Два письма Саллюстия к Цезарю (Epistulae duae ad Caesarem senem de re publica) представляют собой чрезвычайно любопытный исторический документ. Эти «Письма», в особенности раннее, вводят нас в атмосферу напряженной политической борьбы одного из самых бурных периодов римской истории. Они знакомят нас с социально–политическими утопиями и характерными лозунгами эпохи. Они, наконец, дают возможность более полно представить себе политические воззрения самого Саллюстия и его отношение к Цезарю.
Однако все это возможно лишь при одном определенном условии — при условии подлинности писем. Дело в том, что «Письма» принадлежат к разряду таких источников, вопрос о подлинности которых, вероятно, вечно останется опорным. По традиции, восходящей еще к XVI в., они считались подложными. Сто лет назад на основании тщательного анализа языковых данных Г. Иордан пришел к выводу, что «Письма» являются лишь удачной имитацией саллюстианского стиля и принадлежат перу ритора эпохи Флавиев — Антонинов. Моммзен также считал их подложными, и этот взгляд был господствующим в западноевропейской историографии вплоть до сравнительно недавнего времени.
В начале текущего столетия сперва Пельман, а затем Эд. Мейер высказались, правда, весьма осторожно, за подлинность «Писем». И Пельман и Эд. Мейер с. 244 оставляли вопрос об авторстве Саллюстия открытым и лишь устанавливали бесспорную принадлежность «Писем» к эпохе гражданской войны. Но этим, собственно говоря, уже достаточно определенно решался вопрос об авторе. Ибо кто же мог «подражать» Саллюстию или «имитировать» его стиль до появления в свет его произведений?
В 20—30–х годах подавляющее большинство исследователей, в том числе такие ученые, как В. Кроль, О. Зеель и В. Шур, считали вопрос о принадлежности «Писем» Саллюстию окончательно решенным. Однако в самое последнее время предпринята новая попытка поколебать эту уверенность. Мы имеем в виду монографию Р. Сайма, посвященную Саллюстию. В этой работе автор, по крайней мере трижды, обращается к вопросу о подлинности «Писем». Сначала идут довольно бегло изложенные общие соображения, сводящиеся к тому, что «Письма» представляют собой образец упражнений поздних риторов, затем более подробному доказательству неподлинности «Писем» посвящен специальный Appendix II, где анализируются стиль «Писем», техника подражания, анахронизмы и абсурдности и т. п. По существу говоря, Р. Сайм возвращается к точке зрения (а иногда и к аргументации!) Г. Иордана, поэтому его критические соображения едва ли отличаются большей убедительностью и новизной.
|
|
Таким образом, вопрос об авторстве Саллюстия остается для нас все же непоколебленным. Перейдем поэтому непосредственно к «Письмам», начав знакомство с ними с раннего письма к Цезарю(Как известно, в рукописи Vaticanus 3864 оно поставлено на втором месте. Поэтому, согласно традиции, при ссылках мы его обозначаем Ep. II, а более позднее «Письмо» (в рукописи стоящее на первом месте) обозначаем Ep. I. Что касается датировки «Писем», то мы относим раннее «Письмо» (Ep. II) — к 50 г., а более позднее (Ep. I) — к 46 г., считая, что оно было написано после битвы при Тапсе.), тем более что, с нашей точки зрения, оно представляет для исследователя больший с. 245 интерес и ценность и в силу этого должно быть рассмотрено подробнее.
|
|
Глава пятая раннего «Письма» представляет собой характерный для Саллюстия исторический экскурс. Саллюстий начинает с того, что устанавливает исконное деление римского общества на патрициев (patres) и плебеев (plebs). Патриции обладают авторитетом, а плебеи — силой. Затем идет упоминание о борьбе сословий и о сецессии. Вследствие этих событий могущество нобилитета уменьшилось, а права народа возросли.
Это для Саллюстия — решающий момент. Именно с этого момента устанавливается некое устойчивое и равновесное состояние, республика процветает, наступает период «золотого века». По Саллюстию, он характеризуется тем, что народ пользовался свободой, никто не мог злоупотреблять своей властью, попирая законы, и знатный стремился превзойти незнатного не богатством или надменностью, а доброй славой и отважными поступками.
Что касается хронологических рамок этого периода, то они достаточно широки. Начало периода приурочивается Саллюстием к первым успехам, достигнутым плебеями в их борьбе за политические права, т. е. к тому времени, когда плебеи впервые на ограниченных условиях были включены в жизнь государственного организма. Окончание же периода не определено с достаточной точностью, но намек Саллюстия на утерю земельных участков, на пауперизацию сельского населения заставляет нас обратиться к событиям III и II вв., которые вызвали к жизни реформы Гракхов(Реформаторская деятельность Гракхов, в понимании Саллюстия, является уже попыткой возрождения государства. Поэтому Саллюстий и оценивал деятельность Гракхов столь высоко).
|
|
Дальнейшая разработка темы «золотого века» в более поздних произведениях Саллюстия может лишь подтвердить этот взгляд. Окончание периода «золотого века», согласно историческим экскурсам «Заговора Катилины» и «Югуртинской войны», совпадает с началом с. 246 превращения Рима в мировое государство (т. е. с разрушением Карфагена).
Какое же государственное устройство, какая форма правления обусловила процветание государства? Изучение раннего «Письма» дает возможность выяснить точку зрения Саллюстия. Процветание обусловлено такой счастливо найденной формой правления, которая обеспечила «правильные взаимоотношения» между сенатом, patres (средоточие авторитета!) и plebs (средоточие силы!). Однако как понимал Саллюстий «правильные взаимоотношения» между сенатом и народом? Глава 5–я раннего «Письма» еще не дает ответа на вопрос, она лишь повествует о том, когда это равновесное состояние установилось.
Кстати, небесполезно еще раз подчеркнуть, что установление этого идеального состояния трактуется Саллюстием как следствие ограничения власти нобилитета и расширения прав народа. Таким образом, казалось бы, можно говорить о демократических тенденциях Саллюстия, поскольку он ставит в непосредственную связь расширение прав народа с процветанием государства. Однако такой вывод слишком поспешен. Во–первых, крайне характерно, что, говоря о расширении прав народа и ограничении власти аристократии, Саллюстий допускает всего лишь некоторое изменение в соотношении между двумя членами своей формулы patres — plebs, т. е. речь идет о некоем компромиссе между нобилитетом и плебсом. Во–вторых, упомянутое изменение понимается Саллюстием довольно своеобразно. Глава 10–я раннего «Письма» разъясняет, как понимал этот вопрос Саллюстий, и одновременно дает исчерпывающее представление о том, каковы же «правильные» взаимоотношения между сенатом и народом. Народ должен повиноваться сенату, как тело душе, и следовать его решениям; сенаторам приличествует выделяться политической мудростью и дальновидностью, для народа же подобные качества излишни.
Итак, «золотым веком» римской истории является тот период, когда Рим не распространил еще свое могущество за пределы Италии, не превратился еще в мировую державу. Формой управления, обусловившей этот с. 247 расцвет, оказалась некая равновесная система: сенат — народ. Эта система призвана удовлетворять следующему условию: авторитетом сената сдерживать силу народа, примирять в некоем синтезе то и другое. Такая государственная форма есть не что иное, как республика, руководимая сенатом, который и обладает высшим авторитетом. Эта государственная форма уже существовала в истории Рима («золотой век»), к ней должно стремиться и в будущем. Таков «политический идеал» Саллюстия, и, пожалуй, мы имеем все основания охарактеризовать его как республиканско–консервативный.
Рассмотрим, как изображает Саллюстий современный ему Рим, в чем он видит причины упадка и какие выдвигает проекты для возрождения Римского государства.
Положение римского общества Саллюстий рисует далеко не радужными красками. Глава 5–я раннего «Письма» связывает начало упадка с утратой гражданами земельных участков, с ростом лености и нужды, с торговлей свободою и интересами государства в пользу своих корыстных интересов. Постепенно римский народ, который был господином и повелевал всеми другими народами, пришел в упадок. Тогда власть, которую разделяли все, сменило рабство для каждого в отдельности. Но если римский народ, заразившись дурными свойствами, утратил идею общего блага, то, следовательно, он уже более неспособен принимать участие в управлении государством.
Однако упадок римского общества характеризуется не только развращенностью народа. Он характеризуется еще разложением всех государственных институтов, и в первую очередь слабостью сената. В главе 10–й раннего «Письма» Саллюстий сравнивает роль сената в древности с современным ему положением и приходит к малоутешительным выводам. Представители знатных фамилий погрязли в бездействии и пороках. Презирая труд и заботы, забыв о военных доблестях, они занимаются недостойными интригами, а сенат, который призван руководить жизнью государства, превратился в жалкую игрушку в руках этих интриганов. Несколько ниже, в главе 11–й, Саллюстий добавляет еще несколько с. 248 уничтожающих штрихов. Он указывает на то, что сенаторы всецело поглощены посторонними, частными делами, дела же государства вершит клика нобилей (с небольшим количеством сенаторов, вовлеченных в эту шайку), которая не знает никаких границ своему произволу.
Итак, следствием слабости сената и развращенности народа является господство клики нобилитета. Отношение Саллюстия к нобилитету — резко отрицательное. Эти люди, говорит Саллюстий, не знают цены добродетели, они предались бездеятельности и разврату, чувства их окаменели, они закалились в своих дурных наклонностях. Они погубили Друза, подозревая его в стремлении к захвату власти, судя о нем по самим себе, по своим собственным намерениям, и, наконец, добились безраздельного господства в государстве, в частности благодаря пагубной деятельности Помпея. Ибо верховную власть, распоряжение доходами от податей, власть судебную Помпей сделал достоянием немногих сенаторов, народ же римский превращен им в рабов. Фактически всем в государстве распоряжается клика его приверженцев. Законы попраны, торжествуют грубая сила и произвол. Разложение достигло такой степени, что наглость членов этой клики, этих factiosi можно сравнить лишь с действиями неприятеля, взявшего город приступом. В заслугу Цезарю ставится именно то, что он расстроил и унизил партию нобилитета. Но сила нобилитета еще не сломлена; об этом Саллюстий специально предупреждает Цезаря.
Нобилитет несомненно будет противодействовать всем тем реформам, которые намечены Саллюстием и проведения которых он ожидает от Цезаря. Поэтому борьба неизбежна, а так как власть фактически узурпирована нобилитетом, то нобилитет — основной враг, главная опасность. Эта опасность возникла и разрослась как неизбежное следствие слабости сената и развращенности народа.
с. 249 Нетрудно убедиться, что, говоря об упадке римского государства, Саллюстий сохраняет верность своему «республиканско–консервативному идеалу». В самом деле, он констатирует прежде всего развращенность народа, а затем слабость, бессилие сената. Это свидетельствует о том, что упадок понимался Саллюстием как разрушение его «политического идеала», т. е. как дискредитация формулы сенат — народ.
Не ограничиваясь перечислением признаков и симптомов упадка, Саллюстий пытается установить основные причины, которые привели римское общество к подобному состоянию.
Ряд причин объясняет развращенность народа. В главе 5–й, где Саллюстий говорит о развращенности народа, о неспособности его управлять государством, он, как мы видели, объясняет все это тем, что граждане постепенно теряли свои земельные участки, что бездеятельность и нужда лишили их надежного крова. Таким образом, утеря земельных участков была первым толчком, который вызвал в дальнейшем разложение народа.
Однако Саллюстий указывает еще на одну причину. Это не что иное, как предпочтение своих личных выгод нуждам государства, т. е. то, что Саллюстий называет торговлей свободою и интересами государства.
В главе 10–й Саллюстий разъясняет, что если это непохвально для народа, то уж вовсе непростительно для высокопоставленных лиц, для сенаторов. Ибо кто занимает в своем государстве наиболее выдающиеся должности, те и обязаны в первую очередь заботиться о судьбах отечества. Для народа с целостью отечества сопряжена лишь свобода, а для тех, кто своей доблестью снискал славу, честь и богатство, вдвойне чувствительна всякая опасность, угрожающая государству. Они не должны жалеть ни трудов, ни забот, поспевать всюду, и если народ обязан повиноваться сенату, как тело душе, то сенаторам надлежит за народ размышлять. Так было в древности, так поступали предки, и это служение отечеству приносило обильные плоды. Отсутствие всех этих с. 250 качеств у людей, стоящих во главе управления государством, преобладание личных интересов, склонность к интригам, продажность — вот следующая группа причин, объясняющих уже слабость и бессилие сената.
Концепция Саллюстия теперь вырисовывается в более полном виде. Наше представление об упадке и разложении римского общества мы можем дополнить тем, что причиной развращенности народа оказывается утеря земельных участков, а причиной слабости сената — забвение сенаторами нужд и интересов государства.
Выяснив эту концепцию Саллюстия, мы, собственно говоря, выяснили негативную сторону его политических воззрений. Перейдем теперь к рассмотрению позитивной программы, т. е. к разбору и оценке выдвигаемых им реформ. При изложении программы реформ будем следовать той «систематизации», которая намечена самим Саллюстием, т. е. сгруппируем проекты реформ по двум основным разделам: реформы, необходимые для обновления народа, и реформы, необходимые для обновления сената.
Основной реформой первого раздела следует считать предложение Саллюстия о расширении прав гражданства и о выводе «смешанных» колоний, т. е. колоний, в которых будут смешаны старые граждане с новыми, только что получившими права гражданства. Это мероприятие, по мнению Саллюстия, приведет к воскрешению истинного понятия о свободе, так как новые граждане будут стремиться сохранить полученную свободу, а старые захотят сбросить с себя оковы рабства.
Ставя вопрос о выводе колоний, Саллюстий по существу выдвигает некую аграрную реформу. Аграрная реформа должна возродить римский народ. Этот тезис находится в полном соответствии с мнением о том, что причиной развращения народа была утеря земельных участков. Таким образом, проект аграрной реформы Саллюстия является логическим выводом из его же посылки о причинах упадка и разложения.
К проектам реформ этого же «раздела» следует отнести и предложение Саллюстия об искоренении или, по крайней мере, уменьшении любви к деньгам, ибо, пока с. 251 эта страсть господствует, не может быть правильного руководства ни государственными делами, ни частными. Затем сюда должны быть отнесены предложения Саллюстия относительно избрания высших магистратов (консулов и преторов), исходя из достоинства кандидатов, а не из их состояния, и относительно избрания судей из граждан первого класса(т. е. с цензом в 100 тыс. сестерциев). Избрание же магистратов должно происходить согласно закону Г. Гракха, т. е. центурии всех пяти классов должны быть перемешаны и затем произведена жеребьевка. Это обеспечит равенство прав для граждан, и они будут стремиться превзойти друг друга не богатством, а доблестью.
Переходя к другому «разделу» реформ, Саллюстий предваряет свои проекты некоторым введением, где рассказывает, как специальное изучение вопроса убедило его в том, что отдельные царства, общества, народы дотоле имели власть, пока они держались основ истины и добра; когда же они начали им изменять из–за любви к наслаждениям, из чувства страха, то они потеряли всю власть и могущество и даже оказались затем порабощенными. Интересы отечества должны быть вдвойне важны для людей, высоко стоящих в государстве. Саллюстий для подтверждения этой мысли ссылается на пример предков и затем снова говорит о слабости сената, ставшего игрушкой в руках интриганов. Это следствие того, что интересы отечества забыты, сенаты трусливы, продажны и добровольно обращают себя в рабство.
Следовательно, необходимо провести такие меры, которые содействовали бы поднятию чувства достоинства у сенаторов, создали бы им независимое положение, вернули бы их к служению интересам отечества. Для возрождения сената Саллюстий предлагает две реформы: умножить число сенаторов и ввести тайное голосование.
Небезынтересно отметить, что подобно тому, как в предыдущем «разделе» своей программы Саллюстий выдвигал в первую очередь аграрную реформу, так сейчас он выдвигает мероприятия по обеспечению с. 252 независимости убеждений сенаторов, по поднятию морального авторитета сената. Этот тезис находится в полном соответствии с тем положением, что причиной ослабления сената было забвение интересов государства и выдвижение на первый план частных, своекорыстных интересов. Таким образом, проект восстановления независимости мнений сенаторов тоже является логическим выводом из посылки Саллюстия о причинах упадка и разложения.
Все реформы как одного, так и другого «разделов» имеют целью возрождение общества и государства. Однако позитивная программа Саллюстия не исчерпывается этими реформами. Вышеизложенные проекты отвечают лишь на вопрос о том, как возродить государство. Но Саллюстия не мог не интересовать и вопрос о том, кто может выполнить столь высокую задачу. Пытаясь ответить на этот вопрос, мы сталкиваемся с проблемой отношения Саллюстия к Цезарю.
Раннее «Письмо» начинается с характерного «домогательства благосклонности» (captatio benevolentiae), где Саллюстий после рассуждения по поводу того, насколько трудно давать советы людям, вознесенным на вершину земного величия, переходит к обоснованию мотивов, которые все же побуждают его дать ряд советов. Прежде всего он ссылается на то, что с ранней молодости посвятил себя государственной деятельности и изучению жизненных интересов государства как во время мира, так и во время войны. Это и дает ему право обращаться с советами к Цезарю. Попутно Саллюстий набрасывает краткую, но выразительную характеристику Цезаря в апологетическом тоне. Затем он объясняет свою попытку тем, что, отнюдь не считая себя разумнее или опытнее Цезаря, все же рискует давать ему советы, ибо Цезарь, занятый войной и победами, не имеет времени для устройства внутренних дел государства. И наконец, что для нас особенно существенно, Саллюстий ссылается на то, что эта попытка есть результат его твердой уверенности в намерениях Цезаря, которые не могут ограничиваться только отражением неприятеля, но несомненно должны идти дальше и затрагивать основные вопросы в жизни общества и государства.
с. 253 Саллюстий, видимо, верит в то, что историческая миссия Цезаря заключается в возрождении республики. Этот взгляд Саллюстия на историческую роль Цезаря и определяет его отношение к нему в данный период. Дальнейший анализ раннего «Письма» может только подтвердить высказанное мнение.
Раннее «Письмо» заканчивается обращением к Цезарю, которого Саллюстий снова призывает заняться восстановительной деятельностью. Одновременно Саллюстий настаивает, что только восстановление государства может обеспечить Цезарю истинную славу и величие.
Таково отношение Саллюстия к Цезарю. В период написания раннего «Письма» Саллюстий, очевидно, искренне верил в то, что Цезарь является тем единственным человеком, единственным государственным деятелем в Риме, который может реформировать Римское государство в желательном для него направлении. Так решал Саллюстий вопрос о том, кто возродит государство.
На этом мы можем закончить анализ более раннего «Письма» к Цезарю. Оно дает нам представление о политических воззрениях Саллюстия (в определенный период их развития), о его политической «системе». Эта «система» включает в себя изложение политического идеала Саллюстия (идеала государственного устройства), затем негативную сторону его политической программы (картина упадка общества, анализ причин упадка) и, наконец, позитивную часть программы — пути реституирования государства, т. е. как восстановить (проекты реформ) и кто должен восстановить (историческая роль Цезаря).
Теперь следует дать общую принципиальную оценку политической «системы» Саллюстия, и в первую очередь его «политического идеала».
Итак, что представляет собою «политический идеал» Саллюстия? Он, как уже известно, заключается в таком государственном устройстве, в таком образе правления, которое существовало в определенный период римской истории, т. е. в период «золотого века», когда Рим не превратился еще в мировую державу, в imperium Romanum. Это идеальное государственное устройство с. 254 выражено в данной самим Саллюстием формуле: сенат — народ, при соответствующем разграничении функций между обоими членами формулы (сенат управляет, а народ под его мудрым руководством занимается полезной деятельностью). Этот политический идеал уже охарактеризован нами как республиканско–консервативный.
Стремление Саллюстия к восстановлению обычаев и институтов «золотого века» республики, вера в то, что только этим путем может быть достигнуто истинное обновление государства, есть внешнее проявление более глубоко скрытой идеологии, столь характерной для античного мыслителя.
Для Саллюстия, как и для большинства его современников, понятия «государство» и «Рим» были еще понятиями идентичными. Саллюстий отождествлял государство именно с Римом, в лучшем случае с Италией, провинции же были для него не чем иным, как громоздким и, скорее всего, чужеродным придатком к Риму. Идея государства воплощалась для него в полисе. В этом, между прочим, и заключается консерватизм политических воззрений Саллюстия. Его политическим идеалом было государственное устройство Рима–полиса, т. е. Саллюстий призывал вернуться к уже пройденному этапу. Для античных политических систем вообще характерно, что идеал лежит в прошлом. Как уже говорилось, обычно это идеализация нравов и законов предков (mores maiorum). Саллюстий целиком стоит на подобных позициях.
Но замечательно то, что Саллюстий обостренно ощущал противоречие, проявляющееся в факте выхода Рима за рамки полиса и превращении его в imperium Romanum. Эта коллизия была для Саллюстия противоречивой и полной драматизма. Совершенно недвусмысленно говорит он о превращении Рима в мировую державу как о начале конца Рима. Разрушение Карфагена оказалось той гранью, которая была столь неосмотрительно перейдена, и с этого момента судьба начинает безудержно изливать свой гнев на Римское государство.
Следует также дать, хотя бы в нескольких словах, оценку программы реформ Саллюстия. Прежде всего отметим, что эта программа — отнюдь не поверхностный план более или менее случайных мероприятий или даже ближайших практических задач, но план основательного с. 255 переустройства современного ему Римского государства. Выполнение этого плана, по мысли Саллюстия, должно было возродить Рим предков, Рим–полис. А так как Рим–полис характеризуется прежде всего определенным типом государственного устройства, который выражен формулой: сенат — народ, то Саллюстий и группирует свой реформы по двум «разделам», двум направлениям: меры для обновления сената и меры для обновления народа.
Насколько проекты реформ Саллюстия были реальными?
На этот вопрос мы считаем нужным ответить отрицательно, солидаризуясь с теми исследователями, которые признают проекты реформ Саллюстия утопическими. Так, нам представляется правильным замечание Эд. Мейера по поводу одного из проектов реформ(Это замечание относится к проекту финансовой реформы), замечание, которое вполне может быть распространено и на все остальные проекты. По мнению Эд. Мейера, политические реформы Саллюстия представляют собой утопию, идущую еще от воззрений Сократа и Платона и характерную для многих политических теорий древности. Это не что иное, как уверенность в том, что правильное законодательство может изменить формы жизни, исторически данные условия бытия и даже формы государственные.
Однако это в общем верное замечание Эд. Мейера не может нас полностью удовлетворить, ибо, подтверждая утопичность и несвоевременность реформ Саллюстия, оно не объясняет, почему эти реформы были утопичны, почему они были несвоевременны.
Ответ на этот вопрос может быть дан лишь в том случае, если мы получим представление о конечной цели реформаторского плана Саллюстия. Но нам уже известно, что проекты реформ были планом мероприятий по возрождению Рима–полиса. Насколько реально было в то время думать о возможности втиснуть Рим в рамки полиса, в рамки, которые Римом давно были превзойдены и разбиты, — на это ответ был дан самим ходом исторического развития. Именно поэтому реформы Саллюстия оказались утопией. Именно поэтому они не только не были, но и не могли быть реализованы Цезарем.
с. 256 Интересы какой части римского общества отражала политическая программа, изложенная Саллюстием в раннем «Письме»? Чьим чаяниям и запросам отвечал идеал государственного устройства, пропагандируемый Саллюстием?
Саллюстий, родившийся в сабинском городе Амитерне, был по существу выходцем из среды среднезажиточных слоев муниципального населения. Очевидно, именно он упоминается Асконием в связи с событиями 52 г. В этот год Саллюстий был народным трибуном, причем стоял на стороне Клодия, а следовательно, был противником Милона. Вместе с другими трибунами — Квинтом Помпеем и Мунацием Планком — он после убийства Клодия произносит страстные речи, направленные против Милона. Он стремится придать делу политический характер и доказывает, что убийство Клодия — результат заговора нобилитета.
Итак, Саллюстий впервые выступил на политической арене как сторонник демократии и одно время определенно и явно ориентировался на Цезаря. Это вполне отвечало политическим позициям и интересам тех слоев муниципального (и римского) населения, той «промежуточной группировки», которая, с одной стороны, достаточно четко отделяла себя от деклассированных низов, но, с другой стороны, не менее яро ненавидела кастовозамкнутую, олигархическую группу нобилитета, захватившую всю полноту политической власти в свои руки.
Программа этой группы может быть сформулирована так: политическое равноправие для ее представителей, или, говоря языком Саллюстия, «расширение прав народа и ограничение власти аристократии», т. е. опять–таки некое равновесное состояние между сенатом (аристократией) и народом. Эта программа была тем доступнее, что подобный политический идеал был не только умозрительным построением, не только мечтой философа, как многие политические утопии греческих мыслителей, нет, он ведь был однажды реально воплощен, он был действительностью в эпоху «золотого века» Римской республики!
Отсюда определенное убеждение, что все дело заключается в том, чтобы восстановить государственные формы и отношения периода «золотого века». Отсюда же и вера в историческую миссию Цезаря, который мог восприниматься представителями данной прослойки как с. 257 восстановитель республиканских традиций. Это тем более вероятно, что из всех крупных политических фигур этого времени, несомненно, только Цезарь и мог возбуждать подобные надежды, так как Клодий погиб, а Помпей уже открыто блокировался с нобилитетом. Цезарь был еще окружен ореолом стойкого и последовательного борца народной партии, он был уже окружен ореолом легендарных побед и завоеваний в Галлии, он был врагом нобилитета и вместе с тем выказал известную лояльность и умеренность как демагог. Не следует забывать, что в 50 г. Цезарь если и был главою «партии», то отнюдь не был еще главой государства. Надо учесть и то, что Цезарь, основным лозунгом которого в его борьбе за власть было милосердие (beneficia) и примирение различных общественных интересов, видимо, ничего не имел против несколько «вольного» и расширительного толкования своей программы.
Если определенные слои римского общества могли верить в то, что Цезарь выступает как борец за возрождение республики, то самому Цезарю было только выгодно поддерживать подобные взгляды. Письмо Саллюстия, будь оно опубликовано или нет, будь оно заказано или написано по собственной инициативе автора, все–таки в какой–то мере отражает тот факт, что Цезарь возбуждал в определенной части римского общества те надежды, которые возлагаются на него в этом «Письме». И если не отдельные конкретные предложения или реформы Саллюстия, то общее направление этих реформ, несомненно, должно было лежать в том плане, в том аспекте, через который преломлялась деятельность Цезаря для определенной прослойки римского общества.
Однако дальнейший объективный ход исторических событий, столь отличный от путей и направлений, которые намечались Саллюстием, показал, какая пропасть существовала между этими утопическими проектами и реальными политическими нуждами Римской империи в процессе ее становления. Наиболее ярко и наглядно это противоречие может быть вскрыто путем оценки внутриполитической деятельности Цезаря в период между написанием более раннего и более позднего «Писем».
Если придерживаться того взгляда, что раннее «Письмо» к Цезарю написано в последние месяцы 50 г., с. 258 а более позднее — после битвы при Тапсе (апрель 46 г.), то промежуток, отделяющий позднее «Письмо» от раннего, обнимает срок несколько больший, чем три года. За это время произошло много важных событий. За это время Цезарь из главы «партии» превратился в главу государства, т. е. фактически утвердилось единодержавие Цезаря.
Не будем останавливаться на перечислении и анализе внутриполитических мероприятий Цезаря за этот период. Попытаемся лишь выяснить, насколько общее направление его деятельности соответствовало реформаторским планам Саллюстия.
Нетрудно убедиться, что реформы, проведенные Цезарем, не только не совпадали с предложениями Саллюстия, но иногда прямо противоречили смыслу Саллюстиевых проектов.
Саллюстий, например, говорил о выводе смешанных поселений; Цезарем за это время не выведено ни одной колонии. Позднее, когда Цезарь стал выводить колонии, основное требование Саллюстия, т. е. принцип смешения, не выполнялось, следовательно, Цезарь не придавал этому мероприятию того глубокого внутреннего смысла, который вкладывался в него Саллюстием.
Саллюстий говорил об уменьшении любви к деньгам и уничтожении привилегий, доставляемых богатством, но способы, которыми Цезарь пытался регулировать долговую проблему, были тесно связаны с мероприятиями, содействующими обращению капиталов, и свидетельствовали о совершенно иной линии Цезаря в этом вопросе. Не снижение роли и значения денег, а наоборот, открыто плутократический характер законодательства — вот что характеризовало финансовую политику Цезаря.
Саллюстий предлагал выбирать судей из граждан первого класса. Цезарь до 46 г. никак не затрагивал этого вопроса, но зато нам прекрасно известно, что позже, в 46 г., им была уничтожена в судах декурия эрарных трибунов и суды снова стали достоянием лишь сенаторов и всадничества.
с. 259 Наконец, Саллюстий говорил о выборности магистратов по жребию, Цезарь же фактически отменил самую выборность и раздавал магистратуры по своему усмотрению.
Таким образом, проекты реформ Саллюстия по «обновлению народа» не только не осуществлялись, но был предпринят ряд мер, резко противоположных этим проектам. Следовательно, у Цезаря было свое понимание роли народа, свое отношение к народу, отличное от взглядов на этот вопрос Саллюстия.
Что касается проектов реформы Саллюстия в плане «возрождения сената», то здесь противоположность мероприятий Цезаря выражена не менее ярко. Прежде всего, самая идея укрепления власти сената была, конечно, чужда Цезарю, и поднятие авторитета сената никак не входило в его расчеты. Это настолько очевидно, что не нуждается в особых доказательствах. Относительно предложения Саллюстия об увеличении числа сенаторов необходимо иметь в виду, что хотя такое увеличение Цезарем и было проведено, оно предпринималось им с совершенно иной целью — для ослабления самостоятельности и значения сената. Поскольку сенат пополнялся лишь креатурами Цезаря, эта цель легко достигалась. Таким образом, если только что говорилось об отличном от Саллюстия понимании роли народа Цезарем, то в данном случае можно говорить о коренном различии между Саллюстием и Цезарем в понимании роли сената.
Итак, деятельность Цезаря в период между написанием раннего и позднего «Писем» могла убедить автора этих произведений, что программа реформ, изложенная им в более раннем «Письме», не встретила положительного отклика. Чем объяснить такое расхождение? Быть может, суть дела заключается в различии подхода, в различии принципиальных установок «теоретика» Саллюстия и «практика» Цезаря?
На первый взгляд естественнее и соблазнительнее всего — и такие попытки неоднократно уже предпринимались — представить дело так, что «кабинетный мыслитель», теоретик Саллюстий в полном отрыве от окружающей обстановки и практики политической борьбы с. 260 цеплялся за свой отживший, утопический «полисный идеал», а практический деятель Цезарь сознательно и целеустремленно создавал новое государственное устройство, новый государственный аппарат империи. Однако, нам кажется, подобный вывод был бы ничем не оправданной модернизацией. Недопустимо, впадая в телеологические соблазны и ретроспективные «предвидения», рассматривать деятельность Цезаря как сознательно направленную на создание империи. Этого нельзя делать хотя бы потому, что то понятие империи, которое сложилось, пожалуй, только ко времени Тацита и которым мы фактически оперируем и в наше время, никоим образом не могло возникнуть ни у Цезаря, ни у его современников. Утверждение о том, что Цезарь якобы стремился создать монархию эллинистического или какого–то особого и небывалого образца, есть не что иное, как историческая аберрация, как запоздалое и малоудачное «пророчество после событий».
Скорее всего, мы имеем дело с различными вариантами восстановления государства после потрясений гражданской войны. И Саллюстий и Цезарь руководствовались именно этой задачей, но с тою разницей, что перед первым она вставала сугубо теоретически и он выступал в роли консультанта–советчика, тогда как перед Цезарем эта же задача выдвигалась как насущная и практическая необходимость.
Несколько выше мы уже подчеркивали, что все законы и реформы Цезаря следует расценивать как меры, проводившиеся в порядке ответа на тот или иной вопрос, настоятельно выдвигавшийся текущими делами, злободневной обстановкой, насущными нуждами управления. Но значит ли это, что все реформы Цезаря имели лишь сугубо преходящее значение и, следовательно, не были мероприятиями длительной государственной важности, большого масштаба?
Конечно, это не так! Тут уже выступает на свет объективная и, как правило, не зависящая от сознательных устремлений сторона деятельности реформатора. Как это обычно и бывает, время и объективные условия с. 261 дальнейшего развития отсеивают или сохраняют из «злободневно» возникших законов, реформ и т. п. те, которые оказываются наиболее соответствующими этому «дальнейшему развитию» и которые только таким путем и приобретают (в ходе десятилетий) объективную ценность и достаточно «масштабное» государственное значение.