Dr. Pudov and his group, working in Institute of Experimental Meteorology in Obninsk (Russia), are known in the international scientific circles engaged for the analysis of interaction an ocean - atmosphere in storm conditions, as one of the best groups, combining field researches of the above mentioned problems with the deep analysis of mechanics of liquid environments. Their knowledge of these questions is based on the long-term experience beginning with 1975 when were carried out, becoming classical, measurements of anomalies of temperature of ocean in a trace of typhoon "Tess" (7508) which results have been submitted in known work Dr Pudov. Then a series of other important scientific researches, the expeditions of 1988 poured out in surprising achievements have been lead. During which in South China sea measured distribution of temperature of ocean before passage of tropical cyclone "Maymie" (8823), and at last, Dr Pudov has brought in the essential contribution to realization of the project " The Typhoon - 90 ", including extremely new researches of ocean in a trace of typhoons "Yansy" (9012) and "Flo" (9019).
When the International Committee of Scientific Unions (ICSU) and the World Meteorological Organization, was united with the efforts to organize the important conference "Disasters, and tropical cyclones" (Beijing, October 1992). Works of conference are published under my edition and three colleagues), I as the co-chairman of conference, has felt special interest to guarantee, that Dr. Pudov will be at conference and will present the report. Both it has presented also it one of bright reports of conference who has convinced everyone was, that the exchange between ocean and an atmosphere at passage of a typhoon occurs much more intensively, than about it usually speak, except for that some results have been deeply theoretically interpreted (see by page 367-376 of Works of conference to familiarize with report. Dr. Pudov, on last which two pages amazing aspects of interaction between behaviour of tropical cyclones and the phenomenon the El-Nino are submitted.
Taking into account stated I think, that high qualification Dr Pudov allows to formulate professionally the represented project which as it seems to me, can represent huge interest and value for reduction of the damage rendered by the natural phenomena. Besides it and his Institute of Experimental Meteorology have all opportunities to lead the project to successful end.
Sir James Lighthill, Chairman ICSU, 12.10.1997
Сэр Джеймс Лайтхилл (1992 год, Пекин)
Вот так, без лишней скромности, я устами Лайтхилла похвалил свою группу. I am sorry.
Но хочу сказать еще пару добрых слов в память об этом человеке. Он родился в Париже в 1924 году. Окончил Кембридж и занялся математикой, быстро добиваясь успехов. Это был английский Колмогоров. Им написана монография по гидродинамике. Эта более чем 250 страничная книга стала учебником всех университетов мира. Сейчас это уже классика. Он был членом Американской, Французской, Английской и многих других Академий Наук. Королева Англии присвоила почетное звание Сэра за его успехи в науке. Его хобби было плавание в Темзе даже при очень низких температурах воды и воздуха. Но, видимо, есть некий предел, который не следует переходить. Это и возраст, и конкретная ситуация окружающего тебя мира. К великому сожалению, Джеймс Лайтхилл, после работы IWTC-4 в тропическом жарком городе Хайкоу (Китай, остров Хайнань) прибыв в родной Лондон, а это был май месяц, снова решил поплыть по своей любимой реке. Его бездыханное тело обнаружили проплывающие мимо отдыхающие на лодке англичане. Был 1998 год. Ему шел 74 год. Это была большая потеря. Он много сделал для меня лично. Вот пример его заботы. Он мне приобрел билеты на самолет в Хайкоу (конечно, на деньги ICSU), где собиралась 4-я Международная Рабочая группа по тропическим циклонам (IWTC-4), выяснив при этом мои пожелания. Я никогда не был в Гонконге, поэтому сказал ему, что было бы не плохо, если бы я там оказался. И вот он прислал билеты моего путешествия через Гонконг! Замечу, что от Гонконга до Хайкоу всего час лета.
UCL
Department of Mathematics University сollege London
Gower Street London WC1E 6BT Telephone 0171-387 7050 Facsimile 0171-383 5519
27 March 1998
Dr. Vladimir Pudov,
Institute of Experimental Meteorology,
Lenin Street 82,
Obninsk, Kaluga region, 249020 RUSSIA.
Dear Dr. Pudov,
I am express-mailing you with this letter the ticket in your name which ICSU has booked for the following flights:-
ON TUESDAY 21 APRIL
REPORT BEFORE 07.00 AT DRAGON AIR DESK, HONG KONG AIRPORT. FLIGHT KA610 DEPARTS 08.00 AND ARRIVES IN HAIKOU AT 09.00.
ON FRIDAY 1 MAY
REPORT BEFORE 08.55 AT HAIKOU AIRPORT.
FLIGHT KA611 DEPARTS 09.55 AND ARRIVES IN HONG KONG AT 10.55.
Please note that the flight number and arrival time on 21 April are not exactly the same as in my earlier FAX (where, I'm afraid, I gave you slightly incorrect figures).
I am very pleased that we have been able to arrange these flights for you. Will you please confirm by FAX your receipt of the ticket?
With best wishes, Yours sincerely, 
Но вернемся к повествованию.
Владислав Николаевич Иванов очень четко среагировал на отзывы зарубежных ученых, на результаты наших исследований следа тайфуна “Тэсс” в океане. Практически он полностью положился на меня в решении задач взаимодействия океана и тайфунов. Это было важно для меня и моей группы потому, что сейчас мы сами могли планировать и реализовывать свои экспедиции. А тут еще, как нельзя, кстати, военные поставили перед нами (Гидрометеослужбой СССР) задачу управления тайфунами, выделив для этих целей приличные деньги. Началась гонка между США (проект “Stormfury”) и СССР (проект “Тайфун”) по поиску методов управления тропическими циклонами. Все карты в наших руках. Естественно, мы разыграли эти карты на все 100%! После успешной экспедиции “Тайфун - 75” и заказа военных, в 1976 году лаборатория Иванова преобразуется в отдел Тропической метеорологии. Набирается народ. Приходит молодой специалист Сережа Петриченко после окончания кафедры физики моря МГУ. Иванов направляет Сережу ко мне в группу. Не смотря на разницу в возрасте в 15 лет, мы нашли с ним общий язык и тридцать лет плодотворно работали вместе, пока я в 2006 году по предложению дирекции НПО не перешел в ФИАЦ (Федеральный информационно-аналитический центр). Петриченко мой первый и последний аспирант, которым я руководил. Он более чем успешно защитил диссертацию. Сережа весьма начитан и эрудирован. Интеллигентен. Он готов все променять на возможность чтения своих любимых старых произведений и новых авторов. Он прекрасный исполнитель. Не скромничая, скажу, что вовлек его в увлекательные хобби – горные лыжи и подводный мир. Я отвлекся…
Военные поставили задачу изменения траектории тайфуна и/или изменения его интенсивности. Какие были варианты решения этих задач?
Первое, это изменение потока энергии от океана в тайфун. Энергия его питающая – это водяной пар. Он, поднимаясь в облачных “башнях” до уровня конденсации выделяет тепло и тем самым интенсифицирует тайфун. Давление в центре еще более падает и увеличивается скорость ветра в нем. Увеличить испарение поверхности океана мы не можем. А вот подавить его – задача вполне решабельная. Знакомясь с литературой, мы обнаружили, что для сохранения воды на рисовых плантациях, в СССР используется, так, называемый, “кармидол”. Он разработан на кафедре органической химии Киевского университета. Не долго думая, мы с Владом едем в Киев, и заключаем с кафедрой договор о сотрудничестве. В то время кафедру возглавлял уже старенький профессор Товбин М. В., а лабораторией органической химии заведовал относительно молодой и энергичный Анатолий Васильевич Архаров. Анатолий Васильевич организовал в Киеве для нас экскурсию в пригород на линию обороны Киева.
Пудов, Иванов и Архаров на линии обороны Киева у блиндажа
Члена Военного Совета генерал-лейтенанта Н. С. Хрущева.
(Увы, нет уже ни Влада Иванова, ни Толи Архарова)
Поскольку “кармидола” у них было в достатке, то мы сразу же решили провести его испытания в кольцевом штормовом бассейне академика Василия Владимировича Шулейкина. Он был построен на Южном берегу Крыма, рядом с Симеизом, в пос. Кацивели. Но этот объект был весьма популярен у военных, судостроителей и других научных институтов…
Это был единственный в стране штормовой бассейн таких масштабов. Он позволял развивать различной длины и амплитуды волны, и даже моделировать обрушение волн. Последнее было особенно важно для нас. Но пришлось встать в очередь. Чтобы не терять время, мы испытали “кармидол” в лабораторных условиях, в маленьком аквариуме, а затем в лотке МГУ.
Волнопродукторы последнего позволяли имитировать скорость штормового ветра (12-16 м/сек). Оказалось, что “кармидол” в тех условиях мог подавлять испарение до 60 - 65 %! А шероховатость водной поверхности при ветрах до 3-5 м/сек, уменьшилась на два порядка!
Общий вид штормбассейна.
Наконец, мы получили доступ к штормбассейну. Поехала большая группа наших сотрудников (все-таки, ЮБК), в том числе Толя Архаров. Позже мы с ним стали хорошими друзьями.
Самыми интересными были результаты, полученные в штормбассейне. Оказалось, что “кармидол” сильно влияет на спектры волнения. Так энергия волн при наличии пленки “кармидола” уменьшается более чем на 20 %, а обрушение волн и, соответственно, генерация брызг резко сокращаются. При этом спектр размеров брызг также существенно сокращается! Все эти результаты настроили нас на оптимистический лад, но нужно было еще апробировать работу со специальным буем, который создали Сережа Петриченко, Валера Андреев и Саша Романов. Это был маленький, легкий буй с кучей датчиков температуры, влажности и давления. Изюминкой буя был дистанционно управляемый механизм вертикального зондирования тонкого поверхностного слоя воды датчиком температуры, размерами 0.1 мм в диаметре. При этом чтобы избежать влияния поверхностного натяжения воды измерения температуры этим датчиком проводились при его подъеме из воды, при прокалывании поверхностной пленки и выходе в атмосферу. Этот буй мог уходить от борта (для чистоты эксперимента) на расстояние около 300 метров. А Слава Королев написал программы обработки данных на компьютере в реальном масштабе времени. Для отработки методики исследований мы предварительно провели эксперимент на Ладоге и Онеге на небольшом судне института озероведения АН СССР (г. Ленинград).
Параллельно мы апробировали второй возможный способ подавления тропических циклонов – понижение температуры воды путем создания искусственного апвеллинга. Эксперименты проводились нами на Бездон – озере. Это Калужская область. Вблизи знаменитой Зайцевой горы, где проходили страшные бои во время второй Мировой войны…
Апвеллинг создавали двумя путями. Первый - воздушный лифт. Второй – чисто механический подъем воды из под термоклина. Но, к сожалению, поднятая холодная вода плохо перемешивалась с более теплой водой, а потому быстро тонула. Пришлось отказаться от этой идеи, хотя американцы позднее взяли идею создания искусственного апвеллинга на вооружение (см. статью в журнале “Проблемы анализа риска”, 2008, том 5, N 1, стр.62-71).
Пару слов об экспедиции на Бездон. Было прекрасное лето. Тьма грибов и ягод (малины). Там на берегу установили палатку – шатер, которая была как бы штабом, столовой и местом сбора всех желающих. Вокруг расставили палатки под жилье. А желающих понаехало много. Кроме нас, непосредственных исполнителей работ, приехали и отдыхающие. Это и Игорь Некрасов, Орданович, Иванов, мое семейство. Из Свердловска приехали незнакомые между собой сестра моей жены – Люба, и мой приятель - Слава Виноградов. Такое скопление народа, как на курорте, создавало приятную атмосферу и для работы и для отдыха. Правда, москвичи приезжали эпизодически, так же как и Влад…
Слава Виноградов и я на Бездон озере.
А вот знакомство на озере Любы и Славы закончилось большой любовью и женитьбой! Правда, после 17 лет совместной жизни они все же расстались. А жаль…
В озере водилась тьма карпов потрясающих размеров. По вечерам было хорошо слышно их чмоканье. Но на удочки и другие снасти они не ловились. Были сыты. Только мне с ружьем иногда удавалось посадить на гарпун пару килограмм вкусной рыбы. Но это озеро было заповедным, и стрелять рыбу запрещалось. Поэтому это удовольствие приходилось ловить весьма редко…
Кстати, замечу, что мы сделали благое дело для Минприроды. Мы составили батиметрическую, очень детальную карту глубин озера и передали им. Насколько я помню, самая большая глубина озера составляла 35 метров. Дно илистое, местами, около берега встречается мелкая галька. Площадь озера около 30 га…
Вот так весь 1976 год мы посвятили локальным экспериментам, фактически готовясь к выходу в океан…
На 1978 год Влад снова запланировал 4-х судовую экспедицию в Филиппинское море. На этот раз Коллегия легко утвердила ее, а в благодарность Лидии Андреевне мы включили ее в состав гидрологического отряда экспедиции. Чтобы окончательно апробировать методику работы с буем в открытом океане, в 1977 году мы втроем (Сережа Петриченко, Саша Смирнов и я) сходили в Атлантику на судне погоды “Георгий Ушаков”. Выход и возвращение были в Одессе. Это было прекрасно – не нужен 9 часовой перелет во Владик! Правда, приход в Одессу совпал с Новым годом. Нам пришлось быстренько смотаться домой, а потом снова возвращаться на судно с тем, чтобы забрать все оборудование…
Эта экспедиция запомнилась тем, что мы страшно страдали от отсутствия курева. Я тогда еще курил, не бросил эту дурацкую привычку. Так вот, мои ребята жили на третьей палубе. Напротив курилки. Я не знаю, почему, но в рейс взяли не большое количество сигарет и папирос. А мы, естественно, рассчитывали на то, что на судне будет достаточно табака, и тоже не запаслись впрок. Были наказаны. Например, я приходил к ребятам в каюту – мы открывали дверь, и с наслаждением вдыхали запахи дыма, курящих моряков. Видя наши страдания, кто-нибудь из ребят не выдерживал и давал нам папироску. Это был Праздник! Более 40 дней, между заходами в Ресифи (Бразилия) и Дакар мы были лишены самого дорогого удовольствия – сигарет. Такие были времена. Кстати, о Ресифи. Это крупный бразильский город севернее Рио, где-то в районе 7-8 градуса ю.ш. Это один из крупнейших портов страны. Тогда у нас были еще папиросы
“Беломор-канал”. Так вот, гуляя по этому жаркому, красивому тропическому городу мы зашли в какой-то супермаркет. Саша Смирнов, еще не докурив папиросу, остался у входа. Спустя некоторое время мы с Сережей забеспокоились – Саши нет и нет. Вышли к выходу. Перед нами картина – Саша окружен бразильцами и бразильянками. В чем дело? Оказалось, что ни кто из присутствующих бразильцев ни когда не видел русские папиросы! Саша с гордостью (вообще говоря, с великим самопожертвованием), преподносил, пока пачка не опустела, каждому присутствующему русские сувениры в виде отдельной папиросы…
Сейчас, когда я не курю уже 19 лет, мне даже трудно представить те страдания, которые мы испытали в том далеком рейсе. Но рейс был интересным. Интересным, не только в плане заходов, но и по сути наших исследований. Дело в том, что наш маленький отряд для руководства судна был как бельмо на глазу. У них была своя Программа гидрологических разрезов, и мы ни как не вписывались в их планы.
И вот на очередной гидрологической станции мы выставили свой буй и стали проводить измерения. Буй, как я уже говорил, соединялся с нашей лабораторией 300 метровым кабелем. Мы все, естественно, сидим в лаборатории и следим за тем, что измеряет буй. А лабораторию нам отвели на самой нижней палубе, без единого иллюминатора. Вдруг чувствуем - судно дало ход! Я звоню в штурманскую, и говорю, что за бортом же наш буй! На что третий штурман отвечает, а что ему будет – скоро очередная станция…
Буй, естественно, на первых же метрах опрокинулся. Опрокинулся на наших глазах, все платы и датчики выгорели. Аккумулятор плюс морская вода! Мы были готовы побить этого идиота – штурмана. Этого вынести было уже нельзя. Я дал Иванову телеграмму. Он связался с Госкомгидрометом, а поскольку мы, якобы работали на оборону, то капитан судна получил нагоняй и указание - не мешать нам выполнять, важное государево задание. После этого сняли всю гидрологию и нам предоставили практически все судовое время. Но! Нужно было восстановить буй. Сережа, Саша и я, как каторжники сутками сидели в этой замкнутой, “без окон, без дверей” лаборатории и практически заново паяли платы и другие устройства. Тем не менее, в течение недели, может быть чуть больше, восстановили наш основной инструмент исследований. После получения нагоняя, аж из Комитета, к нам резко изменилось отношение. Мы вдруг оказались в центре внимания зам. капитана по науке, да и самого капитана (увы, не помню его фамилию). Времени для наших работ было предостаточно!
Плюс к положительным эмоциям по работе добавились эмоции от прекраснейшего захода в Италию. В Геную.
Сказочный заход. Нам организовали экскурсию из Генуи в Милан. Это было здорово. Здорово, по одной простой причине. Мы, я, не мог себе в жизни представить, что увижу подлинник фрески великого Леонардо, “Тайная вечеря”. Музей был закрыт на реставрацию. Но тут приехали русские. Конечно, же, нам его открыли. Вы, знаете, с одной стороны, это оставляет в душе такой теплый сгусток, что кажется, что весь мир любит тебя. С другой, фреска разваливалась. Куски краски, т.е. фрески, отваливались от стены во многих местах, и это было ужасно – насколько беспощадно время!
Более того, мы посетили музей Леонардо, который располагался недалеко от монастыря “Санта Мария дела Грация”, где и была фреска. Громадный музей. Там собраны не только карандашные наброски великого мастера, но и все его инженерные сооружения, вплоть до вертолета. Правда, картин там практически нет. Все они раскиданы по крупнейшим музеям Мира и частным коллекциям.
Милан. Это крупный промышленный центр Италии. Но! Это театр Ла-Скала, это великолепнейший собор, в центре Милана, где мы с Сашей Смирновым и Сережей Петриченко, на крыше этого прекраснейшего собора развлекались, кидая, друг в друга снежки. Была зима. Но было больно смотреть на сантиметровый слой черной грязи во всех узостях и пазах на прекрасных мраморных апостолах, расставленных на крыше собора. Эта ядовитая грязь от выхлопных и других промышленных отходов мегаполиса съедала белый мрамор.
Нас привезли в театр Ла - Скала, кстати сказать, все это рядом и театр, и Собор и Музей Леонардо. Так что, большой нагрузки, как я понимаю, организаторы, не испытали. В театре шла репетиция. Мы постояли на галерке театра и не испытав великих чувств от какой-то уж очень будничной, в обычной одежде, игры актеров, скромненько покинули театр.
Генуя. Мы, по крайней мере, я, впервые посетили кинотеатр, где перед началом фильма, молодые экстравагантные девочки, почти голые елозили вокруг длинного шеста, на биллиардном столе, почти полностью отдаваясь этим неодушевленным предметам. Для нас, по тем временам, это был шок!
Генуя! Ее крутые, красивейшие улицы cо средиземноморскими пальмами оставили самое благоприятное ощущение Италии. Страны легкой, красивой, веселой, без натуги жизненных обстоятельств, так угнетающе действующих на нас всех в холодной и мрачной России…
Вернулись домой прямо на Новый 1978 год. Главное мы сделали – мы создали и проверили инструмент, позволяющий проводить тончайшие измерения вблизи водной поверхности в воздухе и в самом тонком слое поверхности воды (толщиной в несколько миллиметров!). Готовы идти в полноценную четырех судовую экспедицию по исследованию тайфунов и проверки возможности их контроля. В экспедицию “Тайфун-78”.
И вот она экспедиция “Тайфун-78”. Такого количества людей из Обнинска, по-моему, никогда так далеко не провожали. У здания Института собрались десятки провожающих родственников, друзей и начальства. Что-то даже говорили. Но все эта суета…
Владивосток. В экспедиции участвуют пять (!) научных судов. Это флагман “Академик Ширшов”, это нис “Академик Королев” (флагман), это суда погоды “Прилив”, “Прибой” и “Волна”. В экспедиции принимали участие более 50 человек прикомандированного состава из шести Институтов Госкомгидромета и девяти Институтов АН СССР, Киевского Университета, Института тепломассообмена Белоруссии. А также были два представителя Института метеорологии Кубы и двое исследователей из геофизической службы Республики Филиппины. Выход в море – 15 июля. Начало экспедиции. А завершилась она 3 ноября. 110 дней постоянной, напряженной работы. Иногда в таких условиях качки, что не дай Бог!
Тем не менее, нам многое чего удалось достичь, получить абсолютно новые, отрекаемые ранее результаты. Например, А. С. Монин и многие другие ученые категорически отрицали возможность формирования циклонических вихрей в океане под воздействием атмосферных явлений. Действительно, энергетические соотношения энергии ветра в атмосфере и энергии синоптических вихрей на порядки отличаются друг от друга, даже при самых высоких значениях коэффициентов трения между атмосферой и океаном.
Штаб экспедиции “Тайфун-78”: Cлева на право по кругу. Роман Семенович Бортковский (ГГО, Ленинград), Минина Людмила Селивёрстовна (Гидрометцентр, Москва), зам. капитана по науке (Владивосток, фамилию не помню), Иванов Владислав Николаевич (Обнинск, начальник экспедиции), Пудов В. Д. (Обнинск), Орданович Александр Евгеньевич (МГУ, Москва), Архаров Анатолий Васильевич (КГУ, Киев).
Нам удалось на примере тайфуна “Вирджиния” доказать экспериментально, что тайфун, его энергия достаточна для формирования вихря синоптического масштаба в верхнем слое океана. Я позволю привести пару выводов из своей статьи, опубликованной в журнале “Океанология”, 1980, том ХХ, вып. 1:
“В результате 75 – часового воздействия тайфуна на площади, ограниченной двумя радиусами его максимальных ветров, аномалии термодинамической структуры наблюдаются во всей исследованной 1000-метровой толще верхнего слоя океана.”
И второе:
“Динамическая структура следа показала наличие циклонического вихря в зоне продолжительного воздействия тайфуна, близкого по своим параметрам к циклоническим вихрям синоптического масштаба открытого океана. Это позволило дать один из ответов на вопрос об их происхождении”.
Наш маленький триумф. А. С. Монин был вынужден признать эту реальность. Результаты этой экспедиции легли в основу моей диссертации. Андрей Сергеевич написал прекрасный отзыв на нее. Но, главное, он и другие вынуждены были признать, что атмосфера может порождать в океане столь энергоемкие, долгоживущие образования с пространственными масштабами в сотни километров. Это весьма важно, с точки зрения океанической “погоды”, а, следовательно, и динамики атмосферы.
Как всегда после завершения экспедиции, мы быстренько ринулись в Сингапур. Нужно было потратить валюту, которую мы заработали за время экспедиции. О! Этот славный, почти родной город. Более двадцати раз мне пришлось посетить этот великолепный по всем параметрам город. Как раз во время нашего захода все рынки были заполонены королем фруктов – дурианом! Город заполонен его фантастическим запахом. Запахом солдатских портянок или, если угодно общественного туалета. Но в Сингапуре с трепетом ожидают созревание этого удивительного фрукта. Устраиваются целые церемонии, посвященные дуриану. Но вкус его потрясающий. Кушать его советуют, так как пьют водку. Выдохнуть воздух, быстро положить кусочек дуриана в рот, и только потом вдохнуть. Его вкус напоминает сладкий миндальный крем с добавкой сливочного сыра, луковой подливки, вишневого сиропа и других трудно совместимых продуктов.
Дуриан
В странах Юго-Восточной Азии дуриан считается королем фруктов. Его едят в свежем виде, добавляют в выпечку, мороженое, напитки, жарят, как гарнир, или смешивают с рисом. Из-за его уникального запаха во многих отелях висят запрещающие знаки. Нельзя проносить фрукт в отель. Но ей Богу, дуриан стоит того чтобы им наслаждаться. Его удивительно тонкий с разнообразными оттенками вкус просто неповторим! Но и цены соответствующие…
Перед заходом в Сингапур, кому-то из таможни пришла в голову мысль сдобрить наших моряков. Капитан получил указание, что можно беспошлинно провозить 40 метров ткани, только разных сортов. Естественно, большинство потратило почти всю валюту на различные куски ткани - от тончайшей шерсти до шелка. Я тоже купил пару пятиметровых кусков для пошива костюмов.
И вот, одна из жен нашего “обнюка”, когда ее благоверный привез все это богатство домой, сделала маленький буклет с образцами привезенных тканей. Она в своем (не нашем) Институте стала рекламировать и продавать желающим различные ткани. Дело дошло до Дирекции и КГБ. Что началось? Это сегодня назвали бы бизнесом, а тогда …
Даже вспомнить страшно. Ее супруга чуть не выгнали с работы. Он работал в ИЭМе. Его круто “прошерстили” на общем собрании Института, но, слава Богу, оставили на работе. Директором ИЭМа тогда был очень порядочный человек – Виктор Петрович Тесленко. Позже мне с ним посчастливилось очень близко познакомиться…
Вот такие детали застряли в памяти.
1981 год.
Если я не ошибаюсь – это была первая Советско-вьетнамская экспедиция. Экспедиция в Южно-Китайское (или как часто называли его вьетнамцы - Восточное море). На первом этапе мы провели уникальные работы по измерению поверхностного натяжения воды вокруг коралловых рифов Дискавери Грейт и Файри Кросс. Это была одна из самых интересных работ, которую выполнял практически один Анатолий Васильевич Архаров, конечно же, при нашем присутствии и при всем необходимом оборудовании (локатор, шлюпка, обслуживающий персонал). Интересных работ не столько по научным результатам, сколько по эмоциональному восприятию, ни когда ранее нами не виданного изумительно-нежного кораллового подводного мира. Тем не менее, на нашу опубликованную работу поступило несколько просьб из Израиля и США прислать им оттиски. Да, действительно, мы много бродили в водах коралловых зарослей, но таких тонких, изящных кораллов мы не встречали нигде. И все это благодаря исключительным и благодатным условиям для их проживания. Соответствующая температура воды, рифы, заслоняющие эти тончайшие ветки кораллов от обрушения могучих волн…
Каждый из нас, наверняка любовался снежными узорами на стеклах наших окон, когда высокая влажность и легкий морозец. Но даже эти тончайшие почти плоские узоры на стеклах окон не идут, ни в какое сравнение с изяществом и тонкостью трехмерных веток кораллов, заполоняющих все вокруг тебя. Каждая веточка обладает собственным цветом от зеленых, желтых и красных до идеально белых на кончиках коралла. Это фантастика! Но, я еще раз подчеркну, что мы попали в удивительную, уникальную среду, благоприятную для развития таких тонких природных произведений искусства. Плавая среди этих зарослей кораллов, ты не ощущаешь воды. Ее просто нет. Она настолько прозрачна и подсвечена отраженным светом белого кораллового песка, что ты паришь вне материального пространства…
Я добавлю сюда, да простят меня биологи, свой взгляд на обустройство Мира. Мудрость Природы заключается даже в таких деталях как защита коралловых зарослей от разрушительного воздействия океанских волн. Дело в том, что чем сильнее развиваются волны, тем больше коралловой слизи выбрасывается на поверхность океана. А она, в свою очередь, снижает поверхностное натяжение воды и, тем самым, подавляет капиллярное волнение, уменьшает трение между воздухом и водой и, таким образом, сопротивляется развитию волнения… Просто и мудро! Вот такая самооборона…
1983 год. Вторая советско-вьетнамская экспедиция. Экспедиция была полузакрытой, а посему я не буду вдаваться в детали, просто приложу к ней пару рассказов. Они дадут общее впечатление. Итак.
ШАРЛОТА
Нет, это не женщина – это банка Шарлота. Так называется вершина подводной четырехкилометровой горы, не поднявшейся до поверхности Южно-Китайского моря каких-то тридцать, сорок метров. Иначе, это был бы остров. Наше научное судно “Океан” полным ходом шло курсом на любимый всеми нашими моряками и "наукой" благодатный и дешевый порт Сингапур. А Шарлота была прямо на линии, проведенной тонким хорошо заточенным карандашом на карте, ярко освещенной единственной настольной лампой в полумраке штурманской рубки. Эта прямая линия была направлена на долгожданный Сингапур, и каждый из 120 человек, находящихся на борту судна, отсчитывал часы до желанного захода. На вахте третий штурман. Глубокий вечер или ранняя ночь. Легкая дрожь перегородок и палубы от полных оборотов могучего судового главного двигателя. Шелест рассекаемой форштевнем воды и прямо по курсу над горизонтом висит удлиненный к океану ромб Южного Креста в окружении ярких, мерцающих звезд Южного полушария. Хотя до экватора еще около четырехсот миль, но Южный Крест уже приветствует нас. До Сингапура чуть более суток безостановочного хода, а до Шарлоты…к утру мы ее проскочим. Звоню капитану.
- Геннадий Васильич, надеюсь, не разбудил. Может партеечку - на сон грядущий? - Что не спится, Митрич? Заходи.
Третий, сопоставив мое внимательное изучение карты с глубинами на банке и звонок капитану, бросил мне вслед:
- Я прикину, где мы сможем выиграть пяток часов, чтобы на рейде Сингапура встать послезавтра не позднее восьми утра. Хватит вам пяти часов?
- Спасибо, Витек, хватит. Я пошел.
Капитан, как всегда с трубкой в зубах, сидел уже за расставленной, вероятно, еще днем шахматной доской. Рядом бутылка представительского армянского коньяка и пара рюмок. Он жил по писаным морским канонам, скрывая за ними свою неуверенность и создавая, как сейчас говорят, "имидж" капитана дальнего плавания. В таком дальнем рейсе как этот- 35 рейс научного судна "Океан"- ему редко приходилось участвовать. В штате института-судовладельца он числился капитаном наставником - почетная возрастная должность, но далекая от самостоятельной капитанской работы. Это был плотный, коренастый человек с крупными чертами лица и небольшими всегда настороженными глазами, как будь-то ожидающими какого ни будь подвоха. Но в общем-то, это был добрый, в меру циничный человек. В молодости он избороздил Японское и Охотское моря на сухогрузах, танкерах и паромах. Тонул в ледяной воде Охотского моря и чудом спасся на днище перевернутого бота. Он был безоглядно влюблен в свой край. Единственным, для данного рейса, его недостатком было полное неприятие науки, как в целом, так и в частности нашей науки о тайфунах и океане. Помню, прилетев из Москвы, я пошел представиться капитану как начальник предстоящей советской - вьетнамской экспедиции. Сидя за своим рабочим столом с неизменной трубкой во рту, он громовым голосом отчитывал боцмана за какое-то прегрешение. Я тихо постучал и сразу вошел в капитанскую каюту. Он пыхнул трубкой, выпустил клубы ароматного дыма, подождал секунду и взревел еще более громким голосом:
- Вы, что не видите - я занят!
И более тихо добавил:
- Ходят тут всякие.
Я извинился и вышел. Вот это знакомство - подумал я, и направился по шлюпочной палубе к корме - посмотреть на причал и сопки с кирпичиками пятиэтажек, хаотически разбросанных по их склонам. Владивосток. В первые часы пребывания в нем у меня всегда появлялось чувство волнения и трепетного ожидания рейса, дальних стран, теплого и красочного подводного мира. Только во Владивостоке, да в Сиднее физически ощущаешь край земли...
Не успел я опереться на леера, как подошел боцман и с безмятежной улыбкой, как будто только что капитан выдал ему остроумнейший анекдот, сообщил, что мастер ждет меня. Я повернул обратно. На этот раз громко постучал, подождал приглашения и только тогда вошел в каюту. За рабочим столом его не было. Он сидел на диване за низким, длинным столом, расположенном справа от входной двери, и с рядом стоящим большим холодильником. На столе стояла бутылка, рюмки и тонкие сэндвичи с рыбой, икрой и какими-то деликатесами. Когда же он успел - подумал я.
- Вы уж извините, погорячился немножко, но кто же мог подумать, что ты начальник экспедиции. Переходим на “ты”, да? Вот тут боцман приготовил что-то. Садись, будем знакомиться!
Я согласился, но так до конца рейса и не смог перейти на “ты”. Вот так состоялось наше знакомство...
Отодвинув тяжелую портьеру, отделяющую влажный полумрак штурманской рубки от ярко освещенной прохлады коридора и сделав несколько шагов до каюты капитана, я вошел.
- Не иначе хочешь понырять? Что там за риф? Сколько до него миль? Ничего не получится. Я уже предупредил власти в Сингапуре, что послезавтра, в семь утра будем на рейде. В следующий раз, варяг.
- Геннадий Васильич, не будем торопиться. Сейчас Виктор уточнит прокладку, и если мы приходим на рейд часа в три-четыре утра, то боюсь, придется опять впустую травить время на подходе, а то, как тот сухогруз, тоже протараним, кого ни будь на рейде, и тю-тю годиков на пять, с конфискацией, а?
- Ладно, ладно не пугай. Садись, сыграем.
Без всякого желания я сел за доску в тысячный раз выяснять нави шахматные взаимоотношения. Играл он явно лучше меня. Но, тем не менее, каждая победа доставляла ему такое удовольствие, что отказать я не мог. К тому же сам и напросился. Через семь-восемь ходов партия начала вязнуть, все фигуры на доске, а идей нет.
- Скорей бы Виктор позвонил - подумал я. Но телефон молчал. Еще через пару ходов, я предложил капитуляцию, мастер не принял ее и налил в рюмки ароматный коньяк.
- Давай примем. Не о шахматах ты думаешь. Ладно, пошли в рубку.
Только встали, зарокотал телефон. Капитан снял трубку.
- Какого Владимира Дмитрича, с тобой капитан говорит, докладывай!
Он молча дослушал, ни слова не сказал, положил трубку и снова сел.
- Как только тебе удается моих штурманов сбивать с толку. Не все же время они будут ученых туристов катать, ведь и на серьезных кораблях работать будут. А ты их развратил. Пошли в рубку.
Полумрак, крепкий аромат кофе и дорогих сигарет, широкая спина третьего штурмана, склонившегося над километровой картой и лоцией, встретили нас в штурманской рубке. Капитан взял в руки измеритель, быстро оценил расстояние до Шарлоты, включил, выключил второй эхолот и сказал, обращаясь к Виктору:
- Так, говоришь, есть пять-шесть часов? Ну ладно, передай по вахте второму - пусть обеспечит шлюпку с мотористом, рацией, ну и сам знаешь …к шести утра. Старпому я сам скажу, чтобы сам сделал промер банки и встал на якорь. Погоду пусть начальник обеспечивает.
И обращаясь ко мне:
- Сколько архаровцев берешь? Не забудь Головина.
- Спасибо, Геннадий Васильевич! Я думаю наших не больше двух-трех человек и, конечно, Гена. Как без него. Ну, а погоду сделаем. За бортом-то полный штиль. Спокойной ночи.
- Выдворяешь, значит. Ну, ладно пошел я, поздно уже. Не забывай, после завтра Сингапур. Архаровцы должны быть в форме.
- Все будет о‘кей, не волнуйтесь.
Капитан всех нас, прикомандированных из России, как говорят во Владике, называл архаровцами. Рост и солидность Архарова оставили у него сильное впечатление. Для себя он решил, что Анатолий Васильевич, по меньшей мере, полковник КГБ. Такая возможность снедала мастера весь рейс, и весь рейс он пытался выяснить это... Как только мастер вышел, я позвонил синоптикам:
- Как завтра погода? Примите, пожалуйста, спутник и сообщите на мостик.
Набрал номер телефона Гены Головина. Они со вторым механиком – Володей Климаком уже готовили акваланги в лаборатории, рядом с которой на шлюпочной палубе находился итальянский компрессор - гордость Валентина Григорьевича Федорея, директора Дальневосточного гидрометеорологического института, одного из известнейших в Приморье коллекционеров ракушек. Гена Головин это техник из постоянного штата судна. В этом рейсе он был на хорошей должности помощника капитана по материально-техническому снабжению, или проще - зам по „мылу" Его жилплощадь соответствовала должности - он занимал роскошную, далекую от посторонних глаз, каюту на полубаке. Частенько там собирались компании. В любое время суток можно было зайти на огонек.
- Гена! Все в порядке, мастер дал добро. Набейте для меня пару баллонов и проверьте, пожалуйста, мой акваланг. В шесть утра правый борт, второй бот. Прихватите сетки и монтировки.
Звоню Архарову.
- О, Митрич, заходи! У нас тут компания в сборе, где ты пропадал, я уже несколько раз звонил, хотели уже по спикеру объявлять, да поздно ведь.
- Васильич, разгоняй компанию спать и сам ложись. В шесть утра выходим на боте с аквалангами на Шарлоту. Как ты, пойдешь обеспечивающим?
- Ну, Митрич, обижаешь. Раз надо, конечно, пойду. Все, сейчас отправляю всех бай-бай. Ра<