Армандо отрицательно покачал головой. Его план рухнул.
«Ах, если бы девушка могла идти сама! Теперь время упущено», – обреченно вздохнул Армандо.
– У этого дурня не хватило смелости тебя остановить, но хватило ума донести командиру, – произнес Фабио, качая головой. – Значит, я все же ошибся. Ты хотел помочь девчонке бежать.
– Она невиновна, – прошептал Армандо сквозь зубы.
– Замолчи! Она ведьма, иначе чем объяснить, что ты готов ради нее совершить подобную глупость. Я в затруднении. Я понимаю, что рекомендация епископа дает тебе право на некоторые вольности, но решиться на такое… Не думаю, что мне нужен такой помощник.
– Я солдат, а не убийца.
Теперь и вторая бровь инквизитора поползла вверх:
– По-твоему, Tabula Matres невинны?!
– Одна из них убила моего коня.
– Вот видишь. Ты же сам все прекрасно понимаешь.
– Но эта девушка не одна из них. Она лишь жертва. Я не стану вашим помощником. Позвольте мне уйти и забрать ее с собой. Мы уедем, и вы больше никогда не услышите о нас.
– Fumantem carnis, – прошептали девичьи губы.
Оба мужчины посмотрели на пленницу. Та сидела, слегка покачиваясь из стороны в сторону, и продолжала повторять свое заклинание беззвучно, лишь одними губами.
– Ты это слышал? – Фабио немного успокоился. – Она одна из Матерей, и обратной дороги для нее нет. Отступись от девчонки, предлагаю в последний раз.
– Я все же настаиваю, святой отец. Я испытал к ней чувства, которых не знал ранее. Отпустите нас.
– Дурак! Она Fumantem carnis, ты же сам это только что слышал. Вы будете вместе, лишь если ты сам станешь «дымящей плотью». Убирайся, пока я не приказал арестовать тебя за ересь.
Армандо обреченно опустил голову и выбежал из камеры.
Аутодафе
Его поразило то, как пахло от людей. И это был не просто запах, эта была жуткая вонь, заглушившая запах гари. Костер уже занимался, и Армандо решил поспешить. Он пробирался сквозь толпу. Люди кричали, улюлюкали и свистели. Кто-то торжественно распевал «Отче наш», а кто-то громогласно сквернословил. Женщины и мужчины, старики и дети – люди стекались на площадь с самого утра, чтобы не пропустить привычное веселье.
Откуда в этом маленьком провинциальном городке столько народу?
Даже дряхлые и хворые явились сегодня на площадь, чтобы поглазеть на публичную казнь. На помосте возвышались два столба, к которым были привязаны люди. У одного из столбов стоял бедняга с крючковатым носом и хищно поглядывал на горожан.
Второй была она.
Юноша напрягся, растолкал локтями двух тучных верзил и рванул вперед. Один из здоровяков попытался ухватить Армандо за куртку, но, получив локтем в нос, разразился бранью. Несколько зевак, оказавшихся по соседству, начали хохотать над неуклюжим селянином, и Армандо удалось ускользнуть. Последний рывок – и он у помоста. Только сейчас Армандо услышал проклятия, которые выкрикивал привязанный к столбу осужденный. Он проклинал толпу, священников и даже самого Господа, чем вызвал негодование возмущенных зрителей. Тухлые яйца, помидоры и просто камни полетели в незадачливого беднягу. Но не это поразило Армандо. Девушка, в чьей судьбе он принял такое большое участие, стояла рядом и молчала. Тело приговоренной повисло на веревках, которыми ее привязали к столбу, глаза смотрели в пустоту. Когда огонь добрался до осужденных, мужчина с крючковатым носом неистово завизжал и вскоре стал просить о прощении, чем вызвал очередное ликование толпы. Теперь яйца и камни полетели в сторону девушки. Та по-прежнему молчала.
«Неужели она совсем не чувствует боли? – подумал Армандо. – Нет. Я не дам ей умереть так».
Он решился. Рукоять спрятанного под плащом кинжала приятно охладила руку. Армандо шагнул вперед, оттолкнул одного из слуг инквизиции, который преграждал ему путь, и заскочил на помост.
Лезвие вошло в тело девушки и пронзило сердце.
Бедняжка дернулась, вся затряслась, глаза ее округлились. Армандо выдернул окровавленный клинок, отбросил его, обнял обреченную и прижался к ее рту губами. Он что-то говорил, но сам уже не помнил своих слов. Когда его тащили с помоста, били кулаками и палками, он не чувствовал боли. Он не позволил ей стать Fumantem carnis, и это было главное.
Когда его подвели к Фабио, тот смотрел свысока. Инквизитор подошел к Армандо, нагнулся, взял юношу за подбородок и прошептал:
– Хоть ты и послан епископом, но, если я тебя пощажу, эта толпа примется за меня.
– Это пособник Сатаны! На костер его! – заорала женщина в черном платке, стоявшая поблизости, и швырнула камень, который чуть не задел самого Фабио. Тот отпрянул.
– Нет! Сначала подвергнуть его испытанию водой, пусть выбьют из него признание, как положено!
Армандо поднял глаза и узнал в кричавшем того самого здоровяка, которому он несколько минут назад расквасил нос. Толпа стала надвигаться. Фабио снова нагнулся и прошептал:
– Я могу помочь тебе лишь так, как ты помог своей подружке.
Инквизитор поднялся и закричал:
– Это еретик! Он испортил вам веселье, так пусть сам и исправит то, что сделал! На костер его!
Ликующая толпа потащила Армандо к горящему помосту.
Эпилог
Когда огонь стал лизать пятки, она не ощутила боли. Она даже не почувствовала запаха гари. Она не слышала голосов ревущей толпы, не обращала внимания на брошенные в нее предметы, не замечала едкой горечи во рту от набившихся в него хлопьев сажи и копоти. Волшебный напиток стер все, лишив ее человеческих чувств. Ракель вяло шевелила губами и повторяла раз за разом заветную фразу:
– Fumantem carnis! Fumantem carnis!
Но страх сжимал ее сердце. Она боялась, причем сама не знала чего. Не смерти, нет. Ведь она уже умерла тогда, на празднике ведьм, когда отведала волшебного зелья Матерей. И лишь когда острый клинок пронзил ее грудь, Ракель дернулась и вернулась в этот мир. Пусть на мгновение, пусть на миг, но она испытала все чувства разом. Молодой красавец держал ее за руки, смотрел в глаза, и она вдохнула запах его волос. Когда он поцеловал ее, Ракель ощутила вкус его мягких губ.
– Я не хочу, чтобы ты уходила так. Одна, без меня, – произнес он, и Ракель услышала эти слова.
И пусть ее сердце ожило лишь на мгновение перед тем, как остановиться навеки, девушка поняла, что испытала новое чувство, которое оказалось сильнее любой магии, любого колдовства.
Ракель впервые познала Любовь.
Юлия Данцева
Кофе со льдом
– Вода теплая. А кофе остыл. Неужели так трудно сделать кофе по-турецки так, как я люблю?
Когда он говорит со мной таким тоном, кажется, что в голосе звенят льдинки, как в пустом стакане, если тот потрясти. За воротник рубашки стек холодок. Кстати, его рубашки. Недовольное «Я же просил не надевать мои вещи!» я уже пережила.
– Прости. Сварю новый. В воду сейчас добавлю льда.
С экрана телевизора улыбнулась мулатка с белым цветком за ухом. «Кто сказал, что рай на земле невозможен?» Конечно, возможен. Жди меня, райский остров. Скоро, уже скоро! Я использовала все обаяние, чтобы уговорить Гая поехать на Бали. Через две недели забуду про холод, лед и грязь родной Москвы. Новый купальник бирюзового цвета лежит на верхней полке в шкафу и согревает душу.
– Некогда. Опаздываю. Сегодня встреча с заказчиком. Найди мое портфолио. То, последнее, где фотографии с последней выставки. Его интересуют натурные съемки – природа, пейзажи. В необычном ракурсе.
Не переставая думать о купальнике и теплом белом песке, прошла в кабинет и отыскала пухлую папку. Протанцевала по коридору в ритме сальсы под аккомпанемент воображаемой гавайской гитары.
– Ну, где ты там? Сказал же, что опаздываю! Копуша…
Уже в куртке стоит в коридоре. Встала на цыпочки, дотянулась до слегка колючей щеки. Высокий. Я со своими метр шестьдесят четыре по сравнению с ним пигмей. Взъерошила его светло-русые волосы. Гай раздраженно поправил творение топового стилиста. Прикоснулась губами, вдохнула родной запах. Свежий, ледяной. Ни на что не похож.
– Гайчик, Гайчонок…
– Прекрати! Сто раз просил, не называй меня дурацкими прозвищами.
Хлопнула дверь. Жалобно отозвались колокольчики «музыки ветра» над ней. Снова вспомнились льдинки в пустом стакане. Поежилась, плотнее запахнулась в рубашку. Пусть злится. Глупые прозвища и рубашки – это не отдам. В конце концов, стираю их я. Значит, имею полное право носить, когда вздумается.
Только успела дойти до кухни, как телефон противно загудел и завибрировал на стеклянном столе.
– Ева! – Опять за воротник потек холод, словно сквозняком пробрало. – Из-за тебя я забыл портфолио. Возвращаться не буду. Сейчас же привези! В офис. Ну, ты помнишь. Там внизу – кафе. Вызови такси. Или лучше на метро, так будет быстрее.
Футболка с длинным рукавом, джинсы, свитер, куртка. Обязательно – теплый шарф. Апрель в Москве – не повод для весны. Но в душе плещется теплый океанский прибой, и озябшая, еще сонная после зимы столица кажется радушней и светлее.
Кафе нашла быстро. Вон они, у окна. Лысоватый мужчина лет сорока в черном пиджаке, очень напоминает агента похоронного бюро. И мой Гай. Гай Стоцкий. Гений визуализации. Восходящая звезда современного фотоискусства.
Мужчина что-то увлеченно рассказывал, взмахивая рукой, как дирижер. Гай кивал, потирал лоб. Верный признак того, что ему не слишком нравится то, о чем говорит собеседник. Или того, что у него в голове уже крутятся сотни образов его будущих шедевров. Или… что там еще может твориться в голове у гения?
Серо-голубые глаза нашли меня и опять за воротник просочился холодок. Обычная реакция на Гая. Привыкла. Помахал рукой. Будто его можно не заметить. Вот девицы за соседним столиком глаз не сводят. Сейчас начнут оголять коленки и расстегивать блузки. Почему-то все думают, что фотографа хлебом не корми – дай на обнаженку посмотреть. На самом деле обнаженное женское тело для него всего лишь работа. И моделей фотограф такого уровня в кафе подыскивать не станет ни за какие коврижки.
Уверенным шагом подошла к столику у окна, не отказала себе в маленьком удовольствии – уничтожить взглядом нахальных девиц. У меня, кроме ладной стройной фигуры, брендовых шмоток, ухоженных белокурых волос, есть право называть Стоцкого дурацкими прозвищами.
– Ева! Наконец-то. Сколько можно ждать?
Я положила папку перед Гаем.
– Представите меня своей очаровательной подруге? – Его собеседник умильно улыбнулся. Во рту сразу стало приторно. Захотелось выпить что-нибудь освежающее.
– Дмитрий Королев, редактор русского издания «Нэшнл Джиогрэфик».
Гай произнес это и даже не удостоил меня взглядом.
– Ева, – кивнула я.
Королев протянул мне руку, я осторожно дотронулась. Ну, так и знала! Пальцы холодные и чуть липкие. Ненавижу людей с потными ладонями. Отдернула руку – Гай посмотрел на меня неодобрительно.
– Просто Ева? – спросил с усмешкой Королев.
– Она мой помощник, – Гай произнес это так, будто стеснялся меня. Захотелось вскочить и убежать. Мстительное превосходство перед теми двумя курицами за соседним столиком растаяло. По сути, я мало чем от них отличаюсь. Только тем, что мне выпала честь стирать великому Стоцкому рубашки, готовить ему кофе, выслушивать его нотации. И спать с ним. Хотя из всего перечисленного последнее было самым приятным.
– Очень рад, Ева.
Какой же этот Королев слащавый. Облизнула губы, еще сильнее захотелось пить. Отодвинула стул, махнула официанту:
– Безалкогольный «Мохито».
Гай поморщился. Он всегда заказывает мне минералку без газа. Я ее ненавижу.
– Какой красивый помощник! Я хочу предложить господину Стоцкому сделать большой фотоочерк на три разворота. О Северной Норвегии. Все расходы по поездке – за счет редакции.
Гай заулыбался. Его улыбка – это какое-то особенное явление природы. Сразу вспоминается Чеширский Кот из фильма про Алису.
– Очень кстати! Я планировал поездку за границу. Правда, слегка в другом направлении. Но тоже к морю. Ваше предложение просто чудесно. Северная Норвегия! Страна фьордов и троллей. Давно мечтал о Норвегии.
Норвегия? Я ослышалась. Нет, я точно ослышалась. Он должен был сказать Бали! В крайнем случае, Гоа… Норвегия! Да еще Северная!
Мое недоумение, видимо, явственно отразилось на физиономии, потому что Гай глянул на меня злобно.
Официант принес «Мохито», который мне пить уже расхотелось. Какой может быть «Мохито», когда вместо теплого радостного Бали мне предлагают холодную унылую Норвегию!
Пока я мрачно цедила коктейль, Гай раскланялся с Королевым и обратился ко мне:
– Если не хочешь ехать, обойдусь без тебя.
Стало тоскливо. Сейчас начнется монолог обиженного гения о бесчувственной и неблагодарной посредственности, которая совершенно не ценит счастья пребывания рядом с его сиятельством. И о том, что мое место с радостью займет любая, только помани пальцем.
Слушала, как обидные колкие слова падают, ломаются, разбиваются, крошатся. Точно льдинки в пустом стакане из-под «Мохито». Покрутила его в руке, прислушалась к тихому перезвону. Самое противное во всем этом, что он прав.
Накрыла своей ладонью его пальцы, переплела со своими. Выдавила улыбку.
– Ты, как всегда, все неправильно понял. Норвегия так Норвегия. Ты же знаешь, мне все равно где – лишь бы с тобой. Когда едем?
Через две недели я собирала чемодан. Бирюзовый купальник, словно издеваясь надо мной, в третий раз падал с полки. Засунула его подальше, но через какое-то время он снова дразнился, свесив тонкую лямочку. И почти обнаженная мулатка с экрана все так же томно смотрела, как я укладываю теплые свитера, носки и флисовые толстовки.
Мамин голос в телефонной трубке радостно щебетал, какая красота эти фьорды, что я должна обязательно попробовать норвежскую селедку и потеплее одеваться, особенно в горах.
Осло встретил нас холодным туманом и моросью. Ледяные капли висели в воздухе, впитывались в одежду, оседали на лице. Ветер сразу же сорвал с головы капюшон и забрался под куртку.
Хмурый пограничник в черном мундире и фуражке потер квадратную челюсть, внимательно сличил наши фото в паспортах с оригиналами. Оригиналы, видимо, его не слишком вдохновили: красные носы и помятые лица. На английском с сильным акцентом спросил:
– Место пребывания в Норвегии? Тронхейм? Олесунд? Гейрангерфьорд?
У меня вывернулся бы язык, если бы я попыталась воспроизвести эти названия. Поэтому просто кивнула.
Зато Гай сразу наладил общение с пограничником. И даже произнес несколько фраз по-норвежски, отчего хмурый наследник викингов расплылся в улыбке:
– О! Герр фотограф! Дорога троллей! Очень хорошо! Очень красиво! Добро пожаловать в Норвегию! Надеюсь, вам и вашей прелестной супруге понравится в нашей стране!
Супруга, если бы… Все три года, что я была рядом с Гаем, мне даже в голову не приходила мысль о возможности стать супругами. А уж в его, забитую гениальными проектами и образами, – тем более. Иногда я задавала себе вопрос: чувствует ли он что-то по отношению ко мне? Или я просто удобный предмет обихода – что-то среднее между домашним питомцем, домработницей, девушкой по вызову? Гай нуждался во мне, нервничал, если меня не оказывалось рядом. Но неизменно обливал безразличием, как холодной водой, если я требовала внимания сама. Так мы и существовали – вместе и поодиночке.
В зале прилета нас встречал рыжебородый мужчина с табличкой «Нэшнл Джиогрэфик», коренастый, плотный, в нелепой в такую погоду бейсболке и темно-синей парке.
Гай уверенно направился в его сторону, я поплелась следом. На смуглую красавицу с венком из цветов на шее встречающий никак не тянул.
– Халлу! – радостно воскликнул рыжий. – Вурьдан горь дэ?
– Гу дагь, – ответил Гай. – Бра, таккь.
Боже, как он запоминает эту тарабарщину? Нет, несмотря на цвет моих волос, английским я владела весьма сносно, более или менее могла объясниться по-французски и по-итальянски, начинала учить испанский. Гай много ездил по Европе и всегда брал меня с собой. А быть бессловесным приложением совсем невесело.
Рыжебородый бесцеремонно выхватил у меня из рук сумку, у Гая кофр с аппаратурой, одарил блеском золотой фиксы и бодро пошагал к выходу.
«Фольксваген Кадди» канареечно-желтого цвета, повидавший всякого на своем веку, с бампером, заботливо заклеенным скотчем, вырулил с полупустой стоянки аэропорта. На промелькнувшем указателе прочитала его название – «Гарденмуэн». Интересно, в Норвегии все названия такие – чтобы наверняка сломать язык?
Рыжий продолжал весело общаться с Гаем, к счастью, перейдя на английский. Оказалось, что до Тронхейма ехать около семи часов. Стало совсем тоскливо. Пейзаж за окном тоже не радовал – аккуратно подстриженная живая изгородь, столбы, указатели, редкие деревянные домики, заправки. Хмурое небо грозно сдвинуло мохнатые брови облаков и продолжало сеять мелкую морось. По стеклам стекали наискосок капли.
Читать не хотелось. Воткнула в уши пуговки наушников, включила плеер, закрыла глаза. Любимая музыка, как всегда, помогла сбежать от унылого мира в теплый и радостный. Там был океанский прибой и белый прогретый солнцем песок…
– Ева! – Раздраженный голос Гая заставил вздрогнуть. – Приехали! Мне на руках тебя тащить, соня?
А я бы не отказалась. Представила, как прижимаюсь к его груди, вдыхаю запах его кожаной куртки и парфюма, обнимаю за шею…
– Не забудь мой кофр!
Размечталась!
Гостиница с незамысловатым названием «Викинг отель» оказалась маленькой, но по-домашнему уютной. На стенах мечи и рогатые шлемы. В темном углу притаилась уродливая фигура в колпаке с кистью и длинным носом. Я шарахнулась и прижалась к плечу Гая, он расхохотался:
– Дурочка, это кукла. Тролль. Местный колорит.
Рыжебородый внес наш багаж, Гай назвал его Ольсеном и по-дружески похлопал по плечу. Полногрудая фру у стойки рецепшена, белокурая, закутанная в клетчатую шаль, радушно улыбнулась, попросила паспорта и осведомилась, какой нам нужен номер – с одной кроватью кинг-сайз или с двумя. Потом окинула меня оценивающим взглядом и предложила еще люкс для новобрачных.
Естественно, Гай поморщился:
– С одной, пожалуйста.
Ну, хоть что-то. Не буду мерзнуть в пустой постели. Ненавижу спать одна.
Ольсен распрощался с Гаем, пожелал нам приятного вечера и сообщил, что завтра в восемь утра, после завтрака, заедет за нами, чтобы провезти по городу, а потом мы отправимся в гости к троллям.
Номер был тесным, а кровать огромной. Накрахмаленные простыни, немного шершавые и прохладные, как наст, пахли морозом, матрас заботливо прогнулся под измученную переездом поясницу. А когда ко мне под одеяло забрался теплый и влажный после душа Гай, мое счастье стало почти полным. Положила голову ему на плечо, вздохнула, пальчиком провела по груди, рисуя замысловатый иероглиф.
– Ева, завтра вставать в семь утра.
Ну конечно. Мистер невозмутимость. Сколько ты продержишься? Положила ладонь туда, где билось его сердце. Замерла, считая удары. Чаще, чаще… И вдруг ладони стало холодно, а кожу чуть заметно кольнуло что-то острое… Показалось.
Второй раз душ мы принимали вдвоем. Душевая кабина – большая, современная – позволяла сделать это с комфортом.
Засыпала на груди своего принца и думала о том, как выдержу завтрашнее лазание по горам. Больше холода я ненавидела только высоту, боялась ее.
– А про троллей этот Ольсен серьезно говорил? – сонно спросила я Гая.
– Глупышка, ты что, до сих пор веришь в Деда Мороза? Спи.
Потерлась носом о плечо, вкусно пахнущее гелем для душа с ванилью, и провалилась в мягкие облака сна.
Встать в семь утра для меня – подвиг. Как партизанка, которую ведут на расстрел, я поплелась за Гаем в крошечное кафе, где только горячий кофе немного привел меня в чувство.
Заботливый официант всучил мне в руки большой пакет с едой и термос с кофе, объяснив на английском с акцентом:
– Горы. Холодно. Далеко.
Отлично сказано. Лаконично и в точку.
Экскурсия по Трондхейму далась мне нелегко. Ни серая каменная вязь готического собора Святого Олафа Нидарус, ни улицы-каналы с дощатыми домами-амбарами не заинтересовали Гая, а вот средневековые развалины замка Сверреборг и деревянное кружево королевской резиденции впечатлили. Мне пришлось померзнуть, пока мой гений метался между каменных стен, арок и черных от времени деревянных зданий, выискивая идеальный ракурс. Но особенно мне досталось на острове Мункхолмен, куда нас доставил паром. Пока Гай отснял все, что посчитал достойным своего внимания, у меня заледенели руки. Тяжелый кофр оттягивал плечо, и единственное, чего хотелось, – оказаться в теплом салоне мини-вэна. Что же будет со мной в горах?
К полудню погода стала портиться. С угрожающе нависшего свинцово-серого неба посыпалась снежная крупка, острая и противная. Норовила забраться за воротник и больно секла щеки.
Я с надеждой посматривала на Ольсена. Должен же он, местный, понимать, что в такую погоду соваться в горы – безумие! Но наш провожатый посмотрел на небо, потыкал в экран своего коммуникатора и радостно сообщил:
– Далеко ехать нельзя, Дорога Троллей закрыта из-за непогоды. Но в окрестностях Тронхейма есть интересное ущелье. Совсем рядом, всего час пути!
Я беззвучно простонала и так стиснула в руках пластиковый стаканчик с кофе, что едва не пролила его себе на колени.
Желтый мини-вэн натужно гудел и взбирался все выше и выше. Снег почти прекратился, но, когда мы остановились и вышли из машины, нас обступил густой, липкий и холодный туман. Гай расстроенно озирался кругом, а Ольсен виновато разводил руками. Я же злорадно усмехалась.
Но наш оптимистичный провожатый вдруг хлопнул себя по лбу:
– Вспомнил. Не расстраивайтесь, герр Стоцкий. Я покажу тропинку, по ней можно взобраться повыше, к водопаду. Там точно тумана нет.
Еще минут пятнадцать мы карабкались по узкой тропинке, скользкие от осевшего тумана камни норовили выскользнуть из-под ног. Я молилась, чтобы не подвернуть ногу и не сломать лодыжку. Ремень кофра больно врезался в плечо, шапка наползала на глаза. Спина взмокла, но, вместо того чтобы согреться, я еще больше продрогла, так как куртка стала влажной.
Наконец туман вокруг стал рассеиваться, скалы расступились, и перед нами открылось узкое ущелье, заваленное камнями и кое-где поросшее хилыми деревцами. В глубине ущелья слышался шум воды. Еще один поворот – и я замерла от восторга. Сверху, со скалы, скрытой серыми ватными клочьями облаков, падал тонкий шлейф водяных капель. Вода скапливалась в большой каменной чаше, переливалась через край и стекала между камней весело журчащим ручьем.
Тумана в ущелье и правда не было. А как только мы подошли к водопаду, облака расступились, и тончайшая водяная пыль радугой заискрилась в солнечных лучах.
Гай воодушевился, расчехлил свою навороченную «Лейку» и стал выбирать ракурс. У Ольсена вдруг запищал брелок сигнализации от мини-вэна, и, пообещав вернуться за нами, он поспешил вниз по тропинке. Мы с Гаем остались одни.
Я выбрала большой плоский камень, провела по нему ладонью, убедилась, что поверхность почти сухая, хоть и холодная, присела и с наслаждением вытянула ноги. Мышцы, непривычные к долгой ходьбе, сводило от напряжения.
Гай бродил по ущелью, влезал на камни, щелкал и щелкал затвором. Я прикрыла глаза и наслаждалась покоем, кристально чистым воздухом и тихим журчанием воды. Испуганный вскрик и грохот заставили меня вскочить.
Гая нигде не было. Метнулась к водопаду, обратно, к выходу из ущелья. Эхо будто передразнивало меня, повторяло на все лады его имя. Сердце в панике стучало где-то в горле. Холодный пот стекал по спине, руки дрожали. Ноги подкашивались. Я бессильно опустилась на камень, закрыла лицо руками и разрыдалась.
И вдруг услышала слабый стон:
– Ева…
Звук явно шел со стороны водопада. Подошла ближе, присмотрелась и увидела, что за шлейфом падающей воды зияет черное отверстие пещеры.
– Ева, помоги!
Снова стон. Гай! Он там и скорее всего ранен! Отчаянно борясь со страхом, я закрыла глаза и шагнула в темноту.
Дно каменного мешка, в который я провалилась, оказалось дальше, чем я рассчитывала. Не удержалась на ногах, пошатнулась и упала, больно ударилась коленкой о камень. Стиснула зубы, чтобы не разреветься.
– Гай? Ты где?
Тишина обволакивала как вата. Темнота обступила со всех сторон, закутала в плотный черный бархат. Было очень страшно. Но там, в темноте был мой Гай. Раненый, беспомощный.
Сделала несколько шагов, стараясь не отрывать ноги от пола. Звук отскочил от стен, запрыгал, как мячик, разорвал тишину.
– Ева…
Он рядом, совсем рядом. Нащупала в кармане телефон, включила его, будто фонарик.
Луч света заметался по темным стенам, выхватывая влажные камни, какие-то блестящие потеки на стенах, и, наконец, мужской ботинок.
Гай!
Спотыкаясь о камни, подбежала к нему, положила телефон на большой плоский камень.
– Ты ранен? Что болит?
– Нога, – простонал Гай. – Кажется, сломал.
– Ничего, ничего. Обопрись на меня, сейчас попробуем выбраться.
Обхватила его за плечи, попыталась поднять. Он застонал, но встать не смог.
– Очень больно… А где Ольсен? Нужно позвонить ему.
Протянула руку туда, где светился телефон, но он тут же предательски погас.
Тихо выругалась сквозь зубы и пошарила рукой по камню. Телефона не было.
Продолжила ощупывать холодную влажную поверхность, как вдруг наткнулась на что-то такое же прохладное, но явно живое.
Мой отчаянный визг отразился от стен пещеры, оглушил…
– Ну чего так орать-то?
Голос, сказавший это, был незнакомым. Хриплым, грубым. И говорил по-русски.
– Ева? – озабоченно спросил Гай. – Кто это там?
Ну откуда мне знать? Я, так же как и он, словно слепой крот в потемках.
– Кто здесь? – спросила я дрожащим голосом.
– Кто-кто… Падают тут в мою пещеру, орут как резаные.
Или мы оба сошли с ума, или тут какой-то газ, и у нас галлюцинации.
Внезапно в углу пещеры вспыхнул синий огонек, следом еще один, и еще, и еще. Вскоре стены засияли сотнями маленьких светлячков, и каменный мешок осветился странным голубоватым холодным светом.
Наконец я смогла разглядеть темный силуэт у стены. В голове сразу замелькали образы всего страшного, что я когда-либо видела и слышала о пещерах. Черный спелеолог, йети, гномы, тролли… Глупости какие, это все сказки!
– Сказки, конечно, – произнес вслух все тот же хриплый голос. – И сказочники не врут. Перевирают все. Но не врут. Ты правильно догадалась.
– О чем? – Зубы у меня клацали от страха.
– Тролль я. Самый что ни на есть настоящий тролль.
У меня вырвался истерический смешок.
– Прекратите говорить ерунду! – раздался недовольный голос Гая. – Лучше помогите выбраться отсюда.
– Какой неприятный тип, – сказал хриплый голос. – Хотя… погоди-ка. Ишь ты! Как удачно вы свалились ко мне в пещеру. Не верится даже. Умаялся по свету гоняться за этими осколками. А тут сам в руки идет.
Осколок? Какой еще осколок? От страха язык прилип к небу.
Силуэт отделился от стены и направился к Гаю, который все еще лежал, скорчившись и обхватив раненую ногу.
– Точно. Так и есть. Туточки он. Еще один. Отличненько.
Существо протянуло руку к Гаю, но он отбросил ее и попытался отползти, но застонал.
– Убери руки! – Впервые я слышала в голосе Стоцкого страх.
– Ишь, раскричался. Поспи.
Существо хлопнуло Гая по лбу, тот уронил голову на грудь и затих.
– Что вам нужно от нас? Вы не поможете? – проскулила я. Ни на секунду не поверила, что это странное существо – сказочный тролль. Но оно – явно не человек, это отрицать глупо.
– Помогать людям – это не ко мне. Сказал же – тролль я. Злобный страшный тролль. Боишься?
Я икнула от страха, чем вызвала ядовитый смешок.
– Правильно делаешь. Но у вас, точнее у твоего вредного дружка, есть кое-что нужное мне. Заберу это и вас отпущу. Так уж и быть.
Я лихорадочно пыталась уложить весь этот сюр в голове. Не получалось. Никак. Даже в стопочку. Тролль, значит. А говорит по-русски…
– Я не говорю. Читаю мысли и отвечаю. Ты мой голос слышишь в голове. Чего непонятного?
И правда. Чего тут непонятного? Норвегия. Пещера. Некто, говорящий по-русски не хуже нашего соседа Михалыча, утверждает, что он тролль и читает мои мысли. Все предельно ясно!
– А ты смешная. И смелая. Ладно, достану свой осколочек, и валите. Мне ужинать пора.
Я снова икнула.
– Да не боись. Человечину давно не употребляю. Невкусная стала. Жрете всякую дрянь, дышите не пойми чем. Турист пошел невкусный. У меня вон тушеночка есть. У немцев вчера стырил. А еще айфон стащил у них. Отличная штука! Только, чтобы сеть поймать, надо лезть почти на вершину. И зарядку прихватить не додумался. У тебя нету?
– Нет, – ответила я машинально. – У меня «Самсунг». «Гелакси».
– Жаль, – огорчился тролль. – Зато осколочек есть. Моя прелесть! – Он снова подошел к Гаю, наклонился над ним, положил ему руку на грудь. Я присмотрелась к нему и заметила, что пальцев на его руке было четыре. На темном лице, вполне человеческом, выделялся длинный нос с горбинкой. Одет он был в вязаную шапочку с норвежским орнаментом снежинками, брезентовую куртку типа плащ-палатки и высокие сапоги-дутики.