осенило, что он не слышал как ушел посетитель. Если только в доме нет секретных ходов, о которых он не знает, то оставались входная дверь, дверь на кухне, и еще одна задняя дверь, в которую можно было выйти только пройдя через кухню. Следовательно, скоро ему предстоит встретиться с этим солдатом. Возможно, это должно было выглядеть сюрпризом. Он незаметно ослабил кинжал в ножнах.
Как и ожидалось, в гостиной был хорошо растоплен камин из прекрасного с прожилками мрамора. Для грабителей здесь было чем поживиться – на позолоченных столешницах стояли вазы из фарфора Морского Народа, за гобелены и ковры могли тоже дать хорошую цену. За исключением одного ковра, за который теперь вряд ли удастся выручить хоть что-то. Посреди комнаты был холмик, накрытый одеялом, и если парень, который его образовал не запачкал своей кровью ковер под собой, то Ханлон был готов съесть сапоги.
Шиайн сидела в резном кресле, милая женщина в синем шелковом платье с золотой вышивкой, перетянутым витым золотым пояском. На тонкой шее у нее было тяжелое золотое ожерелье. Блестящие каштановые волосы, даже убранные золотой сложной сеткой, спадали ниже плеч. На первый взгляд она казалась нежной, но в ее лице было что-то коварное, и улыбка никогда не касалась этих огромных карих глаз. С помощью кружевного платочка она оттирала маленький кинжальчик, с огневиком на рукояти. «Фалион, пойди скажи Муреллину, что у меня для него есть… сверток… от которого он позже должен будет избавиться», — сказала она спокойно.
Лицо Фалион оставалось невозмутимым как полированный мрамор, но прежде чем выбежать из комнаты, она сделала реверанс, который был недостаточно раболепным.
Следя за женщиной и ее кинжалом краем глаза, Ханлон обошел прикрытое тело и приподнял край одеяла. На него с лица, которое при жизни наверное было твердым, смотрели незрячие голубые глаза. Мертвецы всегда выглядят мягче. Похоже, что он был не столь осторожен и умен, как о нем подумала Фалион. Ханлон дал одеялу упасть и выпрямился. «Он сказал что-то, что вас не устроило, миледи?» — спросил он мягко. – «Кто это был?»
«Он наговорил много вещей, которые меня не устроили», — она держала свой кинжал острием вверх, изучая маленькое лезвие, чтобы быть уверенной, что оно теперь чисто. Затем убрала его в золоченые ножны на талии. — «Скажи-ка мне, ребенок Илэйн от тебя?»
«Я не знаю, кто отец щенка», — сказал он, скривившись, — «Почему вы спросили, миледи? Вы думаете я смог бы передумать? Последняя крошка, которая заявила, что я сделал ей ребенка, отправилась остыть на дно колодца, и я удостоверился что она там и осталась». На столе с краю на подносе стояли серебряный кувшин с длинным горлышком и два гравированных серебряных кубка. «Оно безопасно?» — спросил он, указывая на кубки. В обоих на донышке оставалось вино, но небольшая добавка к вину могла превратить мертвеца в легкую добычу.
«Катрелле Мосенайн, дочь скобянщика из Маэрона», — сказала женщина спокойно, словно это было известно каждому прохожему, и от удивления он чуть не вздрогнул. «Перед тем как сбросить ее в колодец, ты разбил ей голову камнем, без сомнения, чтобы утопить побыстрее». Как она могла узнать имя этой девки, и тем более о камне? Он уже не помнил его сам. «Нет, не думаю, что ты смог бы смягчиться, но мне стало бы жаль, если бы ты поцеловал Леди Илэйн не уведомив меня. Я бы очень разозлилась за такой поступок».
Внезапно она посмотрела на испачканный кровью платок в своей руке и, грациозно встав и проскользнув к камину, бросила его в пламя. Она стояла рядом, греясь, и даже не взглянув в его сторону. «Ты сможешь устроить побег нескольким Шончанкам? Лучше всего, если будут и так называемые сул’дам и дамани», — она слегка запнулась на незнакомых словах, — «но если ты не сможешь вывести и тех, и других, то нужно несколько сул’дам. Они смогут освободить остальных».