Чтобы добраться до Западного Леса в волчьем сне, Перрину потребовалось всего полдюжины шагов, тогда как наяву это путешествие с гор через Песчаные Холмы заняло долгих три дня. Айильцы без труда поспевали за лошадьми, тем паче что в гористой местности, с ее бесконечными спусками и подъемами, кони не могли идти быстро. Раны Перрина быстро затягивались и при этом нестерпимо зудели — видимо, бальзам Фэйли возымел действие. Путники ехали почти в полной тишине, лишь изредка нарушаемой тявканьем охотившейся неподалеку лисицы или криком ястреба в вышине. Говорили мало. К радости Перрина, вороны больше не попадались. Несколько раз юноше казалось, что Фэйли хочет подъехать к нему и поговорить, но всякий раз она сдерживалась. Вот и хорошо. Больше всего на свете Перрину хотелось поговорить с ней, но вдруг в результате окажется, что он пошел у нее на поводу. Он ругал себя за желание помириться. Ведь она, Фэйли, бессовестно провела Лойала и надула его самого. И вообще, если бы она не лезла не в свое дело, все было бы проще. Его тянуло обнять и поцеловать ее, и в то же время он желал, чтобы она ушла, оказалась где-нибудь подальше отсюда. И почему она такая упрямая?
Фэйли и Девы разговаривали только между собой. Время от времени они перешептывались, после чего нарочито не смотрели даже в сторону Перрина, да с таким видом, что лучше бы они в него камнями бросались. Лойал по просьбе Перрина ехал с ними, но по его подергивающимся ушам было видно, что он расстроен. Похоже, он сожалел, что вообще связался с людьми. Гаула, напротив, все происходящее забавляло. Всякий раз, когда Перрин поглядывал на него, айилец слегка улыбался.
Перрин не мог унять тревогу. Он ехал, держа наготове лук, и размышлял об этом Губителе. Пребывает он в Двуречье только во сне или и наяву тоже? Перрин подозревал, что верно последнее и что именно Губитель без всякой нужды застрелил ястреба.
Появление Губителя еще больше все осложняло, что было совсем некстати. Ведь его главной заботой должны быть Чада Света.
Родные Перрина жили на отдаленной ферме почти у Мокрого Леса, откуда до Эмондова Луга надо было добираться полдня, а то и поболе. Его семья — отец, мать, сестренки и маленький братишка. Впрочем, Пэтраму уже девять, и он, ясное дело, считает себя большим. Пухленькой Диселле двенадцать, а Адоре шестнадцать — наверное, скоро она заплетет косу. Дядюшка Эвард, брат отца, и тетушка Мадж — плотные и крепкие. Они похожи друг на друга, и дети у них такие же. Там же жили и тетушка Ниайн, каждое утро ходившая на могилу дядюшки Карлина, и ее дети, и остроносая остроглазая двоюродная бабушка Илсин, никогда не бывшая замужем, но зато знавшая все сплетни в округе.
С тех пор как Перрина определили в подмастерья к мастеру Лухану, он виделся с родными только по праздникам. Слишком далеко от деревни они жили, да и свободного времени оставалось немного. Если Белоплащники охотятся за семейством Айбара, найти их будет нетрудно. Накроют всех разом. И поэтому он должен думать вовсе не о каком-то Губителе. Прежде всего он обязан защитить родных — и, само собой, Фэйли. После этого можно будет подумать о деревне и о волках, а уж под конец заняться Губителем.
Но разве одному человеку под силу со всем этим управиться?
Почва в Западном Лесу была каменистой, а потому здесь редко расчищали и возделывали поля. Перрин еще мальчишкой исходил эти края вдоль и поперек — когда с Рандом и Мэтом, когда один. Он охотился с луком или пращой, расставлял силки на кроликов, а то и просто блуждал по зарослям. На деревьях цокали белки с пушистыми хвостами, заливались трелями крапчатые дрозды, которых передразнивали чернокрылые пересмешники, из-под копыт вылетали перепелки с темно-синими спинками — все указывало на то, что дом близок. Даже запах земли под копытами лошадей был знаком.
Перрин мог бы направиться прямо в Эмондов Луг, но предпочел забрать на север и двигаться лесом, пока не пересек Карьерную Дорогу. Косые лучи солнца уже золотили верхушки деревьев. Никто не знал, почему этот тракт называли Карьерной Дорогой, он и на дорогу-то походил мало. Весь зарос, и лишь изредка можно было заметить остатки мощения. Однако кое-где сохранилась глубокие колеи, выбитые невесть когда колесами бесчисленных подвод и фургонов. Возможно, некогда эта дорога вела к карьеру, где давным-давно добывали камень для Манетерена.
Ферма, куда Перрин решил заехать в первую очередь, находилась неподалеку от тракта и была отделена от дороги длинными рядами яблоневых и грушевых деревьев. Но Перрин учуял ее, прежде чем увидел. Учуял и запах гари — давний, но даже минувший год не приглушил его. Он попридержал повод у кромки деревьев и не сразу решился подъехать к ферме — к бывшей ферме ал'Торов. Уцелела лишь каменная ограда овечьего загона. Ворота были распахнуты и висели на одной петле. Одиноко торчавшая закопченная печная труба отбрасывала косую тень на обгоревшие балки. На месте овинов, амбаров и сарая для сушки табачного листа было пепелище. Табачное поле и огород заросли сорняками.
Перрину и в голову не пришло наложить на лук стрелу. Пожар случился несколько недель назад, прошедшие дожди уже сгладили поверхность обгоревших бревен. Удушую требовалось около месяца, чтобы достичь такой высоты, а тут его побеги уже оплели валявшиеся рядом с полем плуг и борону. Из-под узких, бледных листьев виднелась ржавчина.
Гаул и Девы, держа копья наготове, внимательно осмотрели обгоревшие развалины. Выбравшись из руин дома, Байн посмотрела на Перрина и покачала головой. Значит, во всяком случае Там ал'Тор в огне не погиб.
Ранд, Ранд. Они знают. Знают! Ты должен был явиться сюда сам!
Перрин с трудом сдержал желание пришпорить Ходока и галопом помчаться на свою ферму. Но он попросту загнал бы коня. А ведь неизвестно, кто именно разорил хозяйство ал'Торов. Если это работа троллоков, то вполне возможно, что его родные спокойно трудятся на своих полях. Он повел носом, но ничего не учуял — гарь перебивала все другие запахи. Подошел Гаул:
— Перрин, те, кто это сделал, кто бы они ни были, давно ушли. Они убили нескольких овец, а остальные разбежались. Потом, через некоторое время, пришли другие люди, собрали отару и отогнали на север. Кажется, их было двое, но точно не скажу — следы старые и сохранились плохо.
— А есть у тебя догадки, кто это сделал?
Гаул покачал головой.
Может, это все-таки были троллоки? — подумал Перрин. Странно, конечно, желать такого. И глупо. Белоплащники знают его имя, и имя Ранда, скорее всего, тоже. Они знают мое имя! Он окинул взглядом пепелище, и сжимавшая поводья рука дрогнула. Ходок двинулся вперед.
Лойал спешился возле фруктовых деревьев, его косматая голова касалась нижних ветвей. Фэйли поравнялась с Перрином и некоторое время молча ехала рядом, изучая его лицо.
— Это… Ты знаешь, кто тут жил?
— Ранд. И его отец.
— Ох, а я уж подумала… — Девушка не договорила, но в ее голосе прозвучали облегчение и сочувствие, позволявшие понять, что она хотела сказать. — А твоя семья живет поблизости?
— Нет, — отрезал он, и девушка отшатнулась, словно от удара, но не отъехала в сторону, а по-прежнему смотрела и ждала. И как ему отослать ее подальше? Он ведь и так сделал все, что в его силах.
Солнце уже опускалось на верхушки деревьев, и тени удлинились. Натянув повод, Перрин развернул Ходока, грубо повернувшись к Фэйли спиной.
— Гаул, на ночь придется разбить лагерь где-нибудь неподалеку. Рано поутру я намерен двинуться в путь. — Он украдкой бросил взгляд через плечо — Фэйли, напряженно держась в седле, ехала назад, к Лойалу.
В Эмондовом Лугу все узнаем… Там Перрин и выяснит, где находятся Белоплащники, так что, возможно, он успеет объявиться прежде, чем они доберутся до его родных. Если еще не добрались. Если его родная ферма еще не сожжена, как ферма ал'Торов. Нет! Он должен успеть!
— Да, там все выяснится… — Там наверняка знают.
— Рано поутру, говоришь? — промолвил Гаул, сидя у костра. — Что ж, поутру так поутру. Но имей в виду, от нее ты все равно не избавишься. Она почти что Фар Дарайз Май, а если уж Дева кого полюбит, от нее не отделаешься, как ни старайся.
— Вот еще! — сердито буркнул Перрин, но тут же сменил тон. Он ведь от Фэйли хотел избавиться, а вовсе не от Гаула. — Совсем рано. Когда Фэйли еще будет спать.
В ту ночь у обоих костров было тихо. Несколько раз то одна, то другая Дева поднималась и бросала взгляд в сторону маленького костра, где сидели Перрин с Гаулом, но единственными звуками были пофыркивание коней да уханье сов. Перрин так и не сомкнул глаз. Примерно за час до рассвета они с Гаулом поднялись и двинулись в путь. То ли Байн, то ли Чиад — Перрин не разглядел, кто именно, — видела, как они улизнули, но будить Фэйли не стала, за что юноша был несказанно ей благодарен.
К тому времени, когда они выехали из Западного Леса неподалеку от деревни, солнце стояло уже довольно высоко. Над крышами вились серые дымки. Судя по запахам, рачительные хозяйки пекли хлеб. Мужчины работали, возделывая табак или ячмень, а мальчишки присматривали за отарами черномордых овец. Новоприбывшие не остались незамеченными, но ехавший быстрым шагом Перрин надеялся, что никто не узнал его и не разглядел странного наряда и копий Гаула. По деревне наверняка туда-сюда сновали люди, а потому Перрин обогнул ее с востока, держась подальше от построек, теснившихся возле лужайки, где прямо из каменистой почвы с такой силой, что запросто мог свалить человека с ног, бил Винный Ручей, тот самый, что давал начало Винной Реке. От прошлогоднего налета троллоков не осталось и следа. Все сожженные дома были отстроены заново, и деревня выглядела так, будто враги сюда и носа не совали. Хотелось надеяться, что такого больше не случится. Гостиница «Винный Ручей» находилась почти на восточной окраине Эмондова Луга, между переброшенным через стремительную Винную Реку крепким бревенчатым Фургонным Мостом и древним каменным фундаментом, посреди которого рос исполинский дуб. Под его раскидистой кроной были расставлены столы. В часы отдыха за ними сиживали люди, наблюдавшие за игрой в шары, но сейчас там, разумеется, было пусто. Восточное гостиницы стояло лишь несколько деревенских домов. Сама гостиница представляла собой примечательное здание — двухэтажное, первый этаж сложен из речного камня, второй беленый, со множеством труб, поднимавшихся над единственной в округе черепичной крышей.
Привязав Ходока и вьючную лошадь к коновязи неподалеку от кухонной двери, Перрин бросил взгляд на крытую соломой конюшню. Он и отсюда слышал, как кто-то, скорее всего Хью или Тэд, выгребает навоз из стойл, в которых мастер ал'Вир держал могучих Дхурранских жеребцов. Этих коней у него нанимали для особенно тяжелых работ. С другой стороны тоже доносились звуки — обрывки речи и громыхание повозок. Он не стал расседлывать Ходока или снимать вьюки, полагая, что задержится здесь ненадолго. Подав Гаулу знак следовать за ним, Перрин поспешил внутрь, пока из конюшни не высунулся никто из конюхов. Кухня была пуста, плиты и печи уже остыли, хотя в воздухе еще висел запах свежеиспеченного хлеба и медовых лепешек. Постояльцы наведывались в трактир нечасто и только в то время, когда дороги не заносило снегом. По большей части это были торговцы да купцы из Байрлона, наезжавшие за шерстью и табаком. К вечеру здесь собирались селяне — закусить, выпить и почесать языками, но сейчас все были заняты работой. Опасаясь, однако, что кто-нибудь мог заявиться сюда и в неурочный час, Перрин осторожно, на цыпочках прокрался по короткому коридору и, приоткрыв дверь, заглянул в гостиную. Он видел это помещение, наверное, тысячу раз — квадратная комната с большим, в полстены длиной и по плечо высотой камином, сложенным из речного камня. На каминной доске стояли полированная банка для табака и часы.
Перрину показалось, что все это стало меньше, чем прежде, будто ужалось. Перед камином стояли стулья с высокими спинками — здесь заседали члены Совета Деревни. Напротив камина, на полке, стояли книги Бранделвина ал'Вира. Когда-то Перрин и представить себе не мог, что в одном месте может быть собрано больше книг, чем эти несколько дюжин потрепанных томов. Вдоль третьей стены чинно выстроились бочонки и баклаги с вином и элем. На одном из них, растянувшись, спал желтый гостиничный кот Царапч.
В помещении не было никого, кроме самого Брана ал'Вира и его жены Марин, сидевших за столом и чистивших серебряную и оловянную посуду. Мастер ал'Вир был полным, коренастым человеком с венчиком редких седых волос вокруг лысины. Госпожа ал'Вир, стройная женщина с перекинутой через плечо толстой седеющей косой, выглядела по-матерински уютно. Перрин знал их как людей приветливых и веселых, но сейчас они явно были не в духе. Мэр сердито хмурился.
— Мастер ал'Вир! — Юноша распахнул дверь и вошел. — Госпожа ал'Вир! Это я, Перрин.
Муж и жена вскочили на ноги, оттолкнув стулья так, что те полетели на пол. Госпожа ал'Вир прижала ладони ко рту. Оба в изумлении таращились то на него, то на Гаула. Перрину стало неловко, он замялся, не зная, куда девать лук, и начал перекладывать его из руки в руку. Еще больше он смутился, когда Бран с поразительной для его возраста и комплекции ловкостью бросился к окну и, отодвинув занавеску, выглянул на улицу, словно ожидал увидеть там целую толпу айильцев. — Перрин? — недоверчиво повторила госпожа ал'Вир. — Это и впрямь ты? Я тебя еле узнала — бородой оброс, да еще и щека порезана. Где это ты… А Эгвейн с тобой?
Перрин коснулся наполовину затянувшегося шрама, пожалев, что не умылся или хотя бы не оставил лук и топор на кухне. Он и не подумал о том, что своим видом может их напугать.
— Нет-нет, — зачастил он. — Эгвейн к этому отношения не имеет. Она сейчас в безопасности.
Может, безопаснее было бы отправиться в Тар Валон, чем оставаться в Тире с Рандом, но в любом случае сейчас ей ничто не угрожает. Желая успокоить мать девушки, он добавил:
— Она учится на Айз Седай. И Найнив тоже.
— Я знаю, — спокойно отозвалась госпожа ал'Вир. — Она прислала мне три письма из Тар Валона. Из них я поняла, что отправлено было больше, да и Найнив написала по крайней мере одно, но дошли только эти три. Эгвейн кое-что поведала о своем учении. Как я поняла, порядки у них там очень и очень строгие.
— Она сама этого хотела. — Три письма? Перрин виновато пожал плечами. Сам-то он не написал никому, если не считать записок, оставленных для родителей и мастера Лухана в ту ночь, когда Морейн увезла его из Эмондова Луга. Ни одного письмеца.
— Но все-таки, — продолжала госпожа ал'Вир, — это не та судьба, которой я для нее хотела. О таком ведь не станешь рассказывать соседкам, верно? Она пишет, что познакомилась там со славными девушками — Илэйн и Мин…
— Да, я их тоже знаю. Они и вправду славные.
Много ли рассказала Эгвейн матери в этих письмах? Скорее всего, нет. Ну да ладно, он тоже не будет распускать язык и зря пугать почтенную женщину. Что было, то было, а сейчас Эгвейн в безопасности.
Спохватившись, Перрин представил хозяевам своего спутника. Услышав, что Гаул — айилец. Бран заморгал, хмуро поглядывая на копья и свисавшую на грудь черную вуаль. Жена его, однако же, просто и радушно сказала:
— Добро пожаловать в Эмондов Луг и в нашу гостиницу, мастер Гаул.
— Да будет у тебя вода и прохлада, хозяйка крова, — церемонно промолвил Гаул. — Позволь мне защищать твой кров и очаг. Видно было, что достойная хозяйка не сразу нашлась, что ответить. И то сказать, такое не каждый день услышишь.
— Благодарю за любезное предложение, — промолвила она наконец, — надеюсь, однако, что мне самой будет позволено решать, когда это потребуется.
— Как скажешь, хозяйка крова. Твоя честь — моя честь. — Гаул вынул из-за пазухи золотую солонку — лев, на спине которого стояла маленькая чаша, — и протянул ей:
— Я предлагаю этот маленький дар твоему очагу.
Марин ал'Вир приняла подарок, не выказывая удивления, хотя, как подумал Перрин, во всем Двуречье едва ли сыщется вторая столь же дорогая вещица. Ведь это золото! В здешних краях и монеты-то золотые попадались нечасто, а о безделушках и говорить нечего. Перрин надеялся, что хозяйка никогда не узнает, что этот подарок — из сокровищницы Тира. Сам он готов был биться в том об заклад.
— Сынок, — промолвил Бран, — может быть, правильнее было бы прежде всего сказать «добро пожаловать домой», но я все же спрошу — почему ты вернулся?
— Я прослышал о Белоплащниках, — просто ответил Перрин.
Мэр и его жена обменялись хмурыми взглядами.
— И все-таки, почему ты вернулся? Ты не в силах ничему помешать, сынок, и не можешь ничего изменить. Лучше тебе уехать. Если у тебя нет лошади, возьми мою. А если есть, садись-ка в седло и скачи на север. Я думал, что Белоплащники караулят Таренский Перевоз… Это они тебе физиономию разукрасили?
— Нет, это…
— Неважно. Коли ты смог незаметно для них пробраться сюда, сумеешь и уехать. Их главный лагерь в Сторожевом Холме, но разъезды они рассылают повсюду. Уезжай, сынок.
— Не мешкай, — тихо, но твердо добавила госпожа ал Вир. Когда она говорила таким тоном, люди обычно делали, что сказано. — Не задерживайся даже на час. Я соберу тебе припасов в дорогу — хлеба, сыра, ветчины, жареного мяса и соленых огурчиков. Уезжай, Перрин.
Они ничего не сказали по поводу его глаз, даже не спросили, уж не болен ли он. Госпожа ал'Вир явно не была удивлена. Они знали.
— Если я им сдамся, кое-что изменится. Я смогу уберечь свою семью…
Он подпрыгнул, когда дверь со стуком распахнулась и вошла Фэйли, а следом за ней Байн и Чиад.
Мастер ал'Вир провел ладонью по взмокшей лысине.
По одежде Дев он сообразил, что они одного племени с Гаулом, и, кажется, был лишь слегка удивлен тем, что эти воительницы — женщины. Скорее он был раздосадован неожиданным вторжением.
Царапч встрепенулся, сел и с подозрением уставился на чужаков. Интересно, подумал Перрин, он и меня принимает за чужака? И еще любопытно — как они меня нашли и где сейчас Лойал? Он готов был размышлять о чем угодно, только не о том, как управиться с Фэйли.
Но она и не оставила ему времени на размышление. Вызывающе подбоченясь, Фэйли остановилась перед ним. Каким-то образом — такое умеют только женщины — Фэйли, когда сердилась, становилась выше ростом.
— Сдаться задумал! Сдаться! Ты это с самого начала замыслил? Так или нет?! Ты полный идиот! У тебя мозги вконец усохли, Перрин Айбара. И раньше-то умом не блистал — одни мускулы да шерсть, а нынче и вконец спятил. Раз Белоплащники охотятся за тобой, то как только ты им сдашься, они тебя и вздернут. И вообще, с какой стати они тебя ищут?
— Потому что я убивал Белоплащников, — ответил он, глядя в глаза Фэйли, и, не обращая внимания на испуганное восклицание госпожи ал'Вир, продолжил:
— В ту ночь, когда мы встретились с тобой, а двоих еще раньше. О тех двоих им известно. И еще они считают меня Приспешником Темного.
Она бы узнала об этом достаточно скоро, останься они наедине. Приперла бы его к стенке и все выведала. По крайней мере двое — Джефрам Борнхальд и Джарет Байар — знают о его связи с волками. Не слишком много, но для них и того достаточно. Человек, который водится с волками, не может не быть Приспешником Темного. Может, с этими Белоплащниками явился кто-то из них.
— Они в этом уверены.
— Ты такой же Приспешник Темного, как и я, — прошептала Фэйли. — Скорее уж к Темному в Приспешники можно зачислить солнце.
— Какая разница, Фэйли. Я просто должен сделать это. Вынужден.
— Болван ты пустоголовый! Ничего подобного ты делать не должен. Гусак безмозглый! Попробуй только, и я сама тебя вздерну!
— Перрин, — негромко произнесла госпожа ал'Вир, — может быть, ты познакомишь меня с этой молодой женщиной, которая о тебе столь высокого мнения.
Только сейчас Фэйли поняла, что совершенно проигнорировала хозяев. Залившись краской, она принялась приседать, кланяться и цветисто извиняться. Байн и Чиад, как ранее Гаул, попросили разрешения защищать кров госпожи ал'Вир и преподнесли в дар маленькую, искусно сработанную из золотых лепестков чашку и покрытую изысканной гравировкой серебряную мельницу для перца размером в два Перриновых кулака, на крышке которой красовалась фигурка какого-то диковинного животного — полулошади-полурыбы.
Бран ал'Вир насупил брови, почесал голову и пробормотал что-то себе под нос. Перрин разобрал только слово «айил». Мэр то и дело с беспокойством поглядывал на окно, но едва ли из-за того, что опасался появления новых айильцев. Скорее его тревожило, не нагрянут ли ненароком Белоплащники. Марин ал'Вир, напротив, если и была удивлена тем, что на нее свалилось, справилась с потрясением без видимых усилий. С Фэйли, Байн и Чиад она повела себя точно так же, как с любыми другими молодыми женщинами, заехавшими в трактир, — сочувственно поохала по поводу трудностей долгого пути, весьма кстати похвалила дорожное платье Фэйли из темно-синего шелка и выразила восхищение цветом и блеском волос обеих Дев. Как подозревал Перрин, Байн и Чиад не знали, что о ней и подумать, но хозяйка взяла бразды правления в свои руки — с мягкой материнской властностью усадила молодых женщин за стол, предложила им влажные полотенца, чтобы отереть дорожную пыль с лиц и ладоней, и принялась потчевать их чаем из большого, в красную полоску чайника. Перрин помнил его с детства.
Забавно было видеть, как эти воинственные женщины — а к таковым он, конечно же, причислял и Фэйли — принялись нахваливать угощение, вызываться помочь хозяйке на кухне и заверять, что они не стоят ее хлопот. Точнее, было бы забавно, когда бы она не взяла в оборот и их с Гаулом — усадила за стол и заставила отереть руки, перед тем как они получили по чашке чая. Все это время с губ Гаула не сходила легкая улыбка — что ни говори, а чувство юмора у него своеобразное.
Удивительно, что госпожа Марин, кажется, вовсе не глядела ни на лук, ни на топор, ни на оружие айильцев. Двуреченцы редко носили даже охотничьи луки, а в трактире было заведено, садясь за стол, оставлять оружие в стороне. Хозяйка всегда настаивала на этом, но сегодня не проронила ни слова. Еще больше Перрин подивился тому, что Бран поставил перед ним серебряный кубок с яблочным бренди. Не маленькую стопочку, в которой и налито-то на донышке, а настоящий кубок, наполненный чуть ли не наполовину. В ту пору, когда он уезжал из Двуречья, ему предложили бы в лучшем случае сидра, а то и молока, а если вина, то уж непременно изрядно разбавленного водой. Юноше было приятно чувствовать, что к нему относятся как ко взрослому, однако пить он не торопился. За последнее время вино стало для него привычным напитком, но что-нибудь покрепче он пробовал редко.
— Перрин, — промолвил мэр, присаживаясь на стул рядом с женой, — никто не верит в то, что ты Приспешник Темного, ни один человек, если только он совсем из ума не выжил. Тебе незачем идти на верную смерть.
Фэйли энергично закивала, но Перрин оставил это без внимания.
— Я не могу отступить, мастер ал'Вир. Белоплащникам нужен я, и коли они меня не заполучат, то обрушатся на всех Айбара, до кого только доберутся. А они скоры на суд и расправу.
— Это уж точно, — тихонько промолвила госпожа ал'Вир.
Ее муж уставился на лежавшие на столе руки и, помявшись, выдавил из себя:
— Перрин, твоей семьи нет на ферме.
— Нет? Вы хотите сказать, что нашу ферму уже спалили? — Перрин сжал в кулаке серебряный кубок. — А я-то надеялся, что поспею вовремя. Мне следовало предвидеть это. Но что поделать — я узнал слишком поздно. Может, я еще помогу им отстроиться? У кого они укрылись? Мне бы для начала хоть повидаться с ними.
У Брана задергалась щека, и жена успокаивающе погладила его по плечу. Но странное дело — смотрела она при этом на Перрина. Смотрела сочувственно и печально.
— Они погибли, сынок, — собравшись с духом, выпалил Бран.
— Погибли? Нет! Не может быть! — Перрин нахмурился и уставился на искореженный кубок, словно дивясь, откуда он взялся. Неожиданно у него вспотели ладони.
Он попытался вернуть сплюснутому кубку прежнюю форму, но из этого, разумеется, ничего не вышло. Бережно поставив посудину на середину стола, он промямлил:
— Я вам другой… я…
Вытерев ладони о кафтан, он вдруг принялся поглаживать висевший у пояса топор. И почему все так странно на него смотрят?
— Это правда? — Голос юноши звучал глухо, будто доносился издалека. — Все? Адора и Диселле? Пэт? Мама?
— Все, — ответил Бран, — и тетушки, и дядюшки, и двоюродные братья и сестры. Все Айбара похоронены на том пологом холме, где растут яблони.
Перрин сунул палец в рот. Надо же, как глупо получилось — порезался о собственный топор.
— Мама так любит яблоневый цвет… Белоплащники… Но почему? Почему, чтоб мне сгореть? Пэту было всего девять. Девочкам…
— Это сделали троллоки, Перрин, — поспешно промолвила Марин, — они появились снова. Но теперь они действуют не так, как в прошлый раз, когда тебе пришлось бежать. В деревню не суются, а зверствуют по хуторам да выселкам. Почти все фермы, что на отшибе, заброшены. Ночью никто на улицу носу не кажет, даже в деревне. И так обстоят дела от Дивен Райд до Сторожевого Холма, а может, и до Таренского Перевоза. А Белоплащники, как они ни плохи, нынче для нас единственная защита. Они уже спасли две семьи, когда троллоки напали на их фермы.
— Я думал… я надеялся… — Перрин никак не мог вспомнить, на что он надеялся. Что-то насчет троллоков? Впрочем, вспоминать ему не хотелось. Белоплащники защищают Двуречье! Он чуть не расхохотался. — А Рандов отец? Ферма Тэма? Это тоже троллоки?
Госпожа ал'Вир открыла было рот, но Бран не дал ей сказать.
— Он заслуживает правды, Марин. Это сделали Белоплащники. И у ал'Торов, и у Коутонов. — Значит, и Мэтова родня тоже… Мои родные, и Ранда, и Мэта… — Странно — он говорил таким тоном, будто рассуждал о погоде. — И они тоже все погибли?
— Нет, сынок, нет. Абелл и Тэм прячутся где-то в Западном Лесу. Ну а матушка и сестры Мэта… они тоже живы.
— Скрываются?
— Нет нужды об этом распинаться, — встряла в разговор госпожа ал'Вир. — Ты, Бран, лучше принес бы ему еще бренди.
Однако муж ее остался на месте. Марин бросила на него хмурый взгляд и продолжила:
— Я бы предложила тебе переночевать у нас, но это небезопасно. У нас найдутся доброхоты, которые, коли узнают, где ты, тут же со всех ног побегут к лорду Борнхальду. Эвард Конгар и Хари Коплин повсюду таскаются за Белоплащниками, словно псы, да и Кенн Буйе ненамного лучше. А у Вита Конгара язык без костей, если что прознает, тут же начнет болтать почем зря, пока его Дейз не окоротит. Она теперь наша Мудрая. Перрин, как ни крути, а лучше тебе уехать. Поверь мне.
Юноша медленно покачал головой. Слишком много на него навалилось, сразу во всем и не разберешься. Дейз Конгар — Мудрая? Эта корова? Белоплащники защищают Двуречье, а Хари, Эвард и Вит бегают к ним с доносами. Это, может, и не диво — чего ждать от Конгаров и Коплинов, но вот Кенн Буйе… Он ведь как-никак член Совета. И еще — она назвала имя лорда Борнхальда. Стало быть, Джефрам Борнхальд здесь.
— По твоему лицу, Бранделвин ал'Вир, — промолвил Гаул, — я вижу, что сказано еще не все.
— Это правда, — согласился Бран. — Нет, Марин, — добавил он твердо, когда жена покачала головой, — мальчик заслуживает того, чтобы знать всю правду.
Госпожа ал'Вир со вздохом сложила руки на груди: она добивалась своего почти всегда, за исключением тех случаев, когда лицо Брана становилось таким, каким оно было сейчас.
— Какую правду? — спросил Перрин. Мама так любила яблоневый цвет.
— Во-первых, с Белоплащниками явился не кто иной, как Падан Фейн, — начал Бран. — Теперь он называет себя Ордейтом, а на старое имя не откликается, но это точно он.
— Приспешник Темного, — рассеянно пробормотал Перрин. Адора и Диселле по весне всякий раз украшали волосы яблоневыми цветами. — Сам признался. Это он привел троллоков в Ночь Зимы. — Пэт любил забираться на яблони, прятаться в ветвях и бросаться оттуда яблоками.
— Может, и сейчас тоже, — мрачно проговорил мэр. — Но вот что интересно — он пользуется немалым влиянием среди Белоплащников. Мы о них узнали после налета на ферму Тэма, а навел их на нее как раз Фейн. Тэм подстрелил четверых, а то и пятерых, а потом сбежал в лес. Он вовремя поспел на ферму Коутонов и предупредил Абелла. Но они схватили Натти, и девочек, и Харала Лухана с Элсбет тоже. Я думаю, Фейн наверняка бы их повесил, но лорд Борнхальд не разрешил. Но и домой их не отпустили, а держат в лагере Белоплащников в Сторожевом Холме. Почему-то Фейн ненавидит тебя. Ранда и Мэта. Он предложил по сто золотых за любого из ваших близких и по двести за Тэма или Абелла. Но похоже, лорд Борнхальд испытывает особый интерес именно к тебе. Когда здесь появляется патруль Белоплащников, лорд Борнхальд обычно приезжает с ними — и все о тебе расспрашивает.
— Да, — промолвил Перрин. — Конечно. Так и должно быть.
Перрин из Двуречья, который водится с волками. Приспешник Темного. Фейн наверняка им все так расписал… Но что общего у Фейна с Чадами Света? — отдаленно промелькнуло у него в голове. Что об этом думать? Хотя лучше об этом, чем о троллоках.
Он скривился и уставился на свои руки, заставив их спокойно лежать на столе.
— Так они, стало быть, защищают вас от троллоков…
Марин ал'Вир придвинулась к нему поближе:
— Перрин, пойми, мы нуждаемся в Белоплащниках. Да, они спалили фермы Тэма и Абелла, захватили Элсбет и Натти, но ведь ничего им не сделали… Да, они разъезжают по всей округе, словно они здесь хозяева. На нескольких дверях был нацарапан Клык Дракона, но на это никто, кроме Конгаров и Коплинов, не обратил внимания — да скорее всего они сами его и нацарапали. Тэм и Абелл могут скрываться, пока Белоплащники не уберутся, а уйти им рано или поздно все равно придется. Однако, пока здесь троллоки, без защитников нам не обойтись. Пожалуйста, пойми. Дело не в том, что мы предпочитаем их тебе, просто сейчас они нам нужны. И мы не хотим, чтобы тебя повесили.
— Ты называешь их защитниками, хозяйка крова, — вмешалась в разговор Байн, — но если ты просишь льва защитить тебя от волков, то просто-напросто кончишь жизнь в одном желудке вместо другого.
— Разве вы сами не можете постоять за себя? — добавила Чиад. — Я видела, как сражаются Перрин, и Мэт Коутон, и Ранд ал'Тор. Они той же крови, что и вы.
— Мы люди простые, деревенские, — тяжело вздохнул Бран. — Лорд Люк предлагал поднять людей на борьбу с троллоками, но его не поддержали. Идти сражаться — значит покинуть свои дома, оставить семьи без защиты. Кому такое понравится?
— А это еще кто — лорд Люк? — озадаченно спросил Перрин.
— Он явился к нам тогда же, когда и Белоплащники, — пояснила госпожа ал'Вир, — но он не из их компании. Лорд Люк — Охотник за Рогом. Слышал ты ту историю про Великую Охоту за Рогом? Он считает, что Рог Валир где-то в Горах Тумана, но отложил свои поиски, чтобы помочь нам. Вот уж кто настоящий лорд — благовоспитанный и учтивый.
Марин пригладила волосы и улыбнулась. Бран искоса посмотрел на жену и что-то проворчал.
Охотник за Рогом. Троллоки. Белоплащники. Да, видать, нынче Двуречье уже не то, каким он его покинул.
— Фэйли, ты ведь тоже Охотница. Знаешь ты этого лорда Люка?
— Более-менее, — заявила она.
Девушка встала, обойдя стол, подошла к Перрину и, положив ладонь ему на затылок, прижала его лицо к своей груди.
— Твоя матушка мертва, — тихо промолвила она, — твой отец мертв. Твои сестры, твой брат — все умерли. Вся твоя семья. Этого не исправить ничем, а уж твоей смертью и подавно. Не держи горе в себе, Перрин, дай волю своей печали.
Намереваясь оттолкнуть девушку, он взял ее за руки, но почему-то не мог их отпустить. А потом неожиданно для себя понял, что плачет, рыдает, уткнувшись в ее платье, словно малое дитя. Что она о нем подумает? Он открыл рот, намереваясь сказать, что с ним все в порядке, но вместо этого у него вырвалось:
— Я не мог поспеть раньше… Никак не мог… Я… — Он отчаянно стиснул зубы.
— Я знаю, — шептала Фэйли, поглаживая его по волосам, точно ребенка, — я знаю.
Он хотел остановиться, но чем нежнее и сочувственнее был ее шепот, тем сильнее он плакал, словно ее ласка заставляла его горе изливаться наружу потоком слез.
Глава 30. ЗА ДУБОМ
Рыдая на груди Фэйли, Перрин утратил представление о времени. Перед его внутренним взором представали образы родных: отец радостно улыбался, увидев, что он, Перрин, научился правильно держать лук, мать пела, сидя за прялкой, сестренки дразнили его, когда он впервые затеял бриться, Пэт разинул от удивления рот, впервые в жизни завидя менестреля. Перрин плакал, пока не иссякли слезы. Когда он наконец оторвался от Фэйли, то увидел, что они остались вдвоем, если не считать Царапча, умывавшегося, сидя на бочонке с элем. Юноша был рад отсутствию свидетелей. Хватит и того, что Фэйли видела его слезы.
Девушка сидела рядом, на соседнем стуле, и держала его ладони в своих. У Перрина защемило сердце — так красиво было ее лицо с темными, чуть раскосыми глазами и высокими скулами. А он в последнее время так ужасно с ней обращался. Но конечно же, Фэйли этого так не оставит. Он еще получит от нее по заслугам.
— Ну что, бросил ты дурацкую мысль сдаться Белоплащникам? — спросила девушка. В голосе ее не было и намека на то, что она видела, как он плачет, точно мальчишка.
— Похоже, толку от этого никакого. Что бы я ни сделал, они не перестанут охотиться за отцами Ранда и Мэта. Мои родные… — Он поспешно разжал пальцы на запястье девушки, но Фэйли не вздрогнула, не поморщилась, а улыбнулась. — Я должен освободить мастера Лухана с женой. А также матушку и сестер Мэта, я ему обещал о них позаботиться. И надо что-то делать с троллоками. — С троллоками ему особенно не терпелось рассчитаться. Хорошо, что Путевые Врата закрыты и никакая нечисть через них в Двуречье не проберется. Пора действовать. Кстати, может, и этот лорд Люк подскажет что толковое. — Если меня повесят, то я уже ничего не смогу сделать.
— Я очень рада, что до тебя это наконец дошло. А глупую затею отослать меня прочь ты, надеюсь, тоже оставил?
— Оставил. — Перрин напрягся в ожидании бури, но Фэйли просто кивнула, будто ждала одного этого слова и именно его хотела услышать.
— Нас пятеро, Перрин, даже шестеро, если Лойал не будет против. А коли мы найдем Тэма ал'Тора и Абелла Коутона… Они такие же отменные лучники, как и ты?
— Лучше, — правдиво ответил Перрин. — Куда мне до них!
Фэйли немного недоверчиво кивнула:
— С ними нас будет восемь. Для начала неплохо. возможно, потом к нам присоединятся и другие. К тому же здесь этот лорд Люк. Он, наверное, захочет быть главным — на то и лорд, — но если мозги у него в порядке, это не имеет значения. Правда, не все, кто принес Обет Охотника, блещут умом. Встречала я дуралеев, считающих, что им ведомо все на свете, да вдобавок еще и упрямых, как мулы.
— Я знаю. — Она взглянула ему в глаза, и он ухитрился не улыбнуться. — Я хочу сказать, знаю, что ты встречала таких. Я и сам видел парочку, помнишь?
— О, эти… Но будем надеяться, что Люк не такой надутый пустомеля. — Глаза девушки стали внимательными и серьезными. Она крепко сжала руки Перрина, будто хотела передать ему еще и свою силу. — Ты, наверное, захочешь побывать на своей ферме. Можно я поеду с тобой?
— Поедем вместе, но не сейчас, Фэйли. Когда я смогу. — Пока он еще не был готов. Если он сейчас взглянет на те могилы под яблонями… Странно. Он всегда считал себя сильным — это само собой разумелось, а оказалось, что не так он и крепок. Ну да хватит хныкать, пора браться за дело. — Сначала — главное. Найти Тэма и Абелла.
Мастер ал'Вир заглянул в зал и, убедившись, что Перрин и Фэйли уже сидят порознь, вошел.
— Там на кухне огир, — сказал он Перрину. — Самый настоящий огир! Сидит пьет чай. Я дал ему самую большую чашку, но в его ручищах она кажется не больше наперстка. Хоть Мари и делает вид, будто айильцы ей не в диковинку и чуть ли не каждый день к нам захаживают, но как увидела этого Лойала, едва в обморок не хлопнулась. Я дал ей двойную порцию бренди, так она выдула в один присест, словно воду. Поднеси я ей еще, она и еще бы выпила. — Он замолчал, поджал губы и принялся рассматривать н