Внезапно атакующие, находившиеся ближе к пушкам, сквозь грохот стрельбы различили посторонние звуки: команды, отдаваемые расчетам, а затем и скрип колес. Кто‑то закричал: «Они отводят свои орудия!» Через мгновение раздался мощный одновременный залп всех пушек батареи, причинивший наступавшим особенно большой урон. Затем стрельба вдруг прекратилась. Русские свято выполняли ставший почти легендарным приказ самого царя, согласно которому ни под каким видом нельзя было оставлять свои орудия врагу. Сейчас, когда создался риск потерять пушки, они предпочли их отвести. Уцелевшие после последнего залпа англичане бросились на штурм валов редута.
Молодой, мальчишеского вида офицер валлийских стрелков первым водрузил над валами редута знамя своего полка. Едва он это сделал и оглянулся с гордой улыбкой победителя, как был убит ружейным выстрелом в грудь. Знамя покачнулось и упало, укрыв героя, подобно алому савану. Древко тут же подхватил сержант, который уже не выпускал его из рук, несмотря на то что был ранен.
Большой редут тут же заполнили возбужденные и радостные английские солдаты. Одни пытались записать свои имена и номера полков на стволе оставленной русскими гаубицы; другие использовали минуты относительной безопасности для того, чтобы перевести дыхание.
Большой редут был захвачен. Однако, несмотря на то что Кодрингтон и Браун сразу же занялись организацией его обороны, шансов удержать его без подкрепления было немного. И, как бы подтверждая мысль о том, что доставшаяся такой тяжелой ценой победа не была окончательной, с соседних холмов раздался душераздирающий вопль русских солдат, внушающий опасение английским командирам.
IV
На направлениях, с которых войскам, взявшим редут, могла прийти помощь, было пусто. Были видны только раненые, медленно ковылявшие с поля битвы.
Слева генерал Буллер видел успех бригады Кодрингтона. Он понимал, что должен помочь коллеге. Он приказал 77‑му полку под командованием полковника Эгертона отправиться на помощь Кодрингтону. Позже он собирался сам присоединиться к Кодрингтону с 88‑м полком. К сожалению, полковник Эгертон был невысокого мнения о способностях своего командира. Увидев перед своим фронтом русские батальоны с приданной, как он считал, им кавалерией, полковник решил не выполнять приказ и оставаться на месте.
Генерал Буллер страдал той же болезнью, что и командир бригады генерал Кодрингтон и командир дивизии Джордж Браун. Он был очень близорук и, как все близорукие люди, считал, что люди с нормальным зрением не только лучше видят, но и способны лучше оценить обстановку в целом. Поэтому Буллер не только не рассердился на полковника Эгертона, отказавшегося выполнить его приказ, но, подумав, решил и сам остаться на месте вместе с 88‑м полком. Он настолько безоговорочно поверил полковнику, что приказал построить пехоту в каре для отражения атаки русской кавалерии, которой на самом деле там не было и в помине.
Поддержать войска, закрепившиеся в редуте, могли бы и полки 1‑й дивизии. Но к тому времени ни бригада шотландских горцев, ни гвардия еще не форсировали реку.
Герцог Кембриджский действовал очень медленно и осторожно. Указания, полученные им от Раглана, не несли в себе конкретной информации. Он получил приказ выступить в поддержку легкой дивизии. Однако этим приказ исчерпывался. Что имел в виду командующий? Герцог никогда не отличался инициативностью. Получи он распоряжения с учетом конкретной обстановки, от этого было бы гораздо больше толку, поскольку никто не мог бы отказать генералу в уме. Однако его постоянно преследовал страх ошибиться, поэтому, как и генерал Буллер, герцог решил оставаться на месте. Он прискакал к Буллеру посоветоваться, как поступить дальше. Буллер воздержался от советов его высочеству под предлогом неясности обстановки.
В это время 1‑я дивизия находилась на краю виноградника. Примчавшийся сюда генерал Эйри нашел командира в тяжких размышлениях относительно дальнейших действий. Тоном, не допускавшим возражений, Эйри заявил его высочеству, что лорд Раглан считает необходимым немедленно направить 1‑ю дивизию в поддержку легкой дивизии. После этого 1‑я дивизия возобновила наступление. Но, попав в виноградниках под артиллерийский огонь, она снова остановилась. Через несколько минут прискакал посыльный от генерала Лэси Ивэнса и передал приказ продолжать движение. Так наступала первая дивизия, имевшая на левом фланге бригаду шотландских горцев, а на правом – гвардию.
Дивизия двигалась в строгом порядке. Семь офицеров гренадерского полка служили раньше в адъютантах. Они строго следили за тем, чтобы движение осуществлялось в полном соответствии с уставами. В таком же великолепном порядке дивизия вошла в реку. Солдаты шли так, будто просто собирались перейти дорогу. Ни у кого и мысли не возникало, что можно сместиться хотя бы на один ярд правее или левее. Одни легко перешли реку, другие попали на более глубокие участки, третьим пришлось плыть. При этом тяжелые медвежьи шкуры тянули солдат ко дну. При переправе один или два солдата утонули.
Только когда передовые части 1‑й дивизии перешли на противоположный берег реки Альмы, командиры поняли, что слишком долго выжидали. Войска, захватившие Большой редут, находились под ураганным огнем русской артиллерии с Курганного холма. Солдаты выпрыгивали с бывшей позиции русской батареи и отказывались идти вперед за Кодрингтоном, который верхом на своей серой лошади пытался вновь поднять их в атаку. Трудно было винить солдат. Вокруг был сущий ад, и самое лучшее, что они могли сделать, – это рассредоточиться и занять круговую оборону. К тому же англичанам теперь грозила новая опасность. Справа на них надвигались плотные массы русской пехоты. Самих пехотинцев, скрытых в низине, еще не было видно, однако хорошо просматривался вздымавшийся над ней лес тускло поблескивающих штыков. Затем появились каски русских, их бледные лица, и, наконец, стал виден первый ряд наступающих в полном молчании русских. Пехота ощетинилась штыками в сторону защитников Большого редута. Вдруг кто‑то из англичан закричал: «Это французы! Не стреляйте, ребята! Бога ради, не стреляйте!»
Приказ не открывать огня передавался по цепочке от солдата к солдату, от подразделения к подразделению. И, несмотря на все усилия офицеров, которые пытались объяснить своим подчиненным, что это ошибка и наступавшая колонна не французская, а русская, он был выполнен. Командир 23‑го полка полковник Честер поскакал к солдатам с приказом немедленно открыть огонь по врагу, но не успел спешиться, как был убит двумя выстрелами в грудь. Прибывший следом за ним другой верховой приказал горнисту 19‑го полка трубить сигнал «Прекратить огонь». Позже никто не мог вспомнить, из какого полка был этот второй офицер, приказ которого конечно же был выполнен. Позже, возможно, тот же офицер отдал приказ другому горнисту трубить сигнал к отходу. Горнисты соседних подразделений, услышав сигнал, повторили его. Однако к этому времени вокруг позиций англичан уже свистели ружейные пули, поэтому солдаты оставались на месте, не рискуя покидать укрытия.
В обстановке противоречивших друг другу сигналов, криков и отсутствия четких приказов младшие офицеры, в основном 23‑го полка, собрались вместе, чтобы решить, что делать дальше. Вместо того чтобы собраться в относительной безопасности за валами редута, они стояли на виду у неприятеля, который не замедлил этим воспользоваться, уничтожив большинство из них ружейным огнем. Уцелевшие решили, что будут удерживать позицию до конца.
Но к этому времени не многие были согласны с таким решением. Один из сержантов, встав, заявил, что следует немедленно выполнять команды сигналом горна. Как и его полковник, он сразу же был убит.
Теперь каждый был предоставлен самому себе. Склоны холмов были усеяны телами убитых и раненых, которых насчитывалось до 900 человек. Уцелевшие понимали, что без подкрепления они не смогут остановить наступавшие массы пехоты противника. Воспользовавшись тем, что вражеский огонь ослабел, англичане бросились обратно к реке, оставляя с таким трудом завоеванные позиции.
Русская пехота медленно подошла к редуту и остановилась, дожидаясь подхода с соседнего склона второй наступающей колонны. Но как только две контратакующие колонны сблизились, князь Горчаков и генерал Кветцинский увидели нечто, заставившее их отказаться от преследования англичан. Беспокоясь за судьбу князя Меншикова, они смотрели в сторону холмов у моря, куда тот отправился и откуда должен был вот‑вот вернуться. Но на расположенном рядом с Телеграфным столбом холме они увидели не Меншикова, а группу офицеров, спокойно осматривавших окрестности. Эти офицеры, находившиеся далеко в тылу русских войск, носили головные уборы с белыми перьями, то есть принадлежали к британскому генеральному штабу.
V
Отдав командирам дивизий краткие приказы, лорд Раглан решил проехать вперед, чтобы лучше видеть поле битвы. В сопровождении штабных офицеров он опередил наступавшую армию и переправился через реку ниже по течению пылавшего поселка Бурлюк. Опытный путешественник, Раглан быстро нашел брод и вскоре уже находился в рядах французских стрелков – авангард наступающей на левом фланге дивизии под командованием принца Наполеона.
Французы удивленно смотрели на необычного английского генерала, одетого в синий сюртук, белую рубашку и черный галстук. Он походил на сельского джентльмена, выехавшего прогуляться по своим владениям. Увидев генерала, стрелки переставали заряжать ружья. Шомпола замирали в стволах винтовок. Солдаты недоумевали, зачем этот человек рискует, приближаясь к вражеским позициям.
Ехавший рядом с Рагланом офицер штаба был ранен выстрелом в плечо. Затем был выбит из седла другой офицер. Но оставшиеся продолжали мчаться вверх по склону холма. Раглану едва удалось успокоить возбужденного коня на вершине. Сам он настолько устал, что с трудом мог пользоваться подзорной трубой своей единственной рукой.
Открывшийся перед офицерами вид был прекрасен и величествен. Слева Раглан видел батареи на равнине и на Курганном холме, разрушенные позиции на Большом редуте. Справа и чуть сзади были видны отведенные в резерв колонны русской пехоты. Еще несколько часов назад один из русских батальонов располагался почти рядом с холмом, на котором стоял Раглан. Теперь вблизи совсем не было неприятельских войск, артиллерийские снаряды тоже не долетали до вершины. Здесь было чудесное место для управления войсками. Сразу же оценив преимущества новой позиции, лорд Раглан отправил генерала Эйри с приказом подтянуть сюда бригаду генерала Адамса из 2‑й дивизии генерала Лэси Ивэнса. «Уже самим фактом своего присутствия здесь мы создаем русским угрозу. Если бы у нас была хотя бы пара орудий…»
Услышав его слова, прикомандированный к штабу в качестве переводчика полковник Диксон и артиллерийский капитан Ади, не дожидаясь дополнительных распоряжений, повернули коней в сторону реки. Раглан ждал их возвращения с характерным для него спокойствием и выдержкой. Он обсуждал с подчиненными своего коня так, как будто его поведение занимало Раглана больше, чем битва. Затем внимание командующего привлекли солдаты бригады Кодрингтона, захватившие редут, выбитые оттуда и теперь возвращавшиеся к реке. Раглан понимал, что неудача Кодрингтона вызвана тем, что тот не получил поддержки, однако ничего не мог сделать для солдат, находясь так далеко от них.
Диксон и Ади вернулись быстрее, чем этого можно было ожидать. Вскоре два орудия уже начали обстрел русских батарей, расположенных в низине. Два первых выстрела легли в стороне от русских позиций, третий попал в повозку позади русских пушек, четвертый – точно на позиции русской батареи. Внезапно один из офицеров штаба закричал: «Смотрите! Они убирают свои пушки».
Две 9‑фунтовые пушки теперь перенесли огонь на оставленные в резерве пехотные батальоны русских. И снова англичанам понадобилось всего два пристрелочных выстрела, прежде чем они смогли правильно определить дистанцию. Следующие снаряды взрывались прямо в плотных рядах русской пехоты, пробивая в них широкие бреши. Теперь отступала и пехота.
Пушки снова поменяли цель. Хотя они и не могли достать атакующую Большой редут русскую пехоту, генерал Кветцинский решил не рисковать и приказал прекратить преследование разбитой бригады Кодрингтона.
Так несколько выстрелов удачно расположенных 9‑фунтовых орудий дали англичанам короткую передышку и обеспечили на некоторое время преимущество над противником.
VI
Дела у французов шли далеко не так блестяще. Изолированные на холмах войска Боске ждали подкреплений. Канробер, переправив через реку, ждал подхода артиллерии. Принц Наполеон оставался на прежних позициях – на виноградниках.
Растеряв более четверти своих войск, Наполеон попал в чрезвычайно затруднительное положение. Его лучший 2‑й полк зуавов, решив, что не может больше выжидать, переправился через реку и соединился с 1‑м зуавским полком дивизии Канробера. Но это было лишь частью проблемы. Узкий проход перед его войсками был занят резервной бригадой, которую Сент‑Арно отправил на помощь Канроберу. Резерв, не оказывая Канроберу никакого содействия, в то же время являлся помехой для войск Наполеона. Канробер понимал, что без артиллерии он не сможет противостоять возможной контратаке русских, даже имея в резерве целую бригаду.
Такая контратака не заставила себя ждать. Возвратившись с Курганного холма, князь Меншиков сначала решил возглавить ее лично, однако передумал, посчитав, что проблема Большого редута более важная для него задача. Он поручил командование генералу Кирьякову, который, по всей видимости, считал, что одной его бригады достаточно для того, чтобы справиться с двумя вражескими дивизиями. Теперь 8 батальонов Кирьякова перестраивались для атаки перед позициями принца Наполеона, точнее, перед скоплением резервной бригады. Канробер, как и ожидалось, отошел.
Вид этих 8 батальонов был настолько угрожающим, что принц Наполеон и сам Сент‑Арно, обеспокоившись, отправили адъютанта к англичанам с просьбой о срочной помощи. По мнению французов, англичане до сих пор не сделали ничего для того, чтобы помочь союзникам. Адъютант прискакал к высоте, на которой расположился английский штаб, спешился, решив, что не сможет подняться на холм верхом, и, потеряв шляпу, вскоре предстал перед Рагланом настолько взволнованным и запыхавшимся, что едва мог говорить. Лорд Раглан относился к числу людей, которые, переживая за смутившегося собеседника, начинали волноваться сами, поэтому лицо английского командующего покрылось красными пятнами. Французский офицер сбивчиво передал просьбу Сент‑Арно о помощи. Раглан спокойно обещал отправить на помощь французам один из двух полков бригады Адамса. Удивленный невозмутимостью англичан, адъютант повез новость маршалу Сент‑Арно. Но к тому времени, когда он вернулся в свой штаб, генерал Канробер уже отступил, и для того, чтобы помочь французам, британцам пришлось собрать все имевшиеся у них батальоны.
VII
В это время единственным британским батальоном, участвовавшим в битве, был батальон королевских стрелков под командованием полковника Лейси Йе. Ему противостоял почти вдвое превосходивший его по численности полк великого князя Михаила. Батальон терял людей и через некоторое время отступил.
Сам Йе, такой же богохульник и сквернослов, как и большинство его сержантов, в эти минуты с руганью и проклятиями перемещался взад‑вперед по позициям, изыскивал последние резервы, собирая отставших, и вновь посылал своих солдат в бой. Похоже, он получал от битвы такое же удовольствие, как в далеком детстве от драки стенка на стенку в родном Итоне.
Ненавидевшие своего командира в мирное время за жестокость, солдаты не могли не восхищаться им сейчас. Полковник постоянно находился на виду у русских стрелков, ближайшие из которых находились менее чем в 50 метрах от него. Пули свистели вокруг него, к счастью не причиняя вреда, за исключением одной, срезавшей у полковника ус. Спасенный одним из капралов, которому удалось подстрелить очередного предполагаемого убийцу Йе, тот, повернувшись к нему в седле, сказал с неожиданной для себя мягкостью: «Спасибо, мой мальчик. Если я переживу все это, к вечеру ты будешь сержантом».
Зараженные безрассудным героизмом командира, солдаты, как одержимые, кидались в самое пекло кипящего боя. «Вперед, восьмая рота!» – прокричал один из офицеров и отчаянно кинулся в самую гущу дерущихся. Он успел зарубить саблей одного русского, сбить с ног ударом кулака второго, пока выстрел третьего не убил его самого.
Среди русских тоже был офицер, который, подобно полковнику Йе, воодушевлял солдат собственным примером. То, что это был офицер, можно было предположить только по его поведению, поскольку все русские пехотинцы были одеты в одинаковые длинные серые шинели. Он был необычно высокого роста; над рядами русских пехотинцев возвышались его голова и плечи. Своим поведением он сумел снискать уважение не только собственных солдат, но и противника. Английские стрелки, казалось, не хотели убивать его. Вражеский офицер был убит только после того, как полковник лично приказал одному из своих людей сделать это. К этому времени русские тоже потеряли многих офицеров. Князь Горчаков прибыл на этот участок, чтобы лично поднять людей в решительную штыковую атаку. Князь видел, что и англичане находятся на грани катастрофы. Было убито и ранено 12 офицеров и более 200 солдат. Они бы не смогли выдержать штыковой атаки. Но уже через несколько минут князю пришлось отказаться от своих намерений, поскольку ситуация резко изменилась.
Лэси Ивэнсу с двумя полками бригады Пеннифасера и одним полком бригады Адамса наконец удалось переправиться через реку. Как только два орудия по распоряжению Раглана открыли огонь по расположенным в низине русским батареям и вынудили их прекратить огонь и отойти, Лэси Ивэнс воспользовался положением. Генерал Ричард Ингленд, 3‑я дивизия которого находилась в резерве, предложил передать ему всю артиллерию. Таким образом, переправу трех батальонов поддерживали огнем несколько орудий.
В распоряжении Ивэнса и Ингленда было 30 орудий. Однако некоторые расчеты не смогли переправить пушки через реку. По меньшей мере два орудия увязли в реке при переправе. Остальные, получив множество самых противоречивых указаний, предпочитали выжидать, ничего не предпринимая. Адъютант 3‑й дивизии по артиллерии капитан Биддульф, умнейший офицер, был вне себя от злости на «эту истеричную старуху» генерала Ричарда Ингленда, отдававшего такие нелепые неконкретные приказы. В письме к отцу он сообщал:
«Мы оказались в весьма сложном положении. Нам приказывали двигаться туда‑то и туда‑то, примерно указав направление, но забыв назначить участок на местности, выбранный в качестве позиции. Думаю, что, если бы я не взялся контролировать наши батареи, мы потеряли бы всю нашу артиллерию. Случалось так, что, прибыв на назначенный нам участок, мы не находили в боевых порядках мест, пригодных для развертывания артиллерийских позиций. Или бывало так, что наши войска недостаточно продвинулись вперед, и со своими 9‑фунтовыми орудиями мы не могли открыть огонь против 18– или 24‑фунтовых пушек противника. Как‑то нас обстреляла вражеская тяжелая артиллерия. Один снаряд, как молния, пролетел под животом моей лошади, второй – прямо перед моим носом, третий снаряд оторвал голову одному из артиллеристов, еще один – пробил насквозь лошадь».
Два орудия с грохотом покатились назад. Было приказано отвести их, поскольку становилось слишком горячо. Биддульф, обратившись к полковнику, заявил, что стыдно и преступно держать батарею под таким огнем, не имея возможности ничего предпринять в ответ.
Когда батарея, казалось, была на грани катастрофы, прибыл 55‑й пехотный полк под командованием полковника Уоррена, чтобы поддержать королевских стрелков огнем против левого фланга наступающей русской пехоты. Полк открыл плотный огонь, и наступающая колонна сразу же дрогнула. Офицеры с обнаженными саблями пытались криками, угрозами и даже мольбами заставить солдат идти вперед. Однако было слишком поздно. Пехота стала медленно отходить.
Наконец подошла гвардия. Майор королевских стрелков Томас Троубридж прискакал в расположение стоящих за позициями его батальона гренадеров. Он прокричал, что, хотя русские отступают, его полк не имеет сил их преследовать. Гренадеры согласились сменить на позициях королевских стрелков и преследовать русских.
Однако полк великого князя Михаила уже перестраивался в линию в районе Большого редута. Его поддерживали многочисленные пехотные батальоны. Большинство русских пехотинцев, которых там было около 15 тысяч, еще практически не участвовали в боях. Гвардейская бригада, уверенно двигаясь вверх по склонам Курганного холма, выступила против них.
VIII
Даже под ураганным огнем гренадеры не нарушали того безупречного порядка, в каком недавно переходили реку. Они прошли сквозь позиции королевских стрелков и пропустили через свои ряды отступавших от Большого редута солдат 95‑го полка. По словам полковника Худа, гренадеры шли спокойно и уверенно, как в Гайд‑парке. Еще немного, и они встретились с основными силами отступавших от Большого редута валлийских стрелков. Их осталось около 300 человек. Кодрингтон пытался вновь построить их под знаменем полка. Посчитав подход гвардейских гренадеров хорошей возможностью для продолжения наступления, Кодрингтон расположил остатки своего полка на левом фланге. Однако, сам будучи гвардейцем и хорошо зная правила протокола, Кодрингтон понимал, что гренадерам может не понравиться соседство слева простого линейного полка. Поэтому он осведомился у гвардейских офицеров, не будут ли те возражать против совместного наступления? Конечно, будут, последовал высокомерный ответ, и гренадеры продолжали наступление в одиночестве.
Однако не все гвардейцы были столь щепетильны. Когда майор Хьюм из 95‑го полка попросил для себя и восьми своих подчиненных разрешения участвовать в наступлении гвардейцев, командовавший левым флангом полковник Фредерик Гамильтон согласился. Позже он говорил, что следовало принять и предложение Кодрингтона, поскольку его группа могла бы значительно усилить левое крыло наступавших, где атакующие гвардейские шотландские стрелки встретили ожесточенное сопротивление русских.
Сначала наступление, несмотря на сильный ружейный огонь русских, проходило в идеальном порядке. Но, двигаясь вверх по склону, гвардейцы должны были пройти через позиции валлийских стрелков, которые, сосредоточившись, пытались удержать участок территории близ Большого редута. Шотландские гвардейцы подошли к их позиции как раз в то момент, когда после мощного залпа превосходящих сил русской пехоты валлийские стрелки стали отступать так поспешно, что опрокидывали шотландцев. При этом у одного из шотландцев были сломаны ребра. Четкая линия наступающих стала ломаной и неровной. Хью Эннсли, как и другие его офицеры, кричал: «Вперед, гвардейцы! Вперед, гвардейцы!» – пока ружейная пуля не попала ему в рот, оторвав часть языка и выбив зубы. Роберт Линдси со знаменем полка оказался далеко впереди своих наступающих товарищей. Линия шотландцев постепенно превратилась в подобие наконечника стрелы, нацеленной в самый центр Большого редута. На острие наконечника шел Линдси.
Под плотным ружейным огнем солдаты падали и падали, но места убитых быстро занимали их товарищи. Гвардейцы подошли к редуту на расстояние около 40 метров, когда неожиданно из‑за валов стали выпрыгивать русские пехотинцы, изготовившись встретить врага в штыки. Надеясь, что еще не поздно предотвратить кровавую мясорубку, генерал Бентинк приказал своим солдатам отходить. Капитан Хью Драммонд, прокричав команду «Батальон, отходить!», выстрелил из пистолета и бросился на передний край. Но батальон медлил. Выполнив команду, первые линии батальона рисковали попасть под русские штыки, прежде чем им удастся отойти в более уплотненные боевые порядки сзади. «Батальон, отходить!» – повторил команду капитан Драммонд, а затем в отчаянии прокричал ее в третий раз. Выполняя приказ, шотландцы наконец повернули назад. Но русские подошли уже так близко, что многие шотландцы, не успев спуститься по склону, были заколоты штыками в спину. Они не останавливались до тех пор, пока не вернулись к реке. Там русские прекратили преследование, и гвардия получила возможность перестроиться. Это было очень унизительно. В бою были убиты или ранены 171 человек, в том числе 11 офицеров. На центральном участке гвардейской бригады образовалась огромная брешь.
Князь Горчаков не замедлил воспользоваться сложившимся положением. Он лично повел в штыковую атаку два русских батальона, которые ударили во фланг гренадерам и в стык между гвардейской бригадой и полком «Голдстрим». Полковник Худ повел свой полк навстречу, пытаясь остановить неприятеля. Полк «Голдстрим» находился слишком далеко и не мог прийти на помощь гвардейцам. Полковник собирался отдать своим солдатам последние распоряжения для подготовки к штыковому бою, когда вдруг неизвестно откуда появился таинственный верховой офицер, который выкрикнул ошеломляющий приказ: «Отходить!»
– Отходить! – крикнул полковник Генри Перси, командовавший одной из рот на левом фланге, и недоуменно повторил: – Отходить? Какого дьявола это значит?
Незнакомый офицер поехал в соседние подразделения и не мог ответить на этот вопрос.
– Думаю, – решил полковник Перси, – они хотели сказать «сомкнуть ряды».
В соответствии с такой вольной трактовкой приказа левое крыло батальона подалось назад и образовало прямой угол с гвардейскими гренадерами. Как только они выполнили этот маневр, гренадеры открыли огонь по наступавшим в направлении бреши русским. Одной из первых же пуль под князем Горчаковым убило лошадь. Сам князь, упав, сильно ударился о землю головой, поэтому оставил за себя командиром генерала Кветцинского и, шатаясь, пошел пешком обратно в сторону холма. Точный огонь на левом фланге послужил примером солдатам в центре и на правом фланге. Эффект был ошеломляющим. Полковник Худ заявил, что «русские на собственном опыте испытали, что такое фланговый огонь и что представляет собой винтовка Минье в умелых руках». Видя то опустошение, которое сеет в плотных рядах врага их оружие, гренадеры стали кричать от радости. Так с криками они стреляли несколько минут, после чего русские остановились в замешательстве. Полковник Худ понял, что у него появился шанс. Он отдал приказ центральным линиям стрелков идти вперед, не прекращая стрельбы. Позже он написал домой о том, «какой эффект дало сочетание огня и маневра линиями против колонн». Худ с гордостью вспоминал «своих ребят, которые так хорошо показали себя в том бою… Русские колонны через пять минут дрогнули, затем повернули и, наконец, побежали».
Под генералом Кветцинским тоже была убита лошадь. Потом он сам получил рану в ногу, затем в другую ногу и в бок. Пока его на носилках несли в тыл, он продолжал руководить отступавшими солдатами, воодушевляя их. На них наступали гренадеры и «Голдстрим», а также сумевшие быстро восстановить строй шотландские стрелки.
Когда герцог Кембриджский вновь занял Большой редут, там не было никого, кроме стонавших и истекавших кровью на вспаханной взрывами земле раненых.
IX
Гвардейцы прорвали оборону русских на правом фланге, но на левом фланге у противника было еще 12 свежих батальонов. А англичане могли противопоставить им только 3 своих полка. Но «Горцы Камерона», 93‑й полк горцев и «Черные часовые» были тремя лучшими полками во всей армии. А командир бригады, несомненно, был самым опытным из военачальников, находившихся в тот момент на поле боя. Колин Кемпбелл служил под началом Мура и Веллингтона. Он воевал по всему свету: в Испании, в Америке, в Китае, был четырежды ранен. Он был одновременно смелым и талантливым. Дважды он командовал дивизией в Индии. Но сэр Колин не был богат и не имел связей, поэтому, когда началась война с Россией, он, после сорока четырех лет безупречной службы, был всего лишь полковником. Ни один другой командир бригады не пользовался таким авторитетом и уважением, как полковник Кемпбелл.
Перед тем как повести солдат в бой, он обратился к ним со словами:
– Ребята, сейчас вы пойдете в бой. Запомните: кто бы ни был ранен, независимо от звания, пусть остается на месте и ждет, когда придут оркестранты и позаботятся о нем. Солдаты не должны заниматься эвакуацией раненых. Если кто‑либо из солдат будет замечен за таким занятием, пусть пеняет на себя. Не спешите стрелять. Ваши офицеры подскажут, когда придет время открывать огонь. Будьте внимательны. Не шумите и не кричите. Прицеливайтесь тщательно.
Бригада, построившись, двинулась вперед. Впереди справа шел полк «Черные часовые», в середине – 93‑й полк, «Горцы Камерона» сместились влево. Как и многие другие офицеры горцев, сэр Колин относился к солдатам и офицерам других полков снисходительно, почти с пренебрежением. Проходя мимо 88‑го полка, который до сих пор стоял в каре, готовясь отразить атаку мифической кавалерии, полковник сердито посоветовал солдатам перестроиться в линию.
– Пусть себе шотландцы идут дальше, – цинично заметил один из солдат 88‑го полка, – они сделают за нас всю работу.
Когда полковнику рассказали, как гвардия была вынуждена отступить, чтобы не погибнуть под ураганным огнем врага, он повернулся в седле и яростно выкрикнул: