В связи с напряженной ситуацией в Поволжье ожидались активные действия крымцев и ногайцев. И действительно, весной 1584 г. их отряды численностью до 40 тыс. человек во главе с Арасланом-мурзой, Дивеевым сыном, перешли через Оку и «воевали многие городы», в том числе Козельск, Мещовск, Мосальск, а также можайские, дорогобужские и вяземские места на Угре. Поход продолжался две недели. Войскам во главе с думным дворянином М. А. Безниным удалось 7 мая разбить крымцев и ногайцев, освободить «полон» (до 70 тыс. человек) в устье Высы (выше Калуги 10 верст). 7 мая была послана «на берег» большая рать боярина кн. Ф. М. Трубецкого «для приходу крымского царя»[468]. В том же году из Азова на ряжские места приходили Дос-Магмет-ага и Конкар-ага. В мае — июне 1585 г. в Мещеру и Шацк послан был с войсками «по ногайским вестем» боярин кн. Д. И. Хворостинин. На Покров в 1585 г. крымцы приходили на рязанские места[469].
Тем временем в Крыму вспыхнула распря между детьми Девлет-Гирея. Хан Магмет-Гирей, не желавший участвовать в турецком походе против Ирана, в 1584 г. был убит братом Алп-Гиреем, ставленником османов. На ханский престол после борьбы с братьями вступил Ислам-Гирей, а калгой (наследником) стал Алп-Гирей. Братья Ислама Сеадат, Мурат и Сафа Гирей бежали. Сеадат и Сафа Гирей оказались в Ногаях, а Мурат 16 июля 1585 г. прибыл из Астрахани в Москву, где ему была устроена торжественная встреча[470].
Война Османской империи с Ираном затягивалась. Раздираемая внутренними усобицами и обескровленная войнами, Порта не склонна была вступать в вооруженный конфликт с Россией. В июле 1584 г. в Константинополь отправлен был посол Благово с извещением о смерти Ивана IV и вступлении на престол Федора. Русское правительство предлагало султану сохранить дружбу между державами и развивать впредь торговые отношения. Турция была готова пойти на развитие торговых связей, но ее беспокоили действия казаков на Тереке и Волге, которым покровительствовала Россия. Визирь Осман-паша в ответ на запрет янычарам нападать на русские окраины потребовал вывода отрядов казаков с Терека, Дона и района Азова.
|
|
Одним из следствий хозяйственного разорения страны в 60-80-е годы XVI в. и массового бегства крестьян, холопов и горожан на окраины было возникновение казачества на Дону и Яике. Русское правительство стремилось подчинить донских и яицких казаков, с тем чтобы использовать их отряды для борьбы с набегами крымцев и ногайцев (около 1580 г. они разгромили Сарайчик). Однако это ему далеко не всегда удавалось. Во всяком случае неоднократные предложения донским казакам перейти на службу к царю не натыкались на стену настороженности и непонимания. Но казаки, охотно принимая дары русских властей, были не прочь и поживиться за счет грабежа русских купцов, проезжавших по Волге и Дону. Самовольные действия казаков вызывали у русского правительства серьезное беспокойство. Опорными пунктами яицких казаков были городки-остроги (в том числе на острове Лош-Яик), построенные около 1585 г. На Волге они нападали на ногайские улусы (даже когда они были союзными России), грабили торговые караваны (в том числе иранские), что не раз грозило России разрывом с трудом налаживавшихся отношении с восточными соседями. В связи с жалобой султана на донских казаков русское правительство в 1584 г. пыталось узнать, «хто имянем атаман и сколко с которым атаманом казаков останетца», т. е. в какой-то мере учесть количество казаков от Азова до Раздоров[471].
|
|
Осуществить это не удалось, а все репрессивные меры против казаков только усиливали недовольство на Дону, который в начале XVII в. стал одним из центров Крестьянской войны. Вместе с тем правительство не отказывалось от стремления негласно оказывать покровительство казакам. Словом, миссия Благово в Османскую империю не дала каких-либо существенных результатов. 19 сентября он был отпущен в Москву, а в декабре 1585 г. в русскую столицу прибыл османский посол Ибрагим чеуш. В грамоте султан говорил о желании жить в дружбе с царем, о свободе торговли для русских купцов в Азове, но одновременно настаивал на выдаче крымскому хану Мурат-Гирея. Ответ царя был уклончивым[472].
Смерть Ивана IV привела к изменению характера русско-английских отношений. Сразу же после кончины Грозного дьяк А. Щелкалов послал человека к послу Д. Боусу сказать прямо: «Английский царь умер». Н. Р. Юрьев и сам А. Щелкалов принадлежали к числу решительных противников засилья англичан на русских рынках. Первая торговая привилегия, выданная англичанам от имени царя Федора в мае 1584 г., мало чем отличалась от привилегии 1572 г.[473]Московской компании англичан предоставлялось право иметь дворы и торговать в Холмогорах, Вологде и Ярославле. Но были и существенные ограничения этой торговли: прекращалась, в частности, розничная, англичанам запрещалось держать на дворе больше одного русского служителя.
|
|
В декабре 1584 г. правительство царя Федора послало в Англию гонца Бекмана (ливонца по происхождению) с жалобой на действия Д. Боуса. В грамоте от 9 июня 1585 г. Елизавета наряду с несколько запоздалым соболезнованием по поводу смерти Ивана IV (Бекман вернулся в сентябре) выражала надежду на продолжение добрых отношений между странами. Королева просила возобновить все торговые привилегии, которыми пользовались англичане при Иване IV, и уклончиво говорила о деятельности Боуса. Еще раньше для ревизии Московской компании из Лондона послан был специальный агент Роберт Пикок. С целью скрыть махинации компании и отвести нависшую над ней угрозу в сентябре 1585 г. в Англию отправился один из ее наиболее энергичных членов — Д. Горсей. В грамоте царя Федора, которую он вез, Пикок обвинялся в тайных сношениях с Литвой, а деятельность компании была полностью реабилитирована[474].
С 70-х годов торговые операции с Россией вели через Нарву французские купцы из Руана, Парижа, Ля-Рошели и других городов. Падение Нарвы побудило французов к поискам новых связей с «Московией» — на этот раз через Северный морской путь. В 1583 г. Генрих III прислал Ивану IV грамоту с предложением установить дружеские отношения и с просьбой предоставить французам для торговли пристань в г. Коле. Правительство Грозного склонно было удовлетворить просьбу французского короля[475]. Тосканский резидент в Париже Д. Бузини сообщал в марте 1585 г. о прибытии русского посла толмача П. Рагона для переговоров об установлении торговых сношений. С Рагоном Генрих III направил Федору грамоту, в которой выражал желание укреплять добрые отношения между странами. В Москву прибыл Франсуа де Карль — первый французский посол в России. Ответом на миссию доброй воли была новая грамота царя Федора от октября 1585 г. Отныне французам дозволялось приезжать для торговли в отстраивавшийся тогда Архангельск. Около 1585 г. в Россию отправился купец Мельхиор де Мушерон, который выстроил в Москве дом и вел торговлю. В 1586 г. состоялось первое плавание к устью Двины дьеппского купца Жана Соважа[476]. Торговые отношения с Францией получили в дальнейшем широкое развитие.
Зарождались и русско-нидерландские торговые связи. Первые нидерландские корабли посетили устье Северной Двины в 1578 г. Возглавлял эту торговую экспедицию предприимчивый Ян де ла Балле (Иван Белобород по русским источникам)[477]. Нидерландские купцы пользовались покровительством Н. Р. Юрьева и А. Я. Щелкалова. Поездки нидерландских купцов в Россию вызвали резкую реакцию в Дании, которая считала плавание их судов в датских (норвежских) водах недозволенным. Датские корсары грабили нидерландские суда. В июне 1582 г. Иван IV протестовал против препятствий, которые Фредерик II чинил России, а в августе 1585 г. Федор направил датскому королю грамоту, отстаивая права России на лопские погосты и Печенгский монастырь[478].
Но особенно важно для правительства царя Федора было установить мирные отношения с Речью Посполитой. Сразу же после смерти Грозного у Батория сложился план ведения новой войны против России. О нем известно по письму А. Поссевино от 29 августа 1584 г. Баторий считал, что при настоящем состоянии «Московии» и содействии некоторых русских князей можно в три года завоевать Москву[479]. Надежды на помощь «князей» навеяны были информацией польских резидентов и подогревались рассказами изменника М. Головина. Последний уверял короля, что против него в России никто не поднимется: среди бояр — «рознь великая», и вообще никто там служить не хочет. План вторжения в Россию, о котором мечтал Баторий, горячо поддержал гетман Замойский, видевший в войне с ней средство обуздать османов. 22 июля 1585 г. Баторий писал членам сейма о том, что в Москве начинается общее возмущение; что народ желает видеть его, Батория, на царстве и уже снаряжается в Польшу посольство; что османы и татары напали на Россию, перебив 5 тыс. и пленив 15 тыс. человек. План Батория разделял и римский папа Сикст V[480].
В этих трудных условиях русская дипломатия принимала все меры, чтобы сдержать воинственный пыл польского короля. Л. Сапега 14 июля 1584 г. заключил в Москве перемирие только на 10 месяцев. 22 ноября для его пролонгации на 10 лет в Речь Посполитую отправилось представительное посольство во главе с Ф. М. Троекуровым, М. А. Безниным и Д. Петелиным. С ними выехал к императору Л. Новосильцев. В феврале они были в Варшаве. 20 февраля 1585 г. Баторий отказался заключить столь длительное перемирие, ограничив его срок двумя годами. 10 апреля 1586 г. в Москве состоялся прием польского посла М. Гарабурды, отправленного из Польши в декабре 1585 г. в связи со слухами о тайном соглашении России и Империи. Этого в Польше не хотели допустить. Гарабурда привез довольно странное предложение — заключить вечный мир, но с условием, что в случае смерти Федора Россия должна будет присоединиться к Речи Посполитой, а в случае смерти Стефана Батория Польша и Литва должны были стать частью Русского государства. Это предложение было отвергнуто. 30 апреля Гарабурда покинул Москву, ничего не добившись. Обе державы готовились к военной конфронтации, которая, казалось, была не за горами. Чтобы избежать ошибок Ливонской войны, и в частности военных действий на двух фронтах, русское правительство поспешило с установлением мира со Швецией. В июле 1585 г. туда отправилось посольство боярина кн. Ф. Д. Шестунова. Оно свою миссию успешно выполнило и в декабре заключило перемирие на четыре года[481].
В 1585 г. грамоты с соболезнованиями по поводу смерти Ивана IV и поздравлениями по поводу вступления на престол Федора прислали в Москву датский король Фредерик II с гонцом, прибывшим 23 августа, и император Рудольф II с возвратившимся 15 июня послом Л. Новосильцевым, а также папы Григорий XIII в июле 1584 г. и Сикст V в 1585/86 г.[482]
Не затухавшая на протяжении 1584–1585 гг. придворная борьба вспыхнула с новой силой, когда 23 апреля 1586 г. умер Н. Р. Юрьев[483]. Авраамий Палицын сообщает, что Борис якобы дал умирающему Никите Романовичу клятву «соблюдать его детей», но позднее «клятву же к великому болярину… преступи». С. И. Шаховской писал, что Борис, «в завещательном союзе дружбы имеху их, и сих (детей Н. Р. Юрьева. — А. З.) не помилова». Таким образом, Годунов учитывал огромную популярность боярина, и с присущей ему осторожностью не только не выступал против тяжело больного Никиты Романовича, но и опекал его молодых сыновей. Буквально накануне смерти отца (к апрелю 1585 г.) боярский чин получил Ф. Н. Романов, хотя ему было тогда около 30 лет. Кравчим стал его брат Александр. Оба они впервые появились в разрядах в феврале 1585 г., но еще без думных чинов[484].
Главными соперниками Бориса становились Шуйские. В 1586 г. в Думе на пятерых Годуновых приходилось четверо Шуйских (к апрелю 1586 г. боярином стал кн. Д. И. Шуйский). Лидером Шуйских был Иван Петрович — герой Пскова. По словам Горсея, он пользовался «большим уважением, властью и силой, был главным соперником в правительстве, и его недовольство и величие пугали». Группа Годуновых к апрелю пополнилась окольничим А. П. Клешниным. Расстановку сил в Думе в апреле 1586 г. показывает перечень бояр и окольничих, присутствовавших на приеме польского посла. Первым назван кн. Ф. И. Мстиславский; за ним идут кн. И. П. Шуйский, Д. И. Годунов, Б. Ф. Годунов, кн. Андр. И. Шуйский, С. В. Годунов, Г. В. Годунов, кн. Д. И. Шуйский, И. В. Годунов, а потом остальные бояре: кн. Н. Р. Трубецкой, Ф. Н. Романов, кн. Т. Р. Трубецкой, кн. И. В. Сицкий, кн. Ф. Д. Шестунов, кн. Ф. М. Троекуров — и окольничие кн. Б. П. Засекин и А. П. Клешнин[485]. Картина очень четкая: Шуйским противостоят Годуновы. Характерно, что Борис в те годы не стремился к первенству в Думе. Его планы шли дальше, но время для их реализации еще не пришло.
В начале мая 1586 г. в Москве произошли новые волнения[486]. О них известно по позднейшим источникам, трактующим события в антигодуновском духе. Согласно «Повести, како отомсти» (1606 г.), именно Борис «воздвиже ненависть на свою господию на князя Ивана Петровича Шуйского и единокровных его братии». Узнав об этом, множество «всенародного собрания московских людей» хотело «побити камением» Годунова и его сродников. Борис, испугавшись, предложил Шуйским, «дабы им с ними имети любовь сердечная» и действовать совместно. Иван Петрович и Василий Иванович Шуйские поверили Борису и объявили народу, что они не держат гнева на Годунова. Тем дело и кончилось. «По времени некоем» И. П. Шуйский отправился в свою вотчину в Суздаль. Здесь он был схвачен людьми Бориса и отправлен на Белоозеро. Были сосланы и братья В. И. Шуйского, причем Андрей — в Буйгород. Многих столичных «гостей» приказано было казнить посреди Москвы, а других сослать[487].
«Новый летописец» излагает события более подробно. Именно Борис «с своими советники держаше великий гнев на Шуйских, а инии же ему противляхусь и никако ж ему поддавахусь ни в чом; гости же и всякие московские торговые люди черные все стояху за Шуйских». Митрополит Дионисий хотел примирить враждующие стороны. В итоге «они же (стороны? — А. З.) ево послушавше… и взяша мир меж себя лестию». Выйдя от митрополита в Грановитую палату, где «стояху торговые многие люди», И. П. Шуйский сообщил о примирении с Годуновым. Тогда якобы двое торговых людей с горечью сказали: «Помирилися вы есте нашими головами, а вам, князь Иван Петрович, от Бориса пропасть, да и нам погинуть». Ночью они были схвачены. Борис подучил людей Шуйских (в частности, Федора Старого) «довести» измену на Шуйских, и в 1586/87 г. их «поймали», а с ними — Татевых, Колычевых (в том числе И. Ф. Крюка), Андрея Быкасова, Урусовых. Пытке подвергли и московских «гостей» Федора Нагая «с товарищи», но они ни в чем не признались. Шуйских с приставом кн. И. С. Турениным отправили в село Лопатничи, а И. П. Шуйского оттуда на Белоозеро, где он был удавлен. А. И. Шуйский сослан был в село Воскресенское, а затем в Каргополь, где также был удавлен. Князя Ивана Татева отправили в Астрахань, И. Ф. Крюка Колычева — тюрьму в Нижний, Быкасовых — по иным городам. Семь «гостей» во главе с Ф. Нагаем казнили в Москве «на Пожаре». Многих посадских людей разослали по тюрьмам «и на житье» в другие города[488].
Пискаревский летописец под 1585/86 г. рассказывает об опале на кн. А. И. Шуйского (вместе с П. И. Головиным): «И князя Андрея сослали в Самару, и тамо скончался нужно». «В ту же пору» казнили «гостей» Нагая и Русина Синеуса «с товарищи». Под 1586/87 г. сообщается об опале на И. П. Шуйского, которого сослали и постригли на Белоозере, и он «тамо скончася нужною смертью и положен в Кирилове монастыре 97-го»[489].
Один благожелательный к И. П. Шуйскому псковский летописец объясняет его опалу властолюбием Бориса, который «начат боярския великие роды изводити», причем «первое всех утуши сеном князя Ивана Петровича», а митрополита Дионисия отправил в заточение. Одновременно он «гостя большаго московскаго Голуба казни… И Борис, бояся их, что ему не быти в приближении у царя, того ради над ними тако умысли». Под 1584/85 г. сообщается, что митрополита Дионисия сослали в Хутынский монастырь, а архиепископа крутицкого — в Антониев-Сийский, «зане обличали его пред царем за некоторое неправедное убийство»[490].
По «Сказанию о Гришке Отрепьеве», в 1586/87 г. Борис «составляет собор лживой» на кн. Ивана Петровича, а также на князей Андрея, Дмитрия, Александра и Ивана Ивановичей Шуйских, в результате чего «разсылает их по городом в темницы и в заточение». Иван Петрович попадает на Белоозеро, где он 10 апреля 1589 г. был умерщвлен в тюрьме «огнем и дымом» кн. И. С. Турениным, выполнявшим приказ Бориса. Андрея ссылают в Буйгород, где позднее (8 мая 1589 г.) его по распоряжению Бориса убил Смирной Маматов. Василия и Александра отправили в Галич, а Дмитрия и Ивана — в Шую. Казнено было также в Москве семь «гостей». Многих «царских дворян, и служилых людей, и приказных, и гостей, и воинских людей… разослаша в Поморские городы, и в Сибирь, и на Волгу, и на Терек, и в Пермь Великую, в темницы и в пуста места»[491].
Официальная версия событий изложена в посольских делах. Еще до опалы Шуйских Е. Ржевскому и З. Свиязеву, отправившимся в Польшу 20 января 1587 г., предписано было говорить относительно казни «земских посадцких людей», что они «поворовали были, не в свойское дело вступилися, к безделником пристали… А ныне мужики все, посадцкие люди, по-старому живут, а и везде то ведетца: лихих казнят, а добрых жалуют». Далее в инструкции послам говорилось: «А буде взмолвят, за что ж в Кремле городе в осаде сидели и сторожи крепкие учинили?.. того не бывало: то нехто сказывал не гораздо, безделник: от ково — от мужиков в осаде сидеть? А сторожи в городе и по воротом, то не ново, издавна так ведетца для всякого береженья». В июне 1587 г. появляются упоминания о Шуйских. После смерти Грозного царь Федор пожаловал И. П. Шуйского «великим жалованьем». Тем временем «братья его князь Ондрей Шуйской з братьею учали измену делать, неправду и на всякое лихо умышлять с торговыми мужики… а князь Иван Петрович, их потакаючи, к ним же пристал и неправды многие показал перед государем. И государь нашь ещо к ним милость свою показал не по их винам, памятуя княж Иванову службу, опалы своей большой на них не положил: сослал их в деревни, а брат их большой, князь Василей Федорович Скопин-Шуйской, слово до него не дошло, и он у государя, живет по-старому при государе на Москве, ныне съехал с великого государева жалованья с Каргополя»[492].
Ни в одном из приведенных источников нет даже намека на причину «измены» Шуйских. Ее раскрывает Хронограф редакции 1617 г. Оказывается, в 1585/86 г. И. П. Шуйский, митрополит Дионисий «и прочий от больших боляр и от вельмож царевы полаты, и гости московския, и все купецкия люди, учинишя совет и укрепишася между себе рукописанием, бити челом» царю Федору, чтобы тот вступил во второй брак «царского ради чядородия». Борис же князя И. П. Шуйского отсылает «в дальния отокы», повелев его уморить; Дионисия сводит с престола; опале подверглись митрополичьи и княжеские советники[493]. Лаконичные данные Хронографа несколько дополняют иностранцы.
Согласно Петрею, «московские власти и простой народ и приняли намерение отправить в монастырь великую княгиню, выбрали вместо ее сестру князя Флора Ивановича Zizlphouschis (Федора Ивановича Мстиславского. — А. З.), родственницу великого князя, самого знатного рода в стране, и хотели ее выдать за него замуж». Но Борис уговорил патриарха, и тот не разрешил развод. Невесту тайно вывезли из дома и постригли в монастыре. Хотя позиция митрополита, очевидно, изложена неверно, основа рассказа весьма правдоподобна. Польский посол М. Гарабурда в апреле 1586 г. сообщил князьям Ф. И. Мстиславскому и И. П. Шуйскому о тайных переговорах Годунова и А. Щелкалова с Империей, и те потребовали у правителя объяснений по этому поводу. По словам посла, тогда якобы была «почти вся земля расположена к королю». Ссылаясь на Годунова, Н. Варкоч в 1589 г. писал, что заговорщики (душеприказчики Грозного) «сгруппировали вокруг себя многих мещан и купцов, чтоб внезапно напасть на Бориса… Борису донес об этом один немец, член их союза. И тогда Борис… напал на них, перебил и сослал..». Речь шла, конечно, о событиях 1586 г. в прогодуновской трактовке. По Флетчеру (1589 г.), И. П. Шуйский «лишен жизни в монастыре, куда был сослан». Пишет он и об «отдалении» от Двора кн. А. Куракина и В. Ю. Голицына[494].
В письме от 1 января 1587 г. К. Радзивиллу витебский воевода С. Пац сообщал, будто «младший Шуйский, воевода смоленский (В. И. Шуйский. — А. З.), по слухам, якобы сносился с панами литовскими и приезжал на границу под видом охоты». Когда его вызвали в Москву и предъявили обвинения, он оправдался, но поссорился с Годуновым, и в схватке они ранили друг друга. Затем Шуйский, сговорившись с А. Щелкаловым, напал на двор Годунова в Кремле, а Борис перебил 80 нападавших. В письме от 4 января С. Пац сообщал, что «Шуйский вместе с А. Щелкаловым убил Б. Годунова»[495]. Недоразумений в этих слухах много. Представляется, что Пац мог перепутать и Андрея с Василием Шуйским (последний отделался сравнительно легким испугом, а князь Андрей был убит). Наконец, Д. Горсей писал, что, найдя предлог, И. П. Шуйскому «объявили царскую опалу и приказали немедленно выехать из Москвы на покой. Он был захвачен стражей под началом одного полковника недалеко от Москвы и удушен в избе дымом от зажженного сырого сена и жнива»[496].
Ход событий можно представить следующим образом. Около 5 мая 1586 г. Андрей Иванович Шуйский отказался отправиться «на берег» воеводой передового полка — «сказался болен». Очевидно, он посчитал это назначение для себя «невместным». Ведь в октябре 1585 г. он был в таком же походе воеводой большого полка. Около 14 мая Кремль оказался в осаде. Движущими силами восстания в столице на этот раз были посадские люди во главе с верхушкой купечества — «гостями». Шуйские решили использовать бездетность царицы Ирины и нанести сокрушительный удар по Годуновым. Заручившись поддержкой митрополита Дионисия и епископа Крутицкого Варлаама (Пушкина), а также верхов московского посада, они обратились к царю с челобитьем о разводе с Ириной и новом браке «чадородия ради». Прецедент был: Василий III по этой же причине развелся с Соломонией Сабуровой, дальней родственницей Годунова[497]. Борису, как и в 1584 г., удалось добиться ликвидации волнений. Он опять воспользовался тем, что феодальная знать (в данном случае Шуйские) испугалась размаха народного движения. Боярство вновь забыло свои распри и примирилось, о чем торжественно объявил И. П. Шуйский. Зачинщики движения из числа «гостей» Ф. Нагай и Голуб «с товарищи» были казнены, другие посадские люди разосланы по тюрьмам и вывезены из столицы.
Удар, нанесенный по московскому посаду, отозвался и на других участниках движения. Прежде всего были отстранены от своих престолов митрополит Дионисий (13 октября 1586 г.) и крутицкий епископ Варлаам[498]. Затем наступила очередь Шуйских. 22 июля 1586 г. И. П. Шуйский судил местническое дело печатника Р. Алферьева с Ф. Лошаковым-Колычевым. Он «оправил» последнего и «обинил» первого, «и тем судом промышлял» он «для Крюка Колычева»[499]. Правительство следило за каждым шагом кн. Ивана. После его поездки в начале 1587 г. (до 22 марта) в Покровский монастырь к старице Прасковье (вдове царевича Ивана Ивановича) и ее визита в село Шуйского Лопатничи в монастыре был произведен розыск боярином кн. Д. И. Хворостининым и казначеем Д. И. Черемисиновым. И. П. Шуйский вместе с родичами был официально обвинен, очевидно, весной 1587 г., отправлен в ссылку, где 16 ноября 1588 г. и был задушен дымом «приставом» кн. И. С. Турениным[500].
В 1586/87 г. «сослан в опале в Галич князь Василий Иванович Шуйский». Он «годовал» в Смоленске в 1584/85, 1585/86 и 1586/87 гг., когда «на обмену» ему прислан был кн. Т. Р. Трубецкой[501]. 8 мая (или июня) 1589 г. был убит Андрей Шуйский. Опале подверглись и союзники Шуйских: сосланы были П. И. Татев,[502]. ржевский наместник И. Ф. Крюк Колычев[503]. и др.
В марте 1585 г. в Новгород отправлен был «городовое дело делать» боярин Ф. В. Шереметев. В 1585/86 г. ему приказано было там «быти готову в козанской поход». Это последние упоминания о его деятельности. Его племянник П. Н. Шереметев в пылу семейных распрей с дядей «писал его изменником, что с князем Иваном Петровичем Шуйским государю царю Федору Ивановичу изменял». Владения Ф. В. Шереметева подверглись конфискации. В 1589/90 г. Ф. В. Шереметев постригся в Антониеве монастыре и дал в Иосифо-Волоколамский монастырь два села — Рудино и Бурухино[504].
2 августа 1586 г. неожиданно постригся в монахи думный дворянин М. А. Безнин. Опалы продолжались. К 1587/88 г. сослан был в Ливны и лишен звания окольничий И. М. Бутурлин. В 1586/87 г. некий Петр Березовский оказался «в опале не по вине» и из Москвы попал в Сибирь[505]. Но далеко не вся курия думных дворян была в это время разогнана[506]. В нее по-прежнему входили Д. И. Черемисинов, И. П. Татищев, Р. М. Пивов. Пополнялась она и новыми лицами.
В 1586 г. волнения происходили не только в Москве, но и в других городах. В июне какие-то беспорядки были в Ливнах. 22 октября в Сольвычегодске посадские люди убили крупного промышленника Семена Аникеевича Строганова[507].
Волнения 1586 г. по своим движущим силам отличались от волнений 1584 г. В них отчетливее проявился городской элемент и менее заметно участие дворянства. Выступила и верхушка церкви, недовольная ущемлением владельческих и поземельных привилегий монастырей. Неизвестно, принимали ли участие в этих волнениях кабальные холопы. Дворянство, очевидно, поддержало Годуновых, политика которых направлена была на удовлетворение насущных интересов феодального сословия в целом. Это в конце концов и определило победу Бориса в 1586 г.
Победа над Шуйскими не была бы столь решительной, если бы Годунову не удалось заручиться поддержкой романовской группы земских бояр. В 1586/87 г. на приемах у царя Борис все время появлялся в их сопровождении. 21 июня 1586 г. «ели у государя» по поводу отъезда в Астрахань царевича Мурат-Тирея кн. Ф. И. Мстиславский, Б. Ф. Годунов, Ф. Н. Романов, И. В. Сицкий и окольничий И. М. Бутурлин. 5 сентября 1586 г. в Чудове монастыре с царем «ели» Б. Ф. Годунов, Ф. Н. Романов и окольничий А. П. Клешнин. 1 октября 1587 г. на приеме у царя были Д. И. Годунов, С. В. и И. В. Годуновы, окольничий кн. П. С. Лобанов-Ростовский. Пользовался в 1586/87 г. влиянием и боярин Ф. М. Троекуров, ведавший сношениями с Польшей. 1 июня 1587 г. назначение в Разбойный приказ получили боярин кн. Г. А. Куракин и окольничий кн. П. С. Лобанов-Ростовский (первый стал думным человеком, очевидно, незадолго до этого)[508]. То, что Разбойный приказ возглавили столь высокопоставленные лица, говорило о тревожном положении внутри страны. Позиции Годунова в Думе упрочивались. К началу июля 1586 г. ему была пожалована огромная и доходная волость Вага, ранее управлявшаяся А. Щелкаловым[509].
После московских волнений правительство осуществляет мероприятия, укрепляющие положение дворянства. В 1586/87 г. издается указ, согласно которому за боярами «велено учинить подмосковнаго поместья» по 200 четвертей, за стрелецкими головами, московскими дворянами, стольниками, стряпчими — по 100 и за выборными дворянами «из городов» — по 50 четвертей. Наиболее преданной правительству части дворянского войска надлежало находиться под Москвой во избежание повторения волнений, потрясших столицу в 1584 и 1586 гг. То, что не удалось сделать в 1550 г. по проекту испомещения тысячников, в какой-то мере было осуществлено в конце 80-х годов XVI в. Одним из тех, кто получил земли под Москвой, был сам Борис Годунов, пожалованный 15 июля 1587 г. поместьем в 212 четвертей[510].
Покончив с оппозицией внутри Боярской думы, правительство Годунова обратило пристальное внимание на внешнеполитические дела. 14 июля 1586 г. вернулся из Лондона Д. Горсей[511]. По пути в Россию он выполнил очень важную для Бориса миссию — в Ливонии посетил вдову умершего в марте 1583 г. «короля» Магнуса Марию Владимировну с малолетней дочерью и уговорил ее вернуться в Россию. По возвращении на родину (в марте 1586 г.) она была пострижена в Богородицком Подсосенском монастыре[512]. Горсей привез грамоту Елизаветы, содержавшую жалобы на поведение русского посланника Бекмана и очередную просьбу о восстановлении торговых привилегий англичан, существовавших при Грозном. Привилегия, однако, была уже выдана (1 января), но не та, на которую рассчитывали королева и английские купцы. Она не только не восстанавливала старину, но даже ухудшала положение английских купцов. В ней отсутствовало исключительное право торговли Северным морским путем, которого они добивались. Англичанам запрещалась торговля в розницу даже на дому[513]. Правительство Годунова понимало, что поддержка отечественного купечества для него куда важнее, чем сомнительные выгоды от деятельности английской Московской компании.
Внешняя политика России постепенно все более и более поворачивалась к странам Востока. В мае 1586 г. Москву посетили послы Сеадат-Гирея (считавшегося в Москве «законным» крымским «царем», так как он несколько месяцев сидел на крымском престоле),[514]. Сафа-Гирея и шамхала (правителя Северо-Восточного Дагестана). Они передали настоятельную просьбу послать Мурат-Гирея на их недругов, в первую очередь на Крым и Ногаев. 18 июля состоялись торжественные проводы Мурата в Астрахань, которую он получил, чтобы «промышлять над Крымом». Вместе с ним отправили думного дворянина Р. М. Пивова с 1 тыс. стрельцов и 900 вольных казаков. 15 октября Мурата встречали в Астрахани. Отпуск Мурата был связан с совершенным из Крыма опустошительным набегом, в котором якобы принимало участие до 30 тыс. татар[515].
Б. Н. Флоря считает, что у русского правительства существовал далеко идущий план — с помощью крымских царевичей превратить Крым в вассальное государство. Трудно утверждать это с определенностью, но во всяком случае Мурат должен был сдерживать воинственный пыл Ислам-Гирея и добиваться установления дружеских отношений России с Ногаями. Еще в 1584 г. к ногайскому хану Урусу был направлен посол Иван Холопов. Их свидание состоялось лишь в январе 1586 г. Несмотря на то что Уруса беспокоило строительство городков-крепостей на рубежах его владений (Уфа, Увеж, Самара), при посредничестве Мурата он в 1586 г. принес присягу на верность царю. После длительного пребывания в Москве 5 октября 1586 г. отпущен был османский посол Ибрагим чеуш. В 1585/86 г. в столице России побывали послы «царя Абдулы» из далекой Бухары, а также из Ургенча. Хан Абдулла II вел затяжную войну с иранским шахом Аббасом I за объединение и утверждение независимости среднеазиатских земель и нуждался в установлении контактов с могущественным соседом[516].