Эта непредвиденная и с таким рвением составленная речь смутила короля и совсем расстроила его, и как неистовый ветер в море поднимает волны, то вознося, то обрушивая корабль, так эта вымышленная басня повергла царственное чувство Карла в такое неуравновешенное, мятущееся движение, что даже крепчайший душевный строй был бы подорван этим (s. 53). Короля глубоко затронула мысль об испытанной верности упомянутого князя и его постоянная прямота; не мог он позабыть его высокоразумных советов и рассудительных начинаний, его забот и неутомимого усердия, услуг, оказанных на благо всему государству и принесённую этими услугами великую пользу, безупречность его поведения и его деяния; вспомнились королю также его заведомая слава и громкое имя, так что нельзя было не признать, что покарать его не за что. Вспоминая любовь своих подданных к обвиняемому князю и доброе мнение о нём, не мог он не обратиться к первичному истинному свидетельству его верности. И в особенности истинным показалось королю то, что говорит Сенека:
In praecipiti dubioque
Exelsa loco stare Regis.
Nunquam placidam sceptra quietem
Certumque sui tenuisse diem.
Aliam ex altis curam fatigare
Et vexare animos.
Seneca, trag. 8
И в пропасти сомнений
На месте царь особом.
Ни дня покоя
Его не знает скипетр,
И наивысшая забота
Ему терзает душу.
Перевод В. Микушевича.
Ибо королевская высота зиждется на песчаной, воистину на опасной основе, где нет покоя, ни дня надёжного, ни года, забота на заботе, одним (s. 54) словом, всегдашняя мука. Не успели зажить чарные (должно быть: чёрные) недавние54 глубокие сердечные раны, которые нанёс ему Пипин, его царственный, но незадавшийся отпрыск, не только посягнувший на корону и правление господина своего отца, но также на владение, на кровь, на тело и на жизнь, на что его подвигли наговоры и подстрекательства безбожных, злобных подданных, посмевших соединиться в неправедной присяге. Посему и поскольку его собственная кровь напала на него и впала в неверность, король тем более доступен оказался мнительным подозрениям, дав место затаённым сомнениям, и потому тем менее мог он и хотел отдать должное заслугам и верности невиновного Гуго.
Далее душу и сердце короля отяготили ещё более, во-первых, высокое доверие, которое внушали обвинители, во-вторых, их свидетельства и основательность приведённых ими отчётливых (s. 55) побуждений и, в-третьих, по правде говоря, его собственные тайные подозрения, разоблачённые предательства, злоумышленные сборища, вместе с многочисленными, якобы разоблачёнными противле-ниями и посягательствами поименованного князя Гуго, оказавшими, наконец, и вызвавшими такое воздействие, что дотоле таившиеся в королевском сердце, чем далее, тем упорнее разжигаемые огонь и пламя вспыхнули со всей силой, неожиданно и пагубно обернувшись против Гуго, так что по королевскому приказу вынесен был обвинённому князю издевательский приговор, согласно которому он лишался чести и высокого княжеского достоинства, утрачивал высокие должности и могущество, изгонялся55 с королевского двора под запретом дотоле привычного общения с другими особами княжеского рода, и по улицам и переулкам на глазах у всех ко всеобщему изумлению, к явному ликованию и злорадству всех завистников со стыдом и позором, как посягнувший на королевское величество вооружённой рукой препровождался в пустыню, где его ожидало мрачное заточение вместе с другими злокозненными лицами без различия сословия и сана. Поистине горестное зрелище, когда Гуго, высокородный князь, превосходный кровью, происхождением, добродетелями, честью, героическими подвигами, громким именем, прославленный в разных краях, господин среди знатнейших, теперь заключённый, изгнанный, мишень для издевательств и насмешек мира. Именно тот, кто освещал королевский двор не иначе как ярко сияющая звезда, ныне меркнет и закатывается. Чьё благочестие украшало двор, тот выдворен, выслан, а с ним вместе искренность, правдивость, верность, зато тем лучше закрепляются и усиливаются обман, коварство, предательство вместе с прочими пороками.
То был суровый удар, но Гуго выдержал его и остался цел, не то чтобы при таком противном ветре утратил мужество или ужаснулся; невзирая на всё это, он спокойно со всей охотой подчинился королевскому приказу, выслушав его с подобающим благоговением, и, согласно этому повелению, сказал «прощай» двору, где служил столько лет, от всего сердца желая каждому (кого вместе с ним может постигнуть подобное несчастие) переносить всяческую немилость, всяческий позор, даже если это единственная награда и последняя благодарность заслуженному придворному с неколебимой твёрдостью, как подобает, при этом не оробев и в соображении, что плаванье невинности зачастую опасно, переносить, не падая малодушно духом, ибо зато невинность не тонет, если полагается на Бога и Его защиту, строя на Боге своё упование, даже если всё вокруг идёт вверх дном.