в уборной и вылезаешь, благоухая, как
роза. Вот и все".
– Ноэль Констант
«Магнум Опус»– корпорация в ЛосАнджелесе, занимавшаяся финансовыми делами Малаки Константа, – была основана отцом Малаки. Она помещалась в небоскребе, имевшем тридцать один этаж. «Магнум Опус», будучи владельцем всего небоскреба, занимала только три верхних этажа, а остальные сдавала в аренду корпорациям, находившимся под ее контролем.
Некоторые компании, недавно проданные корпорацией «Магнум Опус», выезжали. Другие, только что купленные, въезжали на их место.
Среди арендующих компаний были «Галактическая Космоверфь», «Табак „Лунная Дымка“», «Фанданго‑Нефть», «Монорельс Леннокс», «Гриль „Момент“», Фармацевтическая компания «Здоровая юность», серный концерн «Льюис и Марвин», «Электроника Дюпре», «Всемирный Пьезоэлектрик», «Телекинез (Нелимитированный)», «Ассоциация Эда Мьюра», «Инструменты Макс‑Мор», «Краски и Лакокрасочные Покрытия Уилкинсона», «Американская Левитация», «Рубашки „Счастливый король“», «Союз Крайнего Безразличия» и «Калифорнийская компания по страхованию жизни».
Небоскреб «Магнум Опус» представлял собой двенадцатиугольную стройную колонну, по всем двенадцати граням облицованную голубовато‑зеленым стеклом, ближе к основанию приобретавшим розоватый оттенок. По утверждению архитектора, двенадцать граней должны были представлять двенадцать великих религий мира. До сих пор никто не просил архитектора их перечислить.
И слава богу, потому что он не смог бы этого сделать.
На самой верхушке примостился личный вертолет.
Констант прилетел на вертолете, и тень, снижающаяся на крышу в трепетном ореоле вращающегося винта, многим снизу показалась тенью и ореолом крыл Светоносного Ангела Смерти. Им это показалось, потому что биржа прогорела, и ни денег, ни работы взять было неоткуда.
|
|
Им это показалось еще и потому, что из всех прогоревших предприятий самый страшный крах постиг предприятия Малаки Константа.
Констант сам вел свой вертолет, потому что вся прислуга ушла накануне вечером. Пилотировал Констант из рук вон плохо. Он приземлился так резко, что дрожь от удара потрясла все здание.
Он прибыл на совещание с Рэнсомом К. Фэрном, президентом «Магнум Опуса».
Фэрн ждал Константа на тридцать первом этаже в единственной громадной комнате, которая служила Константу офисом.
Офис был обставлен призрачной мебелью – без ножек. Все предметы поддерживались на нужной высоте при помощи магнитного поля. Вместо столов, конторки, бара и дивана были просто парящие в воздухе плоские плиты. Кресла были похожи на готовые опрокинуться плавающие чаши. А самое жуткое впечатление производили висящие в воздухе где попало карандаши и блокноты, так что всякий, кому пришла бы в голову мысль, достойная записи, мог выловить блокнот прямо из воздуха.
Ковер был травянисто‑зеленый – по той простой причине, что он и был травяной – настоящая травка, густая, как на площадке для гольфа.
Малаки Констант спустился с крыши в офис на своем личном лифте. Когда дверь лифта с мягким шорохом растворилась, Константа поразила мебель без ножек и парящие в воздухе карандаши и блокноты. Он не был у себя в офисе восемь недель. Кто‑то успел сменить всю обстановку.
Рэнсом К. Фэрн, престарелый президент «Магнум Опуса», стоял возле зеркального окна от пола до потолка, откуда открывался вид на город. На нем была фетровая шляпа и старомодное черное пальто. Свою бамбуковую тросточку он держал наизготовку. Он казался невероятно тощим – впрочем, тощим он был всегда. «Задница – что пара дробин, – говаривал отец Малаки, Ноэль. – Рэнсом К. Фэрн смахивает на верблюда, который уже переварил оба своих горба, а теперь переваривает и остальное, кроме волос и глаз».
|
|
Согласно данным, опубликованным налогово‑финансовым управлением, Фэрн был самым высокооплачиваемым служащим в стране. Он получал жалованье миллион долларов в год чистыми – да плюс к тому премиальные и прожиточные.
Он поступил в «Магнум Опус», когда ему был двадцать один год. Теперь ему было шестьдесят.
– Кто… кто‑то сменил всю мебель, – сказал Констант.
– Да, – сказал Фэрн, не отрывая взгляда от города за окном, – кто‑то ее сменил.
– Вы? – спросил Констант.
Фэрн фыркнул носом. С ответом он не торопился.
– Я решил, что пора проявить внимание к нашей собственной продукции.
– Я … я в жизни ничего подобного не видел, – сказал Констант. – Никаких ножек – все плавает в воздухе.
– Магниты – если хотите знать, – сказал Фэрн.
– Признаться – признаться, выглядит это здорово, когда попривыкнешь, – сказал Констант. – А что, их делает какая‑нибудь из наших компаний?
– "Американская Левитация", – сказал Фэрн. – Вы велели ее купить, и мы ее купили.
Рэнсом К. Фэрн отвернулся от окна. У него на лице непостижимым образом уживались черты юности и старости. Лицо не сохранило никаких следов постепенного старения, никакого намека на то, что этому человеку было когда‑то тридцать, сорок или пятьдесят. Оно сохранило лишь черты подростка и приметы шестидесятилетнего старика. Словно бы на семнадцатилетнего юнца налетел какой‑то горячий вихрь и мгновенно обесцветил, засушил его.
|
|
Фэрн прочитывал по две книги в день. Говорят, что Аристотель был последним человеком, который знал современную ему культуру в полном объеме. Рэнсом К. Фэрн всерьез попытался сравняться с Аристотелем. Правда, ему было далеко до Аристотеля в умении открывать взаимосвязи и законы в том, что он знал.
Интеллектуальная гора родила философскую мышь – скорее, мышонка‑недоноска. Вот как Фэрн излагал свою философию в самых простых, житейских понятиях:
– Подходите вы к человеку и спрашиваете: «Как делишки, Джо?» А он отвечает: «Прекрасно, прекрасно – лучше некуда». А вы глядите ему в глаза и смекаете, что хуже некуда. Если докопаться до самой сути, то все живут черт знает как, все до одного, поняли? А подлость в том, что ничего с этим не поделаешь.
Эта философия его не огорчала. Она не нагоняла на него тоску.
Он сделался бессердечным и всегда был начеку.
А в делах это было очень полезно – Фэрн автоматически исходил из того, что другой только хорохорится, а на самом деле просто слабак и жизнь ему не мила.
Случалось, что люди с крепкими нервами усмехались, слушая его «реплики в сторону».
Его положение‑работа на Ноэля "Константа, а потом на Малаки, – вполне располагало к горькой иронии – потому что он был выше, чем Констант‑pere и Констант‑fils, во всех отношениях, кроме одного, но это единственное и было поистине решающим. Оба Константа – невежественные, вульгарные, беспардонные – были счастливчиками, им сказочно, неимоверно везло.
По крайней мере, до сих пор.
Малаки Констант все еще никак не мог осознать, что счастье изменило ему – окончательно и бесповоротно. Ему еще предстояло это осознать, несмотря на то, что Фэрн по телефону сообщил ему жуткие новости.
– Ишь ты, – сказал Констант с видом знатока, – чем больше смотрю на эту мебель, тем больше она мне нравится. Эти штуки расхватают, как горячие пирожки.
Слушать, как Малаки Констант‑миллиардер – говорит о бизнесе, было жалостно и противно. То же было и с его отцом. Старый Ноэль Констант ровным счетом ничего не смыслил в делах, как и его сынок, и скромное обаяние, которым их одарила природа, бесследно испарялась в ту секунду, когда они пытались сделать вид, что разбираются в делах лучше, чем свинья в апельсинах.
Когда миллиардер хочет казаться оптимистом, напористым и изворотливым дельцом, в этом есть что‑то непристойное.
– Если хотите знать мое мнение, – сказал Констант, – это самое надежное помещение капитала – компания, выпускающая такую вот мебель.
– Я бы лично предпочел «Пышки‑пончики», – сказал Фэрн. Это была его излюбленная шутка: «Предпочитаю объединенную компанию „Пышки‑пончики“». Когда к нему кто‑нибудь цеплялся, как репей, умоляя посоветовать, куда бы вложить деньги, чтобы за шесть недель получить сто на сто, он серьезно рекомендовал им эту вымышленную компанию. И кое‑кто даже пытался следовать его совету
– Усидеть на кушетке «Американской Левитации» потруднее, чем устоять в пироге из березовой коры, – сухо заметил Фэрн. – А если вы с маху сядете в так называемое кресло, оно вас катапультирует, как камень из пращи. Присядьте на край письменного стола, и он закружит вас в воздухе, как одного из братьев Райт в Китти Хоук*.
/* Китти Хоук – местность в Северной Каролине, где в 1903 г. братья Райт совершили первый полет на аэроплане. /
Констант осторожно дотронулся до письменного стола. Тот нервно затрепетал.
– Ну что ж, просто мебель нуждается в кое‑каких доделках, – сказал Констант.
– Золотые слова, – сказал Фэрн.
И тут Констант попытался оправдаться – впервые в жизни.
– Может же человек хоть иногда ошибиться, – сказал он.
– Хоть иногда? – повторил Фэрн, поднимая брови. – Три месяца кряду вы только и делали, что ошибались, и вы добились, я бы сказал, невозможного. Вам удалось уничтожить плоды более чем сорокалетнего вдохновенного предвидения и много больше того.
Рэнсом К. Фэрн взял висевший в воздухе карандаш и сломал его пополам.
– "Магнум Опус" больше не существует. Мы с вами – последние люди в этом здании. Все остальные получили расчет и разошлись по домам.
Он поклонился и пошел к двери.
– Все звонки с коммутатора будут поступать непосредственно сюда. Когда будете уходить, мистер Констант, сэр, не забудьте выключить свет и запереть за собой дверь.
Думается, именно теперь будет уместно рассказать историю концерна «Магнум Опус».
Идея создания «Магнум Опуса» пришла в голову янкикоммивояжеру, торговавшему кухонной посудой с медным дном. Янки этот был Ноэль Констант, уроженец Нью‑Бедфорда, штат Массачусетс. Это был отец Малаки.
Отцом Ноэля, в свою очередь, был Сильванус Констант, наладчик ткацких станков на Нью‑Бедфордской фабрике Наттауинского филиала Большой государственной компании по выпуску шерстяных тканей. Он был анархистом, но ни с кем, кроме собственной жены, никогда не ссорился.
Семейство происходило по побочной линии от Бенжамена Константа, который был трибуном при Наполеоне с 1799 по 1801 год и любовником Анны Луизы Жермены Неккер, баронессы де СтальГольштинской, жены тогдашнего шведского посланника во Франции.
Как бы то ни было, как‑то ночью в Лос‑Анджелесе Ноэль Констант решил заняться биржевыми спекуляциями. Ему было тридцать девять, он был одиноким, физически и духовно непривлекательным неудачником.
Мысль заняться биржевыми спекуляциями пришла ему в голову, когда он сидел один‑одинешенек на узкой кровати в номере 223 отеля «Уилбурхэмптон».
Мощнейшая корпорация, когда‑либо принадлежавшая одному человеку, родилась в самой убогой обстановке. В номере 223 отеля «Уилбурхэмптон» площадью одиннадцать на восемь футов не было ни телефона, ни письменного стола.
А были там кровать, комод с тремя ящиками, старые газеты, закрывавшие дно ящиков, и Гедеоновская бесплатная Библия в нижнем ящике. На газетной странице, постланной в среднем ящике, оказались сведения о биржевых операциях четырнадцатилетней давности.
Есть такая загадка. Человека заперли в комнате, где есть только ореховый комод и электропровода. Вопрос: как ему не умереть от голода и жажды?
Ответ: пусть ест орехи и запивает водой.
Это все очень похоже на историю зарождения «Магнум Опуса». Материалы, из которых Ноэль Констант сотворил свое громадное состояние, были едва ли более питательными сами по себе, чем орехи из орехового комода и вода из электропроводов.
«Магнум Опус» был создан при помощи пера, чековой книжки, нескольких почтовых конвертов для чеков, Гедеоновской Библии и банковского счета, на котором было восемь тысяч двести двенадцать долларов.
В банке хранилась доля Ноэля Константа, полученная в наследство от отца‑анархиста. В основном она состояла из государственных облигаций.
У Ноэля Константа был план распределения капиталовложений. План был проще простого. Своим оракулом в финансовых операциях Ноэль Констант избрал Библию.
Те, кто анализировал систему капиталовложений Ноэля Константа, утверждали, что он либо гений, либо владелец изумительной сети промышленного шпионажа.
Он неукоснительно предвидел самые блестящие биржевые успехи, обычно за несколько дней или часов до того, как начинался очередной бум.
За двенадцать месяцев, почти безвыходно сидя в номере 223 отеля «Уилбурхэмптон», он увеличил свое состояние до миллиона с четвертью.
Ноэль Констант достиг этого, не нуждаясь ни в гениальности, ни в шпионах.
Его система была проста до идиотизма, но некоторые люди никак не поймут, сколько им ни толкуй. Это те люди, которым ради мира душевного необходимо верить, что неслыханного богатства можно добиться только неслыханной хитростью.
Вот в чем заключалась система Ноэля Константа:
Он взял Гедеоновскую Библию, находившуюся в его номере, и начал с первой фразы Книги Бытия.
Первая фраза в Книге Бытия, как вы, может быть, знаете, звучит так: «В начале сотворил Бог небо и землю». Ноэль Констант записал всю фразу заглавными буквами, ставя точку после каждой буквы, а затем разделил все буквы на пары, и вот что получилось: «В. Н., А.Ч., А.Л., Е.С, О.Т., В.О., Р.И., Л.Б., О.Г., Н.Е., Б. 0., И.З., Е.М, Л.Ю.»
Потом он выискал корпорации, начинавшиеся с этих букв, и скупил их акции. Поначалу он взял себе за правило владеть акциями только одной корпорации, вкладывать в нее все свои средства и сбывать акции с рук, как только их стоимость удвоится.
Первой такой корпорацией был «Всемирный Нитрат». Затем последовали «Австралийский Чай», «Американская Левитация», «Единый Скотопромышленник», «Оптовая Торговля», «ВОАП „Океан“», «Рационализатор – Изобретатель» и «Лактоидные Бактерии».
На следующие двенадцать месяцев он запланировал «Огден Геликоптерз», «Нефть – Европе», «Багамский Октаэдр», «Интернациональный Зодиак», «Ежедневный Монитор» и «Литиум Юнайтед».
Наконец, он купил уже не часть акций «Огден Геликоптерз», а всю компанию целиком.
Не прошло и двух дней, как эта компания заключила долгосрочный контракт с правительством на производство межконтинентальных баллистических ракет, и уже один этот контракт взвинтил цену пакета акций компании до пятидесяти девяти миллионов долларов. Ноэль Констант закупил все акции за двадцать два миллиона.
Единственное руководящее указание, которое он дал как владелец этой компании, было написано на открытке с видом отеля «Уилбурхэмптон». Открытка была адресована президенту компании, и ему предлагалось изменить название на «Галактическую Космоверфь, инкорпорейтед»– компания давно оставила позади и Огденов, и геликоптеры.
Как ни маловажно было это ценное указание, оно все же имело определенное значение – как свидетельство того, что Констант проявлял интерес к своей собственности. И хотя его капитал, вложенный в эту компанию, более чем удвоился, он все акции не продал. Он продал только сорок девять процентов.
С тех пор он, продолжая следовать указаниям Гедеоновской Библии, оставлял за собой крупные пакеты акций тех фирм, которые ему нравились.
В первые годы жительства Ноэля Константа в номере 223 отеля «Уилбурхэмптон» его посещал только один человек. Этот человек не знал, что он – богач. Этим единственным посетителем была горничная, которую звали Флоренс Уайтхилл, и она проводила с ним каждую десятую ночь за скромное вознаграждение наличными.
Флоренс, как и все в отеле «Уилбурхэмтон», верила, что он торгует почтовыми марками – он ей сам так говорил. Личная гигиена не была сильной стороной Ноэля Константа. Было легко поверить, что он постоянно возится с гуммиарабиком.
О его богатстве знали только чиновники налогово‑финансового управления и служащие авторитетной фирмы Клау и Хиггинс.
Но через два года в номер Ноэля Константа вошел второй посетитель.
Это был худощавый и энергичный юноша двадцати двух лет. Он сразу заинтересовал Ноэля Константа, объявив, что он из Государственного налогового управления Соединенных Штатов.
Констант пригласил молодого человека в свой номер, жестом предложил ему сесть на кровать. Сам он остался стоять.
– Послали ко мне молокососа, а? сказал Ноэль Констант.
Гость нисколько не обиделся. Он обратил насмешку в свою пользу, построив на обидном слове такой образ себя самого, что и впрямь мороз подирал по коже.
– У молокососа сердце из камня и ум, изворотливый, как мангуст, мистер Констант, – сказал он. – Кроме того, я окончил экономический факультет Гарвардского университета.
– Может, и так, – сказал Ноэль Констант. – Да только мне вы ничем не повредите. Я не должен государству ни гроша.
Неоперившийся юнец кивнул.
– Знаю, – сказал он. – Я все проверил – у вас комар носу не подточит.
Молодой человек оглядел комнату. Убожество обстановки его не удивило. Он достаточно знал жизнь и ожидал чего‑то противоестественного.
– Я занимался вашими подоходными налогами последние два года, – сказал он. – и, по моим расчетам, вы самый везучий человек в истории человечества.
– Везучий? – сказал Ноэль Констант.
– Я так считаю, – сказал юный посетитель. – А вы не находите, что это так? К примеру – что производит «ВОАП „Океан“»?
– "ВОАП «Океан»"? – как попугай, повторил Ноэль Констант.
– Вы владели тридцатью тремя процентами акций в течение двух месяцев, – сказал юный посетитель.
– Ну, добывает рыбу, китов, морскую капусту, – сказал Ноэль Констант скрипучим голосом. – Разные там «дары моря».
Молодой посетитель улыбнулся, и морщинки у него под носом образовали как бы кошачьи усы.
– Для вашего сведения, – сказал он, – сообщаю, что «ВОАП „Океан“»– кодовое название, которым правительство во время последней войны обозначило сверхсекретный военно‑акустический проект, разрабатывающий подводные прослушивающие устройства. После войны предприятие перешло в частные руки, но название не изменилось – так как этот проект до сих пор является сверхсекретным, а единственный клиент компании – правительство.
– А не могли бы вы мне сказать, – спросил юный посетитель, – что вы знаете о компании «Рационализатор‑Изобретатель», коль скоро вы вложили в нее крупные средства? Может, вы думали, – что они производят игрушечные конструкторы для ребятишек?
– Я обязан отвечать на вопросы налогово‑финансового управления? – спросил Ноэль Констант. – Обязан рассказать про каждую из принадлежащих мне компаний все как на духу, а то у меня отберут все деньги?
– Я просто полюбопытствовал, – сказал юный гость. – Насколько я понял по вашему ответу, вы не имеете ни малейшего представления о том, что производит компания «РационализаторИзобретатель». К вашему сведению, она ничего не производит, но держит в руках ряд важнейших патентов на станки для реставрации автопокрышек.
– А не перейти ли нам к делам налогово‑финансового управления? – оборвал его Ноэль Констант.
– А я в управлении больше не служу, – сказал юный гость. – Сегодня утром я отказался от места, где мне платили по сто четырнадцать долларов в неделю, и собираюсь работать на новом месте за две тысячи долларов в неделю.
– На кого это вы собираетесь работать? – спросил Ноэль Констант.
– На вас, – ответил юнец. Он встал, протянул руку. – Зовут меня Рэнсом К. Фэрн, – добавил он.
– У меня в Гарварде был профессор, – поведал Рэнсом К. Фэрн Ноэлю Константу, – который все твердил, что я – ловкий малый, только если я хочу разбогатеть, мне придется _найти_нужного_ _человека_. И не желал больше ничего объяснять. Говорил, что рано или поздно я сам соображу. Я его спросил, как мне искать своего нужного человека, и он посоветовал поработать с годик в налогово‑финансовом управлении. Когда я проверял ваши налоговые декларации, мистер Констант, до меня внезапно дошло, что он имел в виду. Да, ума и дотошности мне не занимать, а вот удачливостью хвастаться не приходилось. Мне надо было найти человека, которому сказочно везет, счастливчика, – и я его нашел.
– А с чего это я стану платить вам по две тыщи долларов в неделю? – сказал Ноэль Констант. – Вот тут перед вами вся моя контора и весь мой штат, а чего я достиг, вы сами знаете.
– Конечно, – сказал Фэрн, – но я‑то могу вам показать, как можно было сделать двести миллионов там, где вы сделали только пятьдесят девять. Вы абсолютно ничего не смыслите в корпоративных законах и налоговых законах – да и о простых правилах бизнеса вы понятия не имеете.
Далее Фэрн окончательно убедил в этом Ноэля Константа, отца Малаки, и развернул перед ним план корпорации под названием «Магнум Опус». Это был чудодейственный механизм, при помощи которого можно было нарушить тысячи законов, оставляя в неприкосновенности букву каждого закона, вплоть до мелкого городского указа.
Ноэль Констант был так поражен этим величественным зданием лицемерия и жульничества, что решил вложить в него деньги, даже не справляясь со своей Библией.
– Мистер Констант, сэр, – сказал юный Фэрн. – Неужели вы не понимаете: «Магнум Опус»– это вы, вы будете председателем совета директоров, а я – президентом концерна.
– Мистер Констант, – сказал он, – в настоящей момент вы весь на виду у федерального налогово‑финансового управления, как торговец яблоками и грушами на людном перекрестке А геперь представьте себе, как им трудно будет до вас добраться, если вы битком набьете целый небоскреб разными промышленными бюрократами‑чиновниками, которые теряют нужные бумаги и заполняют не те бланки, потом сочиняют новые бланки и требуют представлять все в пяти экземплярах, которые понимают не больше трети того, что им говорят; чиновниками, которые привыкли давать путаные ответы, чтобы выиграть время и сообразить, что к чему, которые принимают решения, только если их припрут к стенке, а потом заметают следы; они вечно делают ошибки в сложении и вычитании, созывают собрания, когда им станет скучно, строчат циркуляры, как только их о чемто попросят; эти люди никогда ничего не выбрасывают, разве что под угрозой увольнения. Одинединственный достаточно деятельный и опасливый промышленный бюрократ способен произвести за год тонну бессмысленных бумаг, которые федеральному налогово‑финансовому управлению придется разбирать. А в нашем небоскребе «Магнум Опус» таких типов будут тысячи! Мы с вами займем два верхних этажа, и оттуда вы сможете следить за делами точно так же, как и теперь.
Он обвел взглядом комнату.
– Кстати, как вы ведете учет – записываете обгорелой спичкой на полях телефонного справочника?
– Все держу в голове, – сказал Ноэлъ Колстант.
– И еще одно преимущество, на которое я хочу обратить ваше внимание, – сказал Фэрн. – В один прекрасный день ваше счастье вам изменит. Вот тогда вам и понадобится самый расторопный, самый изворотливый распорядитель, которого только можно нанять за деньги, – иначе вы опять очутитесь среди своих кастрюль и сковородок.
– Я вас нанимаю, – сказал Ноэль Констант, отец Малаки.
– Идет – а где будем строить наш небоскреб? – сказал Фэрн.
– Мне принадлежит этот отель, а отелю принадлежит участок на той стороне улицы. – сказал Ноэль Констант. – Стройте на той стороне.
Он поднял указательный палец, скрюченный, как заводная ручка для автомобиля.
– Только вот что…
– Слушаю, сэр? – отозвался Фэрн.
– Я туда не поеду, – сказал Ноэль Констант. – Я остаюсь здесь.
Тот, кто хочет узнать подробности истории концерна «Магнум Опус», может пойти в ближайшую библиотеку и взять там или романтическую книгу Лавинии Уотерс «Не сбылся ли сказочный сон?», или более жесткую версию Кроутера Гомбурга «Первобытный панцирь».
В книжечке мисс Уотерс, которой абсолютно нельзя верить во всем, что касается бизнеса, вы найдете более подробный рассказ о том, как горничная, Флоренс Уайтхилл, обнаружила, что беременна от Ноэля Константа, а потом узнала, что Ноэль Констант‑мультимиллионер.
Ноэль Констант женился на горничной, подарил ей особняк и банковский счет на миллион долларов. Он сказал ей, что если родится мальчик, пусть назовет его Малаки, а если девочка – Прюденс. Он вежливо попросил ее навещать его, как и раньше, раз в десять дней, но младенца с собой не приносить
В книге Гомбурга детали бизнеса изложены безукоризненно, но она много теряет из‑за того, что Гомбург построил свое исследование на одной идее – а именно, что «Магнум Опус»порождение «комплекса безлюбовности». Но в подтексте книги Гомбурга все яснее читается и то, что его никто никогда, не пробил и сам он был не способен кого‑то полюбить.
Кстати, ни мисс Уотерс, ни Гомбург не сумели докопаться до метода, которым руководствовался в делах Ноэль Констант. Даже Рэнсом К. Фэрн его не разгадал, как ни бился
Ноэль Констант открыл тайну только одному челозеку – своему сыну Малаки Константу, в двадцать первый день рождения Малаки. День рождения отмечали в номере 223 отеля «Уилбурхэмптон». Отец и сын увиделись на этот день впервые.
Малаки пришел в гости к Ноэлю по приглашению.
Но таков уж человек по своей природе, что на юного Малаки Константа гораздо более глубокое впечатление произвел один предмет в комнате, а не то, что он узнал, как делать миллионы – нет, миллиарды – долларов.
Тайна накопления денег была настолько проста, что не требовала большого внимания. Самое сложное в ней было в том ритуале, который должен был соблюсти Малаки Констант, подхватывая факел «Магнум Опуса», который Ноэль после стольких лет выпускал из рук. Юный Малаки должен был попросить у Рэнсома К. Фэрна список фирм, в которые были сделаны капиталовложения. Читая его, как акростих, юный Малаки должен был узнать, до какого именно места в Библии дошел сам Ноэль и с какого места он должен вачать.
Внимание Малаки приковал к себе один‑единственный предмет в номере 223 – висевшая на стене фотография. На ней он увидел себя самого в возрасте трех лет прелестного, милого, задорного малыша на песочке у моря.
Фотография была прикноплена к стене.
Других фотографий в комнате не было.
Старый Ноэль, заметив, что юный Малаки глядит на фотографию, страшно сконфузился и смутился – очень уж сложно было ему вникнуть в отношения между отцами и сыновьями. Он лихорадочно искал в своей душе какие‑нибудь добрые слова, подходящие к случаю, и почти ничего не нашел.
– Мой отец дал мне всего два совета, – сказал он. – А испытание временем выдержал только один. Вот они: «Не трогай основной капитал» и «Не держи спиртное в спальне».
Но тут он окончательно пришел в замешательство, и больше вынести он не мог.
– Прощай! – внезапно выпалил он.
– Прощай? – потрясенный, повторил юный Малаки. Он пошел к двери.
– Не держи спиртное в спальне, – сказал старик и повернулся к нему спиной.
– Не буду, сэр, – сказал юный Малаки. – Прощайте, сэр, – сказал он и вышел.
Это было первое и последнее свидание Малаки Константа с отцом.
Его отец прожил еще пять лет, и Библия ни разу его не подвела.
Ноэль Констант умер, добравшись до конца фразы:
«И создал Бог два светила великие: светило большее, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью, и звезды».
Его последние капиталовложения были сделаны в фирму «Золотой Динозавр», из расчета 17 1/4.
Сын начал с того места, где остановился отец, хотя в номер 223 отеля «Уилбурхэмптон» переезжать не стал.
Целых пять лет сыну так же сказочно везло, как и отцу.
И вот, в одночасье, «Магнум Опус» рассыпался в прах.
Стоя в своем офисе с ковром из натуральной травы и парящей в воздухе мебелью, Малаки Констант никак не мог поверить, что счастье ему изменило.
– Ничего не осталось? – слабым голосом сказал он. Он насильственно улыбнулся Рэдсому К. Фэрну. – Ладно, бросьте шутить – я же знаю, что хоть немного должно остаться.
– Я сам так думал – еще в десять утра, – сказал Фэрн. – Я поздравил себя с тем, что сумел обезопасить «Магнум Опус» от всех – мыслимых подвохов. Мы вполне благополучно справлялись с депрессией – и с вашими ошибками тоже.
– Но в десять пятнадцать ко мне зашел юрист, который, судя по всему, был на вашей вчерашней вечеринке. Насколько я понял, вы в этот вечер раздавали нефтяные промыслы, и юрист был настолько предупредителен, что оформил соответствующие документы, которым ваша подпись придала бы законную силу. Вы их подписали. Вчера вечером вы раздали пятьсот тридцать одну нефтяную скважину, прикончив компанию «Нефть‑Европе».
– В одиннадцать, – продолжал Фэрн, – президент Соединенных Штатов объявил, что «Галактическая Космоверфь», которую мы продали, получает контракт стоимостью в три миллиарда для Новой Космической Эры.
– В одиннадцать тридцать, – сказал Фэрн, – мне принесли номер Журнала американской ассоциации медиков, на котором стоял гриф для нашего заведующего рекламой – КВС. Эти три буквы, как вы догадались бы, если бы хоть изредка бывали в своем офисе, означают «к вашему сведению». Я раскрыл журнал на отмеченной странице и получил, к своему сведению, вот какую информацию: табак «Лунная Дымка» не просто _одна_из_, а _главная_ причина бесплодия у лиц обоего пола повсеместно, где продавались сигареты «Лунная Дымка». И этот факт открыли не люди, а компьютер. Каждый раз, как в машину закладывали данные о курении сигарет, она приходила в ужасное возбуждение и никто не понимал, почему. Машина явно старалась что‑то сообщить операторам. Она выдумывала все что могла, чтобы ей дали высказаться, и в конце концов заставила операторов задать ей нужный вопрос. Она добивалась, чтобы ее спросили, как связаны сигареты «Лунная Дымка» с размножением рода человеческого. А связь была такая: