Ульгрен видел, что гоблины быстро утратили охоту атаковать правый фланг и все больше смещаются к центру и левому флангу дворфов. Вскоре нападение было смято, и гоблины в беспорядке помчались вниз по склону. Дворфы не бросились в погоню, и Ульгрен решил, что уже достаточно измотал их.
Он оглянулся на бескрайние пространства на севере. Ему докладывали, что где‑то там собирается громадная армия объединенных племен орков. Войско его отца безмерно выросло. Но тогда где же они?
Ульгрен терзался сомнениями. С одной стороны, он понимал, что у него недостаточно солдат, чтобы выбить обороняющихся с занятых позиций, потому и хотел скорее получить подкрепление. Тогда массированной атакой он попросту спихнул бы этих мерзких дворфов со скалы и загнал бы их в эту вонючую нору, Мифрил Халл. Но, с другой стороны, Ульгрену было очень неприятно принимать помощь своего надменного отца, а уж тем более Герти Орельсдотгр.
Может, пусть лучше все остается как есть. К его войску тоже каждый день подтягиваются новые силы. И несмотря на то, что орки и гоблины сотнями гибли на поле битвы, армия сына Обальда сейчас была даже более многочисленной, чем в первый день осады. Но пока он не мог решиться на мощный прямой удар, а изнурять их было ему на руку.
* * *
Она стала натягивать тетиву, когда противник был уже слишком близко. Тогда Кэтти‑бри взяла лук обеими руками за один конец и что есть силы ударила гоблина по роже.
Гоблин отшатнулся, но тут же ринулся вперед, решив, что теперь с женщиной можно справиться. За ним повалили и другие.
Но Кэтти‑бри бросила лук и выхватила Хазид'хи – меч, умевший читать мысли хозяина, а также рубить все подряд. Его лезвие словно пылало от нетерпения, и девушка бесстрашно встретила врага сильным взмахом клинка. Он легко разрубал все, что попадалось на пути: копья гоблинов, непрочные деревянные щиты, руки и черепа.
|
|
Гоблины продолжали натиск, но не от большой храбрости, а потому, что их было много и задние ряды давили на передние, однако молодая женщина не отступала ни на шаг. Ударом наотмашь она отсекла наконечник летевшего в нее копья, потом опустила меч в ноги гоблину и тут же резким взмахом вверх рассекла ему лицо пополам.
Отлично! – похвалил ее Хазид'хи.
– Всегда рада, – пробормотала Кэтти‑бри и успела отвести меч в сторону, почувствовав, что сзади подходит Вульфгар.
Варвар, улучив мгновение, ринулся мимо нее на гоблинов. Первых он раскидал на ходу, двоих сшиб взмахом Клыка Защитника, а потом задержал молот над головой, давая Кэтти‑бри возможность ударить, проскочив у него под рукой. Уже через несколько мгновений гоблины поняли, что дело плохо, и те, кто стоял ближе всех к могучему варвару и девушке, стали разворачиваться, сбивая друг друга с ног и пытаясь спастись бегством.
И тут, как по команде, гоблины по всему фронту бросились бежать. Вульфгар ринулся следом, схватил одного из противников сзади за шею и с ревом поднял высоко в воздух. Тот попытался сопротивляться и замахнулся на него дубиной, но великан тряхнул его как следует, и урод выронил оружие, которое отлетело далеко в сторону. Следом отправился и сам гоблин. Вульфгар забросил его за край овражка, служившего границей обороны дворфов.
После этого варвар направился к Кэтти‑бри, которая напоследок послала несколько стрел в спину бежавшим врагам.
|
|
– Жалуется мой чертов меч, – сообщила она. – Он хочет еще повоевать. Ему только бы сечь, хоть врагов, хоть друзей – все равно, – со смешком добавила она.
– Думаю, убивать придется даже больше, чем он жаждет, – ответил варвар.
– Этих мерзавцев как будто не волнует, что их уничтожают. Здесь уже завалы из трупов, а они лезут и лезут наверх только ради того, чтобы изматывать нас.
– И в конце концов они возьмут эту скалу, – заметил Вульфгар.
Положив руку на плечо женщины, он оглянулся. Дворфы уносили раненых, укладывали их на носилки и спускали на веревках вниз. Отправляли только тех, кто был ранен очень серьезно, другие оставались, потому что выносливых дворфов не так‑то просто было вывести из строя. И все‑таки в Долину Хранителя спускались очень многие. Были и такие, которых оттаскивали в сторону. С ними можно было не спешить, потому что ни один маг или чародей уже не смог быим помочь.
– Искатель Сердец может стрелять круглые сутки, стрелы‑то в волшебном колчане не убывают, – проговорила Кэтти‑бри. – А вот с бойцами Банака дело обстоит хуже. Их ряды все редеют. Помощи снизу нам не будет, они должны защищать нижние залы и туннели, Долину Хранителя и восточный вход.
– Да, хорошо бы ему иметь такой же колчан, как у тебя, только чтоб в нем были дворфы, а не стрелы.
Кэтти‑бри слабо усмехнулась и, глянув на Вульфгара, поняла, что это была не совсем шутка.
Неутомимые дворфы уже снова взялись за работу, продолжая трудиться над защитными укреплениями, но девушке и варвару казалось, что стук их молотов стал уже не таким частым. Орки и гоблины изнуряли их. К тому же врагам было плевать на потери.
|
|
Он бесшумно взобрался на громадный валун, лег на живот и разглядел внизу вход в пещеру.
Довольно скоро показалась эльфийка, которая вела на поводу пегаса. Одно крыло у высокого статного жеребца было подвязано. Судя по тому, что скакун вел себя совершенно спокойно, повязка была лечебной, а не сдерживающей его. Дзирт лежал и смотрел, солнце у него за спиной опускалось к горизонту. Женщина принялась чистить белого красавца, при этом что‑то негромко напевая. Тихие звуки красивой мелодии доносились и до дроу. Все это было так… естественно. И дышало покоем и теплом.
Спустя некоторое время появился и другой крылатый конь. Тарафиэль подлетел на своем жеребце к подруге, и Дзирт отполз немного назад. Едва копыта коня коснулись каменистой земли, эльф грациозно спешился и двинулся к спутнице, а она тут же бросила ему щетку.
Дзирт еще немного понаблюдал за парой с каким‑то горьким и щемящим чувством. Ведь и Эллифейн могла и должна была бы стать такой. Как несправедлива судьба! Дроу только сжал зубы и кулаки. Ему хотелось одного – убежать и найти кого‑нибудь из врагов, чтобы убить.
Солнце опустилось еще ниже, и пещеру скрыли сумерки. Эльфы, шагая рядом, завели своих крылатых скакунов внутрь.
Дроу перевернулся на спину, высматривая на небе первые бледные звездочки. Потирая руками виски, он снова и снова вспоминал Эллифейн и Бренора. И в который уже раз спрашивал себя: зачем все это было нужно, к чему все жертвы, что он имеет в итоге, с таким упорством придерживаясь своих нравственных принципов? Он понимал, что надо бы вернуться в Мифрил Халл, узнать, может, кто‑то из его друзей выжил после разгрома Низин, но заставить себя никак не мог.
Кроме того, следовало бы спуститься вниз и поговорить с эльфами, объяснить им, что произошло с Эллифейн, и принести свои соболезнования.
Однако, представляя себе, как он сообщит Тарафиэлю эти мрачные вести, дроу не мог двинуться с места.
И он снова и снова вспоминал крушение башни и гибель своего бесценного друга, вновь и вновь переживая самый тяжелый день в своей жизни, медленно погружаясь в черную бездну отчаяния. Тогда он поднялся, соскочил с валуна и помчался в сгущающемся мраке к собственному ненадежному жилищу, до которого было около мили. Оказавшись дома, он долго сидел в темноте, держа в руках однорогий шлем, подобранный в руинах.
Тоска все сильнее сжимала сердце, затягивала его, убивала изнутри.
И Дзирт прибег к единственному известному ему средству против нее. Гвенвивар он звать не стал, раны ее были слишком глубоки, вряд ли она успела залечить их.
Поэтому Охотник двинулся в ночь один, надеясь разыскать врагов, которых можно прикончить без жалости.
Глава 9
ГРУУМШ СНИЗОШЕЛ
Окруженный плотным кольцом из самых крепких воинов, царь Обальд шагал по огромному лагерю, разбитому на развалинах Низин. Главный орк чувствовал себя не совсем уверенно, потому что загадочное убийство Ахтель до сих пор будоражило его войско, и Обальд опасался, что волнения могут помешать исполнению его замыслов. Правда, пока его радовало, как орки встречают его: одни простирались ниц, а другие низко кланялись и старательно опускали глаза, если им приходилось отвечать на вопросы царя.
Обальд шел к Арганту Ррыку. Найти шамана было несложно – он был заметен издалека благодаря диким прыжкам, кричаще‑яркой одежде и огромному головному убору из перьев. В придачу к своему наряду он добавил еще и мантию погибшей Ахтель. Если Обальд и испытывал некоторые опасения, что влиятельный шаман может стать его соперником, то они развеялись, как только он приблизился к Арганту. Тот мгновенно распластался у ног царя, словно его валуном придавило.
– Обальд Многострельный! – взвизгнул он, не плача от радости. – Обальд! Обальд!
Дружно подхватив приветственный крик, остальные орки тоже попадали ниц.
Обальд несколько недоуменно, хотя и не без самой довольства, переглянулся со стражниками. Да‑а, неплохо… Может, стоит потребовать таких же почестей и от других?
– Ты Ррык? Аргант Ррык? – спросил царь, нависая над распростертым шаманом.
– Обальд заговорил со мной! – вне себя от восторга завопил Аргант. – Груумш благословляет меня!
– Встань! – потребовал Обальд.
Аргант, однако, колебался, тогда царь наклонился, схватил его за ворот и рывком поставил на ноги.
– Мы ждали тебя, о великий, – сразу же сообщил шаман, опуская глаза.
Обальд почувствовал легкое замешательство: а вдруг они просто усыпляют его бдительность, замышляя покушение? Он схватил шамана за подбородок, заставив тем самым поднять глаза.
– Нам надо поговорить, – заявил орк.
Аргант наконец успокоился. Сперва он обвел взглядом лежащих вокруг орков, а потом его глаза с красными прожилками остановились на лице Обальда.
– Может, в моем шатре, о великий? – с надеждой спросил он.
Обальд отпустил его и жестом велел показывать путь. Стража последовала за ним.
Когда они остались вдвоем, Аргант как будто переродился.
– Хорошо, что ты пришел, царь Обальд Многострельный, – сказал он почтительно, но без намека на подобострастие. Сейчас в нем чувствовалась спокойная внутренняя сила, которую он как будто скрывал при посторонних. – Племена волнуются, они готовы идти в бой.
– Но у тебя тут была… неувязка, – заметил Обальд.
– Ахтель не верила, и вот она убита.
– Не верила во что?
– В то, что Обальд и Груумш суть одно, – храбро заявил шаман.
Царь орков невольно отпрянул и подозрительно сощурился.
– Мне было видение, что это истина, – пояснил Аргант. – Царь Обальд велик. Всегда был велик. Но сейчас он стал еще сильнее, потому что Одноглазый вселился в него.
Обальд смотрел на него все так же недоверчиво.
– Дворфы сотворили чудовищное святотатство! – вскричал шаман. – Только подумать – они осквернили идола!
Громадный орк понемногу начинал понимать, что к чему.
– Они оскорбили Груумша, и Одноглазый зол! – провозгласил Аргант. Его голос привычно начинал срываться на визг. – Одноглазый отомстит им! Он раздавит их сапогом! Он зарубит их мечом!
Обальд слегка отодвинулся и даже замахал рукой, чтобы утихомирить не в меру воодушевившегося шамана.
– Вот его сапог, – пояснил шаман, показывая на сапожище царя. – Вот его меч. – И он ткнул за спину великана орка, где у того был закреплен массивный клинок. – Обальд – орудие Груумша. Обальд есть Груумш. Груумш – это Обальд. Я это видел!
Обальд чуть наклонил огромную безобразную голову, стараясь понять, не потешается ли над ним Аргант.
– Ахтель не хотела признать правду, – продолжал между тем шаман. – И потому, когда появился этот неистовый дроу, Груумш не защитил ее. А все остальные признают, что Обальд и Груумш – одно. Я сделал это для тебя, мой царь… мой бог.
Подозрение на лице отвратительного орка сменилось широкой ухмылкой.
– И что же ты хочешь в обмен на служение Обальду?
– Головы дворфов, – ни мгновения не колеблясь, ответил Аргант. – Они должны быть уничтожены. Все, до единого! И царь Обальд свершит это.
– Да, – протянул царь. – Да.
– Ты примешь от Арганта и других шаманов благословение Груумша? – спросил шаман, опуская взгляд и весь сжимаясь оттого, что осмелился задать такой вопрос своему господину.
– Какое такое благословение?
– Ты велик, Обальд! – взвизгнул от страха Аргант, хотя в голосе царя не было угрозы.
– Да, Обальд велик, – согласился громадный орк. – Так какое благословение?
– Мы наделим Обальда силой быка и ловкостью кошки, – сверкнув красными глазами, возвестил шаман. – Мы наделим Обальда огромной властью. Груумш одарит его. Я это видел.
– Такие заклинания довольно обычны! – резко возразил Обальд. – Я потребую не меньше.
– Это не заклинания! – перебил Аргант и вдруг смертельно побледнел, сообразив, что посмел перечить царю. Он помолчал, дрожа от мысли, что орк сейчас раздавит его. – Заклинания тоже потребуются, но этот дар намного больше. Обальд есть Груумш. Обальд будет силен, то есть еще сильнее! – быстро поправился он, заметив тяжелый взгляд уродливого орка. – Божественное благословение Груумша – это редкостный прекрасный дар. Никто не удостаивался его уже больше ста лет, но ты, Обальд, его получишь! Я это видел. Примешь ли ты его, царь, станешь ли участвовать в церемонии?
Обальд долго пристально смотрел на шамана, не совсем понимая, о чем тот говорит. Он никогда раньше не слышал ни о каком «божественном благословении Груумша». Однако орк видел, что Аргант боится его и одновременно испытывает к нему искреннее почтение. Шаманы и жрецы и прежде чтили Обальда. Наверное, их поддержка лишь возрастет, если он будет вести войну во имя Одноглазого.
– Приму, – наконец согласился он, и Аргант от радости чуть не перевернулся через голову.
Но Обальд быстро привел его в чувство: схватил шамана за воротник, приподнял над землей и притянул к своему лицу. Обдавая его жарким дыханием, он прорычал:
– Однако если я буду разочарован, Аргант, то я придавлю тебя к стенке и сожру целиком, начиная с кончиков пальцев!
Бедный шаман снова чуть не потерял сознание – ходили слухи, что Обальд такое уже проделывал.
– Так что не разочаруй меня. Аргант пискнул что‑то невразумительное, но Обальда такой ответ вполне устроил.
– Разве так следует чтить память друзей? – спросил Дзирт у Гвенвивар.
Он сидел, прислонившись к камню, закрывавшему вход в его жилище, и вертел в руках однорогий шлем. Пантера лежала рядом и созерцала гористый пейзаж. В лицо им дул сильный и довольно прохладный ветер.
– Я знаю, что, сражаясь, просто спасаюсь от боли, – продолжал дроу.
Он оторвал взгляд от шлема и тоже посмотрел вдаль. Этот разговор он вел сам с собой, как будто пантера была воплощением его совести. Хотя в некотором смысле так оно и было.
– Когда близкая, малая цель поглощает меня без остатка, я забываю о своих утратах и хоть на короткий миг снова чувствую себя свободным. К тому же я знаю: мы делаем нужное для дворфов Мифрил Халла дело. Может, орки перестанут с такой готовностью выползать из своих логовищ, если мы будем запугивать их, и тогда натиск на наших друзей хоть немного, да уменьшится.
Доводы казались весьма разумными, но все же Дзирт не мог избавиться от неприятного чувства, что оправдывается перед самим собой. Умом он понимал, что следует отправиться в Мифрил Халл и узнать, не удалось ли, вопреки очевидности, кому‑то из его друзей спастись после той страшной битвы. Собственно, нужно было сделать это сразу. Просто собраться с духом и выяснить, живы его друзья или нет, в противном же случае засвидетельствовать остальным членам клана гибель их короля. А потом помочь дворфам в защите Мифрил Халла, следуя их стратегии. Но это было выше его сил.
Эльф глубоко вздохнул, стараясь заглушить чувство вины. Наверное, дворфы уже наглухо закрыли все входы тяжелыми дверьми из камня и железа. Орки наделают много бед в долинах севера и разорят разбросанные повсюду городишки и деревни, но вряд ли они повредят Мифрил Халлу, даже теперь, после смерти Бренора. Темные эльфы из Мензоберранзана попробовали пойти войной на твердыню дворфов, но потерпели сокрушительное поражение, хотя у них и было больше возможностей, чем у орков, – они могли попасть в Мифрил Халл снизу, через глубокие туннели. Народ Бренора – стойкий и дисциплинированный, за них можно не волноваться.
– Скучаю я по ним, Гвен, – прошептал темный эльф, и пантера, повернув широкую морду, поглядела на него умными глазами. – Конечно, я знал, что такое может случиться, мы все это знали. Может, даже ждали этого. Слишком часто только чудо спасало нас. В конце концов, удача могла и отвернуться, нечто подобное должно было случиться. Правда, я всегда надеялся, что погибну первым и не увижу гибели остальных.
Закрыв глаза, он снова переживал смерть Бренора: эта страшная картина навсегда врезалась в его память. И смерть Эллифейн: в некотором смысле поединок с ней обернулся большей мукой, чем гибель Бренора. Смерть друга принесла ему личные страдания, но не шла вразрез с нравственными принципами, которые дроу исповедовал всю жизнь. Дзирт всегда считал, что умереть во имя друзей или защиты общего блага – хорошо. Поэтому, хоть потеря друга и разрывала ему сердце, то, что случилось в пещере Шилы Кри на Побережье Мечей, было хуже; оно потрясло все основы его бытия. Всякий раз, вспоминая гибель Эллифейн, он мысленно возвращался в тот далекий ужасный день, когда он, совсем юный дроу, вышел на поверхность со своими соплеменниками и те напали на семейство ни в чем неповинных наземных эльфов и зверски вырезали их всех. То была первая серьезная проверка его жизненных устоев. Та роковая ночь под усыпанным звездами небом навсегда изменила Дзирта До'Урдена – она положила конец его пребыванию в Мензоберранзане. Именно тогда молодой дроу со всей ясностью увидел, насколько жесток и злобен его народ. Темные эльфы воплощали собой абсолютное зло, с которым Дзирт не желал иметь ничего общего.
Тогда, после этого кровавого побоища, Закнафейн чуть не убил его. Правда, позже он узнал, что сын не участвовал в нем и даже спас девочку‑эльфа, решившись обмануть не только товарищей по отряду, но и саму Паучью Королеву.
И как же больно было Дзирту, много лет спустя проезжая через Лунный Лес, повстречаться с Эллифейн и ее народом и узнать, что девочка‑эльф выросла, но душа ее искалечена гневом и жаждой мести!
А позже он своей рукой убил Эллифейн в поединке на Побережье Мечей, не зная, что это она. Ее гибель стала как будто насмешкой над всеми идеалами Дзирта, да и всю его жизнь представила если не обманом, то по крайней мере ошибкой глупца.
Он потер лицо ладонями, потом положил одну руку на лоб Гвенвивар, притянул ее голову к своей ноге и замер, дыша легко и размеренно. Больше всего он любил эти моменты, когда они сидели вдвоем, наслаждаясь покоем и прохладой горного ветра. Инстинкт Охотника подсказывал, что надо отослать кошку на Астральный уровень, потому что потом, когда придет время драться с орками или гигантами, она понадобится ему сильной.
Но сейчас он был Дзиртом, а не Охотником, внутри его царило смятение, сердце ныло, поэтому он не мог не прислушаться к голосу разума.
Он закрыл глаза и стал вспоминать, какими были его друзья при жизни. Он видел простодушного Реджиса на берегу Мер Дуалдона. Маленький хафлинг закидывал удочку в темную воду, но Дзирт то знал – наживки на крючке нет, Реджис прикидывался, что рыбачит, желая побездельничать.
Он вспоминал, как Бренор обходил пещеры вокруг Пирамиды Кельвина, выкрикивая приказы и ворча, и при этом незаметно подмигивал дроу, давая ему понять, что сердится лишь для виду.
Он вновь видел юного Вульфгара, которого они воспитывали вместе с Бренором. Вспоминал их первый бой в логове вербигов, когда он и варвар бросились туда очертя голову и победили. Вспоминал и битву в пещере ледяного дракона: тогда они спаслись исключительно благодаря смекалке Вульфгара, обрушившего громадную сосульку со свода прямо на голову чудовища.
А еще он видел Кэтти‑бри, ту милую девочку, которую когда‑то встретил на склоне Пирамиды Кельвина. Потом вспоминал ее девушкой, впервые показавшей ему, какой прекрасной может быть жизнь на земле. Долгие годы эта женщина была рядом и разделяла все его страхи и сомнения, триумфы и поражения. А когда он с таким безрассудством решил вернуться в Подземье, чтобы оградить друзей от своего мрачного прошлого, не оставлявшего его в покое, Кэтти‑бри отважно последовала за ним и спасла не только от враждебных темных эльфов, но и от его собственных заблуждений. Она была голосом его совести и, если считала, что Дзирт не прав, всегда прямо говорила ему об этом, но, как настоящий друг, никогда не осуждала. Одним лишь нежным прикосновением она могла развеять его опасения и неуверенность. Ей достаточно было лишь взглянуть на него своими бездонными голубыми глазами, чтобы понять, что творится у него в душе, даже если внешне он оставался спокоен. Один поцелуй в щеку, и он вспоминал, что вокруг друзья, а значит, пока они рядом, ничто не может причинить ему вред.
Пока они рядом…
Уронив голову на руки, Дзирт дышал часто и прерывисто, а плечи его вздрагивали от сдерживаемых рыданий. Горе казалось беспредельным, он словно падал в черную бездну.
Неужели так будет всегда? Сколько их будет, этих мучительных образов?
Эллифейн, Закнафейн, падающий в кислотное озеро, башня Витегроо, рухнувшая в облаке пыли и в пламени…
Он знал лишь один способ не упасть в эту бездну.
– Пошли, Гвенвивар, – сказал Охотник. Он решительно встал и взял в руки мечи.
Дроу неслышно бежал при свете звезд, высматривая проблеск какого‑нибудь далекого костра, обещавшего новый бой.
Бой оркам, лжи и боли.
Вокруг разрушенной статуи Груумша Одноглазого среди ночи собрались тысячи орков, держась подальше, как велели им шаманы. Они перешептывались и толкались, пытаясь занять место получше, откуда можно было бы разглядеть чудесное событие. Правда, потасовок не было, поскольку шаманы пригрозили, что каждого, кто помешает ходу ритуала, отдадут в жертву Груумшу. А чтобы подкрепить свои угрозы, они уже отобрали с десяток орков, ранее замеченных в каких‑то преступлениях.
Герти Орельсдоттр тоже пришла в сопровождении примерно сотни гигантов. Они расположились еще дальше. Им было любопытно посмотреть на этот спектакль, который с таким нетерпением ждали орки, однако подойти ближе значило бы придать этому событию слишком большое значение.
– Смотрите без особого интереса, будто для вас это пустое развлечение, – наставляла Герти своих соплеменников.
За ходом церемонии наблюдали не только они. Сперва Каэр'лик Суун Уэтт и Тос'ун Армго держались возле Герти, но потом подошли поближе. Жрице‑дроу очень хотелось видеть, что же произойдет.
Шаманы, собравшиеся вокруг идола, потребовали тишины, а тех орков, что не послушались сразу же, стража Обальда угомонила при помощи копий.
Шаманов много, – жестами обратился Тос'ун к Каэр'лик.
Это будет мощное общее заклинание, – пояснила жрица. – Дроу нередко ими пользуются, но я не слыхала, чтобы примитивные племена тоже их применяли. Может, у них и впрямь что‑то получится.
Да что могут эти орки! – возразил Тос'ун.
Каждый по отдельности – ничего. Но не надо недооценивать объединенную мощь шаманов. А также и власть орочьего божества. Может, Груумш и впрямь внял их зову.
Заметив, что Тос'ун занервничал и даже положил ладони на эфесы клинков, Каэр'лик улыбнулась.
Сама она не слишком тревожилась. Жрица знала, чего хочет Обальд, и его стремления в целом совпадали с ее собственными, а также с целями и желаниями гигантов. Поэтому Каэр'лик не боялась, что после ритуала они могут стать врагами.
Однако она отвлеклась от этих мыслей, потому что кто‑то взобрался на поверженную статую. Это был Аргант Ррык в уборе из перьев и в мантии Ахтель. Он вскочил на голову идола и простер вверх увешанные браслетами из зубов руки, держа в обеих горящие факелы. Пламя плясало под порывами ветра и бросало неверные отсветы на его лицо, разрисованное белой и красной красками.
Аргант внезапно издал пронзительный, леденящий кровь крик и поднял руки еще выше. По его сигналу одновременно вспыхнуло два десятка факелов, и статуя оказалась в огненном кольце.
Каэр'лик внимательно разглядывала остальных факелоносцев. Все они были шаманами, все ярко размалеванные и пестро одетые. Она никогда еще не видела столько шаманов в одном месте. Кроме того, учитывая обычную тупость орков, ей казалось странным, что у стольких из них хватило ума добиться этого статуса!
Стоя на идоле, Аргант начал медленно кружиться. Шаманы внизу тоже стали поворачиваться вокруг себя, одновременно двигаясь по большому кругу вокруг статуи. С каждой минутой они вращались Я все быстрее и быстрее, и вскоре их движение стало больше походить на танец. Пламя факелов в их руках металось и трепетало.
Так продолжалось довольно долго, но шаманы не проявляли ни малейших признаков усталости. Каэр'лик даже решила, что дело не обошлось без волшебства, и стала еще пристальнее всматриваться в пляшущих орков.
Но Аргант внезапно остановился, и шаманы внизу замерли одновременно с ним. Каэр'лик затаила дыхание – такая согласованность могла родиться лишь из чувства общности. Шаманы напоминали танцевальный ансамбль, все члены которого давно работают вместе, – а ведь большинство из них были из разных племен и многие никогда раньше не встречались друг с другом. Все они стояли теперь неподвижно, высоко держа ровно горящие факелы.
Потом появился Обальд. По огромной толпе собравшихся, включая дроу и Герти с ее гигантами, прокатился вздох.
Царь орков был совершенно гол, а его мускулистое тело сплошь раскрашено красной, белой и желтой красками. Его глаза были густо обведены белыми кругами, так что любому из зрителей казалось, будто Обальд смотрит именно на него. Толпа невольно отпрянула назад.
Справившись с первоначальной растерянностью, Каэр'лик сообразила, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Царь предстал без оружия и доспехов перед таким огромным сборищем, однако никто не мог бы сказать, что он выглядит слабым или легко уязвимым. Мускулы на его теле перекатывались при ходьбе, мышцы мощных рук напоминали натянутые канаты. Сейчас он казался даже более грозным, чем в полном вооружении. Рот оскален, лицо искажено, словно плоть его разрывается от внутреннего напряжения, которое он с трудом сдерживает.
Наверху Аргант взмахнул перед собой факелом, и под ноги Обальду солдаты бросили одного из орков, предназначенных в жертву. Орк жалобно завыл, но шаманы завели песню и заглушили его крики. Напев шаманов подхватили сначала первые ряды собравшихся, а потом и остальные, и вскоре уже тысячи орков в один голос взывали к Груумшу. Это было так захватывающе, что и Каэр'лик неожиданно для себя тоже стала повторять имя божества. Она нервно оглянулась, надеясь, что Тос'ун этого не заметил, а затем улыбнулась, увидев, что он тоже шепчет имя чужого бога. Она больно ткнула его локтем в бок, чтобы не забывался.
Аргант снова пронзительно закричал и быстро скрестил факелы перед собой. Толпа сразу смолкла. Каэр'лик поглядела на Обальда, в руках которого откуда‑то появился большой меч. Царь медленно поднял его над головой и, коротко и резко вскрикнув, отсек голову коленопреклоненного орка. Толпа взревела.
Тут же подтащили второго пленника и бросили рядом с обезглавленным трупом.
Так повторялось десять раз: ритмичное пение, казнь, рев толпы. И каждый раз собравшиеся призывали Груумша с все большим воодушевлением.
А Обальд раз от раза как будто становился все более могучим и статным.
Когда пленников больше не осталось, шаманы вновь пошли плясать по кругу, а за ними и все собравшиеся, подхватывая призыв к Груумшу Одноглазому.
Тогда появился новый персонаж – стреноженный толстенной веревкой громадный бык, которого вели орочьи солдаты, направляя его с помощью копий. Животное подвели к царю. Обальд долго смотрел на быка, потом схватил за рога, и оба замерли, как будто впали в транс. Тогда Аргант спустился вниз, и все шаманы тесно обступили быка. Они стали нараспев произносить заклинание, в конце каждой фразы выкрикивая имя Груумша.
Каэр'лик неплохо понимала язык орков и разобрала, что это заклятие должно наделить огромной силой того, на кого его налагают. Однако было и что‑то еще, поскольку заклятие было таким мощным, что Каэр'лик чувствовала его даже на расстоянии.
Вокруг Обальда и быка неожиданно появились странные зеленые, розовые и желтые огоньки. Они как будто исходили от животного, и их становилось все больше. Потом искорки устремились к царю, и его тело стало словно вбирать их. Бык слабел на глазах, и вскоре могучее животное уже едва стояло на дрожащих ногах, зато Обальда просто распирала мощь.
Потом все кончилось, и Каэр'лик, увлеченная происходящим, не сразу заметила, что кто‑то успел разрезать веревки на ногах быка. Обессиленное животное стояло лишь благодаря царю орков, не выпускавшему из рук его рога. Все затихли в ожидании. Обальд и бык по‑прежнему смотрели друг на друга. А потом внезапно могучим рывком орк свернул быку шею.
Некоторое время царь столп, глядя на животное, затем отпустил его, и бык рухнул на землю.