Фандорин на Кавказе
По некоторым признакам Фандорин вычисляет, что насоливший ему в джеймс-бондовском прологе человек находится в Баку — где даже крупная буржуазия, в культурном смысле ориентирующаяся на Европу, демонстрирует почти первобытное варварство, а уж о нравах низших слоев общества и говорить нечего. Фандорин всегда и чувствовал себя хорошо, и выглядел особенно эффектно в экзотической атмосфере. Можно понять автора, решившего гальванизировать своего голема посредством помещения в «колоритную» — кафешантанно-ориентальную, с абреками и гяурами — среду. На дворе меж тем лето 1914-го, и понятно, что фандоринский противник оказался тут неслучайно: почти вся нефть Российской империи добывается именно на Апшеронском полуострове, место стратегическое, так что злодеев здесь — как листьев в лесу. Охота не то за шпионами, не то за революционерами, не то за любовниками жены (не будем портить автору обедню) протекает динамично, Фандорин даже успевает укротить парочку львиц и погонять на мотоциклах и яхтах, разумеется, не забывая изрекать по ходу свои фирменные мудрые трюизмы. Вердикт? Весьма и весьма приемлемо.
Немножко «спай-новел», немножко «роман-катастрофа» (удастся ли герою предотвратить войну?), немножко терроризма и революционной романтики, немножко «пряной восточной эротики»; и если это не продается, то что продается? Другое дело, что все это уже было — и шпиены с нафабренными усами, и жандармские полковники с усами нафиксатуаренными, и артистки в чадрах, и кунаки в газырях; не было разве, нет? Разумеется, претензия «это уже было» — жлобская: мастер, который хорошо делает свое дело, не обязан все время показывать новые трюки; а кому не нравятся старые — ну так не читайте. Акунин, несомненно, мастер, но Акунин некоторым образом и не какой-то там чужой ремесленник — все же мы наблюдаем за его Фандориным скоро уж полтора десятилетия, и не просто наблюдаем, а сделали в этот проект эмоциональные инвестиции, поэтому «не хочешь — не читай» не работает. Мы читаем — но хотели бы каких-то поворотов винта, не только консервации сложившихся традиций, потому что иначе это просто бессмысленный сериал, как про Евлампию Романову; величие замысла утрачивается. Вон с Бондом как все нервно: идешь в кино раз в три года, и непонятно, то ли тебя стошнит прямо в зале, то ли по пять раз на один и тот же фильм будешь билет покупать; живет персонаж. А тут… ну да, по потолку бегает, башкой стенку прошибает, но динамика? Ну пусть он, что ли, в будущее спутешествует, или царя убьет, ну или там чтоб они с Масой своим оказались в ремейке лимоновской «Истории его слуги»… Ну или автор пусть сам сломает четвертую стену — и вылезет на сцену собственной персоной; потому что подмигивания закулисные — вот, мол, нефтепромышленники уже 100 лет назад мыслили и вели себя примерно так же, как нынешние, — ну осточертели ведь.
|
В тринадцатом романе о Фандорине есть, правда, один крайне важный момент. Поймете, о чем речь, когда дочитаете. Но, ей-богу, все мы помним, что еще в конце 90-х был обещан роман про Гражданскую войну, по мотивам «Адъютанта его превосходительства»; так что финальный «сенсационный» момент доверия не вызывает.
27 ноября 2012
Лимонов
Высококлассная иностранная биография
|
Со стороны кажется, что этого просто не может быть, что это как если бы Михаил Шишкин написал биографию Джонни Роттена и получил за это премию «Большая книга»: чистый абсурд. На самом деле Каррер, во-первых, был знаком с Лимоновым с 80-х, во-вторых, сам имеет русские корни, в-третьих, он сын Элен Каррер д’Анкосс, историка-советолога, и двоюродный брат Пола Хлебникова — то есть прекрасно понимал, в какой материал сует нос. Самое удивительное в Каррере — как он умудрился учуять героя, свободно конвертируемого из одной культуры в другую, и отчаянный дефицит которого та, первая, испытывает, сама того не зная. Представьте себе, что вам нужно выбрать себе какого-то практически неизвестного — ну разве что совсем чуть-чуть — иностранца, живого, нашего современника, и написать его биографию — такую, чтобы ваш президент заявил, что теперь это его настольная книга, а ваши соотечественники скупили 300000 экземпляров, и теперь ее переводят на все языки мира. Каррер, писатель с тридцатилетним стажем, не впервые исследующий патологически странных персонажей («Изверг»), поставил не то что даже на темную лошадку — а на какого-то Конька-Горбунка, и сорвал буквально миллион евро, вторую по статусу во Франции, после Гонкуровской, премию Ренодо, панегирик Саркози; по-видимому, образ последовательного бунтаря, всю жизнь презиравшего стандартные западные буржуазные добродетели, стоит действительно дорого. И все это, ну надо же, о ком? О Лимонове — о «нашем Лимонове», про которого мы-то знаем все, от гостиницы «Уинслоу» до Сыров: и биографию, и сегодняшний контекст, и перспективы, и миф. Зачем, думали, про него писать — и так ведь «все понятно». Не все, как выяснилось.
|
Сам Каррер — который лет пять назад приехал в Россию и с согласия Лимонова несколько недель приглядывался к нему и записывал некоторые его мнения, — настаивает, что жанр книги — роман. То есть не полностью поддающийся верификации нон-фикшн, а история, в которой есть не только герой, но и образ рассказчика, двойники героя, а главное — игра в то, что «если даже все это ложь, то такая ложь говорит о жизни больше, чем обычная правда». Среди прочего фантомный персонаж «Лимонов» позволил Карреру написать книгу о Путине (на месте которого Лимонов вел бы себя точно так же, они, по сути, похожи; остроумная мысль Каррера), о себе (Каррера в романе много; это не только история об отношениях художника и модели, но и в какой-то степени странная автобиография), о России (не просто «портрет на фоне эпохи», но Лимонов как ключ к российской истории последних 50 лет — странной, не соответствующей западным представлениям о прекрасном — и крайне искаженной).
Нельзя сказать, что после карреровского «романа» тема биографии Лимонова закрыта, что это «окончательная книга о Лимонове». Нет, совсем нет; про Лимонова можно написать и по-другому, поместить его в другую, более сложную, систему зеркал, и, главное, намеренно отказаться от игры в то, что Лимонов — герой его книг и Лимонов подлинный — это одно и то же; устроить то есть тотальный фактчекинг всех его беллетристических заявлений, отказать ему в презумпции правдивости. Затем штука в том, что Карреру неинтересно подвергать лимоновские тексты собственно филологическому анализу — хотя ясно, что по текстам о личности можно понять гораздо больше, чем по чему-то еще, а кроме того, Лимонов все-таки прежде всего гениальный писатель — а уж затем герой, авантюрист, революционер и прочее. Писатель остроумный, расчетливый (из тех, кто перед тем как позвонить умирающей матери, кладет на стол карандаш с бумагой, записывать — пригодится) — и с природным талантом выбирать не то что даже единственно верное — а единственно неверное, но при этом подходящее лучше всех прочих — слово; вот главная особенность Лимонова-писателя, которая может быть легко экстраполирована и на его поведение. Наверняка, другой «Лимонов» получится совсем не такой, как у Каррера; но и карреровская книга, выстроенная на остранении, эффекте «взгляда умного и наблюдательного иностранца», очень любопытна; очень занятно, какими — со стороны — он видит Дугина и Захара Прилепина, Руцкого и Бродского, Проханова и Политковскую. Словом, все, решительно все должны быть благодарны Карреру: Лимонов — за ироничное и скептичное, однако все же евангелие о себе; Путин — за точное, позитивное и остроумное, через посредство главного антагониста, толкование своего образа; иностранцы — за то, что теперь они могут вешать на стенку еще чей-то потрет, кроме Че Гевары; наконец, русские читатели — за живой пересказ классических лимоновских текстов, за любопытные свидетельства о подлинном статусе Лимонова — и оценке его эскапад — за границей, ну и вообще за написанный большим мастером портрет нашего великого национального писателя. Похож.
15 ноября 2012
Музей революции