С утра Чарли вкратце объяснил Господин, откуда у них бесплатный завтрак, и быстро сменил тему, на более интересующую его самого.
- Ты видел ту девочку что спала с нами в комнате, то прекрасное созданьице из лучей света? - шептал Чарли за едой.
Господин бросил на Чарли взгляд, который вмещал в себя отвращение, презрение и жалость.
- Она всего лишь ребенок. - Наконец он ответил.
- О нет! Она вовсе не всего лишь ребенок. Она наш пророк, наше будущее, наша... наша... наша национальная идея! - Чарли стукнул кулаком, сжимающий нож на этих словах.
- Национальная идея? Что ты несешь?
На это Чарли нечего было ответить. Он и сам не совсем понимал свои мысли. Господин продолжил:
- Я понимаю, что тебе не хватает Ани...
- Аннушки.
-...Но это не повод боготворить маленьких девочек. И вообще, веди себя пристойнее, иначе наше путешествие может непозволительно затянуться.
Чарли кивнул, но душа его негодовала от несправедливости, которую он никак не мог выразить словами.
Собравшись, наши герои отправились в путь. Чарли с грустью посмотрел на девочку, севшую завтракать как раз когда они с Господином выходили из дверей. Из уст Чарли вырвалось короткое и грустное «пока.», которое удивительным образом дошло до девочки. Ошеломленно Чарли смотрел, как девочка смотрит ему в глаза, улыбается и машет на прощание, пока дверь, под действием автодоводчиков, закрывалась.
- Следущая остановка в Завидово. - Заявил Господин. - Там нас либо добрая душа в дом пустит, либо, что вероятнее, придется ставить палатку. Поэтому идти надо бы быстрее, чтобы не совсем на морозе это делать.
Чарли согласился со всем сказанным и наши путешественники пошли быстрым шагом в сторону Завидово.
Глава 7: Прощай, Аня!
Чарли, Господин и девочка проснулись в Решетниковской больнице. После того, как Чарли с Господином два часа несли мужичонка на руках по холодной улице, пока ноги у обоих с радостью бы покинули своих жестоких хозяев, у них совсем не должно было быть сил. Но правдой это было лишь наполовину: у Господина энергии не было, зато она переполняла Чарли. Со вчерашнего вечера, когда они прибыли в больницу, он наблюдал за девочкой. Она прорыдала все время, до того как уснула. К великому стыду Чарли, рыдала она не только из-за состояния своего отца, а еще и из-за того, что два незнакомца его схватили и два часа куда-то несли, сверяясь иногда с бумажной картой.
Конечно, не так уж сложно заверить маленькую девочку, что ее папу несут в больницу, но наши герои и в обычном состоянии не способны сказать что-либо успокаивающее, что уж говорить о состоянии шока.
Энергия нужна была Чарли, чтобы не дать увянуть прекрасному ангелочку, не дать тоске, живущей во всех и каждом поселиться и в ней. И дураку было понятно, что девочка прошла через многое, но ведь она держится. Чарли не мог, просто не мог вытерпеть, что ломается она прямо у него на глазах. Надо было что-то делать. И он делал! Для начала узнал ее имя, которое дало ему в поддых - Аня. Потом он сбегал в столовую больницы и украл там булочку с корицей. Аня от нее отказалась. Чарли уговаривал ее, что все будет хорошо, в чем ему устало поддакивал Господин. Девочка не улыбнулась, НО: Чарли заметил в ее лице, заметил неуловимую ниточку, мимолетное изменение - начинает удаваться. Что именно было с отцом, пока никто не сказал, а Чарли боялся предполагать, поэтому он решил, что лучшим решением будет отвлечь и развеселить девочку. Он начал размышлять, какую бы историю рассказать. Перебрал в голове все истории, услышанные от Господина - не подходят для детей, надо думать дальше. Смотрит на ее лицо - ниточка пропадает, совсем пропадает ниточка, надо что-то быстрее придумать!
- Значит, историю слушай - буду сейчас рассказывать.
Убедившись, что девочка слушает, Чарли начал:
- Жила-была девочка, имя у нее было, не поверишь, Аня. Но все ее звали Аннушка. А может и не все вовсе, может только я. Но этого было достаточно. Жила она в необычайной семейке умных людей. Умных, да не богатых, а все потому, что жили они принципами. И мать Аннушки, и отец. И, как и все умные люди, живущие принципами, мать с отцом озлобились. На мир озлобились, на Аннушку озлобились, на друг-друга, особенно. А ведь не стоило вообще злобиться, стоило лишь подумать, почему же так. Поняли бы они тогда, что принципы их не стоят ни гроша и никому счастья не несут. Но не подумали они, выходит, не такими уж и умными были. Вместо этого отец уехал далеко-далеко, бросив богемную мать с маленькой дочкой. Но Аннушка-то не промах была, вот что я тебе скажу! Не унывала она ни дня своей жизни, только радовалась и радовалась. Радовалась каждой покупочке, каждому цветочку, каждой прекрасной вещи, которую не могла себе позволить, каждому человеку хорошему радовалась. И не печалилась от плохих событий, а просто давала им пройти. Никогда вот ты, Анюта, не замечала, что если просто не переживать, то все проблемы пропадают?
- Не замечала! - как-то взволновано и увлеченно ответила Аня, - А если подумать, то правда так!
- Ну так вот, потом, Аннушке исполнилось семнадцать лет и встретила она меня. Пока я винцо в магазинчике... кхм... забирал к себе. Так ее мой процесс, как она говорила, дёрганный и дикий, усмешил, что решила она со мной эту бутылочку выпить. С тех пор, она ни в чем и не нуждалась. Все я для нее делаю, голову прямо потерял. Вот и сейчас делаю, ты может не видишь этого, но я все делаю. Так и заканчивается эта вот история.
Чарли замялся и начал теребить руки. На ходу было сложно придумать хорошую концовку, даже покраснел весь наш герой. Но как поднял глаза, прямо камень с души упал: Аня слегка улыбалась.
Господин же наоборот взгрустнул - не понравилась ему история. И вообще, устал он от постоянных привираний Чарли. Размечтался он, было, как поход заканчивается, да прервал его врач, зашедший к ним, в комнату ожидания.
- С прискорбием вам сообщаю, Владимир скончался.
Все вскочили.
- Скончался? Как? - говорит Господин.
Девочка начинает плакать.
Чарли молча смотрит на врача.
- Инфаркт. - ответил врач.
- Инфаркт? Как инфаркт?! Да мы его два часа несли, жив он был всю дорогу. Да поспать мы успели. Господи, да Чарли даже булочку с корицей украсть успел, вот она, смотрите! - Господин схватил булочку со стула и начал ею раскручивать в воздухе, будто это доказывало жизнь мужичонка, - Как он умер только после всего этого? Я бы понял час, да даже два, Господи, но не десять же часов от инфаркта умирать.
Врач подошел к Господину, положил ему руку на плечо.
- Понимаю, вам сейчас тяжело...
Врач не успел договорить, потому что упал. Но упал вовсе не так неожиданно, как мужичонка, было ясное следствие его падению: тяжелый удар правой рукой в висок от Чарли.
- Это мужчина в темно-синем костюме, - сказал Чарли, уставившись на тело врача.
Господин несколько секунд разглядывал врача.
- Может похож просто?
- Да нет, он это. Он и в хостеле был, я там с ним дрался ночью.
- Как дрался, а мне что не сказал? Я-то думал, ты с кровати упал...
- Да сейчас все это не важно, сейчас надо батька Ани найти, вот что надо!
С этими словами Чарли выбежал из комнаты.
Господин же остался с Аней и телом врача. Пять минут он пытался успокоить девочку (у него не вышло), после чего в комнату зашла женщина в коричневом костюме, с короткой светлой прической. Она отвела Господина в сторону. Сказала, что женщина - социальный работник. Она рассказала Господину, что Владимир похитил свою дочь. Он бросил свою жену из-за того, что та страдала алкоголизмом и вспышками гнева. Видимо, боялся, что при разводе дочку оставят с мамой. С тех пор прошло уже больше двух лет. Сейчас девочку заберут и доставят маме, которая «идет на поправку».
Женщина продемонстрировала всевозможные документы и взяла хнычущую девочку за руку. Взяла, да и повела по коридору на улицу. Повела прямо мимо Чарли.
Чарли же не мог просто наблюдать, как хнычущую, упирающуюся девочку тянут в непонятном направлении, так что он вспылил. Но двое амбалов, ждавших в конце коридора его успокоили. Дама нагнулась к лежащему уже на полу Чарли, показала ему ту же свору документов, что показывала Господину и вчетвером они направились к выходу. Чарли только и оставалось, как лежать и смотреть на разбитого ангелочка, несчастную маленькую девочку, которая явно не хотела ехать к маме. Чарли лежал, смотрел на это и зарыдал. Он понимал, что ничего не может с этим сделать. Он понимал, что девочку сломали. Проглотили и переваривают. Через лет двенадцать ее выделят в общество задним проходом.
Господин уселся рядом с Чарли, положил руку ему на плечо и сказал:
- Пора продолжать наш путь.
Признаться, в этот момент Господин проникся любовью к Чарли. Непонятно откуда взявшейся, быть может он еще не видел его в этом свете, свете сентиментальной искренности и потерянности.
Чарли, видимо, тоже испытал что-то близкое к Господину, потому что он с ним кое-чем поделился:
- У него горло перерезано.
- Что?
- У Влада, отца Анюты, нашел я его. Горло ему перерезали, скоты.
Кем были те скоты, что перерезали Владу горло, Чарли сказать так и не смог - сам не знал. Он давно понимал - происходит что-то. Но, по правде говоря, ему было абсолютно наплевать, до вчерашнего вечера. Не думал Чарли, что эта непонятная слежка коснется такой прекрасной девочки.
Конечно, эти события очень негативно сыграли на психике Чарли, зато поспособствовали ему в выполнении посмертного обещания Аннушке: идти он начал быстро, на холоде не дрогнуть, о своей вони не думать. Он хотел только одного - поскорее закончить с этим походом, а там уж что будет, то будет.
Господину только и оставалось, что поспевать за Чарли. Так, уже в восемь вечера они оказались в Завидово.
Несмотря на то, что пришли они достаточно рано, чтобы найти себе ночлег у добрых людей, Чарли настоял на том, чтобы они палатку поставили. Спорить с ним Господин не стал сразу по трем причинам. Во-первых, он понимал, что это бесполезно - Чарли всерьез уперся в этом плане. Во-вторых, он все еще чувствовал некую близость со своим компаньоном и не хотел подбрасывать к его тоске гнев спора. А в-третьих же, он и сам чувствовал что-то неладное, догадался о том, что Чарли не хотел впутывать в их историю добрых людей, и отчасти согласился с ним.
К двенадцати у путешественников стояла палатка, оба отобедали холодной тушенкой(которой становилось непропорционально мало гречке), Чарли сделал пять больших глотков из бутылки и был таков. Господин же допил бутылку, но все равно долго еще заснуть не мог - размышлял.
Глава 8: Срыв.
Проснулись путешественники ранним утром. В темпе собрали палатку и позавтракали холодными консервами, которые порядком уже действовали на нервы обоим, в особенности - Господину. В обычные дни, его рацион был широк, как ни у кого другого. Чего он только не кушал в обычные дни. Его завтрак варьировался от яиц пашот на тосте с икрой до салата из сметаны и бекона(продукты, оказывались у Господина разными путями каждый день, в этом даже было что-то мистическое), так что можете себе представить его негодование. Чарли же не отличался таким широким гастрономическим вкусом, но он, по крайней мере, любил горячую еду. А горячую еду, с самого дня с несчастной миской, от которой у него все еще был кровавый синяк на стопе, он получил два раза. Да и то, в первый раз, он был слишком занят разглядыванием, теперь увядшего, ангелочка, Анюты, а во второй, был слишком раздражен, чтобы наслаждаться едой.
Кроме нехватки приятной пищи, разочаровывало то, что все пойло вышло(теперь в бутылке была обычная вода из колонки), а также вонь, которую оба тела источали с невероятной силой. Что уж говорить о смерти мужичонка и увядании Анюты, а так же преследовании некого мужчины в темно-синем костюме с красным галстуком(который, кстати говоря, уж больно часто менял одежку для такой клички). Одним словом - нервы. Сплошные нервы.
Ко всему прочему, героев ждала долгая прогулка сегодняшним днем: решили они, что раз так рано встали, то успеют до самой Твери дойти, а до туда пятьдесят пять километров, как-никак. Ну что тут скажешь: раз сказали - придется делать. Чарли вообще старался жить этой фразой, но давалось это не просто. Сказал он уже как-то, что до самой смерти своей Аннушку защищать будет - не вышло. Грустно теперь из-за этого. И вообще грустно. Отвратительно дела у него шли, откровенно отвратительно.
Дорого была этим днем тоскливейшая: слякоть и грязь разжиженная налипала на ботинки путешественников только так. С самого утра небо было темное и хмурое. И мало, видимо, Богу было страданий: разваливаться ботинок стал на левой ноге Чарли, как раз на той, где синяк кровяной был. Чудом еще нога его не заразилась - носки-то он не менял, кто уж знает сколько, да и пластырей не носил. А тут еще ботинок разваливающийся бил его верхней частью по синяку каждый раз, как нога поднималась. Чуть не выкинул, горемыка, этот ботинок вовсе, в приступе гнева, да опомнился быстро, только хуже ведь себе сделает. Так и шел дальше, страдаючи да храмающи. Господин, было, ему плечо даже подставил, чтобы идти полегче стало, да самому тяжело было, ненадолго его хватило.
Бывает, встретят они по дороге машину, которая остановилась, давая возможность пассажирам свои покурить да облегчиться, только пассажиры видели наших героев - сразу запрыгивают в транспорт да уезжают, от греха подальше. Винить их в этом конечно трудно, один внешний вид Чарли ребенка бы заставил заплакать, Господин, хоть и был вонюч, небрит и непричесан, выглядел опрятнее. В пяти минутах от места, где они перешли с e105 на московское шоссе, какая-то собака, проезжая мимо, облила несчастных с ног до головы дорожной грязью. Но было в этом и кое-что хорошее. Отряхиваясь и матерясь, Господин взглянул на землю, и чудом увидел там маленький железный, грязный гвоздик. Взял он его, ботинок стянул с ноги Чарли, поднял камешек, да и прибил верхнюю часть ботинка к подошве. Худо-бедно, да держалось, главное, чтобы гвоздик ногу резать не начал. А он начал, но об этом потом.
Так они и вошли в Тверь: покрытые грязью, вонючие, мокрые и несчастные. Во время поисков ночлега, когда мать ребеночка своего от путников загородила, в душе Господина что-то щелкнуло. Скинул он рюкзак, порылся в нем, открывая внутренние отделения внутренних отделений, которые явно были не заводского производства, но сделанные добро. Достал,из этих отделений, Господин то, от чего челюсть у Чарли отпала: пять бумажек со статуей генерала Николая Николаевича.
- Берег я эти денюжки, на случай, что совсем нам плохо.
- Так нам и так невмоготу! - не сдержался Чарли, за что сам себя пристыдил.
- Вообще, я предполагал ситуацию хуже, но недооценил гнусную силу простой человеческой усталости. Потратим мы эти деньги тут.
- Прям все тут и спустим?
- Все-не все, а сколько придется.
Тут же герои наши пошли в самую дорогую гостиницу Твери. Только они зашли, как бритоголовые охранники уже намерялись, как бы их выкинуть поэффектнее, да Господин двумя бумажками помахал, будто знаком отличия. Да и сработало это как знак отличая. Охранники чуть не кланялись. Шумно и броско положил Господин эти купюры на стойку регистрации, а ему взамен ключи от комнаты на двоих, да три однотысячных бумажки. Было уже около десяти вечера, так что герои поднялись в номер.
Вдоволь насладившись красивой ванной комнатой и наличием средств гигиены, герои улеглись в мягкие, красивые кровати, застеленные белоснежным бельем. Обоим не спалось, не смотря на жуткую усталость; Чарли думал сначала о том, сколько же грязи он вымыл из своей несчастной ноги, а после задумался о деньгах. Знал он, что чужие это деньги, так что совестно ему было предложить пойти их тратить, да очень уж хотелось напиться и наесться вдоволь. Господин же изначально думал о деньгах. Вспоминал, на что они их взял, совестно ему стало за то, что тратить начал. Но что бы вы думали? Тоже невтерпеж было ему наесться горячим блюдом, запить холодным пивом. А лучше настойкой. Ох, как бы ему хотелось настойки, да покрепче.
Час оба лежали в немой надежде, что второй предложит пойти кутить. Господин не выдержал. На его скромное предложение выпить по рюмочке, Чарли отреагировал невиданной радостью. Тут же вскочил с кровати, да прямо на больную ногу. Упал - тут же вскочил, да одеваться начал в свою вонючую одежку. Господин тоже стал наряжаться. Во время этого сказал:
- Утром зайдем в магазин, носков хоть купим тебе.
Рюмочкой дело не ограничилось, но оба это знали заранее, хотя и мучали стыдом себя всякий новый заказ. Правда только первые пять заказов, после этого алкоголь сделал свое дело. Напились и наелись они здорово. Господин тщательно изучал меню, выбирая себе блюдо и выпивку, а Чарли просто просил то же самое. Как только в баре заканчивались привлекающие Господина блюда, наши, благодаря этому вечеру, приятели отправлялись в другой. Только в полчетвертого утра, после закрытия всех ближайших заведений, обнявшись и смеясь они ворвались в гостиницу и, счастливые, уснули крепким сном.
Знали бы эти пьяные, о чем прямо сейчас в Москве, в полчетвертого утра разговаривает мужчина в темно-синем костюме с красным галстуком, так бы спокойно уснуть не смогли. А говорил он о том, как бы от Господина получше избавиться.
Глава 9: Плохой Дом.
Проснулись Господин с Чарли уже не такими веселыми. Стыд, видите ли, берет свое. И не только стыд за потраченные деньги, нет, это была мелочь. Основной стыд изливался из того, что Чарли и Господин непозволительно близко вчера общались. Понимаете, когда два человека, которые являются даже не приятелями, под воздействием алкоголя общаются так, будто давние лучшие друзья, наутро это противоречие дает о себе знать чувством стыда. Кроме того, обоих мучила больная голова, а спали они всего четыре часа. Обоим очень хотелось остаться на денек еще в этом роскошном президентском люксе, но это было непозволительно. Единственное, что они себе смогли позволить - перед дорогой купить три пары носков. Две для Чарли, одну для Господина.
Следующие три дня, я, с вашего позволения, пропущу. Точнее, опишу кратко. Ничего такого, требующего подробного изложения, в эти дни не происходило: ни мужчины в темно-синем костюме, ни смертей, ни интригующих встреч, даже гвоздик в ботинке Чарли пока оставался на своем месте.
В первый день, путников хватило ненадолго - остановились они у Марьино, хотя собрались дойти до Торжка (двадцать километров не дошли!), спали они в палатке, насквозь промерзли. Зато, стоит отметить, стыд стал потихоньку отступать, а герои сближаться, практически становиться друзьями. Начинавшаяся дружба давала путникам силы и хорошее настроение, да столько давало, что на следующий день, когда они остановились около Зизино, даже нашлись силы на разведение костра. И вот так впервые, они разогрели тушенку и сварили гречку. Получился весьма сносный обед, а костер не дал продрогнуть во сне. Так им это понравилось, что и в следующую ночь, под городком Высший Волочек, на озере путники снова развели костер. Чарли дрова сухие добывал, неизвестно откуда, а Господин огонь разводил, да готовил. Ну и за последний день, подробности которого я опущу, бездомцы пошли до поселка Озерный, и опять ночевали с костром и теплым ужином. Идти было уже проще обоим: ноги обоих окрепли, ранка Чарли начала зарастать (носки, видимо, хорошие оказались), да и урну Чарли перевесил, так что она теперь по другой ляжке при ходьбе стукала.
На следующий же день, на пятом часу ходьбы, Чарли сказал:
- Ба! Да я знаю эти места! Мы же на Валдай попали!
Сверившись с картой, Господин подтвердил.
- Да только мы проходим; сегодня до деревеньки Яжелебцы топать.
- Черта с два мы проходим! Давай-ка за мной.
С каким-то бешеным энтузиазмом, Чарли бросился с трассы в лес. Господину только и оставалось, что бежать следом. Бежали с сорок минут без передыху, пока не наткнулись на домик. Двухэтажный, одинокий домик в сосновом лесу. Обветшалым был этот домик, прохудившимся, пахнущим мышами-полевками да разложением. Чарли так дернул входную дверь, что Господин был уверен: она с петель сейчас рухнет. Да вот не рухнула, более того, еле открылась. Господин подивился - тяжелая должна быть, паскуда. Смотрит на деревянное крыльцо, а оно все изрезано дверью.
- Так что это за место, не соизволишь объяснить? - сказал Господин, борясь с отдышкой после бега.
- Это, друг мой, домик моей бабки дохлой! - воскликнул Чарли. - Ничуть не изменился за все эти годы!
- А что ж, этот домик теперь ничейный? Неужто, твои родители себе не прибрали, или хоть не продали?
- Да чего уж там продавать, документов-то никаких нет. Пришла как-то сюда мои дед с бабкой, дров нарубили, да построили домик этот.
Господин огляделся: вся мебель в зале, в который он попал, была сделана вручную, очень грубо, все из бревен. Не из ручного здесь были матрас да скатерть. На стене висела посмертная фотография Есенина, выцветшая, пожелтевшая, но различимая. Томик Маяковского валялся на столе (пень, с прибитыми сверху досками). На камине, грубо сделанном из валунов, стоял бюстик Гоголя и карандашный рисунок, по-видимому изображавший Цветаеву. Что-то зловещее видел во всем этом Господин, да выразить не мог.
Чарли не позволил продолжить путь. Остались в доме на ночь. Перед сном, друзья растопили печь и камин, выпили чаю, найденного в деревянном ящичке кухоньки. За чаем теперешний хозяин дома рассказал грустную историю о том, как бабка его доконала деда, тот не вынес, да прямо на глазах у трехлетнего Чарли вздернулся, а бабка жила и радовалась. Радовалась-радовалась, а потом, ни с того ни с сего вошла в озеро, да была такова. После этой истории посидели десять минут молча, думая каждый о своем, да дальше делами пошли заниматься: проветрили комнаты, выбрали каждый свою, натаскали туда матрасов и подушек из кладовки. Тут уж и почивать извольте.
Не привык Чарли спать один в помещении: пол ночи он скрипы разные слышал, будто по лестнице кто-то ходит. Понятно было, что это игра воображения, да только какая злая игра! Несколько раз он вскакивал проверять, но дом был пустой. Чуть позже, кроме скрипа он начал слышать стуки и грохот. Тут-то он разозлился сам на себя, пробурчал проклятия на свою голову дурную, укутался в подушку и уснул.
Проснулся он поздно, около одиннадцати утра. И чувствует - прохладно в доме, дурно прохладно. Не так что-то. Встает, да весь трястись начинает. То в жар бросает, то в холод. Даже слезы выступили на его темных глазах, а сам не знает почему, но волнуется неистово. Чудом он еще не начал рыдать взахлеб, когда открыл свою комнату. Открыл, да пошел тут же в комнату Господина. Берется за ручку двери, крутит, а руки-то мокрые, скользкие, ручка все поворачиваться не хочет. Ударил от беспомощности Чарли в дверь, та и отворилась. Упал, бедный Чарли на пол, да зарыдал. Взахлеб зарыдал. В комнате, как вы могли уже догадаться, Господин мертв был. Сидит себе на стуле, рукава белой рубашки закатаны, руки все в крови, вены изрезаны как только можно. Лезвие валяется в луже крови. А по всей комнате белые листки валяются, чистые-чистые. Только на одном надпись, что на коленях лежит у покойника. А надпись вот что гласила: «Плохой это дом, недобродушный.».
Было, успокоился Чарли, пошел мерять пульс Господину, хоть и знал, что не намеряет на жизнь, только подошел, видит надпись, да злость такая в нем просыпается. Духу, видите ли, хватило у них не только изобразить суицид, да еще и самого Чарли в нем обвинить. Ударил он по полу, так что кулак весь раздался тут же, да подумал: «Все, теперь-то я один до самого Петербурга. А потом может и к Аннушке с Господином».
Глава 10: Баба-Яга.
Весь день Чарли ходил по лесу и собирал ветки и бревна. Вечером вернувшись к домику, рядом с которым аккуратно лежал Господин с уже расправленными рукавами, которые закрывали чудовищные порезы, Чарли понял, что надо все сделать правильно. С целью сделать все правильно, он пошел в комнату Господина, забрал его пальто и рюкзак. Уже собираясь хоронить все это вместе с Господином, малодушие взяло верх, и Чарли забрал остатки консервов и гречки из рюкзака, но деньги не тронул, даже искать не стал. Сложив из всех бревен и ветвей, на поиски которых ушло порядка десяти часов, Чарли смастерил огромный костер, погрузил тело Господина на самый верх, накрыл его пальто и положил рядом рюкзак, после чего отправился в дом собирать опилки для розжига.
Подготовив все для обряда, Чарли неловко перекрестился просто от того, что не знал, как себя вести, да и кинул спичку в бревна.
Она потухла. Решив не сдаваться, Чарли насобирал еще опилок, нашел древнюю, пожелтевшую газету и даже канистру, на дне которой бултыхалось что-то, что выглядело огнеопасным. Закинув все это в костер, Чарли бросил еще одну спичку. В этот раз огонь появился, но очень слабенький. Еще час голодный, уставший, эмоционально убитый Чарли копошился вокруг этого костра, раздувая пламя и двигая палочкой бревна, пока, наконец, огонь не вспыхнул. Тут Чарли выдохнул, плюхнулся на землю, вытер рукавом запотевший, полный сажи лоб и принялся думать. Думал он о том, что ему делать дальше, как идти, сколько это займет времени, где брать еду. Вот сейчас он пойдет в комнату, достанет карту...
Чарли вскочил.
Карта-то в пальто Господина! Смотрит - костер полыхает адским пламенем. На своем смертном одре, когда юношеское безумие Чарли унесут года и наш мир цинизма, он все равно поклянется в том, что то адское пламя посмотрело на Чарли своими глазищами и пригласило к себе внутрь погреться. Чарли без раздумий полез в пламя, но, потрепав несчастное тело Господина, найдя в пальто карту, Чарли решил не задерживаться в огне, хоть тот его и умолял. Но он ступил, весь обожженный на землю, поклонился огню да сказал, что сначала до Петербурга добрести положено.
Осмотрев дома карту, Чарли выругался - вся она подгоревшая была и сыпалась. О следующем пункте назначения он знал первые четыре буквы названия - Крест, эти буквы своим излишним символизмом заставили Чарли передернуться. Маршрут не был сложным: выйти все у той же e105, да и идти прямо. Окончив планирования маршрута, Чарли оттопырил банку тушенки, да прямо своими руками, покрытыми золой, выел все блюдо, после чего закинул пару горстей сырой гречки в рот, схватил карту, да пошел проведывать Господина. Огонь только начинал расправляться с телом, Чарли закинул в пекло карту, да уселся ждать.
Сидит, спина на бревнышко опирается, а глаза на костер смотрят. Но тут, между глазами и костром появилось что-то: одежка дряхлая на силуэте каком-то странном. Принялся Чарли лениво силуэт рассматривать: дряхлое старческое тело горбатой бабки, нос орлиный, да бородавка на этом носу, косынка на голове, из под косынки волосы седые торчат, а ноги-то, ноги! Одна нога обычной дряхлой старухи, необычного ничего в ней нет, а вот вторая без мяса совсем, даже без кожи, кость одна торчит. Трястись Чарли начал, да показывать страха не хотел. Решил, что лучшим решением будет игнорировать ее присутствие. Но женщину это не устроило - неизвестно откуда у нее в руке метла появилась, так она этой метлой Чарли в бок и пнула. Совсем уже растерянный Чарли покраснел и выкрикнул.
- Чего тебе, бабка?
- Да мне то ничего, милок, - голос старухи был высоким и скрипучим, но в то же время что-то хтоническое чувствовалось в нем, - Да только я его забирать не буду! Избу ты не поджег потому что, дурень!
После этих слов бабка исчезла.
Проснулся Чарли от лютого холода: огонь потух. Взял тогда герой баночку заготовленную заранее, обычную, стеклянную, полуторалитровую, помахал головой, чтобы от ночного видения избавиться, да засыпал весь прах в нее. Походил по дому, вырвал из стены веревку, что между брёвнами была, да сделал из нее перевязочку, повесил банку на вторую ногу. На улице еще царила ночь, Чарли зашел в дом и лег прямо на пол.
Утром Чарли обнаружил себя в слезах и раздетым до гола. «Ну все, рассудок у меня поехал куда-то заснеженной дорогой», - подумалось Чарли. Но времени бежать за своим рассудком у него не было, чего уж говорить про желание или силы, поэтому он позволил ему катиться куда вздумается, а сам направился в таинственное место, начинающиеся с букв Крест.
Коротко ли, долго ли шел путешественник, он не знал. Пункт назначения, который оказался поселком Крестцы, он прошел, да останавливаться ему не хотелось, так он и шел, времени для него не существовало, даже пути для него существовало. Бывает, трасса в сторону уходит, а Чарли все прямо, прямо. Так он и оказался в каком-то лесу. За спиной у него холм, а впереди речка - нельзя пройти дальше. Стал Чарли орать на эту речку, чтобы та, скотина, пустила его дальше, а не мучала его, не держала тут пленником. Опять слезы проступили на нем, орет он теперь и на слезы эти, орет на себя, падает ничком, да свой разбухший кулак опять ударами об землю мучит. Так бы он там до смерти своей и остался, если бы Господин ему руку на плечо не положил.
Оглянулся тут же Чарли, а вокруг никого, но он-то знал, что это был Господин. Тогда Чарли понял, что страдает попусту. Никому эти нелепые страдания неинтересны. Вместо них следовало бы ему узнать, что этому мужчине в темно-синем костюме с красным галстуком надо. Этим он и займется, как только его встретит. А пока стоит просто найти дорогу е105. Этими такими мыслями Чарли нашел мир с самим собой, хотя бы на время.