— Это кожа, — с каменным лицо проговорила Амелия. — Там, в углу, это сброшенная кожа, как у змеи.
— Ясно, — Берт отступил и закрыл дверь в ванную. Амелия натянула перчатки и прошла дальше, выверяя каждый шаг, стараясь не наступить ни на одну из маленьких вещей, разбросанных по всему полу, и не попасть во что-либо мерзкое на ковре или паркете.
«В чем заключена человеческая слабость? В ограниченности природы и неизбежном конце. Наше могущество в возможности шагнуть дальше. Я стал совершенством. Я достиг вершины, приняв себя, единого во многих лицах. Я потерял страх. Мне нужна лишь энергия, чтобы вырваться отсюда.»
— Эта запись без даты и сделана от руки, — прокомментировал Берт, неотступно следуя за Амелией. — Сразу после нее есть еще одна:
«[Нет уверенности в дате, веду записи более четырехсот дней]
Не могу поверить в то, что писал сам. Не могу думать. Кажется, сейчас оно заснуло. Пока есть возможность, пытаюсь позвать на помощь. Не хочу, чтобы подобное существование продолжалось. Коэн согласился провести эвтаназию, если потребуется. Он близко. Надеюсь, мне не придется слишком долго ждать.»
Лицо Амелии переменилось, ее длинные тонкие пальцы вцепились в куртку Берта и недоверчиво потянулись к листку бумаги. Затем, бесчувственно опустились. На мгновение она опустила лоб на свой кулак, сжимающий руку Берта и глухо произнесла:
— Мне кажется, нам нужно проверить подвал. В таких домах еще бывают подвалы, — Амелия выпустила из пальцев его рукав и быстро отвернулась.
Берт предпочел согласиться молча. Читая отчет Кравчека, он отметил дрожь в коленях — то был не страх, который мог бы быть естественным в данной ситуации, а возвращение вчерашнего недомогания. Кроме того, то ли от странного сладковатого запаха, царившего в доме, то ли от застоявшегося воздуха, Берта начало мутить. Он только собирался сообщить об этом Амелии и предложить уйти, когда девушка уперлась ногами в пол в попытке сдвинуть тяжелое кресло.
|
|
— Оно стоит на каком-то люке, — сквозь зубы выдавила Амелия и Берт поспешил ей на помощь. Квадратную дверь с черной окантовкой и круглым кольцом в виде ручки вряд ли планировали скрывать от посторонних глаз. Под креслом обнаружился крупный навесной замок — вскрытый, с погнутой скобой.
— Не уверен, что нам стоит спускаться вниз, — он носком ботинка отшвырнул в сторону бесполезную железку.
— Ага. Постой здесь, хорошо? — Амелия обеими руками вцепилась в кольцо люка и подняла крышку. Ее встретили шаткие на вид ступеньки и проем черноты, но ни секунды не колеблясь, она свесилась вниз, включив с запястья вживленную систему.
Берта качнуло.
— К сожалению дополненная реальность в руке и в глазах не располагает встроенным фонариком, а ваша знаменитое «ночное видение» не поможет при полном отсутствии света. Эй, смотри, — он включил телефон и посветил вниз. Амелия нехотя выползла обратно. — И какого черта ты рвешься туда в одиночку?
— Я… я заметила, что ты не совсем здоров, — она обхватила себя за плечи.
— Но туда обязательно нужно сунуть нос, да? Подожди здесь, — вопреки недомоганию, Берт чувствовал легкость в голове и в плечах. Они уже успели обследовать кухню — склад набитых черных пакетов с мусором, одноразовой посуды в дорогих почти антикварных шкафах и техника под слоем пыли. Однако, стойка с ножами рядом с раковиной выглядела новой и почти чистой. С самым крупным тесаком наперевес, Берт вернулся назад:
|
|
— Было бы лучше найти топор, но и так сойдет, — он бросил Амелии телефон с фонариком и подмигнул ей, покрепче перехватив нож, — удачи нам!
Ступеньки скрипели в такт шагам. Свет фонаря освещал путь сверху и чуть позади. Они шли молча, но Берт слышал неровное дыхание Амелии. Для подвала спуск в прямоугольной шахте занял слишком долго. Еще одна дверь, привычно открытая еще до них, и влажный запах земли. Жужжание усилилось, в ноздри ударил навозный запах вместе с чем-то резким, говорившим о подсобном помещении в школьном кабинете химии. Рассеянный белый луч с телефона отразился в пробирках и колбах, на погасшей спиртовке и пластиковой мензурке. Стол с препаратами стоял прямо напротив входа, и прямо за ним туннель сворачивал за угол, где в щепках валялся разбитый системный блок с периферией и тускло мерцающий монитор. У самой стены вновь валялась старая кожа, мятая и особенно грязная.
Обернувшись к Амелии, Берт кивнул и медленно переступая по теплому деревянному настилу прошел вперед, перешагивая через разбитое стекло перегонных сосудов. Амелия прикрыла рукой свет, лишь тонкой полоской указывала Берту путь.
Первое, что оба они увидели, — нечеловечески большая тонкая кисть. Мраморно-белая рука покоилась на полу, протянувшись к выходу. Пятно света медленно проскользнуло по коже вверх, словно следуя карминовой сетке капилляров, но наткнулось на толстую цепь, обвитую вокруг верхнего плечевого пояса. Скудное освещение не могло полностью охватить лежащее на полу тело, но невозможно было пропустить длинный мускулистый торс с дополнительной парой рук приблизительно на середине, причем если верхние руки казались жилистыми и сильными, то нижние — не уступая в сложении — выглядели куда изящнее, почти женственно. Из-за прижатых к груди коленей невозможно было точно определить пол существа: с равным успехом изгибы тела могли принадлежать и женщине, и мужчине. Ступни и нижняя часть бедер терялись в темноте. Цепи оплетали тело неровным узлом, впившись в мягкую плоть — на звеньях мерцали следы засохшей крови.
|
|
Будто пересиливая себя, Амелия направила свет к голове и Берт крепче перехватил рукоять ножа, выставив вперед свободную руку. На обнаженной длинное шее зияла рваная рана. Выше нее с гудением клубились языки бордового газа с ярко-желтыми прожилками, достаточно плотного, чтобы очертаниями напоминать лысую человеческую голову с черным провалом на месте лица.
Стоило только черном провалу поймать самый слабый отблеск, как пятно пришло в движение. Гудение стало громче, а в чернота приобрела глубину, а затем и текстуру — вместе с этим тело начало двигаться: первой вытянута рука выгнулась локтем вверх, упершись всеми пятью пальцами в пол. Верхние руки задергались из стороны в стороны, звеня цепями. Длинная шея, а потом и неожиданно гибкое туловище изогнулись как гусеница и подтянулись вперед, упираясь нижней парой рук в пол. Цепи натянулись, колени задергались как ходули, звенья цепей настолько глубоко врезались в тело, что туго натянутая кожа лопнула и на стену брызнула кровь.
Амелия вскрикнула, но не выпустила телефон. Берт отступил, не в силах оторвать взгляда от извивающегося создания. Оно достаточно напоминало человека, чтобы его движения были настолько нереалистичными и чуждыми самой природе, что один только вид конвульсий существа вызывал отторжение и почти физическую боль.
Стремительно светлея текстура на черном пятне головы приобрела черты лица. Нос, губы, рот и глаза — Берт с нарастающим ужасом узнал Амелию. Новоприобретенный рот существа раскрылся и из горла вырвался дикий нечеловеческий вопль. Почти оглохшего Берта из оцепенения вывела настоящая Амелия, изо всех сил ударив его по плечу. Она почти потащила его прочь, обратно к лестнице, когда сильная конечность их верхней пары рук выбила из стены штырь и цепь с размаху врезалась в пол в каком-то метре от них. Берт выронил нож, схватил Амелию и бросился наверх. Не помня себя, он захлопнул крышку люка, сдвинул обратно кресло, и уже вместе они вылетели из дома Кравчеков на улицу, прямо на жарко палящее солнце.
Ноги не выдержали и Берт осел на землю. Его заметно трясло, изо рта сочилась слюна, он чувствовал, как из живота к горлу подкатывает желчь. Он поднял глаза к небу въевшимся в подкорку движением, словно пытался опять рассмотреть в дыре наверху силуэт спасателей. Здесь не было слышно ни постоянного жужжания, ни крика, но звуки все еще отдавалась эхом в черепе.
— Пойдем, — Амелия обхватила его за плечи и помогла встать. Его занесло на бок, он сплюнул, чувствуя горечь на языке. — Пойдем Берт, тебе нужно в больницу.
Она была почти такая же бледная как существо внизу, но в ее глазах было слишком много жизни и заботы, чтобы Берт когда-либо мог их перепутать.
— Сюда нужно вызвать полицию, — он вытер губы тыльной стороной ладони, и вскрикнул от неожиданной боли в кистях и в отростках крыльев. Кожаные перчатки неожиданно показались тесными практически до уровня пытки. Не помня себя, он принялся стягивать их, роняя на землю. Амелия подобрала их и подставила ему плечо, практически потащив на себе прочь со двора. Несколько томительных минут в полубреду, поднимая и опуская ноги, Берт очутился на заднем сидении своего автомобиля. Раскрасневшееся лицо Амелии мелькало перед глазами вместо галлюцинации, а ее тонкие руки шарили по его телу в поисках ключа от машины.
— Потерпи, пожалуйста еще немного, — ее прохладная рука легла ему на лоб, а мягкий оранжевый свет от запястья пролился в глаз. Хлопнула дверь, машина газанула и резко тронулась — Берт чуть не упал, ему пришлось упереться пальцами в сиденье и зашипеть от резкой боли в натянувшейся коже. Амелия обернулась к нему и затухающим сознанием Берт вновь услышал ее голос: — …но сейчас мне нужна твоя помощь, Грегор. Берт, мы очень скоро будем в больнице. Очень скоро!
Ее лицо исчезло и вместе с ним сознание Берта погрузилось в темноту.
Глава 3
Цветные пятна под веками сформировались сначала в знакомый голос, а потом в глаза, большие и яркие. Берт попытался улыбнуться, успев подумать, что был бы рад просыпаться каждый день своей жизни и видеть перед собой эти глаза. А потом он разобрал, что она говорит:
—...началось осложнение. Я прошу тебя ни о чем не беспокоиться, с тобой все будет в порядке. Тебе нужно сейчас думать только о том, что ты хочешь поправиться. Слышишь меня? Моргни, если слышишь.
Он попытался повернуть голову и оглядеться, но за ореолом светлых легких волос зрение отказало, и он послушно закрыл и открыл глаза.
— Я все время буду с тобой, — ее рука — взмокшая, но теплая, — крепко сжала его ладонь. Берт машинально отметил, что больше ему не больно от прикосновений. Голос Амелии истончился и вновь пропал. Он еще видел ее глаза, или, может быть, чувствовал, но весь остальной мир заполнили огненные светлячки. Спустя немыслимо долгий промежуток времени светлячки развернулись и полетели прямо на него, сжигая его кожу и кости до углей. Берта трясло, но в глубине его сознания обещание Амелии продолжало тускло искриться, помогая не сойти с ума от постоянного жара.
Потом стало холодно. И сквозь полузакрытые веки Берта видел врача, но только до плеч, — его или ее лицо постоянно ускользало.
— Сейчас он поглощает энергию настолько быстро, что ранит сам себя. Рано или поздно, ему получится найти баланс, но… — дальше Берт опять не услышал.
«Какого черта, док» — Хотел сказать он и потянулся вперед. Ему показалось, что его ладонь почернела, а кожа слезла с костей крыла.
* * *
Колеса инвалидной коляски скрипят самым естественным образом. Этот скрип намертво прилип к ним, куда больше, чем пульт управления или сами больные. Вполне возможно, что коляски навсегда поселились в отдельном мире, полном темных коридоров с обшарпанными стенами и зарешеченных окон, где они могут ездить в тишине и одиночестве, пугая случайных заблудших путников и зрителей кино. А современным средствам передвижения давно пора придумать отдельное название.
Амелия выкатила Берта на крышу больницы совершенно бесшумно, как будто всю жизнь это делала. Над ними стремительно пролетали оранжевые облака и утренний свежий воздух морозил горло, легкие и прочищал голову. Что происходило внизу не интересовало обоих.
— Это самый лучшее врачебное предписание, которое я когда-либо получал, — Берт почти весело вытянул ноги в больничных тапочках, закинул руки за голову и обернулся к Амелии. Почему-то холода он не ощущал. — По-моему, меня вполне можно выписывать и не возить принимать солнечные ванны.
Она зябко поежилась, запахнув короткий белый халат. В стенах больницы он был обязательной формой даже для научных сотрудников.
— Вот когда я соберу достаточно сведений о том, что твориться с твоим организмом и буду уверена, что ты неожиданно не свалишься в обморок, тогда и пойдешь отсюда. Ясно? — ее твердый палец уперся ему в голову. — Всего два дня прошло, и ты только вчера пришел в себя!
— Зато чувствую я себя отлично, — Берт поднял передние колеса и крепко ухватился за задние руками, удерживая баланс. Крылья и перепонка от ребер помогали держать равновесие.
— Если ты упадешь и сломаешь что-нибудь, то проведешь тут еще дольше. — Деланно равнодушно Амелия достала планшет и принялась писать что-то карандашом, — Разве что головой ударишься. Тогда ты даже не заметишь.
Коляска с лязгом опустилась. Берт предпочитал сидеть, чтобы больничная одежда не распахивалась на нем, да и Амелия становилась невыносимо едкой и насмешливой, когда он пытался действовать против правил госпиталя и ее лаборатории.
— Мне кажется, ты должна мне свидание, — сообщил он, разворачивая к ней коляску. Лучи солнца осторожно перебрались через край крыши и бросились на другой конец. — Это придаст мне мотивацию для выздоровления.
— Для этого тебе действительно нужно сначала поправиться. А пока твои изменения будут проходить под моим присмотром, и на свидание придет детектив. Бедный, бедный Берт, — она присела рядом с ним, сложила руки на ручку коляски и опустила на них подбородок. — С ним действительно придется поговорить. Я говорила, что ты знаешь столько же, сколько я, но они так и не отстали. Прости.
Тонкие лучи солнца вскарабкались вверх по колесам и шинам инвалидной коляски, отразились от новенькой хромированной стали, пробежались по коленям Амелии, ее халату, рукам и застряли в волосах. Внутри Берта разгорался настоящий жар, хотя ему показалось, что ручки коляски стали холоднее.
— Этого можно было ожидать. Поехали назад?
Напротив двери больничной палаты 7-19 их ожидал герр Лютцев. Высокий и нервный, его желтые кудри подпрыгнули вместе с ним, едва он увидел коляску Берта.
— А меня попросили в-выйти...
Амелия сдвинула брови и распахнула дверь. За ней поджидал молодой человек, которого вполне можно было принять за полную противоположность солнечному утру — настолько мрачные тона преобладали в цветах его костюма.
— Следователь Чапек, — сквозь зубы выдавила Амелия и через силу улыбнулась. — Какой сюрприз.
Слишком молодой чтобы быть детективом мужчина с модной прической и редкой щетиной на подбородке оторвался от шкафчика и вытащил руки из карманов брюк. Он что-то сказал, очень тихо и невнятно, но Амелия выслушала с потемневшим лицом.
— Постарайтесь не перевыполнить свои обязанности, — сухо ответила Амелия, с нажимом на «не перевыполнить». — Как в прошлый раз.
— Я так полагаю, это ко мне? — с боевым настроем Берт тронул колеса и проехал чуть вперед. Амелия встретилась с ним взглядом только на мгновение и тут же отвела глаза в сторону.
— Герр Лютцев, — Амелия взяла второго пациента под руку, — у нас с вами были назначены несколько тестов и, насколько мне известно, вы свободны с утра. Почему бы нам не заняться этим сейчас?
— Ка-ак скажете, мисс Руссо… — герр Лютцев понуро потащился за ней, а Амелия, кажется, на прощание все-таки взглянула на Берта.
Он вкатился в палату мимо темного силуэта детектива, втайне надеясь проехаться колесом по его лакированным ботинкам, и остановился рядом со своей кроватью.
— Доброе утро, мистер О’Салливан, — все еще тихо, но куда более отчетливо заговорил следователь на английском с заметным восточно-европейским акцентом. — Следователь Грегор Чапек.
Форма его лица чем-то напоминала козлиную морду — кроме того, его челюсть иногда двигалась так, будто он что-то жевал, не разнимая тонких аккуратных губ. Берт ощутил необъяснимое желание сломать детективу Чапеку челюсть, или хотя бы длинный острый нос.
— Меня вы уже знаете.
— Мм, да… да… Ваше имя мы знаем, — Чапек сцепил руки перед собой в замок и приблизился к креслу Берта, словно отмеряя ведомое только ему нужно расстояние. — Нам требуется, чтобы вы описали как можно более подробно, что вы видели в доме Себастьяна Кравчека. Прошу прощения, если ментальное возвращение в это место будет для вас болезненным, но для положительных результатов расследования, я вынужден настаивать на полном и детальном рассказе. Пожалуйста, приступайте.
И он уставился на Берта неподвижными круглыми глазами. Берт пожал плечами и принялся рассказать. Амелия предупредила его, что «по официальной версии» к Кравчеку они не вламывались — это она хотела навестить известного ученого, а Берт сопровождал ее по-дружески и, возможно, как журналист.
— Не беспокойтесь, — следователь Чапек внушительно улыбнулся, когда Берт закончил говорить. — Со временем вам станет проще вспоминать об этом. Со временем, вы забудете и сможете двигаться дальше.
На кисти Грегора Чапека, чуть выше основания большого пальца набух крупный круглый нарост. Примерно по центру в нем появилась щель и на руке следователя медленно открылся еще дополнительный глаз.
— Я хочу, чтобы вы рассказали, как выглядело существо в подвале.
— Да… да, конечно, — Берт зачарованно уставился на глаз, и заплетающимся языком принялся перечислять запавшие в память детали, не в силах остановиться. Вялотекущим разумом он пытался понять, что происходит, и почему на руках следователя появляются глаза, но никак не мог прервать диалог.
— Две пары рук. Цепи на теле. Да, голова. Почти отсутствующая голова, — кивал следователь. — Абсолютно ужасающе для нормального человека видеть обезглавленное тело. Не так ли?
«Обезглавленное тело? О чем это он?» — безвольно подумал Берт, продолжая смотреть в глаз на руке Чапека. Очень медленно в сознании Берта чудовищный образ нечеловеческого сознания изменился на неподвижное мертвое тело, вполне человеческое, хотя и с отрубленной головой. Еще несколько секунд он сопротивлялся навязанным ненастоящим воспоминаниям, но сдался и поверил, позволив себе забыть о монстре, чья газовая голова копировала чужие облики.
Глаз Чапека на тыльной стороне ладони закрылся и исчез под кожей.
«Странное существо в подвале... Почему я не могу вспомнить, как оно выглядело? Я рассмотрел его до мельчайших деталей.»
Возвращаясь мыслями в подвал, Берт вспоминал только темноту, и труп старика без головы в инвалидной коляске.
— Обезглавленное тело? — переспросил Берт, быстро моргая и кивнул: — Да уж, мне всякое доводилось видеть, но труп с оторванной головой — впервые. То еще зрелище, в новостях лишний раз не мелькнет, у многих нервы послабее меня. А тут еще новая фаза изменений началась, — Берт приподнял руки-крылья, и почти обыкновенный двуглазый следователь понимающе кивнул.
— Мы обязательно постараемся найти того, кто это сделал. Кхм. А теперь, давайте поговорим о вашем знакомом, Джемале Фаруке. Должен сообщить вам, что он был вынужден срочно вернуться домой. Проблемы со здоровьем у близкого родственника.
— Понимаю, — согласился Берт, в глубине души недоумевая, отчего об этом должен был сообщать ему следователь, однако, ни минуты не сомневаясь в правдивости информации. Поверить в это оказалось даже легче, чем обезглавленное тело в подвале.
Разговор завершился довольно быстро. На прощание Чапек скупо пожал трехпалую руку Берта, кивнул ему и чеканя шаг вышел из палаты.
Больничный альбом Берта О’Салливана, который он вел на протяжении трех месяцев под наблюдением старшего научного сотрудника Амелии Руссо. Альбом обнаружен в уцелевшем кабинете старшего научного сотрудника Руссо, в ящике стола среди личных вещей. Из-за полученного ущерба, ящик открывается без ключа. Кроме альбома обнаружена маленькая шкатулка с драгоценностями, распечатанный конверт с письмом со следами крови, обручальное кольцо, портретная фотография Берта О’Салливана и диск с поврежденной музыкальным альбомом. Запись восстановить не удалось.
Письмо в конверте с отпечатками крови написано Петером Коэном и адресовано членам общества Круга. Содержит критическую информацию о создании измененных, а также мнение о целях Льва Тарновского. Передано в архив для оценки.
Содержание альбома:
Страница первая, вклеена черно-белая фотография.
На снимке мужчина около тридцати лет, голова наклонена вниз, черные волосы со лба падают на глаза. Обнажен по пояс, для своего роста невероятно худ и жилист. Руки разведены в стороны, от кисти конечность продолжается на длину примерно сорок сантиметров в окончание крыла. От окончания конечности к ребрам тянется жесткая кожистая перепонка. Кое-где на руках виден темный пух.
Страница вторая, вклеена черно-белая фотография.
Тот же мужчина, руки опущены, окончания крыльев плотно сложены вдоль запястья и достают до локтя. Перепонка сложена в районе подмышек.
Страница третья, вклеена черно-белая фотография и рентген.
Увеличенная фотографии трехпалой кисти. Ногти узкие, темные, слегка загнутые, по-видимому, значительно крепче человеческих. Из-за недостатка веса можно рассмотреть мышцы и сухожилия. Рядом прилагается рентген кисти примерно в той же позиции.
Несколько страниц утеряно.
Фотография стандартной больничной палаты на двоих. На койке ближе ко входу располагается Берт О’Салливан, его обследует сотрудник больницы, не попавший на снимок полностью, в силу чего неизвестный. На второй койке под одеялом сидит второй пациент, ровесник О’Салливана, известный как герр Лютцев. На снимке он читает неустановленную книгу. Рядом с его кроватью пустая тумбочка.
Следующая страница, портретная профессиональная фотография.
Молодой мужчина в больничной одежде, светло-русый, волосы вьющиеся, глаза голубые. Робко улыбается. На верхней губе недавно заросший шрам, также отсутствует часть уха.
Подписано: сокамерник.
Из приложения к альбому: Герр Лютцев — бывший сотрудник Баварского леса, с подходящими для специальности способностями. Проведя определенное время с каким-либо животным, будь то олень или медведь, он полностью лишал их всякой свободы воли. Любое их движение становилось продолжением нервного импульса герра Лютцева: если он желал поднять руку, тут же поднималась его собственная рука и соответствующая конечность подчиненного существа. Его навыки немало помогали ветеринарам, пока собственное тело Лютцева не начало разрушаться от неустановленной болезни. После этого он переехал на лечение в экспериментальную больницу для измененных компании «Офелия».
Автор приложения неизвестен.
На нескольких страницах далее фотографии оторваны или вырезаны. На одном из разворотов коллаж из цветных снимков.
В центре селфи Берта О’Салливана и Амелии Руссо; мужчина обнимает женщину, ее голова у него на плече. Локацию по фону опознать не удалось. Цвет волос О’Салливана заметно отдает красным, особенно под солнцем — судя по всему, его изменения здесь продвинулись достаточно далеко. Присутствующая на фотографии рука полностью покрыта пухом и частично перьями.
Ряд снимков руки-крыла О’Салливана, отсортированных по датам, от начала исследования до заключительных этапов. Сняты с одного ракурса в цвете. Представлен рентген кисти, грудной клетки и позвоночника в завершенной стадии.
Из приложения к альбому: Как правило, измененные редко проходят через значительные болезненные стадии в своей эволюции, однако данный случай отличается от прочих, в связи с чем были предприняты необходимые меры. Наблюдения продолжаются, кроме цвета волос, второе изменение не вызывает значимых отклонений, однако лишает субъекта возможности использовать первое (отсутствуют, или остаются заблокированы рефлексы, необходимые в полете).
Страница заштрихована черным фломастером, в углу фотография телевизора из палаты больницы. Идет репортаж с задержания Петера Коэна.
Подписано (белым маркером поверх черного): больной ублюдок (?)
Из приложения к альбому: Петер Коэн был задержан в сентябре <...> года, в качестве обвиняемого по делу об убийстве Себастьяна Кравчека. Бывший нейрохирург Петер Коэн родился в небольшом городе под Прагой, поступил в медицинский университет в Кракове, Польша, где и работал, но после утраты лицензии переехал на родину матери в Любек, где поселился в полученным по наследству доме. Исчерпав свои сбережения Коэн оказался вовлечен в преступную организацию в качестве подпольного хирурга. Помимо этого, Петер Коэн подозревается в совершении не менее пяти убийств мужчин и женщин. Преступник знакомился с жертвами в клубах или барах, представляясь скульптором и приглашал к себе домой под предлогом демонстрации коллекции статуэток. После совершения убийства, Коэн реконструировал тела своих жертв, в основном пытаясь устранить их изменения и собрать обычный человеческий облик.
Несколько страниц с профессиональными фотографиями обычных осенних пейзажей Берлина и пригорода, включают в себя несколько снимков Амелии Руссо. На одной, частично порванной и заново склеенной фотографии, Руссо и О’Салливан стоят вместе, целуются.
Подписано (на месте подписи бумага частично соскоблена): Через это стоило пройти, чтобы встретить тебя.
Заключительные страницы отсутствуют и утеряны. В альбом вложена папка с записями старшего научного сотрудника Руссо на смеси английского, французского, немецкого и чешского языках, что простительно в силу ее происхождения, но трудно поддается расшифровке.
* * *
Перья на крыльях Берта должны были полностью вырасти к концу весны, но до тех пор Амелия уговаривала не пытаться взлетать — хотя бы не в такую мокрую погоду. Достойное кисти импрессиониста небо самых грозных синих, сиреневых и фиолетовых тонов своевольно выплясывало над городом в неположенное время года сверкая молниями без грома и проливая скупые слезы на промерзший асфальт. На фоне неба больница выглядела почти успокаивающей — к ней Берт успел привыкнуть настолько, чтобы считать почти вторым домом. Он нашел глазами окна кабинета Амелии на шестом этаже, но свет в них не горел. Пальцы сами нашарили в кармане бархатную коробочку с кольцом. Кожаные перчатки скрипели от каждого движения, и Берт закрыл глаза, глубоко вдыхая озоновый запах ранней грозы.
Охранник на входе приветливо кивнул — Берт нередкий посетитель. Сразу за турникетом на проходной пришлось вжаться в стену, уклоняясь от несшейся к лифту каталке. Из-под кислородной маски из голубых складок белья мелькнуло бледное лицо девушки в ореоле мягких золотистых волос, рассыпавшихся вокруг головы.
Лифт с чавканьем проглотил каталку с санитарами, сверху невыносимо медленно начали загораться цифры этажей, и Берта на мгновение захватила чужая гонка со временем. Он следил за цифрами, пока не зажглась семерка и лихорадочное перемигивание наконец остановилось. Мелодично звякнул пассажирский лифт. Берт тряхнул головой и заставил себя войти в кабинку. Это был один из тех современных лифтов, в котором практически не чувствовалось движение вверх или вниз, хотя это справедливо лишь для обычных людей, у которых не развилось чувство баланса, свойственное большинству летающих существ на земле. Однако сейчас толчок заставил желудок Берта неприятно упасть в низ живота. За стенками кабины что-то лязгнуло, и лифт пополз вверх со скрежетом, тускло подмигивая лампочками по пути, а остановившись он еще долго думал прежде чем открыть двери и выпустить единственного пассажира.
Привычного яркого света дневных ламп в коридоре не было, вместо него откуда-то просачивалось сумеречное свечение. На этаже располагалось исследовательское отделение больницы, пациенты только из экспериментальных групп, врачи в основном частной практики, но даже глубокой ночью здесь не было совсем пусто. Цветок в огромном горшке у информационной стойки неприветливо уставился на Берта, пока он пытался разглядеть фамилию Амелии напротив назначенного кабинета. С тяжелым ударом рубильника в коридор вернулся свет, но красный и какой-то больной. Рев сирены сверху разорвал тишину и практически мгновенно из-за поворота донесся тяжелый топот ботинок. На Берта выбежали два солдата в черной униформе химзащиты. Один задержался на мгновение, всучил Берту маску и выразительно пихнул в сторону лестницы, ткнув пальцем в толстой перчатке на пол. Берт кивнул и проводил солдат взглядом, прижав маску к лицу, а потом рванул к двери кабинета Амелии, на ходу пытаясь набрать ее номер на крошечных кнопках мобильника.
Он все равно не смог бы услышать звук сигнала, звонящего у нее в голове, но прильнув к двери кабинета, Берт пытался различить хоть какой-то признак Амелии сквозь вихляющий вой сирен. От удара плечом о дверь что-то хрустнуло. Лебедь может сломать человеку руку взмахом крыла, но веса Берта все равно не хватало, чтобы петли из косяка. Сирены прервало механическое сообщение из внутреннего радио:
— Немедленно покиньте здание больницы! Это не учебная тревога, повторяю, это не учебная тревога! Немедленно покиньте здание больницы!
Сигнализация отключилась и Берт ворвался внутрь. Кабинет был пуст. Несколько перевернутых стульев валялось на полу. На автоответчике рабочего телефона последние сообщение было получено всего полчаса назад и Берт, почти не задумываясь щелкнул по клавише повтора воспроизведения.
— Доктор Руссо, герр Лютцев потерял вторую почку, мы должны провести операцию сейчас, иначе потеряем его. Я запросил тело, но подходящее нашлось только в соседнем госпитале. Нам требуется ваше присутствие сейчас…
Не дослушав до конца, Берт выбежал в коридор, на лестницу, но направился не вниз, а вверх, откуда солдаты химзащиты только что пытались вывести прочих больных. Он прекрасно знал герра Лютцева, деля с ним одну палату на протяжении почти полугода, и не нуждался в подсказках карты.
К счастью, запечатанные двери на седьмой этаж не предполагали необходимость баррикады и еще один замок пал жертвой варварского вторжения. Пустой и темный коридор промелькнул мимо и Берт ворвался в свою бывшую палату, отмечая про себя, что совершенно не знает, чего ждать.
Здесь было тесно.
Единственным источником света служил прожектор за окном; от его холодного света все цвета превратились в оттенки голубого. Очень бледный герр Лютцев стоял, прислонившись спиной к стене и выставив перед собой руку с костылем. Одной ноги у него было, кожа на конце культи висела бахромой. Несколько капель крови упали на пол прямо на глазах Берта.
Ближе всего к герру Лютцеву стояли три охранника, и все они странным образом в точности повторяли его позу: слегка присев и выставив трясущуюся руку перед собой. У одного охранника медленно укорачивалась опущенная рука, почти бескровно, как и нога Лютцева.
Несколько врачей сгруппировались у стены — их было трудно разглядеть в тени, но все они выставили перед собой левую руку, кроме одного: тот лежал на границе голубого света, полностью лишенный ног.
Путь перегородила каталка с девушкой, которую Берт видел внизу. Даже она держала руку вытянутой вверх, хотя продолжала лежать и подключенный к ней монитор не показывал пульса.
Герр Лютцев попытался что-то сказать, он всхлипнул, схватился за голову и каждый комнате мгновенно повторил его движение, включая гримасу на лице и жалобные стоны. Берт успел ощутить, как его собственные пальцы касаются волос и сжимают голову.
Из группы врачей против общей хореографической группы вперед выпрыгнула фигура к охранникам и вытащила из кобуры пистолет. Несколько долгих секунд шла борьба с застежкой, предохранителем. Тонкая ладонь Амелии наставила дуло пистолета на герра Лютцева и выстрел бросил больного на пол. Каждый в комнате потерял равновесие. Многоголосый хор усилил несвязной бормотание, выговаривая напоследок:
— Боже, я… простите…
Лужа крови расплылась под искалеченным телом. Контроль возвращался к каждому постепенно. С пола кричал врач; несколько его коллег ошалело озирались, только один, наименее пострадавший, пытался помочь. Охранник тряс несуществующей кистью и матерился, перебивая других раненых. Амелия далеко не с первой попытки вернула пистолет на предохранитель дрожащими руками и отбросила подальше от себя. Она попыталась подойти к герру Лютцеву, но не удержалась на ногах и короткий путь между ними проделала на четвереньках. Белый халат и руки мгновенно испачкались в крови, Амелия щупала пульс и закономерно его не находила.
— Что ты тут…
Берт наткнулся на ее широко распахнутые глаза, наклонился и, обняв за плечи, помог встать на ноги и отойти в сторону. Она пыталась что-то сказать, но явно не могла. Кто-то заставил их выйти в коридор. За ними выставили вон каталку с девушкой, выбежали несколько врачей, чтобы вернуться с еще одной, на которой вскоре вывезли искалеченного доктора, уже переставшего кричать и истекать кровью. Вывели охранника и солдат в форме химзащиты, которых Берт в комнате не заметил.
Через некоторое время в черном мешке унесли труп.
Они продолжали сидеть молча на полу; запах крови смешался со знакомым запахом духов. Почему-то постоянно слышался скрип подошв о пол, и чей-то голос отдавал указания. Амелию трясло, и она смотрела прямо перед собой, заломив руки перед собой. Не зная, куда деть глаза, Берт смотрел на монитор каталки рядом с ними. Почему-то теперь зеленая линия равномерно взмывала вверх — показатель вполне здорового человека.
— У него не было лица… — едва слышно проговорила Амелия и схватилась за голову. Берт постарался удержать ее, но она вырвалась, отползла в сторону и ее вырвало. Она долго кашляла, и все, что можно было сделать, только предложить ей полотенце. Что-то осмысленное стало проявляться в ее глазах.
— Человек без лица у меня в голове… сказал… что я могу двигаться как пожелаю, — Амелия обхватила себя за плечи, боком прильнув к стене. — И что я сделала? Я его убила… я его убила…
Она замерла с полуоткрытым ртом, по щекам покатились слезы, она всхлипнула от недостатка кислорода и заплакала, вытираясь и растягивая рукава халата.
Берт поднял Амелию на руки и вынес из больницы. Он не знал, что ее будут ждать несколько месяцев реабилитации, долгие сеансы у психиатра, ночные кошмары, и что сам Берт все это время останется подле нее, помогая вытянуть из запутанного круга безысходности что-то похожее на улыбку. Однажды, когда все останется позади, она скажет, что Берт был для нее подобно единственному глотку воздуха в постоянно задымленном мире.
По крайней мере, все юридические разбирательства проходили через компанию, на которую работала Амелия, и ее саму не пытались привлечь к суду, и выяснить, насколько правомерным был выстрел. Удивительно, но никаких сообщений о происшествии не просочилось в новости — тогда Берт принял это с облегчением. И без того хватало проблем.
Не раз, и не два Берт будет просыпаться один и находить Амелию на балконе, забившуюся в угол. Каким-то образом, они оба не сойдут с ума.
В тот вечер он выполнял ее просьбу.
— Не оставляй меня одну, — молила она, вцепившись в его куртку.
Спустя три года
«Сигареты — это маленькие порталы в ад. Только люди хитрят, используют фильтры и умудряются не сгореть заживо.»