Архаические и современные написания некоторых китайских иероглифов




сочетания позволяли выразить более сложные отвле­ченные понятия, связанные по смыслу с простейшими знаками, их образующими. Например, знак «светлый», «ясный» (мин明) образован путем сочетания жи («сол­нце» 日) и юэ («луна» 月), а «лес» (линь林) в своем со­ставе имеет два знака «дерево» (му 木).


Бросается в глаза то обстоятельство, что чтение по­лученных таким образом иероглифов никоим образом не связано со знаками, их породившими. Так, иерог­лиф «лес», будучи образован из сочетания двух «дере­вьев», должен был бы по логике вещей читаться как муму, однако ничего такого не произошло.

Крайняя ограниченность существующих в китайс­ком языке слогов для чтения иероглифов привела к тому, что громадное количество отвлеченных понятий, требу­ющих своего письменного обозначения, получали такое по знаку, читающемуся сходным образом, но - с добав­лением иероглифического элемента, обособляющего дан­ный знак от его прототипа. Так, иероглиф «лев» (ши狮) был образован от иероглифа «наставник» (ши师), но с добавлением слева знака «собака». С другой стороны, существует значительное количество иероглифов, обра­зованных путем смыслового соединения нескольких зна­ков в единое целое.

Но подавляющее большинство иероглифов образо­вано по принципу, представляющему из себя комбина­цию двух первых: к заимствованному по сходности чте­ния для обозначения другого понятия знаку добавлял­ся знак-определитель, делающий значение иероглифа более ясным. Этим способом созданы иероглифы, со­стоящие из явно выраженных двух частей: определяю­щей класс знака и используемой для аналогичной цели во многих других иероглифах и получившей название «ключевой знак» или просто «ключ»; и второй, так сказать «фонетической», указывающей на чтение иерог­лифа. Всего ключевых знаков в современном китайс­ком языке насчитывается 214.

Хорошим примером такого «ключевого» иероглифо- образования может быть история со знаком яо, ис­пользуемым для обозначения народности, населяющей


юг современного Китая. В древности считалось, что центр мира, и соответственно, цивилизации, мудрости и знания, расположен там, где находится Китай - Сре­динная Империя, Чжунго. Жившие окрест народы а priori считались варварами, ничего не знающими о пра­вильном устройстве государства, семьи и о фундамен­тальных принципах мироустройства. Так вот, южные народы, насаждению среди которых правильного по­рядка посвятил значительное время и усилия, а также и государственные средства ни один китайский власти­тель, первоначально в письменных источниках называ­лись мояо, что, видимо, являлось попыткой транскрип­ции яоского слова на китайский язык. В таком виде это название сохранилось до времени правления динас­тии Юань (1271-1368), когда к иероглифу яо был до­бавлен ключевой знак «собака», что явилось, как счи­тают китайские этнографы, выражением презритель­ного отношения императорского двора к этим самым южным варварам. В 1911 году, после буржуазной «синьхайской» революции, дабы отстоять человеческое дос­тоинство этого незаслуженно обиженного и угнетенно­го народа ключевой знак заменили на ключ «человек», а после 1949 года, т. е. после основания КНР и благопо­лучного перехода к планомерному строительству свет­лого будущего под руководством коммунистической партии, иероглиф претерпел окончательное, существу­ющее и поныне начертание: ключ «человек» был заме­нен на ключ «нефрит» - по всей вероятности, чтобы яо еще сильнее почувствовали, как о них заботятся в Пе­кине и какую непреходящую ценность они представля­ют для страны.

Так в общем обстоит дело с китайской иероглификой. Главное же, на что мы должны здесь обратить вни­мание: китайские иероглифы ни в коем случае не являются


буками, слогами, из которых складываются слова, но обозначают понятие или предмет. В отличие от большинства других языков в китайском нет дву­сложных или многосложных коренных слов. В нем нет слов, образованных посредством присоединения суффик­сов или изменяющихся при помощи суффиксов. Грубо говоря, определить, какой частью речи является дан­ное слово, в китайском языке возможно главным обра­зом по тому месту, которое данное слово занимает в предложении. Китайское слово не содержит в себе ни­каких грамматических показателей, не дает информа­ции ни о роде (за очень редкими исключениями, пред­ставляющими собой нововведения новейшего времени), ни о числе, ни о падеже, ни о виде, ни о каких-либо других грамматических показателях.

Зато в китайском языке особое значение приобре­тают другие формы объединения понятий. Например, предметы объединяются в не совсем привычные для нас группы: плоские, например - листы бумаги; длин­ные или продолговатые - веревки, дороги; предметы, у которых можно найти что-то, что напоминает ручку и т. д. Таких групп множество, и для каждой суще­ствует свое счетное слово. Доходит, правда, до смеш­ного: для всех животных определено счетное слово чжи, однако собаки при этом считаются на ба, «ручки» (и ба гоу, «одна собака»), а кошки - на гэ, «штуки». Сами китайцы, впрочем, тоже часто не помнят всего вели­кого множества счетных слов, и тогда, особенно в раз­говорной речи, на помощь приходит универсальное счетное слово гэ, «штука».

Что же до фонетики, то главную трудность для ев­ропейца в китайском языке представляет существова­ние в нем так называемых тонов. Нельзя сказать, что тоны являются исключительной особенностью китайской


фонетики, однако, именно здесь они приобретают неповторимый и значительный смысл. Крайне ограни­ченное число слогов, которыми могут читаться бесчис­ленные иероглифы, увеличивается именно за счет той тональности, в которой слоги произносятся. В норма­тивном варианте современного китайского языка, ос­нованном на северном диалекте и принятом в конти­нентальном Китае в качестве государственного стандар­та, насчитывается около четырехсот слогов, для кото­рых различают четыре тона: ровный, восходящий, нис­ходяще-восходящий и нисходящий. Хрестоматийный пример различия значения слова в зависимости от тона, часто приводимый в учебниках для начинающих та­ков. Слог ма, будучи прочитан последовательно в каж­дом из указанных тонов, образует следующую замеча­тельную смысловую последовательность: «мама», «ко­нопля», «лошадь», «ругань». Как видим, отличия дей­ствительно значительны.

Весьма важно то, как и на чем писали и пишут китайцы. Если не возвращаться к упоминавшимся че­репашьим панцирям, то следующим материалом для письма, оказавшим значительное влияние на последу­ющее его развитие, были узкие длинные бамбуковые дощечки, на которых писали сверху вниз. Именно форма этих дощечек и определила направление и рас­положение записей на столетия: писали вертикально сверху вниз и справа налево; только стремление к свет­лому будущему заставило китайцев на континенте на­чать писать по-другому, выводить горизонтальные строчки. Однако образованный человек (или тот, ко­торый образованность хочет показать) пишет сверху вниз и справа налево до сих пор. И действительно, в таком расположении текста есть некая внутренняя магия.


. Первоначально на бамбуковых дощечках записыва­лись, по-видимому, распоряжения правителя; древней­шие образцы таких дощечек датируются V—III веками до нашей эры. Технология изготовления бамбуковых дощечек для письма была следующей. Бамбук распи­ливался на куски соответствующей длины, которые потом расщеплялись на планки, с планок соскаблива­ли верхний слой и сушили на огне. Полученные дощеч­ки имели обычно около одного сантиметра в ширину; в высоту на одной табличке помещалось в среднем до ше­стидесяти знаков.

Исписанные дощечки соединяли вместе с помощью шнурков, продеваемых в специально просверленные отверстия. Затем текст свертывался, и получалась связ­ка. Несколько связок образовывали книгу. Книги были, как это можно себе представить, достаточно громоздки и неудобны. Мудрецы и ученые в путешествиях возили книги за собой на телегах. В исторических анекдотах часто именно телегами измеряется образованность того или иного персонажа.

Пытливый китайский ум не мог долго мириться с таким безобразием, и вскоре на смену бамбуку пришел легкий и удобный шелк. Для записи брали шелка ши­риной до тридцати сантиметров, в длину - по необхо­димости. К одному концу шелка прикреплялся специ­альный круглый деревянный стержень, на который «книгу» наматывали. После того, как с записью книги было покончено, и она вся находила себя вокруг стерж­ня, свиток помещали в футляр и перевязывали краси­вой ленточкой. Именно свиток на долгие века стал ос­новной единицей существования книги.

Ежели свитков в книге получалось больше чем один, а так случалось часто, то их складывали вместе в осо­бый футляр, а название сочинения писалось на его боку.


Китайская рукопись в форме свитка-цзюаки, намотанная на деревянный стержень и перевязанная шнурком. В левом верхнем углу изнаночной стороны рукописи обычно помещали название со­чинения.


Компактно, легко и удобно. Интересно при этом отме­тить, что некоторое время шелк и бамбук существова­ли параллельно как материалы для письма: в одном из старинных погребений были найдены куски шелка со списками различных сочинений, копирующие тексты на бамбуковых дощечках; шелк предварительно был даже расчерчен красными полосами на вертикальные строки.

Вскоре в качестве материала для письма в Китае появилась бумага. Традиция приписывает ее изобрете­ние Цай Луню, жившему во II в. н. э., однако археоло­гические свидетельства со всей очевидностью показы­вают, что бумага была известна в Китае еще раньше, по крайней мере в II—I вв. до н. э., и Цай Лунь, по всей видимости, просто внес достаточно существенные из­менения в рецепт ее изготовления, а также предоста­вил результаты своей деятельности императорскому двору. Долгое время бумага спокойно сосуществовала с бамбуковыми дощечками и шелком, причем сила тра­диции была так велика, что состоятельные слои обще­ства из имеющихся трех видов материалов для письма предпочитали дощечки и шелк, а к использованию бу­маги прибегали только в крайних случаях, когда к тому их вынуждали обстоятельства.

Массовое использование бумаги началось в Китае лишь в V в. В книжном деле бумага стала главным материалом только в X в., с массовым распространени­ем ксилографии. Археологи располагают достаточным количеством образцов, чтобы можно было сделать вы­вод о том, что в это время в Китае производилось доста­точное количество разных сортов бумаги - от низко­сортной и грубой, использовавшейся для незначитель­ных ежедневных надобностей или деловых документов, до высококачест- венной и достаточно дорогой. В частности,


в последней четверти V в, появляется бумага, под­крашенная желтым (интенсивность этого цвета варьи­ровалась с течением времени) и обладающая особой прочностью, плотная и очень ровная по толщине; на бумаге такого сорта были переписаны многие класси­ческие буддийские и даосские сочинения. К X в. - вре­мени правления династии Сун - относятся, видимо, и первые общегосударственные стандарты производства бумаги, иначе чем можно объяснить удивительное еди­нообразие ее образцов, произведенных на протяжении более чем двух столетий?

Китайцы писали (и некоторые до сих пор пишут) кистью. Прежде, в глубокой древности, надписи дела­лись путем процарапывания бороздок на костях с пос­ледующим втиранием в эти бороздки красящего веще­ства. Позднее появилась кисть, но ее история также уходит корнями в глубокую древность. Первые образ­цы писчих кистей были обнаружены в погребениях периода Чжаньго (475-221 гг. до н. э.) - в то время кисть представляла собой тонкую бамбуковую трубоч­ку, поверх которой была закреплена собственно кисть из заячьей шерсти. Позже, при династии Хань, кисть была несколько видоизменена: заячью шерсть начали вставлять между четырьмя тонко оструганными па­лочками, соединенными с помощью надетого на них колпачка с одной стороны и обвязанными с другой; для придания прочности шерсть покрывалась тонким слоем лака.

В более позднее время кисть получила такой вид, какой мы знаем сегодня, и- производство кистей для письма заняло достойное место в кругу национальных ремесел. В IV в. сведения о кистях и способах их изго­товления уже стали предметом теоретических обобще­ний; знаменитому каллиграфу и поэту Ван Си-чжи (321-


379) принадлежит сочинение «Трактат о кистях» (Би цзин). В нем перечислены различные виды писчих ки­стей, начиная с династии Хань. Из этого сочинения мы узнаем, что центральный стержень кисти делался бо­лее упругим при помощи добавления в него особо жес­тких волос, прочее изготавливалось из более мягкой, как правило, заячьей шерсти, и хотя нам известны об­разцы кистей, изготовленных из шерсти белки и даже орангутанга, знатоки отдавали безусловное предпочте­ние шерсти заячьей. Рукояти кистей также бывали раз­ные - от простых бамбуковых до инкрустированных перламутром, резных, и даже из золота.

Известны и династии кистеделов, пользовавшиеся широкой популярностью и передававшие свое умение из поколения в поколение. Хорошая кисть ценилась очень высоко. Изготовленные в Поднебесной кисти пользовались большой популярностью в сопредельных странах: «Кисти раскупают столь стремительно, что даже наполовину лысая кисть почитается удачным при­обретением», - замечал китайский литератор XII века Чжу Юй.

Помимо кисти для письма китайцы использовали тушь. Трудно сказать, когда именно в Китае стала при­меняться тушь, однако несомненно, что надписи на бам­буковых пластинках периода Чжаньго были выполне­ны именно тушью. Тушь существовала преимуществен­но двух цветов: черного и красного (киноварь). Черная тушь использовалась как правило для записи текста, а красной производилась его разметка. Необходимость разметки проистекала из того, что старый рукописный китайский текст писался без разделения на фразы и абзацы; аналогичный порядок соблюдался также и после возникновения и развития книгопечатания. Поэтому при чтении возникала вполне закономерная проблема


разделения текста на фразы. Вот и приходилось разме­чать часто читаемые тексты, главным образом посред­ством выделения маленькими красными кружочками смысловых кусков. Также красной тушью пользовались для внесения в текст исправлений или, например, для обозначений ошибок в экзаменационных работах.

Китайская тушь существовала и существует в виде сухих прессованных брусков, основным компонентом которых является сажа, получаемая от сжигания сосно­вых дров. Подробный рецепт приготовления туши при­водит автор V в. Цзя Сы-се. Для приведения туши в рабочее состояние использовались специальные тушечницы - как правило, каменные, имеющие небольшое углубление, куда наливалось небольшое количество воды, и где растиралась сухая тушь. Тушечницы, кстати, тоже быстро стали объектом искусства - в музеях можно уви­деть поистине потрясающие образцы, украшенные узо­рами, каллигра- фическими надписями, благопожелательными изобра- жениями и просто отдельными иероглифа­ми. В тушечнице ценили в первую очередь ее долговеч­ность, и прослав- ленные китайские династии тушечницеделов известны в первую очередь не столько внешней отделкой своих изделий, но прежде всего тем, что их тушечницы прошли сквозь века и руки поколений книж­ников с минимальным для рабочих возможностей уро­ном. Имена этих мастеров мы знаем ныне по оставлен­ным ими на своей продукции клеймам, а также из сочи­нений современников и благодарных потомков.

Культ письменного слова и стремление довести до предельного изящества предметы письма привели к тому, что тушь, кисть, бумага и тушечница получили в старом Китае название Сы бао, что значит «Четыре дра­гоценности». Образованные люди носили «четыре драгоценности» на поясе, всегда под рукой.


В прямой зависимости от того, как и на чем писали китайцы, находится и развитие и изменение китайс­ких почерков. Так называемое «головастиковое пись­мо» (кэдоу цзы), стиль письма глубокой древности, по виду напоминающий головастиков, в археологических находках не обнаружен и является чисто гипотетичес­ким. Следующие за ним древнейшие стили письма да чжуань («большая чжуань») и сяо чжуань («малая чжу-ань») имеют прямые аналогии на древних находках: да чжуань («великая печать») - стиль надписей на древ­них бронзовых сосудах и на костях, таких знаков изве­стно не так много; сяо чжуань («малая печать») - упро­щенная чжуань, что было связано, по всей вероятнос­ти, с внедрением туши и деревянной палочки в каче­стве материалов для письма, его распространение отно­сится к VII-VIII вв. до н. э.

Несколько позже, при династиях Цинь и Хань сфор­мировался и распространился повсеместно стиль пись­ма под названием лишу («канцелярское письмо»). Пер­воначально так писали на бамбуковых планках и шел­ке, позже стали писать на бумаге. Почерк этот в целом характеризуется энергичным нажимом и на вертикаль­ных, и на горизонтальных чертах, отсутствием плавных переходов на изломах черт и тяготением всего иерогли­фа к квадрату, вытянутому, впрочем, слегка по горизон­тали. Одним из признанных мастеров этого стиля явля­ется уже упоминавшийся Ван Си-чжи, что не помешало ему создать скорописный стиль письма, также весьма распростра- ненного - цаошу («травяное письмо», действи­тельно несколько напоминает спутанные между собой стебли трав). Вообще ко времени правления в Китае ди­настий Хань и Цинь относятся сведения о восьми суще­ствовавших тогда почерках написания иероглифов (в том числе кэфу, «письмо для резных бирок»; чуншу, «насекомоподобное письмо»;


муин, «знаки для печатей» и пр.)» из которых именно лишу стал стилем общеупотребитель­ным - в первую очередь из-за того, что все остальные стили письма были слишком сложны.

По мере того, как кисть стала более мягкой, она позволила пишущему добиться более ровного нажима, плавности в изломах и поворотах, просто изгибов и рав­номерной толщины всех графических элементов иерог­лифа. Так появился почерк кайшу («уставное письмо»): знаки тут также стремятся в своей форме к квадрату, но слегка сжимаются по горизонтали и вытягиваются по вертикали. Разработка кайшу связывается с именем Ли Дэ-шэня (начало III в.), который вместе со своими учениками сначала создал курсивное начертание зна­ков стиля лишу, а потом предложил новое начертание. Однако кайшу не был признан официальным стилем письма и в течение довольно долгого времени тексты классических сочинений и официальные документы записывались и переписывались почерком лишу, пре­терпевающим, конечно, некоторые незначительные из­менения. Лишь в 744 г. стиль лишу был отменен спе­циальным указом танского императора Сюань-цзуна и заменен на кайшу. Впоследствии на основе кайшу был разработан курсивный вариант синшу и скорописный - новая цаошу. Кайшу остается главенствующим сти­лем среди китайских почерков вплоть до нашего вре­мени.

С течением времени бумага стала основным мате-. риалом для письма. По мере увеличения числа пишу­щих и читающих, возросло и количество центров, где переписывались рукописи: требовалось все большее ко­личество копий текстов. Рукопись, как правило, писал один писец на одной стороне предварительно разграф­ленного листа, по мере необходимости подклеивая к


Китайская рукопись, сброшюрованная в тетрадь (сверху) и ки­тайский ксилограф, сброшюрованный "бабочкой" (снизу).

J


нему слева новые листы. Профессиональный перепис­чик обычно помещал на одном листе около двадцати восьми строк по семнадцать знаков в строке. В итоге получался свиток горизонтального направления длиной до десяти метров, который первоначально, как и руко­пись, выполненную на шелке, наматывали, начиная с конца, на деревянный стержень, и помещали потом в специальный футляр. Именно этот свиток (цзяанъ) и оставался главным видом рукописной книги до самого конца I тысячелетия.

Нельзя не признать, что книга такого вида безус­ловно хороша для неспешного индивидуального чтения и изучения, но вряд ли удобна в случае, когда читаю­щему надо быстро найти определенное место в тексте -ведь для этого нужно размотать весь свиток и попы­таться найти необходимое. Распространение образова­ния и знаний породило новую форму книги - книгу-«гармонику», представляющую собой тот же длинный свиток из склеенных листов, но не свернутый, а сло­женный в виде гармоники на равные по размеру верти­кальные узкие листочки. Такую рукопись можно было листать, она годилась для чтения быстрого и выбороч­ного. Подобные книги уже ни на что не наматывали, а складывали и связывали между собой. Нижний и верх­ний листы гармоники делались из более плотной бума­ги и содержали название сочинения. Однако, посколь­ку древние тексты, служившие объектом копирования, делились на свитки, то и в книгах-«гармониках» ос­новной единицей деления по-прежнему оставался «сви­ток» (цзюань). Такая традиция сохранилась в китайс­ком книгоиздании до нового времени.

От массовой переписки, как известно, остается один шаг к изобретению более дешевых и простых способов размножения текстов. Мы не можем сказать, когда


именно была отпечатана в Китае первая книга, однако письменные памятники доносят до нас свидетельства, из которых можно сделать вывод, что ранние опыты такого рода имели место уже в VIII в. Употребление печатей для оттисков было известно в Китае еще до нашей эры. Эстампажи стали производиться не раньше конца II в. н. э., после того, как в г. Лояне - это про­изошло в 175-183 гг. - были поставлены стелы с выг­равированными на них текстами канонических книг. Несомненную роль в становлении китайского книгопе­чатания сыграла деятельность буддистов и даосов в дотанский период - с деревянных досок и трафаретов они в массовом количестве печатали заклинательные над­писи (талисманы) и изображения божеств. Наконец в IX в. возникла и распространилась ксилография.

Деревянную (как правило, из грушевого дерева) дос­ку, форматом соответствующую формату будущей кни­ги, покрывали особым составом, который размягчал ее поверхность и позволял отпечаткам остаться на ней. Потом на доску накладывался тонкий лист с текстом, который подлежал размножению. После того, как этот лист снимали, на поверхности доски оставались зер­кальные отпечатки иероглифов, и резчик удалял все' части поверхности доски вокруг этих отпечатков. По­лученная таким образом доска смазывалась тушью, после чего на нее накладывали лист бумаги и проводи­ли по нему специальной щеткой для получения отпе­чатка. Быстрота такого способа размножения текста было совершенно очевидна: один рабочий за день мог снять с одной доски до двух тысяч отпечатков! Отпеча­танный лист сгибался пополам и образовывал обычную двойную страницу китайской книги с текстом на лице­вой и оборотной сторонах. Далее листы складывались так, что сгиб образовывал лицевую сторону книги; внутренняя


 


сторона прошивалась шелковой ниткой. Новый способ печати определил и новую форму книги - бро­шюровку «бабочкой». Однако такие доски, особенно при больших тиражах, быстро изнашивались.

Известно также, что в Китае довольно рано узнали способ печати с применением подвижного шрифта. По


свидетельству письменных памятников автором новой технологии был Би Шэн (? - после 1050) - талантли­вый простолюдин, в мастерской которого книги печа­тались с металлических наборных пластин, куда наби­рали необходимые иероглифы-литеры, изготовленные из обожженной глины. Сама металлическая пластина покрывалась специальным клеящим составом, фикси­рующим литеры и размягчающимся при нагревании, что позволяло извлечь литеры и подготовить доску к набору следующей страницы. Однако этот способ кни­гопечатания не получил распространения.

Настоящего расцвета книгопечатание достигло при династии Сун (960-1279). К этому времени относятся такие замечательные культурные мероприятия, как печатание конфуцианского канона в 932-953 гг., буд­дийского канона в 971-983 гг., свода династийных ис­торий в 994-1063 гг.


Китайская печатная книга, сброшюрованная "бабочкой" и уб­ранная в футляр - сверху на крышке наклеена бумажка, на кото­рой обычно писали название всего сочинения. Футляр закрывался сбоку специальными скрепами, изготовлявшимися из кости.


ПИСЬМЕННЫЕ

ПАМЯТНИКИ

ДРЕВНОСТИ

К

итайская культура обладает поистине по­ражающим воображение количеством раз­нообразных письменных памятников, до­шедших до наших дней. Этим она обязана в первую очередь великой исторической преемственности, кореня­щейся в сознании китайского народа, лучшие и образо­ваннейшие представители которого на протяжении тыся­челетий бережно сохраняли и кропотливо приумножали доставшееся им письменное наследие предков. Многие древнейшие памятники обросли комментариями и пояс­няющими текстами, значительно превышающими их по объему. Даже простое перечисление важных для понима­ния китайской культуры и истории текстов займет мно­гие и многие страницы; это, впрочем, давно было сделано до нас, и любой желающий может убедиться в этом, обра­тившись к разделам, посвященным письменным памят­никам в любой династийной истории.

В центре внимания многих древнейших китайских письменных памятников находится основное понятие


китайской философии и культуры - Дао-Путь; это по­нятие всеобъемлющее и расплывчатое, и попыткам под­хода к постижению его посвятили свою жизнь, энер­гию и труды многие поколения китайских книжников; им пронизаны все классические произведения китайс­кой литературы. Самое общее представление о непости­жимости Дао можно получить из определения, данного в свое время одним из основоположников отечествен­ного китаеведения академиком Василием Михайлови­чем Алексеевым; Дао есть сущность, есть нечто стати­чески абсолютное, есть центр круга, вечная точка, вне познаний и измерений, нечто единственно-правое и ис­тинное. Оно есть Великое Дао, невыразимо живущее в наитии и не делающее себя утварью людей, объектом пользования и уделом формы. Оно - самопроизвольная самоестественность. Оно для мира, вещей, человека, поэта и его наития есть Истинный Владыка, Изначаль­ный Предок, Созидатель Превращений, Духовидный Преобразователь, Небесный Станок, лепящий формы; чудесный, непознаваемый, полный неуловимых чар Ме­ханизм; Высшая Гармония; Магнит, притягивающий к себе непротивящуюся ему человеческую душу; древнее начало, исповеданное патриархами Хуан-ди и Тан Яо; Нечто, приравнявшее себя к праху мира; и, наконец, Черное Небытие».

Не будучи в состоянии и настроении объять необъятное, ниже мы весьма кратко остановимся лишь на некоторых древнекитайских памятниках - тех из них, которые принято относить к классическим или каноническим сочинениям и которые впоследствии стали непререкаемыми авторитетами, объектами про­странных толкований и обширных комментариев и во многом определили судьбу китайской традиционной культуры.


«Ши цзин»

Название этого памятника принято переводить как «Книга Песен», и это верно, ибо Ши цзин включает в себя наиболее древнее из того, что мы знаем в древне­китайской (да и мировой) поэзии. Русский читатель мог познакомиться с памятником в прекрасных переводах А. Штукина. История формирования Ши цзина доста­точно длинна и легендарна. Песни, вошедшие в Ши цзин, были собраны в XI-VIII вв. до н. э., по крайней мере, события одной из песен датируются 775 г. до н. э. По преданию собирались эти песни бездетными муж­чинами и женщинами, достигшими преклонного воз­раста, которым государство специально предоставляло пропитание и одежду для того, чтобы они, путешествуя по стране, собирали образцы народного творчества. Та­ким образом древнекитайские правители знакомились с умонастроениями простых людей, ведь эту информа­цию вряд ли бы смог получить официальный посланец двора. Подобным способом было собрано более трех тысяч текстов, представляющих, если так можно вы­разиться, срез народных настроений эпохи.

Несколько позже за дело взялся Конфуций (551-479 до н. э.), который подверг собрание редактирова­нию на предмет повторов и единообразия, а также на практике осуществил принцип «наложения прямого на кривое» и удаления всего того, что торчит, т. е. выбро­сил все, что не отвечало его учению о нравственном идеале. В результате его действий осталось всего трис­та пять текстов - ритуальных гимнов, од и народных песен, - которые мы ныне и знаем под названием Ши цзин и по которым довольно трудно судить о том, что было первоначально собрано. Во II в. до н. э. Ши цзин вошел в конфуцианский канон. За время своего бытования


этот памятник оброс многочисленными и обшир­ными комментариями.

Ши цзин издревле делится на четыре раздела. Это: Го фэн или «Нравы царств» - записи песен древнеки­тайских царств Чжоу, Шао, Бэй, Юн, Вэй, Чжэн, Ци, Гуй и других; Сяо я или «Малые оды» - поэтические тексты, приуроченные к разного рода торжественным случаям; Да я или «Великие оды» - крупные произве­дения, посвященные большим церемониям по поводу крупных событий; Сун или «Гимны» - ритуальные пес­нопения, прославляющие великих совершенномудрых предков. Составляющие Ши цзин тексты во многом разнятся друг от друга; это могут быть простые и бес­хитростные строки:

«Персик ясен и нежен весной - Ярко сверкаю, сверкают цветы. Девушка, в дом ты вступаешь женой - Дом убираешь и горницу ты»

(«Нравы царств»: «Песнь о невесте». Пер. А. Штукина)

а могут быть и строки, насыщенные образами и имена­ми и нуждающиеся в обстоятельном комментарии:

«Был Хуан-фу всей властью облечен, Фань просвещеньем ведал у царя, Цзя-бо - правитель, Цзюй ведет дела, Чжун-юнь на кухне правит, чуть заря. А Чжоу-цзы? Вершит законы он,


Карая и щедротами даря,

Гуй - конюший. Наложница на трон

Взошла в ту пору, красотой горя».

(«Малые оды»:

«О знамениях небесных и земных, предвещающих бедствия». Пер. А. Штукина)

«Шу цзин»

Один из наиболее почитаемых древнекитайских письменных памятников, название которого принято переводить как «Книга истории» или «Книга докумен­тов». Как и во многих других случаях, составление и редактирование Шу цзина приписывается Конфуцию. Судить об этом с полной определенностью мы не мо­жем, так как подлинный текст книги не дошел до на­ших дней: в период правления династии Цинь (221-207 до н. э.), когда император Цинь Ши-хуан предпри­нял массовое сожжение неугодных ему книг, Шу цзин был также уничтожен, однако в 178 г. до н. э. частично восстановлен - благодаря ученому эрудиту Фу Шэну, знавшему наизусть 29 глав сочинения и учившему по ним своих учеников. Вообще, история этого памятника весьма терниста: он часто терялся, потом находился, возникали сомнения в его подлинности, и даже выска­зывались соображения о фальсификации текста... Из­вестный ныне Шу цзин состоит из пятидесяти восьми глав, из которых только тридцать три не вызывают со­мнения в подлинности.

По своему содержанию Шу цзин представляет со­бой собрание преданий, мифов, легенд, записей исторических


событий, правительственных распоряже­ний и пр., по времени относящихся к XXIV-VIII вв. до н. э. многие пассажи можно отнести к описанию базовых категорий китайской культуры: «Первое начало - вода, второе - огонь, третье - дерево, чет­вертое - металл и пятое - земля. [Постоянная при­рода] воды - быть мокрой и течь вниз; огня - гореть и подниматься вверх; дерева - [поддаваться] сгиба­нию и выпрямлению; металла - подчиняться [внеш­нему воздействию] и изменяться; [природа] земли проявляется в том, что она принимает посев и дает урожай» (пер. Н. И. Конрада).

Обилие конфуцианских идей (принципы государ­ственного управления, требования к правителю Подне­бесной, этико-моральные категории) говорит о том, что если и не сам Конфуций, то уж его ученики и последо­ватели непременно приложили руку к обработке тек­ста.

«И цзин»

И цзин или «Книга перемен» - самый древний памятник китайской философской мысли, восходя­щий непосредственно к древнейшей китайской гада­тельной практике (на костях и стеблях тысячелист­ника). Без особого преувеличения можно назвать это сочинение Библией Востока. Конфуций говорил, что если бы ему было отпущено еще пятьдесят лет жиз­ни, то все это время он отдал изучению И цзина и в результате смог бы избежать многих ошибок. Ю. К. Щуцкий, великий китаевед и переводчик И цзина на русский язык, характеризовал этот уникальный па­мятник и как гадательный текст, и как философский трактат, и как собрание поговорок, и как политическую энциклопедию




Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-04-11 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: