Голова у меня шла кругом. Я понимала, что не смогу перевезти двадцать пять девушек в одном автомобиле. Несмотря на риск, которому я подвергаю нашу секретную операцию, я собиралась позвонить домой и приказать еще нескольким водителям подъехать и встретить нас у дворца Фадделя.
Я кивнула Махе:
— Забери этих детей и найди для них покрывала.
Когда Маха освободила меня от них, я вынула из сумки мобильный телефон. Но сделать звонок мне так и не удалось.
В комнате начался чудовищный хаос, так как внезапно здесь появились Фаддель, Халида и трое огромных мужчин. У меня все похолодело внутри, когда я заглянула в стеклянные глаза Фадделя.
— Услышав шум, мы и представить не могли, какой у нас знатный гость, — сказал Фаддель, с самодовольной улыбкой вырывая из моих пальцев телефон. — Султана, тебя сюда не звали! Сейчас же убирайся!
Я посмотрела на Халиду, стоявшую за Фадделем. Последний раз, когда я ее видела, она была без сознания. Теперь она выглядела абсолютно спокойной.
— Я уверена, Халида, что ты не одобряешь этого.
Халида посмотрела на меня с презрением:
— Не тебе, Султана, обсуждать жизнь в доме другого человека.
Девушки наконец осознали, что произошло, и комната огласилась оглушительными криками, сливавшимися в единый хор. Фаддель быстро махнул рукой. Трое дородных мужчин, сопровождавших его, начали заталкивать девушек в маленькие комнаты и заперли их там.
— Маха! — закричала я, дико озираясь вокруг. — Сейчас же ко мне!
Мысль, что моя дочь может быть заперта вместе с этими несчастными, чуть не ввергла меня в состояние полного безумия.
Увидев Маху, я крепко схватила ее за руку. Как только она вновь была в безопасности рядом со мной, я начала просить за девушек Халиду в надежде, что она встанет на сторону женщин, своих сестер.
|
|
— Халида, ты должна знать, что этих девушек постоянно насилуют: твой муж, твои сыновья и другие мужчины. — Я помолчала. — Ты ведь жена и мать, и, я уверена, тебе это не может нравиться.
Халида была удивительно красива, но ее слова доказали мне, что душа ее уродлива. И даже хуже того: эмоционально и духовно она была мертва. Моя речь явно не тронула ее.
— Султана, это касается только мужчин.
— Халида, если ты и правда так считаешь, значит, ты не что иное, как камыш, раскачивающийся на ветру, не имеющий своего мнения.
Халида покраснела, но не ответила на мой вызов.
Давно ходили слухи, что Халиду прельстило прежде всего несметное богатство Фадделя, в этом и причина ее покорности и преданности ему. Мне захотелось накричать на Халиду, напомнить ей о мудрой поговорке о той женщине, что «выходит замуж за деньги гориллы: деньги уходят, а горилла остается». Жизнь действительно непредсказуема, и может наступить такой день, когда Фаддель обеднеет, и тогда у Халиды ничего не останется, кроме его пороков, которые долговечнее, чем богатство.
Но я ничего не сказала, понимая, что такие слова не поспособствуют освобождению девушек.
У Фадделя хватило наглости оправдывать свои злодеяния:
— Хотя это вообще не твое дело, Султана, но все женщины здесь были проданы их родителями. Они получили то, что хотели, как и я. Так что сделки были законными, и я ничего преступного не совершил.
— С точки зрения закона, возможно, и нет, а по законам морали — совершил.
Фаддель пожал плечами.
|
|
В отчаянии от того, что мне не удается освободить девушек, я дерзко бросила родственнику:
— Фаддель, неужели тебе так трудно найти партнерш по сексу, которых не надо было бы сначала приковывать цепями?
Маха повернулась к нему и с презрением выпалила:
— Вы отвратительное животное. Вот вы кто.
Фаддель задохнулся от негодования:
— Султана, как я понимаю, ты со своей дочерью задумала очернить меня и испортить мою репутацию.
Маха обвила меня руками:
— Мама, мы ни в коем случае не можем оставить их здесь.
Мое сердце разрывалось на части.
— Но, доченька, нам придется. Мы больше ничего не можем сделать. — Я потянула ее за собой: — Пойдем.
Халида повернулась к нам спиной и вышла.
Выпроваживая нас с Махой из павильона, Фаддель делано сладким голосом угрожающе произнес:
— Знаешь, Султана, если бы это сделал кто другой, я бы велел его убить.
Идя рядом с Фадделем, я испытывала к этому растленному человеку такую ненависть, какую не питала даже к своему брату Али. Как мне хотелось осыпать Фадделя миллионом проклятий! Но я знала, что закон Саудовской Аравии не оставлял шансов помочь этим девушкам. Я ничего не могла сделать и прекрасно знала это. Но самое обидное, что и Фаддель это знал.
Направляясь к выходу, я слышала душераздирающие крики девушек, доносившиеся из-за закрытых дверей. Я не могла этого выносить. И мне трудно было представить, что же чувствовала Маха.
Мрачные мысли роились в голове. О, Аллах! Что за страна! Что за люди! Мы так богаты, что не раздумывая меняем дорогую землю на выводок разноперых птиц, дабы удовлетворить безумный каприз наших детей. В то же время мы так нравственно испорчены, что для нас обычное дело держать в неволе девушек в качестве сексуальных рабынь, и, что совсем невероятно, у порядочных людей нет никакого законного способа этих девушек освободить. Мне стало жарко от стыда за свою страну и своих соотечественников.
|
|
Фаддель вызвал нашего водителя. Он провожал нас, решив самолично убедиться в нашем отъезде. Когда появилась машина, Фаддель открыл дверцу, вернул мой мобильный телефон и ехидно пожелал нам всего доброго на прощанье:
— Султана, рады будем снова вас видеть. — И, усмехнувшись, добавил: — Только, пожалуйста, в следующий раз ждем вас в наших апартаментах.
В жизни бывают такие поражения, что, кажется, вынести их невозможно. Я не способна была ни говорить, ни думать, пока не избавилась от вида проклятого Фадделя.
Маха заплакала. Я была так опустошена, что мне было даже не найти слов, чтобы утешить ее, и просто нежно погладила ее по плечу.
Когда мы подъезжали к первому повороту аллеи, прямо перед нашей машиной выросла фигура евнуха Омара. Водитель ударил по тормозам. Улыбнувшись своей беззубой улыбкой, Омар постучал в оконное стекло.
— Открой окно! — приказала я.
— Госпожа, можно мне поехать с вами? — спросил Омар высоким голосом.
— Со мной? Я думала, вы живете в семье Фадделя.
— Госпожа, я сказал, мне разрешают здесь жить; я не сказал, что мне здесь рады. — Затем он добавил: — После смерти отца Фадделя, умершего более пятнадцати лет назад, меня здесь не очень-то жалуют.
— Ладно… — Посмотрев в салонное зеркало, я увидела, что водитель с тревогой поглядывает на меня. — Семья Фадделя купила тебя как раба?
— Рабство отменено много лет назад.
Это правда. В 1962 году американский президент Джон Ф. Кеннеди лично обратился к Фейсалу, который в то время был премьер-министром, с просьбой об отмене рабства в Саудовской Аравии. Наше правительство удовлетворило просьбу президента Кеннеди и выкупило каждого раба в стране приблизительно за 5000 саудовских риалов ($1500) за душу. Многие из освобожденных рабов остались в домах своих прежних владельцев. Несмотря на то что Омар решил остаться с семьей, которой некогда принадлежал, он был хозяином сам себе.
— Пожалуйста, госпожа.
Я быстро обдумала эту необычную просьбу. Вполне возможно, что Фаддель накажет Омара за то, что тот не сообщил о нашем приходе в гарем. Я теперь хорошо знала, что Фаддель способен на любую гнусность. Без особой охоты я все же сказала:
— Ладно, садись. Поедешь с нами.
Как только этот маленький человечек уселся, я спросила его:
— Почему ты хочешь жить в нашей семье?
Перед тем как ответить, Омар с минуту внимательно смотрел на меня.
— Понимаете, — наконец вымолвил он, — я много лет прожил в этой стране. Когда мне было восемь лет, меня украли у моих родителей в Судане и продали богатому турку. В тот же год мой хозяин совершал хадж в Мекку. — Омар фыркнул. — Он был толстым дураком, который ел слишком много жирного, сладкого, и он упал замертво, обходя «черный камень» Кааба. Меня забрали власти и потом в качестве дара преподнесли отцу Фадделя, который в свое время оказал какую-то любезность правительству.
Сейчас мне восемьдесят восемь. Так что восемьдесят лет я прожил среди вашего народа. — Он надолго замолчал. Потом продолжил: — Когда-то сердца арабов этой страны были добрее. Но лично я, сколько себя помню, никогда не видел ни одного акта милосердия. — Он глубоко вздохнул: — Несколько лет назад я поклялся, что, если встречу доброго человека, буду ему служить. — Омар посмотрел на меня и весело улыбнулся.
И вдруг ко мне пришло осознание того, что я сделала. Мой муж был очень терпимым человеком, но я и представить себе не могла, что он скажет, увидев этого фантастически одетого евнуха. Когда мы приехали в наш дворец, Маха вся в слезах побежала в свою комнату.
Я велела Омару подождать меня в гостиной. Он с радостью подчинился.
Я пошла искать Амани и, как и ожидала, нашла ее в саду с птицами. Я стояла и наблюдала за своей дочерью, как она потчевала птиц очищенными семечками и другим кормом. Ладно, по крайней мере эти птицы больше не узнают страданий. Их веселые трели разносились по всему саду.
Я грустно вздохнула, подсчитывая свои победы и поражения. Певчие птицы на свободе, зато девушки все еще в заточении.
Приехав домой, Карим застал меня в гостиной в компании маленького черного евнуха, Омара, с которым я вела беседу. Он бросил на меня подозрительный взгляд. Бедняга, он и вообразить не мог, что произошло в этот день в его отсутствие. Он также еще не знал, что среди его прислуги появился евнух.
Глава восьмая
РАССКАЗ ЕВНУХА
Много раз я слышала, как Карим говорил, что пути Господни неисповедимы. Теперь, видя, в каком оцепенении пребывает мой муж, я надеялась предотвратить его бурную реакцию, которая, я не сомневалась, последует, напомнив ему его же слова:
— Карим, я знаю теперь истинное значение твоих мудрых слов. Пути Господни действительно неисповедимы. — Я снова повернулась к евнуху и с улыбкой продолжила: — Сам Господь привел в наш дом Омара из Судана, который теперь останется у нас.
Природное арабское гостеприимство Карима тут же взяло верх над гневом в мой адрес. Он посмотрел на странного маленького человечка, сидящего рядом со мной, и любезно его приветствовал:
— Омар, мы рады видеть тебя в нашем доме.
Я попыталась заразить Карима своим энтузиазмом.
— Дорогой! Жизнь Омара — это легенда из нашего прошлого.
Глядя на красочное одеяние Омара, Карим выразил на лице явный скепсис по отношению к моим словам:
— Да?
Я не хотела, чтобы Карим слишком строго судил Омара, так как понимала, что этот маленький человечек не сам выбрал себе ту роль, которую ему определила судьба.
— Да. Всю свою жизнь Омар был защитником. Защитником женщин.
В этот момент в гостиную вошла Амани: на руке у нее, как на жердочке, сидело несколько птиц. Каким-то чудесным образом ей уже удалось приручить некоторых спасенных из садового рая Фадделя.
Широко улыбаясь, Омар вскочил на ноги.
— Юная госпожа, я из-за кустов наблюдал, как вы выносили на свободу этих бедных птиц из дворца Фадделя. Несомненно, Аллах наградит вас за вашу доброту!
Амани никто никогда не хвалил за ее любовь к животным. Довольная, она улыбнулась и тепло посмотрела на Омара.
Прежняя сдержанная толерантность Карима вот-вот готова была взорваться.
— Великий Боже, Султана! Что это? Ты еще забрала у Фадделя и этого карлика?
— Омар не карлик! — запротестовала я. — Омар — евнух!
Карим воздел к небу руки.
— Султана! — Его громкий голос и бурная жестикуляция напугали птиц, которые начали в панике летать по комнате.
— Папа! — вскричала Амани.
Омар бросился помогать Амани ловить птиц и переносить их снова в сад. Как только дверь за ними закрылась, я попыталась успокоить Карима, объяснив, что произошло утром и как получилось, что этот старый, дико одетый евнух оказался в нашем доме.
Когда до Карима дошло, что я не только ослушалась его приказа больше не появляться во дворце Фадделя, но и устроила там еще один скандал во время второго визита милосердия, его терпение лопнуло.
Карим заорал:
— Убереги меня, Аллах, от лживых губ и неискренних языков! — Жилы на его шее ужасающе надулись.
Я попыталась рассказать Кариму о мольбах бедных девушек, которых держали в заточении против их воли, но его громкий крик перекрывал мои слова. В результате мы бессмысленно стали орать друг на друга. Наши аргументы иссякли только тогда, когда мы охрипли.
После того как он замолчал, я сделала еще одну попытку рассказать Кариму трагические истории юных девушек, которых в качестве сексуальных рабынь насильно удерживал Фаддель, но даже страшное существование этих невинных в гареме не произвело на него никакого впечатления и не погасило его гнева.
Я смиренно добавила:
— Знаю, мне следовало сначала посоветоваться с тобой, моим мужем. Но ты был так озабочен ситуацией с Амани и ее птицами, что я не решилась. — Я наклонилась к нему и положила руку ему на колено. — Если бы я не поехала с Махой и не предприняла бы хоть каких-нибудь усилий освободить этих девушек, она бы мне этого никогда не простила.
Карим сердито покачал головой:
— Ну и что хорошего из этого вышло, Султана? Девушки остались у Фадделя. И ничего с этим сделать нельзя. Ты прекрасно знаешь, что никто в этой стране не встанет на сторону женщин в такой ситуации. — Указав рукой на то место, где еще недавно сидел Омар, Карим добавил: — Итак, чего ты добилась? Только того, что теперь в нашем доме будет жить старый, никому не нужный евнух.
Мы с Каримом замерли, услышав покашливание Омара за нашими спинами. Судя по печальному выражению его обвисшего лица, было ясно, что он слышал жестокие слова Карима.
— Я сейчас же покину ваш дом, господин, — с трудом произнес Омар своим высоким смиренным голосом. — Вы правы. Евнух — бесполезное существо. По крайней мере, в наши дни.
Глаза Омара блестели, и я боялась, что он сейчас упадет на колени и разрыдается.
Трагизм слов и жестов этого маленького человечка смягчили сердце Карима, успокоив его гнев. Бывают моменты, когда Карим очень чувствителен, и это был именно такой момент.
— Омар, извини меня за мои необдуманные слова. В глазах Аллаха нет бесполезных людей. И если Фаддель не против твоего ухода, пожалуйста, живи в нашем доме.
Лицо Омара тут же вновь засияло.
— О, господин, о моем отсутствии в том дворце сокрушаться не будут. Однажды я отправился в путешествие на четыре месяца с одним гостем из Таифа, и, когда вернулся, оказалось, что моего отсутствия ни хозяин Фаддель, ни его жена даже не заметили. — Омар с горечью продолжил: — Мне слуги рассказывали, что слышали, как Фаддель и Халида выражали надежду, что я, наверное, умер где-нибудь под кустом. Они скупились даже меня кормить, а много ли еды требуется моему маленькому телу. — Он провел рукой по своим парчовым штанам: — Хозяин Фаддель отказался купить мне нормальную одежду. Поэтому-то, господин, на мне этот старинный наряд из моего далекого прошлого.
Карим доброжелательно улыбнулся:
— Омар, в нашем доме у тебя будет вдоволь еды. И я скажу Мухаммеду, чтобы он помог подобрать тебе новую одежду. Если ты будешь жить у нас, ты должен одеваться соответствующим образом.
Омар посмотрел на меня, а затем снова перевел взгляд на Карима.
— Хозяин, Господь внял моим молитвам! Я знал, что у такой хорошей женщины, как ваша жена, должен быть такой же замечательный муж.
Я покосилась на Карима в надежде, что он согласится с похвалой в мой адрес, но он промолчал. Он лишь похлопал Омара по спине и сказал ему:
— Друг, только прошу тебя, никогда не называй меня хозяином. Ни один человек не может быть хозяином другого человека. Обращайся ко мне, пожалуйста, принц Карим.
Омар кивнул:
— Это старая привычка, от которой нелегко избавиться, но я постараюсь, принц Карим.
Улыбнувшись, Карим откинулся на подушки дивана и попросил прислугу принести нам чай.
Меня поразило, что страшный гнев моего мужа так быстро улегся, умиротворенный этим маленьким человечком. Я тут же вспомнила, как всего несколько часов назад Омар ободрил меня, и поняла, что этот евнух обладает невероятной успокаивающей энергией. Я по-новому взглянула на Омара. Кто знает, может быть, он окажется нежданным даром для нашей гиперактивной, страшно эмоциональной семьи?
Карим ласково посмотрел на Омара:
— Омар, расскажи мне немного о своем прошлом. Я был уверен, что последний евнух в Саудовской Аравии умер несколько лет назад.
Омар оживился.
— С большим удовольствием расскажу обо всем, о чем вы ни попросите, — сказал он с воодушевлением.
Я засмеялась. Я уже успела заметить, что Омар обожал рассказывать истории, стоило его только попросить.
Он выпрямился и очень естественно, бережно поддерживая свои шаровары, уселся на диван, скрестив ноги. Когда он поднял голову и посмотрел на Карима, его взгляд был уже где-то далеко, и он начал повесть о своей жизни:
— Я мало помню о Билад ас-Судан, называемом «земля черных», но я точно знаю, что племя, к которому принадлежала моя семья, было племенем кочевников-скотоводов. Мы двигались за дождем и сочной травой.
То были дни, полные опасностей. Многие африканские вожди тесно сотрудничали с мусульманскими работорговцами, захватывая и продавая в рабство своих же людей. Каждая мать племени боялась, что ее детей могут в любой момент украсть. Как сейчас, вижу перед собой добрые карие глаза моей матери, когда она смотрела на меня, и помню ее строгие наказы, чтобы я далеко не уходил от соплеменников. — В грустных глазах Омара отразилась боль. — Но я был маленьким и глупым и ослушался свою мать.
Цель каждого молодого человека племени — стать хорошим охотником. Мальчишки сызмальства собирали камни и метали их в птиц или в маленьких зверюшек. И я делал то же самое, и вот однажды, собирая гладкие камни, я по глупости отошел слишком далеко от соплеменников. Только я прицелился в животное, как вдруг меня кто-то схватил сзади и потащил прочь. И больше я никогда не видел матери. — Даже по прошествии стольких лет Омар смахнул слезу при воспоминании о ней. — Но это было давно, очень давно.
В комнате воцарилась мертвая тишина. Мне было невыносимо жаль того мальчика, которого забрали у матери, и этого человека, которому не дали прожить ту жизнь, ради которой он был рожден.
Омар снова заговорил, очень тихо, не глядя ни на Карима, ни на меня.
— Я был не одинок в моих несчастьях. Многих мужчин, женщин, детей увели из их деревень, из их племен. Нас связали вместе и погнали через всю страну к Красному морю. Этот переход длился много дней и ночей. Когда наконец мы добрались до Красного моря, египтянин-христианин встретился с нашим начальником. Они тихо разговаривали о пленниках — молодых мужчинах. Среди рабов началась паника, когда мы услышали, как этот мужчина сказал, что мальчики будут лишены трех самых ценных даров. Не имея понятия, о каких трех дарах идет речь, я не очень-то протестовал, когда меня вытащили из шеренги пленников и отвели в сторону.
Испытывая неловкость, Карим прервал Омара:
— Извини, Омар. — И повернувшись ко мне, сказал: — Султана, пожалуйста, пойди на кухню и попроси приготовить закуски.
Я поняла, в чем дело. Карим не хотел, чтобы я оставалась в комнате, когда Омар будет детально рассказывать, как его кастрировали. Согласно предрассудкам нашего консервативного саудовского общества, мое присутствие при таком разговоре было неуместным. При этом Омара и за мужчину-то не считали. Бедный Омар прожил печальную жизнь, не зная даже, кто он. Он не был ни мужчиной, ни женщиной, хотя его статус был ниже, чем статус мужчины, но все-таки выше, чем женщины.
Я не возражала против предложения Карима, хотя уже настроилась услышать страшные детали кастрации Омара. Я знала, что, когда мы останемся одни, Кариму самому захочется мне все рассказать. Но мне не терпелось услышать этот рассказ теперь. Я решила подслушать все за дверью.
— Да, конечно, — ответила я, вставая и выходя из комнаты. Я поспешила на кухню и попросила повара приготовить закуску: сыр, фрукты и какие-нибудь сладости.
Выйдя, я тут же тихо подошла к двери, ведущей в гостиную, и встала за нею.
Омар все говорил, и вскоре я поняла, что главного я не пропустила.
— …человек был хорошо подготовлен для выполнения своих обязанностей. Его бритва была острой, и, не осознав еще, что все это значит, я вдруг лишился своих трех мужских достоинств.
Карим громко ахнул:
— Безусловно, эти люди своими действиями презрели слово Аллаха!
— Аллаха в тот день было нигде не найти, — с тоской сказал Омар, — хотя к нему постоянно взывали все мальчики, которых подвергли этому жестокому испытанию.
Я слышала, как тяжело вздохнул Карим.
Омар вспоминал все детали своего тяжкого испытания:
— В открытую рану, где ранее был пенис, вставили трубку, чтобы канал не закрылся. У меня было страшное кровотечение, но оно остановилось, когда помощник этого человека вылил на мою рану кипящее масло. — Омар хмыкнул. — Он подарил мне мои гениталии в банке, когда я лежал, корчась от боли. Много лет я хранил эту банку с ее содержимым, но пятнадцать лет назад какой-то злой шутник украл ее у меня.
— Удивительно, как ты выжил среди всей этой жестокости, — с трудом выговорил Карим.
— Как видите, выжил. В тот день кастрировали всех десятерых мальчиков. Один умер сразу. Остальных закопали по горло в песок. — Он еще раз смешно хмыкнул. — Кто знает, какой дурак придумал, что горячий песок — хорошее лекарство для тех, кто сразу не умер? В течение трех дней и ночей нам не давали ни пить, ни есть. В конечном счете из девяти только трое остались в живых.
У меня подкосились ноги от подслушанного. Я никогда в жизни не слышала ничего подобного. Хотя я знала, что в прошлом во многих странах евнухов было очень много, я не подозревала, через какие ужасные мучения эти бедные люди прошли. Я искренне надеялась, что Господь приготовил самые жаркие места в аду для тех злодеев, которые совершали такие преступные деяния!
Бедный Омар продолжал свою печальную сагу:
— Со всех сторон раздались поздравления, когда христианин вытащил трубку из моего маленького канала, оставленного для выведения жидкости, и она хлынула; те люди знали: человек умрет, если жидкость останется. Только двое из нас троих, еще живых, были способны мочиться — я и еще один мальчик. Несчастное тело третьего было отравлено его собственной мочой, и вскоре он умер в страшных мучениях.
Через четыре дня всех рабов посадили на корабль, направлявшийся в Константинополь на рынок рабов. Я выжил после кастрации, и работорговец знал, что я принесу ему большие деньги.
Я кивнула. В те дни евнухов ценили как надежных охранников для мусульманских женщин. Только им разрешалось находиться в женской половине дома.
Рассказ Омара прервал мои размышления:
— Поэтому работорговец обращался с нами, двумя кастрированными мальчиками, гораздо лучше, чем с другими рабами. Нас поместили на верхней палубе и хорошо кормили, в то время как остальных несчастных все морское путешествие держали в тесном трюме, где набили как селедку в бочки. Насколько я понимаю, им не давали ни еды, ни воды. К тому времени как мы прибыли в порт Константинополя, многие умерли.
Я поняла, что Омар закончил тему, от которой Карим хотел меня уберечь, поэтому тихо вошла в комнату и снова села на диван.
— Продолжай, — сказал Карим Омару, который вопросительно посмотрел на него. — Теперь можно.
Омар посмотрел на меня и улыбнулся.
— Я уже раньше рассказывал госпоже, что меня купил богатый турок. У него было много рабов, но только два евнуха, притом оба уже были в солидном возрасте. Мне сказали, что, когда я вырасту высоким и сильным, мне доверят охранять его женщин.
Тем временем мой хозяин собирался совершить паломничество в Мекку и взял меня с собой. Мой хозяин умер там во время богослужения в мечети аль-Масджид аль-Харам, и я перешел в собственность властей Мекки. Эти люди отдали меня деду Фадделя, который был в милости у властей этого города.
Моя жизнь в этой семье была неплохой. Я ел то, что ели мои хозяева. Когда мне исполнилось пятнадцать, мне доверили охранять жен и служанок хозяина. Все шло нормально до смерти деда и отца Фадделя. Мне негде больше было жить, поэтому я остался с Фадделем. — Омар посмотрел прямо на меня. — Госпожа, Фаддель совсем не похож на своего деда и отца. — Он помолчал и затем добавил: — Того, кто осмелится ослушаться Фадделя, ждет не жизнь, а настоящий ад, и его будут подвергать чудовищным наказаниям.
Я горестно вздохнула, вспомнив юных девушек, которые принадлежат Фадделю. То, что они сейчас переносят, — хуже ада. Вспомнив о Фадделе, я подумала о его жене Халиде. Она могла бы помочь этим девушкам, если бы захотела. Я с жаром произнесла:
— На мой взгляд, Халида такая же порочная, как ее муж.
Омар пожал плечами:
— Если хозяин дома бьет в бубен, трудно обвинять его семью, что она все время танцует.
Карим посмотрел на меня и улыбнулся.
За многие годы нашей совместной жизни я хорошо его изучила и знала, что Карим мечтал заставить меня танцевать под его дудку.
— Этого никогда не будет, дорогой муж, — прошептала я.
Карим громко рассмеялся и снова повернулся к Омару.
Омар размотал свой тюрбан и улыбнулся Кариму.
— Но сегодня я счастлив как никогда в жизни. Так приятно жить в хорошей семье.
В это время с закусками появились служанки.
Глаза Омара засияли при виде еды, и руки жадно потянулись к медовым сладостям.
Мы с Каримом с удивлением наблюдали, как Омар быстро поглощал еду, притом гораздо больше, чем можно было бы ожидать от человека в два раза крупнее, чем он.
Поздно вечером, когда мы остались с Каримом одни в наших личных комнатах, он признался, что много думал об Омаре. Он стал убеждать меня, что Омару не следует оставаться в Саудовской Аравии, а будет лучше, если он поселится в одном из наших заграничных дворцов. Ради безопасности Омара никто в нашей стране не должен знать, что Омар, раньше принадлежавший семье Фадделя, нашел убежище у нас.
Хотя по закону Омар был свободным человеком и Фаддель не очень был доволен, что евнух живет и кормится в его доме, он, несомненно, будет оскорблен тем, что Омар предпочел жить в другой семье. И кто знает, не попытается ли Фаддель отомстить бедному Омару.
Сначала мне не понравилась идея об отъезде Омара. Видно было, что Омару хорошо в нашем доме. Мне безумно нравился этот маленький человечек, и я считала, что его присутствие в нашем доме самым благотворным и умиротворяющим образом скажется на нашей семейной жизни.
После ночи раздумий мысль о том, что Омар будет жить в другой стране как свободный человек, доставила мне радость, и я удовлетворенно улыбнулась. Кроме того, рассудила я, мы сможем видеть его, бывая за границей.
На следующее утро Карим поговорил с Омаром с глазу на глаз. Было решено, что Омар будет жить на нашей вилле в Египте. В этой густонаселенной стране, где проживают египтяне, арабы и африканцы, маленький черный человек с очень высоким голосом не будет казаться чем-то необычным. И ежемесячное денежное содержание, которое определит ему Карим, поможет ему обрести также финансовую свободу, которой он раньше никогда не знал.
Омар был безмерно рад вновь оказаться на континенте, на котором он родился, и с волнением говорил о том, что поедет в Судан и постарается там отыскать своих родственников или хотя бы соплеменников.
Счастье, которое мы с Каримом ощущали, видя, как радуется Омар, привнесло в нашу семью удовлетворение и покой. Даже Карим вынужден был признать, что из моего второго визита во дворец Фадделя вышло все-таки что-то хорошее. Хотя и не удалось помочь девушкам, зато евнух Омар теперь будет доживать свою жизнь достойно, о чем и мечтать не мог.
К тому времени как Омар отбыл в Египет, мы действительно полюбили его. Этот маленький человечек быстро стал надежным наперсником всех членов нашей семьи. К моему удивлению, даже Амани плакала, обещая Омару, что не забудет того, что он ей говорил, и что она очень постарается быть более милосердной и великодушной мусульманкой, чем была до того.
Все мы с нетерпением ждали того дня, когда сможем опять увидеть доброе лицо Омара.
Глава девятая
ОПОРОЧЕННЫЙ ПРОРОК МУХАММЕД
Через несколько дней после отъезда Омара из Саудовской Аравии в Египет Карим сказал, что им с Асадом нужно ехать в Нью-Йорк. Неотложные дела компании требовали их присутствия там. Зная, что я все еще переживала по поводу несчастных девушек в гареме Фадделя, Карим решил, что новые впечатления мне пойдут на пользу, и предложил поехать с ним.
Сначала я не слишком загорелась идеей уехать из дома и была даже оскорблена, считая, что Карим, по-видимому, не слишком доверяя мне, не хочет оставлять меня одну в Саудовской Аравии. Если мой муж думал, что я снова начну что-то предпринимать для освобождения девушек, стоит ему только покинуть страну, он ошибался. Никак и ничем не могла убедить я Карима, что смирилась с безнадежностью ситуации. Хотя я страстно хотела помочь девушкам, я все же не совсем лишена здравого смысла. Я полностью осознавала, что была бессильна решить проблему девушек, которых продали их собственные родители и которые теперь живут в стране, где правительство не видит ничего дурного в этой ситуации.