К счастью, даже Сестры, подыскивающие для себя Стражей, редко разговаривали с солдатами. Солдат обычно считали вороватой необразованной толпой, случайными попутчиками при форсировании бурного потока. Это не тот тип мужчин, с которым Сестры проводили бы время, если бы не обстоятельства. Это значительно облегчало сохранение тайн, а некоторые тайны были чрезвычайно важны. А кое-какие секреты иногда нужно хранить в тайне даже от предполагаемых сторонников. Она могла вспомнить время, когда так не думала, но то была жизнь дочери владельца гостиницы, жизнь, которую она была вынуждена оставить. То был другой мир, с совершенно другими правилами, мир Эмондова Луга. Оплошность там означала вызов в Круг Женщин деревни. Здесь же единственный неверный шаг означал смерть или нечто худшее, и не только для нее одной.
«Восседающие, оставшиеся в Башне, непременно захотят вести переговоры», — вставила Карлиния, вздохнув. – «Они должны знать, что чем дольше длится осада, тем больше шансов у Лорда Гарета найти корабли. И тем не менее, я, например, не могу сказать, сколько будут продолжаться переговоры, когда они поймут, что мы не собираемся сдаваться».
«Элайда будет на этом настаивать», — пробормотала Мирелле. Казалось, она не спорит, а разговаривает сама с собой, и Шириам вздрогнула, поплотнее завернувшись в плащ, словно позволила холоду коснуться себя.
Только Беонин выглядела счастливой: она сидела, нетерпеливо выпрямившись, в седле, и волосы цвета темного меда под капюшоном обрамляли ее широкую улыбку. Однако, вызываться добровольцем не торопилась. Она прекрасно вела переговоры, так говорили все, и знала, когда необходимо выждать.
«Я действительно говорю, что вы можете начинать». — Эгвейн не собиралась никого упрекать, ведь если намереваешься жить так, словно Три Обета уже принесены, то необходимо держать свое слово. Она не могла ждать, пока присягнет на Клятвенном Жезле. Тогда все было бы гораздо проще. – «Только убедитесь, что вы очень осторожны в своих высказываниях. Пока они не решат, что все мы отрастили крылья, чтобы летать, они волей — неволей будут подозревать, что мы вновь открыли Перемещение, но не смогут в этом убедиться пока кто-то им это не подтвердит. Для нас будет лучше, если у них останется сомнение. Это должно пока оставаться тайной, которую вы обязаны хранить так же крепко, как храните тайну о наших хорьках в Башне».
При этих словах Мирелле и Анайя вздрогнули, а Карлиния оглянулась, словно испугавшись, хотя и Стражи, и солдаты были довольно далеко, и едва ли сумели бы расслышать что-то кроме крика. Лицо Морврин стало еще кислее. Даже Нисао выглядела слегка нездоровой, хотя она не имела никакого отношения к решению тайно послать Сестер назад в Башню под видом откликнувшихся на призыв Элайды. Совет был бы счастлив узнать, что в Башне находятся десять Сестер, пытающихся подорвать влияние Элайды, — насколько это было в их силах. Даже если их усилия пока не принесли ощутимых результатов. А вот сами Восседающие, безусловно, были бы несчастны, поняв, что эту информацию хранили в тайне из опасения, что некоторые из Восседающих на самом деле могли быть из Черной Айя. То же касалось бы Шириам и остальных, узнай Совет об их клятвах Эгвейн. Последствия были бы одинаковыми. Пока еще Совет не приказывал высечь розгами кого бы то ни было, но зная манеру Восседающих раздражаться из-за каждого пустяка, выходящего за рамки военных вопросов, будет вовсе не удивительно, если они охотно ухватятся за возможность убедительно показать, что какая-то власть у них еще осталась, а заодно и излить свой гнев.
Беонин явно была единственной, кто противился такому решению. По крайней мере, пока не стало ясно, что остальные, так или иначе, готовы согласиться. И она лишь прерывисто вздохнула, да вокруг ее глаз залегли тени. Возможно, свою роль сыграло и неожиданное осуществление того, что она только намеревалась предпринять. Сама попытка отыскать в Башне кого-нибудь, кто пожелал бы вести переговоры, могла послужить причиной усмирения. Глаза-и-уши в Тар Валоне о происходившем внутри Башни передавали только слухи. Новости о самой Башне доходили только по каплям и разрозненными обрывками сведений через Сестер, рискующих в Тел’аран’риод бросить взгляд на мимолетные отражения бодрствующего мира, но самый незначительный клочок этих сведений говорил о том, что Элайда правит указами и собственной прихотью, а Совет даже не осмеливается ей противостоять. Лицо Беонин постепенно серело все сильнее, пока она не стала выглядеть более нездоровой, чем Нисао. Анайя и другие выглядели бледными, словно сама смерть.
Волна уныния захлестнула Эгвейн. Эти женщины были самыми сильными из тех, кто противостоял Элайде. Даже медлительная Беонин, которая всегда предпочитала говорить, а не действовать. Ну, ладно, Серые были известны своей убежденностью в том, что любой вопрос может быть решен с помощью достаточно продолжительных переговоров. Когда-нибудь они попытаются вести переговоры с троллоком или просто с разбойником. Поглядим, чего они смогут добиться! Без Шириам и остальных сопротивление Элайде развалилось бы прежде, чем возникло. И так или иначе, подобное едва не произошло. Однако Элайда еще прочнее обосновалась в Башне, и казалось, даже Анайя представила себе, как все то, через что им пришлось пройти и все то, что им пришлось совершить, идет насмарку.
Нет! Испустив долгий протяжный вздох, Эгвейн расправила плечи и выпрямилась в седле. Она была законной Амерлин, независимо от того, чего намеревался достичь Совет, избирая ее, и чтобы иметь хоть какую-то надежду восстановить Башню, она обязана не позволить развалиться восстанию против Элайды. Если для этого требуются фальшивые переговоры, что ж, это будет не впервые, когда Айз Седай делали одно, а намеревались достичь другого. Чего бы ни потребовалось, она обязана поддерживать восстание и низложить Элайду, и она это сделает. Любой ценой.
«Затягивайте переговоры, насколько сможете», — велела она Беонин. – «Можете говорить о чем угодно, пока храните тайны, которые необходимо сохранить, но ни на что не соглашайтесь, и вынуждайте их продолжать переговоры». — Едва удерживаясь в седле, Серая Сестра, определенно, выглядела более нездоровой, чем Анайя. Казалось, ее сейчас стошнит.
Когда показался лагерь, солнце было почти на полпути к зениту, и эскорт всадников повернул назад к реке, позволив Эгвейн и сестрам проехать по снегу последнюю милю в сопровождении одних только Стражей. Лорд Гарет задержался, словно хотел поговорить с ней еще раз, но, наконец, направил своего гнедого на восток вслед за отрядом и понесся во весь опор, поскольку всадники уже скрылись за длинной рощей. Он не стал бы рассказывать о чем они спорят и что обсуждают, там, где кто-нибудь мог услышать, и верил, что Беонин и прочие были только тем, за кого принимали их все — сторожевыми псами Айя. Она почувствовала легкую досаду оттого, что кое-что хранила от него в тайне. Но чем меньше тех, кто знает тайну, тем больше вероятность того, что она останется тайной.
Лагерь представлял собой расползшуюся во все стороны мешанину палаток всевозможных форм, размеров и цветов, новых и залатанных в разной степени, и почти полностью занимал обширное, окруженное деревьями пастбище на полпути между Тар Валоном и Пиком Дракона. Вокруг кольцом были расставлены повозки, ряды фургонов и телег всех форм и размеров. Кое-где за линией окружающих деревьев, находящихся в нескольких милях от лагеря, поднимались струйки дыма, но местные фермеры предпочитали держаться подальше, если только не требовалось продать молоко или яйца, или не возникала необходимость Исцеления от какого-нибудь несчастного случая. Не было видно совершенно никаких признаков армии, которую Эгвейн привела с собой, пока. Лорд Гарет сосредоточил свои силы вдоль реки, часть занимала города у мостов по обоим берегам, а остальные располагались, по его словам, в запасных лагерях. Воины из этих лагерей могли броситься на помощь для отражения любой вылазки из города. Это на тот случай, если его мнение о Верховном Капитане Чубейне было ошибочным. — «Всегда учитывайте возможность, что ваши предположения неверны», — внушал он Эгвейн. В целом, конечно же, никто не возражал против такого размещения армии. Любая Сестра готова была придираться к мелочам и деталям, но, в конце концов, захват этих городов был единственным способом осадить Тар Валон. По суше. И очень многие Айз Седай были рады тому, что могут, если и не вспоминать, то хотя бы не видеть солдат.
Как только Эгвейн и остальные приблизились, из лагеря выехали три Стража в меняющих цвет плащах. Один — очень высокий, один — очень низкий, так что создавалось впечатление, что они специально выстроились по росту. Они выглядели опасными даже когда кланялись Эгвейн и Сестрам, и кивали Стражам — мужчины, уверенные в том, что им нет необходимости доказывать кому бы то ни было то, насколько они опасны. И от этого все становилось еще более очевидным. «Непринужденность Стража, как отдых льва на холме», — так гласила старая поговорка Айз Седай. Остальная ее часть затерялась в веках, но, воистину, не было никакой нужды говорить что-то еще. В нынешних обстоятельствах безопасность лагеря, даже переполненного Айз Седай, не совсем удовлетворяла Сестер. И Стражи патрулировали несколько миль во всех направлениях – словно львы на прогулке.
Анайя и остальные, все, кроме Шириам, тут же рассеялись, едва добравшись до первого ряда палаток за линией фургонов. Каждая должна была отыскать главу своей Айя, якобы для того, чтобы доложить о поездке Эгвейн и Лорда Гарета к реке, и, что еще более важно, убедиться, что главы Айя знали, что некоторые из Восседающих обсуждали возможность переговоров с Элайдой, и что Эгвейн была решительна. Было бы проще, если бы сама Эгвейн знала, кто возглавляет Айя, но даже клятва вассальной верности не позволяла этого узнать. Мирелле чуть не проглотила язык, когда Эгвейн об этом заикнулась. Быть заваленной работой без предварительной подготовки – не лучший способ научиться с ней справляться, и Эгвейн понимала, что перед ней еще море того, что необходимо узнать о том, как быть Амерлин. Безбрежные океаны того, что надо было знать и одновременно горы работы, которую надо было делать.
«Если позволите, Мать», — сказала Шириам после того, как Беонин последней скрылась среди палаток, сопровождаемая своим Стражем с изуродованным шрамами лицом, — «но у меня стол завален бумагами». Недостаток энтузиазма в ее голосе был понятен. Палантин Хранительницы Летописей неразрывно связывался с постоянно растущими грудами сообщений, которые надлежало рассортировать и документов, которые надо было подготовить. Несмотря на рвение к остальной части работы, заключавшейся в поддержании жизни лагеря, всякий раз, когда Шириам вплотную сталкивалась с очередной кипой бумаг, она начинала глухо ворчать о своем страстном желании остаться Наставницей Послушниц.
Однако, как только Эгвейн дала ей разрешение, она пришпорила своего черноногого в пятнах коня, перейдя на рысь и разогнав при этом группу рабочих. В грубых кафтанах и в шарфах, обернутых вокруг голов, они несли на спинах большие корзины. Один из мужчин упал лицом в полузамерзшую грязь, что покрывала улицу. Аринвар — Страж Шириам, — стройный кайриэнец с седеющими висками, задержался, чтобы удостовериться, что рабочий поднялся на ноги, затем погнал своего гнедого жеребца вслед за ней, оставив рабочего сыпать проклятиями, большинство которых, казалось, относилось к хохоту его приятелей. Любому известно, что когда Айз Седай хочет куда-нибудь пройти, следует убраться с дороги.
То, что просыпалось из корзины рабочего на дорогу, невольно привлекло взгляд Эгвейн и заставило ее задрожать, — горка крупы, с таким количеством ползающих в ней долгоносиков, что создавалось впечатление, будто этих черных ползающих точек больше, чем самой крупы. Должно быть, все мужчины несли испорченную пищу к мусорным кучам. Бесполезно утруждать себя и пытаться просеять испорченные долгоносиком продукты – только кто-то очень голодный смог бы это есть — но слишком много корзин муки и зерна ежедневно приходилось отправлять в отходы. Да и половина бочек с солониной, когда их открывали для использования, воняла так, что ничего нельзя было сделать, кроме как закопать их содержимое в землю. Для слуг и рабочих, по крайней мере, для тех, кто имел опыт лагерной жизни, в этом не было ничего нового. Немного хуже, чем обычно, но ничего сверхъестественного. Долгоносик мог появиться в любое время. А торговцы, пытаясь выручить побольше, наряду со свежим мясом, всегда продавали немного тухлого. Тем не менее, для Айз Седай это было причиной крайнего беспокойства. Каждая бочка мяса, каждый мешок зерна или муки, или других продуктов, были окружены плетением Сохранения, как только продукты покупались, и независимо от того, какой это был продукт, он не мог испортиться, пока плетение не было распущено. Но тем не менее мясо гнило, а насекомые — размножались. Было похоже, что сама саидар перестала действовать. Но скорее уж Сестры начнут отпускать шуточки про Черную Айя, чем заговорят об этом.
Один из смеющихся мужчин заметил Эгвейн, наблюдавшую за ними, и подтолкнул покрытого грязью товарища, который попридержал свой язык, хотя и не слишком. Он даже смотрел с негодованием, словно обвинял ее в своем падении. Из-за того что лицо было наполовину скрыто капюшоном, а палантин Амерлин был свернут в мешочке у пояса, они, казалось, принимали ее за одну из Принятых, не все из которых имели достаточное количество надлежащей одежды, чтобы всегда одеваться как положено, или возможно, за посетительницу. Женщины нередко проскальзывали в лагерь, скрывая, пока снова не уезжали, свои лица от окружающих, носили ли они при этом прекрасные шелка или потрепанную шерсть, и показать кислую мину незнакомке или Принятой было, конечно, куда безопаснее, чем в адрес Айз Седай. Было странно не видеть поклонов и реверансов.
Она оказалась в седле задолго до рассвета, а о горячей ванне не могло быть и речи — воду нужно было носить от колодцев, которые были вырыты в полумиле к западу от лагеря, и это вынуждало всех, кроме самых утонченных или эгоцентричных Сестер, себя ограничивать. Что ж, если продолжительной горячей ванны не предвиделось, она бы с удовольствием ступила ногами на землю. Или еще лучше, устроила бы их на скамеечке для ног. Кроме того, не позволять холоду себя коснуться, совсем не то же самое, что греть руки над горячей жаровней. Ее собственный письменный стол тоже будет завален бумагами. Вчера вечером она велела Шириам передать ей отчеты о ремонте фургонов и поставках фуража для лошадей. Они будут сухими и скучными, но каждый день она проверяла различные направления, так что могла, по крайней мере, сказать, сообщали ли ей то, что соответствовало действительности, или выдавали желаемое за действительное. И, как всегда, будут сообщения от шпионов, которые Айя пожелали довести до сведения Престола Амерлин, составленные для приятного чтения, если сравнивать их с тем, что узнавали через своих агентов Суан и Лиане. Нельзя сказать, что сведения были противоречивы, и все же, то, что Айя хотели придержать для себя, могло поведать о многом. Комфорт и долг тянули ее к рабочему кабинету – на самом деле это была всего лишь еще одна палатка, хотя все называли ее Рабочим Кабинетом Амерлин — но сейчас ей представилась возможность осмотреть все вокруг, без торопливых приготовлений к ее прибытию. Натянув капюшон поглубже, чтобы лучше скрыть лицо, она слегка коснулась пятками боков Дайшара.
Конных было немного, главным образом Стражи, хотя на улице изредка мелькали конюхи, ведущие лошадей настолько близко к рыси, насколько это удавалось в доходящей до лодыжек слякоти, но никто, казалось, не узнавал ни ее, ни ее лошадь. Улица была почти свободна, а вот деревянные настилы, а вернее грубые доски, прикрепленные поверх распиленных бревен, слегка прогибались под тяжестью множества людей. Горстка мужчин, что мелькала в потоках женщин подобно изюму в дешевом пироге, двигалась вдвое быстрее, чем кто-либо еще. За исключением Стражей, мужчины, получившие работу у Айз Седай, выполняли ее как можно скорее. Почти все женщины скрывали свои лица, их дыхание туманилось в отверстиях капюшонов, и все же было довольно легко отличить Айз Седай от простых посетительниц, несмотря на разнообразие в покроях плащей: от простых — до расшитых и подбитых мехом. Перед любой Сестрой толпа расступалась. Все остальные должны были пробираться сквозь толчею. Не то чтобы в это холодное утро вокруг было много Сестер. Большинство из них еще оставались в своих палатках. Поодиночке, вдвоем или втроем, они могли читать или писать письма, или расспрашивать своих посетительниц о доставленных сведениях. Которыми они могли поделиться, или не поделиться с остальными сестрами своей Айя.
Мир представлял Айз Седай монолитом, высоким и прочным, или так было до того, пока нынешний раскол в Башне не стал общеизвестным фактом. Хотя на самом деле Айя стояли особняком во всем, кроме названия, и Совет был единственным местом, где они встречались. Сами же Сестры были похожи на группу отшельников, которые могли перемолвиться парой лишних слов сверх того, что было необходимо, только с несколькими друзьями. Или с другой Сестрой, с которой они были заняты в каком-то проекте. Как бы ни изменилось все вокруг, Башня, — Эгвейн была в этом уверена, — не изменится никогда. Нет смысла рассчитывать на то, что Айз Седай когда-то были или когда-нибудь будут кем-то еще, кроме как Айз Седай, — большая река, текущая вперед, с мощными подводными течениями и омутами, с незаметной медлительностью постоянно меняющая свое русло. Она наспех построила несколько дамб на этой реке, чтобы, преследуя свои цели, отклонить поток то тут, то там, хотя знала, что эти дамбы недолговечны. Рано или поздно эти течения их размоют. Она могла только молиться, чтобы они продержались достаточно долго. Молиться, и поддерживать их изо всех своих сил.
Совсем редко в толпе появлялся кто-то из Принятых, с семью цветными полосами на капюшоне белого плаща, но больше всего было Послушниц в однотонной одежде из белой шерсти. Всего лишь горстка из них — двадцать одна Принятая во всем лагере – были обладательницами полосатых плащей, и они берегли свои немногочисленные, украшенные разноцветными полосами платья для преподавания в классах или сопровождения Сестер. Хотя были предприняты колоссальные усилия для того, чтобы каждая Послушница была всегда одета в белое, даже если она имела только одну смену белья. Принятые неизменно пытались двигаться с лебединой грацией Айз Седай, и одной-двум это почти удавалось, несмотря на неровности настила под ногами, но Послушницы мчались стрелой, так же быстро, как редкие мужчины, спеша по поручениям или группами по шесть-семь человек на занятия в классы.
У Айз Седай очень долгое время в обучении не было такого количества Послушниц, чуть ли не со времен, предшествовавших Троллоковым Войнам, когда так же много было и Айз Седай, и результатом появления почти тысячи учениц была чрезвычайная неразбериха, пока их не объединили в подобия "семей". Название не было официальным, хотя использовалось даже Айз Седай, которые все еще не были расположены принимать всех женщин подряд, которые об этом попросили. Теперь каждая послушница знала, где, как предполагается, она должна быть и когда, и каждая Сестра могла, по крайней мере, это выяснить. Не стоило упоминать, что и число беглянок уменьшилось. Для Айз Седай это всегда было предметом особого беспокойства, и несколько сотен из этих женщин наверняка могли бы получить шаль. Никто из Сестер не хотел потерять даже одну из них, да и любую другую, но уж коли на то пошло, никак не раньше, чем будет принято решение отослать женщину восвояси. Женщины все еще иногда сбегали после того как понимали, что обучение было более суровым, чем они ожидали, и дорога к шали Айз Седай окажется дольше, но побег, казалось, стал менее привлекательным для женщин, у которых было пять или шесть «родственниц», на которых они могли опереться, независимо оттого, что благодаря семействам следить за ними стало значительно легче.
Изрядно не доехав до большого квадратного павильона, который служил Залом Совета Башни, она направила Дайшара вниз по переулку. Проход перед бледно коричневым парусиновым павильоном был пуст — Зал был не тем местом, куда приходили без дела – но испещренные заплатами полотнища были опущены, дабы не выставлять на всеобщее обозрение работу Совета, так что нельзя было сказать, кто может оттуда выйти. Любая Восседающая признала бы Дайшара с первого взгляда, но встречи кое с кем из Восседающих Эгвейн избежала бы даже с большим удовольствием, чем с остальными. Например, с Лилейн и Романдой, которые противились ее власти так же инстинктивно, как выступали друг против друга. И с любой из тех, кто затеял разговор о переговорах. Было бы слишком наивно верить в то, что они всего лишь надеялись укрепить общий дух, или что они перестанут шептаться. Правила вежливости следовало соблюдать, независимо от того, как часто Эгвейн жалела, что не может надрать кое-кому уши, а если Эгвейн никого не видела, то никто и не подумает, что с ним не захотели видеться.
Прямо перед нею, за высокой холщовой стеной, окружившей одну из двух площадок для Перемещений в лагере, появился слабый серебристый свет, и мгновение спустя из-за откинутых створок появились две Сестры. Она подумала, что ни Файдрин, ни Шемари не были настолько сильны, чтобы создать Проход в одиночку, но объединившись, вполне могли создать один, в который можно было пройти. Поглощенные беседой, они склонили головы друг к другу, и было странно видеть, что они только сейчас начали завязывать плащи. Эгвейн отвернулась, как будто просто проезжала мимо. Обе Коричневые обучали ее, когда она была Послушницей, и Файдрин все еще казалась удивленной тем, что Эгвейн стала Амерлин. Худая как цапля, она вполне могла пробраться через навозную кучу, чтобы узнать, не нуждается ли Эгвейн в помощи. Шемари, энергичная женщина с квадратным лицом, больше похожая на Зеленую, чем на библиотекаря, всегда была слишком вежлива. Даже чересчур. Ее глубокие реверансы, более приличествующие послушнице, явно отдавали насмешкой – никак не меньше — несмотря на серьезное выражение лица. Она прославилась тем, что начинала кланяться, завидев Эгвейн за сто шагов.
Где же они были, — удивилась она. — Возможно, где-нибудь в закрытом помещении, или, по крайней мере, там, где теплее, чем в лагере. На самом деле никто не следил за прибытием Сестер и их перемещениями, даже их собственные Айя. Традиция правила всеми, и традицией настоятельно запрещались прямые вопросы о том, что Сестра делала или куда направлялась. Наиболее вероятно, Файдрин и Шемари выслушивали с глазу на глаз донесения кого-то из своих шпионов. А может, просматривали книгу в какой-нибудь библиотеке. Они были Коричневыми. Но она не могла выбросить из головы слова Нисао о Сестрах, перебегающих к Элайде. Было довольно просто нанять лодочника, чтобы добраться до города, где множество небольших речных ворот позволяли войти любому, кто этого желал, но умея обращаться с Вратами не было никакой нужды подвергать себя риску разоблачения, отправляясь к реке и справляясь о лодках. Всего одна Сестра, вернувшаяся в Башню и знающая это плетение, лишила бы их самого большого их преимущества. И не было никакого способа этому воспрепятствовать. Кроме как сохранять мужество в противостоянии Элайде. Кроме как заставить Сестер поверить, что существует быстрый способ положить этому конец. Если б он только был, этот быстрый способ.
Недалеко от площадки для Перемещений, Эгвейн натянула поводья и, нахмурившись, посмотрела на длинную стену палатки, даже более залатанную, чем Зал Совета. Какая-то Айз Седай прошествовала вниз по проходу — она носила простой темно-голубой плащ, и капюшон скрывал ее лицо, но Послушницы да и все остальные отскочили с ее пути, чего, к слову, никогда не сделали бы для торговца, — и на долгое мгновение замерла перед палаткой, рассматривая ее, прежде чем отодвинула в сторону полы входа, чтобы пройти внутрь. Ее нежелание было настолько явственным, словно она кричала об этом. Эгвейн никогда не заходила туда. Она могла чувствовать направляемый внутри, садар, хотя и слабо. Необходимое количество его было на удивление маленьким. Короткий визит Амерлин не должен все-таки привлечь слишком много внимания. А ей так хотелось увидеть то, что она привела в движение.
Спешившись перед палаткой, она, тем не менее, обнаружила пустяковое затруднение. Ей некуда было привязать Дайшара. К Амерлин всегда кто-то мчался, чтобы придержать стремя и увести лошадь, но она глупо стояла, держа мерина за узду, а группы Послушниц проносились мимо, едва кинув не нее быстрый взгляд, принимая ее за одну из посетительниц. К этому времени, уже каждая Послушница знала всех Принятых в лицо, но немногие из них видели Престол Амерлин вблизи. У нее даже не было еще безвозрастного лица, которое могло сказать им, что она Айз Седай. С горькой улыбкой она засунула руку в перчатке в кошель у пояса. Палантин подсказал бы им, кто она такая, а потом она могла бы приказать кому-нибудь из них подержать ее лошадь несколько минут. По крайней мере, если бы они, конечно, не решили, что это просто глупая шутка. Некоторые послушницы из Эмондова Луга пытались стянуть палантин с ее плеч, стараясь уберечь ее от неприятностей. Нет, это прошло и забыто.
Откидной полог входа резко открылся и появилась Лиане, закрепляя свой темно-зеленый плащ серебряной булавкой в форме рыбы. Плащ был шелковым, богато расшитым серебром и золотом, как и лиф ее платья для верховой езды. Ее красные перчатки были тоже вышиты на тыльных частях. С тех пор, как выбрала Зеленую Айя, Лиане стала уделять гораздо больше внимания своей одежде. Ее глаза слегка расширились при виде Эгвейн, но лицо с кожей оттенка меди немедленно приобрело невозмутимое выражение. Сразу оценив ситуацию, она протянула руку, чтобы остановить послушницу, которая была, казалось, одна. Обычно Послушницы ходили на занятия семействами. – «Как тебя зовут, дитя?» — Многое изменилось в Лиане, но не ее манера говорить отрывисто. Кроме тех случаев, когда она сама этого хотела, так или иначе. Большинство мужчин превращалось в мягкий воск, когда голос Лин становился томным, но на женщинах она никогда его впустую не использовала. – «Ты идешь по поручению Сестры?»
Послушница, светлоглазая женщина примерно средних лет, с безупречной кожей, которая никогда не знала работы в поле под палящим солнцем, какое-то время смотрела нее, разинув рот, прежде чем опомнилась достаточно, чтобы присесть в реверансе, руками в дамских перчатках без пальцев привычным движением плавно раскинув свои белые юбки. Высокой как большинство мужчин, но гибкой, изящной и красивой Лиане тоже недоставало безвозрастного лица, хотя ее лицо было одним из двух самых известных в лагере. Послушницы показывали на нее с благоговейным трепетом — Сестра, которая когда-то была Хранительницей Летописей, которую усмирили и Исцелили, и которая опять может направлять, хотя и утратила часть своего потенциала. И она сменила Айю! К несчастью, даже новоиспеченные женщины в белом уже знали, что такого не только никогда прежде не случалось, но, кроме того, это было непреложной истиной. Сложно заставить Послушниц не торопиться при обучении, когда им невозможно внушить, что они рискуют закончить свой путь к шали, если ненароком выжгут себя и утратят Единую Силу навсегда.
«Летис Муроу, Айз Седай», — с уважением произнесла женщина с ритмичным мурандийским акцентом. Это прозвучало так, словно она хотела сказать что-то еще, возможно, добавить свой титул, но первое, что надо было усвоить при вступлении в Башню заключалось в том, что необходимо забыть, кем вы были раньше. Для некоторых это был трудный урок, особенно для тех, кто обладал титулами. — «Я собираюсь навестить свою сестру. Я видела ее не больше минуты с тех пор, как мы покинули Муранди». Родственницы всегда распределялись в различные семейства Послушниц, как и те женщины, которые знали друг друга прежде, до того момента, как их имена были внесены в Книгу Послушниц. Это способствовало новым знакомствам, и уменьшало неизбежную напряженность в отношениях, когда кто-то учился быстрее или имел более высокий потенциал. – «Она тоже свободна от занятий до полудня, и...»
«Твоей сестре придется еще немного подождать, дитя», — перебила Лиане. – «Подержи лошадь Амерлин».
Летис двинулась было, но уставилась на Эгвейн, которая, наконец-то, сумела извлечь свой палантин. Вручая поводья Дайшара женщине, Эгвейн откинула капюшон и приладила длинную узкую полосу ткани на плечи. Невесомая как перышко, пока находилась в ее кошеле, она обретала ощутимый вес, когда оказалась на плечах. Суан утверждала, что временами, она могла чувствовать каждую женщину, которая когда-либо носила палантин, потому что теперь они тянули его за его концы к земле, напоминая об ответственности и долге, и Эгвейн верила каждому ее слову. Мурандийка уставилась на нее пристальнее, чем на Лиане, и на сей раз ей потребовалось побольше времени, чтобы вспомнить о реверансе. Без сомнения, она слышала, что Амерлин молода, но едва ли задумывалась, насколько молода.
«Спасибо, дитя», –спокойно сказала Эгвейн. Было время, когда она чувствовала странную неловкость, называя «дитя» женщину лет на десять старше себя. Все изменилось, со временем. – «Это ненадолго. Лиане, не попросишь ли кого-нибудь прислать конюха за Дайшаром? Сейчас я не в седле и еще какое-то время буду отсутствовать, а Летис надо дать возможность увидеться с сестрой».
«Я прослежу за этим сама, Мать».
Лиане слегка присела в небрежном реверансе и двинулась прочь, ничем не выдав, что между ними могло быть нечто большее, чем просто случайная встреча. Эгвейн доверяла ей гораздо больше, чем Анайе или даже Шириам. Она, конечно, не скрывала никаких тайн от Лиане, так же как и от Суан. Но их дружба была еще одной тайной, которую надлежало сохранить. С одной стороны, у Лиане имелись глаза-и-уши в самом Тар Валоне, если не в самой Башне, и их сообщениях передавались Эгвейн, и только Эгвейн. С другой стороны, Лиане была слишком избалована, чтобы легко приспособиться к своему нынешнему положению, и любая Сестра приветствовала ее, хотя бы только потому, что она была живым доказательством того, что усмирение — самый потаенный страх любой Айз Седай, — могло быть полностью Исцелено. Они приветствовали ее с открытыми объятиями, а из-за того, что теперь ее потенциал был гораздо меньше и по положению она стояла ниже их, по крайней мере, половины сестер в лагере, они часто свободно говорили при ней о таких вещах, о которых никогда бы не позволили услышать Амерлин. Так что Эгвейн даже не посмотрела ей вслед. Вместо этого она улыбнулась Летис — женщина покраснела и присела еще в одном реверансе – после чего вошла в палатку, сняв на ходу перчатки и пристроив их за пояс.