Ранд ткнул пальцем в один из них, расположенный в центре.
— Вы уверены, что у Саммаэля не прибавилось лагерей? — Легкая гримаса на лице Вейрамона заставила Ранда раздраженно бросить: — Да пусть будет кто угодно: лорд Бренд, Совет Девяти, хоть сам король Маттин Стефанеос ден Балгар! Я о деле спрашиваю:
лагеря все те же?
— Наши разведчики говорят, что там все без изменений, — спокойно ответил Джеран. Стройный и прямой, как клинок, с проседью в густых светло-каштановых волосах, теперь он всегда был спокоен, ибо с приходом Ранда завершилась четырехсотлетняя кровная вражда кланов Шаарад и Гошиен. — Совин Най и Дуад Махдиин ведут постоянное наблюдение. — Он одобрительно кивнул, и Деарик поступил так же. Прежде чем стать вождем, Джеран принадлежал к воинскому сообществу Совин Най — Руки-Ножи, а Деарик — к Дуад Махди'ин — Ищущие Воду. — Гонцы докладывают нам обо всех передвижениях каждые пять дней.
— Мои разведчики сообщают, что изменения есть, — сказал Вейрамон с таким видом, будто и не слышал слов Джерана. — Я отправляю отряд каждую неделю. На дорогу туда и обратно уходит целый месяц. Но уверяю вас, что у меня самые свежие сведения. Разведка очень сложна — слишком далеко.
Айильцы и бровью не повели, лица их оставались словно высеченными из камня. Ранд предпочел не обращать на это внимания. Он и прежде пытался сблизить между собой подвластные ему народы, да все без толку — стоило ему отвернуться, как пропасть между Тайренцами, кайриэнцами и айильцами становилась прежней.
Что же касается лагерей… Он знал, что их по-прежнему пять, ибо побывал в них, если можно так выразиться. Существовало… некое место, в которое можно попасть, если знаешь как. Странное, безлюдное отражение реального мира. Он ходил по земляным валам и бревенчатым стенам огромных фортов, знал ответы почти на все вопросы, которые собирался задать, но скрывал это, ибо в каждом его плане заключался иной, скрытый, и Ранд жонглировал ими, словно менестрель факелами.
— И Саммаэль все еще приводит новых людей? — На сей раз Ранд произнес это имя с нажимом.
Лица айильцев не изменились — эти люди понимали, что порой приходится принимать вещи такими, каковы они есть, независимо от того, нравится тебе это или нет, — прочие же смотрели исподлобья. Ну что ж, рано или поздно им тоже придется уразуметь, что дела обстоят не так, как хотелось бы.
— Туда стягиваются все мало-мальски способные держать оружие. Кажется, скоро весь Иллиан соберется там, — с мрачным видом заявил Толмеран. Тир враждовал с Иллианом со времени распада империи Артура Ястребиное Крыло, и история обеих стран представляла собой нескончаемую череду войн, начинавшихся зачастую по смехотворным поводам. Толмеран, как истинный уроженец Тира, был не прочь сразиться с иллианцами, однако же, в отличие от других Благородных Лордов, кажется, полагал, что не каждую битву можно выиграть одним лихим наскоком. — Все разведчики докладывают, что лагеря растут и возводятся новые укрепления.
— Нужно выступать немедленно, милорд Дракон, — с пылом заявил Вейрамон.
— Сожги мою душу Свет, если я не застану этих иллианских раззяв врасплох, со спущенными штанами. Они сами загнали себя в угол, засев в этих мышеловках. У них ведь и кавалерии-то почти нет! Клянусь, я раздавлю их, и дорога на город будет открыта. — В Иллиане, так же как в Тире и Кайриэне, говоря «город», имели в виду столицу, по имени которой называлась и вся страна. — Сгори мои глаза, я водружу ваше знамя над Иллианом уже через месяц. Самое позднее, через два. — Бросив взгляд на кайриэнцев, он нехотя поправился: — Мы водрузим. Семарадрид и я.
Семарадрид едва заметно кивнул.
— Нет! — отрезал Ранд. Затея Вейрамона грозила обернуться бедой. Между его станом и укрепленными лагерями Саммаэля на двести пятьдесят миль простирались бескрайние травянистые равнины, где пятидесятифутовый холмик считался горой, а крохотная, в два гайда, рощица — чащобой. У Саммаэля тоже есть разведчики: каждая крыса, каждый ворон может оказаться его соглядатаем.
Двести пятьдесят миль — это двенадцать или тринадцать дней пути для тайренских и кайриэнских солдат, да и то если повезет. Айильцы добрались бы быстрее, дней за пять, но даже у айильцев целое войско движется медленнее, чем отряд разведчиков. К тому же план Вейрамона не предусматривает их участия в походе. Задолго до приближения армии Вейрамона к Дойрлонским Холмам Саммаэль будет предупрежден и сам сможет нанести противнику смертельный удар. Дурацкий план. Еще более глупый, чем тот, который навязывал им Ранд.
— Нет. Я уже отдал приказ. Всем оставаться здесь, пока не прибудет Мэт и не примет на себя командование. Но даже и тогда никто не тронется с места, пока я не решу, что сил собралось достаточно. Сюда идут подкрепления — из Тира, из Кайриэна, и айильцы подходят. Я намерен разгромить Саммаэля, Вейрамон. Покончить с ним навсегда и водрузить над Иллианом Знамя Дракона. — Последнее было правдой. — Мне хотелось бы остаться здесь, с вами, но в Андоре необходимо мое присутствие.
Вейрамон поморщился, а Семарадрид скорчил такую кислую мину, что она могла бы превратить вино в уксус. На лице Толмерана не было вовсе никакого выражения, но именно это указывало на крайнюю степень неодобрения. Семарадрида беспокоила задержка. Он не раз указывал на то, что коли здесь, в лагере, с каждым днем собирается все больше народу, значит, и в Иллиане происходит нечто подобное. Ранд подозревал, что Вейрамон предложил свой план, поддавшись на уговоры Семарадрида. Толмеран сомневался в способности Мэта командовать армией. Конечно, истории о воинских подвигах Мэтрима Коутона он слышал, но почитал их пустыми россказнями глупцов, желавших подольститься к простому деревенскому парню, которого угораздило оказаться приятелем самого Лорда Дракона. Некоторые возражения лордов не были лишены резона, но это не имело значения, ибо план, предложенный им Рандом, являл собой не что иное, как очередную хитрость. Представлялось маловероятным, чтобы Саммаэль целиком положился на одних воронов и крыс. Ранд полагал, что у него, у других Отрекшихся, да и у Айз Седай тоже в лагере немало и обычных лазутчиков.
— Да свершится воля Лорда Дракона, — угрюмо проворчал Вейрамон.
Храбрости Вейрамону было не занимать, но и глупости тоже. Он думал лишь о собственной славе, смертельно ненавидел Иллиан, презирал кайриэнцев, а айильцев считал дикарями. Именно такой человек и нужен был Ранду. Пока командует Вейрамон, Толмеран и Семарадрид особого рвения проявлять не станут.
Некоторое время говорили военачальники. Ранд же только слушал, изредка задавая вопросы. Противодействия его плану больше не было, о том, чтобы немедленно выступить в поход, никто и не заикался. Разговор шел в основном о подводах, лошадях и припасах. На Равнине Маредо деревни встречались редко, а городов, если не считать Фар Мэддинга на севере, и вовсе не было. Плодородной земли едва хватало для прокорма немногочисленных местных жителей, следовательно, для снабжения огромной армии требовался постоянный подвоз из Тира всего необходимого — от муки для выпечки хлеба до подковных гвоздей. Однако Благородные Лорды, за исключением Толмерана, сходились на том, что все необходимое, дабы добраться до рубежей Иллиана, войско может везти в обозах, а уж перейдя границу, оно прокормится за счет противника. Похоже, их привлекала возможность опустошить земли исконных врагов на манер стаи саранчи. Кайриэнцы, особенно Семарадрид и Менерил, придерживались другого мнения. Гражданская война и осада, которой подвергли их столицу Шайдо, заставили оголодать не только кайриэнское простонародье. Ввалившиеся щеки военачальников говорили сами за себя. Иллиан слыл богатым краем — даже на Дойрлонских Холмах встречались фермы и виноградники, но Семарадрид и Менерил полагали, что грабеж — не самый надежный способ обеспечить пропитание для солдат. Что же до Ранда, то он, конечно же, не желал разорения Иллиана.
Ни на кого из лордов Ранд особо не нажимал. Сунамон заверил его, что подводы готовят, а он уже усвоил, что говорить Ранду одно, а делать другое небезопасно. Заготовка припасов велась по всему Тиру, невзирая на то, что Вейрамон кривился от нетерпения, а Ториан сетовал на непомерные расходы. Так или иначе, все шло по плану и будет идти по плану впредь — об этом есть кому позаботиться.
Когда Ранд собрался уходить, обмотав голову шуфа и взяв Драконов скипетр, Тайренцы и кайриэнцы вновь — рассыпались в пышных славословиях, то и дело изысканно кланяясь, и потом принялись уговаривать его остаться на пир, искренне надеясь получить отказ. И тайренские, и кайриэнские вельможи старались по возможности избегать общества Возрожденного Дракона, хотя и скрывали это, опасаясь впасть в немилость. Ну а уж когда он прибегал к Силе, все они думали лишь о том, как бы оказаться подальше. Разумеется, они с поклонами проводили его до выхода и проследовали за ним несколько шагов снаружи, но, когда наконец отстали, Сунамон вздохнул, а Ториан — Ранд сам это слышал — аж хихикнул от облегчения.
Айильские вожди, хранившие молчание во время совета, так же молча последовали за Рандом. Девы присоединились к Сулин и трем ее спутницам и сомкнулись кольцом вокруг шестерых мужчин, направившихся к другому, в зеленую полоску шатру. Когда они вошли в шатер, Ранд заметил, что вожди сегодня не очень-то разговорчивы.
— А что толку говорить, если эти мокроземцы все равно не хотят слушать?
— отозвался Деарик, рослый, всего на палец ниже Ранда, носатый мужчина с проблеском седины в золотистых волосах. Его голубые глаза выражали крайнюю степень презрения. — Они слушают только ветер.
— Они рассказали тебе о мятеже? — спросил Эрим. Ростом он превосходил Деарика, седины в рыжих волосах имел побольше, а его нижняя челюсть задиристо выдавалась вперед.
— Рассказали, — ответил Ранд.
Ган угрюмо посмотрел на него и промолвил:
— Если ты пошлешь этих тирских болтунов в погоню за им подобными, то совершишь большую ошибку. Даже если сами они не предадут тебя, с предателями все' равно не совладают. Отправь копья. Одного клана будет более чем достаточно.
Ранд покачал головой:
— Дарлин и прочие мятежники могут подождать. Саммаэль — вот что сейчас важно.
— В таком случае давай двинемся на Иллиан сейчас, — предложил Джеран. — И забудь ты об этих мокроземцах, Ранд ал'Тор. Ведь здесь сейчас собралось почти двести тысяч копий. Мы разобьем иллианцев еще до того, как Вейрамон Саньяго и Семарадрид Маравин преодолеют половину пути.
Ранд на мгновение прикрыл глаза. Ну неужто все так и будут без конца с ним спорить? И айильцы туда же, а ведь они не из тех, кто робеет от одного сердитого взгляда Возрожденного Дракона. Пророчества мокрых земель ничего для них не значили, и они не испытывали почтения к титулу Возрожденного Дракона. Айильцы следовали за Тем-Кто— Пришел-с-Рассветом, за Кар'а'карном, но и Кар'а'карн, о чем ему уже надоело слышать, вовсе не был королем.
— Я хочу, чтобы каждый из вас пообещал, что не уйдет отсюда до прибытия Мэта.
— Мы останемся, Ранд ал'Тор. — В обманчиво мягком голосе Бруана слышалось недовольство. Остальные подтвердили свое согласие кивками, неохотно, но подтвердили.
— Хоть это и пустая трата времени, — добавил, поморщившись, Ган.
— Да не видать нам вовек прохлады, если это не так, — подхватили Джеран и Эрим.
Ранд не ожидал, что они так легко согласятся.
— Чтобы сберечь время, то и дело приходится тратить его впустую, — пояснил он, и Ган фыркнул.
Громоходцы приподняли на шестах боковины шатра, чтобы его продувал ветерок. Он был жарким и сухим, но айильцы, по-видимому, находили его освежающим. Ранд же потел не меньше, чем на солнцепеке. Сняв шуфа, он уселся на сложенные коврики напротив Бруана и остальных вождей. Девы, присоединившись к Громоходцам, окружили шатер. Время от времени они беззлобно подтрунивали друг над другом и весело смеялись. Кажется, на сей раз в обмене колкостями верх взяли мужчины, во всяком случае, Девы дважды поднимали свои круглые кожаные щиты и потрясали копьями. Ранд, как всегда, почти ничего не понял.
Примяв пальцами табак в коротенькой трубочке, он пустил по кругу кисет из козлиной кожи — в Кэймлине нашелся небольшой бочонок доброго двуреченского табака. Затем, пока остальные дожидались Громоходца, посланного к костру за горящим прутиком, он направил Силу, и его трубка зажглась сама собой. Наконец все раскурили свои трубки и, добродушно попыхивая, завели разговор.
Продолжался он примерно столько же времени, сколько и совещание с лордами, причем вовсе не потому, что обсуждались слишком уж важные дела. Просто, раз Кар'а'карн беседовал с вождями мокрых земель, ему надлежало поговорить и с айильскими. Айильцы были до крайности щепетильны в вопросах чести — понятие джиитох, долг и честь, определяло все стороны их жизни. Правда, правила, которыми они руководствовались, уразуметь было порой столь же нелегко, как и понять их юмор. Они поговорили о подтягивавшихся из Кайриэна айильских отрядах, о том, когда ждать прибытия Мэта и что предпринять в отношении Шайдо, если вообще стоит что-либо предпринимать. Говорили и об охоте, о женщинах, о бренди — так ли он хорош, как ооскваи, — и, конечно же, шутили. Даже терпеливый Бруан в конце концов беспомощно развел руками и признал, что ему не под силу втолковать Ранду, в чем соль тех или иных айильских шуток. Ну как, во имя Света, можно уразуметь, что смешного в том, что мужчина, желавший жениться на одной женщине, женился на ее сестре, а какая-то другая женщина чем-то ненароком уколола мужа? Ган фыркал, ворчал и решительно отказывался верить, что Ранду не смешно, — сам он так хохотал над историей о случайном уколе, что чуть не лопнул со смеху. Единственное, о чем никто не говорил, так это о надвигавшейся войне с Иллианом Когда еще не отошедшие от смеха вожди ушли, Ранд встал, выбил трубку и, щурясь на солнце, наполовину спустившееся к горизонту, растер каблуком пепел. Еще было время вернуться в Кэймлин и встретиться с Баширом, но он вошел в шатер и долго сидел, молча наблюдая закат. Когда светило коснулось горизонта и краешек неба окрасился кровавым багрянцем, Энайла с Сомарой принесли ему тарелку тушеной баранины, да такую, что с избытком хватило бы на двоих, каравай хлеба и кувшинчик с мятным чаем, который тут же поставили охлаждаться в кожаное ведро с водой.
— Ты мало ешь, — промолвила Сомара. Она порывалась еще и пригладить ему волосы, но Ранду удалось уклониться.
Энайла взглянула на него и заметила:
— Не бегай ты так от Авиенды, она бы проследила, чтобы ты ел как следует.
— Он оказывает ей знаки внимания, а потом сам же ее избегает, — пробормотала Сомара. — Теперь тебе придется заново добиваться ее расположения. Попроси разрешения вымыть ей волосы.
— Ну уж нет, так забегать вперед не стоит, — решительно возразила Энайла. — Пусть предложит причесать ее, для начала и этого будет более чем достаточно. Он ведь не хочет, чтобы Авиенда сочла его слишком настырным.
Сомара хихикнула:
— Мудрено счесть его не в меру настырным, коли он от нее прячется. Ты слишком уж скромничаешь. Ранд ал'Тор.
— Вы что, решили вдвоем заменить мне матушку, а? Облаченные в кадинсор женщины растерянно переглянулись.
— Как ты думаешь, это очередная шутка в манере жителей мокрых земель? — спросила Энайла.
— Не знаю. Не похоже, что ему смешно, — пожав плечами, ответила Сомара и похлопала Ранда по спине. — Я уверена, шутка у тебя что надо, но было бы неплохо разъяснить нам ее суть.
Ранд молча страдал, чуть ли не скрежеща зубами; он с трудом запихивал в рот кусок за куском под пристальными взглядами обеих Дев, следивших буквально.за каждой ложкой. После того как они удалились с пустой тарелкой, легче не стало, поскольку явившаяся им на смену Сулин принялась втолковывать Ранду, как ему вернуть благосклонность Авиенды. По айильским понятиям, такого рода советы могла бы давать первая сестра первому брату.
— В ее глазах ты должен выглядеть скромным, — наставляла седовласая Дева, — но не настолько, чтобы показаться скучным. Попроси ее потереть тебе спину в палатке-парильне, но сделай это с застенчивым видом, потупив глаза. А когда будешь раздеваться перед сном, чуток попляши, будто оттого, что просто доволен жизнью, а потом сделай вид, словно только что ее заметил, извинись — и быстро под свои одеяла. При этом не мешало бы покраснеть. Ты умеешь?
Ранд молча страдал. Девы, конечно же, знали многое, но кое о чем понятия не имели.
Когда он вернулся в Кэймлин, солнце давно закатилось. Ранд прокрался в свою спальню на ощупь, с сапогами в руках, с трудом находя путь в темноте. Даже если бы он не знал, что Авиенда находится там, на своем неизменном соломенном тюфяке у стены, то все равно почувствовал бы ее присутствие. В ночной тиши он отчетливо слышал ее дыхание. Ранд надеялся, что вернулся достаточно поздно и Авиенда уже уснула. Ему до смерти надоело выслушивать насмешки Дев по поводу робости и застенчивости. Они утверждали, что качества эти бесспорно хороши, но все хорошо в меру.
Устраиваясь в постели, Ранд испытывал и облегчение — сумел-таки незамеченным проскочить мимо Авиенды, и раздражение — не решился даже зажечь лампу и умыться. Он уже закрыл глаза, когда Авиенда повернулась на своем тюфяке — скорее всего, она вовсе не спала — и промолвила:
— Спокойного сна и доброго пробуждения. Радоваться тому, что женщина, встреч с которой избегаешь, пожелала тебе доброй ночи, — это уж полная дурь. Вот как размышлял Ранд, ворочаясь на набитой гусиными перьями подушке. Авиенда, скорее всего, сочла его попытку пробраться в спальню тайком превосходной шуткой. Айильцы относились к юмору как к искусству, причем предпочитали такие остроты, от которых попахивало кровью. Перед тем как сон окончательно сморил его. Ранд успел подумать и о том, что у него в запасе есть действительно великолепная шутка, о которой, кроме него самого, знают лишь Мэт и Башир. Начисто лишенный чувства юмора Саммаэль и представить себе не мог, что собранная в Тире могучая армия — это самая грандиозная шутка, какую видел мир. Если повезет, Саммаэль расстанется с жизнью, так и не сообразив, что ему было над чем напоследок посмеяться.
ГЛАВА 5. Другой танец
«Золотой олень» во многих отношениях оправдывал свое название. Большой обеденный зал был уставлен полированными столами и скамьями с резными ножками, а одна служанка в белом переднике только и делала, что без конца подметала такой же белый каменный пол. Стены были оштукатурены, а под высоким потолком тянулся узорчатый, голубой с золотом бордюр. Искусно сложенные каменные камины были украшены хвойными веточками, а над каждым дверным и оконным проемом красовалась резная оленья голова с ветвистыми рогами, поддерживающими винную чашу. На одной из каминных досок даже стояли часы, причем позолоченные. На маленьком помосте усердствовали музыканты — двое потных мужчин в одних рубахах играли на визгливых флейтах, другая пара на девятиструнных биттернах. а краснолицая женщина в платье в голубую полоску крошечными деревянными молоточками настукивала по цимбалам на тонких высоких ножках. Больше дюжины служанок в бледно-голубых платьях и белоснежных передниках сновали туда-сюда. В большинстве своем они были молоденькими и хорошенькими, хотя попадались и такие, которым было не меньше лет, чем самой хозяйке гостиницы госпоже Дэлвин — маленькой круглолицей женщине с жиденьким пучком седых волос на затылке Заведение ее было из числа тех, которые всегда нравились Мэту, а его притягивали уют и запах денег К тому же, что во многом определило выбор Мэта, «Золотой олень» находился в самом центре города Безусловно, не все в нем оправдывало славу одной из двух лучших гостиниц в Мироуне Из кухни тянуло репой, бараниной и острым ячменным супом, без которого здесь не обходился ни один обед. Все эти «ароматы» смешивались с запахами пыли и конского пота, проникающими с улицы. Но что поделаешь, город наводнен беженцами и войсками, а в окружавших его лагерях солдат собралось еще больше. Бравые вояки шатались по улицам, хриплыми голосами горланили солдатские песни и на чем свет стоит кляли невиданную жарищу. В воздухе висела горячая пыль, поднятая множеством сапог и конских копыт. Несмотря на духоту, окна гостиницы были плотно закрыты. Хозяйка знала, что стоит их приоткрыть, как в помещение набьется пыль, а прохладнее все равно не станет. Весь город был настоящим пеклом.
В пекло же, по мнению Мэта, мало-помалу превращался и весь этот паршивый мир, а уж почему — об этом ему и задумываться не хотелось Чего ему хотелось, так это забыть и о жаре, и о том, зачем он торчит в Мироуне, и вообще обо всем на свете Его щегольской зеленый кафтан с золотым шитьем по обшлагам и воротнику был расстегнут, ворот тонкой полотняной рубахи не зашнурован, но Мэт все равно потел, как загнанная лошадь.
Может быть, сними он намотанный на шею черный шелковый шарф, стало бы чуток полегче, но Мэт почти никогда не делал этого на людях. Допив вино, он поставил на стол блестящую оловянную кружку и принялся обмахиваться широкополой шляпой. Сколько он ни пил, влага тотчас выходила наружу потом.
Когда Мэт решил остановиться в «Золотом олене», многие лорды и офицеры отряда Красной Руки последовали его примеру, а постояльцам попроще пришлось перебраться в другие трактиры. Госпожу Дэлвин это не слишком огорчило. С лорда можно запросить за кровать впятеро больше, чем с простолюдина. Благородные гости платили не скупясь, драк за столами не затевали, а ежели собирались пустить друг другу кровь, то выходили на улицу. Правда, сейчас, в полдень, зал был почти пуст, и хозяйка то и дело вздыхала, поглядывая на свободные скамьи. Трудно было рассчитывать продать до вечера много вина, а основной барыш давало именно оно. Впрочем, музыканты наяривали что есть мочи. От горстки лордов, которым понравилась музыка — а обращения «милорд» заслуживает всякий, у кого водится золотишко, — можно получить больше монет, чем от целой оравы простых солдат.
Нет, сколь это ни было прискорбно для музыкантов и их кошельков, прислушивался к игре один только Мэт, да и тот морщился и вздрагивал на каждой третьей ноте. По правде сказать, то была не вина музыкантов — их музыка могла показаться не такой уж скверной, если знать, какую мелодию слушаешь Мэт знал — он сам, отбивая такт, напел музыкантам этот мотив, — но никто другой не слышал ничего подобного две с лишним тысячи лет. Музыканты заслуживали похвалы уже за одно то, что им удалось уловить ритм.
До ушей Мэта долетел обрывок разговора Бросив обмахиваться шляпой, он поманил кружкой служанку, давая понять, что хочет еще вина, и повернулся к троим собеседникам, сидящим за соседним столом:
— О чем это вы, а?
— Да вот пытаемся найти способ выудить из тебя хотя бы часть наших деньжат. Ты ведь нас вконец обчистил, — буркнул в кружку с вином Талманес Он не улыбался, но и огорченным не выглядел. Просто этот человек редко улыбался. Он был несколькими годами старше Мэта, на целую голову ниже его и всем своим обликом порой наводил на мысль о сжатой пружине. — В карты тебя никому не обыграть.
Талманес командовал половиной кавалерии отряда и, будучи кайриэнским лордом, на солдатский манер брил голову спереди и пудрил ее, хотя большую часть пудры смывал пот. В Кайриэне многие дворяне усвоили эту солдатскую моду, однако Талманес вдобавок носил простой кафтан без цветных прорезей, хотя по происхождению имел право на немалое их число.
— Так уж и обчистил! — протестующе воскликнул Мэт. Конечно, когда приваливала удача, он выигрывал помногу, но даже ему карта шла не всегда. — Кровь и пепел, не ты ли на прошлой неделе обставил меня на пятьдесят крон?
Пятьдесят крон! А ведь всего год назад он, Мэт, с ума бы сошел, лишившись одной— единственной. Точнее, год назад ему нечего было лишаться, денег в его карманах тогда не водилось.
— Полсотни выиграл, это точно, но сколько сотен я просадил тебе до того? — суховато заметил Талманес. — Мне хотелось бы отыграться.
На самом деле, начни Мэт часто проигрывать, это вызвало бы беспокойство у Талманеса, да и не у него одного. Многие считали необычное везение Мэта своего рода талисманом отряда.
— Кости тут не сгодятся, — пробормотал Дайрид, командовавший в отряде пехотой, и жадно отхлебнул из кружки, не обращая внимания на лишь наполовину скрытую за напомаженной бородкой усмешку Налесина. Дворяне в большинстве своем считали игру в кости грубой и подобающей лишь простонародью. — Я ни разу не видел, чтобы, бросая кости, ты закончил вечер с проигрышем. Но должно быть и нечто тебе неподвластное. Понимаешь, что я имею в виду?
Ростом Дайрид был чуть повыше своего соотечественника Талманеса и лет на пятнадцать его старше. Не раз перебитый нос и пересекающие лицо глубокие белесые шрамы выдавали в нем бывалого вояку. Он тоже брил и пудрил голову, причем очень давно — вся его жизнь прошла на военной службе. Из сидевшей за столом троицы он один не имел благородных предков и вышел в офицеры из простых солдат.
— Вот мы и подумали, может, скачки подойдут, — вставил, жестикулируя оловянной кружкой, Налесин. Крепкий и ладный, превосходивший ростом обоих кайриэнцев, этот тайренский лорд командовал в отряде второй половиной кавалерии. Мэт порой недоумевал, почему даже в такую жару он не сбрил свою роскошную черную бороду, да еще и подстригал ее каждое утро, чтобы сохранить остроконечную форму. Простые серые кафтаны Дайрида и Талманеса были распахнуты, а зеленый, шелковый, с пышными по тирской моде рукавами и шитыми золотом манжетами кафтан Налесина наглухо застегнут. Лицо лорда блестело от пота, но он не обращал на это внимания. — Сгори моя душа, и за карточным столом, и на поле боя тебе несказанно везет. И при игре в кости тоже, — добавил он, искоса взглянув на Дайрида и поморщившись. — Но на скачках все зависит не столько от удачи, сколько от лошади. Мэт оперся локтями о стол и улыбнулся:
— Найди себе доброго коня, и посмотрим, чья возьмет.
Он не был уверен, что на скачках ему будет везти так же, как в картах, везение вообще вещь непредсказуемая, зато прекрасно разбирался в лошадях, ибо, можно сказать, вырос в конюшне. Его отец торговал лошадьми.
— Так будете вы пить или нет? Я вам вина налить не могу, мне до кружки не дотянуться.
Мэт оглянулся через плечо. Позади с блестящим оловянным кувшином в руках стояла служанка. Темноглазая, со светлой кожей и падающими на плечи темными кудрями, она была невысока ростом, но сложена чудесно. Мелодичный кайриэнский акцент делал ее голосок похожим на перезвон колокольчиков. Бетсе Силвин приглянулась Мэту с того самого дня, когда он впервые переступил порог «Золотого оленя», но только сегодня у него появилась возможность поговорить с ней — до сих пор всякий раз находился пяток неотложных дел да десяток таких, которые надо было сделать еще вчера. Его собеседники уже уткнулись в кружки, будто оставляя его наедине с девушкой. Надо же, хоть двое из них и лорды, а соображают, что к чему.
Ухмыльнувшись, Мэт перекинул ногу через скамью и подставил девушке кружку.
— Спасибо, Бетсе, — сказал он, и служанка сделала реверанс. Однако когда Мэт предложил девушке и самой выпить с ним, та поставила кувшин на стол, сложила руки на груди, склонила голову набок и, окинув его взглядом, сказала:
— Боюсь, что госпоже Дэлвин такое вряд ли понравится. А вы лорд, да? Вроде бы вы тут всем заправляете, но лордом вас никто не кличет. Да и почти никто не кланяется.
— Нет! — ответил Мэт более резко, чем собирался. — Никакой я не лорд. — Ранд сглупил, позволив всем и каждому называть его Лордом Драконом, но уж от него, Мэтрима Коутона, подобной дурости никто не дождется. Он глубоко вздохнул и вернул себе привычную ухмылку. Некоторые девицы любят морочить мужчинам голову, но в этой игре он и сам мастак. — Давай-ка без церемоний, Бетсе. Называй меня просто Мэт, и на ты. Договорились? И присядь рядышком, госпожа Дэлвин возражать не станет.
— Еще как станет. Но малость поболтать с тобой. наверное, можно, ведь что бы ты там ни говорил, а всетаки ты почти что лорд. А зачем ты носишь шарф в такую жару? — Девушка наклонилась и легонько сдвинула пальчиком шарф. Мэт поначалу даже ничего не заметил. — А это что такое? — Она коснулась окружающего шею бледного, затвердевшего рубца. — Надо же, тебя пытались повесить! Вот это да! Но за что? Ты слишком молод, чтобы быть отъявленным головорезом.
Он откинул назад голову и поспешно затянул шарф, чтобы снова спрятать шрам, но Бетсе это не смутило. Она ловко запустила руку за распахнутый ворот рубахи и выудила висящий на кожаном шнурке медальон в виде лисьей головки:
— Уж не за то ли, что ты стянул эту штуковину? Она выглядит дорогой. Наверное, ценная, а?
Мэт отобрал у нее медальон и засунул обратно. Он бы и рад был вставить словечко, но Бетсе решительно не давала ему такой возможности. Он услышал позади хохоток Налесина и Дайрида и промолчал. Интересно, что тут смешного?
— Нет, — снова затрещала она, — краденую вещь у тебя бы наверняка отобрали, разве не так? И потом, ты почти что лорд, а значит, можешь позволить себе такие вещички. А вздернули тебя небось за то, что ты слишком много знал. Ты выглядишь как раз таким малым, который очень много знает. Или воображает, будто знает. — Она изобразила одну из тех многозначительных улыбочек, с помощью которых женщины околпачивают мужчин, делая вид, будто им известно нечто важное. — Неужто тебя хотели повесить только за то, что ты вообразил, будто много знаешь? Или за то, что прикидывался лордом? А ты точно не лорд?
Дайрид с Налесином уже покатывались со смеху, и даже Талманес похохатывал, хотя все трое делали вид, что смеются над чем-то другим. Дайрид придумал уловку: в промежутках между взрывами хохота рассказывал историю о каком-то мужчине, свалившемся с лошади. В том, что удалось расслышать Мэту, ничего смешного не было.