Отель расположился рядом с сосновым лесом на склоне Таранаки. Аккуратное двухэтажное здание с каменным фундаментом, квадратными окнами и коричневой черепичной крышей было весьма знакомой архитектуры… Рядом находился длинный навес – пару веков назад под таким стояли бы лошади. Ныне под ним отдыхал длинный ряд лошадей с двигателями внутреннего сгорания.
Я вдруг поняла, какую архитектуру мне напоминает дом с вывеской «Отель мистера Престона». Это самая настоящая английская постройка, словно перенесенная сюда из графства Девоншир.
Вид отеля странным образом убеждал, что я все‑таки оказалась в старушке Англии. Что лыжник‑экстремальщик ошибся, одурманенный своими крутыми спусками. Что он живет в Плимуте, а не в Нью‑Плимуте. Заснеженная гора Таранаки за моей спиной представлялась лишь панорамной картиной, созданной для рекламы и привлечения туристов.
Потребовалось некоторое время, чтобы освободиться от этого ощущения. Ну да, Новая Зеландия много лет была колонией Великобритании! Она столь глубоко впитала порядки и суть метрополии, что превратилась в ее частичку. Сами посудите. Около девяноста процентов населения – потомки британских колонистов, а в уголке новозеландского флага навеки устроился «Юнион Джек». О чем тут говорить?
Попадающиеся навстречу люди – в основном почему‑то пожилые пары и дети – пялились на меня. Чего уставились? Ну, спустилась с горы в вечернем платье и «портянках». Что такого? Неужели сами не бывали в подобной ситуации?
Отель показался тихим и спокойным, обитатели – ленивыми и сонными, словно осенние мухи. По сравнению с тем, что случилось со мной за последние два дня, их поведение выглядело вызывающим.
|
|
Есть уже не хотелось. Я лишь испытывала невероятную слабость. Но больше всего беспокоила голова. Она, конечно, продолжала побаливать после удара бутылкой, но серьезную тревогу вызывала прическа. Мои волосы действительно приводили окружающих в остекленение и способствовали непроизвольному выпадению их челюстей. Я, как сумела, пригладила волосы, но исправить положение могли исключительно душ, шампунь и массажная расческа.
Высокий восьмиугольный ангар обнаружился последним. Он располагался в стороне от отеля. Наверное, это и есть самодельный ледовый каток мистера Престона, откуда хозяин шугал местных мальчишек. Из него выходили те же пожилые пары. Все довольны. Видимо, никого за ноги там не подвешивали.
Я бы с радостью поцарапала лед. Никогда на коньках не стояла. Только у меня были другие заботы. На первом месте хит‑парада вот уже второй день значилось спасение подруги Верочки.
Заглядевшись на ангар, я налетела на дворника, который сметал с бетонных плит пешеходной дорожки едва заметную пыль. Со стороны казалось, что дорожки чистые и дворник работает вхолостую.
– Извините, – пробормотала я.
Он посмотрел на меня, выразив удивление лишь легким изгибом брови. Я же на него вытаращилась, как крестьянка на «ераплан».
Уже в годах, но высокий и крепкий, смуглолицый, он представлял народность маори, которая населяла острова Новой Зеландии до нашествия англичан. Воинственные тихоокеанские племена маори полагали, что самый простой способ перенять мудрость человека – съесть его. Не в переносном смысле. На обед. Таким образом, например, свои знания подарил жителям Гавайских островов капитан Джеймс Кук…
|
|
Почему я предположила, что дворник является маори? Не только из‑за смуглого лица. Его лоб и щеки украшали сложные татуировки. Не обычные иголочные наколки, а настоящие «моко». Тонкие, филигранные рубцы свидетельствовали, что во время операции кожу прорезали до самого мяса. Узоры напоминали листья папоротника и переплетающиеся лианы. Они спускались из‑под волос, превращая лицо в подобие маски.
Мне сделалось неуютно. Запершило в горле, я закашлялась.
Понимаю, конечно, что маори давно не питаются Homo sapiens, живут в квартирах, заканчивают университеты и посасывают пиво в барах. Или дорожки подметают. Понимаю это разумом… Но, разглядывая узоры безжалостных рубцов в дециметре от собственного носа, я испытала дикий испуг. Следишь за взглядом маори, и постоянно кажется, что он не просто рассматривает незнакомца, а выбирает кусочек поаппетитнее.
– Простите меня, – заволновалась я. – Извините!
– Ничего страшного. Я не пострадал… – Дворник улыбнулся, обнажив великолепные белые зубы, напоминающие ряд полированных камней. – А вот с вами, очевидно, случилось несчастье.
Произнесено было настолько участливо, что я растерялась. Не ожидала, что придется открыться первому попавшемуся дворнику.
– Нет, у меня все в порядке.
– Неужели?
– Ну, есть небольшие проблемы.
– Самые меньшие из которых – голод и неподобающее для зимы платье?
Я потупила взгляд. Татуированный маори, словно рентгеном, просветил меня насквозь. И я не выдержала:
|
|
– Я летела на самолете… На реактивном самолете. А один маньяк, который летел тоже, сначала выстрелил из ружья. Мы пытались заткнуть пробоину, но он еще взорвал гранату… И тогда я выпрыгнула с парашютом…
Рассказывать было стыдно. Но в чем я виновата, если моя история звучит, как диктофонная запись сновидений шизофреника? Все ведь так и было!
– Вы прыгнули из реактивного самолета? – удивился дворник.
Я же говорила. Кто поверит в мои злоключения! Конечно, прыжок с парашютом с высоты двенадцать тысяч метров в вечернем платье выглядит, мягко говоря, невероятным.
– На самом деле во время катастрофы самолет опустился… – Я немного подумала. – И скорость сбавил… – Каждая новая фраза звучала еще более лживо. Я словно выдумывала благоприятные обстоятельства, при которых могла бы спрыгнуть с парашютом. Все глубже загоняла себя в тупик.
– Да, действительно, – вдруг произнес дворник, опершись на выставленную перед собой метлу. – Пару часов назад я слышал по радио, что какой‑то самолет упал в море в районе Окато… Думаю, вам невероятно повезло.
– Да, конечно! – с радостью произнесла я. Как здорово, что о падении самолета объявили по радио! Теперь мне будет гораздо легче объяснить отсутствие денег, документов и туфель.
– Вас выбросило на гору Эгмонт?
– На Таранаки, – поправила я.
– Это одно и то же. Таранаки – маорийское название вулкана… – Он прекрасно говорил по‑английски. Почти без акцента. – Кстати, какой номер рейса вашего самолета? Много летело туристов?
А вот на эти вопросы мне совершенно не хотелось отвечать. Даже что‑то выдумывать. Начни я рассказывать о самолете ЦРУ с матерыми убийцами, доверие дворника могло сразу иссякнуть.
Я дотронулась до лба. Словно меня настиг внезапный приступ мигрени. Покачнулась.
– Знаете… – произнесла еле слышно. – Все случившееся – это такой кошмар! Я до сих пор в шоке…
– Ох, простите. Замучил своими вопросами! – Татуированный дворник засуетился, зажал черенок метлы под мышкой. – Давайте я устрою вас в каком‑нибудь номере. А когда вы отдохнете, вызовем полицию…
– Не надо полиции! – быстро ответила я.
С некоторых пор не переношу эту структуру. С тех самых, когда в Турции меня объявили чеченской террористкой.
Маори с тревогой посмотрел на меня. Узоры на лбу и щеках шевельнулись.
– Хорошо. Не будем вызывать полицию… Сегодня. Но полицейским необходимо поговорить с вами, чтобы выяснить причины катастрофы. Самолеты с туристами не должны взрываться. Туристы должны благополучно прилетать в пансионаты и отели, а не падать в океан.
Ну хотя бы сегодня отдохну. Мне нужно время, чтобы прийти в себя. И еда.
Дворник провел меня в отель. Мы остановились возле стойки администратора в холле, обшитом тисовым деревом. Потолки были такие низкие, что вполне могла возникнуть клаустрофобия.
Дворник‑маори мельком оглядел холл – к счастью безлюдный, – затем перегнулся через пустующую стойку администратора, полистал журнал. Выяснив необходимое, потянулся дальше и достал ключ с брелком‑грушей.
– Вот, – произнес он, отдавая мне ключ. – Номер двести двенадцать.
– Но мне совершенно нечем заплатить. У меня ничего нет! Даже туфель…
– Не нужно платить. Просто отдохните, а там разберемся.
– Нет, так нельзя. Погодите…
Я просунула палец в вырез платья на груди и достала стекляшку, которую нашла в одной из лодок возле Шате.
– Вот, возьмите это, – произнесла я, протягивая дворнику прозрачную каплю. – Не бог весть, но все‑таки…
Маори с некоторым любопытством взял у меня осколок. Повертел в пальцах.
– Возможно, я ошибаюсь… – произнес он, замер и – еще раз перевернул стекляшку, – …нет, не ошибаюсь. Это необработанный алмаз. Приличной чистоты. Каратов на двадцать.
Я уставилась на камень.
Алмаз? Дворник говорит о стекляшке, которую я случайно нашла на дне лодки цэрэушников? Это не шутка?
– Алмаз весом в двадцать карат? – прохрипела я.
– Он может стоить весьма прилично…
Дальше дворника я не слышала. Измотанная катастрофой, холодом, сумасшедшим спуском на лыжах, да еще последней ошеломляющей информацией, я потеряла сознание и весьма впечатляюще грохнулась на пол.
Очнулась оттого, что кто‑то хлопал меня по щекам. Когда открыла глаза, вздрогнула, увидев перед собой татуированное лицо.
Мы находились в том же холле. Маори перенес меня на диван, над которым раскинула широкие листья декоративная пальма.
– Вам легче? – поинтересовался он.
– Немного, – прохрипела я. Связки сдали. – Возьмете этот камень в уплату за номер?
– Камень стоит столько, что вы сможете жить в нашем отеле пару лет. Вам лучше отправиться в Нью‑Плимут и продать его Сэму Коэну. Он единственный ювелир на всю округу. Вы получите приличную сумму, а за номер необязательно расплачиваться.
– Мне очень неловко пользоваться вашей добротой. К тому же у вас могут возникнуть проблемы.
– Ничего страшного, – махнул он рукой. Узоры на лице вновь шевельнулись.
– А этот ничего не скажет?
– Кто «этот»?
– Великий и ужасный мистер Престон, который подвешивает детей за ноги, когда они пробираются на ледовый каток.
Маори поглядел в сторону входных дверей. И ответил, не глядя на меня:
– Мистер Престон – это я.
Я замерла с открытым ртом. От стыда была готова провалиться сквозь диван.
Надо же так опростоволоситься! Пожилой маори с татуированным лицом, который подметает невидимый мусор на дорожках, – хозяин туристического отеля мистер Престон! Я и не ведала, что такие хозяева бывают на свете.
– Вы и в самом деле подвешиваете детей за ноги?
– Нет. Все только обещаю. – Он наконец повернулся ко мне. Улыбался добро, по‑отечески. Кажется, совсем не злился. – Быть может, откроете тайну, как вас зовут, прекрасная незнакомка?
– Никакой тайны нет. Меня зовут Алена.
– Алена? Необычное имя.
– Русские всех называют такими дикими именами, – устало произнесла я. – Саша, Ваня, Маша… Иногда просто оторопь берет.
– Вы в самом деле не ведали, что это алмаз?
Он протянул мне камень. Я взяла его, покатала на ладони.
С виду – настоящая стекляшка. Года три назад у меня был журнальный столик. Столешница из толстого стекла. Я на нее ледоруб уронила. Случайно. Так вот, столешница рассыпалась на такие же осколки.
– Нет, не представляла. Таких крупных в жизни не видела, – откровенно призналась я.
Как странно… Откуда в лодках, в которых банда спецагентов перевозила Верочку, оказался необработанный алмаз? Кто потерял его? Или алмазов было так много, что за ними следили, как бегемот за муравьями? Одним больше, одним меньше – не имело значения? Вряд ли. Не представляю коммандос, которые отправляются на операцию с мешком необработанных алмазов… Еще одна странность в копилку загадок, сопровождающих таинственную «мертвую воду».
Мистер Престон проводил меня до номера – уютного, чистого. Показал, что где лежит, и ушел, заметив напоследок, что обед приготовит в любое время. Я сидела на кровати и понять не могла, почему в голове так пусто? Словно ураган пронесся, разметав все мысли и расправив извилины. Мерзкое ощущение. Не знаю, что мне нужно, и не представляю, что делать дальше.
Мучила усталость, кости ломило, но спать не хотелось. В платяном шкафу «Фалкона 2000» я выспалась на год вперед.
Продолжая чувствовать себя, словно после наркоза, приняла горяченный душ, привела в порядок волосы. Заштопала наконец прореху на Светкином платье. Сунула ноги в тапочки, которые обнаружила в шкафу, и побежала в столовую.
Высокая длинноногая официантка – без татуировки на лице – принесла рисовый пудинг, бифштекс с гарниром из бананов, трясущееся желе из ежевики и большую рюмку коньяка. С первыми проглоченными кусочками банана начали появляться первые мысли, будто робкие весенние ростки.
Как тебе не везет, Алена! Куда тебя занесло!
На самом деле выбраться из Новой Зеландии не составит особого труда. Тем более теперь, когда отыскалась в моем багаже одна маленькая, но очень ценная штучка. Раз я нашла алмаз, значит, он принадлежит мне, и я вполне могу его продать. На вырученные деньги куплю нормальную одежду и авиабилет до Москвы. Не думаю, что с паспортом возникнут сложности. Ну, поплачу в посольстве, расскажу какую‑нибудь душещипательную историю о том, как злые дяденьки хотели продать меня в гарем Арабских Эмиратов. Но их самолет сбился с курса, и я оказалась здесь… Короче, как‑нибудь выберусь из Новой Зеландии.
Вот что будет с Верой?
Кто станет искать гражданку России? И где?
Розыск объявят по линии Интерпола, но кого они найдут, если Шаброва находится в лапах американских спецслужб? Черта лысого они отыщут! Даже пытаться не будут. Государственный департамент США выдаст бумагу, что задержана опасная преступница, связанная с исламскими террористами, – и конец поискам. А что «преступница» не отличит тротил от черепахи Тортиллы – никому не интересно.
По всему выходит, если Вера жива, то, кроме меня, спасать ее некому… Шаброва без колебаний пожертвовала свои скудные сбережения, чтобы выручить из беды моего бывшего мужа. Теперь настала очередь выручить саму Верочку. Расплатиться за добро.
Отхватила ложкой кусочек белой горки пудинга.
Ух ты! Вкусно…
Пудинг быстро переместился из тарелки в желудок, возродив способность розовых импульсов анализировать имеющуюся информацию.
Где же искать Веру? Подозреваю, что она улетела на другом реактивном самолете вместе с Кларком. Вопрос – куда?
Самолет, обломки которого сейчас плавают в море Тасмана, держал курс на город Нью‑Плимут. Группа ЦРУ направлялась на поиски еще одного Получателя «черного льва». То есть искала еще одного обладателя «мертвой воды». Они собирались «решить его проблему». Проще говоря, отобрать воду и пристрелить. Наглядный пример того, как спецотдел «решает проблемы», я наблюдала в особняке Жаке. И не просто наблюдала – едва ноги унесла.
Куда же полетел второй самолет?
Наверное, туда, где случилась некатегорийная авария, о которой Том Кларк упоминал в записке. Во время нее и произошла утечка супер‑пупер‑секретной жидкости, условно называемой «мертвая вода». Два человека, которых Кларк именовал Получателями, случайно или по умыслу завладели веществом. Один из них – доктор Энкель, непонятно зачем притащивший воду на прием к Жаке. Второй пока неизвестен, но находится здесь, в Нью‑Плимуте. Банда агентов летела именно сюда.
По всему выходит, что утечка «черного льва» произошла в Новой Зеландии. Ведь доктор Энкель два года пропадал в этой стране. Как сказал Жаке – работал.
Итак, где‑то в Новой Зеландии находится «ручеек», в котором течет «мертвая вода». Причем «ручеек» настолько засекречен и важен, что каждый, кто наберет из него водицы, обречен погибнуть в когтях зверя, называемого «спецотдел ЦРУ».
В Новой Зеландии тогда должна находиться секретная база, на которой и случилась авария…
Постойте, граждане дорогие! База и в самом деле существует!
Исследовательская лаборатория!
В самолете я наткнулась на странный отчет, написанный многоэтажным научным языком, от которого нормальный лингвист долго и продолжительно будет мучиться расстройством желудка.
Именно там, в исследовательской лаборатории, скорее всего, и работал доктор Энкель. Именно там произошла авария, позволившая доктору завладеть «мертвой водой». И не только доктору. Есть еще второй Получатель…
Неосознанно осушив рюмку с коньяком, я сделала четкий вывод. Отыскав секретную лабораторию, я найду и Веру.
Если она еще жива.
Когда после обеда отправлялась в Нью‑Плимут, меня все еще обуревали тяжелые мысли о таинственной жидкости, спецслужбах, лаборатории. Неудивительно, что, отдавая администратору ключ от номера, на полном серьезе спросила ее:
– Вы здесь наверняка живете давно. Нет ли поблизости секретной лаборатории? Или какой‑нибудь военной базы США?
Настороженность во взгляде полноватой малазийки поняла, только когда оказалась на улице. Кажется, моя любознательность пугает аборигенов. Надо быть осторожнее, а то добрые люди быстро оденут в смирительную рубашку да звериную дозу лекарств вколют – все языки из головы вылетят, останется какой‑нибудь древнегреческий. Как жить буду? Как Веру найду?
Мистер Престон продолжал подметать дорожки.
– Уже уходите, Алена? – заметил он меня.
– Спасибо вам огромное! Я поняла, что мне нужно в город.
– Что ж. Желаю удачи. Не падайте больше с самолетов.
– Не могу обещать, но постараюсь.
До Нью‑Плимута добралась на… тракторе! Ей‑богу не вру! Маленький рычащий упрямец со старичком водителем в мотоциклетном седле тащил целый куб прессованного сена, на котором, за неимением пассажирского кресла, мне и пришлось устроиться. Всю дорогу попадавшиеся навстречу водители автомобилей заглядывались на даму в вечернем платье, которая раскинулась на желтой высушенной траве.
Трасса до города тянулась через поля и фермы. Чуть поодаль темнели леса – слегка поблекшие в это время года, но не терявшие характерной новозеландской привлекательности.
Старичок высадил меня на окраине Нью‑Плимута. Денег не просил, улыбнулся беззубым ртом и уехал. Стряхивая со Светкиного платья сено, я двинулась к центру города.
Низкие аккуратные домики стояли на берегу чудесной бухты. Море, темное, холодное даже на взгляд, вихрилось белыми барашками волн. Вдалеке над крышами виднелась каланча маяка. За спиной торчала заснеженная гора Эгмонт‑Таранаки. И как я умудрилась приземлиться именно на нее? На десятки миль вокруг нет других гор. Чудны порой прихоти судьбы…
Нью‑Плимут оказался мелким городишком с претензиями на крупный курорт. По дороге к центру мне попался один‑единственный отель. Зато увидела несколько мелких церквушек – начиная от баптистской и заканчивая Церковью Новой Жизни.
Местные жители друг друга знали, здоровались на улицах. Дружно косились на мое платье, которое выделялось, как фейерверк среди электрических лампочек, и снисходительно улыбались. Зачем обижать туриста подозрительными взглядами? Неважно, как он выглядит. Лишь бы деньги тратил.
Кроме меня, на улицах туристов не было. Зима. В открытом платье я мерзла, море тем более не парное молоко. Что делать на курорте в такое время?
Первым делом отыскала ювелирный магазин. Меня встретили всего два человека – смуглый неулыбчивый охранник возле входа и молоденькая продавщица с вздернутым носиком, чем‑то похожая на Николь Кидман. Я спросила у нее, где найти Сэма Коэна. Девушка попросила подождать. Минут десять я разглядывала перстни и сережки, даже приглядела себе колечко с топазом, потом ко мне вышел щуплый старичок, едва видимый из‑за прилавка. Для разговора со мной ему пришлось встать на специальную подставку.
– Неплохая болванка, – произнес он, разглядывая камень в лупу. Я перегнулась через прилавок с другой стороны, делая вид, что разбираюсь не хуже. Торговаться решила до последнего. За каждый доллар биться – они мне позарез нужны.
– Подарок на Рождество, – объяснила я. Прозвучало довольно лживо, и вообще пояснений не требовалось. Коэна не интересовало происхождение камня. Он взял быка за рога:
– Могу предложить одиннадцать тысяч американских долларов.
– Правда? – обрадовалась я.
– Вам чеком или наличными?
– Управляющий моими делами сейчас в отпуске, – произнесла я, задыхаясь от волнения, – поэтому возьму наличными.
Две пачки пятидесятидолларовых купюр положить было некуда. Модельеры Светкиного платья забыли предусмотреть карманы. Надо быстрее менять гардероб.
Сэм Коэн уже собрался скрыться с моим алмазом. Уже спустился с подставки, и над прилавком только блестела его лысина.
– Вы не могли бы подсказать, где был добыт этот камень? – спросила я вдогонку.
Ювелир остановился. Постоял немного, опять взобрался на подставку. Лицо уже не было таким непроницаемым, как две минуты назад. Коэн выглядел уставшим.
– Чего вы хотите?
– Этот камень могли найти в Новой Зеландии?
– У нас нет месторождений.
– А где есть поблизости?
– Ближайшие – в Австралии. Но таких крупных там не добывают. Крупные алмазы в природе – редкость. Исключительная редкость.
– То есть его нельзя найти просто так, скажем, на пляже или на обочине дороги?
– Вы не поняли. Крупные алмазы – исключительная редкость!
Магазин я покидала в растерянности.
Ничего не поняла. Как цэрэушники могли потерять исключительную редкость! Которая, как я уже осознала, стоит в несколько раз больше, чем одиннадцать тысяч долларов. Как они умудрились? Таскали в незаштопанном кармане, что ли?
Прошла кварталов пять, пока опомнилась: бреду с пачками денег в руках! Так и не придумала, куда их положить! Как бы не ограбили, хотя невооруженным глазом видно, что уровень преступности в Нью‑Плимуте – нулевой.
Впрочем, любители наживы нашлись. Возле кинотеатра я столкнулась с двумя женщинами в белых балахонах с измалеванными крестами. Они решительно потребовали от меня сделать пожертвование на Вознесение Христа. Когда я попробовала уточнить – что сие означает и почему Христу снова потребовалось возноситься? – женщины злобно зашипели. Потом выдали, что я ничего не понимаю и вдобавок святотатствую. Я ответила, что раз не понимаю, то и денег давать не буду.
Пока мы спорили, краем глаза обратила внимание на человека возле витрины садовых принадлежностей. Худощавого и сильно сутулящегося, в ужасном грязном пальто с короткими рукавами. Дергаными, суетливыми движениями он напоминал старого козла. Даже куцая бороденка походила на козлиную. Он пялился в витрину, делая вид, что не может отвести взгляд от граблей.
Женщины в балахонах так надоели, что я, решив отвязаться от них, дала полтинник. Меньших купюр у меня не было, а святоши категорически отказались вскрыть свою черную копилку, чтобы разменять банкноту.
Надо купить какую‑нибудь сумку. А то всем на обозрение хожу с кучей денег в руках. Просто грех не подойти и не попросить на помощь пострадавшим от извержения вулкана в девятом веке до нашей эры, или лечение грибка между третьим и четвертым пальцами правой ноги.
Прошла еще два квартала, пока не наткнулась на магазин спортивных товаров. То, что нужно!
Одела себя полностью в «Найк». Трико, майка, куртка. Плюс сумку с надписью «Just do it!», в кармашек которой и спрятала деньги.
Когда примеряла кроссовки, сквозь стеклянную витрину на другой стороне улицы опять увидела сутулого в драном пальто. Загорелым лицом он напоминал маори, правда, без татуировки. С судорожным лепетом приставал к прохожим, люди от него шарахались, словно от прокаженного. Вот он споткнулся о мусорную урну и, совершив впечатляющий кульбит, плюхнулся в рассыпанные бычки, мятые салфетки и огрызки яблок.
Я шнуровала кроссовки и задумчиво наблюдала, как он суетливо поднялся, что‑то бормоча. Со злостью раздавил жеванную половинку лимона, будто фрукт был в чем‑то виноват. Похож на бродягу, случайно ли этот тип попадается на глаза второй раз? Неужели следит? Или просто совпадение?
– У вас нет запасного выхода? – спросила я продавщицу, когда расплачивалась.
Она указала нужную дверь. Через внутренний двор очутилась на параллельной улице. Теперь необходимо найти телефонную станцию. Мне требуется позвонить… в Швейцарию!
– Добрый день, вы говорите с автоответчиком в приемной доктора Клауса Энкеля. Чтобы оставить сообщение, пожалуйста, дождитесь гудка, а еще лучше – свяжитесь утром с секретарем.
Я с досадой повесила трубку. Вот растяпа! Не сообразила, что сейчас в Европе раннее утро. Разница с Новой Зеландией – одиннадцать часов. А мне очень нужно узнать, где именно в Новой Зеландии работал доктор Энкель… Откуда приходили письма?
Вышла из кабинки. Почтовый зал – просторное, но совершенно пустое помещение. Пространство использовалось нерационально. Телефонные кабинки ютились возле стен, в углу возвышался черный агрегат, исполосованный надписями и напоминавший игральный автомат. В другом конце располагалась стойка, за которой «обутый» в наушники молодой парень с дредами ломался от музыки, доносившейся из плеера.
Я поправила сумку «Найк», в которой лежали деньги и Светкино платье, приблизилась к непонятному черному агрегату. После короткого выяснения оказалось, что это пункт доступа к Интернету. Компьютер с жидкокристаллическим монитором, втиснутый в темный пластиковый корпус с броскими надписями «Электронная почта», «Майкрософт», «Интернет Эксплорер» и другой рекламной ерундой. Клавиатура – по сравнению со стандартной – обрезана раза в два, вместо мышки – шарик трекбола. И еще один нюанс. Работать нужно было стоя. Это чтобы никто не «зависал» на полдня.
– Хмм! – произнесла я. – А что, если…
Купила у парня несколько жетонов. Он отсчитал их, покачивая головой в такт песенке Дженифер Лопес, дреды плясали у лица. Вернулась к автомату, опустила один жетон в прорезь. Он прозвенел по внутренностям, раздалось «дзинь!» – и экран просветлел.
Сайт клиники доктора Энкеля обнаружила в каталоге Yahoo.com. Загрузила страничку и расплылась в улыбке. Легкие, кажущиеся невесомыми корпуса расположились на фоне ослепительного пейзажа Швейцарских Альп. Такие горы, что хочется петь. А сразу после песни – лезть на них. Вах!
На первой страничке любезно рассказывалось, что клиника доктора Энкеля специализируется на сложных травмах, переломах и послеоперационной реабилитации.
При лечении используются новейшие методы и последние достижения науки. В числе наших пациентов такие знаменитости, как игрок «Манчестер Юнайтед» Руд ван Нистелрой, бывший министр внутренних дел Франции Жан‑Пьер Шевенман, барабанщик группы «Трэвис» Нэйл Примроуз и другие.
Ничего толком. Перешла на страничку «Кто мы?», к аннотации, обещавшей представить врачей клиники, но дальше ждало разочарование. На все мои запросы страничка упорно не хотела открываться, выдавая ошибку сервера.
С досады я бахнула по трекболу.
Ничего не выяснила! Позвонить бы Энкелю домой, чтобы узнать, где он работал в Новой Зеландии. Но доктор жил один.
Понимала, конечно, что неоткрывшаяся страничка – случайность, а автоответчик вместо секретарши – из‑за разницы в часовых поясах. Но почему‑то показалось, что кто‑то стеной отгородил меня от сведений. Окружил невидимой оболочкой информационного вакуума.
Я еще раз глянула на первую страничку сайта и увидела строчку, которую не заметила сначала:
Наше главное достижение – скорейшая реабилитация после переломов. Вы будете удивлены!
И чем же это я буду удивлена?
Монитор безмолвствовал.
Было бы здорово съездить в швейцарскую клинику. Уверена, что на месте узнала бы многое. Где‑то притворилась бы, где‑то улыбнулась, кого‑то припечатала к стенке… Вот только времени потеряю пару суток точно. А ведь придется возвращаться сюда. Вера находится где‑то здесь, в Новой Зеландии. Я убеждена…
…Или уверила себя в этом?
Ох уж эти сомнения! Гложут, словно подлые шакалы. Стоит дать им волю – загрызут, не успеешь перевести «с паршивой овцы хоть шерсти клок» на протоиндоевропейский.
Трудно вести расследование, находясь на другом конце света.
Нужно сделать обязательный звонок. Начальник нашего отдела Семен Капитонович наверняка волнуется. Выходные закончились, а мы с Верой не вышли на работу – словно в воду канули. Ни слуху ни духу из Франции. Улетели и испарились. Наверняка он места себе не находит.
Старик поднял трубку сразу, словно ждал звонка. Так оно и было. Уверена – волновался, ночью не спал. Он меня с дочерью все время путает. И ладно бы целовал в лобик или сережки дарил. Нет, он строго наставляет и контролирует…
– Это я, Семен Капитонович, – тихо выдавила в трубку.
– И где вас носит, госпожа Овчинникова, владелица баварских земель? Продолжаете развлекаться с Шабровой? А работать кто будет?
– Я в Новой Зеландии, Семен Капитонович. Так получилось…
– Ты опять за свое, Овчинникова? В прошлый раз тебя в Турции объявили чеченской террористкой. А сегодня что? Радикальная шовинистка, защищающая отечественных кротов? Каким лешим тебя занесло в Новую Зеландию?
– Кроты тут ни при чем… Верочка пропала… Пытаюсь ее отыскать.
– Шаброва? Господи!.. Да она в родном дворе заблудится, а уж за границей и подавно! Как дитя в лесу. Ни зрения, ни разума – визг один!.. Как ты умудрилась потерять ее?
Я тупо молчала. Не рассказывать же старику о том, что случилось. Самой порою кажется, что все не со мной произошло, а в книжке вычитала. Кошмар какой‑то! Бред! Один полет на «Фалконе 2000» чего стоит!
– Алена! – надрывался в трубке старик. – Алена, где ты? Не слышу тебя!
– Я здесь.
– Думал – разъединили. Чуть сердце не остановилось… Что говорит полиция? Как это произошло?
– Семен Капитонович, позже объясню. Сейчас не могу.
– Как ты могла потерять Верочку! Где твоя совесть, Овчинникова?
Где моя совесть? Типичный вопрос древнего поколения. На который невозможно ответить взвешенно и аргументировано Где моя совесть!
– Обижаете, Семен Капитонович. Я в Новую Зеландию попала только потому, что за Верочкой следовала.
– Тебя опять разыскивает полиция?
– Нет, – неуверенно ответила я. Даже оглянулась. – На этот раз вроде нет.
– В посольство ходила?
– Нет еще.
– Обязательно сходи!
– Хорошо, – кивнула я.
– Нет, прямо сейчас отправляйся!
Как же, делать мне больше нечего!
– Хорошо… Семен Капитонович, не знакома ли вам легенда об алхимике Ганеше?
– Какой период?
– Средневековая Европа. Инквизиция. Вероятная страна – Германия.
– Что‑то слышал, нужно уточнить.
– Вы посмотрите? Очень нужно…
– Тебе, Овчинникова, прежде всего нужно…
– Знаю‑знаю, – опередила я. – И все‑таки.
– Гляну одним глазком. Да, кстати. Тебе звонили из Франции. Срочно разыскивали.
Я насторожилась.
Кто бы это мог быть? Не иначе жандармерия начала распутывать убийство Энкеля. Первым делом высказалась представительница правопорядка, которой я палец сломала. После ее показаний вряд ли у кого‑то возникнут сомнения в том, кто убийца. Куча свидетелей подтвердит, как я кричала, размахивала пистолетом. Носилась по особняку с топором и угрожала покрошить всех в винегрет. Мне вряд ли доказать свою невиновность. Настоящего убийцы уже нет в живых. Он пытался летать без крыльев…
– Звонивший не представился?
– Как не представился! Кто бы с ним разговаривать стал?! – В трубке раздался шорох перебираемых бумаг. – Вот. Фамилия этого господина – Жаке.
Не может быть!
Анри! Мне звонил Анри!
Боже, как радостно на душе! Как здорово! Значит, он жив. Ух… Сделалось немного легче. Все‑таки я чувствовала вину перед этнографом. Отличное известие! Лучшей была бы только весть о появлении Верочки.
– Вот его телефон, он оставил… – Старик продиктовал номер.
У меня не было ни ручки, ни карандаша, и я ногтем выдавила цифры на листке с рекламой серфинга.
Попрощалась с Семеном Капитоновичем и повесила трубку. Пожалуй, стоит позвонить Анри. Рассказать, что произошло… Хотя сейчас француз в больнице, прикован к постели. Да и спит к тому же. В Европе по‑прежнему раннее утро. Нужно подождать…
От раздумий оторвала резкая боль в ноге. Посмотрела вниз и обнаружила, что в щиколотку всадила зубы мерзкая собачонка неизвестной породы. Белая, с кляксообразными пятнами, глаза красные и косые. Утробно рыча, она пыталась вырвать мои сухожилия.
Не так давно думала о шакалах – и вот на тебе! Материализовалась одна из их ипостасей и пожирает меня средь бела дня! Не подумайте, что я не люблю животных. Однако больно!..
Рывком выдернула ногу из пасти. Кажется, проклятая псина не прокусила хлопчатобумажный носок и спортивные штаны, но, чувствую, оставила оттиск зубов на память.
Собака обиженно взвизгнула, недовольно глядя на меня. Я обнаружила, что от нее тянется поводок. Пробежав взглядом по ленте кожаного ремня, увидела в конце концов мерзкого старичка, который стоял с целой пачкой конвертов, приготовленных к отправке. Он гневно взирал на мою особу. Они на пару с собакой буравили меня взглядами. Я даже не заметила, как они вошли.
– Проклятая туристка! Как смеешь приставать к моей девочке, ты!
Собака раскатисто рявкнула в подтверждение его слов. Позади парочки из‑за прилавка поднялся растерянный парень – управляющий этого почтово‑телефонного хозяйства. Уже без наушников. В руке пачка писем, очевидно, переданная владельцем собаки.
Я задохнулась от возмущения.
– Да она… она первая…
– Проклятые туристы! Житья нет! – визгливо выкрикнул хозяин. – Нет житья! Все заполонили, все! Ступить негде, сесть негде! Правда, Лесси?
По сравнению с тем, что я видела на улицах, обвинения прозвучали настолько глупо, что я решила уйти. Бессмысленно вступать в спор с маразматиком. Трудно что‑то доказать человеку, который не слушает, визжит, а его собака так и норовит оттяпать кусок твоей ноги.
Я повернулась к дверям и почувствовала, что стальные щипцы впились во вторую щиколотку.
Едва сдержав крик, отмахнулась пяткой, намереваясь врезать божьей твари по зубам. Но сучка оказалась проворной и мгновенно отскочила, злобно скалясь.
– Проклятая туристка пыталась пнуть мою крошку! – завопил старый хрыч.
Редкая ситуация: меня распирало от злости, а сказать ничего не могла. Обычно изрыгала целый кубометр слов, потом даже стыдно становилось. Но тут…
Выдавила лишь вялое и бесхребетное:
– Она первая в меня вцепилась… Надо держать животное в наморднике…
– Мерзкая туристка пнула мою лапочку! И еще указывает!
Он наклонился и погладил псину по спине, отчего та довольно задрала голову. Мне опротивел их вид, и я пулей вылетела за дверь.
Вышла на улицу. В голове пусто. Ни одной идеи нет. Ни захудалой мыслишки. Тупо уставилась на вывеску напротив: «Если не сделал татуировку, значит, не был в Новой Зеландии»! Вывеска над входом в татуировочный салон.
– Я была в Новой Зеландии! – процедила упрямо. – Я и сейчас здесь!..
Фраза задела меня. Кольнула в самое сердце. Сделалось обидно. Настолько обидно, что решила зайти в салон и доказать свою правоту человеку, который написал эту фразу. Не обязательно стану делать татуировку. Просто зайду поговорить… Интересно, а они могут сделать такую, как у мистера Престона?
Мучимая внутренним дискомфортом, вошла в салон.
Татуировщиком оказалась женщина‑маори. Смуглая, широколицая, с длинной черной косой. Руки и шея увиты узорами языков адского пламени. Нет, не такие татуировки, как у Престона. Обычные иголочные.
Не успела открыть рот, чтобы объяснить свою позицию по поводу рекламного слогана над входом, как женщина без лишних разговоров захомутала меня:
– Хорошая кожа! Просто отличная кожа для татуировки!
– Вообще‑то… – открыла я рот.