Чародей Гаркл Гарпелл находился теперь в какой-то дюжине ярдов справа по борту «Морской феи». Дюдермонт передал штурвал одному из членов экипажа и отправился вместе с Дзиртом и Робийярдом на нос корабля. Кэтти-бри начала спускаться с грот-мачты.
Гаркл невозмутимо стоял в своей прежней позе, уставившись на то место, где некогда находилась каравелла. Он поднимался и опускался над поверхностью моря вместе с волнами, постукивая при этом по воде ногой. Это было очень странное зрелище, так как вода постоянно уходила из-под него: заклинание, позволявшее ему ходить по воде аки посуху, препятствовало непосредственному соприкосновению его ног с соленой жидкостью.
В конце концов Гаркл посмотрел на «Морскую фею», на Дзирта и остальных.
— Никогда бы не подумал, — признался он, качая головой. — Полагаю, нацелил шаровую молнию слишком низко.
— Чудесно, — пробормотал Робийярд.
— Ты поднимешься на борт? — спросил Дюдермонт, и этот вопрос, а может быть, и внезапное осознание того, что он не на твердой земле, казалось, вывели Гаркла из состояния транса.
— О да! — сказал он. — В самом деле хорошая мысль. Хорошо, что я нашел вас. — Он показал на свои ноги. — Не знаю, как долго еще…
Тут заклинание, очевидно, утратило свою силу, так как незадачливый чародей — буль-буль! — прямиком ушел под воду.
— Ну и сюрприз, — заметила Кэтти-бри, присоединяясь к остальным.
Дюдермонт приказал принести багры, чтобы выловить Гаркла из воды, а затем с недоверием посмотрел на своих друзей.
— Он отправился в открытое море с таким экспериментальным заклинанием? — скептически спросил капитан. — Он мог бы никогда не найти ни нас, ни другого дружественного корабля, и тогда…
|
|
— Гарпелл, — сказал Робийярд так, как будто это должно было объяснить все.
— Гаркл Гарпелл, — добавила Кэтти-бри, и ее саркастический тон подчеркнул смысл, заложенный в высказывании чародея.
Дюдермонт только покачал головой, находя некоторое утешение в том, что Дзирт, стоявший рядом с ним, явно наслаждался происходящим.
Глава 5
МИМОЛЕТНАЯ МЫСЛЬ
Завернувшись в одеяло, в то время как его одежда висела высоко на мачте, чтобы просохнуть на ветру, мокрый чародей не переставая чихал, обдавая брызгами всех находившихся вокруг. Он был просто не в состоянии сдерживаться и чихнул Дюдермонту прямо в лицо, когда капитан подошел познакомиться.
— Я представляю вам Гаркла Гарпелла из Широкой Скамьи, — сказал Дзирт Дюдермонту. Гаркл протянул руку, отпустив при этом одеяло. Оно упало. Тощий чародей вцепился в него, чтобы вернуть на место, но несколько запоздал.
— Принесите ему еды, — хихикнула Кэтти-бри сзади. — Ему надо бы нарастить мяса на заднице.
Гаркл густо покраснел. Робийярд, которому уже доводилось встречаться с Гарпеллами, просто удалился, качая головой и предрекая, что захватывающие события еще впереди.
— Что привело тебя сюда, — спросил Дюдермонт, — так далеко от берегов, в открытое море?
Гаркл посмотрел на Дзирта.
— Я прибыл по приглашению, — сказал он после паузы, несколько смутившись, когда дроу посмотрел на него с любопытством. — Да-да! По твоему приглашению. — Он повернулся, чтобы посмотреть на Кэтти-бри. — И по твоему!
Кэтти-бри взглянула на Дзирта, который пожал плечами и развел руками, не понимая, о чем идет речь.
|
|
— Ну и ну, прекрасный «привет». — Раздраженный чародей начал заикаться. — Я ожидал чего-то похожего, хотя и надеялся, что у вас, у дроу, память получше. Интересно, что ты говоришь тому, кого встречаешь вновь столетие спустя? Неужели не можешь вспомнить его имя?
— О чем это ты? — вынужден был спросить Дзирт. — Я помню твое имя.
— И на том спасибо! — взревел Гаркл. — Или я бы на самом деле разозлился!
Он раздраженно щелкнул пальцами, и этот звук успокоил его. Последовала длинная пауза. Чародей молчал и выглядел очень смущенным, как будто совершенно забыл, о чем же рассуждал.
— Да, конечно! — наконец вымолвил он и посмотрел на Дзирта. Суровое выражение лица чародея вскоре смягчилось, и теперь его сменило любопытство.
— Так о чем ты говорил? — снова спросил Дзирт, стремясь подтолкнуть Гаркла к продолжению разговора.
— Не помню, — признался кудесник.
— Ты говорил о том, что привело тебя сюда, — напомнил ему Дюдермонт.
Гаркл снова щелкнул пальцами.
— Заклинание, конечно! — сказал он, облегченно вздохнув.
Дюдермонт, напротив, вздохнул тяжело.
— Ясно, что это было какое-то заклинание, — медленно начал он, пытаясь получить полезную информацию у непоследовательного волшебника.
— Не «какое-то» заклинание, — резко возразил Гаркл, — а конкретное заклинание. Мое новое заклинание: туман судьбы.
— Туман судьбы? — переспросил Дюдермонт.
— О, это очень хорошее заклинание, — взволнованно начал Гаркл. — Способствует разным вещам, понимаете. Помогает разобраться со своей жизнью, и все такое. Показывает тебе, куда идти. Даже доставляет тебя туда. Но оно не объясняет почему. — Чародей поднял одну руку, чтобы постучать пальцами по подбородку, одеяло снова соскользнуло с него, но он, казалось, не заметил этого. — Мне следует поработать над этой стороной вопроса. Да, да, тогда я бы знал, почему оказался здесь.
|
|
— Так ты даже не знаешь? — спросила Кэтти-бри, отвернувшись к поручням и даже несколько перегнувшись через них, чтобы не видеть тощих ягодиц Гаркла.
— По приглашению, полагаю, — ответил Гаркл.
Лица Кэтти-бри и Дзирта выражали явное сомнение.
— Это правда! — страстно запротестовал Гаркл. — Когда вы, вы оба, — он переводил свой взгляд с девушки на эльфа, — проходили через Широкую Скамью шесть лет назад, вы сказали, что надеетесь, что наши пути еще смогут пересечься. «Если когда-нибудь ты окажешься неподалеку от нас» — именно так вы и сказали!
— Я не… — начал было Дзирт, но Гаркл жестом заставил его умолкнуть, затем бросился к огромному вьюку, который притащил с собой. Его одеяло соскользнуло еще ниже, но чародей был так поглощен своим занятием, что не заметил этого. Кэтти-бри, которой надоело отворачиваться, только хихикнула и покачала головой.
Гаркл вытащил из вьюка маленькую флягу, подтянул одеяло повыше из соображений благопристойности и быстро вернулся на прежнее место, встав перед Дзиртом. С торжествующим видом щелкнув пальцами перед дроу, волшебник открыл пробку.
Из фляги раздался голос, это был голос Кэтти-бри:
«Если ты когда-нибудь окажешься неподалеку от нас, загляни».
— Вот! — сказал Гаркл тоном превосходства, вставляя пробку на место. Уперев руки в бока, он выдержал длинную паузу, пока на лице Дзирта не появилась приветливая улыбка. — А, кстати, где мы находимся? — спросил чародей, поворачиваясь к Дюдермонту.
Капитан взглянул на эльфа, и Дзирт в ответ лишь пожал плечами.
— Пойдем, я покажу тебе на карте, — сказал Дюдермонт, подталкивая Гарпелла к своей каюте. — И дам тебе подходящую одежду, чтобы ты ее носил, пока твоя не высохнет.
Когда они ушли, Кэтти-бри подошла к Дзирту. Робийярд стоял неподалеку, глядя на них обоих.
— Молитесь, чтобы мы не встретили пиратов, пока не сможем избавиться от нашего попутчика, — сказал чародей.
— Гаркл постарается помочь, — ответила Кэтти-бри.
— Молитесь, молитесь, — проворчал Робийярд и отошел.
— В следующий раз поосторожней с приглашениями, — заметил Дзирт, обращаясь к девушке.
— Это мог быть твой собственный голос, точно так же, как и мой, — парировала Кэтти-бри. — И, кроме того, Гаркл так старался помочь нам.
— Да, но он и нас легко подпалил бы или затопил, — быстро напомнил ей Дзирт.
Кэтти-бри вздохнула и не нашла что ответить. Они повернулись к каюте Дюдермонта, куда направлялись капитан с Гарклом.
— Итак, это туман судьбы ты наслал на наших друзей-пиратов? — спросил Дюдермонт, стараясь показать, что случившееся сильно поразило его.
— Ха? — ответил Гаркл. — То? О нет, нет, то была шаровая молния. У меня это здорово получилось! — Гаркл сделал паузу и опустил глаза, следуя за капитаном в каюту. — Только нацелился я слишком низко, — смущенно признался он.
Кэтти-бри и Дзирт посмотрели друг на друга, затем на Робийярда.
— Молитесь, — прошептали все трое одновременно.
* * *
В тот вечер Дзирт и Кэтти-бри обедали вместе с Дюдермонтом. Капитан казался более оживленным, чем когда-либо, за все то время, что прошло с момента их отплытия из Глубоководья. Друзья несколько раз пытались принести извинения за прибытие Гаркла, но Дюдермонт всякий раз прерывал их и даже намекнул, что он не так уж и расстроен появлением чародея.
Наконец капитан откинулся в кресле, вытер свою ухоженную эспаньолку атласной салфеткой и устремил тяжелый взгляд на двух друзей, которые хранили молчание, понимая, что Дюдермонт собирается сообщить им нечто важное.
— Мы не случайно оказались здесь, — признался капитан.
— И мы не идем к Воротам Балдура, — сделал вывод Дзирт, который давно уже догадался об изменении цели плавания. Считалось, что «Морская фея» направляется в Ворота Балдура, но Дюдермонт не придерживался прибрежных вод — а ведь именно там пролегал наиболее прямой и безопасный путь, который к тому же с наибольшей вероятностью позволял им обнаруживать и захватывать пиратов.
Вновь последовала длинная пауза, как будто капитану нужно было самому принять решение, прежде чем открыто объявить его.
— Мы поворачиваем на запад, к Минтарну, — сказал Дюдермонт наконец.
Кэтти-бри открыла рот от удивления.
— Свободный порт, — напомнил Дзирт. Остров Минтарн был широко известен как убежище пиратов и других скрывающихся от правосудия головорезов, суровое и дикое место. Как могли принять в таком порту «Морскую фею» с ее репутацией борца за правосудие?
— Да, свободный, — согласился Дюдермонт. — Свободный для пиратов и свободный для «Морской феи», которой нужна информация.
Дзирт не задавал капитану вопросов, но выражение его лица было достаточно красноречивым.
— Властители Глубоководья предоставили «Морскую фею» в мое полное распоряжение, — довольно резко сказал Дюдермонт. — Это мой корабль, он подчиняется только мне. Я могу направить его в Минтарн, к островам Муншэй, довести до самого Руатима, если пожелаю, и никому не позволю задавать мне вопросы!
Дзирт откинулся в своем кресле, чувствуя некоторую обиду, что Дюдермонт, который называл себя его другом, обращался с ним сейчас как с подчиненным.
Капитан поморщился, поняв, что задел дроу.
— Прошу прощения, — спокойно сказал он.
Дзирт пододвинулся вперед, положив на стол локти, чтобы приблизиться к Дюдермонту.
— Каэрвич? — спросил он.
Капитан смотрел ему в глаза.
— Доппльгэнгер говорил о Каэрвиче, и поэтому я должен идти к Каэрвичу.
— А ты не думаешь, что плывешь прямо в ловушку? — вставила Кэтти-бри. — Собираясь именно туда, куда он хочет тебя отправить?
— Кто? — спросил Дюдермонт.
— Тот, кто послал доппльгэнгера, кем бы он ни был, — рассуждала Кэтти-бри.
— Кто? — снова спросил Дюдермонт.
Кэтти-бри пожала плечами.
— Пиноч? — спросила она. — Или, может быть, какой-то другой пират, у которого свои счеты с «Морской феей»?
Дюдермонт вновь откинулся на спинку кресла, как и Дзирт, и все трое погрузились в долгое молчание.
— Я не могу и не верю, что вы можете продолжать плавать вдоль Побережья Мечей, как будто ничего не случилось, — объяснил капитан. Дзирт прикрыл свои бледно-лиловые глаза, ожидая именно такого ответа и соглашаясь с его логичностью. — Некто могущественный, ибо нанять доппльгэнгера — это не обычное и не дешевое дело, желает, чтобы со мной и «Морской феей» было покончено, и я намерен выяснить, кто это. Ни я, ни моя команда никогда не избегали сражения, и тот, кто не готов идти к Каэрвичу, может высадиться в Минтарне и отправиться попутным рейсом в Глубоководье за мой счет.
— Никто не уйдет! — сказала Кэтти-бри.
— Но мы даже не знаем, существует ли Каэрвич на самом деле, — заметил Дзирт. — Многие утверждают, что побывали там, но все это россказни мореходов, приукрашенные истории, которые они рассказывают за выпивкой.
— Значит, мы должны это выяснить, — сказал Дюдермонт тоном, не допускающим дальнейшего обсуждения. Ни Дзирт, ни Кэтти-бри, оба готовые смело смотреть в лицо опасности, не высказали никаких возражений. — Может быть, это вовсе не так уж плохо, что прибыл ваш друг-чародей, — продолжал капитан. — Еще один кудесник, владеющий магией, может помочь нам разобраться в этой тайне.
Кэтти-бри и Дзирт обменялись взглядами, полными сомнений: капитан Дюдермонт явно не знал Гаркла Гарпелла! Однако они больше не говорили об этом и завершили обед, обсуждая проблемы, связанные с повседневным управлением кораблем и командой.
Дюдермонт хотел идти к Минтарну, значит, Дзирт и Кэтти-бри последуют за ним.
После обеда двое друзей вышли прогуляться на палубу шхуны, почти безлюдную в этот час. Небосвод был усыпан блестящими звездами.
— Ты вздохнул с облегчением, выслушав капитана, — заметила Кэтти-бри.
Дзирт, захваченный врасплох, кивнул.
— Ты думал, что нападение в Глубоководье была связано с тобой, а не с Дюдермонтом или «Морской феей», — продолжила Кэтти-бри.
Дроу просто стоял и слушал: как обычно, проницательная девушка точно угадала его чувства, прочла его мысли, как открытую книгу.
— Ты всегда будешь опасаться того, что все угрозы приходят с твоей родины, — сказала Кэтти-бри, подходя к поручням и глядя на отражение звезд в волнующемся море.
— Я нажил много врагов, — ответил Дзирт, присоединяясь к ней.
— Так, что не успевал их хоронить, — рассмеялась Кэтти-бри.
Дзирт усмехнулся и вынужден был признать, что она права. На сей раз, полагал он, угроза не относится к нему. Вот уже несколько лет он был участником грандиозной драмы этого мира. Угроза, адресованная ему лично, которая неотступно преследовала его после того, как он впервые покинул Мензоберранзан, казалось, осталась в прошлом. Сейчас, под этими звездами и рядом с Кэтти-бри, на расстоянии тысяч миль и многих лет от Мензоберранзана, Дзирт До'Урден ощущал себя поистине свободным и беспечным. Он не страшился ни путешествия к Минтарну, ни к таинственному острову, какие бы слухи о привидениях ни были связаны с ним. Никогда Дзирт До'Урден не боялся опасности. Он радостно жил, балансируя между жизнью и смертью, и, если Дюдермонт окажется в беде, Дзирт был готов немедленно обнажить свои сабли.
Да и Кэтти-бри со своим Тулмарилом и великолепным мечом у бедра, и Гвенвивар, их преданная спутница, всегда были готовы к бою. Дзирт не страшился опасности, лишь чувство вины могло согнуть его сильные плечи. На сей раз, казалось, на нем не лежало никакой ответственности за нападение монстра и за курс, выбранный для «Морской феи». Он был участником драмы Дюдермонта, но добровольным участником.
Дзирт и Кэтти-бри наслаждались ветром и брызгами, наблюдали за звездами и часами не произносили ни слова.
Глава 6
КОЧЕВНИКИ
Киерстаад, сын Рэвйяка, опустился на колени, оставляя вмятины на мягком дерне. Рост его лишь немногим превышал шесть футов, и среди кочевников Долины Ледяного Ветра он не считался высоким, не был он и столь мускулистым, как большинство из них. У него были длинные светлые волосы, цвет его глаз напоминал цвет неба в яркий весенний день, а улыбка, в тех редких случаях, когда он позволял ей появиться, говорила о его душевном тепле.
Через плоскую тундру Киерстааду была видна покрытая снегом вершина Пирамиды Кельвина. Это была единственная гора на территории в тысячу квадратных миль, именуемой Долиной Ледяного Ветра, на открытой всем ветрам полосе тундры между Морем Плавучего Льда и северо-западными отрогами горного хребта, известного как Гребень Мира. Киерстаад знал, что, пройди он всего лишь несколько миль по направлению к горе, он увидел бы верхушки мачт рыболовецких судов, плавающих по Лек Деннишир, второму по величине из трех озер, расположенных в этом регионе.
Всего лишь несколько миль до другого мира, осознал Киерстаад. Он был, в сущности, всего лишь юношей семнадцати лет от роду. Но за эти годы Киерстаад повидал в Королевствах и узнал о жизни больше, чем многие. Он вышел с отрядом воинов, внявших призыву Вульфгара, из Долины Ледяного Ветра в Сэттлстоун. Свой девятый день рождения он отметил в пути, вдали от своей семьи. В одиннадцать лет мальчик бился с гоблинами, кобольдами и дроу, сражаясь рядом с Берктгаром Смелым, предводителем Сэттлстоуна. Именно Берктгар решил, что варварским племенам пора возвращаться в Долину Ледяного Ветра — на родину предков, к привычному образу жизни.
Киерстаад повидал так много, казалось, он прожил две различные жизни, в двух разных мирах. Сейчас он был кочевником, охотником в открытой тундре, приближался его восемнадцатый день рождения и первая самостоятельная охота. Глядя на Пирамиду Кельвина и зная о рыболовецких судах на Лек Деннишир, на Мер Дуалдон на западе и на Красных Водах на юге, Киерстаад понимал, сколь замкнутым стал на деле его мирок и насколько шире был мир — большой мир, лежавший всего лишь в нескольких милях от того места, где он сейчас преклонил колени. Юный варвар мог бы описать рынки в Брин Шандере, самом большом из городов, окружающих озера. Он мог представить себе многоцветные одежды, драгоценности и то возбуждение, которое царило в городе, когда купеческие караваны входили туда по весне и южане торговались из-за чудесных резных изделий из головной кости форели особого вида, в изобилии водившейся в трех озерах.
Его собственная одежда была бурой, как тундра, как олени, на которых охотился он и его народ, как шатры, в которых они жили.
Он вздохнул, но все же этот вздох молодого человека выражал не сожаление о том, что было утрачено, а скорее согласие с тем путем, которым он шел сейчас, дорогой своих предков. В нем была простая красота, должен был признать Киерстаад, а также жесткость, которая закаляла тело и душу. Он был молод, но мудр не по годам. Говорили, что это семейная черта, ибо отец Киерстаада, Рэвйяк, возглавлял объединенные племена после ухода Вульфгара. Спокойный и всегда сдержанный, Рэвйяк не ушел из Долины Ледяного Ветра на войну в Мифрил Халл, объяснив, что он слишком стар и закоренел в своих привычках. Рэвйяк остался с большинством народа варваров, укрепляя союз между кочевыми племенами и развивая связи с жителями Десяти Городов.
Рэвйяка не удивило, но порадовало возвращение Берктгара, Киерстаада — его самого младшего сына — и всех остальных. И все же это возвращение принесло с собой много вопросов в отношении будущего кочевых племен и того, кто же возглавит народ варваров.
— Снова кровь? — долетел до него вопрос, который вывел юношу из раздумья. Киерстаад обернулся и увидел остальных охотников, среди которых был и Берктгар, приближающихся к нему.
Киерстаад кивнул и указал на красное пятно на бурой земле. Берктгар пронзил копьем оленя — это был прекрасный бросок с огромного расстояния, — но не убил, а лишь ранил животное, которое бросилось бежать. Охотники погнались за ним. Кочевники всегда отличались рациональностью, в особенности в том, что касалось оленей, которые давали им многое. Они ни за что не оставили бы раненое животное, не дали бы ему умереть зря. По словам Берктгара, это было свойственно лишь людям, склонным к расточительству, — тем, которые жили в Десяти Городах или к югу от Гребня Мира.
Берктгар вплотную подошел к юноше, стоявшему на коленях.
— Мы должны поскорее нагнать оленя. Если он слишком приблизится к долине, его украдут дворфы, — сказал великий вождь, устремив свой взгляд на далекую Пирамиду Кельвина.
Несколько человек согласно кивнули, и группа охотников тронулась в путь быстрым шагом. Киерстаад теперь тащился позади, как бы сгибаясь под грузом слов вождя. С тех пор как они ушли из Сэттлстоуна, Берктгар всегда плохо отзывался о дворфах, о народе, который был их другом и союзником, народе Бренора, сражавшемся в благородной войне рядом с варварами. Как же быть с речами, произнесенными в честь победы? Самым ярким его воспоминанием о той паре лет в Сэттлстоуне была не война с дроу, а празднование победы, это время великого братства дворфов, любознательного свирфа и воинов из нескольких окружающих деревень, присоединившихся к ним.
Почему же все так драматично изменилось? Не прошло и недели, как они вышли из Сэттлстоуна, и история жизни в нем варваров начала меняться. Больше не говорили о хороших временах, вместо этого речь шла о трагедии и невзгодах, о том, как варваров унижали черной работой, что не подобало ни Племени Лося, ни Племени Медведя. Такие разговоры шли, когда они обходили Гребень Мира и на всем обратном пути в Долину Ледяного Ветра, а затем постепенно прекратились.
Сейчас, когда появились слухи о том, что несколько десятков дворфов вернулись в Долину Ледяного Ветра, Берктгар снова взялся за старое. И Киерстаад понимал почему. Ходили слухи о том, что вернулся сам Бренор Боевой Топор, Восьмой Король Мифрил Халла. Вскоре после войны с дроу Бренор передал трон своему предку, Гэндалугу, Главе Клана Боевого Топора, который освободился из многовекового магического плена у темных эльфов. Даже в то время, когда их содружество переживало наивысший подъем, отношения между Берктгаром и Бренором были напряженными, ибо Бренор был приемным отцом Вульфгара, человека, наиболее высоко чтимого варварами. Бренор выковал могучий Клык Защитника — боевой молот, который в руках Вульфгара стал самым почитаемым оружием всех племен.
Но потом, когда Вульфгар погиб, Бренор не передал Клык Защитника Берктгару.
Даже после своих героических подвигов в битве против темных эльфов в Долине Хранителя Берктгар оставался в тени Вульфгара. Проницательному Киерстааду казалось, что вождь начал кампанию по дискредитации Вульфгара, чтобы убедить свой гордый народ в том, что погибший не прав, что он был не великим вождем, а предателем своего народа и их богов. Образ жизни предков — странствия по тундре, свобода от любых уз, — что может быть лучше!
Киерстааду нравилась тундра, и он не был уверен в том, что не разделяет взглядов Берктгара относительно того, какой образ жизни достоин большего уважения. Но юноша вырос, восхищаясь Вульфгаром, и злые слова Берктгара о погибшем вожде противоречили взглядам Киерстаада.
Он посматривал на Пирамиду Кельвина и думал о том, насколько правдивы слухи о возвращении дворфов, и если это так, то вернулся ли Король Бренор?
А если он с ними, то не принес ли он с собой Клык Защитника, самый могучий из всех боевых молотов?
Что-то кольнуло Киерстаада при этой мысли, но мгновением позже чувство прошло. Берктгар заметил раненого оленя, и охота возобновилась в полную силу.
* * *
— По-твоему, это канат! — закричал Бренор, швырнув на пол веревку, предложенную ему хозяином лавки. — Толщиной с мою руку, не меньше, проклятые твои орковы мозги! Думаешь, твоя бечевка выдержит меня в штольне?
Хозяин засуетился, подобрал веревку и вышел, не переставая ворчать.
Стоя слева от Бренора, Реджис бросил на него сердитый взгляд.
— Ну? — спросил рыжебородый дворф, поворачиваясь, чтобы взглянуть в лицо дородному хафлингу. Немного было таких людей, на которых дворф ростом в четыре с половиной фута мог смотреть сверху вниз, и одним из них был Реджис.
Хафлинг пригладил пухлыми руками свои вьющиеся каштановые волосы и хихикнул.
— Радуйся, что у тебя сундуки полны денег, — сказал он, ни капельки не боясь задиристого Бренора. — В противном случае Мабойо выкинул бы тебя на улицу.
— Пф! — фыркнул дворф, отворачиваясь и поправляя свой кривобокий однорогий шлем. — Он заинтересован в сделке. У меня есть шахты, которые я вновь открою, а это означает золото для Мабойо.
— Что ж, хорошо, — пробормотал Реджис.
— Ты не очень-то губами шлепай, — проворчал Бренор.
Реджис взглянул на него с любопытством, затем его лицо выразило полнейшее изумление.
— Что такое? — спросил Бренор, поворачиваясь.
— Ты видел меня, — прошептал Реджис. — И только что ты снова увидел меня.
Бренор начал было отвечать, но слова застряли у него в горле. Реджис стоял слева от Бренора, а Бренор потерял свой левый глаз в битве за Мифрил Халл. После войны между дворфами и дроу один из самых могущественных жрецов Серебристой Луны наложил волшебные целительные снадобья на лицо Бренора, изуродованное огромным шрамом, который шел от его лба по диагонали вниз через глаз и к левой стороне челюсти. К тому времени это была уже старая рана, и жрец предсказал, что его усилия скорей всего окажут только косметическое воздействие. И действительно, через несколько месяцев глубоко в складках шрама появился новый глаз, который затем постепенно вырос до нормальной величины, но не видел.
Реджис притянул Бренора поближе. Неожиданно хафлинг прикрыл рукой правый глаз Бренора, а вытянутым пальцем другой руки попытался ткнуть в левый глаз дворфа.
Бренор вздрогнул и поймал эту руку.
— Ты можешь видеть! — воскликнул хафлинг.
Бренор схватил Реджиса и сжал в объятиях, раскачивая из стороны в сторону. Действительно, левый глаз дворфа прозрел!
Несколько покупателей, находившихся в лавке, наблюдали за этим эмоциональным всплеском, и как только Бренор ощутил на себе их взгляды и, что было еще хуже, их усмешки, он резко опустил Реджиса на пол.
Вошел Мабойо, в руках которого был тяжелый канат.
— Удовлетворит ли это твои пожелания? — спросил он.
— Для начала сойдет, — закричал Бренор, неожиданно помрачнев. — Но мне нужно еще тысячу футов, и немедленно! Ты даешь мне канат, или я отправлюсь в Лускан и запасусь там канатами для себя и своих родичей на добрую сотню лет вперед!
Мабойо посмотрел на него еще несколько секунд, затем сдался и отправился в кладовую. Как только Бренор вошел в его лавку, торговец сразу понял, что дворф собирается подчистить его запасы товаров. Мабойо любил выдавать свои запасы понемножку, медленно, чтобы каждая покупка казалась очень ценной, извлекая при этом из покупателя как можно больше золота. Но Бренор был самым упрямым покупателем по эту сторону гор и в подобные игры не играл.
— Возвращение зрения не слишком улучшило твое настроение, — заметил Реджис, как только Мабойо вышел.
Бренор подмигнул ему.
— Подыграй-ка мне, Пузан, — сказал дворф лукаво. — Торгаш ведь чертовски рад, что мы вернулись. Удвоит свои обороты.
А ведь верно, подумал Реджис. Теперь, когда Бренор и две сотни дворфов из клана Боевого Топора вернулись в Долину Ледяного Ветра, в лавке Мабойо — самой большой и с наилучшим выбором товаров как в Брин Шандере, так и во всех Десяти Городах, — дела пойдут хорошо.
А это означало, что Мабойо придется ладить с самым грубым из покупателей. Про себя Реджис хихикнул, представив, какие сражения разгорятся между хозяином лавки и Бренором. Подобное уже бывало почти десятилетие назад, когда скалистая долина к югу от Пирамиды Кельвина оглашалась звоном молотов дворфов.
Реджис посмотрел на Бренора долгим взглядом. Хорошо было оказаться дома!
Часть вторая
ТУМАН СУДЬБЫ
Мы — средоточие всего сущего. По мнению каждого из нас — хотя некоторые могут счесть это высокомерием или эгоизмом, — весь мир вращается вокруг нас, для нас и из-за нас. Таков парадокс общества: желания одного из его членов часто находятся в прямом противоречии с потребностями всего общества в целом. Кто из нас не задавался вопросом, не является ли весь окружающий мир всего лишь плодом воображения отдельной личности?
Я не считаю такие мысли проявлением надменности или эгоизма. Это всего лишь вопрос восприятия; мы можем сопереживать другому, но не в состоянии видеть мир таким, каким видит его другой, или судить о том, какое влияние оказывают события на его разум и сердце, даже если речь идет о друге.
Но мы должны стремиться к этому. Ради всего этого мира мы должны пытаться. Это испытание альтруизма, без которого невозможно само существование общества как такового. Здесь заключен парадокс, ибо, рассуждая логически, каждый из нас должен в большей степени заботиться о самом себе, нежели о других. Но если мы, как существа разумные, будем следовать только рациональной линии поведения, мы поставим свои потребности и желания над нуждами нашего общества, и тогда оно погибнет.
Я происхожу из Мензоберранзана, города дроу, города «эго». Я видел, к чему ведет эгоизм. Я видел, как он потерпел страшную неудачу. Когда во главе угла потворство своим желаниям, в проигрыше оказывается все общество, и в конце концов тот, кто борется за личные выгоды, остается ни с чем.
Потому что все, что мы узнаем в этой жизни, приходит к нам благодаря нашим отношениям с окружающими. Потому что ничто вещественное не сравнится с тем неосязаемым, что заключено в любви и дружбе.
Поэтому мы должны преодолеть эгоизм. Я понял эту истину после того, как на капитана Дюдермонта напали в Глубоководье. Сначала я решил, что причиной было мое прошлое, что моя жизнь вновь принесла боль другу. Эта мысль была невыносима, я почувствовал себя старым и уставшим. Когда впоследствии я узнал, что причиной происшедшего были скорей всего старые счеты с Дюдермонтом, а не со мной, это прибавило мне мужества и дало силы сражаться.
Почему же так? Опасность для меня лично не уменьшилась, она осталась такой же, какой и была, и для Дюдермонта, и для Кэтти-бри, и для всех остальных.