Рыцарь духа – генерал Дроздовский.
«Только смелость и твердая воля творят большие дела. Только непреклонное решение дает успех и победу. Будем же и впредь, в грядущей борьбе, смело ставить себе высокие цели, стремиться к достижению их с железным упорством, предпочитая славную гибель позорному отказу от борьбы».
«Пока царствуют комиссары, нет и не может быть России, и только когда рухнет большевизм, мы можем начать новую жизнь, возродить свое отечество. Это символ нашей веры».
«Через гибель большевизма к возрождению России. Вот наш единственный путь, и с него мы не свернём».
«Я весь в борьбе. И пусть война без конца, но война до победы. И мне кажется, что вдали я вижу слабое мерцание солнечных лучей. А сейчас я обрекающий и обреченный».
М.Г. Дроздовский. Цитаты.
1-го (14 н.ст.) января 1919 года, скончался от ран, один из основоположников Белой борьбы — генерал-майор Михаил Гордеевич Дроздовский, который одним из первых, не только откликнулся на призыв генерала Алексеева, но единственный из командиров всех рангов и степеней Русской Армии сформировал в Румынии и привел на Дон отряд почти равный по численности Добровольческой Армии.
М.Г. Дроздовский, сын генерала, участника Севастопольской обороны, родился 7 октября 1881 г. в г. Киеве. Окончив Киевский кадетский корпус и Павловское военное училище, М.Г. в 1901 г. был произведен в подпоручики и вышел в лейб-гвардии Волынский полк. В 1904 г. он поступил в Академию Генерального штаба, но по объявлению Японской войны, немедленно оставил Академию и прикомандировался к 34-му Восточно-сибирскому стрелковому полку, в рядах которого провёл всю войну, получил несколько боевых наград и под Ляояном был ранен в ногу. По окончании войны М.Г. вернулся в Академию, которую и окончил в 1908 г. Отбыв ценз командования ротой в родном полку, М.Г. занимает ряд штабных должностей, сначала в штабе округа в Харбине, а затем в Варшаве.
Но его действительная натура не могла примириться с чисто канцелярской штабной работой, с невозможностью проявлять инициативу. В 1912 г. он хлопочет о командировании его на Балканскую войну, но хлопоты его остаются безрезультатными, в 1913 г. он поступает в Севастопольскую авиационную школу, где изучает наблюдение с аэропланов.
Начало первой мировой войны капитану Дроздовскому приходится провести в штабе Северо-Западного фронта, что его очень тяготит. После долгих хлопот ему удается попасть в штаб 27-го армейского корпуса и осенью 1915 г., с производством в подполковники — М.Г. назначается начальником штаба 64-ой пехотной дивизии. Наконец, он смог в более широком масштабе проявить свою инициативу. Не в пример другим начальникам штабов, стремившихся издали управлять по карте, полковник Дроздовский проводит целые дни на позиции, организует, контролирует и, когда нужно, лично водит части в атаку. Так 5 сентября 1916 г., он во главе 254-го Николаевского полка берёт сильно укрепленную гору Капуль, защищающую Кирлибабский проход, причем был тяжело ранен в правую руку.
В январе 1917 г. не совсем оправившись от ран, подполковник Дроздовский вернулся в строй, был произведен в полковники, с назначением начальником штаба 15-ой пехотной дивизии. Там застала его революция, которая, по мнению Дроздовского, вела к гибели России.
«Вы положились на армию», писал он в первые «восторженные дни великой и бескровной», «а она не сегодня, завтра начнет разлагаться, отравленная ядом политики и безвластия…»
Долгожданная мечта полковника Дроздовского получить полк, наконец, осуществилась: 6 апреля он был назначен командиром 60-го пехотного Замосцкого полка. Но, в революционных условиях это командование не принесло радости, не дало поля для творческой работы. Положение Дроздовского в полку стало очень острым с первых же дней командования — он никому не давал потачки, говорил солдатам горькие истины и высказывал все своё пренебрежение к пресловутым советам.
«С души воротит», — писал он, наблюдая, — «как вчера подававшие всеподданнейшие адреса, сегодня пресмыкаются перед чернью. Несомненно, что нетрудно было бы поплыть по течению и заняться ловлей рыбы в мутной воде революции, но моя спина не так гибка и я не так малодушен, как большинство наших. Конечно, проще было бы оставить всё и уйти, проще, но нечестно. Я никогда не отступал перед опасностью, никогда не склонял перед ней своей головы и поэтому я останусь на своем посту до последнего часа».
И Дроздовский до конца старался сохранить славное имя полка и заставить своих солдат сражаться. Еще 11-го июля у Марешешти его полк берёт 10 орудий, но вскоре деморализованная, трусливая масса, не поддававшаяся управлению, при малейшей возможности покидает окопы.
1-го августа, при небольшом нажиме немцев полковник Дроздовский видел поголовное бегство своего полка. Тогда он решил покончить со свободами и приказал бить и стрелять беглецов. Были приняты самые крутые меры: офицеры наблюдали за цепями с револьверами в руках, позади были поставлены разведчики и пулеметы и всякая попытка к бегству встречалась огнем. Благодаря этому, позиция была удержана и немцы, встретив отпор, не дерзали на новую атаку. Затем Дроздовский устроил суд и расправу и начал забирать полк в руки. В это время он получает, по давнишнему представлению, орден Св. Георгия 4-ой степени.
Настал большевицкий переворот. Помимо своего желания Дроздовский был назначен начальником 14-ой пехотной дивизии. Но на фронте развал дошёл до последнего предела и бороться с ним стало совершенно бесполезно.
«Россия погибла, наступило время ига, неизвестно на сколько времени — это иго горше татарского», записывает полковник Дроздовский, 11 декабря, в своем дневнике. Он складывает с себя звание начальника 14 пехотной дивизии и уезжает в Яссы. Здесь он ориентируется в политических делах, видится с представителями Московского Центра и иностранными военными агентами, с полковником Троцким, прибывшим от генерала Алексеева. Дроздовский стучится в двери штаба Румынского фронта, уговаривая, убеждая, умоляя создать добровольческие части для борьбы с большевиками, для помощи генералу Алексееву. Но штаб фронта остается глух к набату Дроздовского.
Дело в том, что главнокомандующий Румынским фронтом генерал Щербачев, под известным давлением союзных миссий, имевших большое влияние в Румынии, принял предложение Украинской Центральной Рады сформировать из войск Румынского и Юго-Западного фронтов, особую Украинскую армию для борьбы с Центральными державами. Предприятие явно фантастическое: у Рады не было никаких средств заставить сражаться солдат, которые и вообще воевать не хотели за чужую им идею какой-то вымышленной самостоятельной Украины.
Но наши союзники хватались за каждую соломинку — им нужно было как-то остановить поток германских дивизий, который после большевицкого переворота устремился с Русского фронта на Западный. В этом, конечно, и лежала основная и единственная причина их интервенции 1918 г. Прямое или косвенное влияние мировой войны красной нитью проходит через всю гражданскую войну. Вмешательство в неё и наших союзников и наших врагов имело место тогда, когда это диктовалось интересами мировой войны и ее ликвидации. Вне этого, интервенция, с их точки зрения, не оправдывала неизбежно связанных с нею жертв. И как только мировая война окончилась — значение России, для наших союзников и для наших врагов, сразу упало почти до нуля. Романтика в политике в XX столетии несомненно являлась анахронизмом и строить на ней расчеты не приходилось и не приходится.
К сожалению, этой романтикой, этой пресловутой «верностью к нашим союзникам» были заражены верхи, да и не только верхи нашей армии, в том числе и штаб Румынского Фронта. Полковник Дроздовский, один из немногих, трезво смотрел на вещи и отдавал себе отчет, что когда им будет выгодно, наши союзники нас и продадут и предадут. Своя рубашка ближе к телу — Россия прежде всего и на пути к ее спасению нужно и должно использовать и союзников и врагов.
Потерпев неудачу в попытке толкнуть штаб Румынского фронта к формированию антибольшевицких частей, Дроздовский решает взять на себя эту тяжелую задачу. 16 декабря 1917 г. он начинает в Яссах формирование своего отряда. Начинается вербовка среди офицеров, проезжающих с фронта через Яссы, направляются вербовщики в Кишинев, Одессу, Киев и другие южные города. Сам полковник Дроздовский едет в Одессу и выступает там на собрании офицеров.
«Я прежде всего», — говорит полковник Дроздовский, — «люблю свою Родину и хотел бы ей величия. Её унижение — унижение и для меня, над этими чувствами я не властен и пока есть хоть какие-нибудь мечты — я должен постараться сделать что-нибудь; не покидают того, кого любишь в минуту несчастья, унижения и отчаяния. Еще другое чувство руководит мною — это борьба за культуру, за нашу русскую культуру».
Безусловно, формирование своего отряда полковник Дроздовский производит с согласия штаба Румынского фронта, но последний делает вид, что ему ничего об этом неизвестно и, во всяком случае, помощи не оказывает. Ни оружия, ни хлеба, ни одной банки консервов из ломящихся складов Румынского фронта получить полковнику Дроздовскому не удается, штаб фронта старался сохранить невинность перед Украинской Радой, относящейся весьма враждебно ко всяким не украинским формированиям.
Вооружались и снабжались добровольцы сами, останавливая эшелоны и мелкие части, уходившие самовольно в тыл и отбирая у них оружие и продовольствие. Действовали, при этом, решительно, смело и подавляли всякую попытку к сопротивлению. 12 января 1918 г. Центральная Рада провозглашает самостоятельность Народной республики и вступает в переговоры с Центральными державами о заключении мира. Оставшись у разбитого корыта, союзные миссии и генерал Щербачев резко меняют свое отношение к добровольческим формированиям — широко открываются интендантские склады и отпускаются денежные суммы.
24 января генерал Щербачев решает расширить формирование Добровольческих частей, начатое Дроздовским. Но, к сожалению, инспектором добровольческих формирований назначается генерал-лейтенант Кельчевский, а полковнику Дроздовскому, инициатору и создателю всего, отводится скромная роль командира 1-ой бригады. Начинается формирование 2-ой бригады в Кишиневе, намечается 3-я в Белграде. Генерал Кельчевский и его начальник штаба генерал-майор Алексеев начинают кипучую канцелярскую деятельность, не принимая во внимание всё время меняющуюся политическую обстановку: разрабатываются штаты, создаются и пухнут всевозможные штабы. Пополнение же строевых частей идёт слабо. В Румынии, как и на Дону поступать добровольцами господа офицеры уклоняются под разными предлогами. Полковник Дроздовский всегда настаивал, чтобы генерал Щербачев отдал приказ по фронту, предписывавший всем офицерам, с надежными солдатами явиться в Яссы для поступления в добровольческие части. Рядовое офицерство не разбиралось в политической обстановке, привыкло повиноваться и ждало приказа. Отдать этот приказ генерал Щербачев так и не решился, хотя отдать его было нужно ещё в начале ноября.
27 января, Центральная Украинская Рада заключает мир с немцами и последние начинают оккупировать Украину; румыны занимают Бессарабию. Полковник Дроздовский настаивает на немедленном уводе добровольческих частей за Днестр, но штаб генерала Кельчевского этому всячески препятствует. Так тянется до половины февраля, когда генерал Щербачев и Кельчевский решают, что при создавшейся политической обстановке дальнейшее существование добровольческой организации бесцельно. Отдается приказ о роспуске бригад. Генерал Белозор распускает 2-ю Кишиневскую бригаду, но Дроздовский категорически отказывается выполнить приказ. Он сосредотачивает свои части в Соколах, предместье Ясс и требует эшелоны, для перевозки бригады в Кишинев. Румыны, поддерживаемые украинским послом Галибом, в течении недели всеми средствами стараются задержать выход. Теперь им приходится играть уже немецкую скрипку.
Два раза они подтягивают в Соколы свои пехотные части для разоружения бригады — и каждый раз полковник Дроздовский разворачивает против них свои цепи. В пару с румынами действует и штаб генерал Кельчевского. Начальник его штаба генерал Алексеев ведет пропаганду среди офицеров бригады, призывая их не слушаться «авантюриста» Дроздовского. Придёт время и другие жалкие люди, без смелости и дерзновения, будут называть авантюристом и изменником великого русского патриота, основателя Добровольческой армии, генерала Михаила Васильевича Алексеева, за старческой спиной которого они спасли свои жизни.
Несмотря на угрозы румын и уговоры штаба фронта, Дроздовский твердо решил пробиваться с оружием в руках. Он заявил, что в случае попытки разоружения он откроет из своих орудий огонь по Яссам и Королевскому Дворцу. И если дело не дошло до вооруженного столкновения, то только потому, что румынские власти поняли, что в лице полковника Дроздовского они натолкнулись на действительно решительного человека, готового идти до конца. Они выдали бригаде снаряды, бензин и предоставили поездные составы.
28-го февраля, полковник Дроздовский с автоколонной и броневыми автомобилями перешёл старую Русскую границу в Унгени. Начался 2-х месячный — ДРОЗДОВСКИЙ поход. В Кишиневе Дроздовский сделал последнюю попытку увлечь в поход 2-ю бригаду, готовый войти в подчинение генералу Белозору, лишь бы поскорее помочь генералу Алексееву. Но, Белозор, боясь ответственности и риска, сослался на приказ о роспуске, назвал поход на Дон безумной авантюрой и удержал офицеров своей бригады.
В Дубоссарах, на левом берегу Днестра, была окончательно установлена организация отряда. Его состав: стрелковый полк — 3 роты, конный дивизион — 2 эскадрона, легкая 4-х орудийная батарея, конно-горная — 4-х орудийная батарея, мортирный взвод — 2 гаубицы, 3 бронеавтомобиля, техническая часть и лазарет. Всего — около 1.050 человек.
7-го марта отряд выступает из Дубоссар. Цель одна — соединение с Добровольческой армией генерала Алексеева, которая, по слухам, где то на Дону. Впереди неизвестность и 1.000 вёрст пути. Больше всего беспокоят Дроздовского австро-германцы, их эшелоны уже идут через Раздельную на Одессу и из Киева на Екатеринослав и Лозовую. Нужно было выступить, по крайней мере, на две недели раньше.
«Но жребий брошен», — пишет полковник Дроздовский.
— «Нам предстоит далекий путь и в этом пути будем временно избегать столкновений с немцами, вести политику налево и направо, огрызаться на одних, драться с другими и через потоки своей и чужой крови пойдем безстрашно и упорно к заветной цели».
Железная дорога Раздельная-Одесса пройдена беспрепятственно. С австрийцами, а потом с немцами установились отношения вооруженного нейтралитета и настороженности, но не лишённых взаимного уважения. Австро-германские офицеры понимали и сочувствовали тому тяжелому положению, в котором оказались русские офицеры, выполнявшие свой долг перед Родиной. Во всех столкновениях Добровольцев с украинцами немцы, не стесняясь, выражали своё презрение к своим невольным союзникам. В Мелитополе начальник штаба 15-й германской резервной дивизии, в частном разговоре с полковником Дроздовским, дал ему совет скорее уходить, так как Украинская Рада настаивала на разоружении его отряда. Добровольцы же ценили джентльменское отношение немцев и их готовность всегда помочь раненым добровольцам.
Отношение населения к отряду было, в большинстве случаев благожелательным. Крестьянская масса, особенно хуторяне, стонали от насилий и грабежей банд, называвших себя то большевиками, то петлюровцами. Поэтому приход отряда, который платил пунктуально за всё, встречали с радостью и облегчением. Просили остаться, навести порядок, наказать виновных. Даже еврейское население многочисленных местечек, относившееся принципиально недоброжелательно к отряду, только потому, что это был офицерский отряд, распространявшие про добровольцев всякие нелепости и занимавшиеся доносами австрийцам — начали видеть в отряде единственную защиту и обращаться к нему за помощью.
Но были сёла, окончательно обольшевичившиеся с их советами и красной гвардией. Они мучили и убивали офицеров, попадавших в их руки, нападали на хутора и другие сёла. Так в селе Долгоруково, около местечка Новый Буг, крестьяне перебили группу офицеров и солдат 84-го Ширванского полка, возвращавшихся со знаменем полка на Кавказ. В таких случаях расправа была всегда быстрой и жестокой.
Благодаря решительным действиям Дроздовского, грозная слава окружала отряд и наводила панический страх на красногвардейцев. Силы его иначе не считались как десятками тысяч. Даже немцы были уверены, что в отряде не меньше 5.000 с сильной артиллерией.
Отряд быстро продвигался вперед. Менялась погода — ранняя весна, затем снова удар или морозы и, наконец, наступила оттепель. С трудом вытаскивали орудия и повозки из черноземной грязи, пришлось бросить автомобили. Люди, измучились, просили отдыха, но полковник Дроздовский непреклонно шёл вперёд — он спешил, раньше немцев, захватить переправу через Днепр.
Всегда впереди отряда, на сером Россинанте, с пехотной винтовкой за плечами, в подбитой ветром шинелишке, ехал полковник Дроздовский. Худой и нервный, он был похож на средневекового монаха, ведшего крестоносцев освобождать Гроб Господень. Замкнутый в себе, всегда одинокий со своими мыслями и с тяжелой ответственностью, которая лежала на его плечах, он думал обо всём, вникал во всё.
Постепенно, исподволь он натягивал вожжи, заставил господ офицеров вспомнить забытую ими дисциплину и офицерские отношения. Прекратил суровыми мерами своеволие, заставил, по суду чести, драться на дуэли за пощёчину, причем виновник был убит и, по суду же чести, выгнал из отряда офицера, который сам спасся, не поддержав своего товарища поручика князя Шаховского, убитого в соседнем селе комитетчиками.
И на всём пути поиски денег, этого главнейшего нерва всякого дела, денег, которых так мало уделил штаб Румынского Фронта; заботы о привлечении добровольцев, их обучении и вооружении; выступления перед десятками сотен офицеров всех этих Бердянсков, Мариуполей, Таганрогов, горячие призывы, которые давали только десятки добровольцев. И бесконечные переговоры со всевозможными общественными деятелями.
«Теперь в самом центре борьбы», — пишет полковник Дроздовский, — «я вполне понял как ничтожны, бездарны и бессильны наши общественные деятели и политики, наши имена и авторитеты. Они ничего не понимают, как не понимали до сих пор и ничему не научились. Ведёшь с кем-нибудь переговоры и не понимаешь, кто он — деятель или пустое место. Я безумно устал, измучился от этой вечной борьбы с человеческой тупостью и малодушием, но повторяю: как часовой с поста своего я всё же не уйду».
За Мелитополем подтвердились сведения, что весь Дон занят большевиками, что генерал Корнилов убит и, что Добровольческая Армия истекает кровью в непрерывных боях, где-то на Кубани. Падала цель похода, напрасны все труды и лишения. Есть от чего пасть духом. «И всё же вперёд», — решает полковник Дроздовский, — «я с поста не уйду». На посту его сменила только смерть…
Тяжелый, неравный бой под Ростовом, где выбило из строя больше 100 добровольцев и пал смертью храбрых начальник штаба отряда полковник Михаил Кузьмич Бойналович, единственный человек, по словам Дроздовского, кто мог его заменить. Но этот бой сыграл большую роль — он оттянул от Новочеркасска главные силы красных и дал донцам возможность занять свою столицу. Отход на Чалтырь и немедленный бросок на помощь осажденному Новочеркасску и торжественный вход в освобожденный город 25-го апреля.
26-го Апреля, полковник Дроздовский, издал свой исторический приказ, в этом приказе весь Дроздовский, весь его символ веры.
ПРИКАЗ.