Через шесть дней после начала рамадана в Рияд вернулся Карим и вместе со всей семьей стал совершать священные ритуалы.
После того как Амани дала обещание Саре, что она не расскажет Кариму о моем позорном пристрастии, я поклялась, что больше никогда не дам повода моей богобоязненной дочери поймать меня в капкан.
У меня появилось чувство, что теперь все будет хорошо.
На протяжении всего рамадана наша обычная жизнь кардинально менялась. Мы как минимум вставали за час до восхода солнца. Производили омовение, произносили аяты из Корана, читали молитвы. Потом — трапеза до восхода солнца, называемая сахур и состоящая обычно из сыра, яиц, йогурта или молока, свежих фруктов и хлеба. Мы должны успеть завершить наш завтрак до того, как светлая полоска зари появится на черном небе. После еды новые молитвы, которые надо успеть завершить до полного восхода солнца.
Всю остальную часть дня мы должны воздерживаться от еды, питья, курения и сексуальных отношений. В течение дня мы творим молитвы также в полдень и к концу дня.
Как только солнце покидает небо, наш пост прерывается: мы пьем понемногу воду, сок или молоко. В это время полагается такая молитва: «О Аллах, ради Тебя я соблюдал пост, уверовал в Тебя, уповаю на Тебя, Твоими дарами я разговляюсь». Только после этого можно приступать к еде. Обычным продуктом, прерывающим наш пост, являются финики. После них идут легкие закуски, и вскоре наступает время для вечерней молитвы во время захода солнца, и только после этого наступает время настоящей трапезы.
Каждый день до захода солнца во время рамадана все члены нашего огромного семейства обычно встречаются во дворце Сары и Асада, чтобы пообщаться и разделить вечернее застолье. Настроение праздника всегда витает в воздухе, поскольку состояние нашего духа обычно хорошее в силу того, что мы одержали победу над собой.
По мере того как месяц близится к завершению, эта праздничная атмосфера становится все радостней. Мусульмане начинают готовиться к Ид аль-фитру, трехдневному пиршеству, которое знаменует собой конец рамадана. Хотя многие ревностные мусульмане предпочитают строгий период рамадана, когда они трудятся над самоусовершенствованием, для меня самым приятным временем является празднование Ида.
Поскольку у меня нет никакого строгого расписания во время месяца рамадан, я обычно превращаю ночь в день и бодрствую всю ночь: смотрю по видео американские фильмы, читаю Коран или раскладываю пасьянс. Когда Карим отправляется в свой офис, я иду спать и сплю до конца дня, отдыхая таким образом в часы, когда особенно хочется есть и пить, так чтобы у меня не было соблазна нарушить пост. Я обязательно встаю, чтобы прочитать полуденную и дневную молитвы, которые усиливают ощущение торжества над духом.
Во время этого, особого для меня, рамадана, Сара часто делила со мной эти трудные часы, как и обещала. Когда Сара не могла оставить свою семью, со мной рядом всегда находилась Маха. Хотя часто в дневные часы на меня нападали апатия и голод, я твердо знала, что скоро заход солнца, Карим вернется домой, и мы вместе поедем во дворец Сары.
К девятнадцатому дню поста я не нарушила ни одной своей клятвы. Я все больше и больше гордилась собой, что ни разу не поддалась искушению тайно съесть немного, или выпить глоток воды, или выкурить сигаретку. Но самое важное то, что я весьма успешно справлялась со своей алкогольной зависимостью.
Карим и Маха ободряли меня своими улыбками и комплиментами. Сара при любой возможности расхваливала меня. Даже Амани стала относиться ко мне теплее. Никогда еще я так долго не держалась во время рамадана, чтобы не споткнуться и не отдаться бесконтрольным желаниям.
Я твердо убеждена, что на этот раз я бы обязательно достигла полного духовного обновления, которого так жаждала, если бы не мой ненавистный брат Али. Хотя ему прекрасно было известно отношение его сестер к свадьбе Муниры, Али упорно настаивал на том, чтобы на девятнадцатый день рамадана к нашей семейной трапезе после захода солнца присоединился Хади со своей новой женой. Накануне молодая пара вернулась в Рияд из своего свадебного путешествия в Марокко.
Но Хади не входил в наш закрытый семейный круг, и мы полагали, что он с четырьмя своими женами и детьми будет завершать ежедневный пост вечерней трапезой со своими родными. Поэтому, когда Сара сообщила мне, что в этот вечер с нами за столом будут Хади и Мунира, я поняла, что нас заставят лицезреть первое публичное унижение бедной Муниры. В ярости от этой мысли я сказала:
— Но присутствие Хади за нашим столом испортит весь праздник!
— Да, это будет непростой вечер, — согласилась Сара, поглаживая меня по спине. — Но мы должны с честью выдержать это испытание.
У меня так свело челюсти, что трудно было говорить:
— Хади женился на Мунире только по одной причине. Он всегда мечтал о возможности породниться с королевской семьей.
Сара беспомощно возвела руки к небу.
— Султана, мы ничего не можем сделать. Он муж дочери нашего брата. Если мы как-нибудь рассердим Хади, это тут же плохо скажется на Мунире.
— Это напоминает шантаж, — зло прошипела я.
Маха что-то шепнула на ухо Нашве, и обе девочки громко засмеялись.
Мы с Сарой посмотрели на дочерей.
— И что смешного?! — повысив голос, раздраженно спросила я.
Маха покраснела, и еще до того, как она открыла рот, я уже знала, что она что-то сочиняет.
— Да так. Ничего особенного. Обсуждали одну девочку в нашем классе.
— Доченька, ты решила нарушить пост ложью. Ты разве забыла, что сейчас рамадан?
— Нашва? — мягко произнесла Сара.
Нашва во многом была похожа на Маху, но она не могла с такой легкостью врать своей матери, как моя дочь.
— Мама, это была просто шутка!
— Ну так поделись, пожалуйста, этой шуткой с нами.
Нашва бросила на Маху тревожный взгляд и сказала:
— Просто Маха предложила, чтобы мы напустили на Хади чары, которые бы навсегда усыпили бы его мужской орган.
— Девочка, — сказала ошеломленная Сара, — выброси такие мысли из головы. Только Аллах обладает такой властью.
Я рассердилась на Маху за ее ложь. Ведь Нашва же не лгала. Я с подозрением посмотрела на нее. Неужели Маха все еще увлекается черной магией?
Маха начала ерзать под моим сверлящим взглядом. Четыре или пять лет назад Маху поймали за тем, что она разрабатывала план, как наслать порчу на своего собственного отца. Но я считала, что нам с Каримом удалось ее так напугать, что она бросила даже думать о черной магии. Но сейчас засомневалась в этом. Я знала, что многие из моих высокородных родственников верили в черную магию.
Я, конечно, ничего не сказала Саре, но сама подумала, что жизнь Муниры, несомненно, стала бы лучше, стань Хади импотентом. И если бы такое вдруг произошло, она спокойно могла бы вернуться домой.
В Саудовской Аравии мужчина может развестись с женой в любое время без всякой причины, в то время как саудовские женщины не имеют таких прав. Однако в случае, если муж импотент или не содержит свою семью, женщина может получить развод, несмотря на все сложности.
Вечером, когда приехали Хади и Мунира, первое, что бросилось в глаза, — выражение страдания на лице Муниры. Я была так потрясена ее ужасным физическим состоянием, что мне захотелось ударить как следует Хади. За один месяц Мунира похудела на несколько килограммов — кожа да кости.
Мы с Сарой в ужасе переглянулись.
Сара встала и, обращаясь к Мунире, сказала:
— Мунира, девочка, ты плохо выглядишь. Присядь, пожалуйста.
Мунира вопросительно посмотрела на Хади, ожидая разрешения.
Значит, дух уже зачах в этом теле.
Хади сделал чуть заметное движение головой и прищелкнул языком, что означало «нет».
Мунира послушно осталась стоять рядом с мужем.
Хади щелкнул пальцами и, глядя на Муниру, сказал:
— Кофе.
Хотя во дворце было полно слуг, готовых удовлетворить любую прихоть каждого, Хади хотел показать нам, что одна из наших стала его рабыней.
Понимая, что женщины ее семьи были в шоке от того положения, в котором она оказалась, Мунира, покраснев от стыда и не поднимая головы, смотрела в пол.
— Мунира! — громко окликнул ее Хади. Его лицо перекосилось от злобы.
В смущении Мунира отправилась на кухню за кофе.
Выражение злобы на лице Хади сменилось злорадством. Он повернулся, окинув взглядом семью Муниры. Невыносимо было видеть это самодовольное лицо.
Сара стояла, переводя взгляд с Нуры на Хади и снова на Нуру. Она не знала, как себя вести перед лицом преднамеренной грубости Хади по отношению к своей молодой жене. Кроме бедной Риимы все дочери Фиделы имели достойных мужей, и даже Салим не унижал Рииму на глазах у ее семьи.
В тот момент, когда Мунира возвращалась с кухни, неся кофе, приехал Али.
У моего брата был особый талант провоцировать меня. Теперь эта змея Али понесла свое огромное тело прямо навстречу Хади, и у него хватило ума спросить Хади, нашел ли он время, чтобы поразвлечься со знойными марокканскими красавицами, или же он очень увлекся физическими упражнениями во время медового месяца. Мунира залилась краской от унизительных и непристойных замечаний ее отца.
Меня затрясло от ярости. Неужели Али забыл, что его дочь скромна и робка и единственное, что она хочет, — это чтобы ее оставили в покое?
Я больше не могла этого выносить. Мой брат был бесчувственной тушей мяса, которая не заслуживала жить на свете. Я вскочила на ноги, готовая ударить его.
Карим внимательно наблюдал за мной и, поняв, что мною овладела ярость, быстро подошел ко мне. Крепко взяв меня под руку, он силой повел меня в другой конец зала. К нам тут же подошли Сара и Нура.
Али казался озадаченным, встретившись с моим убийственным взглядом. Он оказался не только бесчувственным, но еще и тупым. Ему действительно не приходило в голову, что каждое его слово ранит его непорочную дочь. Для Али все женщины были собственностью мужчин, вещью, чьи чувства и благополучие никогда не были темой его размышлений.
Мои сестры и Карим уговаривали меня пойти на половину Сары и отдохнуть там немного. Они сотни раз были свидетелями наших с Али стычек и надеялись таким образом избежать скандала, который уже готов был разразиться за столом.
Я заявила, что, по моему мнению, Сара и Асад должны выставить Али и Хади из своего дома.
Нура, с трудом сдерживаясь, посмотрела на Сару:
— Сара, мы у тебя в гостях. Делай как считаешь нужным.
— Мы должны думать о Мунире, — напомнила нам Сара своим нежным голосом. — Все наши действия, способные вызвать гнев Хади, будут иметь самые пагубные последствия для нее.
С этим я не могла согласиться:
— Разве может быть еще хуже? Она рабыня человека, который больше всего на свете любит унижать женщин. Если он получит от нас отпор, то по крайней мере будет знать, что его поведение не вызывает одобрения у семьи его жены.
Не говоря ни слова, Сара с Каримом повели меня из зала, а Нура вернулась к остальным. Когда мы выходили, до меня донеслись смех и шутки Али и Хади.
Убедив меня, что краткий сон пойдет мне на пользу, Карим и Сара оставили меня одну. Но заснуть я никак не могла, унижение Муниры не выходило у меня из головы. Я беспокойно ворочалась в постели, размышляя о постоянном насилии над женщинами в нашей стране. У нас, саудовских женщин, не было ничего, кроме нашей души, да и она осталась при нас только потому, что они еще не придумали способа ее уничтожить.
Глаза мои начали уже слипаться, как вдруг я заметила бутылку вина, стоявшую на маленьком столике в углу комнаты. Хотя сама Сара не пила, ее муж Асад был неплохим знатоком французских вин.
Я решила, что мне больше нужен бокал вина, а не сон. Ничто так не успокоит нервы, как хорошее французское вино. Уже много времени, с того самого дня, когда Сара вытащила меня из пьяного угара, я и капли в рот не брала. Я пересчитала в уме дни и ночи. За последние двадцать девять дней и ночей я проявила невероятную выдержку и самообладание.
Теперь, отгоняя от себя мысли о рамадане, а также о своем обещании, данном сестре, я сбросила с себя простыню и как завороженная направилась к бутылке. Увидев, что бутылка практически полная, я радостно сжала ее в руке и стала искать сигареты. Хотя я много курю, я не брала в рот сигарет с восхода солнца. Я взглянула на часы Асада, стоявшие на прикроватной тумбочке. До окончания дневного поста оставалось не менее часа, но я уже не могла так долго ждать. Не найдя того, чего жаждало мое тело, я выскользнула из спальни Сары и через холл пошла на половину Асада. Наверняка там уж я найду сигареты.
Везде виднелись пачки «Ротманс», хорошо знакомых иностранных сигарет. Золотая зажигалка лежала на столике рядом с кроватью. Теперь, когда у меня было все, что нужно, мне хотелось найти уединенный уголок, где бы я могла выпить и покурить. Спальня Сары для этой цели не подходила. Карим и Сара могли зайти туда, чтобы убедиться, действительно ли я отдыхаю. Я приняла решение спрятаться в ванной комнате Асада.
Я никогда не была в ванной своего шурина, но ее огромные размеры меня нисколько не удивили. Перед тем как сесть на изысканную бархатную банкетку, я взяла стакан, стоящий у раковины.
Дрожащими руками я прикурила свою первую за этот день сигарету. После того как благостный дым достиг легких, я открыла бутылку и наполнила стакан. Попеременно я отпивала глоток вина Асада и затягивалась его сигаретой. На какое-то короткое время жизнь снова стала прекрасной.
И вот, услаждая себя этими тайными сокровищами, я вдруг услышала звук приближающихся шагов. Ужас, что меня могут здесь обнаружить, пронзил меня как электрический ток. Я быстро забежала в большую душевую кабину Асада и закрыла за собой полупрозрачную дверь. Я слишком поздно поняла, что оставила рядом с банкеткой бутылку вина. Я загасила сигарету о кафель в душевой кабине и попыталась руками развеять сигаретный дым.
Дверь слегка скрипнула, когда ее открыли. На дверцу душевой кабины упала тень крупной мужской фигуры, медленно входившей в ванную комнату.
К счастью, дверца душевой кабины была покрыта изображением черных лебедей. Всмотревшись в пришельца в просвет между лебедями, я обнаружила, что это мой брат Али.
Мне следовало этого ожидать.
Хотя я не могла разглядеть детали, я все же зажмурила глаза, когда мой брат поднял тоба, приспустил подштанники и начал мочиться.
От отвращения я заткнула уши, чтобы не слышать журчания жидкости. Он мочился так долго, что я даже решила, что такое количество не может выйти из человека, постившегося целый день и ничего не пьющего. И тогда я поняла, что Али не так строго относился к обрядам рамадана, как делал вид. Это меня страшно развеселило, и я с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться, когда представила лицо Али, выскочи я сейчас из душевой кабинки и предстань перед ним.
Спустив воду в туалете и поправив одежды, Али на несколько минут задержался у зеркала. Он похлопал себя по щекам, пригладил усы и брови и почмокал толстыми губами в знак удовлетворения от своего отражения в зеркале.
Зрелище было презабавным, и, зажав рот руками, я боролась с приступом смеха.
Али уже было направился к двери, как на глаза ему попалась бутылка вина. Он внимательно посмотрел на нее, а затем быстро подошел к ней и выпил все ее содержимое.
После чего взглянул на этикетку.
— Хороший год! — произнес он и, бросив пустую бутылку в корзину для мусора, вышел из ванной.
Я прислонилась к стенке. Я так мечтала об этом вине. Потом я залилась смехом, думая об абсурдности всей этой ситуации, но затем, утерев слезы, выступившие у меня от смеха, я поймала себя на неприятной мысли. Что касается воздержания, я ничем не лучше Али: такие же лицемерие и неспособность к самоконтролю! Я так же, как и Али, не смогла изгнать дьявола из своей души.
Я вернулась к семейному столу в подавленном настроении. С новым смирением я почувствовала, что стала более терпимой к Али, о чем не могло быть и речи в начале этого вечера. Во время длительного застолья бедная Мунира не произнесла ни одного слова. Она безмолвно сидела рядом с мужем, едва дотронувшись до маленькой порции курицы с рисом, лежащей на ее тарелке.
Весь вечер мы с сестрами тревожно переглядывались. Мы переживали, но не в нашей власти было изменить жизнь Муниры. Мы боялись, что страдания, выпавшие на ее долю, могут превзойти все возможные муки, отпущенные человеку. Мы были беспомощны. Только Аллах мог спасти Муниру.
Глава пятая
РАЙСКИЙ ДВОРЕЦ
С раннего детства я верила, что любая мечта, когда-то задуманная, рано или поздно обязательно сбудется. Поэтому, несмотря на печальную правду, состоящую в том, что на девятнадцатый день рамадана я нарушила пост, закурив сигарету и, что еще хуже, выпив запретный бокал вина, я все еще не теряла надежды стать истинной мусульманкой, такой же, как моя мать и сестры. Я хотела стать праведной, несмотря на все мои несовершенства. Решив не усугублять свое унизительное положение, я не стала никому в семье признаваться в своем грехе. Я не сомневалась, что мое грехопадение не скрылось от взора Господа, и этого позора мне было более чем достаточно. Я только надеялась, что моя мама была так занята там, наверху, духовной жизнью, что не заметила недостойного поведения дочери на земле.
Карим — это другое дело. За день до окончания рамадана мы поехали в наш дворец в Джидде, расположенный на побережье Красного моря. День клонился к вечеру, и мы сидели с Каримом и дочерьми в саду, ожидая окончания последнего дня рамадана. Я заметила, что Карим внимательно смотрит на меня. Он выглядел таким озабоченным, что я начала беспокоиться. Неужели Амани не сдержала слова, данного Саре? Неужели моя дочь рассказала Кариму о моем позорном, невменяемом состоянии во время его поездки в Японию?
Я хотела спросить Карима, чем он озабочен, но боялась услышать что-либо неприятное. Я ждала, когда Карим заговорит сам.
— Султана, — начал он, улыбаясь, — хочу тебе сказать, что очень горжусь тобой.
Ожидая критики, я была немало смущена этим комплиментом. Я сидела и смотрела на него, не проронив ни слова. Что бы это значило?
— Да, я очень горжусь тобой, — повторил он.
Взгляд Карима был полон такой любви, что я подумала: сейчас он меня поцелует. Но так как эта беседа происходила в дневное время и пост рамадана еще не закончился, он просто погладил меня по руке.
Озадаченная, я смогла только произнести:
— Гордишься?
— Да, дорогая. — Его улыбка становилась все шире. — Султана, с первого года нашего брака я наблюдаю, какой внутренней борьбы тебе стоит каждый месяц рамадана. Я знаю, что тебе в тысячу раз труднее поститься, чем всем остальным. И ты выдержала.
Я была смущена и не знала, что мне делать. Хотя я и думала, что будет лучше никому не рассказывать о том, что я нарушила пост, мне было неловко принимать поздравления по поводу подвига, которого я не совершала. Меня начала мучить совесть.
Я знала, что должна сказать мужу правду, какой бы горькой она для нас обоих ни была.
— Но, Карим…
— Не отрицай, Султана. Ты заслужила и получишь вознаграждение за то, что сдержала данный обет.
— Карим, я…
— Дорогая, я давно понял, что Аллах создает одних более духовными, чем других. И, на мой взгляд, Он делает это преднамеренно. Несмотря на то что такие люди создают иногда проблемы, в результате все образуется к лучшему. — Он нежно улыбнулся, не сводя с меня глаз. — И ты, Султана, как раз и относишься к таким людям.
— Нет, нет, Карим, я должна тебе сказать, что…
Карим зажал мне рот рукой.
— Я часто думал, что из всех, кого я знаю, ты чувствуешь все гораздо глубже и твои сильные чувства часто доставляют тебе огромные страдания.
— Карим, послушай…
Тут вмешалась Маха:
— Мама, папа прав. Ты будешь вознаграждена сторицей за свои усилия побороть пристрастия к земным удовольствиям. — Маха весело посмотрела на Карима: — Я тоже очень горжусь мамой!
Тут уж я не выдержала и вскричала:
— Нет. Вы не понимаете! — Я закрыла лицо руками, и у меня из груди вырвался тихий стон: — Вы не понимаете. Я заслужила наказания!
В эту минуту я вдруг почувствовала, что у меня достаточно мужества объяснить, почему я так сильно нуждаюсь в искуплении, и признаться, что я не так чиста, как все они думают.
Но в этот момент Амани решила поддеть меня, насмешливо заметив:
— Вы хвалите мусульманку за то, что она сделала самый минимум из того, что требуется от каждого мусульманина.
Не обращая внимания на Амани, Карим отнял мои руки от лица и озадаченно спросил:
— Наказания? За что, Султана?
У меня не было никакого желания признаваться в своих слабостях перед таким жестокосердным ребенком, как Амани. Я выдохнула и сказала:
— Я должна искупить свои прошлые грехи.
Я испытывала чувство вины, глядя в сияющие от гордости и любви глаза Карима. Как могла я так низко пасть? Опустив голову, я пролепетала:
— Ты же знаешь, я всегда грешила.
И вот теперь я занялась обманом, что еще больше отягощало чувство моей вины. Я была уверена, что Господь серьезно меня накажет за мою постыдную ложь. Я про себя поклялась, что, как только мы окажемся с Каримом наедине, тут же все исправлю. Признаюсь ему во всем.
Мои мысли устремились к маме. Я вздохнула и непроизвольно произнесла:
— Жаль, что с нами нет мамы.
Амани язвительно заявила:
— Только слабый не может принять волю Господа.
Я посмотрела на Амани с болью и жалостью.
Она открыла было рот, явно намереваясь еще раз оскорбить меня, но Карим строго и негодующе посмотрел на нее:
— Амани, мы почти подошли к завершению рамадана, а ты оскорбляешь свою мать!
Это заставило Амани смолчать.
Внезапно из громкоговорителя соседней мечети раздался мелодичный голос, объявляющий, что новая луна, знаменующая собой приход нового месяца шавваль, десятого месяца по новому летоисчислению с года хиджры, отмечена на небе. Рамадан закончился! Наступает время праздника Ид аль-фитр. Мы радостно бросились обнимать и поздравлять друг друга и наших слуг, и каждый молил Господа, чтобы тот даровал ему здоровья дожить до следующего рамадана.
Наступило мое любимое время, хотя моя радость была немного омрачена сознанием того, что я никак не искупила свои грехи.
Ид аль-фитр, особый праздник ислама, продолжается три дня, и во время него происходит много разнообразных мероприятий, организованных правительством, например фейерверки, поэтические вечера, театральные спектакли, живописные конкурсы и фольклорные песенные концерты. Во время праздника все навещают своих родных и друзей, дарят друг другу подарки.
Мы праздновали до самого утра, пока первые лучи утреннего солнца не позолотили горизонт. Так что в эту ночь у меня не было никакой возможности покаяться Кариму.
На следующее утро после бурно проведенной ночи мы в изнеможении проспали до полудня. Лежа в постели, я убеждала себя рассказать Кариму, что нарушила обет, но, одевшись, он напомнил мне, что в этот день ему надо быть в джиддском дворце нашего любимого короля Фахда. Карим очень почтительно относился ко всем традициям Ид аль-фитра, и я решила, что лучше разговор перенести на потом.
Однако в душе у меня было неладно. Признаюсь я Кариму или нет, но я должна сделать что-то во искупление греха. И должна я это совершить до того, как отправлюсь с подарками к своим родным.
Карим уже стоял у двери, готовый уйти, когда я подбежала к нему и взяла его за руку.
— Дорогой, ты не забыл? Я очень хочу в этом году накормить бедных. — Я держала его за рукав. — Даже больше, чем в предыдущие годы.
Карим заулыбался:
— Неужели мне нужно на этот раз кормить больше народу, чем в тот год, когда ты съела огромное блюдо печенья с финиками?
Я залилась краской и, прикусив губу, ответила:
— Да.
Этот ужасный случай произошел два года назад во время рамадана. Наши повара несколько часов мешали специи, муку и финики, готовя печенье, которым наша семья должна была полакомиться по завершении вечерней трапезы. Все утро запах этого вкуснейшего печенья распространялся по всему дворцу, и у меня текли слюнки от желания попробовать мой любимый десерт. Я так изголодалась во время поста, что совсем потеряла разум и весь день только и мечтала что о финиковом печенье.
Во второй половине того же дня, узнав, что все разошлись по своим комнатам отдыхать, я незаметно проскользнула на кухню. Мои мысли были настолько заняты печеньем и как бы его попробовать, что я не заметила Карима. Спрятавшись за дверцу холодильника, чтобы меня никто не обнаружил, я стала уплетать одно печенье за другим.
Карим молча наблюдал, как я предавалась обжорству. Потом он сказал мне, что, увидев, как первое печенье исчезло у меня во рту, он прагматично решил, что теперь все равно, съем ли я сотню или всего одно печенье, — грех одинаковый.
Насмешливая улыбка Карима расползлась еще шире, когда он увидел, как мне неловко от этого воспоминания.
— Поверь, Султана, нет никакой необходимости кормить такое количество семей, какое я накормил в прошлом году из-за того, что ты выкурила чуть больше пачки сигарет во время рамадана. Я прав?
— Перестань, Карим! Не издевайся надо мной! — Рассерженная, я отвернулась от него.
Но Карим продолжал:
— Помню, как обнаружил тебя, сидящую на корточках в одном из твоих шкафов, а вокруг тебя полно окурков. — Он тихо засмеялся, вспоминая этот эпизод, слегка поддразнивая меня: — Ладно, Султана, скажи же мне, что за грех ты совершила на этот раз?
Господь наконец предоставил мне возможность, о которой я так молила, но я уже решила, что это утро не подходит для исповеди.
— Ничего я не совершила, — заявила я в свою защиту, — просто хотела поделиться нашим огромным богатством с теми, кому в жизни не так повезло.
Карим недоверчиво посмотрел на меня.
— Разве наше богатство не предполагает щедрости? — спросила я.
Поскольку Карим спешил на встречу со своими двоюродными братьями и дядями во дворце короля, он не стал спорить:
— Хорошо, Султана, я велю Мухаммеду купить достаточно еды, чтобы накормить тридцать бедных семей. Этого достаточно, чтобы искупить твои грехи?
— Вели Мухаммеду купить еще и одежды, — быстро добавила я.
Мухаммед — египтянин, работающий у моего мужа. Он был преданным человеком и никогда не сплетничал с другими слугами о той большой раздаче священной милостыни закят аль-фитр, которую делала наша семья.
— И одежду тоже, — вяло согласился Карим.
Я вздохнула с облегчением. Поскольку при нарушении обета провинившийся подвергается наказанию накормить десять бедных человек, то, на мой взгляд, если я накормлю и одену тридцать семей, этого будет более чем достаточно, чтобы искупить мой грех в виде бокала вина во время поста.
После ухода Карима я позвала Либби, одну из наших филиппинских служанок, и попросила ее приготовить мне ванну. На душе у меня было легко и радостно оттого, что грехи удалось без труда искупить милостыней, и, напевая арабские баллады о любви, я опустилась в ванну.
Нанеся макияж и надушившись, я позвала своего парикмахера-египтянку, которая мастерски уложила мои длинные черные волосы в сложную прическу, состоящую из многочисленных косичек, крепившихся дорогими заколками, купленными у Гарольда в Лондоне. Перебрав многочисленные платья в шкафу, я выбрала одно из моих любимых атласных красных платьев от Кристиана Диора.
Отражение в зеркале меня очень порадовало, и я позвонила Махе и Амани, чтобы выяснить, готовы ли они. Мне не терпелось начать праздничный день Ида с посещения родственников.
Я внимательно следила за тем, как трое слуг загружали многочисленные подарки, которые мы с дочерьми приготовили для наших родственников и друзей, в багажник нашего нового «мерседеса». В элегантно завернутых коробках находились вкуснейший шоколад в форме мечетей, шелковые шарфы, вышитые золотыми нитками, изысканные французские духи, одеколоны и жемчужные ожерелья.
Я точно знала, в какой дворец мы отправимся в первую очередь. В прошлом году один из наших эксцентричных двоюродных братьев, с которым мы не очень тесно общались, построил великолепный дворец. Я давно мечтала его посетить, так как наслушалась от друзей массу фантастических рассказов о его чудесах. Этого двоюродного брата звали Фаддель, и, как говорили, он потратил сумасшедшую сумму на строительство дворца и на убранство окружавших его садов, напоминавших рай — божественный рай, как он изображен в Священном Коране.
Священный Коран во всех деталях описывает блаженство и удовольствия, ожидающие тех, кто во славу Господа прожил на земле жизнь праведного мусульманина. Терпеливые и смиренные души могут рассчитывать на то, что вечность они проведут в большом тенистом саду, зеленые деревья которого украшены шелками и драгоценными камнями и которые орошаются живописными ручьями. Дни свои они будут проводить лежа на диванах и вкушая изысканные блюда. В отличие от земной жизни, вино там разрешено и подается в серебряных кубках красавцами слугами.
Того счастливого мусульманина, которому уготован рай, ждет еще одна награда. Соблазнительно прекрасные девственницы, до которых никогда не дотрагивался мужчина, будут являться по его просьбе и выполнять все его сексуальные желания.
Набожных женщин также ждет рай, и, как сказывают, истинное наслаждение там им будет доставлять чтение Корана, но несравненный восторг они испытают, лицезрел лик самого Аллаха. Эти женщины будут окружены детьми, никогда не взрослеющими. Конечно, поскольку мусульманки не испытывают сексуальных желаний, то в раю нет им и партнеров по сексу.