НЕМНОГО О ВЕЛИКОМ
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский, на мой взгляд, - один из самых значимых русских писателей. И у меня не возникло ни малейшей тени сомнения, когда я принимала решение, - книгу какого автора предложить читателям на конкурс. Трудность состояла в другом - выборе лучшего произведения, поскольку, как бы возвышенно это ни звучало, многие годы я получала эстетическое наслаждение от соприкосновения с прозой Сергеева-Ценского, и могу с уверенностью сказать, что все его творения прекрасны. Поразмыслив, остановилась на втором томе повестей и рассказов двухтомника, изданного в Москве в 1975 году издательством «Художественная литература». Этот том вмещает в себя две поэмы в прозе, две повести и двенадцать рассказов, созданных Сергеевым-Ценским в разные годы, - послереволюционные, довоенные и периода Великой Отечественной войны.
Когда я в первый раз читала поэму в прозе «Валя», то думала, что более достойного произведения просто не бывает, настолько оно завораживало описанием природы – гор и моря, проникновенностью образов, тонкостью психологических наблюдений, яркостью метафор и сравнений. Постепенно я с удивлением открыла для себя, что всё творчество этого автора имеет столь же высокое качество, у Сергеева-Ценского рассказ выглядит как повесть, а повесть – как роман. Сергей Николаевич поразительным образом отрабатывал тесную взаимосвязь слов, искусно заботясь о единстве сюжета, языка, природы и образов. Автор будто даже не повествует, а вяжет пером пуховое одеяло, заботливо укутывая в него читателя холодным зимним вечером. Я не могу назвать имени столь же трудолюбивого и ответственного писателя, несмотря на моё шестилетнее обучение в Литературном институте.
Сюжет поэмы «Валя» выделяется невероятной глубиной. Скажу больше – нужна огромная авторская дерзость, чтобы взяться за столь изначально сложную тему, - Сергеев-Ценский назвал своё произведение именем мёртвого человека. Валя – это молодая женщина, которая умерла родами, но продолжает жить в памяти мужа. Алексея Ивановича Дивеева, «архитектора средних лет». На первых порах о Вале даётся крайне мало информации. Нет портрета, нет оправдательных объяснений её измены мужу, - автор напрочь лишает её права голоса. Лишь изредка мелькают едва заметные сравнения Валентины Михайловны с опальной царицей, сосланной в Крым тысячу триста лет назад. Образ мёртвой Валентины воссоздаётся с помощью воспоминаний Алексея Ивановича, и это восхитительное психологическое расследование, постепенно дополняемое новыми подробностями, к концу повествования целиком меняет представление о ней. Интересен и тот факт, что автор обозначил своё произведение поэмой: Сергей Николаевич писал прозу как гениальный художник, как влюблённый поэт и как профессиональный психолог.
Сергеев-Ценский в большинстве произведений с такой сыновней нежностью описывает Крым, что его наверняка от всей души полюбит даже тот читатель, который никогда не выезжал за пределы своего родного края и ни разу не видел ни гор, ни моря. К сказанному ещё хотелось бы добавить, что меня просто поражают академические познания этого удивительного писателя - не только горы, птицы, деревья, но каждый цветок и травинка в его работах имеют своё название. Он легко и свободно пишет, к примеру, о повадках птиц – рассказ «Аракуш»: «Только что пойманные синицы бьются отчаянно: они мечутся, кричат, шипят, пробуют выломать спицы, клювом долбят дерево клетки изо всех сил и разбивают иногда головку до крови, но всё это как-то по-женски, скорее театрально, чем глубоко возмущаясь, и привыкают быстро».
Автору настолько удаются произведения о детях, что читатель полностью погружается в мир ребяческих переживаний и проказ – рассказы «Верховод» и «Мелкий собственник». И я не сомневаюсь, что Сергею Николаевичу нужно было перелопатить огромное количество документальных источников, чтобы сделать исторические вкрапления в поэме «Валя». Философские мысли Сергеева-Ценского просто ошеломляют. К примеру, его размышления о болезнях и старости в повестях «Счастливица» и «Маяк в тумане» заставляют задуматься и о собственной приближающейся немощи: «Однако оглупел Недопёкин на его глазах: стал косноязычен богопознавший, неподвижен, неопрятен, даже и страшен чем-то нелюдским; и ещё заметил Дрок, как другие исконные хранители мудрости старики или глохли, или слепли, или совсем обрушивала их жизнь, как хлам, как ветошь; прежде их было куда больше, прежде они были гораздо заметнее».
Есть ещё один значимый аспект, на который я бы хотела обратить внимание: Сергеев-Ценский очень любит землю, размышляет о её значимости. Об этом есть его многочисленные рассуждения, к примеру, в поэме «Валя»: «Когда люди отгораживаются от земли городами, то и это они делают по её же хотению, чтобы интенсивной общей работой предупредить какие-то катастрофы на ней, которые она смутно предчувствует и которых боится…». И если исходить из общепринятого утверждения, что писатель может выразить только то, что имеется в его сознании, то важно допустить мысль, что Сергею Николаевичу знакома тяжёлая потная работа на земле, иначе он не смог бы столь достоверно описать события в повести «Маяк в тумане», где главный герой Пантелеймон Дрок трудится как хорошая ломовая лошадь в надежде построить дом и прокормить свою большую беспокойную семью.
Надо также отметить, что Сергеев-Ценский – народный писатель, он писал о народе и для народа. Все его произведения густонаселённые, то есть в них много участников, диалогов и конфликтов. Но даже о трагических событиях автор повествует с тонким юмором: «Замелькало, зарычало, завозилось и рухнуло с грохотом на пол между стоящих в два ряда деловых столов, и все кинулись оттаскивать оказавшегося сверху Дрока, по-звериному впившегося зубами в мясистый, плотный, гладко выбритый подбородок Дудича, хрипло вопившего от боли». Не могу точно припомнить, сколько раз я перечитывала повесть «Маяк в тумане», лишь могу твёрдо сказать, что это шедевр.
Очень важно обсудить и довольно редкое среди писателей качество - авторскую честность, которой у Сергеева-Ценского, уверяю, в избытке. К примеру, это подтверждается описанием обстановки в госпитале к приходу немцев: «Старый врач с женой и сиделки весь остаток дня провели в том, чтобы как-то устроить раненых. Одних забрали домой их семейные, других – соседи, но несколько человек, притом особенно тяжёлых, совершенно некуда было девать и нечем кормить, если бы даже перенести их в дровяной сарай, как думал Иван Петрович, и они пока оставались на своих койках». Рассказ «Старый врач» был написан в 1942 году, когда подобная честность была отчаянной смелостью. По советским канонам писателю следовало отображать сплошную доблесть и высокую сознательность коммунистов и всего народа в целом, а не рассказывать о тяжелораненых, которых власть попросту бросила. Или вот ещё другая, тоже негероическая выдержка из этого же рассказа: «Если бы море вылилось из берегов и хлынуло бы в эту долину, полную виноградников и садов, от него бежали бы так же поспешно, но не так далеко, - только в горы. Теперь не знали, куда именно бегут, где можно будет остановиться». Дело в том, что литература о войне, современная, послевоенная и написанная в годы войны, резко разнятся между собой, а в 1942 году за верность реальным фактам можно было сложить голову или запросто надолго потерять свободу. Сергеев-Ценский правдиво писал о голоде, любви, войне, болезнях, тяжёлой работе. Этот автор дорожил своим честным именем и к читателю тоже относился с предельным уважением.
Много лет назад я прочитала метафору о море, которая длительное время не отпускала от себя. Тогда ещё не было Интернета и компьютеров, поэтому мне стоило немалых трудов отыскать её в библиотеке по памяти. Это начало рассказа «Воспоминания» Сергеева-Ценского: «Живописец вывесок и маляр Аполлон Хахалев, рыбак и грузчик Николай Курутин и письмоносец Ефим Панасюк сошлись на пристани в день отдыха в половине мая, когда море согревалось, потело и во всю видимую ширь отдыхало от зимних штормов». Наверное, так и надо писать, чтобы читатель, отложив книгу, потом годами спрашивал себя: «А может ли вообще море потеть, ведь оно же мокрое?». На первый взгляд, - вроде смешно, но зато, поразмыслив, воочию представляешь перед собой ласковое море, которое радуется весне и солнцу, отдыхая от тяжёлой зимней работы. Решиться на столь смелую метафору мог только великий художник, который очень долго и внимательно наблюдал за морем под противолежащим от обычного взгляда углом.
У читателей, которые имеют детей по общественным меркам не совсем удавшихся, никогда не уйдёт из памяти повесть Сергеева-Ценского «Счастливица». Даже когда добросовестно воспитываешь ребёнка, то и тогда не можешь ручаться, что из него вырастет хороший человек. И поднять детей, довести их до ума – самая тяжёлая работа на земле во все времена. Главной героине повести «Счастливица», Евфалии Кондратьевне Уточкиной, Господь дал двенадцать детей и хорошего мужа, сельского учителя. На момент пребывания старухи Уточкиной в доме отдыха в живых у неё осталось лишь пятеро, и «плохого о них ничего не скажешь, все меня поддерживают, только все они сейчас кто где – в разбросе», делится она материнской радостью с доктором Вознесенским. Имя Евфалии Кондратьевны читатель узнаёт через одиннадцать страниц после начала повествования, фамилию – ещё через три, - такова задумка автора. И развитие сюжета, знакомство с другими героями полностью построено на поступках, мыслях и воспоминаниях старухи Уточкиной, всё действие повести вертится вокруг неё. Она хорошо знает свойство каждого гриба, прекрасно разбирается в кружевах, породах коров, свиней и кур, жалеет тепло, которое без толку уходит через открытую форточку, словом, живёт только своим крепким практическим умом, Такую же прочность имеют её обувь и пальто. Всему этому её научила жизнь. Евфалия Уточкина настрадалась вволю, стараясь хоть как-то накормить своих уцелевших детей, а потом дать им достойное образование, и её рассуждения стандартными уж никак не назовёшь, но они очень полезные: «Мы вот сейчас ничего, сладкую пищу едим, она и прежде такая пища была, только какие её ели, те радовались, а какие её приготовляли, те плакали…» Повесть «Счастливица» - это честная летопись народной жизни.
Мне кажется, что каждый читатель, как бы грустно это ни звучало, увидит свои жизненные проблемы в зеркале произведений Сергеева-Ценского. И я тоже не исключение из этого предположения. Несколько месяцев назад умерла моя единственная сестра, которую звали Валентина Михайловна, как и главную героиню поэмы «Валя». Здоровье, естественно, отозвалось на горе гипертоническими кризами. Время помогать мне особо не торопилось, поэтому копать землю и садить огород пришлось уже в согбенном состоянии, как придурковатому Дроку из повести «Маяк в тумане». Когда садила огород, меня развлекали комары, сороки, лягушки и целые тучи злобной мошки – рассказ «Аракуш». Да ещё соседка с таким трудом волочила на костыле по грядкам свою парализованную плетью висящую левую руку и почти бездейственную ногу, что долго видеть это не хватало сил даже у меня – повесть «Маяк в тумане». К вечеру я уставала настолько, что руками не всегда могла удерживать стакан чая. Но отдохнуть не давал младший сын, на которого я потратила сил не меньше, чем старуха Уточкина из повести «Счастливица». Вытаскивала его из болезни полтора десятка лет, теперь он кандидат философских наук, ныне безработный и верующий, И, конечно же, вместо отдыха каждый день я получала от своего учёного сына назидания, как надо жить.
А если совсем честно, без сарказма, то в отличие от других конкурсантов я уже тысячекратно получила свою награду, - перечитывая ночами живительные творения Сергея Николаевича Сергеева-Ценского.