Чертог Вепря
Когда возникло в сознании это слово: прецессия, откуда оно взялось и что обозначает? Около двух недель назад. Тогда я открыла «БСЭ» и, прочитав статью, глубоко задумалась. Еще бы. То, что происходило вокруг меня и непосредственно мною ощущалось, называлось именно этим словом.
Мне, вдруг стало неуютно на работе. Мои коллеги и друзья, с которыми я проработала много лет, вдруг дружно стали указывать мне на дверь. Более того, эти милые люди заботились о том, чтобы у меня не было работы, соответственно не было и денег. Времени у меня было предостаточно, и наблюдая за их поведением, а другого мне ничего не оставалось делать, я убедилась в том, что 37 ой год никуда не ушел. Он всегда с нами, легко устраивается и что характерно, с радостью исполняется всеми, кто участвует в травле.
- Дети Солнца не нуждаются, ни в работе, ни в деньгах, – сказала я своим коллегам.
Процесс вырывания с корнями происходил масштабно и скоротечно.
Кадровичка, окруженная экстрасенсорной поддержкой, оценивала людей исключительно по энергетической силе. Хорошо, когда ты не знаешь, с кем имеешь дело. К моему великому сожалению, я прекрасно знала, что скрывается за громкими фразами, произносимыми с пафосом о родном предприятии. Деньги, Деньги, еще раз Деньги – один из главных источников подкормки вурдалаков.
И я пошла со своей любимой работы с прицепом угроз и оскорблений. Хоть я разом и оборвала все прежние привязки, но фантомные ощущения все еще тянули вниз.
Процесс прецессии был завершен удачно. И это единственное, что радовало. А так… Одинокая женщина лицом к лицу с суровой реальностью жизни.
Так я и плыла тихо-тихо в теплом майском воздухе, углубившись в себя, не замечая ничего вокруг, потому что никто не мог мне ни помочь, ни поддержать в этот миг.
Когда-то Ново-Измайловский проспект был совершенно другого вида. На нем росли редких видов старые деревья, большие, величавые, необыкновенно красивые, они думали, что устроились здесь на века. Но несчастье произошло в одночасье. Пришла великая прецессия и на их зеленые кроны. По городу Санкт-Петербургу прошел жестокий Великан. В своей ярости он не пожалел ничего, что повстречал на своем пути. Он срывал рекламы, крыши, переворачивал машины. А деревья он с особой тщательностью выкручивал и раскладывал в строгом порядке, создавая какой-то узор, видный только ему.
Вывернутые с корнем, они лежали беспомощные, еще живые и, понимая что умирают, кричали, прощаясь друг с другом и с этим миром.
Люди посадили на их месте новые липки и те, понятия не имевшие о великой прецессии, стали новыми хозяевами проспекта, даже не задумываясь о судьбе старых деревьев.
И так, я тихо плыла в теплом майском воздухе. На одной из скамеечек сидел дед-пенсионер. Он крошил хлеб голубям и воробьям, и те дружно клевали корм. Все новые и новые птицы слетались на хлебный пир.
Я доплыла до скамейки, решила присесть и посмотреть на это приятное моему глазу и сердцу действо. Дед крошил и крошил хлеб, молча подкидывая его птицам. Голуби, умело пользуясь массой тела, отпихивали воробьев и умыкали у них самые лакомые кусочки. Но воробьи, юркие и проворные, все равно обманывали их и успевали утащить у неповоротливых соседей положенные им куски.
- Вот так…- произнес дед.
- Да … - поддержала я нашу оживленную беседу и снова погрузилась в свои печальные мысли.
- Тяжко тебе…- не то спросил, не то констатировал факт дед, подкидывая новую порцию хлеба птичкам.
Я отвернулась, не желая больше вступать в разговоры неизвестно с кем. Лучше всего было бы встать и уйти, но идти дальше сил не было. Да и не хотелось. Я пришла. Мне хотелось сидеть вот так, среди птиц, и созерцать бесконечно, как дед подбрасывает им хлеб.
- Вот смотри, - не унимался дед, - птица птице рознь. Вон, гляди, ворона прилетела, все остальные врассыпную кинулись. Теперь, пока она не насытится, никто уж смело не подойдет к корму, разве что украдкой.
- Да, - подтвердила я, не выходя из своего укрытия, скорее из вежливости, чем из понимания того, о чем говорил дед.
- А вот посмотри на людей. То же самое … Клюют все. И поведение такое же, как в птичьей стае…
Мы помолчали. Дед задумчиво смотрел на птиц. Я, собравшись с силами, встала со скамейки, чтобы идти дальше. Хороший дед, только что мне в его разговорах и философии.
- Конечно, милая, Жар-птица особая птица. Она ни в чем не нуждается. Ни в деньгах, ни в работе…- бросил мне вслед дед.
Я обернулась и пристально посмотрела на собеседника. Интересно, откуда он мог знать мои мысли и проблемы?
- Да… Но только простите, я говорю: Дети Солнца в деньгах не нуждаются, - гордо вскинув голову и расправив плечи, - поправила его я.
- И это во всех смыслах не нуждаются: они, и не нуждаются, и не нуждаются, - засмеялся дед. – Попалась, голубушка!
Лед растаял, я улыбнулась и снова села на скамейку. Дед протянул мне хлеб.
- На, - сказал он, - покорми живность.
Я отломила кусок хлеба. Как изумительно он пах! И полевыми цветами июня и жарким Солнцем июльского полудня и дождями августа и жаром печи… Не удержавшись, я положила кусочек хлеба в рот и съела его.
- Я птиц тут кормлю, - засмеялся старик, внимательно за мной наблюдавший, - вот и угадай здесь, какая особь к тебе кормиться нонеча прилетит. Видишь, что творится: Жар-птицы так и порхают по городу, с руки корм клюют! А, ведь по сути своей, редчайшее явление в природе! Все больше курицы встречаются.
Не могу ничем объяснить дальнейшее свое поведение. Я встала во весь рост, ухватила свой платок за углы, и раскинула руки. Взглядом, полным осознания своего собственного достоинства я посмотрела вокруг и произнесла следующую речь:
- Да, мы – Жар-птицы! Стаями не летаем, с чужой руки не кормимся, не приручаемся. В ценностях мира сего не нуждаемся. Любим все, что горит, блестит и сияет. Нас это завораживает. Учти дед, если уж стал водиться с Жар-птицей, то не путай ее с обыкновенной курицей. Сажать ее в курятник к курам не рекомендуется – породу и у тех и у других испортишь. Куры, они птицы обстоятельные, простые, завидовать начнут, или еще хуже, подражать неземной соседке, да, в конце концов, просто не оценят с кем рядом сидят.
А Жар-птице, ей все равно, что куры, что не куры рядом, она самодостаточна, но ей воля нужна, полет, простор. Ничего не имею против курицы, но у Жар-птицы предназначение другое, нежели у курицы. Жар-птица это – берегиня, жар Солнца, энергия звезд, исполнение желаний и мечты.
- Ишь ты, запела, – изумился дед. Садись-ка ты ко мне на руку, Золотая моя птица.
С этими словами он протянул мне сложенные вместе указательный и средний пальцы, и я, обернувшись в сияющий яркий шар цвета кармина, вспорхнула на них. Где-то далеко-далеко остались мои прежние заботы, так тянувшие меня вниз. Мне вдруг стало легко и уютно…
Чертог Щуки.
За окном дождь – он стучит и стучит крупными каплями в стекло. Капли жемчужинами замирают на доли мгновения на листьях, а потом срываются на землю. Но это творится снаружи. У нас же, внутри дедова домика – священнодействие: обряд чаепития.
Дед бегает с горячим чайником, не доверяя никому заварить чай, шлепает домашними тапками, звенит чашками и ложками. При этом он внимательно слушает меня, свою гостью. Я же молчу. И по моему молчанию, как книгу, дед читает меня. Сейчас, он прервет молчание и задаст свой любимый вопрос: «Над чем трудишься?».
Я начну говорить, а он будет снова слушать меня. О, как он слушает! Он слушает не так как все. Дед слышит нечто иное в щебете, которое доносится до его сознания, у других это не получается. Он делает выводы, которые никто никогда не сделает. Дед совершает открытия, которые никто не сделает, даже если они будут сверх-развитыми. Это все потому, что обладая выходом к неограниченному объему информации и слушая собеседника, он невольно становится посредником между мирами. Тогда как другие слушают тебя для того, чтобы извлечь информацию или для того, что бы поучить тебя (даже с добрыми намерениями), но всего лишь, исходя из объема личного опыта.
- Смотри, какой я тебе заварю сегодня взвар. С этими словами дед кидает в мою чашку небольшой шар. Шар начинает разворачиваться и превращается в голубой цветок, из этого цветка вылетают еще несколько, уже красных лотосоподобных цветочков и, наконец, поверх всего этого выплывают белые лепестки. Все это начинает источать тончайший, необыкновенный аромат.
- Над чем трудишься? - наконец я слышу его любимый вопрос.
- Над многим и сразу, - отвечаю я. – Но, в общем, о построении поиска в системе неопределенности. Я думаю о том, как человек ищет и находит. Как человек пишет, и как он находит свою тему, себе созвучную. Как человек находит людей и друзей, любимых, тоже себе созвучных. Из этого немногого я знаю только одно: писать можно только тогда, когда плавишься от любви. Только в любви рождаются самые яркие, самые талантливые и самые сладкие дети. А вот темы, они настолько самостоятельны, что даже не знаешь следующее слово, которое ляжет на бумагу.
- И все равно темы кто-то, да подкидывает, - задумчиво произносит дед.
- Безусловно. Вот хочешь, я расскажу тебе сказку? Я буду читать ее тебе прямо из воздуха. Тема будет плыть, как аромат твоего взвара, я буду первым ее читателем, а ты первым слушателем!
- С удовольствием послушаю тебя, но ароматы, как и темы, все равно источает что-то или нечто, - дед поднял свой бокал со взваром из цветов и отхлебнул из него.
И поплыла тема…
В незапамятные времена, когда ночное небо цвета лаванды смотрело на нас иным узором звезд и лун, жили на Земле-матушке необыкновенные люди. Их знания о Земле, о Небе, о звездах и Солнце, отличались от наших нынешних. Надо тебе по секрету сказать, что стародавние времена, они далеко и не убегали от нас, они и сейчас рядом, только сделай шаг, но для нашего сознания этот шаг кажется огромной пропастью в веках.
Проще говоря, рядом с нашим миром так и существует прежний мир, соответствующий другим ценностям и понятиям. И мы настолько рядом всегда, что они читают нас, а мы читаем их. Попасть туда, за перегородку веков, слишком легко. Стоит лишь совпасть тональностью света или звучания с тем миром и ты совершишь свой переход.
У Вышнего учителя было два ученика. Оба были умны и красивы. Один был с богатым творческим началом и другой был подстать ему...И творили они очень интересно.
Если ты рисуешь или пишешь на бумаге – ты все равно, как бы не трудился над образом, рисуешь и пишешь на бумаге. Ученики же Вышнего, когда произносили слово, то оно обретало живой образ, а когда они рисовали, их рисунки становились живыми деревьями, озерами, морями, горами, животными, людьми. Нами: тобой и мной. Нашим Миром.
Творчество Ладомира не имело умствований и желаний в своей основе и отражало лишь его бесконечное озарение. Неустой черпал свое вдохновение прежде всего в духе соперничества. Его больше занимала оценочная сторона творчества, а после этого оно уже преломлялось его внутренним миром. Поэтому все, что творил Ладомир, тщательно, ревностно просматривалось Неустоем и оценивалось его мерками. И хоть и давал им Вышний Учитель для творчества одинаковые исходные материалы, результаты творчества учеников давали разные плоды.
Как-то Ладомир заглянул в себя и увидел целый океан, а в нем луч Солнца, который сквозь толщу воды уходил далеко вглубь, освещая путь большой белой рыбине.
По этому морю-океану плыл корабль, а на нем был молодой витязь – Златорос, знатного, славного сословия[1]. Он смотрел на воду, на тот луч Солнца, видел белорыбицу и думал о Всевышнем, что сотворил все это в милости своей.
Был на пальце у молодого витязя перстень с его печатью личной, да соскользнул он вдруг с пальца и в воду упал. Белорыбица, не долго думая, схватила поживу, да нырнула поглубже в воду. Долго ли, коротко ли странствовал Златорос, но попал он как-то в один град белокаменный, что стоял на крутом берегу. Воевода[2] этого града, Борей, дорогих гостей к себе зовет. Ведут их в палаты, да за столы, полные яств приглашают. Угощает их воевода, потчует, здравицы, величальные песни в их честь, да во славу звучат. И говорит Борей витязю:
- Поймали тут люди огромную белорыбицу, разрезали ее, а внутри нее нашли перстень с печатью. Тот перстень - необыкновенный – он чудеса творит: больных исцеляет, горе-беду прогоняет, судьбы правит. С этими словами он показывает необыкновенный перстень молодому гостю.
Глянул Златорос на диковину, да и говорит:
- Что же в нем особенного, в этом кольце, если я его с собственной руки некоторое время назад в море обронил. И ничем особенным оно в тот момент не отличалось. Вот и печать моего рода есть и имя мое. Знаю я, этот перстень, ничего в нем особенного нет, не волшебный он.
- А ты поверь! – говорит воевода Борей.
Надел Златорос свой перстень на палец, да задумался, что же это означает такой случай. В это время Воеводе докладывают, что его желает видеть воеводична[3] Росинка, надобно ей лично совета батюшкина спросить. А надо сказать, что дочь у него была очень хороша собой и умна. Умна настолько, что всегда находила новый довод для того, чтобы отказаться от очередного жениха, сватавшегося к ней. Старый Воевода только диву давался, как ловко Росинка объясняла ему, почему очередной жених ей не пара. Сердцем он все понимал, что правду изрекают ее уста, но умом было не понять, как это его кровиночка судьбу свою найти не может.
И вот впорхнула в трапезную красна-девица. Впорхнула, и весь ее мир безграничный с ней впорхнул. Поприветствовала она гостей и к отцу поспешила. Витязь замер, смотрит, глаз не отрывая, слова вымолвить не может. Сердцем, всем своим сознанием чувствует и понимает, что любовь свою и судьбу нашел. Весь мир его остановился и замкнулся на Росинке. Только видит он, что девица даже не взглянула на него. С отцом рядом присела, о чем-то о своем с ним скорый разговор повела. Встала, поклонилась гостям честным и удалилась.
Закручинился витязь, запечалился. Задумался…
Борей взглянул на гостя, да и говорит:
- Что же ты, Златорос, так вдруг, опечалился, или что не так я сделал?
Отвечает ему витязь:
- Я держал в руках твое волшебное кольцо и что же, Борей, оно мне ничем не помогло? Даже не взглянула на меня твоя дочь Росинка. А я один раз ее увидел – сердце, голову потерял!
- Послушай меня, старика. Видимо, что-то все же не так. Все становится на свои места, когда мужчина и женщина – однородны, едины. Когда б ваши миры совпали, когда б свыше тебе и ей отпустили единое понимание и единую судьбу, вы бы не прошли мимо друг друга. Я не знаю, не ведаю в ком из вас дело. Но Росинка знает, кого ждет. Не обижайся и оставь это. Знать, разные вы с моей дочерью.
- Да я про кольцо твое тебе толкую. Почему мне оно не помогает, если другим и судьбы правит, и недуги излечивает. А для меня, как было ничем, так и осталось ничем, просто кольцом.
- Видно судьбы ваши разные… Смирись, витязь.
- Смириться? Да я жить теперь не смогу без Росинки! Отдай ее мне, Борей, в жены, - вскричал гость.
На что воевода, опять же спокойно ответил ему:
- Мы наших дочерей насильно замуж не отдаем. Мы – народ-то особый. У нас все обыкновенное необыкновенно происходит. Мы и любим-то прежде в Духе и долгие времена. А это уже – и слияние, и гармония свыше. Вкусивший Свет, Любовь и поцелуи Солнца, разве будет довольствоваться от поцелуя света лучины? Пока ищем в Духе, не одну жизнь проживаем, прежде, чем сомкнется все. Плоть уж потом включается. Я хочу сказать, что прежде встречи на этом пиру у вас должна была произойти встреча, а возможно, встречи с Росинкой. Там… - и Борей указал на Небо двумя перстами.
Ведь вы – прежде всего, решая свою судьбу и счастье, собираете там, Свыше свой род, призывая предков к рождению. И они заручаются вашей поддержкой. И все это происходит до вашей встречи здесь. Вы – будущие Отец и Мать. У осознанных Родителей и дети рождаются озаренные.
И дети наши прежде, чем во плоти явиться, в духе рождаются от той Любви великой, что между их Отцом и Матерью происходит. Дети наши – необыкновенное явление. Вот возьми дочь мою, Росинку: только родившись, она уже учила своих матушек, которые так обрадовались ее появлению, что, заслушавшись ее умных речей, забыли представить ее родителям…
- Постой, - прервал Златорос речь Борея, - что-то я не понял про рождение Росинки!
- Ну вот, а еще хочешь, чтобы моя дочь тебя увидела!
- Постой, объясни, как же вы рождаетесь, если ваших детей родителям представляют…
- А ты сам подумай…
Задумался витязь. Глубоко задумался. Словно уснул. Несколько дней сидел, несколько ночей, словно окаменел, так глубоко в себя ушел. А когда вернулся, то очень много уже знал и понимал. Только был он не на пиру у воеводы, а на корабле, который плыл в синем море-океане. И созерцал он луч Солнца, освещавший путь белой рыбине. На руке у него блестел золотой перстень с печатью его рода. И восславил Златорос Всевышнего за созерцание и осознание, подаренное ему.
Ладомир, видевший и создавший все это внутри себя, удерживал чистоту этой картины. Неустой, подошедший сзади, заглянул в его мир…
- Ну и для чего это? Все должно иметь свой смысл, значение и меру. Здесь же нет ничего, что нужно людям. Ни конкретного дела, ни совета… для чего знать людям о Вышних формах Любви и Рождения? Они не поймут это и не оценят. А если что-то и прознают, то употребят себе на погибель. Все, что ты нарисовал – пустое, ненужное…
Ладомир улыбнулся в ответ.
И его улыбка озарила витязя. Златорос посмотрел вокруг себя этим светлым взглядом и озарил им Мир. Тут и берег показался вдали. А на крутом берегу град белокаменный. Подходят корабли к берегу, люди Борея встречают дорогих гостей, да ведут к воеводе в палаты. Идет витязь, дивится тому, что все знакомо ему. Как будто бывал он когда-то уже здесь. Зовет воевода Борей дорогих гостей на пир. Потчуют их, угощают, здравицы да величальные песни поют. И тут докладывают воеводе Борею, что его дочь-красавица, Росинка, просит у отца разрешения войти к нему. Вошла она в трапезную и весь ее бесконечный Мир вместе с ней вошел. Но увидала она витязя Златороса, засмущалась, глаза опустила, разрумянилась. К отцу прижалась. А отец ее, старый воевода, только глянул на них, все в их сердцах прочитал…
Да, Дед слушает мои сказки, подходя к ним с научной точки зрения. Сейчас ему угодно исполнять роль пенсионера, а вообще он профессор, доктор технических наук. И он слушает в сказках не сюжет, а то, что рядом с сюжетом идет. И еще мне нравится в нем необыкновенная способность – открывать окна между мирами. Вот и сейчас, послушав мою сказку, он протянул мне руку со сложенными вместе указательным и средним пальцем.
Я приняла молчаливое приглашение. Обернувшись Жар-птицей, я вспорхнула на его руку, оттолкнулась и полетела. Жар-птицы должны летать между мирами. Это их жизнь. И запрещать им это делать – портить породу.
Чертог Расы.
В оконце свет горит. Этот свет похож на сияние вокруг большого–большого костра, когда огонь уже перешел в дрожание воздуха вокруг или же стал энергией, произведенной огнем. Это свет и энергия Деда, скорее ныряю в этот свет и наслаждаюсь купанием в нем. Рука, протянутая ко мне, манит меня. Я влетаю в комнату.
- Здравствуй, здравствуй, налеталась?
- Разве налетаться можно? – в свою очередь интересуюсь я. Дед знает, что налетаться невозможно.
- Где, в каких краях ты парила сегодня?
- По Большому Сварожьему кругу, по малому Сварожьему кругу… Потом перелетала из чертога в чертог. Вразнобой, как заблагорассудится… Это так интересно и приятно…Ты знаешь, когда Жар-птица летает, она создает узор. Этот узор доступен для чтения только истинным знатокам, которые созерцают ее полет. Для незрелых наблюдателей полет Жар-птицы, лишь цепь непонятных поступков…
Но в любом случае: летает ли она «беспорядочно» из чертога в чертог, или по Сварожьему кругу, Жар-птица создает свой узор, свой круг.
- Круг… Задумчиво произносит Дед. Круг - это великая сила.
- Конечно, ведь Круг это – Мир, Вселенная, среда обитания. Хочешь, я расскажу тебе сказку о силе Круга? - опрометчиво предлагаю я.
- Конечно, хочу… Дед прикрывает глаза…
Но тема не приходит, потому что я чувствую, что любая аналогия здесь будет банальной.
Дед смотрит внутрь себя с закрытыми глазами и произносит:
- Сложно?
- Невозможно… Невозможно объяснить, что такое Круг. Так же, как невозможно объяснить саму Жизнь. Все слова, все формы, какие мне сейчас доступны и какими я попытаюсь объяснить саму жизнь, будут ложными. Потому что мы сами не понимаем где, в чем, в какой среде или в каком Кругу мы живем. Мало того, что мы не понимаем, в каком Кругу мы живем, мы не понимаем, в чьем Кругу мы живем. Кто создал его, хорош он или плох, этот Круг обитания. Одно могу сказать точно: это не мир Прави. Хотя мир вокруг и создан из природных материалов, но он создан для страданий. И форма страданий оттачивается и совершенствуется.
- Вот, послушай, что я тебе скажу, - произносит Дед, так и глядя закрытыми глазами внутрь себя, - я хотел бы тебе показать игру, но я вижу ее внутри. Играют двое. Один создает Миры, другой их разрушает. Но тот, кто создает Миры, создает их так качественно, что разрушить их запросто очень сложно. И все же разрушение периодически происходит. В какой-то момент, тот кто разрушает, понимает, что можно попробовать использовать материл уже разрушенных миров и создать из обломков новые миры, свои, со своими правилами и законами. Ты уверена, что мы не находимся в одном из таких миров? Посмотри, у нас нет ничего, чтобы не сопровождалось страданием, и это возведено здесь в догму…
- Но миров без страданий нет.
- Кто тебе это внушил? Ты пробовала жить в тех мирах, что не поддались порче и разрушению? У тебя есть долговековая память о жизни в сказке, когда счастье источают все и всё, что окружает тебя; и улыбка Солнца, улыбка единения со всем Кругом озаряет твои уста. Ты – часть Круга, а Круг растворен в тебе. Информативность в таком случае подобна электрическому разряду в воде: сей миг–повсюду-безгранично одновременно. Через века, через расстояния, от одного к другому, от пращуров к праправнукам. И все это проходит через тебя в такой же степени, как и через других. Когда все хорошо – Круг дышит живым счастьем, он излучает его. Если хоть одному в Круге что-то угрожает, это воспринимается, как угроза всему Миру: от пращура до праправнука. Круг - это система, галактика, форма жизни. Но в этой форме существования нет места лжи, обману, воровству, другим изъянам сознания, которые присутствуют в нашем нынешнем мире.
- Такого быть не может. Мирное сосуществование видов – утопия. А взять мир животных, даже мир растений, я не говорю уж о таком изощренном виде, как человек. Человек прошел десять шагов и, не ведая ни о чем, совершил сотни, если не миллиарды, прерываний жизни. И если тот мир, о котором ты говоришь и существует, то он лишен таких радостей, которые присутствуют здесь.
- Ты уверена? А что, если здешние радости, это лишь тихие и блеклые отголоски радостей тех миров? Принято считать, для оправдания существования искусственных миров, что только здесь человек познает цену всему и только здесь ему доступны чувственные наслаждения. Но это ложь. Циничная, бессовестная, уводящая сознательно человека в путешествие по кругу в другой такой же мир скорби и печали. А наши Предки знали проходы и открывали их заблудшим.
- Но почему же я здесь?
- Иногда что-то происходит. Единожды сбившись с пути, Жар птица может очень долго восстанавливать путь. Это может длиться и длиться. Она не узнает Круг, более того, она пугается всего, что доселе было ее родным и близким. А обломки миров все закрывают и закрывают проходы.
- Что же делать?
- В конце концов, измученная страданиями и метаниями по искусственному миру Жар-птица, в какой-то момент прерывает жизненные процессы в чуждом ей Кругу. Останавливает все течения, движения, весь ход мысли. Это срабатывает ее инстинкт. Тот же миг она начинает, наконец, слышать и видеть свое, родное и свойственное ей. И до этого мига она получала чистую информацию из прежнего мира, но Жар-птица воспринимала ее как сказку. Искусственный мир цепко держит свои жертвы! Попробуй вырваться из его догм и лженаук. Искусственный мир подменяет одни ценности на другие со скоростью слайдомета. Он создает видимость спирального развития. Потому что всему живому необходимо это движение. Искусственная прецессия – самое страшное изобретение мира обломков.
- Если мне самой не вырваться… я обречена?
- В любой мир посылаются посланцы. Они – Светочи. Светоч может проявиться в ком-то на миг, для решения одной задачи, ради одного слова, вовремя произнесенного. Или ради поступка, ради цепи поступков. Светоч может даже родиться в этом искусственном мире, чтобы вывести отсюда хоть одного достойного. Но бывает, что используется проектное пребывание.
- Это как?
- Это - великие явленные неявленные. Они, постоянно находясь в своем совершенном мире, и проживая там свои жизни, посылают в искусственный мир своего двойника, который здесь проживает целую жизнь с возложенными на него обязанностями.
- Но это совершенно безопасный вариант, - недоумеваю я.
- И опять же ты не видишь всей целостности картины, чтобы делать такие выводы.
Я слушаю Деда, сидя у его ног. Мне так уютно и хорошо сейчас, даже в этом мире. Я смотрю на него, на его старое, испещренное морщинами лицо, на необыкновенно умные глаза и задаю вопрос:
- А ты… Ты Светоч? Может быть ты из великих явленных неявленных?
- Я – пенсионер.
Но это объяснение меня не удовлетворяет. Я всматриваюсь в глаза Деда и опять задаю вопрос:
- Не меня ли ты пришел вызволить из плена?
Дед смеется:
- Тебя, тебя, голубушка.
- Как ты меня сейчас нашел? Когда я думаю о системе поиска, что-то сжимается. Это не связано с физическим телом, как таковым, поэтому я не могу сказать, что сжимается внутри. Это связано с тем, что окружает меня, с моим миром. Он сжимается, когда я серьезно начинаю думать о поиске. Когда все закончится и мы разлетимся с тобой в мирах и в пространствах, во временах… как я найду тебя? Но дед молчит.
…Окно первое…
Школа…Мы привыкли к системе отсчета, которая соизмерима с человеком. Каков творец системы, таковы и идеалы. Сколько святости Святого вам взвесить в граммах?
Мы присутствуем на уроке истории в школе будущего (прошлого) или параллельного (альтернативного) мира.
Класс заворожено созерцает картину, созданную учителем. Это действо необходимо всем. Если ты не станешь на начальном этапе обучения хозяином в системе, то ты проживешь свою серую жизнь, но следующий раз родишься уже в более простом мире. Мире, где твои человеческие возможности будут заменять различные механизмы. Совершенные, но ведущие к деградации.
Учитель истории ведет класс по узким улочкам древней Трои. Ученики рассматривают храмы, дворцы, дома. Они видят жителей, которые населяют город, видят их быт, уклад. Можно все потрогать руками, услышать звуки, почувствовать запахи, можно поговорить с живыми людьми на их родном языке. На какой-то период времени ученики стали частью этого мира. Если кто-то захочет узнать побольше о жизни и проблемах этого города, он может создать свое окно пребывания в нем. В этом окне можно прожить целую жизнь. Учитель, ведущий класс по Трое знает об этом, но он знает так же и то, что ученики сообщат ему о своих намерениях, и он вытащит своего ученика из любых обстоятельств.
А сейчас математика. Точная наука? Нет, конечно. Отсчет от березы до ближайшего пульсара необходим в условиях неопределенности? В нашем мире - необходим. Нам надо строить, перемещаться в пространстве, уничтожать самих себя, опять же.
Перемещение в пространстве и во времени возможно и другими способами.
Более простой способ, исходя из того, что в человеке заложено всё – открытие или знание естественных (природных) проходов по коридорам информационной связи. Не зная этой возможности, Учитель истории не отправил бы целый класс в Трою.
Перемещение тяжестей и объемов возможно, при владении гравитационными полями. Учитель истории не переместил бы весь класс в Трою, пользуясь нашими математическими знаниями.
В нашем мире тоже есть люди, которые могут это делать, но для нас это исключение из правил стандартного поведения - аномалия. Этих людей единицы, для них нет гравитации, нет перегородок в пространстве и во времени. Они, либо созрели для перехода в другую меру, либо пришли оттуда по каким-то причинам. Но и у нас, стандартных, природа берет свое. Есть такая часть активной жизни, как сон. Вот там мы можем все. Там мы настоящие творцы своей действительности…
А вместе с тем, наши Великие Предки знали и ведали про переходы и проходы во временном пространстве. По мечте и возможностям каждого, ставшего на тропу Траяна, Хранителя Праведных Путей, управляющему Временем и Пространством как Земли, так и Сварги Пречистой, открывался ему Златый Путь…
Тогда я очень серьезно заявляю ему:
- Когда ты соберешься в свой совершенный мир, возьмешь ли ты меня с собой? Я не ставлю тебе жестких рамок во времени. Когда вспомнишь, когда захочешь, когда тебе будет угодно... Только забери, мне без тебя не жизнь. Если ты этого не сделаешь по каким –то причинам…
Если этого не произойдет: на перекрестке всех путей и дорог, всех времен и пространств, я обернусь прозрачным светящимся камнем и буду ждать, ждать до тех пор, пока однажды, ты, проходя мимо, не вспомнишь этот наш разговор…
- Я пришел к тебе … Я тебя нашел… И никогда уже тебя не потеряю, даже если вынужден буду уйти…Я буду всегда рядом с тобой.
Чертог Змея.
Однажды эмир[4] из Красного села смотрел в окно. Из окна его дворца открывался чудный вид на озеро, которое в своей глади отражало небо, облака, и плакучие ивы, которые ветвями касались воды. Надо сказать, что этот эмир считал себя самым сведущим магом на свете. Он уже достиг определенных успехов в магических опытах, и ему было несколько скучно.
И сейчас он сидел у окна, лениво обозревая озеро. Тут он увидел своим магическим взглядом тайный свет в ивах, который его заинтересовал. Он тут совершил перелет к этому свету и увидал птицу редчайшей породы. Это была мужская особь Жар-птицы. Он сидел на тонюсенькой веточке ивы и пел самозабвенно песню. От него исходило белое сияние, от которого у эмира появилась резь в глазах. Иногда это белое сияние переходило в жемчужное сияние, которое в свою очередь сменялось сиянием бриллиантов. Песня лилась, но эмир не услышал ни звука из этой песни. Зато он признал в этой чудо-птице своего старинного друга, с которым когда-то сотрудничал.
- Привет, дружище! - Произнес эмир. - Что ты делаешь здесь в столь ранний час?
Один, на ветке. Ты ведь уже не молод для таких подвигов. Проходи-ка лучше ко мне в дом.
И он повел друга в свой дворец. Эмир переходил с гостем из зала в зал и показывал ему все диковины, которые умудрился собрать. Но чем дольше они ходили и общались, тем больше мрачные мысли отражало лицо эмира. Здесь было что-то не так. Его друг не зажигался его идеями, не восторгался его дворцом, его магическими опытами. Значит, он овладел чем-то, что ускользнуло от его внимания. Либо тайной, либо знаниями, либо диковиной, более достойной чем-то, что демонстрировал эмир.
Так друг немедленно превратился в соперника. А эмир превратился в Птицелова…
Не выдерживая больше ни мига, Птицелов стал расставлять силки и плести сети.
Посреди двора моментально возник шатер[5], по кругу в воздухе выткались перевесы.
- Скажи мне, друг, отчего у тебя так блестят глаза и яркий свет, который ты излучаешь, столь больно ранит? Уж не заболел ли ты случайно, ведь ты уже не столь молод, как прежде? Я боюсь за тебя.
Гость засмеялся и, будучи человеком прямодушным и открытым, почитающим друга, как друга и брата ответил:
- Это радость и счастье озаряют мою жизнь.
- Что же радостного может произойти в жизни старика? Тебя, наконец, оценили как великого ученого? Ты совершил великое открытие или тебе сделали интересное предложение?
- Да, все вместе! Только это не те силы, которые властвуют здесь, на Земле. Это Силы Небес призвали меня, оценили и явили бесценный Дар.
- Не томи, что же это?
- Не что. Кто…
-У тебя появился тайный Учитель?…
- И да, и нет. Я нашел Ту, Которую ждал и искал всю свою сознательную жизнь. Я нашел Жар-птицу.
Птицелов был в восторге: вместо одной особи он мог поймать пару небесных птиц. И он стал дальше осторожно шаг за шагом двигаться к цели.
- Ты и Жар-птица. Прости, я понимаю все, но ты уже стар, болен, как смог ты поймать сказку?
- Если свыше все решено, то неизбежно в нашем мире все свершится. Однажды я решил устроить пир для птиц. Ведь они тоже нуждаются в нашей любви и внимании. Кормил птиц в сквере, а она, избитая злыми людьми, приземлилась на этот пир. Я-то сразу узнал ее, а она стала петь только потом, когда в себя пришла. И как она поет! Слаще любви, слаще счастья, слаще радости.
- Слаще любви… - подхватил эхом Птицелов. Зависть уже душила его. Он понимал, что его старинному знакомому хорошо так, как никогда не было хорошо ему. И что -то, что переживает его гость, о чем он тайно поет в ивах, пряча песню в воду, ему не доступно. Эта недоступность заводила его сильнее, чем сам факт счастья его друга. Друг…Это ничтожество, недостойное даже мига его драгоценного внимания.
- Она существует в реальном мире или она – плод твоей фантазии? – наконец изрек он.
- Она реальнее реального мира. Ты в ней никогда не заподозришь Жар-птицу. Тем не менее, она Жар-птица. Единственное, что у нас с ней необычно это форма общения. Она слышит меня, когда мне это необходимо, я слышу ее. И расстояние здесь ни при чем. Мы всегда с ней рядом, днем и ночью, утром и вечером. Мы – неразлучники. Мы наслаждаемся друг другом, купаясь в энергии Вышней Любви. Мы питаемся чистой энергией, возникающей в этой Любви.
Видишь ли, когда существо высшего плана, состоящее из чистой энергии, дарит свою Любовь, то эту Любовь может считать и принять только подготовленная сущность.
«Значит, ты считаешь одного из вас чистой энергией? Мне, определенно, интересно будет проверить вас и поиграть с этой вашей чистой энергией», - размышлял птицелов, расхаживая по большому залу своего дворца.
- Так что же ты тогда один? Позови ее.
- Ты знаешь, она уже в пути. Она чем-то встревожена. А когда она встревожена, то преград для нее нет.
Тут к удивлению Птицелова в дверях появился Рудольф, его дворецкий и магический помощник.
- Там пришла… Посетительница. Она ищет вашего гостя, - наконец, изрек он.
Эмир, сгорая от любопытства, не справляясь с собой, поспешил встретить гостью.
Он встретил совсем не то, к чему подготовил его гость. На пороге стояла просто женщина. И совсем не красавица. И вовсе не молодая. «Понятно, у старика с головой не порядок», - отметил Эмир. Но все же тот свет, который он видел в ивах, не давал ему покоя. Будучи магом и восточным мужчиной, он знал что нужно говорить женщине, чтобы увлечь ее. Он с жаром принялся очаровывать гостью, чтобы переключить ее внимание на себя. Но все его чары были бессильны.
«Хорошо», - решил он, - «Ты - в любом случае, – слабое место этой связки».
Женщина сложила пальцы руки особым образом: она сомкнула вместе указательный и средний пальцы, накрыла большим пальцем безымянный и мизинец, прижатые к ладони. Она повернула руку ладонью к себе и ее Жар-птица вспорхнула на протянутую к ней руку. Женщина поспешила унести любимого из дома Птицелова.
Все бы это и закончилось мирным визитом в гости к старинному другу, если бы в друге не проснулся Птицелов. Немедленно, после ухода своих гостей Птицелов переоделся в мантию Мага и приступил к вызову величайших сил, которые способны были решить его проблему. Он открыл свою черную книгу по магии и стал листать ее…
Черные книги для того и существуют, чтобы учить зло большему злу. На одной из строчек палец Птицелова остановился. Зазмеились, зашевелились буквы, стали черную душу наполнять знаниями, да не простыми, а та<