Моих родителей хоронили в закрытых гробах. Помню два деревянных ящика, обтянутых красным сукном, возле свежевырытых ям. Я видела их сквозь прозрачную пленку слез, которые не иссякали в глазах все скорбные дни. Спросила бабушку: почему нельзя посмотреть на маму и папу в последний раз? Мне было мало того, что я помнила о них. Мне требовалось увидеть их лица, хотя бы на мгновение…
Бабушка ответила, что она тоже хотела бы увидеть их. Но лучше пусть останутся в памяти живыми. Это была отговорка. Через несколько лет бабушка рассказала, что случилось с моими родителями.
Специальный корреспондент газеты «Известия» Игорь Баль отправился «туда, где солнце светит круглые сутки». Так иносказательно моя бабушка назвала Африку. Отца ожидала страна, граждане которой настолько разошлись в политических пристрастиях, что решили поубивать друг друга. Уже несколько месяцев там ширилась кровопролитная гражданская война. Очень опасное место, но Игорь Баль всегда выбирал именно такие. К тому времени он успел побывать в Сальвадоре, Ираке, Ливане, в других «горячих точках». Он был лучшим военным корреспондентом и отличным экспертом по конфликтам подобного рода.
Но так случилось, что до Африки мой отец не добрался. Самолет, в котором он летел, захватили террористы, боровшиеся за установление ортодоксального ислама. Бабушка говорила, что если бы он добрался до той бойни в Африке, куда летел и где было во сто крат опаснее, он бы вернулся. Игорь Баль обладал невероятной способностью выбираться из регионов, где кровь льется рекой, а разрывы снарядов и перестрелки столь же постоянны, как рассвет. Но ему не повезло. Боевики заставили пилотов приземлиться в Аммане.
Иорданские спецслужбы окружили самолет, начали переговоры с террористами, торговались и готовили атаку. Но делали все как‑то непрофессионально, и операция растянулась на целую неделю. Мать не выдержала и отправилась туда. Последний ее звонок был из аэропорта Аммана. Она сообщила, что ситуация по‑прежнему не разрешилась. Спецслужбы ведут себя неуверенно, террористы не выпускают заложников, постоянно угрожая взорвать самолет. Утверждают, что у них есть бомба.
Бог знает, сколько тянулась бы эта резина, но моему отцу, очевидно, все надоело. Сейчас не понять, что толкнуло его – спецы обычно советуют беспрекословно подчиняться террористам. Но Игорь Баль был не из тех, кто идет на поводу у аморальных людей с искалеченной психикой. Он отобрал «Калашников» у одного из бандитов и подстрелил другого. Заслышав выстрелы, в самолет ворвалось спецподразделение, которое уничтожило оставшихся боевиков. Арабы так и не успели взорвать бомбу. Никто эту бомбу и в глаза‑то не видел. Но чтобы быть уверенными наверняка, всех выгнали из самолета, а салон принялись обследовать саперы. На вокзале отец встретил маму. Представляю, как они обнимались и целовали друг друга. Отец – измотанный, смертельно уставший, но живой. А мама – радостная, что все закончилось благополучно. Рано они успокоились…
Бомба была в дипломате женщины‑камикадзе. Все думали, что она тоже заложница. А она, выйдя из самолета вместе с остальными, приблизилась к отцу с матерью и замкнула провода электрического детонатора…
Взрыв на аэровокзале в Аммане унес жизни моих родителей и еще сорока человек.
Я прибежала домой с безногой куклой. Дед с бабушкой как раз смотрели по телевизору репортаж с места трагедии. Вскоре позвонили из Министерства иностранных дел. Участливый женский голос сообщил деду, что их сын Игорь Баль и его жена Ольга, к сожалению, погибли…
Крутанула ключ в замке зажигания. Стартер осуждающе взвыл. А, проклятье! Двигатель продолжает работать. Я и не заметила.
Включила заднюю скорость. Покрышки взвизгнули, заскребли по гравию на месте. «Боро» не сдвинулся ни на сантиметр. Слишком резко надавила на сцепление… То есть на газ. Да, на газ.
Попробовала еще раз, нажимая на педаль акселератора плавно. «Боро» попятился, отлепился от сосны. Теперь сцепление, переключить скорость и объехать дерево. Ах черт – не успела! Снова въехала в злополучный ствол.
Меня бросило на руль. Пристегнуться забыла!
– Дура!
Правая фара согласно моргнула и потухла окончательно. Я смахнула пот со взмокшего лба.
Люди Кларка мчатся сюда на всех парах. А я застряла на этом повороте! Моих водительских навыков не хватает, чтобы выбраться… Это я хорошо придумала – не хватает навыков. У меня их просто нет!
Надо попробовать еще раз.
Сдала назад и застопорила машину ручным тормозом. Затем выкрутила руль, отпустила тормоз и… объехала дерево.
Уф!
«Боро» снова покатился вниз по извилистой дороге, освещая путь единственной фарой. Я с ужасом подумала о том, что будет, если вдруг потухнет и она.
Или если двигатель заглохнет?
После нескольких минут головоломного спуска я вдруг увидела яркую точку в небе. Она то исчезала за темными верхушками елок, то вдруг появлялась, увеличиваясь в размерах…
Я затормозила, дернула рычаг ручного тормоза, заглушила двигатель.
Вертолет. Отчетливо слышу, как его лопасти рвут воздух.
Быстро выключила оставшуюся в живых фару. Темнота мгновенно поглотила меня вместе с «Боро». Только габаритные огни вертолета виднелись в небе.
Он пролетел над головой, оглушительно стрекоча лопастями. Шаркнул по деревьям лучом прожектора в десяти метрах позади меня и помчался к замку. Бедняга Лукас, что с ним будет? А я ничем не могу помочь старику. Самой нужно выбираться.
Завела двигатель. Он заработал оглушительно – как мне показалось. Долго не решалась включить фару, но дорогу в темноте совершенно не видно, сколько я ни приглядывалась. Пришлось надавить на кнопку, озарив крутой спуск единственным лучом. Мой «Боро» превратился в циклопа.
Еще пара минут – и я вырвалась из леса. Головоломный спуск остался за спиной. Надавила на газ и скоро оказалась на трассе.
Кажется, ушла. Ну и что? Люди Кларка небось уже перетряхивают собор Хофкирхе; самолет с Верочкой канул в неизвестность.
Автомобиль летел по автостраде, а в голове не рождалось ни одной путной идеи. Только безбожно хотелось спать. Полцарства за глоток кофе!
Хлопнула себя по щеке.
Неубедительно. Все равно глаза закрываются, а кожа в уголках рта вот‑вот лопнет на очередном зевке.
Хлопнула себя еще раз.
Получилось так сильно, что звездочки посыпались из глаз.
Куда же податься?
В принципе, дорога у меня одна. Правда, собор Хофкирхе напичкан в данный момент головорезами спецотдела «Мгла». Да он мне не сильно и нужен – без Верочки. Куда подевался чертов «Король воздуха», дятел ему в турбину?!
Думай, Алена, думай! Кому звонить? В авиакомпанию? Какую?
Проехав десять километров и миновав один очень длинный тоннель, я решила позвонить доктору ван Бройтену в Новую Зеландию. В конце концов, это он фрахтовал самолет. Должен знать об этой летающей посудине больше, чем кто‑либо.
Номер набрала на ходу. Только бы снова в дерево не угодить.
– О, добрый день! – обрадовался археолог.
– У нас сейчас ночь, – угрюмо отозвалась я. – И она совершенно не добрая. Куда запропастился ваш самолет? Три часа назад он должен был прилететь в Брюссель.
– Я искал вас, – неожиданно ответил доктор. – Звонил профессору Цигелю, профессору Курцу, докторам Гринвичу и Хорстену.
– Да, да, да! – нетерпеливо оборвала я. – Что вы хотели сообщить?
– У них отказал один из двигателей. Где‑то над Хорватией. Сейчас они чинят его. Боюсь, в Брюссель прилетят не раньше чем через два дня.
– Где они?
– Приземлились в какой‑то глуши возле Инсбрука. Еще раз простите…
– Инсбрук? – не поверила я.
Прижала машину к обочине и вытащила карту из бардачка. Но еще до того, как раскрыла ее, до меня дошло.
Инсбрук. Это же Австрия!
– Где именно возле Инсбрука?
– Деревенька называется, кажется, Рангген.
– Инсбрук всего в пятидесяти километрах от меня! – воскликнула я, оценив расстояние по карте.
– В самом деле? – удивился ван Бройтен.
– За последний час это лучшая новость, которую я слышала. Доктор, я уже дважды у вас в долгу!
– Приезжайте в августе к нам в Брюссель, на конференцию по древним языкам, – пригласил он.
– Мне бы дожить до следующего утра, – процедила я и утопила педаль газа. «Боро» рванулся с места, словно скаковой жеребец со старта.
До Инсбрука добралась за час. Даже по идеальным европейским дорогам ралли по горам и тоннелям при свете единственной фары щекочет нервы. Особенно мои нервы, которые натянуты, как струны, и готовы лопнуть от любого прикосновения.
Деревеньку Рангген обнаружила на подъезде к Инсбруку. Город видела только издали – залитые желтым светом росчерки аккуратных средневековых улиц. А над ними – исполинские горные кряжи с белеющими в темноте снежными вершинами. Город притягивал к себе, но я свернула налево, куда указал пожилой австриец, страдавший от бессонницы.
– Всех коров распугали! – кричал он мне вслед. – Такой замечательный лужок, а вы все загадили копотью! От молока теперь будет вонять, как от нафталина!
Поехала через спящую деревню. Уже видела за домами темный луг, на котором, как я поняла, и приземлился самолет, но дорогу неожиданно перегородили ворота из проволочной сетки.
Высунулась из окна и поискала взглядом потенциального хозяина. Не обнаружив оного, отъехала назад и с разгону высадила ворота. Нет времени разыскивать владельца, а расколотому бамперу хуже не будет.
Вдоволь поколесив по низкой траве и едва не съехав с обрыва, наконец наткнулась лучом фары на торчащий над землей пропеллер.
– Наконец‑то! – пробормотала я и подкатила «Боро» к самому крылу.
«Суперкороль воздуха» горделиво задрал нос к темным небесам. Насколько я могла различить, на правом двигателе был снят кожух, какие‑то масляные детали валялись под крылом на тряпках.
Вылезла из машины и подошла к серебристой торпеде фюзеляжа. Едва подняла ладонь, чтобы постучать в дюралевую дверь, как она резко распахнулась – я едва успела отпрыгнуть.
В проеме стоял сенегалец, который сопровождал груз. В его кулаке была зажата монтировка.
– Осторожнее! – предупредила я. – Так и покалечить недолго!
– Ах, это вы… – Он опустил инструмент. – Боюсь я. Тут археологических ценностей – на миллионы… Простите, но не долетели мы до Брюсселя.
– Я поэтому и приехала.
Пилот заночевал в гостинице Инсбрука, поэтому мне пришлось помогать сенегальцу выгружать ящик с Верой. Пока мы корячили тяжеленный саркофаг, парень рассказал, что двигатель забарахлил еще над Хорватией. Над Австрией стало ясно, что им не только до Брюсселя не добраться, но даже не дотянуть до аэропорта Инсбрука. Пришлось садиться прямо на горный луг – почти в коровье стадо. Из представителей власти к ним приходил только местный полицейский, который сочувственно покачал головой и обещал устроить на ночлег. Пилот отправился в Инсбрук, а сенегалец не бросил самолет.
Мы положили ящик рядом с автомобилем – в небольшой «Боро» он явно не помещался.
– Вскройте, – попросила я.
Отыскав в самолете фомку, сенегалец подцепил крышку и с треском содрал ее.
Верочка выглядела такой же безмятежной, какой легла в гроб… Ну, то есть в этот ящик, который очень сильно гроб напоминает. Умиротворенное лицо, вытянутые вдоль тела руки. Невзгоды и злоключения, испытанные мной, никак не отразились на ней.
В первый момент, когда я снова увидела мертвую Веру, меня словно в прорубь окунули. С отрезвляющей четкостью ощутила, что Веру уже не воскресить. Мои тщетные поиски волшебного эликсира – жалкие попытки противостоять могучим силам мироздания.
Когда мы аккуратно извлекли Веру и положили на расстеленное одеяло, я обнаружила у нее на коже непонятные черные пятна. На щеках, на груди, на плечах и на запястьях. Точно помню, что в Новой Зеландии, когда упаковывали ее в ящик, их не было.
Пятна не являлись следами трупного разложения, потому как находились не на коже, а под ней. Просвечивали – словно синяки или гематомы, но, в отличие от последних, имели рваные, неровные края. Чернильные звезды, распускавшие лучи.
– Это действие «мертвой воды», – пояснила я сенегальцу.
Чернокожий парень вопросительно посмотрел на меня, но ничего не сказал. А я продолжила размышления про себя.
Биологическая бомба с будильником! Еще одна функция, по непонятной причине заложенная в «мертвую воду». Видимо, по истечении трех суток от Веры останется то же самое, что от собачки, на которой я проводила эксперимент в Нью‑Плимуте. А именно – ничего не останется. Один пепел.
«Мертвая вода» сожрет Веру изнутри. И только «живая вода» может остановить тиканье будильника…
– Как все отрицательно!.. – Я обернулась к сенегальцу и обнаружила, что он без конца крестится. – Давайте грузить.
Возня с трупом в полутьме выглядела зловещей.
Верочка окоченела и выскальзывала из рук. Но беда не в этом. Оказалось, что ее невозможно усадить на заднее сиденье «Боро». Сколько мы не пытались. В багажник она тоже не влезала. Пришлось откинуть спинку одного из кресел и просунуть ноги из багажника в салон.
Управились. Я заглянула внутрь машины. Зрелище ужасающее. На заднем сиденье лежат ноги. Первый же полицейский закует меня в наручники. Прикрыла их одеялом.
Теперь мой путь лежит во Фельдкирх – городок, расположенный на границе Австрии и крошечного княжества Лихтенштейн. За Лихтенштейном находится Швейцария. Только как же мне через границу перебраться?
Швейцария – чудаковатая страна. Всю свою историю себе на уме. Вроде центр Европы, а в Шенгенский союз не входит. Чтобы въехать в нее, нужна отдельная виза. У меня визы нет. У Верочки – тем более… Раздобыть визу в час ночи нереально. И потом, для меня пересечь границу официально – все равно что сунуть голову в петлю. Уверена: каждый пропускной пункт увешан моими фотографиями, словно плакатами Бритни Спирс. Я ускользнула от Кларка возле замка Вайденхоф, поэтому границу Швейцарии от моего проникновения они обязательно обезопасят. Спецотделу не составит труда выдумать какую‑нибудь ужасную легенду. Типа того, что я собираюсь взорвать VIP‑отель в Давосе или отравить всю форель в горных реках.
На серпантине от бесконечных виражей у меня кружилась голова. Я, наверное, не меньше миллиона гор объехала, а они все вырастали одна за другой, одна за другой. Снова левый поворот. Правые колеса хрустят гравием обочины. Еще чуть‑чуть – и они провалятся в темный обрыв.
На следующей же заправке выпила чашку кофе и почувствовала себя еще хуже. Голова стала какая‑то чумная. Думаю, недостаток сна здесь ни при чем. Я ведь только вчера прилетела из Новой Зеландии! Акклиматизация – будь она неладна.
Часа через два, чувствуя себя хуже, чем Верочка, я проехала гору, на склоне которой расположился уютный городок Фельдкирх, и оказалась возле пропускного пункта.
Близко подъезжать не стала. Издали поглядела на цепочки машин, медленно тянувшихся мимо пограничных будок. Очень жаль, но на «Боро», который сделался почти родным, границу не пересечь. Придется оставить его в Австрии. И даже без него – как перейти границу? Через горы? – Места совершенно чужие, да еще мгла стоит кромешная. Проплутаю весь следующий день. А у меня времени – только до полудня.
И тут я обратила внимание на небольшой фургон у обочины, к которому не торопясь направлялся водитель. Он вышел из ночного кафе, в руке его покачивался бумажный пакет. Решилась подойти.
Выяснила, что он спешит в Лион транзитом через Швейцарию, что фургон забит австрийскими швейными машинками. Из‑за спешки и недосыпа я не смогла выдумать ни одной путной истории, поэтому тупо предложила ему тысячу долларов за то, чтобы он провез меня через границу в кузове фургона. Он взял с меня честное слово, что я не террористка и что в моих действиях нет криминала. В ответ я попросила его не пугаться, когда настала пора перегружать Веру из «Боро» в фургон.
Фердинанд – так звали водителя, – не испугался. Только больше не разговаривал со мной. Границу мы миновали удачно. Как это произошло, не могу рассказать, поскольку в запертом фургоне было темно, невыносимо воняло целлофаном, да еще коробки со швейными машинками прижали меня к борту. Мы два раза останавливались и один раз хлопнула дверь. В кузов никто не заглядывал. И это граница!
Когда миновали Лихтенштейн, Фердинанд открыл фургон и кивком предложил дальше ехать с ним в кабине. Перетащив туда свое тело, я тут же вырубилась.
Фердинанд разбудил меня на подъезде к Цюриху. Сообщил, что ему на запад, в сторону Базеля. А мне, чтобы добраться до Люцерна, надо на юг. Я искренне поблагодарила его. Он высадил меня возле небольшой березовой рощи и уехал в сторону сияющего огнями Цюриха.
Небо светлело. Начиналось утро. Хорошо, что я поспала немного. Стало легче. Еще бы чашку кофе – чувствовала бы себя и вовсе замечательно. Но времени нет.
Положила Веру в заросли крапивы, чтобы с дороги ее не было видно. Машин немного, но осторожность не повредит. К тому же Вере совсем не больно лежать в жгучих сорняках.
Теперь нужна машина. Не полезу же я с трупом в автобус! «Два билета – мне и моей подруге…» Пойти в Цюрих и угнать машину?..
Из‑за скалы выплеснулся свет фар, следом вынырнул автомобиль. Я подняла руку. Сердце почему‑то стучало ровно, словно я в этот момент, лежа в ванной, читаю поваренную книгу. Надо же, у меня появляется хладнокровие!
Хрустя покрышками по мелким камушкам, рядом остановилась роскошная «ауди» с германским номером. Мой бывший муж Леха называет такие «авоськами». Откуда он берет эти клички?
Открыла дверь и заглянула в салон, который показался мне кабиной космического корабля. Кругом огоньки, лампочки и кнопочки. «Космонавт» за штурвалом не понравился с первой же фразы:
– Что, детка, заплутала? Запрыгивай – согрею.
Улыбаться в ответ почему‑то не хотелось. Слишком широкое и самодовольное лицо у этого господина. Денег ему не предложишь, на жалость такого не возьмешь, предъявив труп Верочки. А отпускать его и ловить другую попутку времени нет.
– Скажите, ваш автомобиль застрахован?
Его лицо изменилось, лживая улыбка пропала.
– А ну, проваливай отсюда, идиотка!
– Проблема в том, что я сейчас нахожусь в сложной ситуации, – объяснила я. – Вы должны понять. Либо вы поможете, либо я вас выкину из машины.
– Ах ты, сучка! – воскликнул он и, несмотря на полноту, проворно схватил меня за волосы. – Ты хотя бы представляешь, на кого рот раскрываешь? Я же тебя колесами по асфальту размажу!
Он тянул волосы на себя, пытаясь содрать скальп. Больно… Какая я все‑таки невезучая. Вместо податливого и студенисто‑мягкого обывателя попался немецкий бандит!
– Что ты возомнила о себе своими тупыми мозгами, курица! Ты знаешь, с кем связалась? – Он дернул меня за волосы, требуя ответить. – Знаешь?
– Неужели опять ЦРУ? – не поверила я.
– Что… – растерялся он. Даже хватка ослабла.
– Последнее время мне попадаются исключительно ублюдки из ЦРУ, – грустно заметила я. – Даже соскучилась по обычной шпане…
Положила левую ладонь на его живот. Боров не испугался этого движения. Оно его сбило с толку. А я не спеша ухватилась за жировую складку. Вонзила четыре пальца под нее. Сдавила и потянула. Усилие приложила не большее, чем когда висишь на одной руке, держась за едва ощутимую зацепу на скале.
Он заорал так пронзительно, что слезы брызнули из его глаз. Про мои волосы сразу забыл. Пытался только скинуть мою руку, впившуюся в живот.
Понимаю, больно, когда в тело врезаются четыре стальных стержня и рвут из тебя кусок плоти. А все потому, что некоторые господа чувствуют себя слишком самоуверенно. Нельзя так. Я ведь начала по‑хорошему. Пыталась уговаривать.
Из «ауди» он вывалился сам, спасаясь от моей безжалостной хватки. Упал на спину, и я увидела на его светлой рубашке кровавое пятно в том месте, где некоторое время находились мои пальцы. Кажется, перестаралась.
Владелец автомобиля быстро поднялся. Держась за брюхо и всхлипывая, даже не оглянувшись на меня, он бросился вдоль дороги в обратную сторону. Наверное, все‑таки есть у него страховка. Вот и хорошо. Неприятно только, что пришлось использовать силу. Но срочно нужна машина!
Ноги Веры опять пришлось просунуть в салон. Одеяла нет, и я бросила на них сумку. Опустилась в кресло, минут десять возилась с сервоприводами, которые двигали сиденье и спинку. Наконец, подогнав водительское место под свои габариты, отправилась в путь.
Не заезжая в Цюрих, свернула на шоссе А4, которое вело на юг. В течение следующих полутора часов летела в Люцерн. Около половины шестого утра выехала к озеру Фирвальштедт, устало поглядела на его кристальные воды, окруженные альпийскими вершинами с многочисленными деревушками у подножий. Ровно в шесть была в Светящемся Городе.
Маленький шестидесятитысячный город, упоминавшийся Львом Толстым и Марком Твеном, поразил тишиной и безмятежностью. Спали белые трехэтажные домики, укрытые коричневыми черепичными крышами и погруженные в зелень акаций и яблоневых деревьев. Спала река Ройс, вытекающая из озера Фирвальдштедт и разделявшая город на две части. Словно нерадивые стражники, дремали горы, приставленные охранять это великолепие.
Высившиеся над крышами острые шпили двух древних башен сразу бросились в глаза. Я решила, что это и есть собор Хофкирхе.
Без промедления повернула «ауди» туда.
У Льва Толстого есть рассказ «Люцерн». Граф путешествовал по Швейцарии пешком, поэтому находился в дурном настроении. Он описал грязные неосвещенные улицы, пьяных работников и подозрительных девиц. Со времен Толстого прошло сто пятьдесят лет, и город за это время швейцарцы привели в порядок. Наверное, устыдились русского классика.
Теперь улицы светлые, вылизанные, в окнах домов горшки с розами. Стены фасадов разрисованы замысловатыми фресками – в то время как в других странах преобладают подростково‑бандитские «граффити» в бедных кварталах. Пьяных работников не видно, а для «подозрительных девиц» время нерабочее. Если таковые вообще существуют в Люцерне.
Базилика возвышалась над крышами домов этажа на два, а исполинские башни и вовсе загородили небо. До Хофкирхе осталось метров двести – я не рискнула подъезжать на огромном «ауди» к самому зданию. Оставила его на Ловенплац, возле огромной панорамы, кажется, изображавшей войну XIX века с французами, но я особо не присматривалась.
Переоделась в салоне. Сменила тесную юбку на шорты, а блузку на майку. Обулась в спортивные тапочки. Стянула волосы в конский хвост. Готова!
Поставила автомобиль на сигнализацию. Не для того чтобы охранять эту роскошную немецкую игрушку. Нет. Сигнализация охраняет мою Веру. Самое дорогое, что есть в машине, – это она. Я бежала к собору, сердце громко стучало. А если клише уже нет в Хофкирхе? Если Кларк изъял его, покинул храм и теперь на пути к источнику? А мне этот путь неведом!
Попыталась выбросить из головы неприятные мысли, но они назойливо возвращались.
Чем ближе я подходила к Хофкирхе, тем величественнее и грандиознее выглядел собор. Две угрюмые готические башни с высоченными и острыми, словно иглы, шпилями сжали между собой фасад храма в стиле позднего Ренессанса. И без того исполинские размеры его казались еще огромнее – из‑за того что сооружение стояло на холме. Хофкирхе возвышался над городом, видимый со всех сторон. И если туристов, несомненно, размеры божьего храма восхищали, то меня огорчили до предела.
Где тут искать клише?
Собор, по сути, это огромный дом с комнатами, подвалами, чердаками, в которых несомненно столько ценностей, хлама и крыс, что на розыски потребуются годы. А у меня полный цейтнот!
На ступенях широкой лестницы, которая поднималась к воротам церкви, стояли два паренька в пиджаках. Стояли вроде без дела, просто так. Словно ожидали кого‑то. В шесть утра! Они подозрительно поглядывали по сторонам и полностью перекрыли доступ к воротам. Пробраться мимо них не смогла бы даже кошка.
Я нырнула за угол.
Кларк все еще здесь. Это радует и огорчает одновременно. Где же искать клише?
Выглянула из‑за угла.
Сначала попасть внутрь. Необходимо как‑то обойти этих охранников, которые весьма тщательно контролируют лестницу. Вряд ли они стерегут собор от террористов или охотников за древностями. Зуб даю, от меня. Небось Кларк так накачал их наставлениями, что откроют огонь по первой же тощей девчонке, появившейся на улице. Из чего откроют огонь? Не знаю, из чего. Но не зря они в пиджаках потеют.
Бросилась вправо – в сторону набережной озера Фирвальштедт. Обошла старинный дом и проскользнула в пешеходную арку, выйдя сбоку к вытянутому зданию храма. И едва не налетела на другую пару в пиджаках, затаившуюся в тени высоких тополей.
Черт возьми!
Тихо и незаметно Кларк захватил Хофкирхе. Историческую сокровищницу Люцерна. Накрыл ее своей широкой ладонью – не подберешься. Но не для того, чтобы отступить, я пересекла две границы и решилась на разбой! Как же проникнуть в церковь?
Повертела головой – и нашла. К тыльной части здания подходил кабель. Выныривал из зарослей деревьев и тянулся к гребню треугольной крыши. Электричество нужно всем, в том числе и католикам. Боженька кормит и просвещает лишь духовно. Но даже епископу бывает нужно сварить кофе перед проповедью, чтобы не уснуть ненароком.
Думаю, в зарослях тоже стоят люди Кларка, но проблема не в них. Выдержит ли кабель мой вес? В принципе, сегодня я еще не завтракала.
Пройдя длинный ряд надгробных плит, оказалась позади собора. Северную стену сторожил лишь один господин в пиджаке. Он прислонился ягодицами к надгробному камню и ловко игрался колодой карт. Перекидывал с руки на руку, крутил в пальцах, заставлял исчезать и снова появляться бубнового туза.
Фокусник! Ладно, пусть играется. Видимо, считает, что здесь не особенно ответственный участок. Придется его разочаровать.
Я проследила, куда идет кабель, и нашла среди деревьев пятиметровый столб.
Ненавижу связываться с электрическими проводами, выключателями и розетками. Меня все время бьет током, когда обстоятельства вынуждают контактировать с ними. Например, вкручиваю лампочку – обязательно шарахнет по пальцам! И что у меня за гороскоп такой странный?
Кабель в изоляции, и это прекрасно. Надеюсь, его меняли хоть раз после Второй мировой войны. Гнилой кабель, который оборвется на середине пути, не входит в мои планы.
Взялась за столб и, упираясь в него подошвами и перебирая руками, полезла наверх. Упражнение несложное, но требует некоторой сноровки и ловкости. Добравшись до вершины, прижалась к столбу и, обвив его ногами, подергала черный шланг. Натянут как струна. И вроде не старый. Оборваться не должен – вон какой толстый! Не иначе силовой.
Все же страшно к нему прикасаться.
Ухватилась за кабель, закинула на него ноги, скрестила их, чтобы не сваливались. Перебирая руками, потащила себя вверх в направлении крыши.
Двигалась медленно. Слишком большое сцепление. Сейчас бы блок‑ролик. Ставишь его на трос – и катишься, как на санках. Успевай только руками перебирать, да не забыть притормозить в конце.
Тополиные ветви скользили по спине и затылку. Все бы ничего, но болтавшиеся волосы, завязанные в конский хвост, цеплялись за сучья. Скоро ветви поредели. Открылась задняя стена Хофкирхе и картежник внизу, который раз за разом вытаскивал из колоды бубнового туза.
Периодически охранник поглядывал по сторонам, но наверх не смотрел.
Очень осторожно поползла дальше. Деревья позади. Теперь метров десять открытого пространства до собора. Их нужно преодолеть тихо и аккуратно. Как ниндзя!
Наши желания не всегда совпадают с возможностями и обстоятельствами. Когда я собралась выполнить следующий хват, на меня налетела сорока.
Мерзкую тварь привлекли стекляшки в мочках моих ушей. Сжала зубы, чтобы не проронить ни единого звука, когда сорока клюнула меня в ухо.
Дурная птица отлетела, хлопая крыльями. Надо же, сколько лишнего шума издает, сволочь! Мой план висит на волоске. Да какой план! Я сама вишу вниз головой, словно цирковая гимнастка!
Сделав вокруг меня облет, сорока поднялась в небо, зависла там на мгновение и камнем рухнула обратно.
В последний момент я успела втянуть голову в плечи. Птица пролетела от меня в считанных сантиметрах. Только перьями щекотнула по щеке, но клювом не задела. Не спохватись я – чертовка прошибла бы мою голову или, как минимум, оставила бы без барабанной перепонки.
Она снова взмыла в небо, готовясь к атаке. «Стелс» в перьях! Ружье бы мне с картечью. Одни бы перья и остались…
Глянула вниз. Охранник прятал колоду. Что‑то насторожило его. Чертова птица! Клептоманка хвостатая! Ведь все шло так хорошо! Птица ринулась вниз.
Схватилась за ухо. Быстрее! Одной рукой сделать то, что я задумала, непросто.
Сорока падала, словно истребитель в крутое пике. Скорость набрала такую, что теперь мою голову насквозь прошибет, оставив в своем животе огромную дыру.
В последний момент я отстегнула сережку и бросила в сторону. Словно крылатая ракета с тепловым наведением, сорока резко изменила траекторию, подхватила сережку и скрылась среди деревьев, громко хлопая крыльями. Вывернув шею, я глянула вниз на охранника.
Он смотрел в ту сторону, где исчезла сорока.
Смотрел, смотрел, затем подбросил карту и неуловимым движением руки заставил ее раствориться в воздухе.
Уф. Ну и дела!
Подтянула себя еще на метр и с ужасом обнаружила, что моя тень накрыла картежного иллюзиониста.
Господи! Скорее прочь!
Усиленно заработала руками. Тень соскользнула с охранника.
Кажется, ничего не заметил. Вот и отлично.
До крыши я добралась, совершенно запыхавшись. Сердце стучало. Виски ломило. Напряженные бицепсы ныли. Помассировала их. Сейчас отдышусь – и отправлюсь дальше.
Темные игольчатые шпили вонзались в небеса справа и слева от меня. Огромные, древние, какие‑то неземные. Похожие на двух строгих волшебников в высоких остроконечных шляпах. Под шпилями на квадратных башнях чернели высокие стрельчатые окна. Стоит ли кто‑нибудь за ними? Не знаю, не видно. Нужно сделать стремительный рывок через всю крышу, и очень не хочется, чтобы один из вооруженных сторожей случайно заметил меня.
Отдышалась, поднялась и побежала по гребню, низко пригибаясь, чтобы меня не видели с земли. Пробежала половину пути до башен и сообразила, что если меня кто и не видит, так только охранники внизу. Хофкирхе – на виду у всего города, а я – на крыше.
Меня видит весь город. Сотни окон. Я – как на ладони.
Быстрее скрыться под башнями!
Крыша неожиданно закончилась, под ней оказалась другая, поменьше. Я прыгнула вниз, не удержалась на гребне и кубарем покатилась по скату.
Страх сдавил желудок. За краем крыши я отчетливо видела глубокую пропасть. Не меньше высоты четырехэтажного дома.
– Мама! – пискнула я.
Меня сбросило на ставню чердачного окошка, я вцепилась в нее, как в спасательный круг, и остановила падение.
Крутые у швейцарцев крыши! Тяжело бегать по таким. Вот был бы номер, если б звезданулась сейчас отсюда, забравшись с таким трудом. На радость всему коллективу спецотдела «Мгла» и лично его руководителю Тому Кларку.
Однако сегодня такого подарка они от меня не дождутся.
Чердачное окно было распахнуто. Я потерла ушибленный бок и неуклюже втиснулась в оконный проем. Почему неуклюже? – Полезла головой вперед, оперлась руками на спинку стула. Тот опрокинулся, и я рухнула на пол, зацепив пяткой еще и стол с хрустальными фигурками зверей и птиц. Звон бьющегося благородного стекла настиг меня уже на полу.
Около минуты лежала, не двигаясь и прислушиваясь к посторонним звукам. Я оказалась в небольшой чердачной комнатке с наклоненным потолком. Стены завешаны акварелями с изображением плавающих лебедей. Стопки книг – тоже о птицах. Здесь работает какой‑то орнитолог.
Поднялась и подошла к двери. Под тапочками хрустели куски битого хрусталя. Прислушалась.
Если и раздавались какие‑то звуки, то явно не из‑за двери. В моей голове продолжали сыпаться и звенеть осколки. Словно в ней повредилось что‑то.
Так и не поняла, есть ли кто за дверью. Бог с ним! Здание огромное, и мало шансов, что за ней кто‑то притаился.
Распахнула дверь и… нос к носу столкнулась со щуплым молодым человеком, шествовавшим по коридору. Если бы не шум в голове, наверняка бы услышала его шаги.
Вздрогнув при моем появлении, парень, однако, не растерялся и наставил на меня автоматический пистолет «Хеклер‑Кох», висевший у него на плече. Но и я не растерялась тоже. Схватившись за ствол, отвела его в сторону и припечатала парня к противоположной стене.
Короткая борьба закончилась патовой позицией. Я прижимала его к стене, одной рукой душила, другой пыталась вырвать «Хеклер‑Кох». Молодой человек вцепился в пистолет, а второй рукой отпихивал меня.
После десяти секунд борьбы я сдавленно произнесла:
– Извините сердечно. Пока вы не в состоянии выстрелить в меня, быть может, ответите на один вопрос? Мне необходимо это знать, а больше спросить не у кого. Клише уже нашли?
Парень ухитрился согнуть ногу в колене и уперся ступней мне в живот. Не успела опомниться, как он разогнул ногу и я отлетела к стене, уронив на пол неплохую акварель.
Правда, «Хеклер‑Кох» остался у меня.
Я перевернула пистолет, взяла его как надо. Точнее – как это делают в фильмах. Направила ствол парню в живот.
– А теперь поговорим серьезно. Где Кларк? Нашел ли он клише?..
Я долго могла бы тут допрашивать, но до меня вдруг дошло, что парень не понимает по‑немецки! Я по инерции продолжала говорить на языке Манна и Гете, а по его глазам было видно, что он и слова не уразумел.
Интересное дело! Получается, Кларку не хватило германской агентуры, и он привез в Люцерн сотрудников из другой страны. А то и взвод морских пехотинцев, переодетых в штатское. То‑то парни вокруг церкви показались мне слишком молодыми для спецотдела ЦРУ. Явно не дураки, но и не такие бойцовые питбули, типа Бейкера.
– Посторонний на чердаке, – вдруг произнес парень по‑английски. Не крикнул кому‑то – коридор был пуст. Просто сказал, словно комментируя собственные мысли…
Черт! Только тут я заметила, что по его щеке тянется проводок и заканчивается возле рта. Опять опростоволосилась!
– Больше ни слова! – воскликнула я. – Иначе…
– Женщина. Лет двадцати пяти, – продолжал докладывать он.
– Эй! – Взмахнула стволом. – Ты что, слепой? Выпущу в тебя весь магазин.
– Оружие на предохранителе, – ответил он.
Я глянула на железяку в своих руках.
Да, снять пистолет с предохранителя для меня посложнее, чем перевести с древнегреческого «Илиаду». Попятилась в комнату, из которой вышла. Захрустело стекло.
– До свидания, – произнесла я. – Возможно, увидимся позже, хотя мне бы этого не хотелось.
Взялась за дверную ручку.
В последний момент парень кинулся ко мне, но я успела перед его носом захлопнуть дверь и задвинуть старую щеколду. Доски потряс удар.
Ну вот. Теперь шум и топот слышались со всех сторон. Надо же, с первых минут появления в Хофкирхе устроила такой переполох! Сколько смотрела фильмов, сколько читала книжек. Так лазутчики не работают. Сначала они добывают секретный микрочип, а уже потом вляпываются. Я сделала все вопреки законам жанра.
Дверь вновь содрогнулась. Не найдя лучшего варианта, вылезла на крышу. Кажется, подобное со мной уже происходило. Несколько дней назад, в доме Жаке. Точно так же я улепетывала по крышам, а за спиной неслась орава преследователей.
Огромные стрельчатые окна левой башни находились недалеко от меня. Но чтобы добраться до них, нужно было пересечь участок крыши, напоминавший горнолыжный спуск. Я поклялась себе не спешить. Не то слечу, как ласточка с перебитыми крыльями. Двигалась медленно, хватаясь за края черепицы. Вот так. Пусть похожа на шимпа