Хотя меня и мучило любопытство, каким же образом мой родственник Фаддель создал райские кущи на земле, что-то меня смущало. Что-то подсказывало мне, чтобы я не ехала в этот дворец, повернула назад. Но, несмотря на это предупреждение, я все же вместе с дочерьми направлялась туда. Подъехав к «Райскому дворцу», как в шутку назвал его один из наших родственников, водитель обнаружил, что ворота заперты. Привратника нигде не было. Водитель отправился на его поиски и, вернувшись, сообщил, что, заглянув в окно дома привратника, он разглядел там две босые ноги, торчавшие из-под стула.
Я велела водителю постучать в окно. И вот наконец появился заспанный привратник-йеменец и открыл ворота — мы въехали внутрь.
Хотя дорога была выложена дорогостоящей полированной плиткой, отражающей свет фар, ехать по ней было не слишком приятно — здорово трясло. Проезжая вдоль зарослей деревьев, ветки которых почти касались автомобиля, я с большим интересом смотрела по сторонам. Когда этот зеленый массив кончился, перед нами открылся вид неописуемой красоты.
Дворец Фадделя представлял собой не одно здание, как я ожидала, а ряд белоснежных павильонов. Их было пятнадцать или двадцать совершенно одинаковых павильонов с небесно-голубыми крышами, напоминавшими морскую волну, и построены они были вокруг большого павильона, создавая впечатляющую композицию.
Газон вокруг павильонов походил на зеленый пышный ковер. Яркие клумбы редких цветов искусно были разбросаны по всей территории. Вся эта палитра красок — белизна павильонов, голубизна шатров крыш, зелень травы с яркими цветами вокруг — поистине представляла собой вдохновенное и прекрасное произведение искусства.
— Дети, смотрите, — сказала я, — трава здесь такого же цвета, как мое новое изумрудное ожерелье!
— Этих павильонов больше десяти! — воскликнула Маха.
— Восемнадцать, — поправила равнодушно Амани.
— Амани, — сказала я, указывая на красочную надпись «Жеребцы», выведенную зелеными буквами на красивом золотом фоне. — Эта дорожка ведет к конюшне.
Я была немного удивлена тем, что у Фадделя имелись конюшни. Дело в том, что многие из наших родственников покупали и выводили дорогих породистых жеребцов, но я никогда не слышала, чтобы Фаддель когда-нибудь интересовался ими.
Амани наклонилась ко мне, чтобы получше разглядеть надпись, но не произнесла ни слова.
Извилистая дорога, по которой ехала наша машина, привела нас к внушительной арке из белого мрамора. Явно это был вход в главный павильон. Высокий красивый портье-египтянин открыл дверцы нашего «мерседеса» и любезнейшим образом поприветствовал нас, после чего бросился открывать огромные двухстворчатые двери, ведущие в приемный зал дворца. Портье стоял, держа двери, пока наш водитель доставал из машины подарки, приготовленные мною для этого родственника и его жены.
Довольная, что все нужные пакеты с подарками у меня в руках, я вошла во дворец. Дочери последовали за мной. На прекрасном арабском языке нас приветствовала симпатичная молодая азиатского вида женщина, представившаяся как Лейла. Она приветливо улыбалась, сказав, что мы первые гости в этот день. Она сообщила, что ее хозяйка, наша родственница Халида, скоро выйдет к нам. А пока она проведет нас в парадные комнаты.
Следуя за Лейлой, я старалась ничего не упустить из виду, так как никто из моих сестер, и даже Карим, никогда не бывали в так называемом «Райском дворце».
Нас провели по широкому коридору. Стены были покрыты бледно-желтым шелком с изысканной флористической тематикой. На ковре также были в изобилии изображены яркие экзотические цветы и многоцветные птицы. Ковер пружинил под нашими ногами.
Внезапно Амани спросила Лейлу:
— Я слышу птиц. А где они находятся?
Только тут я услышала в отдалении птичий хор.
Лейла радостно засмеялась:
— То, что вы слышите, — это запись. — Ее голос звучал так же прелестно и мелодично, как и птичье пение. — Хозяин хочет, чтобы любой звук, услышанный здесь, ласкал слух.
— А… — произнесла Амани.
Маха начала забрасывать молодую женщину вопросами — они были приблизительно одного возраста. Мы узнали, что Лейла работает в Саудовской Аравии у Фадделя и Халиды уже пять лет. Она с гордостью добавила, что очень довольна, поскольку зарплаты хватает, чтобы помогать своей большой семье, проживающей в столице Шри-Ланки Коломбо.
Амани неожиданно задала вопрос, на который я не решалась:
— Лейла, а почему у вас арабское имя?
Молодая женщина снова приятно улыбнулась:
— Меня зовут Хинду. Я мусульманка. Нашим предком был арабский моряк. — И, помолчав, она добавила: — Конечно, только мусульманам дозволяется вступать в этот рай.
Маха тихонько толкнула меня локтем, но я воздержалась от замечаний.
Длинный коридор внезапно кончился, и мы оказались в огромном круглом зале. Декоративные колонны, роскошная мебель, хрустальные люстры и часы, бесценные гобелены, невероятные зеркала и элегантные керамические панели — все вместе выглядело просто потрясающе.
Под арочными окнами, расцвеченными замысловатыми треугольниками витражей с оттенками цвета драгоценных камней, изображающих знаменитых арабских воинов в пылу сражений, стояли в ряд низкие диваны, покрытые шелками мягких тонов. Сверкающие прозрачные струи воды бежали в двухъярусном фонтане в серебряном обрамлении. Китайские фарфоровые вазы стояли в центре каждого полированного стола красного дерева с перламутровой инкрустацией на столешнице. На полу по краям толстых персидских ковров поблескивала голубая плитка.
Подняв голову вверх, я увидела великолепный плафон, который, казалось, уходит в небо в виде купола. Роспись потолка давала полную иллюзию нежных перистых облаков на фоне лазоревого неба. Дух захватывало от всего этого благолепия.
Нельзя отрицать, что мой родственник построил самый изысканный дворец, который мне когда-либо приходилось видеть. Он был даже более эффектным, чем дворец нашего короля. На мой взгляд, Фадделю удалось достичь своей цели. Навряд ли рай мог быть прекраснее этого дворца.
Лейла позвонила в маленький колокольчик и сообщила, что сейчас принесут прохладительные напитки. После чего она оставила нас и пошла доложить хозяйке, что мы уже прибыли.
Я села на обитый шелком диван и показала на место рядом с собой, в шутку сказав:
— Идите ко мне. Посидите в раю.
Маха засмеялась и примостилась рядом.
Амани строго посмотрела на нас и сказала:
— Рай не тема для шуток. — Она хмуро оглядела экстравагантную комнату: — В любом случае слишком яркое солнце превращает землю в пустыню.
Я еще раз окинула комнату взглядом, на этот раз более критическим. Амани права. Дворец Фадделя слишком уж безупречен. Слишком красив. Когда глаза видят только совершенство, даже совершенство перестает восхищать.
Вскоре в комнату вошли четыре служанки. Одна несла маленькие хрустальные тарелки и аккуратно сложенные салфетки, другие держали над головой большие медные подносы, уставленные яствами. Обрадованная, я взяла себе немного миндаля в сахаре, Маха наполнила свою тарелку маленькими сэндвичами с тонко нарезанными сырами, инжиром и черешней.
Как и следовало ожидать, Амани отказалась от всех предложенных щедрот.
Все четыре служанки были филиппинками исключительной миловидности и грациозности. Глядя на этих невероятно привлекательных молодых женщин, я подумала, что Фаддель, по-видимому, одержим идеей красоты. Казалось, он решил окружить себя только красивыми предметами, красивыми видами и людьми. Скорее всего вход физически непривлекательным людям в рай Фадделя был запрещен. Я чуть не расхохоталась от мысли, что, если главным критерием, открывающим врата рая, является красивая внешность, тогда самому Фадделю вход в него точно должен быть закрыт. Господь не даровал ему красоты.
Амани прервала мои размышления. Подбежав вдруг к окну, она закричала:
— Смотрите, на поляне пасется целое семейство газелей!
И действительно, там были четыре газели. Неужели у Фадделя еще и зоопарк?
— Мы попросим Халиду провести нас по парку, — пообещала я ей. — Возможно, увидим и других животных.
— Я хочу увидеть лошадей, — заявила Амани.
— Обязательно.
Послышалось шуршание шелка, и, подняв голову, я увидела Халиду, которая в сопровождении Лейлы входила в комнату. Я несколько лет не видела ее, но ее красота нисколько не увяла — от нее глаз было не отвести. Я порадовалась за нее: при такой одержимости красотой ее муж в противном случае наверняка развелся бы с ней.
На ней было платье, расшитое мельчайшим белым жемчугом. Ткань была зеленоватого цвета и идеально подходила к ее каштановым волосам и янтарного цвета глазам, в которых вспыхивали золотые искорки. На мой вкус, на ее от природы белом лице было слишком много косметики, но и она не могла испортить ее очаровательных черт.
Я поднялась с дивана, и мы обнялись.
— Султана!
— Халида!
Когда все положенные взаимные приветствия, пожелания здоровья, благодарность Аллаху за дарование здоровья были произнесены, Маха преподнесла Халиде наши подарки.
Халида рассыпалась в благодарностях и аккуратно отложила подарки в сторону. Затем, взяв три пакета со стола, на котором лежала гора подарков, она попросила Лейлу отнести их нашему водителю. Позже, вернувшись домой, как пояснила она нам, мы сможем их открыть.
Халида извинилась, что она одна, объяснив, что муж и шестеро сыновей поехали навестить друга, но скоро должны вернуться. Настоящим чудом было то, что она рожала одних сыновей, и уже это вызывало у многих восхищение и зависть.
Халиде очень хотелось показать нам свой дом, и мы с дочерьми с радостью последовали за ней по всему комплексу павильонов. Все павильоны состояли из нескольких комнат, где каждая была отделана невероятно красиво и являла собой произведение искусства. Моя голова пошла кругом от многочисленных деталей, которые Халида перечисляла, указывая на мозаичный пол, поясняя изображения на фресках на стенах и живописных плафонах.
Вскоре меня охватило нестерпимое желание сбежать от этого изобилия алебастрового цвета ванн, ваз с полудрагоценными камнями и шелковых покрывал. Мне не хватало воздуха и пространства, поэтому я предложила выйти на улицу:
— Я так много слышала о ваших прекрасных садах.
— Да, конечно, — любезно согласилась Халида. — Давайте посидим в саду.
— А конюшни, мама! — напомнила Амани.
Халида довольно странно отреагировала на просьбу Амани. Несмотря на обильную косметику, было заметно, что она побледнела. Голос ее задрожал:
— Амани, дело в том, что это территория только для мужчин.
— Я не мужчина. Но я люблю лошадей! — возмущенно парировала Амани.
— Амани! — строго сказала я, смущенно поглядывая на Халиду. — Нам еще многих нужно навестить, так что сегодня мы осмотрим только сад.
Я не слишком хорошо знала этих родственников, но была уверена, что мало кому приходилось встречать таких неуправляемых детей, как Амани.
— Прошу вас в сад, — ласково пригласила Халида, не обращая внимания на грубость моей дочери.
Маха заявила, что ей нужно в туалет и что она нас догонит. Выполнив свое поручение, вернулась Лейла и повела Маху в туалет.
Амани от злости надула губы, что ей совсем не шло. Когда она шла рядом со мной, я ущипнула ее за руку, давая понять, что ей не мешает укротить свой норов и прикусить язычок.
И вот Халида повела нас по широкой гравиевой дорожке, огороженной густым кустарником. У нас была возможность увидеть сад на подъезде ко дворцу, и, как я и ожидала, он оказался невероятным. По всему периметру стояли деревья, а по углам сада — яркие сплетения цветущих кустов и садовых цветов. Прогуливаясь по саду, мы вдыхали терпкий цветочный аромат.
Террасы из ампельных растений спускались к небольшим прудам с экзотическими рыбами, в многочисленных ручьях, искусно проложенных по всему саду, бежала, успокаивающе журча, вода. У меня закружилась голова.
Я увидела прелестную беседку.
— Давайте посидим, — попросила я.
— Конечно. Все что пожелаете.
Только я собиралась сесть, как вдруг Амани вскрикнула.
Где-то рядом она увидела клетки с птицами.
Я проследила за ее взглядом. Маленькие клетки, забитые до отказа птицами, свисали с веток каждого дерева.
Амани бросилась к ним.
— Халида, у вас много птиц, — сказала я, с беспокойством наблюдая, как Амани перебегает от одной клетки к другой.
Халида, словно загипнотизированная бегающей фигуркой Амани, заторможенно произнесла:
— Да. Фаддель считает, что в раю должно быть много птиц.
Даже на расстоянии я видела гнев на лице Амани.
— Амани! — позвала я. — Амани, дорогая, пожалуйста, подойди к нам.
Сжав кулаки, Амани подбежала к Халиде с криком:
— Клетки слишком тесные! И у птиц мало воды и еды!
Халида была так потрясена грубостью моей дочери, что даже не могла говорить.
— Амани, — строго сказала я, — тебе следует извиниться!
По лицу Амани бежали слезы:
— Некоторые птицы мертвы!
Я повернулась к Халиде, пытаясь загладить ситуацию.
— Не обращайте внимания на Амани. Все живые существа вызывают особый трепет и восхищение у моей дочери.
Амани посмотрела на меня с презрением, как на предательницу:
— Клетки слишком тесные! У птиц мало еды!
— Амани, я требую, чтобы ты извинилась. Сейчас же!
Пытаясь успокоить мою дочь, Халида, запинаясь, выговорила:
— Но… дорогая, ведь в раю живут птицы.
Моя дочь закричала так, что у нее на шее и лбу вздулись вены:
— Птицы в раю летают на воле!
Халида прижала руки к груди.
Амани продолжала истерично кричать:
— Я вам говорю, что они летают на воле! Птицы в раю летают на воле! Вы жестокие, потому что держите их в клетках!
— Амани, прекрати! — Я направилась к дочери, чтобы встряхнуть ее хорошенько. Ее срочно нужно было везти домой.
Халида, все так же прижав руки к груди, беспомощно повторяла:
— Но ведь правда, Амани, в раю есть птицы. Я в этом уверена.
Амани смотрела на нее с ненавистью, с презрением произнеся:
— Вы этого никогда не узнаете. Вашим мерзким глазам никогда не увидеть настоящего рая!
Потрясенная такой неожиданной агрессией, Халида потеряла сознание.
Я в ужасе наблюдала, как Амани, воспользовавшись этим, бегала от одной клетки к другой. Она снимала их с деревьев.
Стоя на коленях и пытаясь привести Халиду в чувства, я увидела, как ко мне по дорожке бежала взволнованная Маха. Она громко возмущенно кричала:
— Мама! Ты знала, что этот Фаддель держит в неволе молодых девушек? У него гарем юных девушек! Их держат в плену в одном из павильонов!
В смятении и шоке я молча уставилась на Маху.
В этот момент Маха заметила лежащую Халиду.
— Что с тетей Халидой?
С удивительным спокойствием я ответила:
— Амани оскорбила Халиду, и та упала в обморок. — Я жестом показала на дворец: — Беги и позови кого-нибудь на помощь.
— А как же несчастные девушки?
— Тише, Маха! С ними мы разберемся позже. — Я взглянула на Халиду и с облегчением заметила, что она дышит. — Иди быстрее! Приведи кого-нибудь. Скорей!
Маха побежала ко дворцу, выкрикивая имя Лейлы.
И вот во время всей этой сумятицы и безумия я вдруг увидела, что Амани выходит из сада, с трудом таща что-то тяжелое. Я не сразу поняла, что моя дочь занимается конфискацией клеток Фадделя с птицами.
— О, Аллах! — вскричала я. — Амани! Амани! Вернись!
Держа в руках столько клеток, сколько она могла унести, Амани скрылась из виду.
Глава шестая
РАЙСКИЕ ПТИЦЫ
Однажды я услышала высказывание, что мы не помним дни нашей жизни, но помним мгновения ее. Это правда, так как я и сама прожила такие знаменательные мгновения.
Я помню чувство отчаяния, когда держала голову Халиды на своих коленях. Я напряженно высматривала Маху, с нетерпением ожидая ее возвращения. Беспомощная, я наблюдала, как маленькая фигурка Амани мелькала тут и там в саду, срывая с веток клетки, набитые щебечущими птицами. Это мгновение я не забуду никогда!
Наконец вернулась Маха в сопровождении Лейлы. За ними следовали трое мужчин-египтян. Как я полагаю, эти мужчины были слугами Фадделя.
Лейла узнала об обмороке Халиды от Махи, так что сразу стала помогать мне в моих малоэффективных усилиях привести ее хозяйку в чувства. Трое мужчин молча стояли вокруг безжизненного тела Халиды, глядя на нее с беспокойством.
Тем временем Амани продолжала заниматься своим делом, решив полностью очистить райский сад Фадделя от певчих созданий. Слава богу, слуги Халиды были так заняты состоянием своей госпожи, что не замечали, что вытворяла за их спиной моя безумная дочь.
Наконец Халида открыла глаза, но, увидев мое лицо, склоненное над ней, застонала и снова отключилась. Мне трижды удалось привести ее в чувства, но каждый раз она снова теряла сознание, и я решила, что Халиду нужно перенести на кровать. Я встала и отдала распоряжение слугам:
— Поднимайте госпожу и быстрее несите ее во дворец!
Все трое мужчин в замешательстве посмотрели друг на друга и отступили назад. Их взгляд красноречиво говорил, что они считают меня сумасшедшей. В конце концов самый низкорослый из них произнес:
— Госпожа, это запрещено.
Стоя рядом с беспомощной Халидой, лежащей у моих ног, я поняла, что эти мужчины были в ужасе от самой мысли, что они прикоснутся к Халиде, хотя она и была их госпожой, но она же была женщиной.
Многие мусульмане фундаменталисты считают, что все женщины — нечистые и что если они прикоснутся даже к ладони женщины, которая законом никак с ними не связана, то в Судный день им грозит страшное наказание: их ладони будут прижигать раскаленным углем.
Поскольку считается, что Пророк Мухаммед никогда не касался женщин, не принадлежавших ему, то существует много хадисов, то есть рассказов о высказываниях и поступках Пророка. Не раз я сама слышала, как мой отец говорил, что он скорее предпочтет, чтобы его забрызгала грязью свинья, чем коснется локтя незнакомой женщины.
Не раздумывая, я бросилась к двум мужчинам, стоящим ближе ко мне, и схватила их обоих за руки:
— Сейчас же отнесите свою госпожу в дом!
Оба с выпученными от страха глазами попытались высвободиться из моей мертвой хватки. Поскольку они все же были сильнее маленькой женщины, им это удалось. С выражением ужаса и отвращения на лицах, они наклонились к земле и стали с ожесточением тереть песком руки в тех местах, где я их касалась.
Их поведение привело меня в ярость. Несмотря на то что я хорошо знала, чему учит Коран — если мужчина все же коснулся незнакомой женщины и в этот момент у него не оказалось под рукой воды, чтобы смыть грязь, он должен найти чистую землю и ею стереть грязь этой женщины, — я была оскорблена.
Тут вмешалась сообразительная Лейла:
— Подождите, у меня идея. — И она побежала в сторону дворца.
Я снова занялась Халидой. Я хлопала ее по щекам, звала по имени. Она никак не реагировала ни на мои действия, ни на слова, но когда я повернула голову, обращаясь к Махе, то заметила, что она украдкой, из-под чуть приоткрытых век посмотрела на меня. Я поняла, что Халида просто притворялась, с тем чтобы не отвечать на обвинение Амани в жестокости и в конечном счете вызвать сочувствие.
Лейла вернулась, неся одеяло, которое расстелила рядом со своей госпожой. Поскольку эти идиоты упрямо отказывались прикасаться к Халиде, Лейла, Маха и я переложили ее с травы на одеяло. После чего я приказала слугам взять одеяло за концы, но они и этого не хотели делать. Я закричала, что засажу их в тюрьму. Зная, что я принадлежу к королевской семье, они все же неохотно взялись за одеяло. Медленно, со страдальческими выражениями лиц они понесли обессиленную Халиду во дворец.
Я попросила Маху разыскать сестру, которую уже не видно было в саду, и привести ее во дворец.
Когда Халида пришла в себя и смогла уже выпить чаю, я принесла ей свои извинения за неприятный инцидент. Родственница молча пила чай, не глядя на меня. Но после моего замечания, что многие современные дети теперь нервные и неконтролируемые, она кивнула в знак согласия. До меня доходили слухи, что у Халиды были проблемы с некоторыми из сыновей, так что, возможно, она понимала, что значит иметь такого дерзкого ребенка, как Амани.
Довольно уныло попрощавшись, я вышла из дворца, не проронив ни слова Халиде о том, что птицы покинули земной рай Фадделя. Причина моего обмана была проста — я все еще лелеяла надежду, что птицы не разлетелись и я смогу их вернуть.
Когда я шла по длинному коридору к выходу из дворца, прямо мне навстречу выскочила Маха. Я схватила ее за руку. Все еще тяжело дыша после бега, она выпалила:
— Амани нигде нет, и водителя тоже!
Глубоко вздохнув, я чуть не улыбнулась, вспомнив старую поговорку, которую часто повторяла мне мама:
— Запомни, Маха: «Не важно, как высоко взлетела птица, она все равно где-нибудь да сядет». Мы найдем Амани. А с ней и птиц.
Расспросив Мустафу, портье-египтянина, я выяснила, что наш водитель помог Амани собрать всех птиц Фадделя, после чего увез мою дочь и ее незаконный груз. Мустафа добавил, что был страшно удивлен таким щедрым подарком его хозяйки моей дочери на Ид — столько птиц! Он прошептал, прикрыв рот рукой, будто раскрывал нам большой секрет:
— Мои господин с госпожой очень дорожат своими земными вещами.
Я в задумчивости посмотрела на этого несчастного человека. Он явно не вписывался в рай Фадделя.
Согласно исламу, каждый обязан подать милостыню бедным. Я давно слышала, что Фаддель, один из самых богатых из Аль Саудов, устраивал настоящие шоу из своей обязательной священной милостыни, так называемой закят (представляющий собой крохотный процент от доходов, который по закону обязан платить каждый мусульманин), но никогда не давал ни единого саудовского риала добровольно на благотворительность. Щедрость — характерная черта арабов. Конечно, прежде всего щедрости ждут от богатых, но даже и бедные арабы очень щедры, считая, что получать больше, чем отдаешь, — дурной тон.
Однако Фаддель не жалел денег на удовлетворение своих собственных желаний, хотя был чрезвычайно скуп, когда дело касалось других. Как мне представлялось, Фаддель платил своим работникам скудную зарплату и всех бедных с радостью закопал бы в песках пустыни. Такой человек наверняка потребует вернуть его птиц, на которых он потратил кучу денег.
Эти мысли проносились в моей голове, пока Мустафа договаривался с кем-то из водителей Халиды, чтобы нас с Махой отвезли домой. Как только мы сели в лимузин и покатили по улицам Джидды, Маха в нетерпении вернулась к теме о девушках из гарема Фадделя, сгорая от желания все мне рассказать.
Помня о водителе, я взглядом и легким толчком локтем сделала дочери знак, чтобы она молчала, и прошептала:
— Дорогая, обещаю выслушать тебя и постараться помочь девушкам, но сначала мы должны вернуть птиц, пока они не улетели.
Как только я ступила на дорожку, ведущую к нашему дворцу, я стала звать свою младшую дочь:
— Амани!
Трое садовников-филиппинцев, Тони, Фрэнк и Джерри, оторвались от своей работы.
— Она пошла туда, мэ-эм. — Тони показал в направлении женского сада.
— Мы помогли ей отнести туда птиц, мэ-эм, — добавил Джерри.
Ладно, подумала я, поговорю с Амани, пока слуги относят клетки в машину.
В этот момент я увидела машину Карима, которая медленно сворачивала на нашу дорогу.
Наблюдая, как он выходит из машины и направляется ко мне, я думала о том, что же сейчас будет. Он явно был в хорошем настроении после дня, проведенного с королем и другими царственными родственниками, и радостно улыбался.
Мне на мгновение стало жаль мужа, поскольку я предвидела, что скоро от его хорошего настроения ничего не останется.
Я поприветствовала его лишь взглядом, не в силах выжать из себя улыбку или какие-нибудь слова, когда он взял меня за руку.
Карим хорошо меня знает:
— Султана, что случилось?
— Тебе трудно будет поверить в то, что я тебе сейчас расскажу, — грустно произнесла я.
Во время рассказа о всех наших треволнениях во дворце Фадделя лицо Карима все больше краснело, по мере того как рос его гнев.
— И вот сейчас Амани в саду с этими птицами, — завершила я свое повествование.
Карим молча стоял, пытаясь представить последствия, которых можно ожидать от кражи его дочерью птиц у царственного родственника.
Настойчивая трель мобильного телефона прервала наши тревожные мысли, и, к моей досаде, он ответил на звонок. Было видно, что разговор ему неприятен, так как лицо его побагровело еще больше.
— Да, — ответил он спокойно, — то, что вы слышали, абсолютно верно. Да, я сейчас займусь этим вопросом. — Карим бросил на меня сердитый взгляд.
— Кто это был?
— Фаддель требует, чтобы этих чертовых птиц срочно вернули.
Я застонала. Не прошло и часа, а Фаддель уже знает о проступке Амани. Мой план быстро вернуть птиц не удался.
Тут из женского сада прибежала Маха:
— Мама, Амани говорит, что она покончит с собой, если ты заберешь у нее птиц!
Я всплеснула руками.
— Боюсь, она сделает это, — добавила трагически Маха. — Она заявила, что повесится на красном кожаном ремне.
У меня вырвался крик ужаса.
Встревоженный Карим направился в женский сад. Мы с Махой молча последовали за ним. На некотором расстоянии от нас также молча шли Тони, Фрэнк и Джерри.
Амани стояла, охраняя несколько рядов клеток с птицам. Вид у нее был решительный, глаза сверкали. Все это предвещало большие проблемы.
Карим был в ярости, но старался говорить спокойно, тщательно подбирая слова:
— Амани, у меня только что состоялся неприятный разговор по телефону с нашим родственником Фадделем. Мне трудно поверить в то, что он мне рассказал. Он утверждает, что ты, Амани, украла его птиц. Это правда, дочка?
Амани изобразила нечто вроде улыбки, хотя взгляд ее был абсолютно серьезным.
— Папа, я спасла птиц от ужасной смерти.
Карим тихо сказал:
— Знаешь, дочка, ты должна вернуть этих птиц. Они не твои.
Я не отводила умоляющего взгляда от Амани в надежде, что она согласится.
Фальшивая улыбка исчезла с лица Амани. На минуту она задумалась, а потом вызывающе отрицательно покачала головой. Четко и уверенно она продекламировала аят из Корана:
— «Вздыхая о еде, они накормят все ж и сироту, и пленника, и бедняка» (176:8). — Затем добавила уже от себя: — Правоверный мусульманин не будет морить голодом животных.
Я знала, как и каждый мусульманин, что теологи ислама едины во мнении, что под словом «пленник» подразумеваются также и животные, находящиеся в зависимости от человека, и что правоверный мусульманин обязан всякое такое существо кормить, предоставить ему кров и ухаживать за ним.
— Амани, тебе придется вернуть птиц, — твердо повторил Карим.
Задыхаясь, Амани закричала:
— Во многих клетках не было ни еды, ни воды! — Ее хриплый голос стал тише, когда она повернулась и посмотрела на одну из них. — Увидев этих прелестных маленьких птичек, я поняла, что обязана их спасти. — Указывая на скамейку, стоявшую за ней, она добавила дрожащим голосом: — Я пришла слишком поздно и не смогла спасти всех птиц. Больше десяти были уже мертвы.
Я взглянула на скамейку и поразилась, увидев многочисленные тела мертвых птиц, лежащие в ряд. На каждое крошечное тельце Амани положила веночек из только что сорванных цветов.
В глазах у нее стояли слезы.
— Я их потом похороню, — произнесла она.
Бесчувственная Маха громко рассмеялась. Ей вторили филиппинские садовники.
— Замолчите и идите отсюда! — сердито приказал Карим.
Пожав плечами, Маха ушла, но еще долго, пока она шла по тропинке сада, был слышен ее смех.
Трое филиппинцев спрятались за кустами. Я не сказала об этом Кариму, так как это были мои любимые слуги и я не хотела, чтобы гнев Карима, адресованный Амани, перекинулся бы на них. Одиноким слугам скучно, им не хватает семейных забот, поэтому они с большим интересом наблюдают за драмами, которые разыгрываются в домах их хозяев.
Амани уже вовсю рыдала.
— Я не верну этих птиц! А если вы заставите меня это сделать, я брошусь в Красное море! — пригрозила она.
Я ахнула: сначала повешусь, теперь утоплюсь. Как же мне защитить своего ребенка от ее собственных разрушительных эмоций?
Мы с Каримом тревожно переглянулись. Мы оба прекрасно знали, что наша младшая дочь страстно и беззаветно любит животных.
— Амани, любимая, я куплю тебе тысячу других птиц, — пообещал ей измученный Карим.
— Нет! Нет! Я не верну этих птиц! — Амани бросилась к одной из клеток и начала истерично кричать.
При виде таких страданий нашего ребенка мы с Каримом, не помня себя, бросились к ней.
— Дорогая, — плакала я, — ты так заболеешь. Ну успокойся, малышка. — Рыдания Амани сотрясали все ее тело.
Я слышала, что одна из наших родственниц так безутешно рыдала над своей усопшей матерью, что у нее в горле лопнула вена и она чуть не последовала за своей матерью в могилу. И вот теперь я до смерти боялась, что подобное может случиться с моей дочерью. Никогда я не видела, чтобы Амани так страдала.
— Хорошо, Амани. Оставь этих птиц у себя. Я куплю Фадделю других.
Эта идея также не вызвала у Амани одобрения.
— Нет! — закричала она. — Ты что, хочешь доставить к этому убийце новые жертвы?