Олег Синицын
Скалолазка и мертвая вода
Скалолазка – 2
Олег Синицын
Скалолазка и мертвая вода
Часть I
Французский пируэт
Глава 1
Как испортить приятный вечер
Не хотела я ехать во Францию двадцать четвертого мая. Видит бог, упиралась руками и ногами. Еще свежи были воспоминания десятимесячной давности о приключениях на Средиземном море. Но Верочка Шаброва, моя подруга и лучшая переводчица в архиве, буквально на коленях стояла:
– Я ведь даже за пределы Московской области не выезжала, – умоляла она. – А ты весь мир объездила, все за границей знаешь! И ведь едем не работать – на вечеринку же приглашают!
Для французского этнографа Анри Жаке Верочка перевела один древний текст, который позволил ему восстановить культуру и традиции обособленной галльской деревни, тысячелетия полтора назад существовавшей на севере Франции. В честь этого открытия Жаке устраивал вечеринку. Пригласил и Шаброву, но та в одиночестве ехать отказалась, и этнограф позволил ей взять с собой подружку.
Вообще‑то заманчивая была идея. Слетать на вечерок во Францию, погулять, повеселиться, а на следующее утро вернуться обратно, ощущая себя состоятельной особой. Но у меня денег не было даже на авиабилет. Я наметила купить приличную страховочную беседку, а этот загул мог отдалить приобретение как минимум на пару месяцев.
– Он все оплатит! – обещала Вера. – Он сказал, что не будет проблем!
В серьезности намерений этого француза я убедилась, когда в аэропорту имени Шарля де Голля нас встретил длиннющий лимузин. Солидный чернокожий водитель сразу поинтересовался, не желаем ли мы сперва отправиться в салон красоты? Мы с Шабровой от такого комплимента слегка остолбенели. Я не отрицаю, что наши юбки от Армани, которыми торгуют на Черкизовском рынке, изготовляют где‑то в Подмосковье. У Верочки на глазах очки, словно две лупы; она без них как в виртуальной реальности – границы мира исчезают, физические законы перестают действовать. В общем, запинается обо все, натыкается на острые углы и крикливых старушек. Да и я с двумя заплетенными косичками выгляжу как школьница. Но нельзя же так откровенно оскорблять дам!
|
|
Оказалось, он подразумевал – не хотим ли мы сделать прически. Мы с Верой переглянулись. Тратить деньги на марафет как‑то не рассчитывали, тем более что сделать прически можем и сами, по дороге.
Ехали часа два. В лимузине было весело. Вера нашла мини‑холодильник с шампанским (которое, как ни странно, оказалось французским), и мы выпили целую бутылку. Потом принялись начесывать друг другу волосы и скреплять лаком, едкий запах которого распространился по всему салону.
Верочка натянула нечто в черную полоску «а‑ля вдова моряка». Насколько я знаю – единственный ее выходной костюм. Я влезла в светлое платье – с блестками и открытой грудью, которое одолжила у бывшей однокурсницы. Закончив исторический, она вышла замуж за бизнесмена среднего пошиба и сделалась домохозяйкой. Зачем, спрашивается, оканчивала «Древние языки»? Ума не приложу. Одно только знаю: когда у некоторых людей появляются деньги, они портятся… Не деньги, конечно. Люди. Шла к ней, словно к царице в ножки кланяться. Однокашница обрела надменность и располнела. Все никак не может похудеть после родов. В меню ресторанов знаете сколько всего вкусного?.. Короче, велела мне быть аккуратной и на всякий случай назвала цену платья. Когда несла его домой, все боялась, что на меня грабители нападут…
|
|
Наконец лимузин выехал к реке, берега которой утопали в пышной зелени плакучих ив и тополей. Проехав пару километров, впереди мы увидели арочный мост, на котором раскинулся особняк девятнадцатого века. Вы видели такие? Лично мне не приходилось!
Особняк на мосту. Удивительное зрелище. Длинное здание, протянувшееся от одного берега до другого. Стены из белого камня увиты плющом. Там и здесь декоративные башенки и шпили. Островерхая зеленая крыша.
Лимузин остановился перед красной гостевой дорожкой, ведущей к ярко освещенному входу. Холеный лакей в желтой ливрее открыл дверь, и нам в глаза ударил яркий свет. Защелкали затворы профессиональных фотоаппаратов.
– Слушай, мы самолетом не ошиблись? – спросила я Шаброву. – Это, случайно, не церемония вручения «Оскаров»?
– Здорово! – откликнулась Верочка и заторопилась к остальным гостям. Не успела я моргнуть, как она оступилась и рухнула вниз, увлекая меня за собой. Прямо перед глазами солидной публики и к радости пишущей братии мы распластались на ковровой дорожке. Две неизвестные дамы в подозрительных платьях и с дикими прическами. Раздался треск.
– Как все отрицательно! – пробормотала я.
Положила руку на бедро и обнаружила, что платье треснуло по шву. Края ткани, длиной сантиметров двадцать, разошлись, обнажив участок незагорелой кожи.
|
|
Светка меня убьет!
Я прикрыла треснувший шов ладошкой. Срочно требуется английская булавка!
– Извините, мадемуазель, ваша фамилия?.. – спросил лакей, помогая мне подняться.
– Шаброва, – ответила Верочка, думая, что обращаются к ней. Руками она шарила по дорожке в поисках своих телескопов.
– Очень хорошо… – Он пробежался взглядом по списку и удовлетворенно кивнул. – Прошу вас, проходите, пожалуйста. Только аккуратнее…
Я недовольно посмотрела на него. Чего это он вообразил? Что на вечер приехали две криворукие куклы‑неваляшки, которые сначала испачкают красным вином скатерти, затем побьют фужеры, а в финале устроят настоящий скандал?
Однако лакей ничего такого не имел в виду.
– … аккуратнее, не споткнитесь снова.
Я взяла Веру под ручку, и мы, стыдливо краснея, спешно преодолели гостевую дорожку. Наконец очутились в огромном зале, заполненном мужчинами в смокингах и дамами в роскошных платьях. Сверкали крупные бриллианты – у меня аж захватило дух! Я стыдливо дотронулась до своих стекляшек в мочках ушей, а Вера, кусая губы, теребила поддельный жемчуг на шее.
Столы ломились от вина и закусок, между гостями сновали официанты в белых костюмах с золочеными пуговицами, скрипичный квартет наигрывал дворцовые этюды. Ну прямо день открытых дверей в Лувре!
– Ты же говорила, что будет вечеринка, – упрекнула я подругу. – А это – королевский прием какой‑то!
– Так ведь здорово! – воскликнула Верочка и растянула губы в улыбке. – Смотри‑ка, черная икра! Ух ты!
Мы набрали бутербродов с икрой, насколько хватило рук, и принялись их поглощать. Вкуснятина! Когда еще так полакомимся? Моей архивной зарплаты вряд ли хватит на половину этой тарелки.
В центре зала на небольшом возвышении находилось нечто огромное, накрытое темной материей. По размерам, наверное, не меньше площади моей квартиры.
– А это что такое? – спросила я, указывая бутербродом на непонятное сооружение.
Вера чего‑то пробурчала с наполненным ртом. Я поняла, что она тоже не знает.
– А вообще, неплохо живут этнографы во Франции, – произнесла я, обводя взглядом зал.
– Это все наследственное, – ответила она, прожевав. – Семья Анри владеет сетью горнодобывающих компаний.
И запихнула в рот еще один бутерброд. Они такие маленькие, что даже кусать не нужно.
– Для горнодобытчиков – слабенькое здание, – сказала я. – Даже на нормальный фундамент денег не хватило.
Вера выпучила глаза, внутри нее что‑то заклокотало. В следующий момент она фыркнула от смеха и обдала меня фонтаном черной икры.
Я замерла с открытым ртом.
– Ну, спасибо, подруга! – заявила я, вытирая с лица крохотные пузырьки, которые лопались от прикосновения. – Могу теперь хвастаться в архиве, что купалась в черной икре.
Вера виновато смотрела на меня.
– Не переживайте так сильно, – раздалось за спиной. Я повернулась и обнаружила перед собой невысокого француза с буйными, кучерявыми волосами.
Жаке было уже под сорок. Выглядел он подтянутым, лицо загорелое, угловатое тело облачал фрак, на груди сияла какая‑то звезда с лентой. Не этнограф, а целый маркиз!
– Здравствуйте, Вера! – произнес он. – Очень рад, что вам удалось прилететь! Без вас праздник не был бы полным… – Он повернулся ко мне: – Вы, наверное, подруга Веры?
– Нет, призрак отца Гамлета, – недовольно ответила я. Несколько слипшихся икринок отвалились от щеки и шлепнулись на паркет.
– Пожалуйста, не переживайте из‑за этого недоразумения. На втором этаже есть туалетная комната, там вы сможете привести себя в порядок.
Я не знала, куда глаза спрятать от стыда.
– Меня зовут Алена Овчинникова.
– У вас очень оригинальное платье, – произнес он, легко пожимая мою руку, измазанную в черной икре. – Особенно интересен этот разрез.
Я поняла, что он говорит про трещину на бедре. Вот проклятье! Срочно нужна английская булавка!
– Так где, говорите, туалетная комната? – спросила я.
На второй этаж особняка вела широкая мраморная лестница. Я вбежала по ней, прижимаясь к перилам.
Второй этаж оказался таким просторным, что в нем запросто можно было заблудиться и забыть о цивилизации. Как Робинзон Крузо на необитаемом острове… Где здесь туалетная комната? Какие‑то коридоры, двери… Статуи и бюсты неизвестных мне личностей… Опознала только Вольтера.
Ни одного слуги, который мог бы указать место, где можно глянуться в зеркало, соскрести с лица несостоявшееся рыбье потомство, умыться и припудрить щечки. Что за безобразие такое!
Я шла по коридору, выковыривая из волос икру. Если честно, то в одиночестве я себя намного уютнее чувствую, чем на великосветских приемах. Не переношу напыщенности… А знаете, один хороший человек оставил мне в наследство средневековый замок в Баварии! Правда‑правда. Так уж вышло. Только я не могу принять наследство. Не могу заставить себя. Ведь ничем не заслужила этот подарок.
Слуга этого господина, Лукас, постоянно звонит мне в Москву, интересуется, когда я вступлю во владение. Требует, чтобы я переехала жить в Германию, представляете? Грозится подать на меня в суд. Он вообще‑то добрый старик, но не понимает, что я не имею морального права воспользоваться подарком. Я не жена и не дочь герра Вайденхофа, даже не родственница. Я спасала своего бывшего мужа, когда наши с Вайденхофом интересы пересеклись. Да и не по душе мне каменные стены, огромные залы, чопорность. Роднее потолки в два семьдесят, тесные комнаты, перебои с горячей водой, крики детей, доносящиеся со двора…
Коридор вывел к широкому панорамному окну. Из него открывался удивительный вид. Кажущийся километровой длины зеркалом, водный поток, окруженный кудрявой зеленью деревьев, нырял под стену особняка. Такое чувство, словно ты на теплоходе, который застрял поперек реки.
Я пошла вдоль окна, не отрываясь от пейзажа. Слева раздался голос. Низкий, с хрипотцой. Услышала только окончания английских слов.
Обернулась.
От галереи, по которой я двигалась, в глубь дома вел узкий коридор. В нем стояли два человека. Один был облачен во фрак, как и большинство присутствующих на вечере. Голова лысая, словно бильярдный шар. В руке он держал странный загнутый нож. Этот лысый слушал собеседника и выскребал острием ножа глаз у бюста Александра Македонского… Второго я почти не разглядела. Его лицо скрывала широкополая шляпа, кроме того, глаза скрывали черные очки… Зачем они ему понадобились? Я бы не сказала, что свет в коридорах слепит глаза.
При моем появлении они перестали говорить. Нож из руки лысого исчез. Лица повернулись в мою сторону. Словно я помешала им. Словно стала свидетельницей крупной наркосделки. Таких людей в живых не оставляют. С ними разделываются либо сразу, либо чуть позже они неудачно падают под колеса несущегося поезда, либо пытаются плавать с бетонным блоком на щиколотках.
Мне сделалось холодно.
– Вы не подскажете, где здесь туалет? – только и пришло мне в голову. – А то я без своих контактных линз совершенно ничего не вижу!
Моя отмазка не сработала. Лысый сделал шаг ко мне. Глаза смотрели недобро. Я прекрасно помнила, что у него есть нож.
– Да! – нервно улыбнулась я. – Туалет, наверно, там, дальше по коридору.
Ноги сами понесли меня. Сердце гулко стучало в груди. Видит бог – не хотела я ехать во Францию! Чувствовала, что опять попаду в переделку.
Я пробежала галерею и свернула за угол. По левой стороне протянулся ряд дверей. Я толкнула первую, вторую, третью – заперто!
На счастье четвертая распахнулась!
Я скользнула в комнату. Прижалась к двери, прислушиваясь.
Из коридора донеслись медленные шаркающие шаги, скрипнул паркет…
Легкий щелчок!
Преследователь попытался открыть первую дверь. Пара шагов – и еще один щелчок. Это вторая дверь.
Я опустила взгляд на дверную ручку и спешно надавила кнопку запора.
Щелчок при попытке открыть третью дверь раздался совсем близко. Я прижала руку к груди, пытаясь унять колотящееся сердце.
Золоченая шарообразная ручка на моей двери медленно повернулась.
Я не сводила с нее взгляд, не в силах выдохнуть.
Щелкнул блокиратор, не позволив ручке повернуться дальше.
Повисла пауза. Лысый стоял у двери и держал ручку. Он знает, что я здесь! Если он не отступит – я не выдержу и закричу. Так закричу, что лампочки в плафонах полопаются.
– Чиву! – позвал издалека глухой голос. – Брось ее… Он уже внизу!
Отпущенная ручка крутанулась назад. Осторожные шаги лысого Чиву замерли. Я тихо выдохнула.
Господи! Нужно предупредить Жаке! На его прием пробрались отморозки, которые замыслили что‑то недоброе.
Я обернулась и обнаружила, что пол и стены в помещении выложены натуральным зеленым мрамором. Даже умывальник – и тот из мрамора.
Кажется, я нашла туалетную комнату.
Потребовалось немного времени, чтобы смыть с себя черную икру и скрепить лопнувший шов парой булавок. После этого я причесалась, подкрасила глаза, аккуратно подвела губы (а куда без этого!) и осторожно выглянула в коридор.
Никого. Если кто‑то вообще был. Вдруг мне почудились два жутких головореза?
Проходя мимо панорамного окна с видом на реку, я заглянула в ответвляющийся коридор. Нет, парочка мне определенно не почудилась. Гипсовая голова Александра Македонского взирала на противоположную стену единственным глазом. На месте второго зияла дыра – словно скульптор запечатлел царя павшим на поле боя, когда ворон уже успел полакомиться… Видела я этого «ворона»! У него лысая голова, а клюв… стальной и острый как бритва.
Минут десять искала лестницу вниз. Не понимаю, как Анри Жаке без карты ориентируется в лабиринтах собственного особняка? Здесь можно целую роту солдат потерять.
Вот, наконец, и лестница!
Я быстро сбежала вниз.
В зале ничего не изменилось. Скрипичный квартет беспечно играл Моцарта. Дамы сверкали друг на друга бриллиантами, будто на лазерном шоу. Мужчины соревновались на количество выпитого. Непонятное сооружение посреди зала по‑прежнему скрывала темная ткань. Очевидно, под ней взору гостей приготовлен какой‑то сюрприз. Не люблю сюрпризы. Для меня они обычно оканчиваются неприятно.
Определив свое географическое положение, я заключила, что спустилась со второго этажа совершенно не там, где поднималась. Кажется, с противоположной стороны зала. Черт возьми французских архитекторов! Возомнили себя Дедалами![1]
Не теряя времени, подошла к первому лакею, стоящему возле стены. Он не отличался ничем от цветов в горшках и бесчисленных бюстов. Короче говоря, присутствовал в качестве интерьера.
– Извините, – прошептала я.
– Что угодно, мадемуазель?
– Там у вас на втором этаже гуляет человек с ножом!
Лакей сухо улыбнулся.
– Очевидно, он режет торт, – предположил он.
Я исподлобья посмотрела на него, вздохнула и отошла в сторону. Бесполезно разговаривать с пешками, от которых ничего не зависит. Нужно найти Жаке. Уж он поймет меня. Он отвечает за безопасность каждого гостя на своем вечере. Должна же здесь быть охрана!
Приподнявшись на цыпочки, стала оглядывать зал, но, как назло, не видела ни кудрей этнографа, ни черных полосок матросского платья Верочки. Проклятье!
Возможно, и моей жизни угрожает опасность. Я стала свидетельницей… только чего? За что меня преследовали? За то, что видела, как лысый со странным именем Чиву выковыривал глаз у гипсового Александра Македонского?
Ну уж нет! Что‑то готовится. На званый вечер с ножом в кармане не приходят. И уж тем более не портят имущество и не бегают за некоторыми из гостей, которые что‑то слышали, но разобраться в услышанном не в состоянии.
Я сильно разволновалась и взяла с подноса пролетавшего мимо официанта бокал шампанского. Колючие пузырьки ударили в нос, но напиток мне понравился. Такой нежный, ароматный… Надо взять еще, чтобы успокоить нервы. Отдых называется! Не пришлось бы, вернувшись в Москву, отправиться к психиатру. «Доктор, мне кажется, что меня преследуют мужчины с ножами». «Какой замечательный образец фрейдистских комплексов! Вы не подождете, пока я позову студентов?»
Слуги с шампанским, похоже, озадачены не угостить каждого приглашенного, а намотать определенное количество кругов по залу. Завидев среди дорогого сукна желтую ливрею, я бросилась наперерез, потрясая перед собой фужером. Но за несколько шагов до заветного подноса, не привыкшая ходить на высоких каблуках, я споткнулась и упала, попутно повалив какого‑то белесого старичка.
– Позвольте вам помочь! – спешно произнес старичок, когда я уже вскочила, а он все еще кряхтел, сидя на полу.
– Простите меня! – взмолилась я. – Честное слово, это вышло случайно.
– Ну что вы, что вы! Позвольте все же, я…
Однако проявить галантность ему не удалось.
Встать помогала ему я.
Пока старичок поправлял смокинг и бабочку, я быстро его оглядела. Среднего роста, лет шестидесяти, с белыми словно снег волосами, такими же усами и бородой. У него были белесыми даже брови и ресницы. Прямо Дед Мороз какой‑то! Только бородка аккуратно подстрижена.
– Было очень приятно изучить вместе с вами укладку паркета, – произнес старичок. – Можно узнать, как вас зовут?
– Меня зовут… Алена Вайденхоф.
– О, вы дочь покойного Карла Вайденхофа?
Антрополога, оставившего мне в наследство замок, оказывается, знали не только в Германии.
– Я его внучатая племянница.
Дед Мороз замер на секунду. Настала его очередь представиться, но он, наверное, пытался понять выражение «внучатая племянница».
– Клаус Энкель, – наконец произнес он. – Я – доктор медицины.
– Как интересно! – Я восторженно захлопала глазами. Надеюсь, из меня получилась настоящая пустышка. – Всегда мечтала быть доктором… И чем же вы занимаетесь?
Он улыбнулся… Как бы от него отвязаться?
– У меня своя клиника в Швейцарии. Занимаюсь в основном переломами. Сложными переломами, после которых приходится долго восстанавливаться.
Пора отделаться от этого милого старичка. Я решила пойти напролом.
– Извините, мне нужен хозяин этой вечеринки.
– Анри? – Поднял белесые брови доктор. – Он скрылся на втором этаже с какой‑то дамой в очках…
– И в полосатом платье?
– Ну да.
Вот незадача! Куда они с Веруней направились?.. Снова подниматься наверх? Я там окончательно заплутаю!
– А куда он поднялся? Вы не знаете точно?
– Не волнуйтесь! – заверил Энкель с добродушной улыбкой. – Он спустится через несколько минут, чтобы продемонстрировать сюрприз. – И доктор указал на закрытый тканью постамент. – Расслабьтесь, выпейте еще шампанского, – предложил он.
Я поймала очередного официанта за рукав и обменяла пустой фужер на полный. Выпила залпом и взяла еще один. Нервы, кажется, успокоились, но увлекаться нельзя. Это я с виду крепкая, а на самом деле от вина меня здорово развозит. Помню, на дне рождения Сереги Фролова, альпиниста и путешественника, оказалась в чисто мужской компании. Дата была не круглая… Они пили только водку, и я осталась один на один с бутылкой болгарского мускатного. Не заметила, как опустошила ее. Рассказывали потом, что стояла на балконе и грозилась спрыгнуть с четвертого этажа без парашюта. На спор. Клялась, что не разобьюсь. Потом села в прихожей, чтобы обуться, да так и уснула.
Хорошо – мальчишки меня домой завезли. Сами отправились в ночной клуб…
– А вы чем занимаетесь? – вежливо поинтересовался Энкель.
– Переводами.
– Литературными?
– Нет. В основном с древних языков. Греческого, египетского и других.
– Да что вы говорите?! – удивился доктор.
Я вопросительно развела руками.
– А что, собственно, такого? Профессия как профессия. Не хуже других.
– Господь услышал мои молитвы и послал вас! – произнес Энкель. – Дело в том, что последние пять месяцев я не могу перевести одно загадочное слово.
Я нетерпеливо оглянулась в поисках Жаке. Хозяин вечеринки как сквозь землю провалился.
– Если это известный язык, то проблем нет. Если такой, о который поломала зубы лингвистическая наука – вроде этрусского, или минойского линейного письма А, – то извините… Вы знаете, какому языку ваше слово принадлежит?
– К сожалению, нет.
– Тогда так. Нужно выяснить, в каком географическом месте обнаружено слово. Принадлежит оно живой речи или встречается лишь на глиняных табличках – в сущности не важно. Следует заглянуть в краеведческую литературу и выписать, какие народы населяли данный регион, на каких, языках разговаривали. Дальше смотрим их словари…
– Дело в том, что я не представляю, откуда взялось это слово.
Я удивленно посмотрела на него. Обычно незнакомый человек кажется загадочным, а его судьбу скрывают потемки. Только после знакомства узнаешь, что ничего загадочного в нем нет, что у него двое детей, а жену зовут Марта. С Энкелем получилось все наоборот. Глянув на доктора в первый раз, я решила, что все про него знаю. Внешность настолько красноречиво говорила о его простоте и традиционном развитии карьеры, что не требовались никакие расспросы. Но откуда‑то возник странный его интерес к какому‑то слову, и чем дольше я общалась с ним, тем таинственнее он казался.
А может, он антидепрессанты принимает? Ведь они могут оказывать легкое наркотическое воздействие.
– То есть вы хотите сказать, – произнесла я, – что переводите слово, не зная, откуда оно взялось?
– Все очень сложно… – он неловко улыбнулся. – На самом деле вы недалеки от истины.
– Что же это за слово? Быть может, я прямо сейчас решу вашу проблему.
Он обрадовался и полез в карман. Через секунду вытащил золоченый «Паркер» и, взяв салфетку, вывел на ней латинскими буквами: FURUM
Я задумчиво потерла подбородок.
– В оригинале слово написано латинским шрифтом?
– Да. Но мне кажется, что это транскрипция с какого‑то языка.
– Случайно, не аббревиатура?
– Не знаю, скорее всего – нет.
Я хлебнула шампанского. Оно такое классное, что точно в конце концов напьюсь!
– Это не может быть латинское «forum», которое переводится как «площадь»?
– Тогда отгадка была бы совсем простой.
– Конечно… В английском «fur» означает «мех», суффикс «‑urn» в эсперанто, например, образует новые слова… Однако… М‑да, надо признаться, сложная загадка. Выяснить бы регион, где обнаружено слово…
В этот момент оборвалась музыка. Струнный квартет замер на середине такта. Моцарт остался недоигранным.
– Мадам и месье, позвольте воспользоваться минуточкой вашего драгоценного внимания! – пронесся над залом голос, перекрывая царивший вокруг шум.
Я обернулась и увидела Анри Жаке. Этнограф стоял на небольшом балкончике второго этажа. Рядом с ним испуганно пристроилась Верочка. Сразу было видно, что Жаке неожиданно вытащил ее на всеобщее обозрение.
Нашлись! Мне нужно к ним… Собственно, зачем же я так упорно искала этнографа? Разговор с Энкелем сбил меня с цели. Я бы точно вспомнила, если бы имелась хоть секунда на размышления. Но события развивались стремительно. Наваливались одно на другое, словно падающие бетонные плиты. Кто бы смог остановить их? Только сунься – костей не соберешь!
– Позвольте продемонстрировать то, ради чего я вас пригласил сегодня! – произнес с балкона этнограф.
В руке Жаке оказался какой‑то пульт, напоминавший «лентяйку» телевизора. Он демонстративно, чтобы видели все, нажал на нем кнопку, и темная ткань, накрывавшая огромный постамент посреди зала, поплыла вверх, уносимая под потолок несколькими веревками.
Я взглянула на доктора Энкеля и обнаружила на его застывшем лице испуг. Он смотрел не туда, куда были обращены взоры остальных людей. Он смотрел влево, в сторону от постамента. Его борода вдруг затряслась, а глаза увлажнились.
Из‑под темной ткани появились какие‑то грубые деревянные доски, комья коричневой земли.
– Я могу попросить вас об одолжении? – вдруг быстро произнес Энкель, продолжая смотреть в толпу приглашенных.
– Смотря о каком, – осторожно ответила я.
Он взял из моих пальцев фужер и резким движением выплеснул из него шампанское в кадку с декоративной пальмой. Свободной рукой достал из внутреннего кармана маленький флакон, в котором плескалась темноватая жидкость. На флаконе я успела разглядеть ядовито – зеленую этикетку, обжигающую глаз яркостью цвета. На этикетке не значилось ни единого слова.
Его пальцы дрожали. Он открутил сложную крышку с запорными кольцами и винтами, глубоко выдохнул, словно перед прыжком на «тарзанке», и вылил содержимое в мой фужер.
– Подержите это некоторое время, – попросил Энкель, возвращая хрустальный бокал. Белесые глаза смотрели на меня с неземною тоской. – Я вернусь и заберу.
Не хочу! Не возьму! Уже знаю, что это закончится бедой!
Но доктор Энкель загипнотизировал меня умоляющим взглядом. И я ухватила ножку наполовину наполненного фужера. Зеркало темной, густой жидкости качнулось, угрожая выплеснуться.
Убедившись, что я держу фужер, старик разжал пальцы и отправил пустой флакон с зеленой наклейкой обратно во внутренний карман.
– Держите аккуратнее. Не прикасайтесь к жидкости, не пролейте… И ни в коем случае не пейте!
Это были последние слова моего мимолетного знакомого доктора Энкеля, разрушившего мечту русской переводчицы хоть на один вечер ощутить себя состоятельной особой. Женщиной, которая может себе позволить смотаться на вечерок во Францию, а утром вернуться в Москву. Дамой, которой не ведомы финансовые проблемы, которую не тяготят мысли о средствах на новую страховочную беседку…
Доктор Энкель рванулся в сторону, открыв моему взору ряд гостей. Я задохнулась от увиденного.
Наклонив голову и сердито взирая исподлобья, к доктору стремительно приближался лысый Чиву. Тот самый джентльмен, который минут двадцать назад лишил глаза бюст великого древнегреческого полководца.
– Вы видите перед собой жилище наших предков! – вещал с балкона голос Жаке. – Это точно воссозданная картина быта семьи галльской деревни. До последнего узора на одежде, до последней плошки на столе…
Я сразу вспомнила, зачем искала хозяина сегодняшнего приема. Только слишком поздно.
В руке лысого Чиву появился уже знакомый нож. Устрашающее лезвие, загнутое словно клюв. Никто, кроме меня и Энкеля, не видел его. Взоры людей были обращены на выполненный в натуральную величину макет древнего галльского дома, который до сего момента прятался под черной тканью. У дома отсутствовали стены и крыша, чтобы окружающие видели восковые, но точно живые, фигуры крестьян.
– Поднята из небытия еще одна крупинка древнего мира, – произнес Жаке. – Я благодарен всем, кто помогал мне в этой работе.
Доктор Энкель не отрывал взгляда от ножа в руке лысого убийцы. На его лице читалось, что он ожидал чего угодно. Уговоров, обысков, побоев… Но только не лезвия, магически приковывавшего взгляд.
Чиву оказался в метре от доктора. Рука отошла назад. Энкель суетливо поднял ладони, почему‑то закрывая лицо.
Я пронзительно завизжала.
Мой визг совпал с эмоциональным пиком окончания фразы Анри Жаке. Он стал первым камушком, сорвавшим лавину… Зал грянул аплодисментами и криками «браво!», мгновенно растворив и заглушив все.
Словно старый знакомый, Чиву обнял доктора левой рукой, а правой всадил нож в солнечное сплетение по самую рукоять.
Энкель даже не дернулся и умер с открытым ртом, сразу сделавшись похожим на восковые фигуры крестьян этнографической панорамы Жаке.
Я не могла отвести глаз, потрясенная и шокированная.
Продолжая обнимать мертвого доктора, Чиву прислонил его к стене. Рывок!.. Вытащил лезвие и тут же спрятал в рукаве. Похлопал Энкеля по карманам и достал пузырек с зеленой этикеткой. После этого застегнул пуговицы на пиджаке мертвеца, закрывая багровое пятно на рубашке.
Оглядевшись украдкой, лысый убийца отнял руки от Энкеля и отошел от него, словно здесь он совершенно ни при чем. Тело доктора осталось стоять, прислоненное к стене. На белобрысом лице замерло выражение крайнего изумления, будто мертвый доктор вместе с остальными гостями восторгался макетом галльского жилища.
Я растерянно посмотрела на недосягаемый балкон с Анри Жаке. Боже, не в моих силах что‑либо сделать сейчас!
Зал громыхал овациями.
Я перевела взгляд на Чиву и обнаружила, что лысый убийца пристально следит за мной… Он узнал меня! Он знает, что я видела, как он испортил бюст Александра Македонского… Какого, к черту, Александра! Я теперь свидетельница убийства!
Вдруг открыла для себя, что по‑прежнему сжимаю в руке фужер с темной жидкостью. Что мне теперь делать с ней?
Чиву быстрым шагом направился ко мне.
Я побежала.
Глава 2