Остается неизменным тот факт, что генуэзцы пошли в бой неготовыми – их павезы, предметы защитного вооружения и большая часть арбалетных болтов[118] мирно лежали на повозках в обозе, тащившемся в тылу армии. Встает вопрос – почему король вообще отдал приказ наступать, и почему генуэзские командиры не стали возражать? Только из Фруассара мы узнаем, что арбалетчики решили высказать вслух свои претензии, но и здесь солдаты не оспаривали решение короля в принципе. Может быть, они не разглядели толком противника? «Римский Аноним», опиравшийся на рассказ очевидца[119], поясняет, что английский вагенбург не был виден генуэзцам, но ведь даже подойдя поближе (на расстояние двух арбалетных выстрелов, согласно «Истории Пистойи»), они продолжили наступление... Недооценка и противника (генуэзцы не ожидали столкновения с таким большим количеством лучников, тем более что часть их была укрыта в лесу), и дальнобойности длинного лука? С учетом отсутствия у самих генуэзцев и укрывающих их больших щитов, и личных доспехов (шлемов и панцирей с горжетами) – фатальная недооценка. В итоге, как резюмировал солдат-фламандец, генуэзцы оказались «бесполезными».
Еще на подходе к позициям англичан, арбалетчики оказались под обстрелом лучников, стоявших на флангах (под укрытием деревьев), да и лучники в вагенбурге были укрыты повозками и занавесками. Слово Джованни Виллани: «Первая баталия с генуэзскими арбалетчиками двинулась на вагенбург английского короля и начала его обстреливать своими виретонами; но тотчас получила отпор, ибо сами повозки и пространство под ними все было укрыто от арбалетных болтов плетенками и тканями... [а английские лучники], когда генуэзцы выпускали один болт из арбалета, те выпускали три стрелы из своих луков, которые тучей поднимались в воздух и, опускаясь, всякий раз попадали в людей и лошадей. Не обошлось и без выстрелов из бомбард... убивавших во множестве людей и рушивших коней. Но хуже всего для французского войска оказалось то, что у них для боя был узкий проход, как и вход в вагенбург короля Англии, а вторая баталия (графа Алансонского) била и толкала, тесня генуэзцев к повозкам. А те не могли ни удержаться, ни стрелять из своих арбалетов, постоянно поражаемые сверху теми, кто был в повозках, стрелами лучников и выстрелами бомбард, так что многие были изранены и убиты. По этой причине эти арбалетчики не смогли выстоять, сгрудившись и прижатые к повозкам их кавалеристами, так что они обратились в бегство»[120]. Согласно «Истории Пистойи», «король Франции велел мессеру Карло и мессеру Оттоне сразиться с лагерем короля Англии. Английские лучники, бывшие под повозками для защиты своего лагеря, наносили жестокие раны людям Франции»[121]. По словам Жиля ле Мюизи, «вышеозначенные же пехотинцы, бывшие там, и генуэзские арбалетчики приготовились (к бою) наилучшим образом; они протянулись напротив места, где стояли английские лучники. Те пускали стрелы с такой скоростью и в таком количестве, что нельзя было им противостоять, ибо не имели они своих доспехов и щитов (defensiones et targias). И так (густо) летели стрелы, что маршалы велели им отступать назад к королевской баталии... Генуэзские же арбалетчики, неспособные противостоять английским стрелам, обратились в бегство. Прочие же пехотинцы, видя это, тоже побежали»[122]. «Тогда начальники бидо, арбалетчиков и генуэзцев велели своим людям наступать[123] и идти вперед баталий этих сеньоров впереди всех, чтобы стрелять по англичанам. И подошли они так близко, что стали стрелять друг в друга. И довольно быстро бидо и генуэзцы были разбиты лучниками и побежали» (Жан ле Бель)[124].
Поскольку лучников было больше, а стрел они в любом случае выпускали в несколько раз чаще, чем арбалетчики – болты, стрелковая дуэль, случись она в полном масштабе, была бы генуэзцами проиграна. Был, однако, еще один важный фактор, превращающий искомую перестрелку больше в теоретическую. С обственно говоря, стрелять генуэзцам вообще почти и не пришлось. «Хронограф французских королей» (составлен в Сен-Дени в 1415–1422 гг.) и «Нормандская хроника» (написана французским солдатом, в 1346 г. воевавшим в Нормандии – при обороне Кана или при отвоевании города у англичан) имеют очень много общего в описании Креси (необычайное сходство повествования и в подробностях, и даже в порядке подачи материала) [125]. Также это сходство наблюдается в текстах «Фландрской хроники» (доведена до 1383 г., ее автор был уроженцем Фландрии) и «Хроники Нидерландов, Франции, Англии и Турнэ» (конец XV в.; автор этой компиляции использовал более ранние записи из Турнэ). Н еизбежен вывод, что все эти авторы использовали ныне утраченный общий источник – рассказ очевидца. И выглядит эта запись следующим образом: король «велел 2000 генуэзцев идти впереди». «Но случилось иное». Ибо «с началом сражения, что состоялось близ Креси, генуэзцы, [«что были арбалетчиками»] бывшие впереди, начали стрелять болтами из арбалетов», «что у них были, но с собой у них оказалось мало (снарядов), ибо явились в спешке». «А щиты [ les targes; clipei ] генуэзцев и большая часть их артиллерии [= боеприпасов] находились в их обозе [«на повозках и телегах»], что шел позади войска короля Филиппа». «Поэтому их стрельба тут же прекратилась, а англичане были хорошо укрыты своим вагенбургом и прочными изгородями и иначе щитами [«и деревьями»/«и лесом», «который насадили[126]»], и активно пускали свои стрелы, [«которых у них было в изобилии»]». «А генуэзцы были полностью лишены павез (pavais) и брони (couvretures)[127]». «И прежде всего, когда они [англичане] увидели, что снаряды генуэзцев иссякли, они стреляли столь густо, что генуэзцы начали обращаться в бегство, и многие из них были там убиты и ранены». «Когда французы увидели, что генуэзцы повернулись спинами, они обвинили их в измене и ударили на них, многих убив»[128].
Даже если генуэзцы сумели сделать хотя бы один выстрел из своих арбалетов (и есть указания в источниках, что им ни одного залпа не удалось выпустить[129], да и болты до позиций англичан, может быть, элементарно не долетали [130]), при попытке подойти поближе и перезарядить оружие, выяснилось, что это невозможно. Прошедший дождь, возможно, и не навредил всерьез арбалетным тетивам (вопрос все же спорный), его губительное воздействие оказалось в другом (на этот вполне правдоподобный фрагмент текста современника ранее в историографии внимания не обращалось). Согласно «Римскому Анониму», «первую баталию составили мессер Оттоне Дориа и мессер Карло дельи Гримальди, капитаны 5 тысяч генуэзцев, пеших арбалетчиков»[131]. «Им было приказано взобраться на гряду Креси, чтобы оказаться над англичанами; но этого не случилось, ибо англичане уже заняли холм и поместили препятствия посреди пшеницы. Тогда (генуэзцы) расположились на другой возвышенности, на расстоянии (от англичан). Затем случилось несчастье; они не стреляли, ибо не могли заряжать арбалеты. Ранее прошел небольшой дождичек. Почва оказалась промокшей, размякшей. Когда они захотели зарядить арбалеты, то ставили ногу в стремя. Нога соскальзывала. Они не могли удержать ногу в земле»[132]. Итак, чтобы провести перезарядку, стрелок должен был вставить одну ногу в арбалетное «стремя», балансируя другой и помогая себе крюком на ремне. Но почва после дождя размокла, и в грязи не удавалось найти опору, а (вполне вероятно) все же промокшие и потому сжавшиеся (?) тетивы[133] тоже мешали заряжанию.
В итоге генуэзцы оказались на открытом пространстве, под обстрелом из луков и пушек, лишенные укрытия (павез) и брони, без большей части боеприпасов, но что важнее – без возможности вести стрельбу в принципе. Генуэзцев (и французов) часто обвиняют в том, что они не сталкивались с английскими лучниками. Но Дориа был в бою при Морле, Барбавера – при Слейсе, да и сам по себе английский лонгбоу не представлял собой ни военную тайну, ни чего-то выдающегося как оружие. Вот количество лучников при Креси, действительно, было из ряда вон выходящим, а пороховая артиллерия в полевом сражении – настоящей новинкой, что в совокупности и было одной из причин победы.
Стоит ли осуждать арбалетчиков за решение отступить? (Тем более, если они получили приказ даже не от своих начальников, а от французских маршалов.) Генуэзцы честно исполняли свой долг, но обстоятельства оказались выше них. Увы, эта мысль оказалась недоступной для кипящего разума передовых французских кавалеристов. Первые обвинения в измене были озвучены сразу же, на поле боя, когда французские и имперские сеньоры и рыцари узрели бегство, или быстрое отступление своих арбалетчиков, и при этом прозвучали достаточно громко для того, чтобы об этом стало известно англичанам. «Наши французы, видя это и не понимая причину или промедление, как выше изложено, решили, что означенные арбалетчики коварно притворились и не позаботились натягивать (арбалеты). Полагая, что для исполнения такого притворства они приняли плату от противника, (французы) стали их рубить и убивать, никто не желал выслушивать их оправдания, хотя те оправдывались громкими криками»[134]. «Видя это – передвижение столь многих, король, говорят, решил, что речь идет о бегстве, а не об отступлении, и в тот же день, сдвинувшись со своего места, подойдя к коннетаблю и маршалу, выкрикнул: “Кто меня любит, пусть следует за мной!”»[135]. «Тогда французы начали перешептываться между собой и сомневаться, не предатели ли генуэзцы, поскольку они все еще не получили жалование. Они говорили: “Они не стреляют из арбалетов, а если стреляют, то будут метать древка без железного наконечника. Тогда смерть генуэзцам!” Сказав это, французы в ярости устремились на своих наемников. Их жестко поражали мечом и копьем. Генуэзцы были перебиты все до единого. Мессер Оттоне пожаловался королю на смерть его людей, тот ему ответил и сказал: “Мы не нуждаемся в пехотинцах. Людей у нас хватает”. Это была первая схватка. Пять тысяч генуэзцев были убиты за один час»[136]. Даже официальный хронист позднее заявлял: «Когда король увидел, что его люди столь лживо отступают и уходят, и даже генуэзцы, король приказал, чтобы обрушились на них. Тогда наши, считавшие их изменниками, атаковали их очень жестоко и многих предали смерти»[137].
Разумеется, и речи не идет ни об измене, ни о подкупе генуэзцев противником, просто иррациональный всплеск эмоций, недоразумение, хотя и с плачевными последствиями. Французов понять можно – традиционно начинавшие бой наемные арбалетчики теперь быстро и по непонятной причине отступают, практически не стреляя и сами не понеся сколько-нибудь заметных потерь от вражеских стрелков. Реакция уставших, голодных, но жаждущих боя и жутко взвинченных кавалеристов была немного предсказуема – вряд ли дошло до нападения на пехоту, но можно не сомневаться в том, что коней своих латники придерживать или уводить в сторону не стали, мчась вперед сквозь отступающих генуэзцев. Поскольку спор о деталях топографии все еще продолжается в историографии, можно лишь указать на версию сэра Филипа Престона: «Вступив, по всей вероятности, в Валле-де-Клерк с юга и угодив под атаку англичан, преждевременное отступление генуэзцев логично заключалось бы в развороте и попытке спастись по тому же маршруту. Но если постепенно прибывающая на место армия позади них вливалась в воронку долины, и арбалетчики с кавалерией прижались к восточной стороне, чтобы избежать обстрела, сложно представить, чтобы удалось избежать конфликта между обеими группировками. Столкновение, определенно, было бы неизбежным на таком ограниченном пространстве, а не на открытом поле боя традиционной версии» [138].
Итак, новая ошибка, которая и стала решающей, принеся победу англичанам. Французская кавалерия (или по своей инициативе, или по приказу руководства) ринулась вперед, не особо обращая внимания (вопреки тактическим нормам эпохи) на стоящую перед ней свою же пехоту («изменников»), но при этом неизбежно теряя порядок и скорость атаки – и попадая прямо под стрелы лучников, сохранивших свои боеприпасы почти в неприкосновенности[139]. Так что расстреляли именно коней и всадников (в такой очередности), а не арбалетчиков... Более того, ранние источники недвусмысленно заявляют, что генуэзцы были обращены в бегство атакой английских латников, покинувших вагенбург. «Хроника Артуа» (краткая хроника 1342–1347 гг., составленная фламандским солдатом, воевавшим за англичан под Кале) утверждает, что «генуэзцы, бывшие впереди, начали стрелять; но латники, ряды которых уже пришли в беспорядок, их заметили и опрокинули. И так-то дела пришли в такое замешательство, (так что) англичане пошли со всей своей баталией и схватились на секирах и мечах. Здесь началась очень жестокая схватка, но генуэзцы все обратились в бегство. Когда это увидели англичане, они воспрянули духом»[140]. «Хроника Сент-Омера» (ее автор был жителем этого города и был знаком с «хроникой Артуа») приводит ту же версию: «Когда генуэзцы, бывшие впереди, начали стрелять, латники, ряды которых уже пришли в беспорядок, их заметили и опрокинули. Тогда дела пришли в такое замешательство, что англичане пошли со всей своей баталией и атаковали их с секирами и с копьями и мечами. Здесь началась крайне смертоносная схватка; но генуэзцы тотчас обратились в бегство. Когда это увидели англичане, они воспрянули духом и ударили так сильно, что никто не мог выстоять перед ними»[141]. В «Истории Пистойи» читаем: «Когда английские рыцари увидели, как много французов изранено, они сели на коней и, взяв с собой... многих валлийцев... и других во множестве вместе с многочисленными бомбардами, упорно атаковали лагерь короля Франции, выстрелив из всех бомбард одновременно; так что французы начали обращаться в бегство»[142]. Составленная другим фламандским солдатом «Рифмованная хроника» (около 1350 г.) подтверждает профессиональный взгляд на сражение:
«Генуэзцы c арбалетами
Там вперед пошли, тоже оказавшись бесполезными,
Ибо англичане выстояли.
Англичане быстро атаковали их;
Так что французы поступили так же»[143].
Жан ле Бель, очертив подробности этой сумятицы («баталии знатных сеньоров... не стали ждать друг друга, и атаковали совершенно без порядка... так что они потоптали бидо и генуэзцев, (оказавшихся) между ними и англичанами – поэтому бежать они не могли, вот и валились слабые кони на них, а другие сбивали их с ног и они падали друг на друга, словно свиньи в стаде»), далее пишет о той же атаке английских латников на противника[144]. Наконец, указанный выше источник «Нормандской хроники» и других: «И когда французские латники увидели, что те разворачиваются [«и выходят из боя»], [«то обвинили их в измене»], многие атаковали их и убили многих. И когда англичане увидели эту панику [«что французы сражаются с генуэзцами»], они [«спешно»] вышли из своего вагенбурга и атаковали французов...», убив многих из них стрелами и другим оружием[145].
Неудивительно, что в хаосе, воцарившемся после поражения, французы все еще жаждали мести «предателям», и король Филипп не мог не пойти на какое-то время на поводу общественного мнения, дав себя убедить в «измене» генуэзцев. «Король же, видя бегство генуэзских арбалетчиков и прочих пехотинцев, приказал, чтобы всех, кого найдут, убивали; и состоялась в тот день и после него внушительная резня. Но король, узнав о причине бегства, смилостивился над ними и прекратил истребление их»[146]. Слухи о трагедии дошли и до англичан. Письмо Эдуарда III Томасу Ласи (3 сентября 1346 г.) – один из немногих английских источников, упоминающих генуэзцев при Креси. Сначала они перечисляются среди погибших в ходе погони (утром 27 августа) солдат противника, а потом приводятся слухи о том, что «означенный наш противник [король Филипп] после поражения отправился в Амьен, где велел убить великое множество своих генуэзцев, и говорил, что они изменили его делу»[147]. Уильям Дин «История Рочестера» и вовсе с удовольствием писал, что «первая баталия Филиппа, в которой король Богемский был предводителем, бежала, сначала полностью истребив генуэзцев»[148]. Автор «Хроники первых четырех Валуа» в 1390-х гг. помнил о Креси то, что «король Филипп приказал, чтобы генуэзцы атаковали, но они были тотчас разбиты и бежали к французам, которые перебили генуэзцев»[149]. Еще позднее Томас Бертон заносил в свою хронику, что после поражения король Филипп, «как говорят, бежав в город Амьен, немалое количество аквитанских [= генуэзских] арбалетчиков велел жестоко обезглавить, обвинив всех их в измене»[150]. Однако, репрессии, если и имели место, то явно незначительные. Очень быстро было сочтено неразумным обвинять тех, кто должен был составить французский флот и действовать под Кале. Современная итальянская хроника (семейства Эсте из Феррары), описывая «ожесточенный и смертельный» бой при Креси, подчеркивает заслугу в этом генуэзцев короля Филиппа: «ибо генуэзские арбалетчики, что там сражались, демонстрировали чудеса отваги и были вместе с королем Франции»[151]. Другой автор из Феррары позднее заявлял, что «у короля Франции было много генуэзских арбалетчиков, и те в начале сражения отлично показали себя. Но они не смогли продержаться, поскольку пошли пешими в бой, а тот длился очень долго»[152].
Сколько генуэзцев погибло при Креси, по вине врагов и собственных нанимателей, – не указано ни в одном источнике. «История Пистойи» и «Римский Аноним», поддавшись риторике, пишут о поголовном истреблении всего контингента («Мессер Карло Гримальди и мессер Оттоне Дориа со всеми генуэзскими арбалетчиками и со всеми итальянскими наемниками короля Франции все погибли при первой атаке в сражении»). Виллани: «А французские рыцари и их сержанты, видя бегущих, решили, что они им изменили; они их убивали, так что уцелели немногие». Хроники единогласно зачисляют Айтоне Дориа и Карло Гримальди в число погибших при Креси, хотя оба пережили сражение и продолжали службу королю Франции[153].
Приложение: Фруассар, Креси и генуэзцы
Один из самых известных хронистов Столетней войны, безусловно, Жан Фруассар (ок.1337?–ок.1404?). Разумеется, в своих «Хрониках Франции, Англии и соседних стран» Фруассар никак не мог пройти мимо событий 1346 года. Соответственно, принадлежащее ему описание битвы при Креси стало невероятно популярным и легло в основу практически всех научных реконструкций этого сражения. Но насколько она точна?..
Перечислим версии Книги I (о событиях 1325–1378 гг.) главного произведения Фруассара в порядке хронологии (их датировка, разумеется, во многом приблизительна):
1) первая по времени («Амьенская рукопись») редакция (1380-е – начало 1390-х гг.).
2) сокращенная версия (закончена между июнем 1381 г. и апрелем 1391 г.; сохранилась в рукописи конца XV в.)[154].
3) редакция «B» (на ней основывается научное издание Книги I С. Люсом – «первая редакция пересмотренная»; у Леттенхове – «3-я редакция»): вероятно, закончена между 1391 и 1399 гг.
4) редакция «C» (по дате, вероятно, немного позднее «B», между 1395–1399 гг.).
5) редакция «А» (по нумерации С. Люса, «настоящая первая редакция»; в издании К. де Леттенхове – «2-я редакция») – одна из самых распространенных вариаций Книги I (вероятно, составлена до «Амьенской» рукописи). Но неясно, принадлежит ли окончательная версия «А» (только и дошедшая до нас) самому Фруассару. Напротив, не исключено, что перед нами уже более поздняя редакция.
6) «Римская рукопись» – последняя, дополненная, но упрощенная (во многом «проанглийская»[155]) редакция (охватывающая только 1327–1350 гг.), законченная примерно в 1399/1400 г.
В каждой новой версии появлялись дополнения и изменения той или иной степени важности. Именно эта черта стиля работы Фруассара и поныне ставит в тупик исследователей, а также, к сожалению, понижает степень доверия к его повествованию, которое автор так часто любил править и переписывать неизвестно (для нас) на каких основаниях. По выражению П. Эйнсуорта, «его исторический подход временами близок к “выдумке”»[156].
Итак, на что же именно опирался «певец рыцарства»?[157] Источниками Фруассара о событиях сражения при Креси, согласно его же заявлениям, были записанные им рассказы современников («как я слышал», «мне говорили»), включая очевидцев с обеих сторон[158]. Увы, вопрос о том, что осталось от оригинальных рассказов после переработки их Фруассаром, останется, видимо, навсегда без ответа. Конкретно о сражении свои источники Фруассар называет дважды, но, что характерно, не в первой версии «Хроник...». Только в редакции «B»/«С» автор поясняет, что наиболее точную информацию получил в основном от английских участников битвы: «А то, что я знаю, я узнал по большей части от англичан... а также от людей монсеньора Жана д’Эно, который неизменно находился подле короля Франции»[159]. В Римском манускрипте не более чем десятилетие спустя окончательная версия о свидетелях-информаторах выглядит уже иначе: «А то, что я написал, мне сообщили отважные люди, рыцари из Англии, которые там были... Это были потом сэр Джон Чендос и сэр Бартоломью Бергерш, а со стороны французов сир де Монморанси и рыцари мессира Жана д’Эно; ибо эти два знатных барона были и находились в тот день у уздечки (коня) короля Филиппа Французского»[160].
Теперь то, о чем Фруассар умолчал. Во-первых, Амьенская рукопись – расширенная версия другой хроники, Жана ле Беля, который и основывался на рассказах Жана д’Эно и его соратников. Влияние льежского хрониста на Фруассара и в дальнейшем было велико, а процитированная выше ссылка на источники версии по Креси (редакция «B») попросту списана (но перефразирована и расширена) у ле Беля: «Я писал как можно ближе к истине, записав то, что я услышал от моего сеньора и друга мессира Жана д’Эно (да смилостивится над ним Господь), из его собственных уст, и от 10 или от 12 рыцарей и соратников его двора, которые были в гуще сражения вместе с доблестным и благородным королем Богемским... и мне также рассказывали таким же образом многие рыцари из Англии и Германии, которые были там, на другой стороне»[161]. Но, как деликатно выразился Э. Эйтон, «как всегда с самыми знаменитыми хронистами рыцарства, мы должны помнить о той возможности, что добавления Фруассара к хронике Жана ле Беля – не более чем плоды его воображения, вставленные с намерением расширить краткий текст источника и акцентировать драматичность в излагаемых событиях»[162]. Кстати сказать, при всем внимании, уделяемом хронистом военным действиям, военного опыта он не имел – за всю жизнь Фруассар не присутствовал ни в одном сражении, ни, вероятно, ни на одной правильной осаде. Во-вторых, и это тоже важно, к моменту завершения даже самой ранней версии «Хроник...» никого из перечисленных у автора информаторов не было в живых[163]. По факту, Фруассар ссылался на авторитет покойников. Вероятно, один только сеньор де Монморанси не только скончался (в 1381 г.) «всего лишь» почти 20 годами ранее даты составления соответствующего фрагмента «Хроник...», но и застал само начало процесса написания первой редакции данного источника (примерно с 1370/1371 г.). Но, если верна гипотеза Дж. Палмера, то нарратив Фруассара даже в Амьенской рукописи достиг периода кампании Креси только около 1385–1386 гг. Конечно, Фруассар мог сохранить в памяти или на письме рассказы названных им лиц (информацию, в целом, он начал собирать после 1356 г.), и учесть эти данные при редактировании «Римского манускрипта». У него, вполне вероятно, могли быть и другие информаторы, которых он просто не стал «раскрывать». Но, скептично рассуждая, переработанные Фруассаром тексты вовсе не обязательно зависели от поступления новой информации – автора меньше всего заботила в подобных случаях историческая точность[164]. И понятно, что к 1400 г. можно было ссылаться почти на кого угодно при изложении событий полувековой давности. Наконец, в 1346 г. Шарль де Монморанси, скорее всего, все еще находился на юге, под Эгийоном[165] (Фруассар – единственный автор, кто упоминает де Монморанси при Креси). Так что за «французский взгляд» на Креси отвечать (в теории) должны один лишь Жан д’Эно, сир де Бомон, сопровождавший Филиппа VI в этом сражении, и его свитские рыцари. Английская же «версия» вряд ли вообще опиралась на Чендоса и Бергерша всерьез – уж очень много ошибок и неточностей содержат здесь тексты Фруассара[166].
Имея дело с Фруассаром, стоит помнить, что даже ссылки на очевидцев не гарантируют достоверность рассказа. Сошлемся на пример другого события 1346 года, битвы при Невилс-Кроссе. Фруассар (и вновь только в «Римском манускрипте»!) перечисляет персон, сражавшихся в ней и рассказывавших ему о сражении. Но в итоге он (с «дополнениями» и приукрашиванием) попросту пересказывает Жана ле Беля, и «совершенно ненадежная традиция получила неоправданную популярность»[167], а бесславный поход шотландцев в изложении Фруассара «превратился в рыцарское приключение»[168].
В анализе событий Креси Фруассар нами использоваться не будет, но для полноты картины здесь приводится его версии.
«Амьенский манускрипт»:
Отойдя от Аббвиля, король Франции перестроил свои войска, велев (ибо он планировал начать бой и атаковать англичан) генуэзским арбалетчикам[169] идти вперед и везти на повозках свои арбалеты и свою артиллерию. По приближении к местонахождению противника генуэзцы остановились и взяли свои арбалеты и свою артиллерию и приготовились к тому, чтобы начать бой. Около часа вечерни прошел ливень с сильным ветром, громом и молниями – в лицо французам, в спину англичанам. Когда мэтр арбалетчиков (который командовал генуэзцами) выстроил и вооружил арбалетчиков, они двинулись вперед на англичан, издавая громкие крики и вопли. Англичане разрядили в них несколько бывших у них пушек, чтобы напугать генуэзцев.
Когда буря минула, означенный мэтр арбалетчиков велел бидо и генуэзцам наступать и идти впереди баталий, чтобы стрелять и обстреливать англичан и расстроить их ряды, как было в обычае. Они подошли (к англичанам) так близко, что обе стороны начали стрелять друг в друга. И были тотчас бидо и генуэзцы разбиты и побежали бы, если могли. Но баталии знатных сеньоров, столь жаждали битвы, что атаковали в совершенном беспорядке и перемешавшись между собой, так что они зажали генуэзцев между собой и англичанами, так что (первые) не могли бежать. Так-то падали слабые кони среди них, а крепкие кони падали среди слабых, которые споткнулись. Английские лучники, пользуясь этой давкой, беспрепятственно расстреливали бесившихся от ран коней, а английские латники выходили вперед и бросались на лишившихся коней французов, убивая их[170].
Итак, первоначально Фруассар добавил к описанию Креси у Жана ле Беля следующее:
- оружие генуэзцев на марше перевозили в обозе, и только перед боем они вооружились;
- перед боем идет ливень[171];
- командует арбалетчиками их начальник (у ле Беля просто упоминаются «начальники бидо, арбалетчиков и генуэзцев»), получающий приказ от короля (последняя подробность окончательно утвердится у Фруассара);
- при атаке арбалетчики издают громкие крики и вопли;
- англичане обстреливают их из пушек.
Что любопытно: далее Фруассар по сути просто вставил «блок» текста, скопированный в хронике ле Беля. Соответственно, в этой ранней версии арбалетчики все еще атакуют англичан вместе с французской легкой пехотой (дротометатели- бидо).
«Сокращенная версия»:
В войске короля Франции было 15 тыс. генуэзцев, которые везли на повозках свои арбалеты. Король хотел начать сражение с них, чтобы разбить английских лучников, но прошло немало времени, прежде чем все они пришли. Как только генуэзцы приготовились и выстроились, небо заволокло тучами, подул сильный ветер, а над французским войском стали летать во множестве вороны, каркая, что французов удивило, и некоторые заявили, что это дурной знак. Вслед за вороньем стали сверкать молнии, гремел гром и прошел сильный ливень, промочивший оба войска. По окончании дождя небо расчистилось и засияло солнце, бившее французам в глаза, а англичанам в затылок. Тогда король Филипп велел генуэзцам идти вперед и выстроиться в боевых порядках, чтобы атаковать врагов и сразиться с лучниками, чтобы разбить их. У англичан при себе было две бомбарды, и они сделали 2–3 выстрела по этим генуэзцам, которые, услышав выстрелы, пришли в сильный беспорядок. И когда они снова собрались, они начали все в один голос очень громко кричать, но англичане остались на месте. Тогда генуэзцы начали стрелять из своих арбалетов, но тетивы промокли так, что они не могли стрелять ни хорошо, ни полноценно, и лопались при стрельбе. Английские лучники натянули луки и стали стрелять так быстро, что, казалось, в небе зависла туча из стрел. Когда эти генуэзцы сделали один выстрел, заряжая оружие, они забеспокоились и испугались, поскольку непривычно им было повстречаться с такими лучниками, которые выпускали 2–3 снаряда на один их. Так что они все были разбиты и начали пятиться. Когда английские лучники увидели это, они начали немного подвигаться вперед и не прекращали стрелять. Эти генуэзцы, видя эти снаряды, побросали свои луки, чтобы легче было бежать, и (ретировались) к латникам на их стороне, которые не могли пройти вперед из-за этого препятствия. Генуэзцы всячески старались выйти из давки, а всадники не могли попятиться, поскольку сзади на них налегали другие конные латники.
Тогда королю Франции сказали, что генуэзцы разбиты и что они сильно мешают его людям. Тогда сказал король Филипп: «Убивайте, убивайте эти отбросы[172]. Они ничего не стоят в сражении». Латники стали убивать генуэзцев и пытаться пройти вперед, но чем больше они их убивали и валили, тем труднее было им продвигаться. А также некоторые генуэзцы, пытаясь спастись от этой угрозы, собирались вместе (группами) по 20 или 30 человек, и защищались. Люди падали и громоздились друг на друга, а английские лучники не прекращали стрелять[173].
Итак, неудовлетворенный ситуацией, когда слишком много подробностей в тексте все еще принадлежало Жану ле Белю, Фруассар быстро «переориентировался» на читателя – появляются новые детали, под наличие которых подводится (и потом конкретизируется) «доказательная база» со ссылками на конкретных свидетелей (которые уже не могут возразить):
- генуэзцев уже 15 тыс. чел., и всё это арбалетчики (ранее и арбалетчиков, и прочей пехоты всего 12 тыс.);
- прежняя версия: на марше генуэзцы везут арбалеты в обозе;
- уже есть намеки на то, что генуэзцы не спешили в бой;
- к ливню присоединяется (и далее фигурирует постоянно в текстах Фруассара) воронья стая над полем боя;
- появляется солнце, бившее генуэзцам в глаза;
- английские «пушки» заменяются двумя бомбардами, но деморализующий эффект их на боевой дух генуэзцев тот же;
- промокшие (из-за дождя) тетивы лопаются при стрельбе, но как минимум по одному болту генуэзцы выпустили, что их не спасло против скорострельности противника (по 2–3 выстрела из лука на каждый выстрел из арбалета);
- разбитые генуэзцы бросают арбалеты и отступают;
- столкновение с конницей (в тылу арбалетчиков) получает «логическое» объяснение: король, убедившись в бесполезности своих наемников и видя, что они стоят на пути его кавалерии, приказал латникам перебить генуэзцев, после чего атаковать англичан.
Редакции «А»/«B»/«С»:
Когда король Филипп подошел поближе к тому месту, где стояли англичане, он остановился, но не стал откладывать сражение и сказал своим маршалам: «Пусть наши генуэзцы идут вперед и начинают битву, во имя Господа и монсеньора Св. Дионисия!» Было там этих означенных генуэзских арбалетчиков около 15 тысяч, но они бы предпочли ничего не делать, чем начинать тогда бой, ибо крайне утомились и устали, пройдя пешком шесть лье в полном вооружении[174] и неся свои арбалеты. И сказали они тогда своим коннетаблям[175], что не готовы ни к каким боевым предприятиям. Эти слова дошли до графа Алансонского, который был крайне разгневан и сказал: «Приходится обременять себя таким сбродом[176], что подводит нас при сильной нужде!» Пока эти слова распространялись (по войску), а эти генуэзцы собирались и выступали, прошел дождь, на диво частый и сильный, и громко гремел гром, и ужасно сверкали молнии. А перед дождем над обоими войсками во множестве долго летали вороны. После всего этого небо начало проясняться и вышло яркое солнце, светившее французам прямо в глаза, а англичанам в затылок.
Когда генуэзцы все собрались вместе и должны были сблизиться с противником, они начали вопить – на диво очень громко, чтобы испугать англичан, но те не сдвинулись с места и не показывали виду, (что испугались). Еще раз (генуэзцы) издали крик, а потом немного прошли вперед, но англичане оставались на месте, не пошевелившись. В третий раз они издали крик громко и четко, и пошли вперед, и натянули свои арбалеты, и начали стрелять. И английские лучники, видя, что происходит, сделали шаг вперед и затем стали пускать стрелы во множестве, и те так густо посыпались на генуэзцев, что казалось, будто пошел снег. Генуэзцы – которые никак не готовы были к встрече с такими лучниками, как англичане, когда ощутили на себе эти стрелы, которые поражали у них руки, головы и губы, были тотчас разбиты. И многие из них перерезали тетивы своих луков, а некоторые бросали их на землю; так они начали отступать.
Между ними и англичанами[177] стояли конные латники, наблюдавшие за действиями и атакой генуэзцев. Так что, когда те попытались отступить, то не смогли (это сделать). Ибо король Франции, крайне разгневанный, когда он увидел их беспорядочное построение и то, что они потерпели неудачу, так приказал и сказал: «Немедля, немедля убивайте весь этот сброд: они нам мешают и преграждают путь без причины». Латники стали избивать их, и многие при этом спотыкались и падали среди них, и уже не поднимались. И в самую гущу давки стреляли англичане, поражая людей и коней – не пропадал даром ни один их снаряд[178].
Итак, что нового или иного ввел Фруассар в данной версии своего труда:
- четко озвучен мотив нежелания генуэзцев идти в бой (усталость от долгого марша);
- арбалеты здесь несут на марше сами генуэзцы, которые к тому же маршировали в броне;
- упоминаются «коннетабли» арбалетчиков (но исчезает их общий начальник);
- появляется граф Алансонский со своей громкой фразой о бесполезности генуэзцев;
- пороховая артиллерия более не значится;
- оправдание в виде промокших арбалетных тетив в этой версии исчезает;
- вопли при атаке генуэзцами издаются системно, трижды;
- при описании последствий расстрела английскими лучниками арбалетчиков вводится сравнение с падающим снегом, но нет уже сопоставления арбалета и лука в скорострельности;
- снова появляется приказ короля Филиппа начать избиение генуэзцев, но что стоит подчеркнуть – ни раньше, ни теперь, ни потом (в «Римском манускрипте») причиной решения короля становится не обвинение генуэзцев в «измене», а их банальное местонахождение «на пути» у наступающей кавалерии.
Здесь же впервые вводится мотив перерезанных тетив – разбитые арбалетчики не только бросают свое оружие (об этом Фруассар уже писал раньше), но теперь еще и режут тетивы на нем. Зачем это нужно было делать? В историографии отмечают, что это не только бессмысленно, но и нелегко проделать[179]. Однако, есть несколько исторических примеров того, как арбалетчики, не имея более возможности стрелять (либо истратив болты), перерезали тетивы на арбалетах (чтобы ими не воспользовался противник) и бросали оружие, сами отступая. Так, например, в 1304 г., при Монс-ан-Певеле, «когда арбалетчики закончили свою работу, и конные французские баталии, велев своим арбалетчикам отступить назад, устремились на фламандцев в ложном нападении, арбалетчики гентские и все прочие, кроме брюггских, перерезав тетивы на своих арбалетах, эти арбалеты побросали под ноги коням, на которых восседали французы, и пристроились к рядам своей баталии»[180]. То же фламандские арбалетчики проделали при Куртрэ (1302), предварительно расстреляв боеприпасы, – об этом сообщает Лодевийк ван Вельтем, работавший в 1310-х гг.[181]
«Римский манускрипт»:
Когда король Филипп подошел поближе к тому месту, где стояли англичане, он остановился, но не стал откладывать сражение и громко заявил: «Клянусь моей душой и моим телом, я вижу моих врагов, но я желаю сразиться с ними. Пускайте вперед этих г